Текст книги "Король и пешка (фанфик Сумерки) (СИ)"

Автор книги: Катерина Олеговна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Часть 2.2

Продолжение...

Когда лифт увез Эрика вниз, мне показалось, что захлопнулась крышка. Бац! И заложило уши. И диафрагма подскочила к горлу. Это не было плохо. Наоборот, теперь я чувствовал, что все на своих местах. Всё, что происходило с нами наедине, и хорошее, и плохое казалось мне важным, ценным, обязательным.

Она осталась сидеть за столом, в голове у нее была полная каша. С одной стороны, она злилась на меня за помятую рубашку, ей казалось это достаточным основанием для обвинения в измене. С другой стороны, она пыталась заглянуть в мои глаза, оценить реакцию, узнать, злюсь ли я за то, что она злится на меня. Мне и раньше доводилось иметь дело с разозленными женщинами, но до сих пор ни одна из них не пеклась о моей реакции на гнев, который застилал им глаза. Они начинали переживать об этом, когда их вспышка гасла. Но было поздно. Я не выносил женщин, которые кидались на шею и которые кидались предметами.

Больше всего Белль досаждала не собственная злость и не моя реакция на ее злость, больше всего ей досаждало желание услышать, что я сплю только с ней. Не без труда я признался и в этом. Пришлось пойти на компромисс со своим дефектным нутром, которое не желало говорить об этом прямо, оно было согласно лишь на витиеватый намек. Чудовище все равно оценило мои старания.

Ведя с ней пространные разговоры, от коих я получал какое-то изощренное удовольствие, я силился влезть в ее голову, чтобы провести доскональную инспекцию и устроить грандиозный скандал с битьем посуды и морд, обнаружив хотя бы одну завалящую мыслишку об Эрике Пэкере. Им повезло. Говоря «им», я подразумеваю свою супругу и Пэкера. Все образы, которые с непосильным трудом удалось поймать, были посвящены целиком и полностью моей персоне. Я был удовлетворен результатами инспекции.

Откровенно говоря, на моем счету не было ни одного порядочного свидания, однако, я надеялся, что, если приложу некоторые усилия, то смогу взять реванш. Что тут говорить, моим надеждам не суждено было сбыться. Мерзавка откровенно насмехалась над моими организационными способностями, сидя средь бела дня посреди совершенно пустого ночного клуба.

– Ты хочешь сказать, что мы приехали в клуб, в котором нет ни единой души, и даже напиться не можем? Что тут тогда вообще делать? – Откуда я мог знать, что полагалось делать в клубах? Ночными увеселительными заведениями промышлял Мано, если верить отчетности, они приносили хороший доход, но никогда не прельщали меня. Слишком шумно. Слишком грязно. Слишком большая концентрация развязных девиц. Слишком дорогой и слишком разбавленный алкоголь, в конце концов.

– Я просто хотел, чтобы ты повеселилась.

– Ну... я просто умираю от веселья. – Выразительно изрекло чудовище. Я сдался на ее милость, засмеявшись. – Да-а. Давненько я так не веселилась. – Задумчиво выпуская сигаретный дым в потолок, продолжила она. Чудовище не брало пленных, я засмеялся громче. – О, тебе тоже весело, да? Чудесно.

Не знаю, сколь долго она бы продолжала глумиться над моими романтическими порывами сделать ей что-нибудь приятное, но я не выдержал скорее, чем чудовище решило, что пора закругляться. Наградив неблагодарную раздраженным взглядом, это, между прочим, второй мой выдающийся талант наряду с поднятием одной брови, я вывел ее из помещения, тщательно пряча за свою спину. Все также прикрывая собой, я усадил ее в машину, чудовище посмотрело на меня испуганно. Я сжал челюсть. Конечно, она чувствовала, что что-то идет не так. Теперь я вынужден был признать, что провалил не только свидание, но и нарушил свое же собственное обещание сделать все так, чтобы она ничего не поняла и не успела испугаться. Она уже боялась.

Всю дорогу до салона Майка я думал о том, что проглядел какой-нибудь иной выход. Запереть ее в квартире, убить Эммета, уложить его охрану, каким-то невообразимым способом выбраться, вернуться к чудовищу и бежать, куда глаза глядят. Что-то мне подсказывало, что, если я уберу Эммета, следующая же пуля мгновенно уберет меня. Далее они выведут из игры Джаспера, просто на всякий случай. Ну и конечно, Мано найдет способ добраться до Белль. Помешать ему с того света мне, полагаю, будет весьма проблематично. Бежать прямо сейчас? Сомнительно. В деле замешано слишком много людей Эммета. Одни из них у нас на хвосте, другие, возможно, в аэропортах и на вокзалах. Я выдохнул. Эдвард, это все чепуха, ты знаешь, что нужно делать. Я в самом деле знал. Но мерзавка сбивала с истинного пути.

Оказавшись на месте, я вспомнил, как впервые сюда попал. Сегодня мы воспользовались черным ходом, тогда – я любил идти к цели напрямик и бить в лоб. В организации считалось, что, если у тебя есть шрамы, значит, хреновый из тебя солдат – раз не в состоянии защитить себя, что тут говорить о защите Семьи. Во время крушения судна, на совести которого смерть моих родителей и моя собственная клиническая смерть, мне располосовало спину, не смертельно для здоровья, но заметно для глаза. После инициации Эммет посоветовал либо сделать пластику, либо забить оставшиеся шрамы татуировками. Тогда я был молод и полон решимости сделать что угодно, лишь бы меня воспринимали всерьез. Я последовал его совету. Наверное, в первый и последний раз в своей жизни. Помню, как Майк, нахмурившись, сказал, что не знает такого рисунка, который смог бы полностью скрыть повреждения. Мне было не до изысков, и мы просто забили спину всем, что было в моей голове. Десять лет назад в моей голове было только кораблекрушение, смерть и ярость. Все это с избытком вылилось на мою спину. Хаотично. Чтобы рябило и бросалось в глаза. За всем этим безумством шрамов действительно видно не было. Даже на ощупь они стали как будто менее заметны. Позже я приходил к Майку еще не раз и не два, чтобы добавить что-нибудь новое. В этом не было нужды, но мне нравился процесс.

Всё время, что мы находились в салоне, от которого выла, надрываясь, моя клаустрофобия, чудовище на пару с татуировщиком методично пытались свести меня с ума. Она – своими неуемными фантазиями о каких-то престарелых мужиках, он – чрезмерным вниманием к ней. Я долго размышлял, кто из них заслуживает смерти более мучительной, пришел к выводу, что все-таки она. С Майком все ясно. А где мне искать этого престарелого и бородатого из ее фантазий? И ведь не скажет же. Сущее чудовище.

Тем временем Майк продолжал ходить по тонкому льду:

– Детка, это займет три минуты, не больше.

– Меня зовут Белла. – Сказала детка. За это я был готов простить ей бородача. И не одного.

Когда все было кончено, уже на воздухе, глядя на меня против солнца и щурясь, она спросила:

– Ты сказал, это подарок. Ты осознаешь, что это выглядит так, словно ты мне себя подарил? – И протянула ладонь, показывая свое новое клеймо. Осознавал ли я? Да, пожалуй, в последнее время до меня кое-что начало доходить.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что это был бы слишком дорогой подарок? – Моё дефектное нутро опять взбрыкнуло. Чудовище посмотрело на меня из-под темных ресниц. В ее мыслях мелькнул и исчез черный Рейнж Ровер. Логично было предположить, что это непроизвольная ассоциация на слово «подарок».

– Ты хотела в подарок машину?

– Нет. – Я не удивился, моей логике до ее головы было также далеко, как Аду до Рая.

– Тогда чего бы ты хотела?

– Я хочу понять смысл. – Она не понимала, что она и есть смысл.

На протяжении всей поездки к дому мне казалось, что внутри вот-вот что-то лопнет. Выдержка трещала по швам. Хотелось расстрелять всех, до кого смогу дотянуться, затем убить свое чудовище и застрелиться самому. Я постоянно одергивал себя, напоминая, что впереди есть еще кое-что важное – клеймо, которым я отметил ее, еще должно было сослужить мне службу. Мы въехали на парковку, и она поспешила выйти наружу, одновременно с тем, как захлопнулась ее дверца, завибрировал мой телефон. Одна-единственная мысль рассекла мой рассудок: система безопасности, кто-то либо поднимается, либо спускается. Нечто внутреннее, что порывалось лопнуть, наконец осуществило свои планы. Мозг послал меня к черту, но инстинкты оказались более верными союзниками. Возможно, я дернул ее сильнее, чем было необходимо. Корпус машины прикрыл ее с одной стороны, я – с другой. Три секунды мы оба приходили в себя.

– Разве я сказал, что ты можешь выйти? Разве. Я. Это. Сказал?! – Я наказывал ее за то, что она существовала. Она впитывала мои наказания добросовестно, как и все остальное, что я выплескивал на нее. Когда мои руки поверили, что она не собирается исчезать, я понял, что телефон продолжает вибрировать. Это не было сообщением от системы безопасности, кто-то звонил мне. Только и всего.

Воздух в лифте был наэлектризован настолько, что сюда не рискнула сунуться даже моя клаустрофобия. Я кинулся к алкоголю, как будто оно было моим единственным спасением от безумства, прежде чем понял, что и это спасение отменяется. Мне нужна была трезвая голова этим вечером, если, конечно, я не хотел, чтобы чудовище убил кто-то, кто не был бы мною. А я не хотел. Бутылка, в которой было соблазнительное спасение, полетела обратно в холодильник, стакан разбился о дно раковины. Я обещал, что сделаю всё сам. Следовательно, мне нужно быть на шаг впереди тех, кому плевать на мое обещание с высокой колокольни.

– Иди в душ, если тебе нужно. К семи часам мы должны быть готовы. Официальное мероприятие.

– Что за мероприятие? – Ох, детка, если бы только знала, что за мероприятие. Если бы ты только знала…

Оказавшись в спальне, я проверил пропущенный вызов. Джаспер.

– Эдвард, одолжи две машины для жениха и невесты, – начал он с ходу. – Бен с ребятами уже едут к тебе, они заберут их. Не поверишь, мы перегоняли свои с места, где их украшали свадебной атрибутикой, и нас помяли! Теперь они уже никуда не годятся. Элис непременно хочет, чтобы машины были украшены, придется начинать сначала, а времени в обрез…

– Джаспер, остановись. Я отправил все машины в салон, кроме одной. Бену нет смысла ехать сюда, возьмите, что понравится, из салона.

– Это далеко! И пробки! Ладно, я возьму машины у отца. Ты придешь? – Всё на одном дыхании.

– Конечно, я приду, Джаспер. – Я невесело усмехнулся, а он уже начал говорить с кем-то другим, не потрудившись завершить звонок. Благодаря Джасперу, я вспомнил, что мне понадобится машина посвободнее той, на которой мы катались. Карточные долги нужно отдавать. Но я не хочу при этом свернуть себе шею.

– Сэр?

– Кас, как обстоят дела с мистером Дёрком?

– Все прошло гладко.

– Хорошо. Сними с моего счета еще десять тысяч, поделите с ребятами между собой. Это… премия. Поторопись, через пару часов я закрою для вас счет.

– Спасибо, сэр.

– Пошли кого-нибудь в салон, пусть пригонят синюю «A8 L Security». Лексус можно вернуть.

– Понял. – Я хотел уже отключиться, но вспомнил о…

– Кас, моя жена переживает, что не вернула очки. – Он хохотнул, но быстро опомнился. – Если что, они в «Head Over Heels» на барной стойке.

– Понял, сэр. – Ежу было понятно с самого начала, что ни за какими очками никто и никуда не поедет. Знала бы моя супруга, как отреагировали на ее благие намерения, и это бы, возможно, немного подкорректировало ее принципиально благородные взгляды на жизнь.

Пройти мимо стеклянной двери ванной комнаты, на первый взгляд, было выше моих сил, но я собрал остатки воли в кулак, дал себе пинок под зад и пообещал, что скоро вернусь. Короче, в лифт я зашел с тяжелым сердцем, тяжесть намечалась еще кое-где, к слову, раньше я не подозревал, что эти два органа могут быть чем-то связаны между собой. Когда лифт выплюнул меня в кабинет, я едва не задохнулся, ото всюду нестерпимо разило эриковыми лилиями. Поморщившись, я взял плоский футляр со столика и подошел к секции встроенного в стену шкафа, предназначенной для глупых показательных мероприятий, коим со стопроцентной вероятностью должна оказаться свадьба моего племянника. Схватив первый попавшийся чехол с костюмом, я поспешил прочь. Рубашки и туфли наверняка найдутся и в моей спальне. Запах начинал давить на голову. Что там говорил Эрик, семьдесят баксов? Я бы заплатил семьсот, лишь бы это никогда не приносили в мой дом.

Проходя мимо ванной, я высокомерно отвернулся в сторону и постарался не сбавлять темп. Кого я пытался обмануть? Моего самообладания хватило только на то, чтобы повесить чехол на вешалку и припрятать гребни. Следующие десять минут я подпирал стеночку, аккурат напротив ее голой задницы. К моменту завершения водных процедур, стеклянная дверь запотела практически полностью, так что мое преданное дежурство у стеночки стало для нее сюрпризом, от которого она шарахнулась в сторону, едва не поскользнувшись и не оставив большую часть своего мозга на мокром кафеле. Такая у меня жена.

Прижимая тонкие запястья к груди, она рассматривала мои ноги, будто где-то там случайным образом могло затеряться восьмое чудо света. В ее голове полностью и безгранично царило опасение.

– Идем. – Я не стал тащить ее силком, развернулся и ушел в спальню, чтобы развалиться на кровати. Смотрел в потолок и думал, если не придет, черт с ней. Никого против воли в свою постель не тащил и ее не стану. Или стану? Так или иначе, выяснять, сколь низко может пасть мое самолюбие, не пришлось. Белль не разочаровала меня и на этот раз. Подошла к изножью кровати, перекинула мокрые волосы через плечо и требовательно на меня посмотрела. Удивительно, что тут может быть непонятного?

– Полежи со мной. – Она подчинилась, уложив свою голову на мое плечо. Меня вновь пронзило чувство, что кто-то захлопнул над нами крышку. Я физически ощутил, как эта крышка ударила меня по голове.

Я пытался собраться с мыслями, чтобы еще раз прокрутить в голове все возможные сценарии и обнаружить тот, который мог бы закончиться хеппи-эндом хотя бы для нее одной. Ничего не выходило. Кажется, для нее перестали существовать все хеппи-энды разом еще тогда, когда она только встретила меня в переулке. Ее запах действовал на меня также сильно, как запах проклятых лилий. Только со знаком «плюс». Тем временем, пока я пытался отвоевать для нас хоть чуточку милосердия у злого рока, она, кажется, развлекалась вовсю. Она либо чересчур мне доверяла, либо ее вовсе не беспокоило неумолимо надвигающееся дерьмо. Третьего не дано. Мои попытки охладить ее пыл не дали ровно никаких результатов. Чудовище твердо стояло на своем, и мне оставалось только сдаться. Наверное, будь я с кем-нибудь другим, в таком настроении мне не удалось бы кончить. Но я был не с кем-то другим.

Когда ее тело начало остывать, я укрыл ее углом одеяла, оставил телефон, чтобы попрощалась с отцом, и совершенно разбитый побрел в душ. Под крышкой, которая нас накрыла, был один недостаток – не хватало воздуха.

Фен наконец заткнулся, надеюсь, дальше дело у нее пройдет быстрее. Потому что я был уже готов и метался по спальне взад и вперед. Одна деталь окончательно заставила меня поверить в то, что она все-таки принадлежит к роду человеческих женщин – собиралась она также долго, как и любая из них. Выждав еще некоторое время, я решил, что с меня довольно, и, сжав челюсть, взял курс на ее комнату. Когда я заглянул в дверной проем, уговаривая себя не быть опрометчивым, она на свое счастье была полностью одета и собиралась накрасить губы.

– Думаю, на сегодняшний вечер мы откажемся от помады.

– Я думала, мне идет красная помада? – Она встретилась со мной растерянным взглядом в зеркале.

– Мне не идет красная помада. – Я решил, что в момент икс буду целовать ее. Раньше этого было достаточно, чтобы дезориентировать чудовище на некоторое время. Я постараюсь вложить в этот поцелуй нечто такое, что заставит ее не заметить, как моя рука прижимает дуло к ее сердцу и как палец спускает курок. Она кивнула, словно соглашаясь с моими намерениями. Я проглотил гигантский ком, образовавшийся в горле. – Ты готова? – Обернувшись, чудовище тщательно изучило мой внешний вид. Который, видимо, привел ее к неутешительным выводам. Черт возьми, куда ты меня ведешь?! – В голосе появились звонкие нотки. Чертовски сложно было игнорировать ее страх, но я победил себя. То ли еще будет, детка…

– Ты в курсе, что у меня не сложились отношения с украшениями. Но… – Я протянул ей футляр. Она только смотрела на него, словно это была граната без чеки. – Мы опаздываем. – По идее в этом месте должно было быть: «Пожалуйста, возьми», но получилось то, что получилось. Я попробовал снова, однако опять вышло: – Мы опаздываем. – Надо отдать ей должное, она уже научилась понимать на моем языке. Сомневаясь, взяла футляр и открыла его. И рот тоже открыла. Я почувствовал себя удовлетворенным и развернулся, чтобы уйти, когда она выдохнула: – Спасибо.

Спасибо? Ты – мое сомнение. Ты – тяжесть в моих руках. Ты – постоянно в моей голове.

Что мне твое «спасибо»? Что мне с ним делать?

– Изабелла! – Кинул я хлестко и услышал торопливый цокот каблуков.

От автора: Дорогие мои и любимые, убедительно прошу вас не высказывать свои предположения относительно того, что случится в третьей части эпилога. Это сбивает меня с мысли, а когда меня сбивают с мысли, я не могу писать. Однако я буду невыразимо счастлива узнать о вашем отношении к тому, что произошло в этой главе. Надеюсь, вы не откажете мне в удовольствии. Спасибо.

ЧАСТЬ 3

Навылет, на выдохе… пуля проходит быстро,

Не через сердце, в мое проникая тело.

Я до сих пор еще чувствую этот выстрел,

И то, как твои руки сжали меня до предела.

(с) inspiration

Мой мозг всё еще опасался коллапса: он отказывался иметь дело с её мыслями. С концентрацией дела обстояли еще хуже. В той старой жизни, которая кончилась неделю назад, отсутствие доступа к мыслям и невозможность концентрации делало меня во многом слепым, в своей новой жизни я отчетливо ощущал её эмоциональный фон, её нервозность, её смятение, её предчувствия… я оставался зрячим в любом состоянии. Понятия не имею, какого дьявола со мной происходит. Может, мои способности вышли на новый уровень, а может, в жизни каждого мужчины рано или поздно появляется женщина, которую он чувствует безо всякой телепатии. Рано или поздно. Люди говорят: «Лучше поздно, чем никогда». Раньше я верил им. Теперь я знаю, что лучше уж никогда, чем так поздно.

Я разваливался, я не мог собраться. Она сидела рядом со мной и походила на чёрную дыру – гравитационное притяжение было столь велико, что мне не удалось бы покинуть её, ускользнуть от неё, даже двигаясь со скоростью света. Моя персональная чёрная дыра посылала сигналы, моя чёрная дыра нервничала, чёрная дыра волновала меня. Она сбивала с толку. Я был слишком восприимчив, и я не мог позволить себе быть таковым, если не собирался провалить операцию. Может, мне и не доставало опыта во взаимоотношениях с женщинами, но, по крайней мере, я знал несколько способов заставить их забыться на некоторое время. Итак, настал момент отдавать долги.

Я остановил машину на обочине и заперся со своим чудовищем на заднем сидении. Любить друг друга горизонтально – параллельно кровати, полу или сидению автомобиля – у нас получалось значительно лучше, чем в вертикальном состоянии. Точно как животные. Быть может потому, что никогда человек не похож так на животное, как сразу после рождения и за мгновение до смерти.

Когда меня уже невозможно было назвать должником, я вытер губы о внутреннюю сторону ее бедра.

Мы остались в темноте и смотрели друг другу в глаза.

– Наверное, грустно, что я не могу любить, как все остальные. – Это не было вопросом, это на самом деле было грустно.

– Может, это все остальные не умеют любить так, как ты. – Смотрит в мои глаза. Говорит это. Верит в это. Обычно клетка ищет птицу, но в нашем случае всё выглядит так, словно птица ищет клетку, а когда находит, бьется о её прутья, чтобы пустили внутрь.

Я знаю, что за чертой увижусь со всеми, кого никогда больше не хочу видеть. Но я не знаю, увижу ли я ту, которую собственноручно проведу за эту черту. Ту, которая сказала бы мне, что ни о чём не жалеет.

– Как думаешь, куда ты попадешь в рай или в ад?

– Ты сейчас серьезно? – Мой язык мог бы гордиться собой, она до сих пор ничего не может воспринимать серьезно.

– В рай или в ад? – Я настаиваю, потому что это важно: знать есть ли для меня кто-то там, впереди.

– Наверное, в ад?

– Почему ты так думаешь? – Мне не подходит «наверное».

– Ну… я матерюсь, лгу отцу, не соблюдаю пост… однажды я своровала леденец в магазине… езжу не пристегнутая… – Она напрягается, собирая мелочь на проезд туда, куда такие как я попадают бесплатно.

– Это пустяки. Есть что-нибудь серьезнее?

– Я вышла замуж за мафиози. Это достаточно серьезно? – Чудовище смотрит в мои глаза, не мигая.

– Тебя фактически вынудили это сделать. Не думаю, что это замужество испортит твоё личное дело.

– Ты что, божественный секретарь? Откуда тебе знать, что войдет в мое личное дело, а что – нет.

– Я рассуждаю логически. Есть что-нибудь ещё? – Пожалуйста, скажи, что есть что-то ещё.

– Я озабоченная. Падшая женщина. Этого, надеюсь, достаточно? – Супруга вызывающе приподнимает бровь. Получается даже лучше, чем у меня. Очень талантливо.

– Будем надеяться, что так. – Я лгу. Я и не надеюсь, потому что понимаю: если дьявол хоть что-нибудь смыслит в своём деле, он не возьмет ее к себе хотя бы потому, что тогда я не получу заслуженного наказания. Может, это и будет моим наказанием. Умно.

Под вспышки фотокамер и красивую музыку я веду её на бойню. А она доверчиво цепляется за мой локоть. Гул в моей голове громче того, что стоит в холле, полном народу. Запах лилий, который я успел возненавидеть, с новой силой ударяет в нос. Я нарочно встречаюсь взглядом с некоторыми из гостей, достаточно значимыми, чтобы оказаться посвященными в планы Эммета. Почти все встречают меня с нотками нервозности и раздражения, однако, не выходящими за рамки обыденности. Те немногие, кто испытывает положительные эмоции в моём присутствии, не могут быть носителями стратегически важной информации. Эммет далеко не идеален, но также он и не полный кретин. Мано благоразумно держит свою физиономию подальше от меня. Либо он в курсе, что я бы с радостью над ней поработал, либо боится выдать свои эмоции. Ублюдок не хочет испортить сюрприз. Годы совместного сотрудничества сделали мою исключительную проницательность легендой. Благодаря которой члены организации разделились на два лагеря: одни меня на дух не переносили, вторые хотели со мной дружить. Равнодушных не оказалось.

Мальчик на побегушках протянул мне пластиковый ключ от номера. Жених с невестой застряли в пробке. В банкетном зале обвалилась потолочная гирлянда из цветов. Видимо, ей пришлось экстренно обвалиться, потому что Эммету не хватило времени на подготовку своей гениальной постановки. Что же, переживать по этому поводу я явно не стану. Он подарил мне непредвиденные полчаса наедине с чудовищем. Люди говорят: «Перед смертью не надышишься». А я собирался попробовать.

Я взял её за руку и повел к лифту. Всю дорогу до него я поправлял воротник рубашки и дотрагивался до подбородка левой рукой, стараясь, чтобы моё обручальное кольцо попалось на глаза как можно большему количеству людей из той команды, с которой у меня складывались неплохие отношения. Промо-акция началась. В лифте чудовище не может оторвать взгляд от зеркала, она гипнотизирует мою спину в отражении, и моя спина чувствует это. Крышка вновь и вновь лупит меня по голове и делает это до тех пор, пока я не слышу приводящее в чувство «дзинь» – створки лифта раздвигаются, выпуская нас в фойе. Мы игнорируем администратора, который уделяет моему чудовищу больше внимания, чем я считаю приемлемым. Обернувшись, я швыряю в его лицо «я-тебя-запомнил» взгляд, улыбка сползает с его лица, как густой сироп. Я увожу её вглубь коридора, сминая подошвами высокий ковровый ворс.

Ранее я сравнил нас с животными, возможно, моё суждение было ошибочным: ни одно животное не в состоянии переть против всех своих инстинктов, шагая против течения реки, в конце которой не ждёт ничего, кроме обрыва в пропасть. Сколько шагов нам осталось? Механизм бесшумно глотает карточку, я распахиваю дверь номера настежь и прислушиваюсь к ощущениям, сканируя помещение. Может, дьявольская гирлянда обвалилась не для того, чтобы дать Эммету дополнительное время на подготовку, может, нам просто непременно нужно было попасть в западню. Ощущения говорят, что внутри никого нет, но я больше не могу доверять им полностью. Нет, не тогда, когда на кону стоит больше, чем много. Переступаю порог и осматриваюсь, только после этого позволяю ей войти.

Она лишь мельком, поверхностно оценивает обстановку, оставаясь равнодушной. Но замирает, едва её взгляд касается панорамного окна с видом на мерцающий огнями Нью-Йорк. Её взгляд полон восхищения, он полон обожания. Я стараюсь потушить вспышку иррациональной ревности, но скоро оставляю попытки, полагая, что меня извиняет моё сумасшествие. Люди говорят: «На больных не обижаются».

Я нахожу своё место за её спиной – не мешаю наслаждаться миром, который лежит даже ниже, чем у её ног, но блокирую опасность, которая, уверен, притаилась за дверью в наше временное укрытие. Чудовище перестает интересоваться утопающим в разноцветных огнях Нью-Йорком, как только замечает моё отражение в кристально чистом стекле. Моё дефектное нутро торжествует.

– Тебе нравится? Ты же питаешь страсть к огромным окнам.

– Я питаю страсть не к окнам. – Глазами поясняю: «Я питаю страсть к тебе». – С окнами у меня отношения несколько… сложнее.

– Я не понимаю? – Чудовище звучит растерянно.

Я подбираюсь ближе, вплотную к её спине и шепчу на ухо:

– Огромные окна, стены не соприкасаются с потолком, прозрачная дверь в ванной, стекла авто опущенные до упора…

– У тебя клаустрофобия. – Моя болезнь становится для неё откровением. Мне не нужно смотреть в её глаза, чтобы знать: зрачки расширены.

– Все верно, amore. – Я опускаю губы на её голое плечо.

– Почему? – Она оборачивается, чтобы заглянуть в мои глаза.

– Я утонул. Мое сердце не билось шесть секунд. Клиническая смерть, я тебе говорил. – Она отворачивается, упираясь невидящим взглядом в окно. Мою голову наводняют образы: картина с заблудшим в бушующем шторме кораблем, витражное окно с похожим сюжетом, много воды и еще больше брызг, и чувство, сдавливающее грудную клетку, от которого невозможно вздохнуть… Я не могу разобрать, чьи это мысли: её или мои собственные?

– Твои родители утонули.

– Ты опять права, amore. – Я вновь опускаю губы на её плечо, позволяя им задержаться там подольше. Мои руки крепко обнимают её талию – этого было бы вполне достаточно, я и так еле живой, но она считает необходимым еще и вжаться спиной в мою грудь. Крышка так давит на голову, что подгибаются колени.

– А те украшения в аквариуме?

– Признаться, все они – твои. – Впрочем, как и всё остальное, что у меня было и есть.

– Я пытаюсь… но я не понимаю, Эдвард.

– Моя мать вернулась в каюту, чтобы спасти свое золото. Она его обожала. Каждая мелочь была полным эксклюзивом, особой коллекцией. Она вернулась в каюту. А отец кинулся за ней. Если бы не это золото… Оно должно покоиться на дне, вместо них.

– О, Боже. – Чудовище сглатывает. – Но почему оно моё?

Внезапно всё меняется. Я чувствую чьё-то приближение. Их несколько. Кто-то из них сильно возбужден. Именно эта сильная эмоциональная волна позволяет мне засечь их присутствие. Мой захват становится таким крепким, что еще немного и я бы переломал ей рёбра. Чудовище всё чувствует, оно начинает волноваться, но я стараюсь оставить её в неведении, выпаливаю на автомате:

– Мама оставила завещание. Все золото, вся платина, все камни, абсолютно все уходит в собственность к моей жене. Так что, оно твое, если быть откровенным. Но я никогда не позволю тебе его носить. Не зачем тебе возвращаться в каюту. – Гости совсем близко. Я узнаю внутренности Алека Мано, они пахнут извращением. В его голове гулко бьется одна-единственная мысль, приказ, озвученный голосом Эммета: «Девчонку не трогать. Его ранить, но не убивать. Девчонку не трогать. Его ранить, но не убивать». Я чувствую себя реанимированным. Закрываю глаза. Девчонку не трогать.

– Почему твоей жене? Почему не жене Эммета? – Моя детка остается в неведении. Она не чувствует их.

– Мама не переваривала Розали. Она возлагала на мою жену большие надежды. – Меня собираются ранить, но не убивать. Пусть так. Я уже знаю, что за спиной Мано еще два человека. Если окажу сопротивление, их установки полетят, они начнут палить без разбора. Я втягиваю носом воздух у её шеи, который действует на меня как морфий. Теперь я готов к ранению. – Когда откроется дверь, не оборачивайся.

Мано распахивает дверь, она бьется о стену, и в комнату вместе с порывом воздуха влетает его оглушительно громкая мысль, полный вариант приказа: «Девчонку не трогать. Его ранить, но не убивать. Когда я закончу дело, сможешь с ней поиграться. Если всё сделаешь правильно – девчонка твоя». Это всего лишь мысль, но она сбивает меня с ног. Как атомный взрыв, как ультразвук. Мано уже прицелился, и мне некуда деваться. Я едва успеваю развернуть её навстречу пуле. Этот выстрел навсегда застрял в моих ушах.

Её тело кратко содрогается. Она медленно опускает голову вниз. И я тоже. Мы оба видим, как мои руки судорожно зажимают её ранение. Кровь обжигает кожу. Мано действительно собирался меня только ранить, не убивать – он целился в нижнюю часть тела. Кровь сочится между моих пальцев, её тело расслабляется. Я пытаюсь осознать происходящее, но оно ни черта не осознается. За спиной Мано появляются Майкрофт и Дерек – оба держат меня на мушке. Да! Скорее! Застрелите меня наконец.

– АХ, ТЫ СУКА!!! – Мано взвыл во весь голос. Его лицо пошло красными пятнами.

Моё еле живое чудовище нетвердой рукой коснулось своего живота. Мы с ней никак не могли поверить, что это происходит на самом деле. Что это уже произошло. Она с усилием поднесла ладонь к лицу: под свежей блестящей кровью было начертано моё имя. Смотреть было больно. Её уже практически не держали ноги. Ощущать на руках вес её полумертвого тела тоже было больно. Моё сердце превратилось в гематому.

– Эдвард? – Она не смогла повернуть голову в мою сторону. – Эдвард, смотри, я теперь тоже могу сделать вот так… – Чудовище крепко зажало в кулаке моё имя. И я почувствовал, как она проваливается в темноту.

– Ci vediamo presto, baby. – Быстро, на ухо, чтобы успела услышать, чтобы ждала меня, где бы ни оказалась.

Она совсем потерялась в пространстве, и я подхватил её на руки. Она казалась легче, чем прежде. Может, всё дело в крови, которой в ней почти не осталось... Босоножки слетели с ног и глухо ударились о пол. Глаза прикрыты, голова безвольно запрокинута. Но я ещё ощущал её слабое и неровное поверхностное дыхание.