Текст книги "Переплетенные с ним (ЛП)"

Автор книги: Кайли Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава шестая

Дин

Я наблюдаю, как Элла обхватывает рукой нож, крепко сжимая его, и костяшки ее пальцев белеют от напряжения. Ее глаза остекленели, словно она отключилась. Я не знаю, что стало причиной столь резкой смены ее настроения. Я также не уверен на сто процентов, планирует ли она использовать этот нож, чтобы выпотрошить официантку, на которую смотрит со злостью, или для себя.

У меня есть догадка, чертовски хорошая догадка, откуда у нее все эти шрамы на руках, и я уверен, что если я тщательно осмотрю ее тело, то найду еще много чего. Когда она медленно начинает подтягивать нож к себе, становится ясно, что она пытается стянуть его со стола, не привлекая внимания. Значит, не потрошить официантку.

Черт, я протягиваю руку и хватаю ее за кисть. Крепко сжимая, я не даю ей опустить его под стол. Ни за что на свете я не буду сидеть здесь и позволять ей причинять себе боль. Я должен привести ее в чувство. Я вывожу большим пальцем круги на ее запястье, пытаясь успокоить ее.

– Что ты сказала, что хочешь, детка? – спрашиваю я, не сводя с нее глаз. Я пытаюсь донести до нее, что хочу ей помочь. Она просто должна захотеть принять мою помощь. Она шепчет, что хочет блинчики.

Я говорю официантке, что мы хотим, не отрывая глаз от Эллы. Как только девушка уходит, я чувствую, как рука Эллы ослабляет хватку на ноже. Все ее тело слегка расслабляется. Она все еще смотрит на меня неуверенно, ожидая, что я скажу.

Это гребаное кафе не место для нашего разговора. Мне нужно успокоить ее, поднять настроение и вернуться к тому, каким должно быть веселое первое свидание.

– Расскажи мне об университете? – спрашиваю я.

Элла поднимает глаза, немного шокированная, что я задал именно этот вопрос.

– Что ты хочешь знать?

– Все. Я никогда не был там, поэтому хочу знать все. Были ли у тебя друзья? Чем ты занималась? Какие предметы тебе нравились больше всего? Что ты больше всего ненавидела? Как я уже сказал, я хочу знать все.

– Все? – повторила она. – Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе о последних четырех годах моей жизни за завтраком?

– Ну, основное. Не стесняйся опускать любую информацию, касающуюся парней. Я ни хрена не хочу об этом знать. – Моя челюсть напрягается, когда я выдавливаю из себя слова. При мысли о том, что Элла могла быть с другими мужчинами, мне хочется ударить себя. Потому что все это моя вина. Я был гребаным идиотом, когда оттолкнул ее.

– Ну, это легко, потому что никого не было. – Она пожимает плечами. Она не может смотреть мне в глаза. Я не могу сдержать охренительно огромную улыбку, которая появляется на моих губах. Я уже собираюсь сказать ей, как я счастлив, когда возвращается официантка, ставит на стол два заказа и торопливо уходит.

– Принцесса, посмотри на меня. – Я жду, пока ее глаза встретятся с моими. Нет смысла гадать об этом. Мне нужно знать. Я выпаливаю вопрос, который так и вертится у меня на языке. – Ты девственница?

Вопрос застает ее врасплох; ее рот то открывается, то закрывается. Я задерживаю дыхание, ожидая ее ответа. Она оглядывает кафе, а затем снова смотрит на меня.

– Дин, ты не можешь спрашивать меня об этом в гребаном кафе! – шипит она.

– Почему, бл*дь, нет? Отвечай на вопрос, принцесса, или я задам его снова. Только громче. – Я слегка повышаю громкость своего голоса. Мне плевать, кто меня слышит.

– Ладно, заткнись. Да, это так. Теперь ты счастлив? Есть еще какие-нибудь навязчивые вопросы, которые ты считаешь нужным задать за гребаным завтраком? – Она скрещивает руки на груди, и мои глаза следят за ее движениями, когда ее грудь поднимается. Бл*дь. Она чертовски великолепна, когда злится.

– Да, я просто в экстазе. Я знаю, что буду первым и единственным мужчиной, который будет в твоей киске. Это делает меня очень счастливым, бл*дь, мужчиной. – Знать, что она нетронута, что она ни с кем не была… Я не могу описать это чувство, на ум приходит только одно слово – моя.

– Ты очень уверен в себе. С чего ты взял, что я пущу тебя в свои трусики? Четыре года назад я бы ухватилась за эту возможность. Но я уже не маленький ребенок. Я выросла, можешь мне поверить. Я не собираюсь позволять тебе трахать меня в ближайшее время.

Еб*ный ад. Я должен поправить свой член в джинсах. Услышав эти слова из ее уст… черт возьми. От этих гребаных слов мой член мгновенно стал твердым.

– Кроме того, откуда тебе знать, что мне не нравится кто-то другой. Это Сидней. В этом море много прекрасной рыбы. – Она размахивает руками.

Вот и мой стояк.

– Принцесса, если ты позволишь какому-нибудь ублюдку прикоснуться к тебе, то подпишешь ему свидетельство о смерти. Потому что я, бл*дь, убью всех. Я разорву их на части. Я выпотрошу их, как рыбу, доберусь до их груди и вырву их гребаное сердце голыми руками.

Элла поднимает на меня лицо. Я удивлен, что мои обещания насилия не вызывают у нее отвращения.

– Ну, это… слишком наглядно и немного тревожно. Ты же не можешь говорить серьезно.

Официантка снова прерывает наш разговор, когда подходит и ставит на стол две тарелки со стопкой блинов. Я жду, пока она исчезнет, прежде чем снова заговорить.

– Ты готова проверить эту теорию? Потому что, уверяю тебя, принцесса, я абсолютно серьезен.

– Ну, хорошо. – Она склоняет голову, раздумывая. – А Зак случайно не знает, что у тебя бывают такие психопатические мысли?

– Зачем ему знать? – Я не собираюсь рассказывать ей, что ее старший брат, которого она, черт возьми, боготворит, более сумасшедший, чем мы с Брэем вместе взятые. А это о многом говорит, потому что Брэй – чертов сумасшедший ублюдок, не знающий страха. Даже после того, как в него стреляли и он пролежал в коме два месяца, этот ублюдок ничего не боится. За исключением его нелепой, бл*дь, боязни летать. Посади его в самолет, и можно подумать, что наступил конец света.

Элла берет вилку и тянется к ножу с другой стороны тарелки. Она поднимает тарелку, заглядывая под нее, как будто нож каким-то образом должен быть там.

– А куда делся мой нож? – спрашивает она, наклоняясь и заглядывая под стол.

– Ты имеешь в виду вот этот? – Я показываю ей нож, который тихо стянул, пока она не заметила.

– Ты?.. Как? Почему? Как ты взял его так, что я даже не заметила? И зачем тебе это нужно?

– У меня есть определенные навыки. Ты удивишься, что я могу делать этими пальцами. – Подняв руку, я провел пальцами по ее лицу.

– Ладно. Давай, ешь, пока они не остыли. – Используя вилку, она указывает на блинчики. Мы оба молчим до конца завтрака. Я доедаю свой намного раньше ее. Это чертова пытка – сидеть здесь и смотреть, как она ест, слушать ее маленькие стоны, когда она жует залитую сиропом вкуснятину. Интересно, так ли она будет звучать, когда я буду слизывать сироп с ее киски?

Облизывая пальцы, она ухмыляется мне, засасывая в рот каждый палец по очереди. Я хочу перелезть через стол, схватить эти пальцы и слизать сироп сам. А еще я хочу, чтобы ее вкусные губы сосали что-то гораздо большее, чем ее пальцы.

– Просто любопытно, если я все же решу, что позволю тебе быть рядом со мной, как Зак отреагирует? Очевидно, он знает тебя лучше, чем кто-либо другой, так что, если он знает, что ты чертовски сумасшедший, он ни за что на свете не подпустит тебя ко мне. Он уже наставил на тебя пистолет сегодня. Как ты думаешь, сколько времени пройдет, прежде чем он нажмет на курок?

– Ты ошибаешься, знаешь ли.

– В чем?

– Зак не тот, кто по-настоящему знает меня. Это ты.

Элла отрицательно покачала головой.

– Я почти не видела тебя последние четыре года. Мне кажется, что я тебя уже совсем не знаю. – Ложь легко слетает с ее языка. То, как она отводит глаза, как слегка подрагивает ее челюсть… Это выдает ее. Я вижу, что она говорит неправду.

Встав, я бросаю на стол немного денег и протягиваю руку Элле. Она без колебаний берет ее. Мне нравится ощущать тепло ее руки в своей, чувствовать искры, которые пробегают по моей руке, когда наши пальцы переплетаются. Это похоже на кайф, который я никогда раньше не испытывал. Она может пытаться отрицать это, но я знаю, что она тоже это чувствует.

Закрыв пассажирскую дверь, я обхожу машину спереди. Выехав с парковки, беру руку Эллы в свою и кладу ее себе на колени. Я превращаюсь в гребаную девчонку, но мне нравится держать ее за руку.

– Куда мы едем? – спрашивает Элла, оглядывая мою машину. – И почему, черт возьми, у всех машины красивее, чем у меня?

Я смеюсь. У нее машина за сто восемьдесят тысяч долларов. Я знаю, сколько она стоит, потому что присутствовал, когда Зак покупал ее.

– Элла, твоя машина чертовски хороша, но если ты хочешь новую, я тебе ее куплю.

– У меня есть трастовый фонд, знаешь ли, и работа. Я более чем способна купить себе машину.

– То, что ты можешь, не значит, что я не могу купить ее для тебя.

– Ладно, не пойми меня неправильно. Я прекрасно понимаю, что то, о чем я собираюсь спросить, невежливо и противоречит всем правилам поведения в обществе. Но мне любопытно. Откуда ты берешь деньги? Я знаю, что эта конкретная машина стоит около трехсот пятидесяти тысяч долларов. Ты работаешь в службе безопасности. Это не сходится.

– Во-первых, нет такого вопроса, который ты не могла бы мне задать. Эти социальные правила на нас не распространяются. Во-вторых, я не беру ни цента от твоего брата за ту работу, которую делаю. Я делаю эту работу, потому что вы, Уильямсоны, – та семья, которую я выбрал. Я готов на все ради любого из вас.

– Ты ведь знаешь, что мы тоже тебя любим, правда? Зак ни за что не нажал бы на курок, – говорит она с блестящими от слез глазами.

– Ты любишь меня, да?

– Заткнись, идиот. Ты же знаешь, что люблю. С пятнадцати лет.

Мое лицо болит от того, как сильно я сейчас улыбаюсь.

– Можешь стереть улыбку со своего лица. То, что я люблю тебя, не означает, что я пущу тебя в свои трусики.

– Ну, на всякий случай, если ты сомневаешься, я люблю тебя до умопомрачения. Я знаю, что облажался. Я знаю, что нам нужно работать над нашими отношениями. Но другого выхода нет, принцесса. Ты моя. Мы оба это знаем.

– Так откуда у сотрудника службы безопасности, не получающего зарплату, достаточно денег, чтобы купить такую машину?

– Ты правда не знаешь? Зак никогда не упоминал об этом? – спрашиваю я. Как так вышло, что я знаю эту девушку с одиннадцати лет, а она не знает, кто моя семья?

– Что не знаю? Подожди, ты что, тайный босс мафии? Ты везешь меня в свой дом, чтобы запереть и никогда не выпускать? – спрашивает она, как будто хочет, чтобы это было правдой. Мне бы очень хотелось сделать именно это.

– Ты читаешь слишком много книг. Но спасибо за идею, она странно привлекательна. Нет, я не босс мафии. Я Маккинли. Я получаю свой доход от старых семейных денег.

У Эллы открылся рот. Я знал, что как только назову свою фамилию, она сразу же все поймет. Я чертовски ненавижу быть Маккинли. Я определенно черная овца в семье, самое большое разочарование моей матери.

– Ни хрена себе, Дин! Почему, черт возьми, я никогда не знала твоей фамилии? Как, черт возьми, я не знала, что ты – гребаный Маккинли? Погоди, мы же говорим о Маккинли, верно? О тех, кто владеет почти всем в Сиднее и имеет всех этих скаковых лошадей и прочее дерьмо?

Я стиснул зубы. Не поймите меня неправильно, я люблю свою мать. В небольших дозах. В конце концов, она моя мать. Но она еще и чертова заносчивая сука с шестом в заднице.

– Да, эти Маккинли. Ну, нас не так много. Мой отец скончался несколько лет назад. Теперь остались только мой брат, я и мама.

– Мне жаль твоего отца. Почему я никогда не слышала, чтобы ты рассказывал о своей семье?

– Не сожалей. Я не сожалею. Он не был хорошим человеком. И, когда я был молод, как только люди узнавали, кто я такой, они ожидали дерьма. Единственным исключением был Зак. Когда он узнал, кто моя семья, он покачал головой и сказал: «Ты бедный ублюдок». На этом все и закончилось; с тех пор мы стали лучшими друзьями.

– Хорошо. Ну, ты же знаешь, что мне ничего от тебя не нужно, верно? Я даже еще не уверена, нужен ли ты мне.

– Я знаю. – Я сжимаю ее руку. – И еще, принцесса, перестань, бл*дь, врать. У тебя это плохо получается.

– Куда мы вообще едем? Ты мне так и не ответил.

Я улыбаюсь.

– Домой. Я везу тебя домой.

– Моя квартира в другой стороне. Это не дорога домой, Дин.

– Мы едем не в твою квартиру. Мы едем домой, то есть в мой дом, который теперь будет и твоим домом.

– О, я даже не знаю, что на это ответить. Ты что, забыл принять свои таблетки от сумасшествия сегодня утром? Потому что я уверена, что ты только что попросил – нет, не попросил – ты только что заявил, что я переезжаю к тебе. Это так не работает. Ты не можешь принять решение за нас обоих.

– Детка, расслабься. Ты – мой дом. Где ты, там и я. И где бы ты ни была, это будет моим домом. В каком бы здании он ни находился, мне, бл*дь, все равно. Но отныне не будет ни одной ночи, когда тебя не будет в моей гребаной постели.

Глава седьмая

Элла

– Ни хрена себе, Дин! – кричу я, высовывая голову в окно. Что это, бл*дь, такое? Он, должно быть, шутит, верно? Он же не живет здесь. Почему бы тогда ему не пригласить нас на званый ужин или еще какую-нибудь хрень? Ну, я имею в виду, это же Дин, конечно, он не устраивает званых ужинов.

– Это отель? Погоди, ты же не держишь там втайне гарем женщин, которые ждут тебя? Потому что ты не можешь жить здесь один. – Я несу какую-то чушь, я знаю. Но, черт возьми. Этот гребаный дом.

Он трехэтажный. На нижнем этаже есть большая веранда, а на двух других этажах – балконы.

Спереди дома выстроился ряд белых колонн. Дин останавливает машину у парадного входа, выскакивает и открывает мою дверь. Я знаю, что могу открыть ее сама, но я выросла с Заком и Брэем, которые всегда сердились на меня, когда я это делала. Так что теперь мне проще подождать.

– Спасибо, – говорю я, принимая протянутую руку Дина. Не успевает он закрыть за мной дверь, как рядом появляется человек, материализуясь словно из воздуха. Откуда, черт возьми, он взялся?

– Доброе утро, сэр, – обращается он к Дину, а ко мне – мэм. – Выгляжу ли я достаточно старой, чтобы быть мэм? Пока я размышляю над этим, Дин представляет меня.

– Джеффри, это Элла. Элла, Джеффри. Элла будет часто бывать здесь; что бы она ни захотела, позаботься о том, чтобы она это получила, – говорит Дин, потянув меня к дому.

– Нет, Джеффри, тебе не нужно этого делать. Я не буду бывать здесь слишком часто.

Джеффри смеется, а потом кашляет в руку.

– Конечно, сэр, все, что мэм захочет, – подтверждает он, прежде чем сесть в машину. Я не вижу, куда он едет. Воздух покидает меня, когда Дин наклоняется и перекидывает меня через плечо.

– Какого черта ты делаешь? – кричу я. – Опусти меня.

– Я переношу тебя через порог. Это то, что я, бл*дь, должен сделать. Замолчи.

– Это когда ты женишься, идиот. Мы не женаты. Опусти меня на землю.

– Мы еще не женаты. Но мы будем. Как насчет следующего вторника?

Я смеюсь, потому что он точно шутит. Вот только он не смеется. Я вообще не помню случая, чтобы Дин шутил.

– Я занята. – Наконец-то отвечаю я.

– Чем занята? – спрашивает он, открывая входную дверь.

– Буду мыть свои гребаные волосы. – Громкий шлепок разносится по комнате. Затем я чувствую его, жжение, исходящее от места удара по моей заднице. Восхитительное жжение, легкая боль. Маленький стон вырывается из моего рта, прежде чем я успеваю его остановить. Это приятная боль. Я чувствую, как по мне пробегают мурашки.

Пока я пытаюсь разобраться в своих чувствах по поводу этой легкой боли, я понимаю, что у меня нет тумана в голове, того помутнения, которое обычно бывает, когда я режусь. Все по-другому. Почему по-другому? Не поймите меня неправильно, мне нравится это чувство, эта свобода. Я не могу это описать. Когда я чувствую боль, мой мозг затихает, а тело покалывает от удовольствия. Но это… хотя я чувствую покалывание, мой разум явно неспокоен. Я не понимаю этого, и это пугает меня до смерти.

Я приземляюсь на ноги, каблуки стучат по полу. Дин поддерживает меня за руки, страхуя. Убедившись, что мне не грозит упасть на задницу, я вырываюсь из его рук. Кружась вокруг себя, я смотрю вверх.

Мой разум работает со скоростью света, пытаясь осознать новые болевые ощущения, а также то, что видят сейчас мои глаза.

Мы стоим в месте, похожем на декорации к голливудскому фильму. Я нахожусь в центре холла. Слева от меня – лестница с черными металлическими балюстрадами, справа – точно такая же. У него две лестницы. Грандиозность даже близко не подходит к описанию этого холла. На потолке, прямо по центру, висит большая люстра.

Делаю шаг вперед, и мои каблуки цокают по полу. Если посмотреть на белый мраморный пол, то в центре красуется огромная фамильная эмблема, выложенная черным цветом и выделяющаяся на фоне белого.

Я из богатой семьи. До смерти моих родителей мы точно не были бедными. После того как Зак взял надо мной опеку, он удвоил мой траст к тому времени, как я получила его в двадцать один год. Но это, Дин и его семья, это другой уровень денег. Это не просто деньги, это чертов банк.

Я уже собралась идти вперед, исследовать окрестности, когда Дин потянул меня за руку, увлекая за собой на лестницу.

– Я проведу тебе экскурсию позже. Сейчас нам нужно кое-что обсудить.

– А, ладно. – Мой голос звучит немного неуверенно. Что, черт возьми, он хочет обсудить? Я молюсь, чтобы это были не мои шрамы, которые, как я знаю, он видел. Я также знаю, что он чувствует их, когда проводит большим пальцем по моему запястью. Сколько бы я ни пыталась избегать его прикосновений, его хватка становится только крепче.

Дин тащит меня в спальню. Он закрывает за собой дверь, а я оглядываюсь по сторонам. Очевидно, что это не просто спальня. Это как отдельная квартира. И совершенно точно она принадлежит ему. Я делаю несколько шагов вглубь комнаты.

Здесь огромная зона отдыха с четырьмя одноместными диванами, стоящими друг напротив друга. Зачем кому-то нужны четыре дивана в спальне? Здесь все темное и мрачное. Может, ему стоит попробовать выбрать более светлые тона? Диваны черные, с темно-синими подушками. Посередине стоит стеклянный кофейный столик.

А кровать? Она огромная. Наверняка на ней легко уместятся пятеро взрослых, и еще останется место. Темно-синее пушистое покрывало наброшено на кровать. Комната тщательно убрана. Честно говоря, я не считала Дина таким аккуратистом.

Пройдя мимо диванов и кровати, я направляюсь в дальний угол. Там находится бар. Это очень похоже на Дина. Зайдя за барную стойку, я открываю бутылку «Джека» и наливаю себе бокал. Немного храбрости сейчас не помешает. Дин стоит у двери и просто наблюдает за мной. Это нервирует. Он также блокирует единственный выход из комнаты, от чего у меня мурашки по коже, и не в хорошем смысле.

Я наливаю себе еще и, когда подношу бокал ко рту, он вырывает его у меня из рук. Дин все выпивает, а затем ставит бокал обратно на барную стойку.

– Давай сыграем в игру, – говорит Дин, поднимая бутылку, берет другой бокал и наливает два напитка.

– Хорошо, в какую игру?

– Двадцать вопросов. Я первый. – Он протягивает мне бокал. Ждет, пока я поднесу его к губам и сделаю глоток, а затем задает свой вопрос. – Когда ты начала причинять себе боль?

Я давлюсь своим напитком. Не ожидала такого первого вопроса. Я даже не знаю, как на него ответить. Как сказать ему, что я начала это делать еще до того, как уехала в университет?

– Я… несколько лет. – Нет смысла отрицать это. Он должен знать, насколько я нестабильна и сломлена.

– Почему ты это делаешь? – задает он свой второй вопрос.

– Нет, сейчас моя очередь. Почему ты никогда не приглашал нас сюда на званый ужин? – Боже, это меня интересует? Из всего, что я могла бы спросить…

Дин смеется.

– Я не устраиваю званых ужинов. Это развлечение для моей матери. И поверь мне, ты ничего не теряешь, если не посещаешь них.

– Ну, я просто не понимаю. Ты живешь в этом большом доме, один. Ты ведь живешь здесь один, верно? Конечно, живешь. Почему ты никогда не приглашал меня в гости?

– Зак и Брэй бывали здесь. Тебе едва исполнилось восемнадцать, когда ты поступила в университет. Если бы я привел тебя сюда и сделал то, что хотел сделать с тобой тогда, твои братья наверняка убили бы меня.

– Что ты хотел со мной сделать? – спрашиваю я.

– Нет, сейчас моя очередь. Почему тебе нужно причинять себе боль?

– Мне нужно еще выпить. Ладно. Я не говорила об этом ни с кем, кроме Брэя и моего психотерапевта.

– Детка, ты не можешь сказать ничего, чтобы изменить то, что между нами. Нас, наши чувства, нашу судьбу. Ты не можешь изменить судьбу. – Я хочу верить ему, но не знаю, существует ли такая вещь, как судьба.

– Я действительно запуталась, Дин. Я сломлена. Я режу себя, чтобы убежать от мыслей в собственной голове. Когда меня захлестывают эмоции, я не могу с ними справиться. Воспоминания такие яркие… Единственный способ заглушить их – порезаться. Я не знаю почему. В первый раз это произошло случайно. Но когда я это делаю, я чувствую себя спокойнее. Я ощущаю больше покоя, чем в любое другое время. Почти в любое другое время.

Я чувствую, как по моему лицу текут слезы.

– Я пойму, если ты хочешь, чтобы я ушла. Я могу позвонить Брэю, он приедет за мной. – Я даю ему возможность избежать продолжения этого разговора.

– Ты не уйдешь, Элла. Мы собираемся поговорить об этом. Мне все равно, насколько сломленной ты себя считаешь. Я считаю, что ты – мое совершенство.

– Ты еще не знаешь, насколько я сломлена, Дин.

– А ты не понимаешь, на что я готов пойти ради тебя.