Текст книги "Руна (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
– Дай слово! И я найду тебе бумаги.
– Не много ли для маленькой Руны?
Илья холодно улыбнулся. Простая служка, каторжанка, убийца князя и она требует с него обещание, и ставит условия? Руна сузила глаза, но промолчала.
– Даю слово, – произнес он, но в голосе сквозила издевка.
Девушка выдохнула и немного расслабилась. Ей явно не нравилась колкость в голосе, но в целом его слову она верила.
– Хорошо, но буду лежать бревном. Если тебе нравятся насиловать бревна, я потерплю.
Илья с любопытством посмотрел на нее. Интересно, куда она клонит? Что он последний негодяй? Или кто похуже. И он прочел на ее лице ответ. Все, что она думала о нем.
– Важное, выяснили, – отозвался он ледяным тоном, открывая дверь комнаты и направляясь вниз.
Глава 16
Местный отдел был единственным на весь город. Конечно, по всем центральным улицам и местам скопления населения стояли будочники, но отделение имелось одно. Оно находилось в самом сердце города и служило напоминанием о власти и о законе всем его жителям.
Как это часто бывает в провинциальных городах, Омск имел четкую и отлаженную систему общественной иерархии, в котором начальник полиции подчинялся только градоначальнику и потому Басаргин имел высокий статус в социуме городка.
– К вам офицер из Москвы, – доложился дежурный и Илья слышал, как Басаргин после некоторой паузы отозвался «Проси. Проси».
Дежурный вышел, а Илья вошел в кабинет начальства, разглядывая Басаргина. То был муж в годах, плечистый, седовласый, чье лицо украшали бакенбарды. Мундир его был опрятен и отглажен. Он встал и вышел из-за стола.
– Олейников Илья Алексеевич, – представился Илья и пожал руку.
– Басаргин Порфирий Андреевич. Рад видеть. Прошу садиться, – сказал Барсаргин, разглядывая его. Басаргин был впечатлен его дорожным видом. Так, что высказал изумление, как сильно одежда имеет восприятие о людях. Очевидно, ожидая увидеть человека видом и запахом похожего на каторжного, а перед ним стоял офицер.
– Я получил письмо о вашем прибытии. Готов оказать содействие в выполнении вашей, так сказать миссии.
Да,– Илья кивнул, отводя глаза. – Миссия государственной важности.
Он ощутил, как приятно сидеть в кабинете начальника, закинув ногу на ногу и разговаривать с человеком на равных. Ни как каторжанин с конвойным, ни как староста с барыгами и арестантами, хотя люди разного толка и среди них попадались. А как достойный, честный человек при своем деле.
– Разумеется, – отозвался Басаргин. – С чего желаете начать?
– С установления слежки за поселенкой по моему делу. Мне нужно несколько дней до выявления обстоятельств по делу о краже бумаг. Есть у вас успехи по поиску местного связного?
– Да-с, – отрицательно покачал головой Басаргин. – К сожалению не имеем. Работаем, поиски ведутся днем и ночью.
– Нужно бросить все силы. В Москве озабочены тем, что именно в вашем городе завелись предатели. Дело сложное. И важно на месте пресечь разрастание подобной заразы здесь у границы. Дело не только в бумагах, хотя есть уверенность, что они еще в Омске. Подозреваемая подала прошение именно сюда, а значит, здесь есть человек или хуже шпион, или сеть, работающая против наших интересов. И это прискорбно.
С каждым сказанным словом, Басаргин мрачнел. Это в его вотчине проблемы, ему и отвечать придется позже перед вышестоящим начальством.
– Весьма, весьма прискорбно. А что с подозреваемой?
Илья вздохнул. Подозреваемая…
Иванна Китежская не была несчастной сиротой. Она выросла в семье тайного чиновника, не знала ни бедности, ни нужды. Более того, училась в специальном пансионате для девочек, которые часто становились женами иностранных дипломатов. Кроме отличного образования и языков, в ней взращивали горячую преданность к Отечеству и Императору. Как вышло, что она убила отца? Бумаги, о которых говорил Илья, являлись изысканиями рудокопных и геологических исследований о ценных породах руды в Сибири. Готовил отчет для высших чинов министерства Финансов отец Иванны.
– Она очень опасна, – сообщил он. – Есть подозрение, что на стороне сельджуков имеются сильные покровители. И раз уж я здесь, мне поручено курировать и этот вопрос.
– А вторая девушка, – поинтересовался Басаргин, не скрывая озабоченности и выглядящий, как хозяйка только что обнаружившая в своем доме полчища таракан.
– Вторая?
– Да, девица Волкова. Тоже этапная. Она же проходила по делу, как свидетельница?
Руна и в самом деле проходила, как свидетель. Это она носила записки Марии в дом Китежских, а также еще в несколько десятков домов. Басаргин чуть наклонился вперед и, понизив голос спросил:
– Прошу меня извинить, но не могу ни спросить, почему она живет в вашем доме? Она тоже подозреваемая?
– Уверен, что нет, – сухо отозвался Илья. – Девушка всего лишь носила записки. Бывала в доме Китежских, но дальше черного входа не проходила. Нужно было проверить версию ее знакомства с подозреваемой. Она не подтвердилась.
– Тогда, зачем вы ее сняли с острога?
Илья с холодом посмотрел на Басаргина, сжав желваки под скулами, но все же ответил:
– У девушки имеется редкий талант. Она умеет искать то, что пропускает жандармерия.
А, кроме того, подумал Илья она волчица, и если учесть обстоятельства их знакомства, в том что Руна здесь присутствовала есть и его вина. Которой, он впрочем, не ощущал. Это был выбор девушки. Но интерес он к ней личный все же имел, и знать об этом никому не следовало.
– Право же, – Басаргин готов был возмутиться, но утерпел. – Вы отказываете в способностях всей местной жандармерии?
– Нет. Но я веду дело и распоряжаюсь имеющимися у меня ресурсами по своему усмотрению. Девушка нужна мне. Документы по ней в порядке.
Басаргин несколько секунд смотрел на Илью крайне внимательно, очевидно не постигая, это Илья такой жестокий или он все-таки чего-то не понимает.
– А вы подумали, что будет с девушкой, когда дело закроют? Ей придется вернуться в острог.
Минуту Илья молчал, глядя вперед, а затем вздохнул, бросил недовольный взгляд на Басаргина. – Об этом не беспокойтесь. Думаю, выйдет замуж, за кого-нибудь на подселении. Никто не откажется от щедрого приданного.
Басаргин кивнул, обдумывая услышанное. Слух о том, что сразу две девицы ушли из острога, уже гулял по улицам города. Суток не прошло. Но если с первой все и так было ясно. Иванна ушла сразу же на подселение, ждали ее тут. С Руной ходили сплетни самого разного толка.
– То есть вы ее в Москву забирать не станете?
Илья выбесился, и окинув сокрушающим взглядом начальника жандармерии, процедил:
– Нет.
– Хорошо, прояснили этот вопрос. Начальник острога будет ждать вашей отмашки, когда все закончится. С завтрашнего дня, здесь будет стоять ваш стол, и все соответствующие бумаги и люди будут в вашем распоряжении.
– Честь имею, – отозвался Илья и встав, вышел из кабинета, который теперь был и его местом работы.
С того разговора прошло три недели. Каждое утро наблюдался строгий распорядок дня. Казалось, он забыл о намерениях. Кровать служила ему и Руне, лишь для сна. Спрашивать Руна не решалась, похоже, её вполне радовало, что она вообще спала на самой настоящей кровати.
Она вставала с Ильей, помогала умыться. Они завтракали, и затем он уходил на службу. Руна же, когда становилось светло, шла на главный проспект.
Там мальчишки-зазывалы продавали газеты Сибири и омские. Целый ворох. Омское слово, Иртыш, Голос Сибири, Степная речь, Белый цветок, Струны и много других.
Руна тщательно изучала содержимое, составляла списки необычных и каверзных событий. После шла на главный Почтамт и за небольшую плату справлялась у сортировщика о посылках из Москвы.
Позже занималась поручениями по хозяйству. Она забирала рубашки у прачки, его письма на почте, заказанные мелочи у того или иного ремесленника или мастера. В самом конце заходила в бакалейные лавки и покупала продукты к вечернему чаю или фрукты.
Вечером они садились в их комнате и, Руна рассказывала о том, что узнала. После Илья уезжал на званый вечер или бал, смотря какие имелись приглашения. Руна же становилась свободной.
Но даже на приемах, в новом окружении его мысли вертелись о службе и маленькой рыжей Руне. Они из разных миров в человечьем обществе, но, в волчьем одинаковые. Илья не мог решить, эти три мира их разъединяли или объединяли? Он видел, как она часто вертит в руках рубль. Тот, что выиграла у Косолапова. О чем она думала в том момент? Как она могла помочь ему в поисках бумаг? У нее нет ни сыскных, ни жандармских способностей. Одно дело вызнавать дамские секреты, а другое преступные.
Так или иначе, в один из вечеров, когда они только сели, разбирать газеты, к ним в комнату поднялась горничная Фаня и сказала:
– Вас желает видеть хозяйка. Она просила спуститься прямо сейчас. У нее к вам срочное дело и серьезный разговор.
Девушка вышла, а Руна тревожась посмотрела в сторону Ильи. И о чем таком могла захотеть поговорить Анна Леопольдовна, крайне гордящаяся своими добродетельными и благотворительными начинаниями? Ведь давеча, как вчера к ним заходил отец Александр, местный батюшка и беседовал с Руной о том, как позорно жить девице с барином вне брака. Грех-то это какой большой… Огромный!
Глава 17
Анна Леопольдов сидела на софе и что-то вышивала. Когда вниз спустились Илья и Руна, она некоторое время делала вид, что не замечает их. Илья кашлянул, смерил ее недовольным взглядом и справился:
– Доброго вечера, вы хотели нам что-то сообщить?
Хозяйка дома подняла взгляд, состроила на лице удивление, сделав вид, будто что-то вспомнила и улыбнулась ему. Она проигнорировала нервничающую Руну, которая чтобы хоть как-то защититься от возможных обвинений, так и спустилась с газетой в руках.
– Ах, да, я посылала за вами Фаню, но она так медленно ходит, что легко можно забыть о просьбе. Присаживайтесь.
Руна машинально села на софу напротив, а Илья остался стоять. Было видно, что ему не хочется долго беседовать. Вечер в компании хозяйки дома в его планы не входит.
– Я скажу сразу, зачем я вас позвала, – она взглянула на Руну в домашнем платье.
Та ожидавшая чего угодно, уже перестала дышать, представляя страшное.
– Я позвала вас, – Анна Леопольдовна обратилась к Илье. – Потому что я хочу, чтобы вы нашли мне Варвару. Она ушла в понедельник в обед и с тех пор не возвращалась, а сегодня уже пятница. И некому в доме даже полы помыть!
Руна постаралась спрятать улыбку, опустила голову и наклонила ее вниз. Затем не удержалась и бросила косой взгляд на Илью. Тот стоял, весь напрягшись, вероятно ожидал не то, что услышал. Но услышанное задело его. Он покраснел слегка, и сдержанно отозвался:
– К сожалению, уважаемая, я не занимаюсь подобными делами.
Руна едва не засмеялась. Великий князь на побегушках у купчихи! Просто анекдот и только. Анна Леопольдовна, вероятно, не отдает себе отчета, кто на самом деле снимает у нее комнату.
– Обратитесь в местную жандармерию, – Илья строго посмотрел на Руну, давая понять, что они возвращаются к себе. – Я специальный служащий, и не занимаюсь местными расследованиями.
– Я знаю, именно поэтому я и прошу вас, – последовал невозмутимый ответ. – Найти ее. Еще мне не хватало сплетен, что от меня сбежала моя собственная поломойка.
Похоже, она была расстроена и озабоченна.
– Вынужден вам отказать, – глухо отозвался Илья, начиная раздражаться.
– Значит так, – хозяйка дома встала на ноги и окинула Илью возмущенным взглядом. – Это не достойно вас, верно? Вы занимаетесь государственными тайными и дворянскими секретами. Позвольте заметить, мистер высокомерие, господин Кадуций, хорошая прислуга в доме большая ценность. Тем более в таком маленьком городе, как наш. А прислуга умеющая держать язык за зубами еще и редкость!
Затем она отшатнулась от тяжёлого взгляда Ильи и замолчала, сглатывая невысказанное. Руна посмотрела на него, пологая, что еще один такой выпад Анны Леопольдовны и тот вскипит. Она встала и подошла к нему, протягивая газету, раскрытой на странице, сообщающей о происшествиях. Первые несколько мгновений, Илья возмущенно испепелял девушку взором, затем перевел его на страницу, а затем замер. Прочитав новость, он трудно и шумно выдохнул, сурово и не добро посмотрел на Руну, а затем на расстроенную всем случившимся Анну Леопольдовну.
– Мадам, вы правы, – произнес он сухим тоном. – А я нет. Ваше замечание справедливо, попробуем помочь вашей беде. Может быть, это не проблема государственной важности, но быть благодарным за кров и репутацию дома, мы можем.
Он посмотрел на Руну, и та спрятала усмешку. Руна уже научилась понимать, когда Илья говорит серьезно, а когда ерничал. В отличие от хозяйки дома, та заулыбалась довольная и почти счастливая.
– Итак, расскажите все по порядку.
– В понедельник она убралась, все как обычно, а затем должна была прийти в четверг. Два других дня она убирается в других домах. Но она не пришла. Сегодня пятница, а от нее ни слуху, ни духу.
– Вы не думали мадам, что она могла заболеть или с ней могло что-то случиться?
– В четверг, когда она не пришла я так и подумала. Что возможно с ней что-то случилось. Но сегодня утром она прислала за своими вещами!
– Вещами?
– Верно, – повторила Анна Леопольдовна. – У нее свои щетки, ведра, метла и швабра. Она пользовалась только нашими тряпками и содой с мылом. Ну, конечно, мастика у всех своя. Паркетный пол такая головная боль. Бывает так трудно вывести пятна.
– Вы отдали? – вернул ее Илья в русло беседы.
– Конечно. Она хранила все вещи в одном ящике. Очень аккуратная и ответственная поломойка. Она давно работает у нас. Мне кажется лет двенадцать или одиннадцать. И за все годы ни одного случая нарекания. Я уже молчу об ее способности держать язык за зубами. Она не пришла и все. Я бы поняла, если бы между нами было какое-то непонимание, или что-то еще. Но, видит бог, все было как обычно.
– А Фани, ничего о ней не известно?
– Фани? Нет. Не думаю. Фани работает на кухне и редко общается с другими дворовыми.
– Может быть, Варвара с кем ссорилась? У нее склочный характер, – заметил Илья, наблюдая, как Руна слушая их разговор, безучастно смотрит в окно. Думает о чем-то, о своем.
– Нет. Не думаю.
– Я хочу поговорить с Фани. Но без вас. Я уверен, при вашем присутствии, она будет сбита с толку.
– Что вы имеет в виду?
– Только то, что нам стоит с ней пообщаться без вас.
Они побеседовали с Фани, но она толком ничего не рассказала. Фактически она повторила слово в слово слова барыни. Возможно ею же и наказанные. Затем Илья и Руна поднялись к себе.
– Что скажешь, – спросила она, не совсем понимая, его мотивов. – Это из-за Егора?
Илья покачал головой, собираясь немного почитать и лечь спать.
– Я подумала, что это из-за его смерти. Вы же были, – она не нашла подходящего слова. Сказать друзьями, у них были слишком разные социальные позиции. Сказать приятелями, будет оскорбительно для статуса Ильи. У него вообще сложные отношения с людьми, заметила Руна, осознав, что и свои отношения с ним может описать только, как служебные или по найму. Но разве ей кто поверит?
– Думаешь, его зарезали по глупости?
Илья подошел к столику с графином и стаканами налил воды, глядя как солнце садиться за горизонт и тонет в тумане дыма от печных труб. Весна в Сибири холодная долгая, иногда до лета лежал снег, так что дома топили чуть ли не восемь-девять месяцев в году.
– Да, мало ли кто его зарубил, – отозвался он, насыщаясь прохладной влагой. – Лихой он был человек. Бедовый. Давай спать.
Он стащил с себя рубашку, обнажаясь по пояс. Руна несколько секунд разглядывала его торс, крест на обычной нитке и шрамы, полагая, что получил он их давно. Их взгляды встретились, и несколько секунд Илья красноречиво смотрел в замершую Руну, не отрываясь, затем резко отвернулся.
– Пустое это, – отозвался глухо он. – Но если тебе интересно можешь полюбопытствовать, скажешься, от моего имени.
– Как кто? – сглотнула Руна, удивляясь, как разволновалась и вовсе не от его предложения. Смотрел он уж больно горячо, с потаенным жаром, что ли.
– Как моя поверенная.
– Угу, – кивнула она, вставая на вдруг отяжелевшие ноги и беря в руки кувшин. – Пойду, воды принесу на утро.
Она вышла за дверь и пробыла внизу достаточно времени, чтобы Илья лег спать. Сидела за столом с чашкой чая и прокручивала в голове случившееся. Странным все вместе казалось. Не убивают людей топором в лесу просто так, а поломойки бросающие своих хозяек с которыми были дружны много лет, уходят сразу с вещами. Опосля редко зачем присылают. Странно было это все и только.
Она поднялась в комнату, когда Илья уже лег. Разделась тихо, переодевшись в ночную рубаху, и легла рядом. Он не спал, скорее дремал. Руна знала все ритмы дыхания Ильи, за год выучила. Ей хотелось спросить его, но не тут ни в кровати. Здесь достаточно было одного вопроса, чтобы все повернулось в сторону страсти. И от этих мыслей о влечении, об Илье дыхание у самой Руны спутывалось. Взбивалось, становясь похожим на облака. Воздушные, легкие, пушистые. Ведь он мог повернуться, нависнуть над ее лицом и поцеловать… Она ощутила, как жар согревает ей щеки. Он уже целовал ее. Жарко, больно, несдержанно со страстью, по-всякому. А она не отвечала. Да, что они только не делали, стыдно вспомнить. Только все это было не настоящим, не взаправдашним. Ложным. Но разве от этого не горячим, не сладким, не нежным? Она закрыла глаза, стараясь дышать глубже и успокоить дыхание. Разогнать все облака, с неба. Нет, она не будет его провоцировать, не будет спрашивать, потому что сама не находит себе места, и сильно. Потому что облака всегда появляются не откуда, плывут себе, куда ветер страсти их гонит. Они затмевают солнце. Волнуют диковинной хандрой ум, тенят душу.
А плакать, потом ей придется.
Глава 18
– Три недели прошло, – прошептала она, разглядывая мужскую спину и затылок.
Ей казалось, что Илья спит. К ней же сон не шел. Мысли крутились и крутились вокруг исчезновения Варвары. Не мог же он обидеться? Но так ведь и Руна не крепостная. Руна впервые с грустью осознала, что чистая постель и хорошая жизнь у нее есть лишь до момента, пока Илья не уедет. А когда? Что будет с ней потом? Сегодня, он так на нее посмотрел, что внутри все оборвалось. Почему же до этого Илья так не смотрел? Что же изменилось?
Неожиданно для Руны, Илья повернулся к ней и открыл глаза. Она замерла, понимая, что тот не спит вовсе и совершенно не дремлет.
– Знаешь, что это значит? – спросил он тихо, подняв руку и убирая локоны с шеи Руны. Его мягкий бас с низкими тонами хрипа, вытолкнул из нее все вопросы разом. – Не знаешь?
Рука Ильи на обнажении шеи не остановилась, а легла на голову Руны, погладила ее. Так ласково, успокаивающе. Следуя неизвестному курсу его пальцы обогнули ее плечо в ночной рубахе, прошлись книзу и сдвинули тяжелое одеяло ей на живот и бедра. Руна растерялась, не понимая, что он делает?
Он собирался с ней переспать. Даже Руне повидавшей много чего на этапе, но не имевшей подобного опыта в кровати, стало это очевидным. Три недели⁉ Ей казалось, что время лучшее доказательство того, что он передумал. И первоначальное предложение, на которое она согласилась, настолько оскорбило его, что она стала противна. Руна чуть не засмеялась нервным смехом. А она и в самом деле, дура. То, что мужчина чего-то ждет, ничего не доказывает!
– Я, – начала она, пытаясь подобрать слова, с трепетом понимая, одеяло лежит где-то в районе коленей, а Илья рядом, практически голый и готовый взять ее. – Подожди! Три недели, и что? Я думала, ты передумал!
Последнюю фразу она почти пролепетала, чувствуя его руку всей кожей бедра, то как он намеренно сжимает пальцы. И это первое прикосновение, прошило её ужасом предстоящего. Она со страхом, схватилась за его руку, пытаясь остановить.
Илья приподнялся и навис на ней, прожигая горячим взглядом, намереваясь продолжить, не собираясь ничего убирать.
– Ты и в самом деле глупая? – он так близко и неотвратимо смотрел. – Весенний гон, Руна. Ты хотела, чтобы я создал с тобой пару?
Так вот оно что! Гон, весенний гон, когда волки создают пары. Он ждал окончания периода. Февраль и март сложное время, животное начало сильнее человеческого. Два месяца в году, когда подобные ей срываются, слышат зов природы сильнее обычного. И даже в волчьей природе, он смотрел на нее свысока. В человеческом мире она ему не ровня, но в мире волков они равны. Это она, так думала. Руна открыла рот и закрыла. В его глазах она годится лишь для постельных утех. Больше не для чего. Там ей место!
– Дошло верно? – руки сбросили одеяло и задрали край ночнушки.
Она все это время думала, что он благородный человек. Понял. Осознал, что она не вещь, живая, у нее есть чувства.
– Раздвинь ноги, – Руна едва слышала приказ, ощущая себя полным ничтожеством, тем, что она для него есть. Он берег ее для себя. Решил, видимо в самом начале этапа, что возьмет в услужение. Ведь он читал ее дело! А коли так, не было смысла делить ее с другими. Но зачем тогда в бане, он не стал ее брать, и в лесу на поляне? Он хотел, чтобы она дала согласие. Сама шагнула в силки, сама легла с ним в одну кровать. И она дала. И легла. А затем наивно полагала, что достучалась до него.
– Руна!
Руна смотрела на него пустым взглядом, так словно не она. Почти безучастно наблюдая, как он задирает еще выше край ткани и теперь смотрит вовсе не на лицо. А туда. В треугольник между ног. И ей некуда от этого не деться. Едва дыша, она медленно выполнила приказ, ощущая, как нечем дышать.
Илья впился взглядом и рассматривал. Он навис над ней, устроился между ее бедер, и Руна смогла с удушающей тщательностью рассмотреть его черты. Одурманенные желанием глаза, светлые волосы, частое возбужденное дыхание, выражение страсти на лице. На ее чувства ему, очевидно плевать. Он медленно начал входить в нее. Вот так, без всего. Без ласки, без потехи, без поцелуя⁉
Руне захотелось кричать. Расцарапать ему лицо, вырваться, убежать. Сделать, хоть что-нибудь против его действий. Она дернулась, пытаясь вскочить, прекратить проникновение горячего внутрь. Остановить вторжение. Илья читая с лица, резко перехватил ее руки, завел их над головой, прижался к ней всем собой. Так что выбил из нее остатки дыхания, заполняя легкие бурлящим отчаяньем.
Она должна была сопротивляться. В следующий миг он заглянул Руне в глаза, выпуская агрессивное не человеческое нутро наружу, зарычал на нее. И она зарыдала. Всхлипнула жалобно. Это было не честно. Если как человек она могла дать сдачи, то, как волчица она реагировала на него, как на возможную пару. Ей хотелось уступать, ей нужно было ему подчиняться.
Илья сделал следующий толчок, заставляя ее вскрикнуть. Низ живота Руны пронзила тупая боль.
– Т-ссс, терпи малышка, – прошептал он, вглядываясь в полные слез девичьи глаза.
Он крепко удерживал девушку, но сам не двигался. Ждал, пока она справится с волной боли и немного придет в себя. Только когда та поутихла, мужчина начал двигаться. Руна чувственно ощутила новый толчок, точный, медленный. Он так крепко держал руки, что ломота в них перекрывала резь между ног. Но не могла сравниться с болью от душевных страданий.
Теперь, когда черта пройдена, началось ее падение. Она обрела новый статус «порченная девка». Руна отвернулась, задирая голову, как можно выше. Она больше не пряталась от собственных чувств, не держала текущие потоком слезы. Закусив губы, и сжав ладони в кулаки, она терпела нарастающие толчки. Пронзительные, горячие, ненавистные толчки, причиняющие приглушенную болезненность и поругание. Больше всего коробило ощущение использованности. Точно она нужник, ночной горшок, ведро, в которое ходят по нужде. И она мирится. Будет терпеть подобную связь, потому что никакого другого выхода нет.
Илья целовал и мял ее грудь, трогал соски, и даже коснулся ее там в самом чувствительном сокровенном месте, но облегчения как недавно в бане Варвары это не принесло. Хуже того, с каждым движением и касанием в Руне, будто что рушилось, умирало. Что-то светлое, хорошее, обнадеживающее. Каждый удар ставил на место. Она каторжанка, она убийца, она падшая женщина, она подстилка. В какой-то момент Илья сделал последний глубокий, напирающий шлепок, и ударный импульс заставил его тело яростно содрогнуться. Он весь задрожал, мышцы пришли в твердое напряжение, горячее натужное дыхание выдыхалось в рык полу хрип. Он кончал в Руну. Замер над ней, тяжело дыша, прижимаясь и изливаясь. Она видела, как напряжение покидает его лицо и оно становится довольным, а он сам испытывает явное облегчение и наслаждение, тогда как она в горьких слезах и муках. Мужчина скатился с нее, переворачиваясь на спину, тяжело дыша.
Руна же выдохнула, переживая себя разваленной и выжатой, не в состоянии пошевелиться, собрать себя воедино, стать целой. Она так и лежала в той же позе, без желания сделать хотя бы движение.
Ведь не долго все было, но кажется вечность. Она обреченно прикрыла глаза.
Илья встал, приблизился к тазу, и налил из кувшина воды. Подошел к лежащей девушке, просунув под спину руки. Руне показалось, что он издевается над ней, и она слабо завыла, заскулила, удивляясь, откуда силы на протест.
– Тише, малышка, – произнес он, ей на ухо, беря на руки. – Я только хочу смыть кровь и переодеть.
– Нет, – ей хотелось сказать, чтобы он не трогал, отстал. Ведь он получил, что хотел. Пусть уходит. Проваливает. Все что угодно, но не беспокоит.
– Да, – голос его слышался холодным и грубым.
– Ненавижу.
Илья резко поставил Руну на пол, на приготовленную тряпку. Взял ее лицо в руки и тряхнул, заставляя посмотреть в глаза. Последняя фраза его несомненно разозлила.
– Не делай из меня насильника. Все через это проходят. Ты не первая и не последняя. В следующие разы будет легче. Ты пока маленькая для меня.
У нее задрожали губы, затем плечи, руки и затем дрожь охватила все тело. «Следующие разы»⁉ Будет легче⁉ У него не первая и не последняя! Да, она едва перенесла этот раз. С таким органом, как у него, только разработанных хабалок, типа Данишевкой брать! На той клейма негде ставить. А Руна еле вытерпела. Как такое может быть по душе женщинам. Как терпеть? Живот скрутило от протестующей судороги. Она захлопала ресницами, давясь слезами, не в состоянии сдерживать их. Пока Илья намочил чистую тряпку, положил на край, потянул рубаху в крови к верху.
– Не трогай, – запротестовала она, с ужасом осознавая, что он снова начнет ее немедленно мять и касаться. Сильные руки стащили ткань, обнажая фигуру. Она, уже бывала перед ним голой, но после случившегося, стоять и перехлестываться своим падением, было невыносимо.
– Стой, – велел он, проводя тряпкой по плечам, опускаясь вниз, туда, где было больно, где все опухшее и пульсирующее.
– Я сама, – хотелось куда-нибудь деться.
В момент, когда прохладная ткань коснулась там, Руна взвизгнула. Илья нажал сильнее, а затем притянул ее к себе. Пугая ее свежим стояком и новыми ожиданиями. Ее зрачки расширились от мысли, что возможно он прямо стоя сделает это с ней, еще раз. И она не выдержит боли, не перенесет стыда и сломается. Не от физического давления, а от душевного.
