Текст книги "Дерзкие. Будешь должна (СИ)"
Автор книги: Катерина Пелевина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Глава 15.
Открываю глаза около двенадцати часов дня. На телефоне высвечивается одно новое сообщение.
«Будь готова к четырём часам. Поедем знакомиться с твоими».
Он что, блин, издевается? Реально?
«Инициатива должна исходить от меня, а не от тебя. Я не хочу тебя ни с кем знакомить!».
Злюсь и иду в душ. Быстро моюсь, спускаюсь вниз, чтобы приготовить себе завтрак или уже обед, и неожиданно натыкаюсь там на женщину. На вид ей около пятидесяти. Стоит и смотрит на меня растерянным взглядом.
– Здравствуйте… – щебечу. Неловко-то как… – Позавтракайте со мной, пожалуйста. – предлагаю, а она просто кивает, накрывая на стол. Я тут же встреваю и начинаю помогать. Её это удивляет, но она не говорит ни слова. – Меня зовут Катя. – представляюсь, и вдруг понимаю, что что-то не так. Она смотрит на меня, а потом начинает жестово мне что-то показывать, и тут до меня доходит. Глухонемая…У него глухонемая экономка? Хм… – Извините, я Вас не понимаю, но… – хватаю телефон и начинаю писать там в приложении для письма. Надеюсь, она умеет читать…
«Меня зовут Катя. Я временно здесь живу. Как Вас зовут? Вы давно работаете у Глеба? Позавтракаете со мной?».
Она набирает ответ. Улыбается. Долго, но пишет.
«Здравствуй, Катюша. Меня зовут Аня. Работаю давно. Глеб Александрович забрал меня из дома отца. У меня болезнь Меньера. Приобретенная глухонемота. С удовольствием с тобой позавтракаю».
Забрал…Как это забрал? В смысле?
«Забрал, когда Вы заболели?»
«Когда окончательно потеряла слух и возможность говорить. Когда меня вежливо попросили…».
Господи. Неужели у него есть сердце? Оно реально есть? Мне не показалось?
Мы садимся за стол, начинаем есть, она разглядывает меня. Изучает будто. А я стеснительно кушаю всё, что она успела наготовить.
«Вы совсем не едите», – пишу ей улыбчиво.
«Я здесь никогда не ем. Александр Юрьевич всегда был против. А привычка выработалась. Как бы Глеб не пытался меня переделать, всё осталось по-прежнему».
«Вы знаете его с самого детства?»
«Да. С девяти лет. Глебик всегда ко мне хорошо относился, да и Русланчик тоже. И я благодарна. Кто бы ещё взял на работу глухонемую?»
«Но как же…Его отец просто взял и…?»
«Александр Юрьевич – тяжелый человек. И с сыновьями у него отношения сложные, и вообще. Но он их любит всё равно. Просто ему неудобно было со мной. Он не привык тратить время на переписки. А с Глебом просто. Так и общаемся, он инструкции мне даёт через телефон. Недавно сказал, что девочка у него появилась, а вот и ты…Познакомились».
Да уж…Девочка. Улыбаюсь ей, хотя в душе целый коллапс, жизненные показатели стремятся к нулю. Знала бы она, как её милый мальчик Глебик с девочкой этой обходится, наверное, окончательно бы в людях разочаровалась.
Одно радует – он не совсем получается потерянный. Раз забрал себе на работу болеющего человека…Во всяком случае, хочется так думать. Выходит, привязываться умеет?
Не озвучиваю остальные мысли, просто благодарю её за обед, хочу помыть посуду, но она ни в какую. Собой раковину заслоняет и приходится выдохнуть. Направляюсь в комнату и снова открываю свои сообщения.
«Я могу поехать и без тебя. Один».
Замечательно. Думаю я про себя. Просто прекрасно. Один к моим же родителям. Отца мне не будет жалко, нет. Он алкоголик, тунеядец и очень часто поднимал на маму руку, пока я там жила. Да и сейчас скорее всего не перестаёт. Не знаю, как там Серёжа сейчас. С ним уже две недели нормально не общались со всеми этими переживаниями, да и у него учёба. Восьмой класс. Вздыхаю. Я уже месяц не отправляла матери денег. То одно, то другое. Летом хорошо помогала. Собрать Сережу в школу и всё такое, а сейчас деньги всё время самой нужны. То по учёбе что-то, то одежда…Скорее бы закончить и на полную ставку устроиться.
Погруженная в свои мысли, молча собираюсь и жду своего мучителя дома. Он приезжает, как и обещал. Ровно к четырем. Пунктуально, как и всегда. Встречаюсь с ним взглядами.
– Даже не перекусишь?
– Нет, я на работе перекусил. Готова?
– Да, – отвечаю сдавленно и сажусь в машину. Первые двадцать минут между нами царит тишина. Но я нутром ощущаю какие-то нити. Словно невидимые связи между нашими сердцами. Не знаю, как это работает. Но сам факт этого ощущения пугает меня. – Я видела Анну…Общалась с ней.
Он и бровью не ведет. Просто молчит и на дорогу смотрит. Наверное, ему и вправду комфортно с Анной. Они почти не общаются. Инструкция – действие. Наверное, он был бы только счастлив, чтобы так было и со мной.
– Надеюсь, твоему брату нравятся квадрокоптеры, – спрашивает он, на что я перевожу на него свой взволнованный взгляд.
– В каком смысле?
– Да там…На заднем сиденье посмотри, – продолжает он, и я понимаю, что машина от и до завалена всякими подобными выкрутасами. А я даже не обратила внимания, когда садилась.
– Зачем? У нас в деревне ничего подобного нет. А увидят – ещё и изобьют, чтоб неповадно было. Твоей машине вообще колеса спустят, я уверена, и это в лучшем случае, – пугаю я его, на что он смеётся.
– Успокойся. Никто ничего не сделает. Мы не одни туда едем. Там охрана теперь 24 на 7 будет ошиваться.
– Просто прекрасно, – скрещиваю на груди руки. – Глеб, это кошмар какой-то…Реально.
– Реально? Почему? Потому что я переживаю за твою безопасность?
– Потому что ты сам её и нарушаешь! Эту самую безопасность!
– Мне можно.
– Нет, блин! Нельзя! – выплёвываю. Ушам своим не верю. Оборзевший охреневший мудак!
Глеб усмехается, а потом смотрит на меня.
– Фамилия у тебя, кстати, классная. Трацкая…
– И что?
– Ничего…Нравится. Будешь конечно Адовой. Что поделаешь…
– Вот ещё!
Единственное, что у меня от отца красивое есть, так это фамилия. Но я бы не задумываясь её отдала, чтобы не быть с ним связанной. Никогда он не был мне близким человеком. Никогда. Ещё и прилетало вечно. Что мне, что Серёжке. Но показывать это я не собираюсь.
Стоп…Он что сейчас это вслух сказал? Что я буду Адовой? Чего? Чего?!
Дальше мы оба молчим. На въезде в деревню скатываюсь вниз по креслу, чтобы никто не заметил. Потому что все и сразу начинают глазеть на машину. Ещё бы. Через день уже слухи поползут, что я по бандитским рукам пошла, а отец снова матери что-нибудь сделает…Страшно даже представить, какие сплетни будут хуже.
Застываю. Глеб словно знает куда ехать. Видимо, добыл адрес, поэтому я не встреваю.
Когда доезжаем до нашего маленького дома, я даже не шевелюсь. Знаю, что мне нечего стесняться, но боюсь до смерти реакции мамы на самого Глеба. Боюсь так, что в обморок сейчас упаду. А ему хоть бы хны. За этим ледяным взглядом ничего не прячется. Совсем ничего. Он молча помогает мне выйти и я замираю.
– Ну…Сама пойдешь или ускорения придать?
– Сама, – ворчу себе под нос и вздыхаю.
Не успеваем зайти во двор, как вижу Серёжу. С синяком под глазом и разбитой губой. От этого зрелища слёзы на глаза наворачиваются.
– Привет, а ты здесь как, – подходит он и обнимает меня, а потом взгляд его бегает. От меня до Глеба, от Глеба до машины и обратно ко мне. Объяснений ждёт. А что я скажу?
– Привет, родной. Приехала со знакомым проведать вас. Как вы тут? Что за вид? – касаюсь его лица. – Отец?
Глеб недобро косится на всё это, а Серёжа молчит. Он всегда о таких вещах молчит. Он не стукач и никогда им не был.
– Это Глеб, а это мой брат – Сергей, – знакомлю их, и они пожимают друг другу руки. Интересно наблюдать, как Глеб изучает его. Он, наверное, с детьми-то никогда не общался. – Ладно, идёмте в дом. – зову их, но Глеб пока стоит как вкопанный. Не шевелится. – Что такое? Передумал?
– Нет, – отвечает сразу же. – Постою здесь, выдохнуть надо.
– Ладно, – соглашаюсь, а сама иду в дом.
Мама встречает в огороде. Копошится, баню топит. Не ожидала меня увидеть, но тут же обрадовалась. Спрашиваю, что с Сережей, она говорит, что отец вчера перебрал, и ей, и ему досталось. А мне тошно. Я думала, что это прекратится хоть ненадолго. Учитывая, что его нелюбимая дочь шалава наконец не живёт дома и не позорит его, как он изъяснялся.
Сообщаю маме, что не одна, но прошу не нервничать. Объясняю, что Глеб просто знакомый. И у нас ничего нет. Кажется, она не верит мне, но всё же не стремлюсь сильно переубеждать. Пусть думает, как хочет.
Выхожу, а он как раз вытаскивает всякое из своей машины и тащит это в дом.
– Плазма, x-box, ты серьезно? Нахрена всё это? – спрашиваю озлобленно, а он тупо игнорирует меня и чапает мимо. – Прекрасно, блин.
Серёжа вообще не верит своим глазам. Недоверчиво смотрит на всё это словно это акт сомнительной благотворительности. Естественно, он тоже понимает, что всё не просто так. Подозревает меня в чём-то. Когда Глеб делает три таких ходки, я уже вся на нервах, но он хватает меня за руку.
– Успокойся. Ты мне ничего за это не должна. Не надо так резко на всё реагировать.
– Глеб. Ты мне выбора не оставляешь.
– Всё, релакс. Вежливо объясню твоей маме, что из-за общения со мной, временно за ними посмотрит охрана и всё.
Вздыхаю и качаю головой, закрывая глаза, а потом мы заходим внутрь вместе.
– Мам…Это Глеб, а это Анастасия Викторовна – моя мама, – знакомлю их, пока она в ужасе смотрит на заваленную техникой прихожую.
– А…Кать…А это что такое?
– Это…Это…
– Это у меня свой магазин техники, и так получилось, что некоторые товары списали, вот решил Кате отдать, чтобы не пропадали зря. Иначе некуда было. У самого всё это есть, – врёт на ровном месте и не краснеет. Язык – помело.
Но мама всё равно ему не верит. Косится. Конечно. У него ещё и внешний вид такой. И машина. Часы на запястье стоят дороже чем весь наш дом вместе с землей.
– Ладно…Проходите, Глеб. Чай попьём. Познакомимся, – приглашает она, пока Сережа в недоумении берёт коробку с приставкой.
– Реально, Кать? Можно?
А Глеб отвечает за меня.
– Реально можно. Помогу настроить.
Я молчу. Брат улыбается. И даже синяк на его лице становится уже не таким важным, ведь для меня важнее, чтобы он был счастлив в данную секунду. Даже если причиной послужила сраная приставка, которую купил Глеб на свои криминальные деньги.
Ухожу с матерью накрывать на стол, пока парни возятся с техникой.
– Кать…Отец в бешенстве будет, когда узнает, – говорит мне мама, а я хмурюсь.
– Я понимаю. Но Глеб хочет, как лучше…Это…
– Откуда такие деньги? Кто такой этот мальчик? У вас что…Что-то есть?
– Нет, ничего нет, – отвечаю, хоть и понимаю, что тоже лгу. – Просто с моего университета. Знакомый. Можно сказать, парень соседки.
– Сони?
– Ага, – продолжаю закапывать себя глубже, но мама больше не спрашивает.
Через час стол уже заполнен едой. Даже мамин фирменный борщ со сметаной, который я, кстати, очень хочу поесть. В ресторанах такой вкуснятины не делают. Такое делает только мама...
Когда приближаюсь к комнате, чтобы позвать ребят, слышу часть разговора.
– Так и не скажешь, кто, – спрашивает Глеб, а в ответ молчание. – Смотри, вот эти вперед – назад, право – лево, стрелять. – обучает он его, держа в руке джойстик.
– Блин, крутая вещь…Не верится конечно, что всё это даром. Надеюсь, Катька тебе реально нравится, – говорит мой тринадцатилетний брат!!! Охренеть! Блин.
– Больше, – отвечает Глеб спокойным тоном, а я просто стою как истукан и не знаю, что мне делать. В смысле больше? В смысле? Что, блин, это значит?!
Трясусь, бесшумно отхожу от двери, а потом более громко делаю уверенные шаги в его комнату.
– Всё готово. Вы тут как?
– Нормально, – отвечает Глеб и встаёт с пола. Наверное, разруха и хаос, что творятся в Серёжкиной комнате выбивают из колеи. Но он вообще не подаёт вида, что ему всё это важно. Хотя наш дом уже на ладан дышит.
Моет руки, идём на кухню. Мама начинает расспрашивать его о том, о сём. И вроде всё идёт нормально, пока Глебу не приходится начать щепетильную тему.
– Анастасия Викторовна, тут такое дело. Мы не просто так приехали. В общем. За вами некоторое время люди будут приглядывать. Для безопасности. Вы ничего не бойтесь. Я номер оставлю свой. Если что звоните мне.
– Какие ещё люди? – мама как сидела, так и осунулась. А Глеб смотрит на неё уверенным непробиваемым взглядом.
– Охрана. Так надо. Не спрашивайте. Из-за меня всё. Приношу извинения. Но мне важно, чтобы с Вашим сыном и Вами всё было хорошо, – заявляет он, пока мама ловит воздух губами, а я молчу. Стыдно до ужаса. Взгляд увожу, а Глебу звонок поступает.
– Глеб Александрович, тут мужик буйный, по описанию Трацкий старший. Пропускать?
Я каждое слово слышу. И мне теперь страшно, а ещё неприятно. Глеб смотрит на меня с укоризной и наклонятся к моему уху.
– Чё сразу не сказала, что отец у тебя такой? Что брата пиздит?
– Зачем? Это же отец, как ни крути, он отцом и останется.
– Мне ли не знать, – отвечает он с улыбкой. – Но я больше не дам ему кого-то трогать. Извини меня, но нет.
Хмурюсь. Вцеплюсь в его руку.
– Что ты собрался делать?! Глеб! – кричу молящим шёпотом в его ухо, а он продолжает свой разговор.
– Запустите. Всё нормально, – после небольшой паузы смотрит на меня. – Что бы сейчас ни было, сиди и не выходи.
Слышу звуки в коридоре. Кажется, отец вернулся и начинает распинывать коробки. Как всегда, буянит и раздражается на ровном месте. Сам в своей жизни ни на что не заработал. Жили всегда в нищете, зато по первому поводу всем выписывает. И бухает как не в себя.
– Это ещё чё за хуета? Чё за тачка там, Настя?! – кричит он со входа, и наши с мамой взгляды встречаются в панике.
– Глеб, я прошу тебя…Не надо, пожалуйста… – повторяю я как мантру, потому что чувствую, как его спина напрягается. У него такие мышцы, что она становится камнем за секунду.
Он молчит, а у меня сейчас инфаркт случится. У Серёжи с матерью, кажется, тоже. Он касается моего колена под столом. Гладит, сжимает. И у меня от этого по всему телу будто электрический ток пробегает. От каждого его такого касания. Хотя я знаю, что я – лишь средство успокоения для него сейчас.
– Эй, я тебя спрашиваю, – отец заруливает на кухню и на секунду замолкает, глядя на меня своими охмелевшими злющими глазами. – Так это по твою душу, выходит…Блядина домой приехала. – цедит он. Мне кажется, что сейчас случится что-то очень и очень плохое. – Настя, какого хрена она тут сидит, да ещё и с ёбырем своим?! Я тебя спрашиваю, блядь! Отвечай. – стучит по столу, а в следующую секунду больно хватает маму за плечо. А дальше всё происходит как в настоящем кошмаре наяву…
Глава 16.
(Глеб)
Мне ли не знать, что такое хуёвый отец. Но мой хотя бы что-то из себя представляет, а это…Это даже отцом назвать сложно. Смотрю на этого пацана – Серёжу, Катюху свою внутри него вижу, и у самого сердце кровью обливается. Это ж надо было так собственного сына задрочить. Мужик конечно растет, потому что не колется, но…Во взгляде полный пиздец. Будто ураганом всё хорошее сдуло нахрен. И если сейчас что-то не сделать. Если не помочь, вырастит Дьявол похлеще меня.
Катюха держится изо всех сил. Мать её вся забитая, измученная, несчастная. А она что? Такой же хочет быть? Нет конечно. Поэтому и свалила отсюда, как только поступила. Ещё и деньги ей отправляет. Я всё, что нужно узнал. Всё. Этим и занимался до поездки. И мне теперь кажется, что она нас с этим недобатей невольно сравнивает. Типа я такой же агрессор в её глазах. Теперь вот я это как никогда понимаю.
Сижу за столом, сжимая кулаки. Всеми силами держусь, но точно знаю, что если хоть что-то сделает. Хоть что-то агрессивное в адрес моей девочки – убью. Терплю оскорбления, даже когда они меня в фарш превращают. И всё внутри вдруг становится таким неважным. Все свои проблемы глубоко внутри прячу. И что вижу? Девочку эту маленькую, которая боится шевелиться. Которая в руку мне вцепилась и больно ей от всего, что происходит. А я колено её глажу. Успокаивает нереально.
А вот когда пакля этого мудозвона хватает её мать за плечо, тут меня уже коротит. Нет, не смогу. Не смогу я просто.
Одним рывком встаю и стискиваю ворот алкаша в кулак. Остервенело тащу его подальше. К выходу, захлопываю за собой дверь. И как бы её мать не старалась что-то кричать, упорно игнорирую. Катя молчит, Серёжа тоже. Хуйло что-то пытается сделать, но у него ж никаких шансов против меня. Рукой припечатываю его к полу, сажусь на грудную клетку, давлю коленом прямо на солнечное сплетение и раздаю удары в табло.
– Такой смелый, когда с детьми или женой, да? – когда начинаю говорить, уже понимаю, что не остановлюсь. Потому что это действует как сухая стружка. В мгновение вспыхивает. Помогает разгореться.
– Когда маленьких и слабых пиздишь? Когда нихуя за это ответка не прилетает?
Кровь струится. Глаза его заплывают ею. А у меня снова зарево одно. Не могу я уже остановиться. Бью, бью, бью. Нос ломаю, лицо его всё месивом становится на моих глазах, а потом я пистолет достаю, обхватывая ублюдка за шею. Проталкиваю ствол в рот. Он задыхается, начинает елозить подо мной как сопливая скотина.
– Ну хули ты смотришь. Соси его, – толкаю сильнее. Как можно унизительнее и тошнотворнее. Обожаю этот пиздец в глазах. Нет, я точно ебанутый…
Снимаю предохранитель, а потом чувствую ладонь на моём плече. Почти невесомо, но чувствую. Решаюсь посмотреть, вдруг это ангел. Вдруг это Лина меня останавливает. Но нет. Это ведьма. Моя ведьма. Стоит и смотрит своим огненным взглядом. И я вижу в нём всю боль, что он когда-то ей причинил. Мне кажется, будь пистолет у неё в руках, она бы давно нажала на курок. Потому что я смелее женщины никогда не встречал. Потому что когда она злится и когда защищается, она перестаёт быть той Катей, которой обычно является.
– Отпусти его. Не марай руки, – просит она, сжимая мою кожу. И я как покорный пёс слушаюсь, хоть и готов их замарать. Я готов. Готов. И ещё раз так готов марать. Только ради неё. – Идём…Глеб…
Я встаю с него, пока он лежит в луже своей крови, слюнях и неизвестно чем ещё. Даже думать не хочу.
Заходим обратно на кухню. Мать обнимает сына. А я, несмотря на все Катины закидоны, всё недовольство, все вот эти вечные выкрутасы, вынимаю из-за пазухи пачку денег. Я заранее знал, что будет что-то подобное. Плюс-минус. В любом случае бы отдал им. В любом.
– Если примете его обратно, он сломает Вашего сына, – говорю, так как считаю нужным её уведомить. Иногда люди охотнее слушают от других то, что сами не понимают и отказываются видеть у себя под носом. – Здесь сто тысяч долларов. Уезжайте отсюда. Купите себе дом, найдите работу. Устройте сына и будьте, наконец, свободны от этого дерьма. Если не хватит – я пришлю ещё. Можете сказать моим людям, и они сами организуют переезд. Но Катю я больше в это вмешивать не позволю. Ей сюда дорога закрыта, если здесь будет он.
Я, не церемонясь, ухожу, даже не глядя на Катю. Не хочу. Просто иду на улицу мимо того ушлёпка и достаю пачку сигарет. Облокотившись на веранду, смотрю куда-то вдаль и начинаю дымить. Когда-нибудь я сдохну от этих сигарет. Точно. Я слишком много парюсь, а потом дымлю, как паровоз, хотя и стараюсь отвлекаться на ебучую жёвку. Катя же выходит следом. Думал, она начнёт возникать насчёт денег, но слава Богу нет. Просто идёт к машине. Видит в каком я сейчас состоянии. Мне будто душу наизнанку вывернули.
– Поехали, Глеб. Серёжа позвонит мне, как соберет вещи и попрощается с друзьями. А потом…Я помогу им с матерью подобрать что-то, – сообщает она и я молча следую за ней. Раз всё решила. Раз такой план – пусть. Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа.
Докуриваю уже возле тачки, а потом сажусь за руль. Едем снова в тишине, пока вдруг…
– Твоя рука никогда не заживёт.
– Она два года уже не заживает, но заживёт. Рука – не сердце.
– Глубоко. По-философски даже, – стебёт она меня, и я ухмыляюсь. Любые её фразы заставляют меня вспыхивать как сверхновая в сто миллионов раз сильнее обычного. Но она продолжает. – Спасибо. За меня никто и никогда... Так что, просто спасибо…
Молчу. Проглатываю ком. Как это никто и никогда…Как? Пиздец мне хуёво от этих слов. Будто насосом из организма всю кровь разом выкачали.
Едем дальше, дождь начинается, накрапывает, а она смотрит на меня, ловлю её изумрудные своими. А затем невольно взгляд свой возвращаю на дорогу, хотя всё время бы на неё только и смотрел. А теперь капли по лобовому растекаются, и я скорость сбрасываю. Просто хуёво на душе, дерьмово ничего не сказать. А ей сейчас каково? Даже думать не хочу.
– Зачем? – спрашивает она, когда я останавливаю тачку на обочине. – Опять курить?
– Нет, просто помолчать, – отвечаю и оборачиваюсь к ней. Несколько минут просто рассматриваем друг друга в полной тишине. Вечереет. Вроде между нами пятьдесят сантиметров, а вроде и километры. Вроде и ненавижу, а вроде и всё остальное.
Она вдруг касается своей ладонью моей щеки, сокращая между нами расстояние за секунду. Просто касается. Смело и неожиданно. И даже от этого меня током прошибает. Электромагнитные волны проникают под кожу и выжимают меня на максимум. Можно сказать, что одно касание пьянит…Крепче вискаря…Одновременно и удушает. Будто змея на моей шее. Петля. Удавка. Всё сразу.
Жмусь к её ладони своим лицом. Чувствую нежность её пальцев. Их теплоту. И бесконечное спокойствие от этого невинного бередящего душу касания. А внутри хочется чего-то омерзительно блядского. Как и всегда. Внутри разгорается пламя. Неконтролируемое притяжение. К её плоти, к её внутренностям. Тянет. Как семь смертных грехов, как Адамово яблоко, как первобытные инстинкты. После драки хочется любви. Хочется, чтобы хозяйка приласкала. Чтобы она похвалила. И я понимаю, как стал жалок рядом с ней. Это полный пиздец. Я же льну к ней. Я же разлагаюсь. Кто её чертов создатель раз сделал её такой желанной, такой недоступной и драгоценной для меня?
– Глеб, я ещё сильнее запуталась, – шепчет она, разрывая этот контакт. Может, только пытается это сделать. А, может, действительно хочет обернуть вот этот крышесносный интимный момент единения в пиздецки неважный бессмысленный отталкивающий разговор. Не знаю. Но вот я перехватываю её ладонь и начинаю целовать её. Целовать. И лизать. Просто не могу не лизать, будто в этом сейчас смысл моего существования. И от одного только касания языком вся кровь из организма приливает вниз вместе с мозгами. Иуда в моём теле намного сильнее, чем я думал.
– Что ты делаешь, – дрожаще, практически испуганно спрашивает она, а я, блядь, не могу уже остановиться.
– Сделай то же самое и поймёшь, – отвечаю, протягивая ей свою руку. – Уверен, что поймёшь…
Никакой брезгливости, никаких принципов, ничего не хочу знать. Хочу, чтобы сосала мои пальцы. А я буду лизать её. И похуй вообще, что это извращение. Хорошо понимаю, что если она испытывает ко мне то же самое…Если да – она сейчас их примет. Сейчас сделает то, что я хочу…
И она делает. Не проходит и секунды, а мои два пальца оказываются в её рту по две фаланги, а язык скользит по ним, вынуждая меня умирать и возрождаться. Жгучая смесь похоти и недоступности. А на деле я просто воспитываю себя. Воспитываю своё самообладание. Надеюсь стерпеть и остановиться. Но как же, блядь, сексуально она это делает. Глаза горят и блестят как два самых настоящих изумруда. Сдыхаю. Сгораю. Охуеваю. От порочности и невинности, которые вкупе как коктейль Молотова. И она сама лезет на мои колени. А потом я сам не понимаю, как так происходит, что наши языки сплетаются. Практически в безумной гневливой схватке. Это у нас такие игры? Я бы играл так вечно…
Запускаю ладонь в её волосы. Сжимаю. Натягиваю. Забываюсь. Позволяю своему языку делать какие-то невозможные перемещения от её рта до ключиц, поглощая всё разом. Она издаёт жалкие вымученные полувсхлипы– полустоны. Сжимает мои плечи, перебирает руками волосы, отчаянно трепыхается в моих объятиях как рыба, выброшенная на берег. Между нами что-то сильнее химии. Сильнее всех физических законов мироздания. Между нами – ВСЁ. И то, что происходит невозможно даже лицезреть, можно только почувствовать.
Сожрать, сожрать, сожрать! Я хочу её сожрать.
Сжимаю её грудь, кусаю за одежду. Как ёбанное животное, которому нужно прямо сейчас разорвать и поставить клеймо на своей самке. Это вообще какая-то немыслимая хрень. Я всегда ебался на скорость. Лишь бы удовлетвориться. Лишь бы побыстрее дорваться до желаемого. А сейчас, вместо того, чтобы раздевать, я делаю всё, чтобы не раздевать. Но хочу. Хочу. Как бы больно это не было. А член тем временем изнывает. Мне кажется я слышу, как исступление становится чем-то материальным внутри меня и разрывает моё тело на части. Уверен ей тоже больно в её чреве.
Внезапно начинает звонить мой телефон. Проклятый, сука, телефон!!! И мы оба отходим от этой мучительно-сладкой пытки с помутнением в глазах. Я буквально чувствую, как с них сходит пелена. У нас обоих. Пиздец…За что?
Ведьма тут же аккуратно перелезает обратно и молча смотрит в окно, пока я пытаюсь отойти от того, что только что было между нами.
На экране номер Руса. Выдыхаю, выхожу из тачки.
– Даров.
– Бля…Хули так долго не берёшь?
– Чё такое?
– Гнида эта…Чадаевский ушлёпок ёбанный…В клубешник твой приходил, мне сказали.
– Сука…Когда?
– Не знаю, на днях. Ты это…Накажи там всем, чтобы на его фейс запрет был. Не хватало ещё хуйни какой. Наркоты, слива или ещё чего.
– Понял. Кину щас.
– Всё, давай. Позже созвонимся. Всё норм у тебя?
– Да, всё норм.
Сбрасываю. И тут же своим скидываю все указания. Достаю сигарету, а смотрю на свою машину. Точнее, на Катю. А она смотрит на меня. Я вымок под дождём, но трясёт меня не от этого, а от её горящего изводящего ведьмовского взгляда. Голоден до неё. Настолько, что каждый раз, когда вижу…Всё внутри фейерверками взрывается. Искрится…Будто сам по себе фитиль, а она – мой огонь, без которого гореть не буду, а хочется. Это же истинное предназначение фейерверка…Моё предназначение. Синее адское пламя, сука. Способное сжечь всё дотла. До выжженной земли.
Тушу окурок и смотрю по сторонам. Урны нет нигде, сука. Ненавижу мусорить. Несу обратно в тачку. Там у меня хоть бутыль с водой есть. Убираю. Смотрю на неё снова.
– Неужели реально так успокаивает? – спрашивает она, на что я пожимаю плечами.
– Хер знает. Поцелуи с тобой лучше, – отвечаю, пристегиваясь.
– Поехали, – звучит категоричное со стороны.
– Полетели, ведьма…








