Текст книги "Город грехов (СИ)"
Автор книги: Катерина Траум
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
19. Розы и мрамор
День выдался пасмурным и ветреным. Резкие порывы трепали листья на окружающих городское кладбище деревьях и свистели в ушах присутствующих. Деревянные скамейки и долгая прощальная речь священника, который даже не был знаком с усопшим. Его пришлось тащить чуть ли не силой, потому как официально Заккари Брайян Грант второй покончил с собой. Эта ложь обошлась в такую сумму взятки шерифу, что многим бы стало дурно от количества нулей. Но другого варианта не было.
Зак наблюдал за организованной им же церемонией совершенно спокойно, только чуть хмурил брови время от времени. Бекки сидела рядом и ободряюще сжимала его пальцы. Он был ей благодарен уже за то, что пришла, но дело в том, что в поддержке Грант не нуждался. Совершенно. Что может чувствовать человек, закапывающий отца, которого ненавидел каждой клеточкой души? Вот именно, что ничего. Только удивление: неужели это правда, случилось, неужели самый сильный и властный мужчина, каких только могла носить земля, мертв? До сих пор не верилось, до сих пор казалось, что это огромная глупая театральная постановка. Что сейчас Зет встанет из своего деревянного ящика, рявкнет «Что это за сборище?», закурит сигару и пойдет строить своих капитанов…
Но время шло. А отец все не вставал. Удивление Зака медленно и верно сменялось, наконец, осознанием. Это не шутка. Впрочем, он понимал, что мать не врала ему ни в чем, когда появилась на пороге крохотного домика в лесу.
За грубым дубовым столом повисло тягостное молчание. Заваренный Ребеккой чай давно остыл, а Грета снова закрыла лицо руками, закончив свой рассказ. С самого начала, открыв сыну все карты. И теперь только ждала его реакции, которой, почему-то, не было.
– Зак, я… Знаю, что, возможно, была не права, – осторожно попыталась говорить миссис Грант, внимательно следя за абсолютно застывшим лицом Зака, – Да, я теперь преступница, и меня, наверное, посадят в тюрьму… Но для меня важней то, что теперь ты свободен.
– Никто тебя не посадит, – резко оборвал ее Грант, сам удивляясь ледяному тону. Лежащие на столе стиснутые кулаки тут же накрыли маленькие теплые ладошки Бекки, посылая такое нужное сейчас тепло. Возможно, только это не дало ему сорваться.
Черт возьми, его мать пристрелила его папашу. Да еще и при свидетельнице. Да еще и… блядь, да она приказала убить четверых людей. И позволила ему прикончить тех двоих, прекрасно зная все. Грудь разрывало от противоречия: вбитые с пеленок законы Змей сражались со здравым смыслом и привязанностью к человеку, который до недавнего времени был единственной его поддержкой.
– Отдашь меня Змеям? – понимающе кивнула Грета, нисколько не собираясь противиться любому решению. Глаза наполнились слезами, и она всхлипнула, – Я понимаю, правда. Хочу только, чтобы ты не держал на меня зла. Прости… Если сможешь.
Заккари смотрел в родные глаза, потихоньку начиная принимать все сказанное. Не было никакой обиды на мать: ее мотивы написаны на лице также ясно, как искреннее раскаяние. Но как теперь ее защитить? Вздохнув, он встал и подошел к Грете, нервно дернувшейся от скрипнувшего стула. Положил руку ей на плечо и заверил в первую очередь себя самого:
– Все будет хорошо.
Он просчитал все. Скрыть реальную причину смерти Зета пришлось и от Змей, благо, никто не успел застать ту картину, какую увидели тем злосчастным утром в особняке Грантов Зак и Бекки. Грету предусмотрительно отправили подальше оттуда, чтобы не провоцировать Стоун. Но эта предосторожность оказалась лишней. Потому как Лили весь остаток ночи провела у ног покойника, так ни разу и не шелохнувшись. Оторвать ее от останков оказалось довольно непросто. Она истерически билась и царапалась, не давая вытащить себя из кабинета. Только когда Бекки догадалась влить ей разом полбутылки виски, Стоун обмякла и позволила уложить ее в постель. Зак со страхом ждал, что когда она проснется, начнется новый приступ и, вполне вероятно, желание отомстить. И тут снова пришлось сильно удивиться.
Сейчас, спустя три дня, Лили сидела на последнем ряду скамеек, закрыв лицо черной вуалью. Неназванная вдова, так никогда и не вышедшая замуж. Никаких прав ни на что. Грант изредка поглядывал на нее, все еще ожидая концерта или того, что она огласит правду о смерти Зета. Но женщина за всю церемонию не пошевелилась, оставшись черной неподвижной статуей. И не заговорила ни с кем с той самой ночи. Все три дня провела, запершись в своей комнате: Зак сомневался, что она хотя бы что-то ела.
Наконец, пришло время его речи. Распорядитель кивнул ему, и Гранту пришлось встать, теряя теплую ниточку, которую дарили руки Бекки. Он не умел говорить громких слов, а искренних у него не было. Проходя мимо гроба, вздрогнул всем телом, увидев застывшее белое лицо. Что ж, хоть в чем-то мать права: теперь они все свободны. На не до конца задвинутой крышке лежал традиционный для почивших солдат флаг, и Заккари почувствовал горечь во рту. Какое лицемерие. Хоронить его, как военного, когда во время боевых действий вся его задача была наладить в армии связи для дальнейшей преступной деятельности. Говорить, что он солдат, когда вся его заслуга перед страной в том, что обобрал ее склады с оружием… Противно. Все заученные слова испарились из головы, а новых не приходило. Но от него ждут чего-то настоящего… Где же найти хоть крупицу искренности, провожая отца в последний путь?
Зак откашлялся, пытаясь тянуть время. Поймал внимательный взгляд Бекки, ее ободряющий кивок. Так старательно держала его на плаву эти дни. Помогала всем, чем могла: от уговоров священника до заказа формы, в которой сейчас лежал покойный. Все распри отступали перед лицом смерти, и радужная девочка по-прежнему излучала собой свет.
– Те, кто его знали лично, сказали бы, что Заккари второй очень непростой человек, – тихо начал Зак, пытаясь представить, что говорит только с ней, а не стоит перед толпой суровых мужчин в черных пиджаках, – У нас были сложные отношения. Много разногласий. Разные взгляды на жизнь. Но я точно знаю, что более волевого и сильного характера никто из вас не встречал. Он показывал мне пример собой – каждый день.
Неприятный укол в центр груди – не получается. Не выходит быть искренним. Что он несет, какой еще пример?! Если только наглядное пособие «Как обращаются со своими детьми садисты». Мотнув головой, Зак решил прекратить этот цирк, пока не слетела с лица маска вселенской скорби:
– Я никогда бы не подумал, что все закончится так, – хоть какая-то правда, он и предположить не мог, что пулю в Зета пустит его бывшая жена, – Нам всем будет его не хватать. И…, – глубокий вдох, прислушиваясь к себе, пытаясь понять, что же не прозвучало… – Прости, папа.
Совсем тихо, ведь знает, что виноват. Что не поехал вместе с ним. Последний порыв отца был защитить его, и сказанные в машине прощальные слова встали звоном в ушах. «Ты же мой сын…». Колючий комок разрастается в груди пониманием, что все, сейчас крышку закроют, и больше не будет грозного Большого Змея – только гнилые кости в земле. Как часто мы говорим что-то, не зная, что это последние слова? Как часто не ценим момент. Как часто принимаем все, словно должное. Прикрывает глаза, всего на мгновение. А открыв, потрясенно смотрит на собравшихся.
Те самые суровые мужчины в черных костюмах встали со своих мест, поднимая вверх руку с символическим жестом – клыки змеи. Так голосовали, принимая какое-то решение. И теперь оно было единогласным и вполне понятным. Самая опасная группировка в городе признала в сыне вождя нового Большого Змея.
***
Народ расходился, покидая продуваемое всеми ветрами кладбище. Зак стоял чуть в стороне от нового пристанища отца, принимая соболезнования уходящих. Для Бекки все его сомнения были буквально написаны на лице: вот он хмурит брови, а вот снова словно застывает, сливаясь цветом кожи с мраморной свежеустановленной плитой. Вздохнув, она сжала свой букет из четырех кремовых роз, которые сорвала утром в саду бабушки. Более подходящих цветов вроде гвоздик не нашлось, уже не сезон. Собравшись с духом, она подошла к могиле, с ледяной дрожью вдоль позвоночника читая фамильное имя на сером камне. Неприятное предчувствие скрутило живот тошнотой, уж слишком похожи имена отца и сына. Сглотнув, Бекки наклонилась и положила свой букет к остальным. Оглянулась на Заккари, но того уже окружили о чем-то негромко переговаривающиеся незнакомые мужчины. Что ж, она подождет.
– Он не любил цветов, – хрипловатый, абсолютно севший и плохо узнаваемый голос за спиной заставил девушку вздрогнуть всем телом. Безжизненный пустой взгляд из-под черной вуали смотрел точно перед собой, не мигая. Ребекка зябко поежилась, чуть посторонившись, чтобы пропустить Лили. Но та не спешила, словно разговаривала сама с собой. Или с заваленной до половины букетами плитой, – Всегда говорил, что красотой нужно любоваться, пока она жива. А срезая цветы, мы их убиваем…
Бекки не нашлась, что ответить. Сам тон голоса Стоун ее пугал. Она была похожа на привидение – словно за три дня из нее вытекли все жизненные силы, руки истончали, а глаза потеряли весь блеск и хитринку. Эта ли женщина так недавно порицала непонимание дочери? Кажется, что нет. Как бы то ни было, она ее мать, и теперь она осталась совершенно одна. И какие бы чувства Лили у нее не вызывала, сейчас ей нужна была поддержка – в этом Бекки была уверена. Прикусив губу, она думала всего мгновение, прежде чем предложить. Несмело, тихо.
– Тебе нужна помощь? Только скажи…
Но Стоун ее будто не слышала. Стоя возле его могилы в плотном черном плаще, она все равно не могла избавиться от холода. Казалось, этот лед в груди теперь будет всегда. Всегда будет пустая половина кровати. Всегда – одна чашка кофе с утра вместо двух. Всегда – никому больше не нужные рубашки и пиджаки в шкафу, пропитанные его одеколоном. Всегда – только тишина, звенящая в ушах.
– Это был канун Рождества, – едва слышно начала она говорить, чтобы только эта тишина перестала ее давить своей тяжестью. Почти не обращая внимания на слушательницу, которая не спешила уходить, – Я ждала свой автобус, но он задерживался. Замерзла до ужаса. Он остановился и предложил подвезти. Сказал, что в Сочельник люди должны помогать друг другу… Мне было уже настолько плевать на себя, что я согласилась. Даже если бы он оказался маньяком – меня бы даже искать не стали. Жила на окраине города с матерью-алкоголичкой, которая ушла в очередной запой… А мне восемнадцать, и шикарный мужчина улыбается так тепло, что я впервые ощутила себя человеком, а не куском грязи.
Бекки не перебивала и не пыталась остановить этот поток. Возможно, та единственная помощь, которая требовалась сейчас Лили – быть с кем-то. Быть услышанной. Это не так много, и хоть в каждом слове слышалась ее боль, Стоун продолжала говорить. Все крепче стискивая кулаки, все сильней сжимая зубы.
– А потом его жена пригрозила прирезать нас обоих, если это продолжится. Я исчезла. Катилась по маминой дорожке, таскалась по любым вечеринкам с бесплатной выпивкой… На одной из таких и встретила Гарри. Помню, стояла на балконе, усиленно вливая в себя какое-то пойло, а он подошел и сказал, что никакой виски не зальет тоску в моих глазах, – она слабо улыбнулась, потому что столько лет не хотела себе признаваться: о той ночи не жалела. Только о последствиях, – Дальше ты знаешь. Я носила тебя в утробе, каждый день проклиная себя за глупость.
– Почему нельзя было остаться с папой, если вы с Зетом уже расстались? – все-таки решилась на вопрос Бекки, пытаясь поймать ее взгляд. Безуспешно – он направлен только на имя на плите. Лили откинула вуаль с лица, и сердце девушки болезненно сжалось. Печать смерти застыла на нем, подобная на только что зарытом покойнике. Болезненная серость, заострившиеся скулы. И глаза… Настолько кричащие о боли, что лучше на них не смотреть.
– И этот вопрос задаешь ты? – на короткое мгновение севший голос взял чуть более высокую октаву, но тут же снова охрип, – Роды были ужасно сложными. Я слышала, как монашки, у которых нашла приют, шептались, что не выживу. Адская боль, от которой я несколько раз теряла сознание… Когда очнулась, сестры посчитали это настоящим чудом: я два дня не приходила в себя. Огромная кровопотеря и повреждения, которые не позволили мне потом подарить ребенка Зету. Я так хотела увидеть, ради чего все это было…
Слезы покатились по бледным щекам, и Лили прикрыла глаза, уходя в прошлое. То, что не забывает ни одна мать. То, что она так и не испытала. Бекки не дыша ждала продолжения, ведь так долго хотела искренности. Хотела настоящей правды о своем рождении. Точно не ожидала получить ее сейчас. Но Стоун словно… исповедалась? Словно хотела выплеснуть все.
– За эти дни тебе нашли кормилицу. Я смогла дойти до тебя, едва переставляя ноги от кровопотери и слабости, как раз когда чужая женщина прижимала крохотный комочек к своей груди. И ты смотрела на нее сияющими глазками, сжимала ее палец своей ужасно маленькой ручкой. Такая красивая, словно солнышко, – почти безумная улыбка, и поток слез капает на ворот плаща, но слова льются, освобождая от самого большого груза, – И я поняла, что во мне не нуждаются. Что ты будешь счастлива без такой непутевой матери, которая и держать младенцев не умеет. Что все мои намерения после родов попытаться вернуться к Зету тебе лишь навредят. Ты никогда бы не получила от меня той любви, что подарили Чейзы. Я смотрела на твое спящее довольное личико и знала: лучшее, что я могу сделать, это избавить тебя от себя. И так ни разу и не взяла тебя на руки. Не стала мешать этому солнышку сиять.
Бекки чувствовала, как горло сжалось. В груди щипало, и она с трудом преодолела желание обнять эту потерянную женщину. Глупая молодая девочка, пережившая столько боли. Утонувшая в своем отчаянии. Возможно, она поступила единственно верным образом. А может, просто поддалась чувствам. Ей так нужна была поддержка, хоть какая-то. Но она была совершенно одна, и некому было встряхнуть ее за плечи и крикнуть «Соберись, тряпка!». Едва не умерев в родах, так и не узнала, что быть матерью может быть счастьем.
Лилиан торопливо вытерла слезы с лица, будто что-то постыдное. Слабость никогда нельзя было показывать. Не перед Зетом. А ведь он все еще здесь, все видит и слышит… Конечно же, слышит. У нее даже сомнений на этот счет не было. Он мог быть погребен под слоями земли, но точно никуда не исчез из ее сердца. С того холодного Сочельника. С первой улыбки и вспыхнувших озорством глаз.
– Что ж, Ребекка, – она придала голосу твердости, собирая себя по кускам, чтобы закончить этот разговор и больше никогда к нему не возвращаться, – Теперь ты знаешь все. Я не буду тебе мешать жить, клянусь. Клянусь здесь, стоя у могилы самого дорогого мне человека.
– То есть, никакой мести? – удивленно подняла бровь Бекки. Они с Заком уже несколько раз думали о том, чтобы предоставить Грете охрану. Но пока Лили не выходила из комнаты, решили повременить.
– Всем воздастся по их делам, – неожиданно спокойно заявила она, – Я не собираюсь идти против нее. Потому, что у этой твари есть то, чего я сама себя лишила: ребенок, готовый перегрызть за нее горло любому. А я снова одна. Заранее проигранная битва, а если чему меня и научил Зет: сражаться надо только, когда есть силы. У меня их нет. Больше… нет.
– Я рада, что ты все это понимаешь, – облегченно выдохнула Бекки. Оглянулась на Заккари, но он все также что-то с сосредоточенным лицом выяснял с двумя капитанами. Видимо, у нового главаря хотели прояснить детали того, чем теперь станут Змеи.
Лили заметила ее взгляд и снова накинула вуаль, скрывая слезящиеся глаза. Ни к чему это все – Зет не любит слез. Непонятная тревога кольнула в грудь, как дежавю. Именно так она когда-то смотрела на старшего Гранта, как сейчас Бекки.
– Я знаю, что не имею на это права – указывать тебе. Но надеюсь, что моя история хоть чему-то тебя научила. Что ты не повторишь моих ошибок. Не позволишь себе жить его жизнью, забыв про себя. У тебя есть свои мечты, свои стремления. Свои таланты. Ты не приложение к нему, а самостоятельная личность. Я забыла об этом рядом с Грантом. И, как видишь, умерла вместе с ним. Не забудь и ты. Не дай этому проклятью тебя уничтожить.
У Бекки вертелось на языке много ответов – часть из них ехидные, а часть откровенно глупые. Пока она вновь не наткнулась взглядом на имя на плите. «Заккари Брайан Грант второй». Моргнула, и тут же померещилось, как цифра заменилась на «три». А ведь это легко – щелчок пальцами. Особенно теперь, когда Зак заменил отца. Сколько же мафиози выйдут на охоту за его шкурой… И в черной вуали будет стоять уже она. Нервная дрожь вдоль позвоночника: а в словах Стоун есть что-то очень важное.
– Спасибо… мама.
Лили дернулась, словно в порыве обнять, но тут же задушила это желание на корню. Только слабо улыбнулась и кивнула, отступая назад.
– Надеюсь, ты меня услышала.
– Куда ты теперь?
– Туда, где мне будут рады. Если только я тебе понадоблюсь, ты всегда сможешь меня найти, – последний взгляд, и Лили отвернулась, подходя к могильной плите. Погладив буквы кончиками пальцев, глубоко вдохнула, – Прощай, Бекки.
– Прощай.
Больше не став задерживаться, черная фигура, немного сгорбившись, словно на плечах лежит что-то безумно тяжелое, побрела к воротам кладбища. Бекки смотрела ей вслед со смешанным чувством: она не могла ее ненавидеть после этого рассказа, и не могла простить до конца. Возможно, жизнь сложней, чем школьная задачка. Возможно, она не делится на черное и белое. И нужно просто учиться на чужих ошибках, не допускать их самой. Ветер трепал хвостик на ее голове, а приближающиеся шаги Зака ощущались на интуитивном уровне. Она не могла сказать, что жалеет о смерти Зета, не после всех его поступков по отношению к сыну. Но кое-что сказать напоследок все-таки захотелось:
– Спасибо за урок, мистер Грант.
***
Дом встретил Бекки запахом свежей выпечки и гремящей на кухне тарелками бабушкой. Отец устроился за столом с газетой, а Сара крутилась у плиты.
– А вот и ты! – улыбнулась она вошедшей, – Как все прошло? Выглядишь уставшей.
– Ба, это похороны. Как они могут пройти? – поморщилась Ребекка, расстегивая свою черную кофточку с явным облегчением, – Пироги с патокой? Есть повод?
– Ну… Эм… Может, сначала поешь, а уж потом…
– Мам, да отдай уже ей письмо, не томи! – вмешался вдруг Гарри и подмигнул застывшей в изумлении дочери. Письмо? Ей? От кого бы?
Сара вздохнула и вытащила из кармана передника вскрытый лощеный конверт с виноватым лицом. Все-таки момент не самый подходящий, да и читать чужую почту просто верх неприличия.
– Прости, дорогая. Я не удержалась и вскрыла его.
Бекки только пожала плечами: другого от бабушки и не ждала. Приняв письмо, вытряхнула из конверта аккуратно сложенную бумагу и впилась взглядом в строчки.
«Уважаемая мисс Ребекка Чейз, компания «Голден пацифик» с радостью сообщает, что Вы прошли отбор для музыкального шоу мистера Бена Баттона «Новые звезды». До начала съемок просим явиться первого июля в студию по адресу: Чикаго, Мэдисон-авеню, 23, для составления договора сотрудничества, которое, как мы надеемся, станет взаимовыгодным. Ждем Ваш ответ с нетерпением. С наилучшими пожеланиями, директор «Голден пацифик» Саймон Филлипс.»
Бабушка явно не могла дождаться, пока она дочитает до конца. Едва не подпрыгивая от нетерпения, подошла к внучке и крепко обняла ее за плечи.
– Мы так тобой гордимся, Бекки! Кто бы мог подумать! В шоу! Просто невероятно! – она щебетала что-то еще, а Ребекка осознавала, слишком медленно, чтобы проявить хоть какие-то эмоции. Не верилось. Её мечты, даже самые смелые, рядом не стояли с этим неожиданным письмом. Брат миссис Сантес не обманул. Надо же, – Милая, ну скажи хоть что-то! Ты рада?
Так много мыслей в голове. Страшно, и в тоже время хочется улыбаться. Вот только, как она может оставить Клифтон, оставить семью, которая в ней нуждается… И Заккари. Сказанные буквально час назад слова матери вдруг доходят до нее холодной испариной на спине. Словно знала. Или чувствовала. Что никогда еще Чейз не могла разорвать свою связь с Грантом. Бабушка и отец ждут от нее ответа, а она и сама еще не представляет, что делать теперь.
– Видимо, я еду в Чикаго?
20. Моя
Клуб «Полночь». Совсем недавно – дешевый кабак с набранными на улице артистами и разбавленным пойлом вместо виски. Теперь – одно из самых известных заведений в городе. Славящееся прекрасным обслуживанием, абсолютной расовой и классовой терпимостью и, несомненно, талантом местной звездочки. Было совсем рано, посетители еще не начали прибывать, и Бекки шла мимо столиков пока что в обычном бледно-розовом платье и без концертного образа. Артур приводил в порядок к вечеру барную стойку и улыбнулся, поймав ее взгляд. Она была благодарна, что он отмазал ее в ту ночь от вопросов бабушки, не поленившись зайти к Чйзам после смены. И даже когда Бекки не явилась утром, придумал слезливую историю о простывшей Лайле. Это явно был шаг к примирению, и больше ссориться со старым другом не хотелось – уж точно не сейчас.
Каждый сантиметр этого заведения словно пропитан ее воспоминаниями. Вот столик в углу – любимый для ее когда-то тайного поклонника. Пианино с чудом не сломавшейся крышкой. Дверь в подвал, где она получила браслет на запястье и второй в жизни поцелуй. Барная стойка, в которую воткнула нож и возле которой обрабатывала его раны, впервые коснувшись желанного тела. И, конечно, деревянный помост. Место ее триумфов и провалов. Где родилась волшебная мечта. Сцена, которая свела Бекки с ее судьбой.
Наконец, она оказалась у двери в кабинет Ральфа. Вдохнула, продумывая, что скажет. Мендрейк когда-то первый увидел потенциал в учительнице музыки. И было ужасно неловко теперь подводить его. Но решение принято. Уже двадцать четвертое июня. Билет взят, а письмо с согласием отправлено. И больше нет возможности сдаться. Слишком остро ощущался волшебный запах аплодисментов и пестрил в глазах фейерверк воплощающихся в жизнь снов.
– Мм, можно? – несмело постучала она и приоткрыла дверь. Тут же опустила взгляд, поняв, что немного не вовремя: Лайла восседала перед Маендрейком на столе, подбираясь пальчиками к вороту рубашки, а он, в свою очередь, осторожными касаниями выцеловывал ее шейку, – Простите, зайду пот…
– Кхм, заходи, Бекки! – тут же отодвинулся Ральф от стола и откинулся на стуле. Лайла залилась краской и встала на пол со стуком каблучков, поправляя подол расклешенной юбки, – Что-то срочное?
– На самом деле, да, – вздохнула Чейз, улыбнувшись подруге: она была рада, что у Лайлы все гладко на личном фронте, – И новости не самые радужные.
– Брось, Бек: выкладывай, – Торн ей подмигнула и сложила руки на груди, – Колись, твой Грант заставляет уволиться? А ведь я предупреждала, Ральфи, так и будет…
– Нет. Я… Меня пригласили участвовать в шоу. В Чикаго, – кое-как смогла выдавить Бекки, признаваясь, наконец, хоть кому-то, кроме семьи. От учеников она отказалась на прошлой неделе, потихоньку прощаясь со своими подопечными. Но расставание с клубом оставила напоследок. Слишком тяжело. Тяжелей только обрубить последнюю ниточку.
– Серьезно?! – ахнула Лайла, всплеснув руками, – Блеск! Бек, просто восторг! Ты невероятная умничка! – подпрыгнув на месте, она не удержалась и полетела к подруге, крепко обнимая ее за плечи и распространяя аромат своих лавандовых духов, – Безумно рада за тебя! Это же прямая дорога в Голливуд, малышка!
– Не торопи события, Ли, – засмеялась Бекки с облегчением, краем глаза наблюдая за реакцией Ральфа, – Может, я им все-таки не понравлюсь и меня выпнут на следующий же день.
– Пусть только попробуют! Будут иметь дело со мной!
Шумно восторгающаяся Лайла не могла скрыть собой явно расстроенного хозяина клуба. Мендрейк устало потер переносицу, понимая, что его звездочку увели прямо из-под носа. Но все же прекрасно понимал, что она слишком талантлива, чтобы до старости развлекать местных пьянчуг.
– Что ж, поздравляю, Бекки, – улыбнулся Ральф, принимая информацию, что придется искать новую артистку, – Признаю, тебя вряд ли кто-то сможет заменить. Но ты правда, достойна гораздо большего. Когда отъезд? Дашь последний концерт?
– На самом деле, уезжаю через три дня, и хотела попрощаться сегодня. У меня и репертуар готов, – потупила взгляд Ребекка, так и не сумев выпутаться из рук Лайлы. Та громко ахнула от возмущения:
– Вот же тихоня! И ни слова не сказала! С меня самый невероятный образ, какой только можно представить. Надеюсь, твой поклонник оценит, – она подмигнула, заставив Бекки передернуться. Улыбку сдуло с лица, и пришлось возразить:
– Я не думаю, что он придет сегодня. Много дел.
– Постой, – нахмурилась Лайла, – Ты ему что, до сих пор не сказала?
Конечно же, нет. Откладывала разговор изо всех сил. Слишком многое свалилось на Заккари после смерти отца. Пришлось принять все его дела, познакомиться с капитанами и солдатами в новом качестве. Придумать правдоподобную ложь, чтобы заверить всех, что больше Змеям ничего не грозит. Он снова жил в особняке Грантов, теперь абсолютно пустом. И оттого еще более холодном. В комнате Зета и Лили так и остались их вещи, никому теперь ненужные. Не было сил разгребать этот завал. Стоун ушла из дома также, как и пришла, без ничего. Забрав с собой только воспоминания. По слухам среди прихожан местной церкви, ее видели у сестер милосердия, где она постоянно рисовала цветы.
В такой ситуации Бекки казалось ужасным сваливать на Зака еще и новость о ее отъезде, ведь она представления не имела о сроках, на которые будет контракт. Возможно, несколько месяцев. А может, ей предложат что-то еще, и в Клифтон она больше не вернется. Как сказать об этом Гранту… Как найти слова. Как объяснить, что она не бросает его, что разлука временная. Или нет…
***
За что Бекки больше всего любила сцену – она дает отвлечься. Развеять грустные мысли, не дать снова пытаться строить в голове предстоящий разговор с Заккари. Откладывать больше некуда, и сегодня, в свою последнюю пятницу в качестве Рейны Стоун, она хотела расставить все точки. Лайла постаралась на славу, соорудив высокую прическу с завитыми светлыми кудряшками и одолжив черное приталенное платье с пышными рукавчиками и лаковым пояском. Жаль только, среди зрителей, как и предполагала Бекки, не было Зака. А может, сегодня наоборот, хотелось попрощаться именно с публикой, с друзьями и прошлой жизнью, которая скоро останется позади.
The sun is shinin c'mon get happy,
The lord is waitin to take your hand/
Солнце сияет, давай, будь счастлив,
Господь ждет, чтобы взять тебя за руку
Бекки уже исполнила все любимые песни зрителей, даже пресловутую «Black Betty», и горло подустало. Но она была действительно счастлива. Видеть, как хмурые лица озаряются улыбками, как дамочки тянут своих кавалеров плясать, забывая про выпивку и сигары – это заставляло сиять и саму Ребекку. Последняя песня в этих стенах была ее пожеланием всем, кто приходил послушать такие выступления. Всем, кто подарил уверенность в своих силах.
Come on get happy,
You better chase all you cares away! /
Забудь о своих проблемах,
Давай, будь счастлив!
Качая бедрами под веселую мелодию, Бекки улыбалась, мысленно благодаря это место и своих друзей. Что бы не произошло, куда бы жизнь не забросила – она будет помнить всегда прокуренное помещение, рыжего бармена и танцующую Лайлу. И внимательный взгляд из самого темного угла, которой всегда ощущался на подкожном уровне. Последние победные аккорды, и громкие аплодисменты раздаются в клубе, купая артистку в лучах признания публики. Вместо привычного реверанса сегодня она поклонилась, и Ральф внезапно вскочил на сцену с букетом хризантем, от чего Бекки покраснела. Цветов ей точно еще не дарили.
– Давайте еще раз похлопаем нашей малышке Рейне! – громко провозгласил он в микрофон на стойке и вручил ей букет под новый шквал хлопков и свист, – И скажем ей спасибо за все те вечера, что она провела с нами. Удачно покорить всех белых воротничков в Чикаго также, как покорила Клифтон!
Щёки запылали, и Бекки прикусила губу: зачем же так громогласно… А ведь среди зрителей есть Змеи, она это точно знала. Если не скажет Заку сегодня же сама, снова спасовав, окажется в совсем глупой ситуации. Обвинений во лжи она точно не хотела. Набрав в легкие воздуха, улыбнулась уже чуть более натянуто.
– Спасибо всем! – поблагодарила в микрофон и ушла за кулисы с деревянного помоста в последний раз. Все-таки, даже по запаху табака и пьяному свисту зрителей она будет скучать не меньше, чем по близким людям. Почему-то глаза начали слезиться – наверное, сегодня слишком накурено.
***
Зак тяжко вздохнул, устало смотря в спины выходящим из кабинета капитанам. Его решениями были недовольны – это буквально чувствовалось, витало в воздухе. Возможно, многим из них, особенно тем, кто старше, просто претила мысль подчиняться «сопляку». За последние дни Грант забыл, когда в последний раз спокойно мог поесть или покурить. И виной всему отцовское наследие, нахрен ему не сдавшееся.
Нет, он не был идиотом: хорошо налаженный бизнес, контрабанда, связи – все это приносило стабильный доход, от которого глупо отказываться. Вот только, у Заккари не было аппетитов Зета и его приближенных, которые хватали больше, чем могли проглотить. Казалось, желание наживы не знает предела, и никакое хождение по головам не способно остановить этих людей. Даже смерть главаря. Сегодня Зак в очередной раз попытался объяснить, что Змеи не будут расширять наркобизнес, как планировал отец. И людям это не понравилось. А Грант просто не хотел заниматься всей этой грязью.
– Делавер, задержись, – неожиданное решение пришло само, пока он третировал взглядом черные фигуры. Один из недавно посвященных в «высший ранг» молодой парень остановился, недоумевающе оборачиваясь к командиру.
– Какие-то проблемы, Грант?
– Присядь, – Зак кивнул на стул и сложил руки на груди. Как же непросто. Но нужно что-то предпринять, пока ситуация еще под его контролем, – Слушай, а ты же итальянец?
– Хм, ну, дед да, из эмигрантов, – расплывчато ответил черноволосый парень, смущенно поправляя пиджак, и сел на предложенное место, – А в чем дело?
– Как у тебя с языком? – продолжал допрос Зак, а план все креп в голове, как единственно верный.
– Ээээ… На троечку, но знаю, – окончательно растерялся неожиданному интересу Делавер, и в карих глазах мелькнул испуг.
– Расслабься, – улыбнулся Заккари, поняв, как резко было это давление. Он еще не привык к тому, что любое его слово воспринималось приказом. Это было странно и, определенно, бесило. Зачем было столько лет оттачивать навыки влияния на людей, чтобы теперь все это летело в дерьмо? – Мне нужна твоя помощь. Вернее, помощь одних ушлых итальяшек, смекаешь?
