Текст книги "Проблема с Джейн"
Автор книги: Катрин Кюссе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Джейн недоверчиво покачала головой.
– В то время у Дюпортуа была очаровательная подружка, – продолжала Лина, – актриса из Нью-Йорка, которая частенько наведывалась к нему. И вот как он развлекался ночью: звонил бедняжке, страдающей ожирением, и тяжело дышал в трубку, как онанист в момент самоудовлетворения. Тебе это ничего не напоминает? Не то, как он выбирает жертвы, у тебя нет ничего общего с той девушкой. Я говорю про игру. Вот уж большой шутник!
Она засмеялась. Джейн пристально посмотрела на нее.
– Что ты собираешься делать?
– Рассказать об этом.
– Кому?
– Декану Нью-скул.
На это Лине понадобилось меньше недели. Восьмого июня она с торжественным видом пришла к Джейн. Все в тех же джинсах и красной блузке, которую, выстирав вечером, она надевала утром. Джейн жалела теперь, что не выбрала менее броский цвет.
– Его контракт аннулирован.
– Вот как!
– Подруга приятельницы, та, которая преподает на женском факультете Нью-Йоркского университета, позвонила профессору Нью-скул, принявшему на работу Дюпортуа. Его зовут Уильям Таунсенд. Она была в восторге: год назад они на своем факультете хотели взять на работу одну женщину, специалиста в области лесбийских отношений, но отрицательный отзыв того же Таунсенда помешал им это сделать. Таунсенд позвонил деканам и в Девэйнский университет, и в Смит-колледж. После этого у него не было другого выбора, как все рассказать своему декану, который был категоричен: в сложившейся обстановке невозможно принять Дюпортуа на работу. Если что-нибудь произойдет, университету придется выложить миллионы долларов, так как их вина легко будет доказана. Таунсенд вынужден был сообщить нашему другу эту печальную новость по телефону. Тот прибежал к нему в кабинет, предлагал подписать все, что у него попросят, сто раз покаяться, босиком пройти по Манхэттену с веревкой на шее и плакатом на спине: «Позор сексуальным маньякам!», поклялся, что в Нью-Йорке такого рода деяния больше не повторятся, потому что и в колледже, и в Девэйне он это сделал из-за скуки, пообещал, что трижды в неделю будет ходить к психологу, ползал в ногах у Таунсенда, умоляя его, и в конце концов, не выдержав, разрыдался. Ну просто греческая трагедия!
Джейн совсем не хотелось смеяться. Она мысленно представила себе эту сцену.
– Откуда ты все это знаешь?
– От подруги секретарши Таунсенда.
Лина налила себе бокал портвейна и уселась за стол в столовой. Джейн резала кабачки.
– Что же он теперь собирается делать?
Лина улыбнулась.
– По правде говоря, меня это меньше всего волнует.
– Он, вероятно, в ужасном состоянии. Эта должность была его мечтой. За одну неделю он ее получил и потерял.
Лина взглянула на нее, нахмурившись.
– В конце концов я действительно поверю в то. что у тебя есть проблемы. Хочешь сказать, что тебе его жаль? Ты уже забыла то время, когда дрожала мелкой дрожью, думая, что убийца прячется у тебя в ванной?
– Если я так сильно боялась, то это не из-за анонимных записок, а из-за нападения в сентябре. Дюпортуа не знал о нем. Он хотел подшутить надо мной. Впрочем, для меня все обошлось без последствий. А вот то, что случилось с Дюпортуа, далеко не шутка.
Лина встала и начала ходить взад-вперед между кухней и столовой, пока Джейн продолжала резать кабачки. Допив портвейн, она вздохнула и остановилась у нее за спиной.
– Джейн!
Джейн обернулась. Лина смотрела на нее враждебно, в голосе чувствовалась неприязнь.
– Что ты конкретно называешь шуткой? – спросила Лина спокойным и строгим голосом. – Травмировать до конца жизни бедняжку, страдающую ожирением? Ладно, согласна, это шутка. Напасть с ножом сзади на женщину – это тоже шутка? В конечном счете, ты отделалась испугом. Но, наверное, это уже не шутки, когда девчонка кончает жизнь самоубийством, а женщину находят с перерезанным горлом?
Джейн прикусила себе губу. Лина, конечно же, была права. Но она с таким самоуверенным видом доказывала свою правоту.
– Напряги свое воображение, – продолжила Лина, – постарайся представить, как бы ты сейчас себя чувствовала, если бы Дюпортуа не поймали. И поэтому не упрекай меня в том, что я копаюсь в его прошлом, вместо того чтобы оставить бедного парня в покое и позволить ему развлекаться на всю катушку.
– Я тебя не упрекала.
Она поставила сковороду, налила в нее немного растительного масла и положила жариться лук. Лина поставила на стол свой бокал и пошла к двери.
Вот так. Конец еще одной новой главы. Они с Линой были слишком разными. Это должно было когда-нибудь проявиться. Их дружба могла продолжаться до тех пор, пока Джейн нуждалась в помощи. Несколько недель назад Лина пригласила ее послушать лекцию о сексуальных домогательствах на работе, которую читала на юридическом факультете известная активистка феминистского движения. Тема была очень актуальной с тех пор, как любовные похождения президента с молодой стажеркой не сходили с первых полос газет. Слушая, как оратор, заворожив публику своим красноречием, рассказывала срывающимся от волнения голосом о страданиях женщин, которые во всем мире подвергаются избиению, насилию и мучениям, Джейн почувствовала себя страшно виноватой в том, что у нее не хватает ни духу, ни сострадания, чтобы посвятить свою жизнь защите жертв человечества. Однако, выходя из зала, она поймала себя на мысли, что эта харизматическая феминистка представляла собой опасную фанатичку и что мир, в котором нет больше места шуткам и расплывчатым краскам, просто ужасен. Лина восторженно прокомментировала: «Она бесподобна, не так ли?» Все чаще и чаще Джейн сознательно не высказывала своего мнения, тем самым обманывая Лину. Теперь же, благодаря Дюпортуа, все прояснилось. Лина будет презирать ее и не станет с ней больше разговаривать. Столкнувшись в подъезде, они сделают вид, что не знакомы друг с другом, как Джейн и Ямайка, когда теперь встречаются на факультете. Почему Джейн теряет своих друзей? Проблема была в ней самой или в выборе друзей? Лина взялась за ручку двери.
– Ты уходишь? – с тоской в голосе спросила Джейн, держа нож острием вверх.
– Кошкам надо поужинать, – в голосе Лины больше не чувствовалось раздражительности. Она взглянула на Джейн, улыбнулась, подошла к ней и ласково ущипнула за щеку. Снова улыбнувшись, покачала головой.
– Надо же!
На следующий день Лина позвонила вечером.
– У меня для тебя хорошая новость, дорогуша. У твоего приятеля сумка не закрывается от денег. Представь себе, он получил гранд на следующий год: денег – куры не клюют и свободен как ветер. Видишь, тебе вовсе не стоит о нем беспокоиться.
Джейн поежилась, положив последнюю страницу на толстую стопку слева.
Эту главу могла написать и Лина: она была в курсе всех описанных здесь событий. Но Джейн знала уже, что это была не она, не Чип, не Франческо, не Джош. Побледнев, она невидящим взглядом смотрела перед собой. Затем снова взяла коричневый конверт с другого конца стола и внимательно стала разглядывать написанный от руки адрес. Она уже где-то видела этот почерк: кажется, на обороте открытки, которую ей показывала Ямайка. Джейн посмотрела на слова «Олд-Ньюпорт». Она припоминала эту особую манеру писать букву «д», возможно, потому что он был левшой: палочка справа заканчивалась завитком, закругленным влево. Джейн уловила сходство с искаженным почерком в анонимных записках.
Она поднялась и налила себе еще стакан воды. Какой-то шум заставил ее встрепенуться. Кто-то тихонько царапал дверь, словно пытался незаметно пробраться в ее квартиру. Крадучись, она прошла в коридор и посмотрела в глазок. Никого, и однако она чувствовала чье-то присутствие. Во рту у нее пересохло. Это невозможно: ведь его уже нет в живых. А может, его самоубийство тоже было шуткой?
– Мяу!
Она нервно засмеялась.
Дюпортуа – любитель розыгрышей и анонимных писем – должен был стать подозреваемым номер один. Она не подумала о нем раньше, поскольку он никогда не был ее другом и ничего не знал о ее жизни. Но если Франческо мог получать о ней сведения через «дуэт» Ямайка-Дюпортуа, то и обратный вариант казался вполне правдоподобным.
Через Франческо Ксавье Дюпортуа собрал массу информации о Бронзино, Джоше, Эрике да и о самом Франческо. Все, что касалось Эллисон, Лины и Чипа, он узнал от Ямайки. Если он встречался в Нью-Йорке с Джошем, то и ему наверняка тоже задавал вопросы. А что касается главы, которую она только что прочла, то никто, пожалуй, лучше него не мог описать то, что произошло.
Понятно теперь, как он собрал о ней столько сведений. Но как он мог угадать ее мысли? Вначале, даже если факты совпадали, у Джейн складывалось впечатление, что она читает рассказ о жизни какой-то незнакомки. Но чем дальше она продвигалась, тем больше узнавала себя в зеркале, которым являлся этот текст: ее мысли, чувства были переданы с поразительной точностью. Ее препарировали на ее же глазах. Если автором являлся Ксавье, – а Джейн интуитивно в этом больше не сомневалась, – то он знал ее лучше, чем любовники, друзья, муж.
Неужели Ксавье узнал пароль и прочел ее переписку с Алексом по электронной почте? Только эта гипотеза объясняла ошеломляющую осведомленность автора текста.
Джейн чувствовала себя очень странно, но не потому, что целый день ничего не ела, – ей хотелось, скорее, плакать, кричать или даже чтобы ее вырвало. Тяжесть в груди стесняла дыхание. Это был страх. Уже почти восемь часов она читала предсмертное письмо. Он потратил целый год, чтобы написать эту рукопись и отослать ее перед тем, как покончить с собой. Но зачем?
Ответ мог находиться только в тонкой пачке листов, которые ей оставалось прочесть.
Джейн еще больше захотелось, чтобы Алекс прислал ей наконец сообщение на работу. Она ему все расскажет: он один сможет ее понять и успокоить.
3
Джейн дошла до угла улицы Аббес и, завороженная, остановилась. Вся улица танцевала. Гуляние началось совершенно спонтанно. Четыре негра в южноафриканских головных уборах били в там-тамы на террасе кафе. Огромная толпа на улице смеялась и кричала, не давая машинам проехать. «По-о-о-о-о-бе-да!» «Один! Два! Три! Ноль!» «Зизу! Давай, Зизу! Зизу – президент!» Джейн узнала имя или, скорее, уменьшительно-ласкательное прозвище североафриканского игрока, который сделал французов чемпионами мира, забив головой два гола. Никогда еще раньше не доводилось ей видеть такого бурного проявления коллективной радости. Мужчины и женщины, арабы и французы, белые и черные, полицейские и бомжи – все слились воедино, обнимаясь, целуясь, горланя на всю улицу. Только что по телевизору вся Франция смогла увидеть, как достопочтенный президент республики, вскарабкавшись на стену, чмокнул в лысую голову вратаря команды.
Устав за день, Джейн решила не идти с Розен, Винсентом и Миленой на Елисейские Поля, куда отправился весь народ отмечать знаменательное событие. И теперь настоящий праздник разворачивался прямо перед ней, возле ее дома. И она тоже, набирая цифры на домофоне, начала пританцовывать в ритм африканской музыке. Но так и не успела войти в подъезд: кто-то схватил ее за руку и потянул в толпу И вот она уже машинально повторяла все танцевальные па и движения, которым научилась за год, занимаясь африканскими танцами. Мужчины задевали ее, прижимались, дотрагивались до ее груди. Она возмущалась только тогда, когда кто-нибудь пытался приподнять ей платье. В этом оживленном даже ночью квартале, посреди веселящейся толпы, она чувствовала себя в безопасности.
Около трех часов ночи официанты унесли столики и подмели тротуары. Толпа начала рассеиваться: одни уходили пешком, другие уезжали на машинах, велосипедах, мотоциклах. Музыканты теперь устроились на скамейке на площади Аббес. Джейн, продолжая танцевать, тоже пошла за ними. Она заметила какого-то парня, который, прислонившись к дереву, не сводил с нее глаз. Он был невысокого роста, в бейсболке, козырек которой скрывал его лоб, и в просторных белых одеждах, прятавших его стройную фигуру. Выбившиеся из-под кепки волосы закрывали шею. Внешне он напоминал артиста. Улыбка промелькнула на его лице. Джейн протянула ему руку.
– Вы танцуете?
Казалось, он не понял вопроса.
– Do you dance?
Жестом она увлекла его за собой, а он вежливо принял приглашение. Его тело напоминало куклу на шарнирах. Он прыгал, подскакивал, размахивал над головой руками, то поднимал их, то опускал, вытягивал пальцы, кружился волчком. Он был необычайно гибок и, танцуя, напоминал подростка из Вашингтон-сквера, зарабатывающего на жизнь танцами под рэп, записанный на магнитофон. Джейн улыбнулась. Запыхавшись, чувствуя головокружение, она наконец сдалась и прислонилась к дереву, у которого недавно стоял он. Не сводя с нее глаз, он продолжил танцевать для нее, потом взял ее за руку, и они сошлись в медленном танце. Когда он улыбался, его бархатные глаза улыбались тоже. Прижавшись друг к другу и беспрерывно целуясь, они танцевали так до тех пор, пока музыканты не закончили играть. Светало.
Они уселись на скамейку. Он был израильтянином. «Израильтянин!» – воскликнула Джейн. Он рассказал, что накануне специально прилетел сюда из Ирландии, чтобы посмотреть матч, и утром должен уже лететь в Тель-Авив. Месяц он путешествовал по Европе с тремя приятелями, которых только что потерял в толпе. Джейн поинтересовалась, много ли романов было у четырех молодых людей за время путешествия. Улыбаясь, он ответил, что ничего не имеет против романов, тем более что расстался со своей девушкой, с которой познакомился три года назад, проходя службу в армии, и ему было необходимо избавиться от любовной тоски, но случай так и не подвернулся. То, чего ждешь, чаще всего не происходит. Ему двадцать два года. Он учится на инженера. Сколько Джейн лет, он спрашивать не стал. Их диалог то и дело прерывался поцелуями. Джейн сказала, что недалеко снимает квартиру. Он посмотрел на часы.
– Мне нужно через полчаса быть в аэропорту. Ты угостишь меня кофе?
У него были пухлые юношеские губы. Джейн, краснея, ответила:
– Мне не хочется заниматься любовью. Тебя это не смущает?
– Вовсе нет.
Не успев переступить порог, они снова начали целоваться и рухнули на диван в гостиной. Джейн предложила перейти в спальню. Они разделись. На его груди не было ни единого волоска, как у ребенка, а его жесты оказались неожиданно деликатными для танцора рэпа. Джейн потянулась к нему, изогнувшись, как кошка, и простонала, почувствовав его руку у себя на ягодицах. Она склонилась над ним, обхватив губами его твердый член, на конце которого выступила капля. Он перевернул ее и резко, одним махом, почти насильно овладел ею. Она вскрикнула. После такого длинного перерыва Джейн чувствовала себя чуть ли не девственницей. Ощущение постороннего тела внутри было ошеломляющим. Он причинял ей боль. Его бархатные глаза, излучавшие сильное волнение и почти садистское желание, пожирали ее взглядом. Вдруг она расслабилась и позволила ему полностью войти в нее, заполнить все пространство. На какое-то мгновение он закрыл глаза, потом снова открыл и стал двигаться медленно, вглубь, вкруговую. На одном дыхании он спросил по-английски:
– Я могу кончить в тебя?
Нет, подумала она. Он не может. Это было слишком опасно. СПИД. Опасность забеременеть. Она закрыла глаза, ничего не ответив. Издав хриплый стон, он резко вышел из нее и пролил сперму на ее живот. Джейн ласково погладила его длинные каштановые волосы.
– Ты не кончила, – сказал он.
– Мне хорошо.
Он вытянулся рядом с ней и начал ее ласкать. Казалось, он точно знал, что ей нравится, когда ее гладят ладонью. Она раздвинула ноги пошире, и он устроился между ее бедрами. Его волосы щекотали ей кожу, а язык доставлял неописуемое удовольствие, которое постепенно нарастало, и, не в силах уже больше сдерживаться, она обхватила бедрами его голову.
Выпить чашечку кофе он не успел. Вместо получаса он пробыл у нее час. Самолет мог улететь без него. Оставалось надеяться, что друзья забрали его сумку с турбазы. Джейн показала ему план метро и рассказала подробно, как добраться до аэропорта Руасси на пригородной электричке. Она проводила его до двери. Он нежно поцеловал ее в губы. В бейсболке он выглядел на восемнадцать.
– Спасибо за приглашение. Я первый раз побывал в парижской квартире.
Он сбежал вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Закрыв дверь, Джейн, так и не одевшись, подошла к балкончику в гостиной. Опершись на железную перекладину, она смотрела, как он бежит к метро Пляс Пигаль. Даже не узнала, как его зовут. На противоположной стороне улицы какая-то собака, заливаясь лаем, нарушала утреннюю тишину. Кафе были еще закрыты. Большинство магазинчиков по понедельникам не работали и тоже были закрыты. Перед разъяренным псом стоял на коленях молодой человек и, не сводя с него глаз, неторопливо снимал противоугонное устройство со своего велосипеда, стоящего у стены. Овчарка принадлежала бомжу, спавшему прямо перед бакалейной лавкой какого-то араба и, казалось, не слышавшему неистового лая своей собаки, готовой разорвать молодого человека на куски. Отважному велосипедисту удалось наконец медленно подняться, сесть на велосипед и выехать на тротуар. Собака, не переставая лаять, пробежала за ним метров сто и отстала. Джейн закрыла окно и пошла спать, даже не приняв душа. Когда около полудня она проснулась, то обнаружила у себя на животе тонкую прозрачную корочку застывшей спермы, которая стягивала ей покрытую пушком кожу. Она выглянула в окно. Напротив, на террасе кафе, сидели чинные супружеские пары в солнцезащитных очках и ели круассаны. Джейн выпила чаю с гренками и пристроилась у окна. Старая нищенка, ужасно фальшивя, распевала песни Эдит Пиаф. Джейн подумала о Ксавье Дюпортуа. На этот раз с благодарностью. Не за его рецепт заняться любовью, так как в подобном лечении не было ничего неприятного, а, скорее, за страх, который он ей внушил: нет ничего лучше, чем настоящий испуг, чтобы излечить от икоты, – если так можно было назвать воспоминания об Эрике, которые преследовали ее более года и мешали видеть, что происходит вокруг.
После шести месяцев пребывания в Париже Америка показалась ей совсем чужой. Повсюду обсуждалась только одна тема: дело Левински. Президента Соединенных Штатов могли отстранить от должности за разврат. Уже давно ее страна с таким интересом не следила за политикой. Весь этот абсурд был глупейшей и нелепой тратой денег и времени. Если не учитывать разницу в положении в обществе, Клинтон и Дюпортуа мало чем отличались: два самовлюбленных типа, которые, будучи на вершине славы, совершали самоубийственные поступки, вызывавшие почему-то симпатию.
В октябре Джейн внимательно изучила списки возможных вакансий и написала двенадцать писем. В середине декабря ей позвонили из девяти университетов и предложили встретиться во время работы Конгресса филологов: она все рассчитала точно. Конгресс проходил в Сан-Франциско. Она сама выбрала гостиницу «Мариот» вблизи от курортного комплекса на побережье. Рождество решила провести в Сиэтле с Эллисон и Джоном. Наконец-то она познакомится с сестричками Джереми – Лией и Ниной.
Собеседования прошли удачно. Она выступила с докладом «Ослепление и самопознание в „Принцессе Клевской“», который был встречен продолжительными аплодисментами и вызвал бурю вопросов. Вечером на приеме, организованном Девэйнским университетом, к ней подходили люди, чтобы выразить свое восхищение. Некоторые профессора, у которых она проходила собеседование, заигрывали с ней, преследуя профессиональный интерес: ценное приобретение. К ней подошел худощавый мужчина невысокого роста.
– Браво, Джейн! Твое выступление прошло великолепно.
– Спасибо, – ответила она, пытаясь вспомнить, как зовут этого до боли знакомого человека. Высокий лоб с начинающимися залысинами, плохой цвет лица, круглые очки – ничем не выдающаяся личность.
– Несмотря на название, твой доклад никак не вписывается в традиции Девэйнской критической школы. Это, скорее, из области толкования библейских историй о поиске счастья и удачи, не так ли?
При разговоре он подошел к ней очень близко. От него пахло смесью кофе, сигарет, старых книг и желудочного сока. Она тут же узнала в нем коллегу Эрика по докторантуре в Девэйне.
– Как поживает Эрик? – этим вопросом она хотела показать, что узнала его.
– Превосходно. Только что вышла его книга о Венской школе, его приняли в штат, и он ждет ребенка.
– Ждет ребенка?
– Не он, конечно, а его подруга Катрин. Они узнали об этом недавно.
– Кат…
Ком застрял у нее в горле, и она не смогла выговорить еще один слог.
– Ты не в курсе? Прости меня за бестактность! Я думал, что это ты бросила Эрика, во всяком случае, так мне сказала Катрин. Мы вместе работаем! Мне страшно неудобно, Джейн, извини меня, правда…
Катрин. Он произносил это имя на французский манер, с ударением на последнем слоге, глядя на Джейн с таким же сочувствием, как уличный зевака смотрит на погибших во время автокатастрофы. Джейн прикусила губу и, сделав над собой огромное усилие, заставила себя улыбнуться. Щеки у нее горели.
– Конечно же, я в курсе. Но я не знала, что она беременна. Впрочем, что тут удивительного: вполне нормальное состояние!
Она слишком громко засмеялась. Дэвид смотрел на нее с тем же самым смешанным чувством: жалостью и интересом.
– Хочешь что-нибудь выпить? Мне действительно страшно неудобно за свою бестактность…
– Извини… – быстро произнесла Джейн и выбежала из зала.
Отыскав в конце коридора туалет, она заперлась в кабинке и разрыдалась, не в силах поверить, что у Эрика скоро будет ребенок. Что она, неожиданно для себя, так близко к сердцу приняла эту новость, обнажив свою душу перед злопыхателем, посторонним, который будет теперь повсюду рассказывать, как она отреагировала. Да она просто с ума сошла! Что такого, что Эрик живет с другой женщиной? Они развелись два года назад и с тех пор ни разу не говорили. Между ними все кончено. Она это знала. Проведя чудесное лето в Париже, она вернулась в Олд-Ньюпорт, полная сил и энергии, готовая начать новую жизнь. Как же так получилось, что она проявила такую слабость? Из-за ребенка? Но в этом же нет ничего необычного, у Эрика будет куча детей, и он будет вести заурядную серую жизнь с женой, малышами в захолустной Айове. В туалет, болтая, вошли две женщины, и Джейн прекратила плакать. Спустив воду, она вышла из кабины, умылась холодной водой и выбежала из «Хилтона», отказавшись от намерения встретиться на приеме с сотрудниками тех университетов, от которых хотела бы получить предложения.
В середине января Джейн просматривала на работе свою электронную почту, как вдруг в рубрике «фанат» наткнулась на письмо некоего Алекса Леттермана, преподавателя из Сан-Диегского университета, который тоже присутствовал на конгрессе. Он не слышал ничего более интересного с тех пор, как девять лет назад решил посвятить себя изучению литературы. Своим выступлением Джейн напомнила ему мотивы, по которым он выбрал эту профессию. Особенно его поразило, как она пользуется лингвистическими средствами для выражения своей точки зрения. Использовала ли она в своем исследовании программу ARTFL, чтобы выявить все случаи употребления глагола «знать» в «Принцессе Клевской»? Как скоро можно будет прочесть текст ее выступления в статье или книге?
Джейн взяла с полки программу конгресса и просмотрела в конце список участников. Никакого Леттермана там не было. Это означало, что он не выступал с докладом и не руководил заседанием, что, однако, не мешало ему быть простым участником. Она спустилась на четвертый этаж.
– Дон, у вас есть справочник участников конгресса?
Секретарша повернулась на вращающемся стуле, взяла с полки томик в светло-голубой обложке и протянула его Джейн, пригрозив пальцем.
– Это называется «с возвратом».
– Мне необходимо кое-что проверить, я могу это сделать и здесь.
Леттерман, Алекс. За именем следовало место работы: Калифорнийский университет, Сан-Диего. Адрес факультета и его электронной почты. Джейн закрыла справочник и вернула его Дон.
– Спасибо.
Простая предосторожность. Фамилия «Леттерман» была похожа на игру слов. А Джейн наслышалась страшных историй о том, как мужчины знакомятся по Интернету с женщинами, узнают их адрес, а потом насилуют и убивают. Она улыбнулась. Иногда она вела себя как параноик, но ее недоверчивость была объяснима. Вернувшись в свой кабинет, она, теперь уже просто из любопытства, поискала имя «Леттерман» в электронном каталоге библиотеки, но, ничего не найдя, просмотрела библиографию работ, представленных на конгрессе, и нашла единственную статью о юморе в романе Кретьена де Труа «Лансело». Итак, он занимается средневековьем и, видимо, начал совсем недавно. В своем ответе она поблагодарила его и объяснила, что, действительно, этот доклад является частью ее будущей книги, которую она пока только думает написать. Она не пользовалась программой ARTFL, так как предпочитает работать по старинке, перечитывая четыре-пять раз роман, чтобы подобрать примеры употребления слов в соответствующем контексте.
На следующий день пришло новое письмо от Алекса Леттермана. Тема: Флобер. В библиотеке он нашел ее статьи и прочитал ту, где речь шла о споре между Флобером и Луизой Колет по поводу статуи Корнеля и употреблении слова «слава». Статья ему очень понравилась. Он разделял представление Флобера об искусстве, но находил отвратительным то, как он вел себя с Луизой. Ни для кого не секрет, что гениальных людей в повседневной жизни выносить невозможно. Работа Джейн о Флобере интересовала его еще и потому, что сам он написал диссертацию о женоненавистничестве в эпоху Средневековья. Джейн тотчас ответила ему, сообщив о книге, которая вот-вот должна была выйти.
Было бы любопытно прочесть его статью, но на это не хватало времени. В любом случае они обменялись посланиями в последний раз. Электронная переписка занимала уйму времени. Аспиранты, жаловавшиеся на то, что завалены работой и поэтому не могут закончить свои диссертации, тратили три-четыре часа в день на переписку с друзьями во всех концах Штатов. Ежедневно Джейн посвящала почти целый час на прочтение сообщений, касающихся, в основном, профессиональных проблем, или записок от секретарш. Никто ни с кем больше не разговаривал. К примеру, они встречались с Розой в коридоре, приветствовали друг друга кивком головы, потом Джейн поднималась в свой кабинет и отыскивала сообщение от Розы, в котором говорилось, что ей сегодня необходимо вернуть какую-то бумагу.
После конгресса Джейн позвонили из шести университетов и она приняла пять приглашений. Она готовилась к поездкам. Несколько дней спустя пришло новое письмо от Леттермана по поводу еще одной ее статьи. Она с удовольствием прочла его. Затем отправила короткий ответ: ей предстоит совершить ряд поездок в университеты и у нее полно работы. Стараясь его не обидеть, она давала понять, что больше не сможет с ним переписываться. Через три минуты снова пришло сообщение: сейчас он находится на другом конце Штатов и тоже сидит перед экраном. В Сан-Диего – половина восьмого утра: Леттерман просыпался рано. Дома у него, конечно же, был Интернет, а вот Джейн хотя бы по утрам хотела уберечься от электронного нашествия. Проснувшись, он, наверное, первым делом включал компьютер. Или вообще не выключал его на ночь. Прежде чем выпить чашечку кофе или чая, просматривал электронную почту. Сообщение его было кратким: он советовал ей почитать в самолете «Полину, 1880» Пьер-Жана Жува.
В тот же вечер она пошла в библиотеку и взяла роман. Назавтра начала читать, но не в самолете, а в душной комнате при факультетском клубе в Мадисоне, столице штата Висконсин. Только в половине шестого утра, прочтя последние слова, она отложила роман в сторону. Неразумно, конечно, ведь ей нужны были силы, чтобы выдержать серию собеседований, начинавшихся в семь часов утра. Впрочем, за ужином она не смогла удержаться и принялась восторженно рассказывать эту историю чувственной и возвышенной любви, случившуюся во Флоренции девятнадцатого века. Декану факультета, который тоже читал роман, было приятно узнать, что литературные интересы Джейн не ограничиваются ее научными исследованиями. Вернувшись из этой поездки, она послала сообщение Алексу: книга не только ей понравилась, но и оказалась полезной в профессиональном плане. Вскоре он ей ответил: «Я знал, что вам понравится. Вы читали „Детство“ Натали Саррот?»
Несколько лет назад она начала читать какую-то книгу этой писательницы, но бросила, осилив лишь страниц пятьдесят. В том кругу, в котором она вращалась с Джошем, признавали лишь «нормальную» современную литературу. Да и Джейн не любила заумные романы и терпеть не могла тех, кто настойчиво советовал ей прочитать что-то конкретное. Но об этом она не стала писать Алексу Леттерману. Ей не хотелось вступать с ним в литературные споры и выглядеть глупо, не имея возможности отстоять свою точку зрения с помощью убедительных доводов. Джейн взяла «Детство» в библиотеке, но не стала читать во время поездки. По возвращении ее ждало письмо от Алекса, который расспрашивал, как ее приняли в университете, и больше не вспоминал о Натали Саррот. Ей понравилась его тактичность. В тот же вечер Джейн начала читать.
Эта книга не была похожа на «Полину», которую она проглотила за один вечер. В ней нужно было смаковать каждое слово. Джейн прочитывала отрывок, останавливалась, размышляла, потом перечитывала то же самое место еще раз, восхищаясь четким и выразительным слогом: такой же совершенный стиль, как у Флобера. Отточенные фразы. Перед глазами стоял образ ребенка. Дыхание жизни чувствовалось в каждом слове. Она была поражена: не потому что ей понравилась книга, а потому, что существовал человек, который точно знал, какие книги ей должны нравиться. Человек с такой же чувствительной душой, – хотя это понятие было слишком расплывчатым, – с таким же внимательным отношением к словам, такой же любовью к осмыслению, если «осмыслением» можно было назвать тонкое движение ума, которое невозможно передать словами.
«Принцесса Клевская» также являлась одной из настольных книг Алекса. Ему было интересно следить за накалом страстей в романе, и он считал, что жена дофина, влюбленная в герцога Немурского и ревновавшая к нему принцессу Клевскую, вела себя безнравственно по отношению к влюбленным. Джейн придерживалась другого мнения. Они долго спорили, обмениваясь электронными письмами и посылая друг другу в качестве доказательств многочисленные цитаты из романа.
«Жена дофина, – писала Джейн, – знает, что герцог Немурский ее не любит, но не чувствует себя уязвленной: она вообще не может его любить!»
