Текст книги "Девушка из кошмаров (ЛП)"

Автор книги: Кендари Блэйк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Глава 4

На следующий день после того, как у меня случился нервный срыв в торговом центре, я сижу под деревом школьного двора и разговариваю по сотовому с Гидеоном. Здесь, на непокрытой тенью земле, расположилось много школьников, дрыхнувших на ранней весенней лужайке, сложив головы на рюкзаки, либо же на колени своих друзей. Иногда они посматривают на меня, о чем-то шепчутся, а затем все разом заходятся смехом. Мне приходит в голову, что у меня все чаще входит в привычку смывать все грани между своей работой и внешним миром. Возможно, стоит подумать о том, чтобы не возвращаться сюда в следующем году.

– Тесей, у тебя все в порядке? Голос у тебя какой-то рассеянный.

Я улыбаюсь.

– Ты говоришь прямо как моя мать.

– Прости, что?

– Извини, – я колеблюсь, хотя не стоит этого делать. Он же все-таки первый, кому я позвонил ии именно для того, чтобы поговорить о случившемся. Я всего лишь хочу еще раз убедиться, что Анна ушла и больше не вернется. Поэтому пусть подтвердит мои доводы один надежный источник из Великобритании.

– Ты когда-нибудь слышал, чтобы мертвый возвращался назад в наш мир? – в конце концов, спрашиваю я.

Гидеон должным образом задумывается.

– Никогда, – отвечает он. – Это просто невозможно. Но, во всяком случае, нельзя откидывать теорию вероятности.

Я жмурюсь. С каких это пор мы стали допускать немыслимое?

– Но если я вытащил их из одной плоскости и поместил в другую, используя атаме, смог бы я таким образом вернуть их сюда, назад?

На этот раз он задумывается чуть дольше, скорее всего, не принимая мои слова всерьез. Если бы было наоборот, я бы услышал, как он переставляет лестницу или перелистывает, шурша пальцами, страницы книг. – Ну же, я имею в виду, что ничего такого не выдумал. Возможно, я это делал раз, два или три, но…

– Боюсь, что это больше похоже на число пи, – он глубоко вдыхает. – Я догадываюсь, что ты имеешь в виду, но это просто невозможно. Мы не могли ее таким образом вернуть назад.

Я сжимаю глаза.

– А если она действительно вернулась?

Когда он спрашивает, в его голосе слышится беспокойство:

– Что ты имеешь в виду?

Своим смехом я надеюсь разрядить накаленную обстановку, поэтому растягиваю рот в улыбке.

– Точно не знаю. Я же не для того позвонил, чтобы шокировать тебя. Я просто…считаю, я просто немного думаю о ней.

Он вздыхает.

– И никто тебе не запрещает этого. Она была удивительной. Но сейчас она там, где ей и следует находиться. Послушай меня, Тесей, – говорит он, и я почти ощущаю, как он сжимает мои плечи, – попытайся смириться и отпустить ее.

– Знаю, – так и поступлю. Часть меня желает рассказать ему о том, как мое атаме ощутило вибрацию, что я почувствовал, когда увидел ее. Но он прав, и расскажи ему об этом, в его глазах я выглядел бы полным безумцем.

– Послушай, не беспокойся обо мне, хорошо? – говорю я, поднимаясь. – Проклятье, – ворчу я, чувствуя влагу на задних карманах джинсов.

– Что? – заинтересованно спрашивает Гидеон.

– О, ничего. Теперь у меня на заднице большое мокрое пятно оттого, что я сидел под деревом. Клянусь, в этом месте земля никогда не высохнет.

Он улыбается, и мы отключаемся. Когда я направляюсь назад в школьное здание, Дэн Хил хлопает меня по руке.

– Эй, – говорит он. – Ты вчера писал конспект по истории? Могу я одолжить его, пока буду зависать в читалке?

– Думаю, да, – немного удивленно отвечаю я.

– Спасибо, старина. Знаешь, обычно я беру их у одной из девчонок, – на худющем лице расползается широкая улыбка, – но у меня уровень С, и, если мне не изменяет память, на последнем тесте ты получил наивысший бал.

– Да, – снова отвечаю я. Я действительно получил самый высокий бал. К крайнему моему удивлению и радости моей матери.

– Круто. Эй, я слышал, с тобой произошел один инцидент в торговом центре.

– Я увидел одно платье, которое хотела себе Кармел, поэтому показал его Томасу Сабиену, – я пожимаю плечами. – В этой школе люди так много выдумывают всякого дерьма.

– Да, – соглашается он. – Так я и думал. До встречи, мужик.

Он отдаляется от меня в другом направлении. Кажется, Дэн довольно-таки прикольный. Если мне повезет, он расскажет о моем алиби другим парням. Хотя вряд ли. Мои слова тут же опровергнут в нижней колонке газеты. Правда или нет, но эта скучная история потерпит неудачу. Так всегда происходит.

* * *

– Как тебе может не нравиться подогретая пицца с чесноком и курицей? – спрашивает Кармел, пока пытается дозвониться, чтобы сделать заказ. – Ты серьезно? Только с грибами и двойной порцией сыра?

– И помидорами, – добавляет Томас.

– Просто обыкновенными порезанными помидорами? – на меня с недоверием смотрит Кармел. – Это же противоестественно.

– Я тоже так считаю, – соглашаюсь я, роясь в холодильнике, чтобы достать банки содовой. Сейчас мы отдыхаем у меня дома, просматривая фильмы через Нетфликс[15]15
  Netflix – американская компания, поставщик технологий для работы с потоковым мультимедиа. Основана в 1997 г., расквартирована в Лос-Гатос (Калифорния). Компания изначально создала развитый Интернет-портал, но вначале занималась прокатом видеофильмов на DVD-дисках, используя модель бизнеса DVD по почте (англ.) исключительно на территории США (этот бизнес компания развивает до сих пор). И только с 1999 года начала создавать Интернет-сервис Video on Demand, постепенно развивая бизнес по цифровому прокату видео-фильмов в Интернете, используя технологию потокового мультимедиа.


[Закрыть]. Это была идея Кармел, собраться вместе и немного расслабиться, а не для того, чтобы оградить меня от общества.

– Кармел, возможно, таким образом, Томас пытается выглядеть джентльменом, – говорит моя мама, проходя мимо, чтобы долить себе охлажденного чая. – Чтобы не пахнуть рядом с тобой чесноком.

– Вот отстой, – говорю я, а Томас улыбается. Теперь настала очередь покраснеть Кармел.

Моя мама улыбается.

– Если вы закажете каждый для себя, то я разделю один с помидорами для Томаса, а другие – для тебя и Каса.

– Хорошо, но когда ее доставят. Вы тоже закажите с курицей, – настаивает она, пока наши головы устремлены в сторону гостиной, наблюдая за Клиникой[16]16
  Клиника (англ. Scrubs) – популярный американский комедийно – драматический телевизионный сериал, посвящённый работе и жизни молодых врачей. Премьера сериала состоялась 2 октября 2001 года на канале NBC.


[Закрыть] и ожидая, когда привезут пиццу, чтобы приступить к просмотру фильма. Едва мы присели, как Кармел резко подрывается и читает сообщение по телефону, сильно сжимая его пальцами.

– Что там? – спрашивает Томас.

– Что-то вроде вопросов насчет годовых экзаменов и вечеринки.

Она направляется к крыльцу.

– Я сказала Нэту и Аманде, что все им четко разъясню, если фильм не затянется на слишком долгое время. Сейчас вернусь.

После того как закрывается дверь, я пихаю Томаса.

– Тебя не волнует, что она вот так берет и уходит?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, – начинаю я, не зная как продолжить дальше. Думаю то, что время от времени Кармел пыталась помочь мне подружиться с ее друзьями, никоим образом не касалось Томаса. Полагаю, он беспокоится об этом, но не знаю, как тактично подойти к этому вопросу. И к чему, черт возьми, она еще готовится? Я вот уже сдал почти все предметы кроме одного. На протяжении последних нескольких дней занятий учителям действительно нравится нагружать нас. Не то, чтобы я жалуюсь, но все же.

– Ты ж ее парень, – наконец, не подумав, ляпаю я. – Не должна ли она брать тебя с собой и знакомить со своими друзьями?

Не так я хотел выразиться, но он, кажется, не только не обиделся, но и не удивился. Вместо этого он просто широко улыбается.

– В принципе, я не знаю, кто мы друг другу, – тихо отвечает он. – Но знаю точно, что как обычная пара не будем себя вести. Мы разные.

– Разные, – бормочу я, хотя на его лице замечаю мечтательное выражение. – Каждый из нас старается быть не похожим на остальных. Тебе никогда не приходило в голову, что «одинаковый» по какой-то причине считается классическим высказыванием?

– Слишком умная речь для того, у кого девушка умерла в 1958 году, ты не находишь? – отвечает Томас, скрываясь от моего взгляда за глотком содовой.

Я широко улыбаюсь и перевожу взгляд обратно на телевизор.

За окном появляется Анна. Утопая в кустах, она стоит возле дома, пристально наблюдая за мной.

– Иисусе! – я карабкаюсь вверх, елозя спиной по дивану и едва вздрагиваю, пока мое плечо не упирается в стену.

– Что? – Томас также подпрыгивает, сначала осматривая пол, ожидая увидеть там крысу или еще что-то, но затем следует за моим взглядом к окну.

Глаза Анны выглядят пустыми и мертвыми, совершенно впалыми и без каких-либо следов узнавания. Наблюдать за ее морганием равносильно тому, как если следить за аллигатором, рассекающим солоноватую воду. Пока я пытаюсь выровнять дыхание, темные, кишащие червями ручейки крови текут из ее носа.

– Кас, что с тобой? Что случилось?

Я смотрю на Томаса.

– Ты имеешь в виду, что не видишь ее?

Я опять оглядываюсь назад, на окно, наполовину ожидая и желая, чтобы она исчезла, но она все еще неподвижно стоит там. Томас прочищает окно, поворачивая головой, чтобы хоть что-то рассмотреть в отражении света. Он выглядит напугано. Нет никакого смысла в этом, раз уж он ее не видит. Он же, блядь, весь такой из себя чертов ведьмак.

Я больше этого не вынесу. Я соскальзываю с дивана и направляюсь к входной двери, открываю и наталкиваюсь на крыльцо. Все, что я замечаю, это удивленное лицо Кармел, наполовину прислоняющей трубку к уху. Кроме тени в кустах перед окном никого нет.

– Что происходит? – спрашивает Кармел, когда я спускаюсь вниз по ступенькам и направляюсь через кусты, расчищая себе путь исцарапанными от ветвей руками.

– Дай мне свой телефон!

– Что? – в голосе Кармел появляется дрожь. Мама тоже сейчас вышла наружу, поэтому теперь все трое выглядят напуганными, хотя и не знают, чем, собственно, вызван их страх.

– Просто брось его мне сюда, – кричу я, и она подчиняется. Я нажимаю на кнопку и направляю голубоватый луч света на землю, стремясь обнаружить отпечатки следов на грязи или какие-либо другие признаки вторжения. Но все чисто.

– Что? Что там такое? – выдавливает из себя Томас.

– Ничего, – громко отвечаю я, подсознательно не соглашаясь с этим выводом. Был ли это плод моего воображения или нет, но я видел ее и когда тянусь в карман за своим атаме, он холодный словно лед.

* * *

Спустя десять минут, находясь на кухне, мама ставит передо мной на стол дымящуюся кружку. Я подношу ее к себе и втягиваю носом.

– Это не зелье, а всего лишь чай, – рассержено сообщает она. – Декофеинизированный[17]17
  Декофеинизирование – процесс удаления кофеина из зерен кофе, какао бобов, листьев чая и других веществ. Некоторые напитки, не содержащие кофеина, иногда называют декофеинизированными (англ. decaffeinated), некоторые – некофеинизированными (англ. uncaffeinated) – то есть изготовленными без добавления кофеина. Несмотря на удаление кофеина, многие декофеинизированные напитки содержат около 1–2 % от исходного количества кофеина.


[Закрыть].

– Спасибо, – отвечаю я, делая небольшой глоток. В нем нет ни кофеина, ни сахара. Не знаю, под силу ли горько-темной жидкости помочь успокоиться. Я делаю вид, что вздыхаю и поудобней устраиваюсь в своем кресле.

Томас с Кармел украдкой обмениваются взглядами, что не остается незамеченным моей матерью.

– Что? – спрашивает она.

– Что ты знаешь?

Кармел смотрит на меня так, словно просит разрешения, и, когда я молчу, она рассказывает ей о том, что со мной приключилось в торговом центре: как я спутал один наряд с платьем Анны.

– Честно говоря, Кас, ты стал вести себя довольно странно, после того случая на прошлой неделе в Гранд-Мараис.

Мама наклоняется над столом.

– Кас? Что происходит? И почему ты ничего не рассказал мне о торговом центре?

– Потому что мне нравится все держать в секрете, – очевидно, трюк а-ля прикинуться дурачком, так просто не пройдет. Они же продолжают пристально на меня смотреть. Чего-то ожидая.

– Все потому, что…я думаю, что видел Анну. Вот в чем причина, – отвечаю я, снова делая небольшой глоток чая. – А когда мы были в Гранд-Мараис, на сеновале, кажется, я слышал ее смех, – затем трясу головой. – Было такое чувство…я не могу его точно описать. Словно за мной следовали по пятам.

Слетевшие с губ слова над поверхностью кружки отчетливо разнеслись по всей комнате. Они считают, что у меня галлюцинации. Поэтому жалеют. «Бедный Кас» – это первое, что читается на их лицах, словно к щекам прибавилось еще несколько лишних фунтов веса.

– Атаме тоже ее видит, – добавляю я, и эти слова привлекают их внимание.

– Может, следует позвонить завтра утром Гидеону? – размышляет мама. Я киваю, соглашаясь. Хотя и знаю, что он считает так же, как они. Тем не менее, он самый близкий эксперт по атаме, с которым я знаком.

За столом воцаряется тишина. Они скептически смотрят на такое положение дел, и я их не виню за это. Как ни крути, с тех пор, как Анна ушла, я ждал этого момента.

Сколько раз я представлял ее, сидящей рядом со мной? Миллион раз за день ее голос звучал в моей голове, слабо пытаясь наладить разговор, шанс, который мы тогда упустили. Иногда я воображаю, будто мы нашли другой способ покончить с Чародеем, которому не удалось перевернуть все здесь вверх дном.

– Ты считаешь, что это возможно? – спрашивает Томас. – Я имею в виду, это действительно так?

– Грани плоскостей миров не могут пересекаться, – отвечаю я. – Так считает Гидеон. Такого просто не может быть. Но у меня такое чувство, словно она пытается достучаться до меня. Я не слышу, что она говорит.

– Все так запутано, – шепчет Кармел. – Что ты собираешься дальше делать? – сначала она смотрит на меня, а затем переводит взгляд на Томаса и маму. – Что нам всем дальше делать?

– Если я прав, тогда выясню, – отвечаю я. – Или же буду оставаться сумасшедшим по официальной версии. Но, если все же я окажусь прав, я выясню, чего она хочет. Что ее гложет. Мы все обязаны ей помочь.

– Ничего пока сам не предпринимай, – отзывается мама. – До тех пор пока я не поговорю с Гидеоном. Пока полностью не разберемся в этой ситуации. Мне это не нравится.

– Мне тоже все это не нравится, – соглашается Кармел.

Я смотрю на Томаса.

– Не знаю, согласен я с таким раскладом или нет, – он пожимает плечами. – Я имею в виду, что Анна была нашим другом или типа того. Поэтому не могу поверить, будто она хочет нам навредить или просто напугать. В первую очередь меня сейчас волнует атаме. Он реагирует на нее. Все-таки стоит поговорить еще об этом с Морфаном.

Все пристально смотрят на меня.

– Хорошо, – говорю я. – Подождем.

Но не слишком долго.

Глава 5

После ночи дрянного сна я сижу вместе с Кармел за кухонным столом Томаса и наблюдаю, как он и Морфран готовят завтрак. Они спокойно двигаются в своей домашней рутине, шаркая между столом и плитой, все еще полусонные. Морфран накинул плед поверх фланелевого халата, и это выглядит смешно. Вы никогда бы не догадались, что под халатом скрывается один из сильнейших Вуду мужчин в Северной Америке. Он похож на своего внука.

Раздается шипение, как только мясо попадает на горячую сковороду. У Морфрана привычка делать кольца болонской колбасы на завтрак. Это своего рода странно, хотя на самом деле очень хорошо. Сегодня утром у меня нет аппетита, но Томас ставит передо мной большую кучу кольцевой болоньи и яичницы, так что я разрезаю ее и распределяю вокруг так, чтобы придать вид того, что мне нравится есть. С другой стороны стола Кармел делает почти то же, что и я.

После того, как Морфран моет за собой тарелку, он сваливает часть болоньи в собачью миску Стеллы. Помесь черной лабрадорши вкатывается в кухню, будто она годами не ела. Морфран гладит ее толстый крестец и прислоняется к стойке со своей тарелкой, наблюдая за нами из-за очков.

– Слишком рано для встречи молодых охотников на привидений, – произносит он. – Должно быть, все плачевно.

– Это не плачевно, – бормочет Томас. Морфран фыркает, поедая свою яичницу.

– Вы не могли просто проснуться и сходить за колбасой, – говорит он, и это другое дело. Он называет кольца болоньи "колбасой".

– Апельсиновый сок восхитителен, – улыбается Кармел.

– Я покупаю тетрапак. А теперь выплюнь это. Мне нужно сходить в магазин, – он смотрит прямо на меня, когда говорит это.

В голове у меня выстроилась целая череда вопросов. Вместо этого я выпаливаю:

– Мы должны выяснить, что с Анной.

Должно быть, я говорю ему это уже в десятый раз, и ему так же надоело слышать об этом, как мне – говорить. Но это должно пройти. Мы нуждаемся в его помощи, а он ничего не предложил с той ночи, когда мы сражались с Чародеем, когда он разработал встречное заклятье, чтобы сохранить мне жизнь после того, как я был проклят, и помог Томасу с защитным заклинанием в доме Анны.

– Как колбаса? – спрашивает он.

– Хороша. Я не голоден и не собираюсь прекращать спрашивать.

Он перевел взгляд на мой рюкзак. Я никогда не достаю атаме, когда Морфран рядом. То, как он смотрит на меня, когда я это делаю, говорит, что это нежелательно.

Томас прочищает горло.

– Расскажи ему о Мари Ла Поинт.

– Кто такая Мари Ла Поинт? – спрашиваю я, когда Морфран обращает на Томаса свирепый взгляд, который говорит о том, что позже его закопают.

– Она… – Томас сомневался под пристальным взглядом деда, но в этот раз выиграю я. – Она колдунья-вуду на Ямайке. Морфран говорил с ней о… твоей ситуации.

– И что с моей ситуацией?

– В основном, только о Чародее. О том факте, что он был пожирателем плоти, что мог поглощать силу и сущность даже после смерти; я имею в виду, что плотоядность сама по себе является редкостью. То, чем стал Чародей после смерти, съев твоего отца и связав себя с атаме, питаясь через него, делает его почти что долбаным единорогом.

– Томас, – резко обрывает его Морфран. – Может, заткнешься? – он качает головой и бормочет себе под нос "единорог". – То, что сделал тот призрак – это взял древнее ремесло и перекрутил его в нечто неестественное.

– Я не имел в виду… – начинает Томас, но я его перебиваю.

– Что сказала тебе твоя подруга? – спрашиваю я. – Мари Ла Поинт. Ты узнавал у нее об Анне?

– Нет, – отвечает он. – Я спрашивал ее о Чародее. Узнавал, была ли разорвана связь между ним и атаме, если такое возможно.

Затылок покалывает, хотя мы и проходили это раньше.

– И что она сказала?

– Она сказала, что могла быть. Она сказала, что была. Она сказала, что может быть.

– Может быть? – громко сказала Кармел, ее вилка упала на тарелку. – Что, черт возьми, это значит?

Морфран пожимает плечами и скармливает Стелле кусочек болоньи со своей вилки, когда та кладет лапу ему на колено.

– Больше она ничего не сказала? – спрашиваю.

– Сказала, – отвечает он. – Она сказала то, что я вам уже месяцами говорю. Прекратите совать нос туда, куда не должны. Прежде чем вы наживете себе врага, который откусит его.

– Она мне угрожала?

– Это была не угроза. Это был совет. В мире есть такие секреты, дети, что люди, чтобы сохранить их в тайне, убивают.

– Какие люди?

Он отворачивается, полощет свою пустую тарелку в раковине и загружает ее в посудомоечную машину.

– Неправильный вопрос. Ты должен был спросить, какие секреты. Какая сила.

Мы делаем разочарованные лица, сидя за столом, а Томас имитирует крик и движение, которыми, как я полагаю, он глупо встряхивает Морфрана. Всегда загадочный. Всегда с секретами. Это сводит нас с ума.

– С атаме что-то происходит, – говорю я, надеясь, что если я буду достаточно прямолинеен, то мы начнем делать выводы. – Я не знаю, что это. Я вижу Анну и слышу ее. Может быть, потому, что я высматриваю ее, а атаме разыскивает. Может, потому, что она ищет меня. Или из-за того, что мы оба делаем это.

– А может, и больше этого, – говорит Морфран, поворачиваясь. Он вытирает руки кухонным полотенцем и при этом смотрит на меня так, что мне кажется, будто я всего лишь скелет или пылинка. – Эта вещь в твоем кармане больше не отвечает Чародею. Но кому теперь?

– Мне, – отвечаю. – Он был сделан для того, чтобы отвечать мне. Моей цели.

– Возможно, – отвечает он. – Или твоя цель создана для ответа ему? Чем больше я говорю с тобой, тем больше ветра у меня в голове. Здесь происходит больше одной вещи; я чувствую это, как грозу. И ты должен также, – он кивает подбородком на внука, – и ты тоже, Томас. Я воспитывал тебя не для того, чтобы ты был мячом.

Рядом со мной Томас резко выпрямляется и бросает на меня быстрый взгляд, будто я страница, за чтением которой он был пойман.

– Не могли бы вы быть менее жуткими в такую рань? – спрашивает Кармел. – Мне все это не нравится. В смысле, что нам делать?

– Расплавить этот нож и закопать, – говорит он, хлопая ладонью по колену, чтобы позвать черного лабрадора за собой в комнату. – Но вы этого никогда не сделаете, – на выходе из кухни он останавливается и глубоко вздыхает. – Послушай, парень, – произносит он, смотря в пол. – Чародей был самой запутанной и голодной вещью, с которой мне так не повезло столкнуться. Анна утащила его из мира. Иногда твоя цель выполнена. Ты должен позволить ей покой.

* * *

– Что ж, это было депрессивно, – произносит Кармел по пути в школу. – Что Гидеон сказал сегодня утром?

– Он не ответил. Я оставил сообщение, – отвечаю я.

Кармел продолжает говорить за рулем что-то о том, как ей не нравится, что Морфран сказал и что-то о нервной дрожи, но я слушал ее одним ухом. Другим – Томаса, который, думаю, все еще пытается энергично ворчать о том, что Морфран хочет избавиться от атаме. По притупленному и нетерпеливому взгляду на его лице не думаю, что у него хорошо получается.

– Давайте просто проживем этот день, – говорит Кармел. – Еще один день, приближающий к концу года, мы разберемся с этим позже. Возможно, мы нападем на разных призраков на этих выходных, – она качает головой. – Или, возможно, мы должны сделать перерыв на некоторое время. Пока нам, в конце концов, не ответит Гидеон. Черт. Я собиралась сделать инвентаризацию украшений для зала перед заседанием Выпускного Комитета.

– Ты даже не выпускница в этом году.

– Это не значит, что я не в комитете, – обижается она. – Так вот. Это то, чем мы собираемся заняться? Отдыхать и ждать Гидеона?

– Или пока Анна снова не постучится, – говорит Томас, и Кармел награждает его взглядом.

– Да, – говорю я. – Предполагаю, именно это мы и должны делать.

* * *

Как я сюда попал? Это не было сознательным выбором. По крайней мере, так не чувствовалось. Когда Кармел и Томас подкинули меня до дома после школы, у меня в планах было съесть две порции маминых спагетти с фрикадельками и прозябать перед телевизором. Так что же я делаю в маминой машине уже четвертый час, не зная, сколько миль шоссе позади, и смотря на бездействующие трубы, выступающие на фоне темнеющего неба?

Это что-то из моей памяти, что-то, о чем мне рассказал Дейзи Бристол через месяц после того, как дом Анны взорвался вместе с ней внутри. Я слушал вполуха. Я был не в состоянии охотиться, не в состоянии ничего сделать, но ходил вокруг с дырой в сердце, изумляясь. Постоянно изумляясь. Единственной причиной, по которой я ответил на звонок, был Дейзи, мой верный жучок из Нового Орлеана, и тот факт, что именно он был тем, кто в первую очередь привел меня к Анне.

– Это место в Дулуте, штат Миннесота. Завод называется "Голландский металлургический завод". И внутри, и снаружи находят останки бомжей в течение последнего десятилетия или около того, – говорит Дейзи. – Их находят кучами, но, думаю, это потому, что редко ищут. Сначала кто-то сообщает о выбитом окне или кучка пьяных ребят устраивает вечеринку на участке прежде, чем кто-либо делает обход. Завод закрыли где-то в шестидесятых.

Я улыбнулся. Подсказки Дейзи в лучшем случае отрывочны, построены на выдумках и, зачастую, неспецифических доказательствах. Когда я впервые встретил его, я сказал ему основываться на фактах. Он посмотрел на меня так, как собака смотрит на вас, когда вы доедаете последний кусочек чизбургера. Для Дейзи магия – в незнании. Он вдохновлен мыслью о межпространстве. Романтические похождения с нежитью Нового Орлеана у него в крови. Предполагаю, я не нашел бы его никаким другим путем.

Мой взгляд бродит по заброшенному Голландскому металлургическому заводу, где что-то убивает бездомных уже, по крайней мере, десятилетие. Это распадающаяся кирпичная постройка с двумя невероятно высокими трубами. Окна маленькие и покрыты пылью и грязью. Большинство из них заколочены. Чтобы забраться внутрь, мне придется что-нибудь сломать. Атаме мягко переворачивается между моими пальцами, и я выхожу из машины.

Так как я обхожу вокруг здания, давно погибшая трава шелестит под моими ногами. Глядя вперед, вижу проблеск черной бурлящей массы Верхнего. Четыре часа езды, а это озеро все еще со мной.

Когда я заворачиваю за угол и вижу висящую приоткрытую дверь со сломанным замком, в груди сжимается, и все тело начинает напевать. Я никогда не хотел быть здесь. Это вообще никак не интересует меня, но теперь, когда я здесь, с трудом могу отдышаться. Я не слышал этой мелодии, тянущейся струнным "ля" с тех самых пор, когда столкнулся лицом к лицу с Чародеем. Мои пальцы покалывает по всей рукоятке ножа, и появляется странное, знакомое ощущение, что это частичка меня, приваренная к моей коже прямо до кости. Я не позволю ему выпасть, даже если захочу.

Воздух на заводе кислый, но не застоялый. Это место – дом для бесчисленных грызунов, и они гоняют воздух по кругу. Но он все же кислый. Под пылью, грязью, да и в каждом углу находится смерть. Даже в крысином дерьме. Они питались мертвечиной. Я не обнаруживаю ничего нового; не будет никакого вонючего мешка с мясом, ожидающим меня за углом и приветственно кивающим мне своим отпадающим лицом. Как там сказал Дейзи? Когда копы находят очередной набор органов, те практически мумифицированы. Кости и пепел. В основном, они просто выметают их за дверь прямо под коврик. Никто не разводит ажиотаж вокруг этого.

Конечно же, они этого не делают. Никогда не делают.

Я прошел через черный вход, никто не знает, для чего использовалась эта часть завода. Все важное разграбили, и единственное, что осталось, это голые остатки механизмов, которые я не могу идентифицировать. Я иду по коридору, и атаме на моей стороне. Через окна проникает достаточно света, который отражается от предметов, так что мне довольно хорошо видно. Я останавливаюсь около каждой двери, всем телом прислушиваясь, чуя сильный запах гнили, ощущая холодный пот. Комната слева, вероятно, была офисом или, вполне возможно, служебной комнатой отдыха. Стол отодвинут в угол. Мой взгляд фокусируется на том, что на первый взгляд кажется краем старого одеяла… пока я не замечаю ноги, торчащие из-под него. Я жду, но они не шевелятся. Это всего лишь использованное тело, на котором не осталось ничего, кроме разодранной кожи. Я прохожу мимо: пускай останки остаются скрытыми за столом. Мне не нужно видеть это.

Коридор ведет к широкой площадке с высоким потолком. Лестницы и помосты соединяются в воздухе, создавая что-то похожее на проржавевшие конвейерные ленты. На одном конце в бездействии стоит неповоротливая черная печь. Большинство из вещей здесь разодраны, разобраны на металлолом, но я все еще могу понять, чем они были. Должно быть, здесь много чего производилось. Пот тысячи рабочих тел впитался в пол. Знойная память все еще витает в воздухе, хотя прошло бог знает сколько лет.

Чем дальше я прохожу в комнату, тем более переполненной она кажется. Здесь что-то есть, и его присутствие тяжело. Мой захват вокруг атаме усиливается. Каждую минуту я ожидаю, что десятилетиями мертвые механизмы оживут. Запах горящей кожи человека попадает в мои ноздри за долю секунды до того, как я падаю лицом на пыльный пол.

Я переворачиваюсь и встаю на ноги, размахивая атаме по широкой дуге. Я ожидаю увидеть призрака точно позади себя и какое-то мгновенье думаю, что он сбежал, и перемещаюсь в другую игре под называнием "Прихлопни моль" или "Призрачный дартс". Но я все еще чую его и чувствую, как по комнате головокружительными волнами движется гнев.

Он стоит в дальнем конце комнаты, блокируя мне выход обратно в коридор, будто бы я попытаюсь сбежать. Его кожа черна, как сгоревшая спичка, потрескавшаяся и сочащаяся горячим жидким металлом, как будто он покрыт слоем охлажденной лавы. Глаза выделяются ярко-белым. С этого расстояния я не могу понять, просто ли они белые или имеют роговицы. Господи, надеюсь, все-таки имеют. Я ненавижу все это жуткое дерьмо со сверхъестественными глазами. Но, с роговицей или без, они все равно лишены здравого смысла. Годы, проведенные в смерти и горении, позаботились об этом.

– Давай, – говорю я и встряхиваю запястьем; атаме готов рубить и резать. В спине и плечах, куда он ударил меня, легкая боль, но я сбрасываю ее со счетов. Он приближается, медленно передвигаясь. Возможно потому, что ему интересно, почему я не бегу. Или, может, потому, что с каждым движением его кожа еще больше трескается и кровоточит… чем бы ни была это кровоточащая красно-оранжевая фигня.

Это момент перед ударом. Это задержание дыхания, затянувшееся на секунду. Я не мигаю. Он достаточно близко, так что я вижу, что у него есть ярко-голубая роговица и сокращающийся от боли зрачок. Его челюсть висит, губ практически не осталось, они потрескались и облезли.

Я хочу услышать, как она скажет хоть слово.

Он замахивается правым кулаком; он рассекает воздух в дюймах от моего правого уха, достаточно горячий, чтобы обжечь, и я улавливаю чёткий запах жженых волос. Моих жженых волос. Дейзи что-то там говорил о трупах… покрытые кожей кости и пепел. Блядь. Трупы были свежими. Призрак просто сжигает их, высушивает и оставляет. Его лицо разрушено яростью; носа нет, а носовая полость выглядит еще паршивей. Его щеки высушены, как использованный уголь, и мокрые из-за инфекции в некоторых местах. Я пячусь, чтобы держаться подальше от его ударов. Из-за сожженных губ его зубы выглядят слишком большими и показывают постоянную больную улыбку. Как много бездомных людей просыпалось прямо перед его лицом сразу перед тем, как их приготовили изнутри?

Я падаю на землю и наношу удар, умудрившись сбросить его, но все-таки обжигаю голень этой дрянью в процессе. Ткань моих джинсов прилипла в этом месте к голой коже. Но у меня нет времени, чтобы заботиться об этом; его пальцы достигают меня, и я переворачиваюсь. Ткань сдирается вместе с кто-знает-каким количеством кожи.

Черт с этим. Он не издал ни звука. Кто знает, остался ли вообще у него язык, не говоря уже о том, как чувствует себя Анна, говоря через него. Я не знаю, о чем думал. Я собирался ждать. Я собирался быть хорошим.

Я отвожу локоть назад, готовый запустить атаме в его ребра, но не решаюсь. Нож может срастись с моей кожей, если я что-то сделаю не так. Сомнение затягивается на секунду. Достаточно долго, чтобы белое колебание достигло края моего глаза.

Этого не может быть. Должно быть, это кто-то другой, иной призрак, который умер на этом чудовищном заводе. И если и так, то он не умер путем сжигания. Девушка, молчаливо ступающая по пыльному полу, бледна, как лунный свет. Коричневые волосы откинуты назад, падая на ее совершенно белое платье. Я бы узнал это платье везде, было бы оно реальным белым или сделано из чистейшей крови. Это она. Это Анна. Ее босые ноги мягко ступают, издавая тихий звук, когда становятся на бетон.

– Анна. – говорю я и поднимаюсь на ноги. – С тобой все в порядке?

Она не слышит меня. А если и слышит, то просто не оборачивается.

На полу горящий человек хватает мой ботинок. Я свободно отбиваюсь, игнорируя как его, так и запах жженой резины. Я схожу с ума? Галлюцинации? Она не может быть здесь. Это невозможно.

– Анна, это я. Ты слышишь меня? – я иду прямо к ней, но не слишком быстро. Если я буду идти слишком быстро, она может исчезнуть. Если я буду идти слишком быстро, то смогу увидеть слишком много; я смогу повернуть ее и обнаружить, что у нее нет лица, что она просто тупой труп. Она может превратиться в пепел в моих руках.