Текст книги "На грани тьмы (ЛП)"

Автор книги: Кайла Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Обычно ей это удавалось. Но сегодня? Сегодня все по-другому. Она чувствовала себя беззащитной, каждое нервное окончание оголено. И она ненавидела свою уязвимость.

Квинн остановилась у края открытой площадки, ярдах в десяти от платформы. Никаких могил, где можно было бы скорбеть. Никаких гробов, которые можно было бы опустить в суглинистую землю. Даже костра для сожжения не предусмотрено.

Тела умерших за эту неделю хранились в импровизированных мешках в одном из больших сараев фермера из металла и бетона. Временное решение, пока земля не оттает, или пока они не придумают что-нибудь еще. Погода достаточно морозная, чтобы хранить их в холодном месте и удерживать падальщиков на расстоянии.

Трупы после бойни в церкви лежали все там же. Маленькие Юнипер и Хлоя. Их добрая мать, Дафна. Тело дедушки тоже находилось там.

Ноа Шеридан совершил трудное путешествие на горнолыжный курорт, чтобы забрать тело. Он сделал это ради Квинн. Он сдержал свое обещание.

Воспоминания нахлынули на нее: застывший подъемник, дедушка, замерзший и неподвижный рядом с ней. И церковь, монстры в черных лыжных масках и с оружием, крики, бегство и смерть.

– Привет, милая, – прозвучало рядом.

Квинн испуганно моргнула. На мгновение она забыла, где находится.

Директор средней школы Фолл-Крик, Аннет Кинг, смотрела на нее с озабоченным выражением лица. Ей было около сорока лет, серебристые волосы подстрижены коротко.

– Я просто хотела узнать, как у тебя дела.

В груди у Квинн все сжалось. Все казалось далеким и отстраненным, как будто ее здесь на самом деле нет, как будто она находится далеко отсюда, наблюдая за всем происходящим.

Все случившиеся еще до конца не дошло до нее. Она так хотела сбежать, выжить. Она выжила. Она спасла Майло. Но не Юнипер и Хлою.

Дело не в храбрости. Она бы вырвала зубами горло Билли Картера, если бы у нее появился шанс. Она оказалась недостаточно сильной. Недостаточно решительной.

– Я в порядке, – выдавила она из себя.

Директор Кинг поджала губы. Она выглядела так, будто сама прошла через все эти события. Она работала в приюте для пострадавших в средней школе почти без перерыва после ЭМИ.

Она всегда ставила нужды других выше своих собственных, всегда старалась помочь людям. Сначала своим ученикам. Теперь – городу.

– Ты уверена…

– Я в порядке.

Директор похлопала ее по плечу.

– Я всегда рядом, если тебе захочется поговорить о чем-нибудь. Если тебе вообще что-нибудь понадобится.

Квинн уныло кивнула. Она едва слышала ее слова. Она сканировала толпу, отчаянно пытаясь отвлечься. Ее бешеный взгляд метался туда-сюда, не в силах надолго остановиться на одном месте.

Она узнала Майка Дункана, владельца бензоколонки, и его племянника Джамала, студента колледжа. Рядом стоял Шен Ли, медбрат китайско-американского происхождения, который осматривал ее в ту ночь, рядом с Дэйвом Фаррисом, владельцем гостиницы «Фолл-Крик», и Робертом Винсоном, местным фармацевтом.

Неподалеку от них стояли Ноа, полицейский, и Майло, его восьмилетний сын. Она хотела увидеть Майло и даже Ноа, но ей не хотелось, чтобы Ноа миллион раз спрашивал, все ли с ней в порядке. Так он показывал, что ему не все равно. Но это чертовски раздражало.

Квинн посмотрела на платформу. На сцене стоял ряд стульев позади тощего белого подиума. Несколько прямоугольных столов, украшенных десятками фотографий жертв, стояли по обе стороны платформы.

Теперь, когда все цветочные магазины оказались закрыты, никто не мог найти цветы в середине зимы; вместо них украшали лентами. Разноцветные ленты всех размеров, цветов и длины обвивали балки платформы. Сотни лент свисали с ветвей близлежащих деревьев.

Суперинтендант Синклер, шеф Бриггс и Аттикус Бишоп, пастор церкви Кроссвей, стояли на сцене и тихо разговаривали. Сын начальника полиции, Джулиан Синклер, и Дэррил Виггинс, владелец местного банка, держались рядом с начальством.

Несколько мужчин в серой камуфляжной форме, которых она не узнала, крутились вокруг сцены. Они были вооружены винтовками и пистолетами и выглядели как солдаты.

Суперинтендант Синклер что-то сказала, и люди на сцене сели в кресла, кроме Бишопа. Суперинтендант переместилась на трибуну.

– Спасибо, что пришли, – проговорила она в мегафон на батарейках, чтобы все присутствующие могли слышать.

Ее светлые волосы аккуратно подстрижены в четкий боб до подбородка. Под зимним пальто на ней была облегающая юбка-карандаш и жакет сливового цвета. Макияж выполнен идеально, но глаза оставались красными, как будто она недавно плакала.

Суперинтендант разгладила волосы и поправила юбку. Ее осанка была идеальной.

– Пастор церкви Кроссвей, наш родной Аттикус Бишоп, проведет сегодня церемонию. Вместе мы скорбим о сорока семи невинных жизнях, погибших две ночи назад…

Вопль расколол воздух.

Перед Квинн женщина упала на колени. Ее плечи дрожали.

– Моя сестра! Моей сестры больше нет…

Квинн напряглась. Она узнала черные вьющиеся волосы, широкие плечи и пышное серебристое пальто этой женщины. Максин Бернштейн работала в хозяйственном магазине.

Квинн знала ее сестру, видела в церкви в тот вечер. Гигиенист из стоматологии «Брайт Смайлз». Женщина, с которой она встретилась взглядом прямо перед тем, как эти монстры открыли огонь.

Квинн видела, как она умирает.

Максин издала еще один высокий, пронзительный горестный вопль. Этот звук пронзил сердце Квинн.

Она резко вдохнула. Волна головокружения прокатилась по ее телу, ужасные воспоминания затопили разум. Она попыталась вытеснить их, восстановить контроль.

– Как она могла погибнуть? – Миссис Бернштейн плакала. – Как она может быть мертва?

Ее муж наклонился над ней и помог встать на ноги. Он обнял ее за талию и зашептал ей что-то в ухо. Она положила голову ему на плечо, продолжая рыдать, и позволила увести себя.

Люди отошли в сторону, их лица выражали сострадание, жалость и общее горе. Несколько человек похлопали Бернштейнов по рукам, плечам и спинам, когда они проходили мимо. Несколько человек плакали, как мужчины, так и женщины.

– Я так сожалею о вашей потере, – тихо сказала суперинтендант Синклер, ее голос надломился. – Мне очень жаль. – Суперинтендант продолжала говорить, но Квинн едва ее слышала.

У нее в ушах зазвенело. Слова не имели смысла. Слова ничего не значили.

Они не могли облегчить страдания этой женщины. Они не могли вернуть любимых. Они не могли заменить то, что утрачено. И не могли вернуть Хлою и Юнипер.

Солнечные лучи не согревали ее озябшую кожу. Квинн чувствовала холод изнутри. Как будто что-то внутри нее застыло, но грозило расколоться, словно кусок льда.

После того как суперинтендант произнесла еще несколько слов о сообществе, горе и объединении – бла-бла-бла, – она наконец передала мегафон Аттикусу Бишопу.

Толпа затихла в абсолютной тишине. Слышны были только движения тел, тихие рыдания, щебетание птиц.

Аттикус Бишоп возвышался над трибуной. Большой и грузный, он как всегда облачился в черную кожаную куртку поверх гавайской рубашки, усыпанной розовыми цветами. Его смуглая кожа имела пепельный оттенок, глаза сильно покраснели. В одной руке он держал мегафон, а другой проводил рукой по своей афро прическе.

Толпа ждала.

Он прочистил горло. Снова прокашлялся.

Квинн моргнула, отгоняя внезапную влагу в глазах. Она чувствовала отсутствие двух визжащих, энергичных маленьких девочек так, словно это две дыры в ее собственном сердце.

Ее легкие сжались. Стало трудно дышать. Она сжала руки в кулаки.

– Спасибо вам, мои друзья и соседи, – наконец проговорил Бишоп, его голос звучал громко и гулко, но срывался от горя. – Спасибо, что собрались вместе со мной, чтобы оплакать нашу великую утрату сегодня утром. Нет слов, которые могли бы передать трагедию, которая коснулась каждого из нас. Мы потеряли друзей, соседей, сестер… – Он ненадолго закрыл глаза. – И дочерей.

Квинн не могла слушать. Она не могла это слышать. Не могла этого вынести.

Она думала, что хотела быть здесь, но это оказалось ошибкой.

Она должна поскорее убраться отсюда.

Глава 8

Квинн

День восьмой

Народ подступил слишком близко. Квинн оказалась зажатой, отрезанной от свободного пространства. Беспомощной. Пульс стучал в ушах. Перед глазами плясали белые пятна.

Она оступилась, наступила на чью-то ногу.

– Ай!

Квинн обернулась.

Перед ней стояли Уитни Блэр, девушка, с которой она училась в школе, и ее отец, мистер Блэр – тот самый тип, которого Квинн протаранила своей тележкой в «Френдли» всего неделю назад.

Уитни посмотрела на нее и закрыла рот рукой.

– О, мне так жаль, Квинн.

Какого черта именно она извинялась? Это Квинн наступила ей на ногу. Даже суровый мистер Блэр смотрел на нее с жалостью.

– Мне очень жаль, что с тобой случилось, Квинн, – продолжала Уитни, как будто не могла понять, что Квинн просто хочет, чтобы она замолчала. – Наверное, это было просто ужасно. Я так рада, что с тобой все в порядке.

Сердце Квинн забилось сильнее. Неважно, что сочувствие Уитни казалось искренним. Квинн ненавидела жалось. Она ненавидела их всех.

Тяжелый узел эмоций сковал ее сердце, и она почувствовала давление на веки. Еще несколько секунд, и она могла сорваться.

– Я в порядке, – огрызнулась она.

– Но…

– Просто оставь меня в покое.

Сочувствующий взгляд Уитни переместился с Квинн на сцену.

Бишоп замолчал. Внезапная тишина обожгла уши Квинн. Она медленно повернулась, горячий стыд залил ее щеки.

Аттикус Бишоп смотрел прямо на нее. Их взгляды встретились. В его глаза застыла тоска, лицо осунулось от горя. Потеря детей запечатлелась в каждой черточке и поре его лица.

Квинн застыла. Она не могла пошевелиться, не могла дышать.

Бишоп передал мегафон шефу Бриггсу и спрыгнул с платформы на землю. Толпа молча расступилась перед ним. Он подошел к Квинн.

Все остальное исчезло, кроме Бишопа.

Квинн хотела сбежать. Она хотела быть где угодно, только не здесь, лицом к лицу с отцом детей, которых она не смогла спасти.

Глупые слезы щипали глаза, но она не могла их сдержать. Воспоминания пронзили ее мозг, крики и вопли эхом отдавались в голове. Испуганное лицо Юнипер. Хлоя, выкрикивающая ее имя.

Слова стояли в ее горле комом.

– Я не смогла, я пыталась…

Прежде чем она успела сказать что-то еще, Бишоп заключил ее в крепкие объятия. Ее мокрая щека прижалась к его широкой груди. Он обхватил ее массивными руками, закрывая от толпы, ропота и взглядов, тихих рыданий – от всего.

Инстинктивно Квинн напряглась. Попыталась отстраниться.

Он ее не отпустил.

– Моя мать…

– Это не ты. Ты не отвечаешь за нее. Не несешь за нее ответственности.

– Мне жаль, – прошептала Квинн, ее голос приглушенно звучал из-за его кожаной куртки. – Я пыталась вытащить их. Клянусь, я пыталась…

– Мое дитя. – Он опустил голову над ее головой и заговорил тихо, чтобы слышала только она. – Тебе не о чем сожалеть. Совсем.

– Я… не смогла их спасти.

Его сильное тело дрожало. От боли громкий мужской голос звучал глухо.

– Я тоже не смог.

Внутри ее груди что-то освободилось. Ее сердце, как сжатый кулак, медленно раскрылось. Что-то таяло глубоко внутри нее.

Квинн сдалась. Она позволила себе расслабиться в его руках, позволила ему утешить ее. Она ничего не могла с этим поделать. Не могла больше бороться.

Она держалась изо всех сил, пока могла. Вдруг она снова почувствовала себя ребенком, испуганным, подавленным и одиноким.

Майло находился рядом, но он был маленьким мальчиком, которого она защищала. Квинн не могла нагружать его своей собственной травмой.

Бишоп знал, каково это, через что она прошла. Она больше не одинока в этом. Он точно знал, что она чувствует, и ей не нужно даже говорить об этом. Он понимал ее, знал, что она сделала, а что нет, и все равно простил ее.

Бишоп не винил ее за то, что она не смогла спасти девочек. Он не винил Квинн за роль ее матери во всем этом.

А раз он не винил, то, возможно, и остальные не станут.

Она не знала, как долго они простояли, прижавшись друг к другу. Это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме их общего горя и боли. Его сострадание стало утешением, в котором Квинн отчаянно нуждалась. Несмотря на свои собственные страдания, он дарил его свободно.

Наконец, Бишоп отстранился. Он обхватил ее лицо своими большими ладонями. Слезы текли по его лицу. Он не пытался их смахнуть.

– Теперь Юнипер, Хлоя и Дафна в руках Божьих. Им больше не больно. Они больше не боятся. Он сотрет все слезы с их глаз. И не будет уже ни смерти, ни скорби, ни плача, ни боли, ибо все это прошло.

Квинн кивнула. Бабушка верила в Бога, делала все эти церковные вещи, в которых Квинн никогда не находила особой пользы. Но она видела, как это утешало Бишопа, как его вера поддерживала его после трагедии, которая сломила бы любого другого человека.

Что-то в глубине ее души жаждало такого же покоя.

Если Бишоп обрел его после всего, что у него отняли, возможно, он реален. Может быть, это то, что она тоже сможет найти и сохранить.

– Спасибо, – прошептала она.

Бишоп сжал ее плечо.

Далекий крик привлек ее внимание. Бишоп отступил назад и огляделся, прикрыв глаза рукой.

Еще один крик. Кто-то сердито кричал из глубины толпы.

В задних рядах собравшихся возникла суматоха, люди поспешили отойти в сторону, когда группа из шести или семи мужчин и женщин пробилась сквозь них к передней части.

Их тела были напряжены, руки сжаты в кулаки, выражение лиц – яростное. Они шатались, как пьяные.

– Сейчас не время для слез! – крикнул мужчина, шедший впереди. Он потряс кулаком в воздухе. – Настало время для справедливости!

– Что вы собираетесь с этим делать, суперинтендант Синклер? – присоединилась женщина. Ее звали Пэтси Снайдер, владелица бакалейной лавки «Френдли». Ее брат стал одной из жертв. – А что насчет вас, шеф Бриггс? Вы собираетесь хоть раз оторвать свою жирную задницу и посмотреть, как вершится правосудие?

– Они все еще там! – закричал первый мужчина. – Вы развешиваете ленточки, в то время как должны повесить монстров, которые это сделали!

– Где справедливость для моего брата? Убейте этих монстров!

– Они убили мою соседку и ее детей. Они заслуживают смерти!

Шеф Бриггс прочистил горло и проговорил в мегафон.

– План разработан. Мы сейчас занимаемся организацией. Процедуры должны быть…

– К черту процедуры! – крикнул кто-то еще.

– Правосудие сейчас! – прокричала женщина в толпе. – Правосудие для Кроссвей!

Другие подхватили этот клич. Десятки людей скандировали:

– Правосудие для Кроссвей!

Всего за несколько мгновений настроение толпы изменилось от скорби до возмущения. Квинн чувствовала, как опасная, искрящаяся энергия проникает в них. Подхваченная как простуда и быстро распространяющаяся.

Это были нормальные, скучные, законопослушные люди, друзья и соседи. Но сейчас ими управляли страх и гнев. Они изменились до неузнаваемости.

– Успокойтесь! – крикнул шеф Бриггс в мегафон. – Всем сохранять спокойствие!

Толпа не слушала. Они рванулись вперед, как единый слаженный организм. Кулаки взметнулись вверх и сотрясали воздух. Лица исказились от ярости, требуя справедливости. Они угрожали захлестнуть сцену.

Шеф Бриггс в ужасе уставился на воинственную толпу. Дэррил Виггинс вскочил со своего места и повернулся к суперинтенданту, дико жестикулируя.

Странные люди в форме двинулись к платформе и начали оттеснять людей назад. Несколько местных полицейских присоединились к ним.

Тела метались вокруг Квинн, ударяясь и толкая ее. Бишоп встал между ней и толпой.

– Тебе не следует быть здесь, – сказал он, протягивая руки, чтобы защитить ее. – Ситуация может стать ужасной.

Все уже было ужасно. И дальше будет только хуже.

– Я не боюсь ужасов, – заявила Квинн.

Глава 9

Ханна

День восьмой

– С Призраком все будет в порядке? – с тревогой спросила Ханна.

Лиам стоял рядом с ней, с жестким и каменным лицом. Он переминался с ноги на ногу, свободная рука сжата в кулак, а другой он постукивал стволом «Глока» по бедру. Он не хотел признавать этого, но она знала, что Лиам напряжен и нервничает не меньше, чем она.

Призрак лежал на столе в центре операционной ветеринарной клиники «Лапы и когти». По дороге сюда его дважды вырвало. Он пыхтел, высунув язык, его большая грудь быстро поднималась и опускалась. Умные карие глаза потускнели. Он находился в сознании, но с трудом, словно впал в какой-то ступор.

Ханна ненавидела видеть его таким – такое сильное, царственное существо, превратившееся в нечто хромое и беспомощное, ужасало ее.

Доктор Беверли Лауде подняла голову и натянуто улыбнулась.

– Зависит от обстоятельств.

Ветеринару было около шестидесяти лет, полные щеки и морщинки от улыбок лучились от ее добрых глаз, короткие седые волосы вились под зимней шапкой. Она оказалась практичной, умной и сразу же прониклась заботой о Призраке. Им совсем не понадобилось ее уговаривать.

Доктор Лауде охотно согласилась помочь. Им повезло, что удалось застать ее дома. Деннис Рейнольдс сбежал, как только показал им нужный дом, его сумка с крадеными лекарствами громоздилась под его пальто.

Ханна не винила его за воровство. Люди делали то, что считали нужным, когда отчаянно пытались спасти своих близких. Тем не менее, существовала грань.

То, что Деннис взял для себя, означало меньше для других, столь же нуждающихся. Это означало меньше лекарств для доктора Лауде, которые она могла использовать для спасения животных и людей, находящихся на ее попечении, – лекарств, которые могли понадобиться Призраку прямо сейчас.

Доктор Лауде с нежностью посмотрела на Призрака.

– Большие пиренейские горные собаки – удивительно преданные и надежные животные. И умные.

– Он очень умный, – подтвердила Ханна, ее голос прервался. – Он самая умная собака, которую я когда-либо встречала. Пожалуйста, скажите, что вы можете его спасти.

– Сначала мне нужно его осмотреть. Я не могу ничего обещать.

Доктор Лауде установила несколько походных фонарей на батарейках для освещения. Она натянула пару эластичных перчаток и надела лабораторный халат с крючка на стене. В операционной пахло стерильностью, лекарствами и чистотой.

– Что именно произошло? – спросила ветеринар.

Ханна вздрогнула.

– В него стреляли.

Доктор Лауде посмотрела на Ханну с любопытством.

– Могу я спросить, как?

Страх сковал тело Ханны. Сердце сжалось.

Она покачала головой. Ханна не хотела говорить об этом, не хотела произносить имя Пайка вслух. Не здесь, в этой тихой, спокойной комнате. Мысль нелепая, но одно только имя Пайка, произнесённое здесь, в присутствии Призрака, казалось Ханне, может сглазить пса.

Пайку здесь не место. Ему не место в ее голове. Она отказывалась давать ему какую-либо власть.

– На нас напали, хотели забрать припасы, – сказал Лиам в тишине. – Собака набросилась на нападавшего, чтобы защитить Ханну.

Он понял ее сдержанность, не дав сказать ни слова. Ханна бросила на него благодарный взгляд.

Доктор Лауде нахмурилась, осматривая Призрака, ее руки искусно двигались по его туловищу. Она достала фонарик и проверила зрачки.

– Я оцениваю шок и травмы, проверяю дыхательные пути, частоту дыхания, пульс, наличие кровотечений и переломов.

Она выпрямилась, ее лицо стало серьезным.

– Вы пришли вовремя. В моем генераторе почти закончилось топливо. Я экономила как могла. Я включу питание, чтобы сделать рентгеновский снимок его черепа на предмет возможных переломов.

– Похоже, что пуля просто прошла навылет, но я вижу признаки повышения внутричерепного давления. Его уровень реакции быстро ухудшается. Неравномерные зрачки. Рвота. Давление и частота дыхания слишком высокие, а пульс снижается. Мы называем это триадой Кушинга, признаком повышения внутричерепного давления.

Ханна не могла дышать. Ее сердце заныло.

– Что это значит?

– Мозг отекает, и возникающее внутричерепное давление вызывает неврологическое ухудшение. Необходимо немедленно уменьшить отек мозговой ткани.

– А если вы не сможете?

– Мне очень жаль.

Ханна яростно покачала головой. Она обхватила себя руками.

– Нет, нет, нет. Это не вариант. Он не может умереть. Вы должны спасти его.

– Я сделаю все возможное, – ответила доктор Лауде. – Это я могу обещать.

– Как вы это лечите? – резко спросил Лиам. – Ему нужна операция?

– Если у него нет серьезного перелома черепа, то нет. Я могу использовать гиперосмотические растворы, чтобы вытянуть жидкость из тканей. «Маннитол» уменьшит выработку спинномозговой жидкости. Я также могу дать ему немного кислорода. Важно снизить систолическое кровяное давление. Для животного такого размера я хочу, чтобы оно держалось на уровне примерно 120 на 66, плюс-минус.

Ханна попыталась почувствовать облегчение. Операция теперь, вероятно, означала смертный приговор. И она невероятно обрадовалась, что у ветеринара все еще оставались в запасе лекарства, необходимые Призраку.

Доктор Лауде сжала плечо Ханны.

– Следующие несколько часов покажут нам все, что мы должны знать.

Доктор Лауде снова повернулся к Призраку. Ханна и Лиам предложили свою помощь, но она выпроводила их, сказав, что вернется через два часа с новостями.

Это будут самые долгие два часа в жизни Ханны.

Глава 10

Ханна

День восьмой

Лиам расхаживал по длинному, узкому залу ожидания перед окнами из зеркального стекла, рыская, как нетерпеливый лев. Он не выпускал из рук свой «Глок» и постоянно проверял улицу, наблюдая за парковкой, проезжей частью и хозяйственным магазином через дорогу в поисках возможных неприятностей.

Ханна пыталась сложить ноги в кресле, но живот мешал. Лиам протянул ей свой рюкзак. Она использовала его как подушку, расстегнула куртку и растянулась на соединенных пластиковых сиденьях.

– Спасибо.

Она потерла уставшие глаза. У нее болела поясница. Ее лодыжки распухли. В комнате было прохладно, но не так холодно, как на улице. В животе началось шевеление, и что-то ткнулось в мочевой пузырь. Ханна проигнорировала это.

Ужас и тревога скрутили ее внутренности. Во рту появился привкус чего-то горького и металлического, как будто она проглотила медный грош. Она беспокоилась о Призраке. Волновалась обо всем.

Пыталась сосчитать стулья, постеры с животными на стенах, машины на парковке, квадраты плитки на полу. Ничего не помогало. Ей нужно как-то отвлечься.

Она взглянула на Лиама.

– Знаешь не все люди плохие.

Он продолжал вышагивать, смотрел в окно, словно собирался с чем-то сражаться.

– Этот вор не был героем.

– Может, и нет, но и смерти он не заслуживал.

Лиам только хмыкнул.

– Есть степени «плохого». Может, Деннис и не ангел-альтруист, но и не главарь гангстеров.

Лиам фыркнул.

– Дай ему время.

Ханна покатала слова на языке, прежде чем произнести их.

– Некоторые люди хорошие.

Сиси обращалась с ней с уважением и большой добротой. Доктор Лауде бескорыстно делилась своей энергией, опытом и драгоценными ограниченными материалами, чтобы помочь незнакомцам и спасти жизнь собаки, которую она даже не знала.

Лиам сам рисковал получить переохлаждение и многое другое, чтобы спасти Ханну в лесу. Все, что он делал сейчас, он делал для нее, а не для себя.

– Ты действительно в это веришь? – Его взгляд был устремлен на улицу, на десятки машин, сгорбившихся под пеленой снега. – После всего, через что ты прошла?

Ханна напряглась. Мысль о том, чтобы доверять другим людям, внушала страх. Она не отрицала этого. Но она должна с этим бороться. Она должна преодолеть токсичное мышление, то, как он приучил ее думать и действовать.

Трусить, подчиняться. Бояться всего и всех. Ненавидеть.

В противном случае он победил. Свобода из физической клетки мало что значила, если она не могла выкинуть его из головы, если она все еще жила так, словно находилась в ловушке.

Она сказала:

– Да.

Взгляд Лиама снова остановился на ней, острый и пронизывающий. Все в ней хотело отвернуться, опустить глаза в пол, но она заставила себя встретить его взгляд.

– Мир полон жадных, ненавистных, жестоких людей, – заявил он. – Без правительства, контролирующего их, без полиции и угрозы тюрьмы, сдерживающих их порывы, люди станут худшими версиями самих себя. Они будут похищать, насиловать и многое другое.

Она не наивна. Но и не глупа. Ханна знакома со злом. Она смотрела в его глаза.

Вся страна скатывалась в беззаконие и хаос. Отчаяние породило страх, ненависть и насилие. Через несколько недель почти все впадут в полное отчаяние. Многие уже достигли его.

– Ты прав, – мягко сказала она. – Я знаю, на что способны люди. Но все же не верю, что все они плохие. Что бы ни случилось. В мире есть доброта. Должна быть. Иначе в чем смысл?

Лиам не ответил ей.

Она прикусила нижнюю губу.

– Посмотри на доктора Лауде. Разве она не помогает нам без всякой выгоды для себя?

Он покачал головой.

– Однажды она поможет не тому человеку. Отдаст слишком много. И кто-нибудь либо заберет все, что у нее есть, либо убьет ее за это.

На мгновение оба замолчали. Они вспомнили о Сиси.

– Ты думаешь, что хорошие просто умрут.

– Да.

– Может быть, им нужен защитник.

Лиам посмотрел на нее.

– Кто-то, кто может научить их, как защитить себя. Ты можешь быть хорошим человеком и бойцом.

– Хорошим человеком и убийцей?

Она не колебалась.

– Да. Абсолютно. Если это правильный человек и действует по правильным причинам.

Он кивнул, но ничего не сказал.

Ханна сунула руку в правый карман куртки и нащупала рукоятку складного ножа, рядом с которым лежал пистолет.

– Ты сказал, что научишь меня.

Лиам повернулся и посмотрел на нее. Серый дневной свет, проникающий через окна, подчеркивал его суровые черты, яростные голубые глаза.

– Хочешь начать прямо сейчас?

Ее сердцебиение участилось.

– Я хочу как-то отвлечься. Пожалуйста.

Лиам кивнул и бросил еще один взгляд на город, который выглядел совершенно заброшенным, ни единой живой души. Их снегоход с прицепом припаркованный у входа, единственная машина, не занесенная снегом.

Он подошел к ней, убрал в карман свой пистолет и протянул руку.

Ханна достала «Ругер» из кармана и протянула ему. Он провел так называемую проверку состояния системы и убедился, что предохранитель находится на месте.

Она поднялась на ноги, держась рукой за спинку стула для равновесия. С каждым днем она чувствовала себя все более неуклюжей. Поморщившись, она прижала руку к пояснице.

– Что сначала? Найти тир? Несколько пустых бутылок из-под пива?

– У нас нет лишних патронов, чтобы тратить их на стрельбу по мишеням. Нам нужен каждый патрон для самообороны. И не стоит привлекать внимание выстрелами.

Она поникла.

– Ох.

– Я все еще могу научить тебя правильной стойке, как держать оружие, как целиться. И где находится предохранитель.

Ее щеки пылали. Ханна вспомнила библиотеку, свой ужас, как в слепой панике шарила пальцами по пистолету, забыв о предохранителе.

– Я помню.

Лиам смотрел на нее. Ханне не понравилось, как он смотрел на нее. Как будто считал ее маленькой и слабой.

Ей было неприятно, что это правда. Она делала все возможное, чтобы сохранить здоровье в своей подвальной тюрьме, однако человек не мог изменить свои физические данные. Она всегда будет маленькой, но она не должна оставаться слабой.

– Покажи мне.

Он показал.

– Ты должна держать его в обеих руках, причем левая рука должна находиться под правой.

Волна стыда захлестнула Ханну.

– Я не могу держать его так.

– Конечно, можешь. Ты просто…

– Моя левая рука. Она бесполезна.

Он колебался. Лицо помрачнело. Тень, которую она не могла прочитать, прошла по его лицу, а затем исчезла.

– Сними свои перчатки.

Она повиновалась. В ярком дневном свете ее больная рука выглядела еще хуже, чем обычно. Сломанные пальцы изуродованы, похожи на когти, неправильной формы, как искривленные и сросшиеся ветви старого дерева.

Ханна могла двигать ими, но только с большим усилием и болью. Лишь большой палец еще функционировал относительно нормально. Он выглядел уродливо. Гротескно и отвратительно.

Она покраснела от смущения и отвращения к себе.

Ей не хотелось показывать левую руку на свету, не хотелось, чтобы это видел Лиам. Она не хотела, чтобы он считал ее уродливой или отвратительной. Мысль глупая, но она ничего не могла с собой поделать.

Она попыталась убрать изуродованную руку, спрятать ее в карман, обратно в перчатку, за спину – куда угодно, но Лиам схватил ее за запястье прежде, чем она смогла отстраниться.

Его лицо не исказилось от отвращения. Он не смотрел на нее с брезгливостью. Он рассматривал ее уродство с клинической отстраненностью, пальцами нежно обводя ее ладонь.

Прикосновения его пальцев пронзили Ханну, как удар электричества. Ее желудок забурлил, сердце громко стучало в ушах.

Она прочистила горло, близкая к слезам и ненавидящая себя за это. Какой слабой он ее считает. Какой жалкой.

– Я ничего не могу с этим сделать. Как я и сказала. Бесполезно.

Он нахмурился. Между его бровями появилась морщинка. Он все еще держал ее за руку.

– Не совсем. Ты можешь сжать пальцы в кулак?

Она смогла. Медленно, неловко, болезненно. Ханна кривилась, но не останавливалась. Ее мизинец и безымянный палец слишком изуродованы, чтобы двигаться. Указательный палец мог слегка изгибаться, пока не упирался в изогнутый большой палец.

– Думай об этом как о подставке для опоры правой руки. Размести пистолетную рукоятку в углублении между большим и безымянным пальцами.

Она последовала его указаниям. Приклад пистолета удобно разместился в кулаке. Она сосредоточилась на том, чтобы держать руки ровно, и ей удалось хорошо сбалансировать «Ругер».

Он мрачно улыбнулся ей.

– Вот так.

Лиам показал ей, как правильно расширить стойку, расправить плечи, держать руки и как можно лучше зафиксировать пистолет. Он объяснял ей, как выровнять дыхание и спустить – не нажать – курок.

Она прикусила нижнюю губу и изучала пистолет.

– Как я смогу взвести его одной рукой?

Лиам указал на покрытый журналами торцевой столик между двумя стульями.

– Положи область возле мушки на край стола и нажми на спуск. Ты можешь сделать это краем чего-нибудь твердого – прилавка, кобуры или каблука ботинка.

Она практиковалась в передергивании затвора одной рукой, пока не освоила. Лиам показал, как перезаряжать пистолет, зажав его между коленями в сидячем положении или положив на согнутое колено, хотя это казалось сложнее.

Они вновь и вновь отрабатывали все, чему он ее учил, причем Лиам часто делал перерывы, чтобы посмотреть на улицу. Он показал ей, как научиться видеть и понимать ситуацию. Как сканировать окружающую обстановку, оставаться бдительной и следить за всем, что не на своем месте. Снова и снова.

Одно дело – тренироваться с Лиамом рядом, совсем другое – когда она одна.

Сможет ли она вспомнить все в присутствии реальной угрозы? Предаст ли ее тело, застынув? Ее разум онемеет, исчезнет, когда ей нужно будет думать, действовать? Она не могла этого допустить.

Она должна стать сильнее, чем когда-либо. Умнее и смелее.