Текст книги "Через Великий лес (СИ)"

Автор книги: Катерина Камышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Те, кто лежал поближе и был в сознании, ободряюще улыбались ему и кивали, и Скай знал, что должен радоваться, пыжиться от гордости. Ещё бы, любой мальчишка мечтает услышать такие слова, а уж от Хермонда! а уж когда тебя ещё даже не Нарекли...

Но меня Нарекли. Ох, если бы только отец был здесь, я бы объяснил ему...

Скай промолчал. Хермонд не сводил с него глаз.

– Твой друг, – сказал он взвешенно, – тоже хорошо показал себя. Я был бы рад поблагодарить его, но он не желает назваться. Может быть, ты скажешь мне, что он за человек и какого рода?

Мысли в голове у Ская заметались, как растревоженные осы. Хермонд его не узнал. Он ничего наверняка не знает кроме того, что Колдун... ну, колдун. Ещё можно извернуться, солгать что-нибудь спасительное... Знать бы только, что этот сумасшедший сам себя не выдаст...

Скай почувствовал, как разливается по жилам, будто яд, тоскливый холод. Глаза у Хермонда были тёмные, безжалостные, как острия стрел, и отвести взгляд, не вызвав подозрений, было нельзя. Но даже так, не глядя, Скай знал, что Колдун лгать не собирается и слушает очень внимательно.

– Этот человек – колдун, – сказал Скай во всеуслышание, с чувством стремительного падения. – По роду он из Фир-энм-Хайта. Его мать... изгнали. Забросали камнями на площади. Двадцать зим назад.

Стало очень тихо. Так тихо, что слышно было сонное жужжание мух и чаячий крик снаружи. Все смотрели на Ская, но больше никто не улыбался. Все лица вытянулись от суеверного страха. Руки делали охранительный жест.

– Да, – отрезал Скай, не желая стоять в этой мучительной тишине, – этот человек – колдун из Великого леса, и поначалу я тоже ему не доверял. Но за эти четыре дня он много раз спасал мне жизнь.

Молчание густело вокруг него, как вязкая глина.

– Изгнанных мы не преследуем, – произнёс в тишине зловещий голос Хермонда, – но позор падает на весь их запятнанный род. Ты ведь знаешь, раай-сар, что беззаконным запрещено возвращаться в город под страхом позорной смерти?

Скай закусил губу. Он был бы рад, если бы Хермонд ударил его. Конечно, я это знаю. Как я могу не знать, если столько зубрил с хронистом Прежний Закон?

Да вот только я об этом и не задумался, пока Колдун творил свои дурацкие заклятия, после которых едва жив остаётся, чтобы помочь чужим людям, которые рады его прикончить.

– Я знаю.

– Понимаешь ли ты, раай-сар, – продолжал Хермонд с напором, – что по Закону, хотим мы или нет, мы должны казнить изгнанника, если он дерзнёт вернуться?

Скай промолчал.

– А ты, колдун из Великого леса, знал, что тебя ждёт?

– О, – отозвался Колдун безмятежно, – разумеется.

– Но ты вернулся...

– Он вернулся только потому, что я его попросил! – вмешался Скай. – Слышишь ты? Это я его привёл! Я уговорил его нам помочь, иначе было не поспеть вовремя!..

Хермонд отмёл все его слова досадливым жестом.

– Его вины это не умаляет.

– Какой ещё вины?! – взъярился Скай. – О чём ты вообще говоришь? Он же не сделал ничего дурного никому из вас, так или нет? В чём он виноват? Он же спас вас всех прошлой ночью! Без него я бы не узнал о Проклятых, я бы не успел вас предупредить!

Но все таращились на него с прежним испугом, а Хермонд только поморщился.

– Даже если всё так, как ты говоришь, у нас есть законы.

Вот кто тут настоящий сумасшедший, а вовсе не Колдун. Скай отступил на два шага, дико оглядываясь по сторонам. Должен же хоть кто-нибудь понимать!..

– Вы что, оглохли? Колдун спас вас всех! Без него на Равнинах ни одной фермы бы не осталось, Проклятые бы... Ты не можешь вот так один решать, Хермонд... Или, думаешь, так проще? Так же, как ты хочешь от меня избавиться...

Вокруг изумлённо зашевелились: слыханное ли дело? Хермонд, однако, держал себя в руках.

– Остынь, Скаймгерд Хайтере. Ты говоришь бессмыслицу.

Но Скаю было всё равно, что о нём подумают. Он был так страшно зол, что слова вырывались у него помимо воли.

– Бессмыслица, да уж конечно! Да разве тут кто-нибудь сомневается, что из тебя Предводитель будет куда лучше, чем из меня? Только и рады будете, если отец...

– Довольно, – подал голос Колдун и сел, с трудом спустив ноги с лавки. – Не смущай добрых людей почём зря.

– Добрых людей?! – прорычал Скай, в возмущении оборачиваясь к нему. – Да уж куда добрее!.. Разве у нас в Фир-энм-Хайте есть такой закон, чтобы за помощь платить... вот так! Если бы хронист Ханагерн был жив, он бы вам сказал: – нет такого закона, чтобы можно было убивать кого тебе вздумается, Хермонд! А если бы и был – на что нам такой закон, с которым мы хуже Проклятых!

Но Хермонд был непреклонен.

– «Если же беззаконный дерзнёт вернуться, ничто да его не ждёт в Фир-энм-Хайте, кроме позорной смерти», – прочитал он по памяти, с глубоким удовлетворением. – Не один Ханагерн хорошо знал Прежний Закон, раай-сар.

Скай на шаг отступил к Колдуну.

– Что – хочешь и его тоже... камнями? Ну, попробуй! Дай только мне меч, и посмотрим тогда, так ли легко это у тебя выйдет…

Всё происходящее было так гнусно и нелепо, что Скай на самом деле ждал боя. Но никто не двинулся с места, в том числе и Хермонд (хоть он и побагровел от ярости).

– Замолчи! – прорычал он, ударив кулаком по дощатой лежанке. – Сей же час замолчи, не позорь себя, маленький глупец!

– Глупец, ну и пусть! Я не позволю тебе убить его без суда!

– Замолчи!

Снова повисла тишина. Скай испепелял Хермонда взглядом. Тот глядел в ответ ничуть не менее свирепо, но в конце концов сдался.

– Хорошо, – проговорил он, выровняв дыхание и морщась от каждого слова, будто от занозы. – Пусть будет по-твоему. В благодарность за его помощь, сегодня, в день прощания, никто не тронет беззаконного. Но он изгнанник по-прежнему. И если до завтрашнего утра он не уберётся из города в свой Лес, ему здесь не будет защиты.

– Завтра? – повторил Скай. – Хороша же у тебя благодарность! Он же ранен, ты что, не ви...

– Не стоит, – перебил его Колдун. – Рана пустяковая.

Он неуклюже, одной рукой, надевал рубаху, но Скай не осмелился предложить ему помощь. Никакая она не пустяковая, это и малышу несмышлёному видно. Но будь она хоть смертельной – Колдуна попробуй переубеди.

Тётка Тальмы, кажется, думала о том же самом.

– Постой, – робко возразила она, – ведь плечо-то...

– Заживёт, – улыбнулся Колдун. – Спасибо, что позаботилась обо мне. И тебе спасибо, – продолжал он, обращая безмятежное лицо в сторону Хермонда, – что любезно оставил мне жизнь.

Но ни Хермонд, ни тётка Тальмы, хоть и покраснели, не глядели на него и не ответили ни слова. И вообще все, кроме старого Мельгаса, старались не встречаться с ним глазами.

Ская переполнило неведомое доселе отвращение.

– За что их благодарить? Ты ум потерял? – бросил он в сердцах. – Да у них совести нет! Пойдём отсюда...

Колдун накинул заскорузлый от крови плащ, Скай подал ему посох и подхватил с полу сумку. Хермонд за его спиной беспокойно пошевелился.

– А ты куда собрался, Скаймгерд Хайтере?

– Туда же, куда Колдун, – буркнул Скай, не оборачиваясь. – Я ему жизнью обязан и хочу вернуть долг.

– Что?! – взревел Хермонд так, что несколько человек вздрогнули. – Богооставленному изменнику прислуживать?! Ты – сын нашего Предводителя, и хочешь так уронить свою честь?

– Значит, мы с тобой по-разному судим о чести. Если ты не знаешь, что такое благодарность, Хермонд, это не значит, что и я такой же...

– Брось эти глупости, мальчик. Тебе пора повзрослеть.

Но эти слова Ская не задели. Он не удостоил старика взглядом и пошёл к двери, лавируя между лежанками.

– Ты не смеешь вот так уйти, куда тебе вздумалось!

Скай очень даже смел. Он не повёл и ухом.

Никто не сделал попытки их остановить. Но когда они были уже у самого порога, Хермонд проскрежетал им вслед:

– Если о своей чести ты не заботишься, вспомнил бы о чести своего рода. Или слова Предводителя ты тоже ни во что не ставишь, так же как и мои?

Скай против воли остановился, и Хермонд понял, что попал в больное место.

– Вспомни, что наказывал тебе Предводитель в зале свитков. Он запретил тебе покидать город. Ты дал ему слово, Скаймгерд Хайтере, а я слышал это своими ушами.

Целую вечность Скай простоял без движения, разглядывая грязные половицы под ногами и обдумывая ответ. Всё, что было сказано до этого, так – перепалка, не имеющая большого веса. После того, что я скажу сейчас, возврата уже не будет. Всё на свете для меня переменится. Совсем всё, разом. Навсегда. Никто больше не взглянет на меня прежними глазами.

Он хотел бы разозлиться как следует – почувствовать хоть что-нибудь помимо разрастающейся безрадостной пустоты. Но ведь глупо злиться на Хермонда ещё и теперь, когда он прав?

А так ли уж он прав? Разве я не бился вместе со всеми, когда пришли Проклятые? Я ведь это ему обещал?

Ну да нечего притворяться, будто я не вижу разницы. Конечно, отец не позволил бы мне уйти. Отец не знал, кто меня Наречёт, но он и мысли не допустил бы, что это будет какой-то бродячий колдун, да ещё и изгнанник. Должно быть, он сказал бы, как Хермонд, что я не имею права уронить честь рода...

Не знаю, что он сказал бы, безжалостно оборвал себя Скай. Что бы ни сказал – отец сейчас далеко. А Колдун здесь, он спас меня и мой город, и он ранен.

– Я всё помню, – сказал он наконец, оборачиваясь к Хермонду. – Но много чего изменилось. Оте... Предводитель же не знал, что меня Наречёт беззаконный.

Миг тишины, вытянувшиеся лица.

– Наречёт, – повторил Хермонд невнятно и вдруг ухватился здоровой рукой за изголовье лежанки, силясь подняться. – Ты – сын Предводителя! Никакой низкородный не смеет... Да тебе же тринадцать зим!.. Позор... Мой меч, сейчас же! Помоги мне встать!

Скай смотрел на него молча. Он так и знал, что Хермонд придёт в бешенство. Пусть его покричит. Это ничего не изменит.

– Имени всё равно, Хермонд, – едва слышно сказал Мельгас со своей лежанки в дальнем углу. В бою он лишился правой ноги (когда лекарка принесла раскалённый прут, чтобы прижечь ему рану, Скай удрал из караулки) и был так слаб, что язык не повиновался ему. – Это не против закона. Имени всё равно, сколько ему зим и какого рода его наставник...

– У него нет рода, – прорычал Хермонд сквозь стиснутые зубы. Он пытался опереться на раненую ногу, и его трясло от бешенства и боли. – О чём ты думаешь, мальчишка, ты хоть понимаешь... Твой отец со стыда сгорит... Последний из его сыновей – в прислужники... О-о, клянусь Имлоровой Сетью, покуда я жив, никакой безродный... не бывать тому, чтобы ведьмин ублюдок ушёл живым... Мой меч!

Но Миркнада рядом не было, и женщины в шесть рук уложили его обратно на лежанку, а меч отняли. От этого зрелища Скаю было грустно: бессилие – самое страшное для воина. Придётся Хермонду познакомиться и с ним.

– Ты обещал перед всеми, что Колдуна до утра не тронут, – тихо напомнил ему Скай. – А завтра нас здесь уже не будет.

– Так не годится, раай-сар, – сердито возразил ему Мельгас. – Больно уж ты спешишь в суждениях... и ты тоже, Хермонд. Не решаются такие дела без Схода...

Но тут он сморщился от боли, закрыл глаза и отвернул голову к стене. Тут нечего решать, хотел ответить Скай, но Колдун опередил его:

– Ты можешь отказаться.

– Что?

– От имени, что я дал тебе.

– Ещё чего, – с жаром воскликнул Скай. – Этого ты не дождёшься, Колдун, и не мечтай. Пошли отсюда.

И, больше ни на кого не взглянув, он выволок Колдуна на улицу. И Хермонд, и все эти перепуганные люди внутри, и весь город с ярмарочной площадью и погребальным костром – всё ему опротивело до смерти. Если уж бросать всё это, так лучше сразу.

– Ты сейчас оторвёшь мне руку, – с раздражением сказал Колдун и остановился посреди переулка. – И отдай мои вещи, проклятый упрямый тавик! Я пока обойдусь без твоей опеки, я ещё не при смерти.

С этими словами он отобрал у Ская сумку и забросил на здоровое плечо. Левой рукой он старался не шевелить.

– Знаешь, – пробормотал Скай, – нечего нам здесь до утра торчать. Вдруг Хермонд передумает и... и вообще, слухи сейчас разойдутся – глазом не успеешь моргнуть. Жди меня на Яблоневом холме, я только вещи соберу.

Колдун усмехнулся.

– На этот раз не забудь меч.

Глава 6. Изгнание

[Свободные земли: Ваар, Западные Берега. Яблоневые Равнины. Год 486 века Исхода, месяц Златоглавок.]188. – Во дни Исхода,в мирные годы,кто наследовалКхвайятдиру?189. – Как подступиластарость к могучему,с мечом не сталарука управляться,сыну над всемивласть он отдал —огневолосый,богов любимец —Торгдаэрему имя было.190. Славился всюдумуж прозорливый,суда вершитель;никто не скажет,чтоб запятнал себяделом неправымили посмелпреступить обеты,твердорукий,союзникам верный.191. Сокол во снеТоргдаэру явился,на сильных крыльях,как снег все перья;с дворцовой башнислетает сокол,летит за море.Проснувшись, молвитмуж многомудрыйв одеждах белых:192. «Явился, верно,богов посланник —благословеньедаруют боги».Людей собрал он,плывёт на Запад,узнать желая,лежат под гнётомили свободныблагие земли.Деяния Королей

Дома никого не было: старая Нэи помогала в храме обряжать мёртвых. Это и к лучшему, угрюмо думал Скай, взбегая по лестнице. Уж чего мне сейчас не надо, так это суеты и причитаний. И почему все женщины не могут быть похожи на матушку!

Скай открыл дверь в свою комнату и замешкался на пороге. Она была словно чужая. Постель застелена так тщательно – сразу видно руку Нэи. Ставни закрыты на крючок изнутри – конечно, никто их не отпирал. Ведь убийц-то я только во сне видел...

Скай принялся в спешке вытаскивать одежду из сундука в поисках чего-нибудь поприличнее. Две сарты он отверг сразу – они и так уже проносились на локтях и стали ему тесноваты. Ещё одну, толстую шерстяную, он рассматривал с сомнением, но потом натянул через голову прямо поверх своей. Сарта была душная и кололась, но он знал, что через несколько часов, когда стемнеет и станет прохладно, он будет ей рад. Потом он достал со дна сундука бережно свёрнутый плащ (тёмно-синий, такой же, как у отца, – он надевался только по торжественным случаям).

Больше размышлять было не над чем. Свои хорошие, почти новые штаны он и так уже надел после боя, а сапоги так и вовсе были одни. Он ещё проверил карманы, но там была только его старая монета-талисман – её он первым делом переложил, когда снял рваную, заскорузлую от гнилой крови Проклятого одежду. Скай взял плащ подмышку и пошёл в соседнюю комнатку.

Когда-то здесь жили близнецы Ваммайт и Калсайт, его старшие братья. Их лежанки и сундуки с одеждой так и стояли тут: после матушкиной смерти отец их не трогал и Нэи не позволял. Матушкины сундуки с шитьём тоже перенесли сюда. И ещё оружие.

Лук прадеда Ванрайта. Стальные Пальцы, перекованные бабкой Сэйлико. И – у Ская заныло сердце – Пляска Отроара. Самый чудесный меч на свете! Вайсмор говорил, что она легковата, и в бою с ней будет непросто, но Скаю было всё равно: он брал Пляску в руки и чувствовал, как душа поёт.

Скай закусил губу. Смешно! Сколько раз я прыгал с Пляской по комнате, размахивая ею направо и налево и воображая себя среди сотни Проклятых. мой меч, повторял я про себя. Это будет мой меч в день, когда меня Нарекут. Будет большой праздник, все соберутся, даже наши родичи из Стальных Врат и Эйнатар-Тавка, и мне дадут Имя. И отец передаст мне Пляску, как дед Файгар передал Вайсмору Молнию...

Это был бы мой меч. И мой дом. И мой город. Если бы меня Нарекли по всем правилам. Это меч для если-бы-меня. Не для изгнанника, позорящего род.

Скай не посмел к ней даже прикоснуться. Он с тоской оглядел остальные клинки. Все они были для него слишком тяжелы. Кроме старого меча Вайсмора.

Меч был коротковат – под руку подростка. Вайсмор носил его на ристалище зим до пятнадцати. Ножны выглядели потёртыми. Крестовина была обмотана красноватой кожей.

Ничего не поделаешь, сказал себе Скай. Не у Хермонда же мне меч просить? Он с уколом стыда взял меч в руки, выдвинул из ножен. Вайсмор хорошо о нём заботился, но всё равно по краю остались следы зазубрин.

Пляску я, конечно, взять не посмею, но Вайсмор... может, он не рассердился бы?

Вайсмора трудно было рассердить. Даже близнецам редко это удавалось, хотя уж они-то двое могли кого угодно довести до белого каления своими нескончаемыми выходками. Они всюду ходили вместе, всегда были заодно, и им всё удавалось. Они любили позубоскалить и не всегда знали меру ехидным шуточкам. Но даже они умолкали, если видели, как Вайсмор хмурит брови. Он был очень похож на отца.

Рассердился бы он? спросил Скай сам себя и попытался получше вспомнить Вайсмора. Он никогда не смеялся надо мной из-за того, что я плохо плаваю. Делал мне свистульки из коры. Брал меня с собой на лодке ставить сети. И в толпе на ярмарочной площади сажал меня себе на плечи, чтобы лучше видно было.

У Ская заскребло в горле, когда он вспомнил об этом.

– Он сердиться не стал бы, – сказал негромко голос за его спиной.

Скай вздрогнул и обернулся.

И увидел Имлат.

*

Имлат всегда была маленькая и тощая. Ноги как палочки, нос облупился от загара, льняные волосы и ресницы выгорели на солнце. Раньше, когда они были помладше, Имлат всё время (когда не помогала отцу и тёткам, конечно, готовить еду и прибирать в доме) играла с мальчишками. Те сперва принимали её неохотно, но потом зауважали. Имлат была не то что другие девчонки – не боялась медуз и пауков, не выдавала тайны и не плакала, разбив колено.

Словом, Имлат была отличная девчонка. Но Скай с позапрошлого лета обходил её стороной, а при встрече краснел и отворачивался. И все отлично знали, почему.

Вот и сейчас всё вспомнилось ему до мельчайших подробностей. Был жаркий, как сегодня, ленивый день, скука, и от нечего делать они решили бегать наперегонки через длинный пустырь у северной стены – от канавы до пня. Человек десять мальчишек, ну и ещё Имлат. А на пенёк Тальма выложил монету с дыркой посередине, чтобы носить как амулет. Монета была очень старая, дэйхемийская, с медвежьей головой на одной стороне и полустёршимися буквами на другой. У всех глаза загорелись при виде неё.

У Ская, конечно, тоже загорелись. А коварный Тальма ещё и дал монету всем подержать. Скай покачал её на ладони: тяжёлая, тёплая, и руки от неё пахнут старым железом. Отличный выйдет амулет! А чтобы её получить, всего-то и надо что добежать первым. Скай бегал быстро и в себе не сомневался.

Но на деле всё вышло иначе. Мальчишки сразу остались позади – но не Имлат. Как бы Скай ни старался, Имлат держалась с ним наравне. Она мчалась, как морской дух, со своими развевающимися волосами. И глаз не отрывала от заветной монеты.

Скаю было стыдно проигрывать девчонке у всех на глазах. И досадно на себя: знал же ведь, нечего её недооценивать. И... монетка! Такая древняя, где ещё такую возьмёшь...

Скай до последнего мига не собирался этого делать. Но когда Имлат уже протянула руку, он не выдержал. Оттеснил девчонку плечом и первым схватил монету.

И сразу почувствовал себя увереннее. Ха! Легче лёгкого. А разве кто-то сомневался, что он победит? Запыхавшиеся мальчишки подходили, завистливо насупившись, но никто не спорил.

Кроме Имлат.

– Отдай, – сказала она тихо, блестя светлыми, как льдинки, глазами.

– Я взял – значит, я и первый, – ответил Скай насмешливо, глядя на неё сверху вниз.

– Отдай! Ты меня толкнул!

Его кольнула совесть, но пойти на попятный у всех на глазах он не мог. Лучше потом ей монету отдам. Завтра. Подарю.

– Неправда! Всё было честно.

– Нет, – пронзительно сказала Имлат. От обиды и злости она стала малиновой. – Нет, ты меня толкнул. Не ты перегнал!

– Проиграла, теперь кричишь, – процедил Скай, начиная злиться: и чего она из-за такой чепухи историю раздувает, привязалась, хнычет, как маленькая, честное слово. – Не умеешь проигрывать – иди тогда играй с девчонками!

– Это ты проиграл! Отдай! Я первая!

Имлат попыталась выхватить у Ская монету, но тот вовремя отдёрнул кулак.

– Отстань!

– Отдай!

И она схватила его за руку.

Ещё ни разу в жизни ни один низкородный не позволял себе такой выходки, и Скай просто рассвирепел.

– Отстань, ты!

Он оттолкнул девчонку прочь.

Может, он просто силу не рассчитал или Имлат этого не ожидала, но она отлетела на два шага и шлёпнулась на землю. Не заплакала, конечно, только схватилась за ободранный локоть и свирепо уставилась на Ская.

Мальчишки неодобрительно забормотали, да он и сам растерялся: драться с девчонкой – не дело, в одиннадцать зим это все понимают. Но и она тоже – чего пристала? Сказал же ей отцепиться! Ей просто обидно, что проиграла... Попросила бы по-хорошему – я ведь и так ей эту монету дурацкую собирался подарить... кошка бешеная...

Скай хотел было подать ей руку, но передумал. Вон у неё какие глаза злющие. Плюнет и только нос сильнее задерёт. Унижаться ещё...

– Сама виновата, – буркнул Скай, отворачиваясь.

И встретился взглядом с отцом.

Отец стоял на краю канавы, молча. Со спокойным, даже благожелательным лицом – таким, что Скаю захотелось немедленно провалиться сквозь землю.

– Подойди, – сказал он негромко.

Скай шёл медленно, как во сне, целую вечность. Он съёжился под тяжёлым взглядом отца, не в силах смотреть на него прямо.

– Видел ты когда-нибудь, чтобы я бил твою мать?

Скай совсем потерял голову от стыда и страха.

– Она же сама ко мне пристала, – злобно ответил он и возненавидел себя на месте, но остановиться уже не мог, – стала с нами играть, и проиграла, вот и пусть она...

Шлёп! Пощёчина была такой силы, что Скай сел где стоял. В голове у него загудела, из глаз брызнули слёзы. Не от боли – от унижения.

Мог бы и посильнее ударить, подумал Скай отчаянно. Сквозь слёзы отец был просто огромным тёмным силуэтом против солнца. Будто я не знаю, что заслужил! Но не перед мальчишками же, чтоб они видели... будто я не мужчина, а нашкодивший щенок...

Солнце больше ничто не загораживало. Отец ушёл, Скай остался сидеть один на краю канавы. Никто не решился подойти к нему, даже Тальма. В молчании слышно было море, меднокрылок в траве, чьи-то сердитые голоса из ближайшего переулка. Монета в руке была горячей и тяжёлой. Скай посмотрел на неё с ненавистью. Железа кусок. Ну – стоило оно того? Нужна она мне? Почему я её сразу не отдал?

Скай встал и свирепо вытер глаза рукавом. Разревелся тут хуже девчонки. Сам виноват.

Он развернулся и пошёл обратно к пеньку. Мальчишки стояли тесной группкой, чесались, переминались с ноги на ногу, но в лицо ему никто не смотрел. Кроме Имлат. Она кривила губы в презрительной усмешке, но глаза у неё были грустные.

Совсем тоненькая, сарта на ней мешком висит. Да ни у кого рука не поднимется такую ударить…

Скаю никогда в жизни не было так противно от самого себя. Он протянул на ладони монету и сипло сказал:

– На. Она твоя. Ты была первая.

Но Имлат только вздохнула и повела костлявым плечом.

– На что она мне? Себе оставь

И она ушла, а Скай смотрел на её окровавленный локоть, и чувство вины поднималось у него в горле, как тошнота. Монета жгла руку. Мальчишки так и стояли в тягостном молчании. Он попробовал поймать взгляд Тальмы (они ведь были друзьями с давних-предавних пор), но тот был страшно увлечён расковыриванием мозоли на пальце.

Скай понял, что ещё немного – и его стошнит по-настоящему. Он зажал монету в кулаке и побрёл прочь. Его никто не окликнул. Наверняка только вздохнули с облегчением. Так глупо: можно подумать, он ни разу не видел, как отец Тальмы отвешивает тому оплеухи. Но никто же не ведёт себя так, будто это умереть какой позор?

Скай шёл, не отрывая глаз от земли. Мимо площади, мимо кожевенной мастерской, мимо коптилен, через ворота к залу свитков. Когда так тошно, куда же ещё идти, если не к хронисту?

Хронист, как он это любил, сидел на скамье снаружи и смотрел на тёмные длинные волны с полосками белой пены. Приближался шторм.

Рядом с хронистом, подперев голову руками, сидел отец, так неподвижно, что Скай заметил его в самый последний момент.

Он остановился. Он не знал, что сказать, и чувствовал себя до того несчастным, что даже рад был бы, ударь его отец ещё раз.

Но отец посмотрел на него без тени злости.

– Ханагерн-уммар сказал мне, ты прочёл все Деяния Королей? Ну, много ли ты запомнил?

И он похлопал по скамье рядом с собой, а хронист подмигнул у него из-за плеча. Скай чуть не расплакался заново, на этот раз от облегчения. Он знал, что если отец его простил, больше о случившемся он не помянет.

*

Но Скай ничего не забыл. Проклятую монету он с того дня носил на шнурке под сартой. А от Имлат удирал.

Только вот теперь не удерёшь.

Скай почувствовал, как пылает лицо. Он так и стоял с мечом в руках, как дурак.

– Он не стал бы за это сердиться, – сказала Имлат очень серьёзно. – Это ведь раай-Вайсмора меч? Он был не жадный.

Скай опустил голову и постоял, глядя на потёртые ножны и силясь проглотить застрявший в горле ком. Имлат его не торопила, и он был благодарен ей за это.

– Знаю, – просипел он наконец, справившись с собой. – Но просто я ведь... я их всех опозорил.

– Чем это? Тем, что фермы спас? Все знают, что иначе было бы... Мы так и скажем Предводителю Дхайвэйту, когда он вернётся.

Значит, Имлат верит, что он вернётся! подумал Скай, и, хотя это ничем не меняло положение вещей, у него будто гора с плеч свалилась. Он усмехнулся.

– Хермонд ему скажет другое.

– Хермонд к тебе вечно несправедлив.

Скай впервые за две зимы посмотрел Имлат в глаза. Она почти не изменилась, только стала выше и как-то строже. Она не хихикала и не мялась от неловкости – стояла совершенно спокойная, будто они друзья. А я-то, болван, две зимы с ней не разговаривал!

– Спасибо, – сказал Скай с чувством.

Имлат на его «спасибо» ничего не ответила, только сдвинула светлые брови и кивнула на меч.

– Значит, это правда, что Тальма сказал? Он узнал от тётки. Ты уходишь из города с тем колдуном? Надолго?

– Не знаю, – Скай вяло пожал плечами: сейчас ему было всё равно, город ему осточертел. – Думаю... очень надолго.

Навсегда. Он не произнёс этого вслух, но слово будто повисло в воздухе. Изгнаний «надолго» не бывает, так ведь?

Скай закрепил на поясе перевязь с мечом. В конце концов, я ведь и правда никакого преступления не сделал. Я старался как мог, чтобы не подвести отца. Вайсмор понял бы. Он всегда всё понимал лучше других.

Имлат подождала, пока он затянет ремешки, и бросила ему дорожную сумку.

– На.

– Это что?

– В дорогу. Я собрала. Там сушёная рыба и огниво, и точило, и бечёвки моток. Это мать брала, когда в паломничества ходила.

Лицо Имлат потемнело, и Скай понял, почему: её мать умерла от поветрия в то же лето, что и у него.

Скай запихнул в сумку плащ и повесил её через плечо. Ему было жарко от смущения.

– Спасибо... большое, Имлат. Я об этом не подумал.

Она ухмыльнулась по-старому – снисходительно.

– Знаю, что не подумал, потому и принесла.

Скай попытался найти слова, чтобы объяснить, до чего он ей благодарен, но в конце концов просто достал из кармана монету.

– Я хотел её сразу отдать. Возьми, ладно? Пожалуйста, возьми. Извини за тот... что тогда... что в тот раз я... я повёл себя как дурак.

К его несказанному облегчению, Имлат взяла у него монету и перевернула на ладони, моргая выгоревшими ресницами.

– Сваттаргардская, – сказала она очень тихо. – Видишь – голова медвежья? Моя мать ведь из дэйхем была, – а потом ещё тише, так, что он едва расслышал: – Как сможешь, дай знать, что живой.

Скай кивнул, поклонился ей. Подождал, пока она уйдёт, обвёл взглядом в последний раз до мельчайшей щели и сучка знакомые стены, развернулся на пятке и сбежал вниз. А уж по улице понёсся во весь дух – лишь бы никого из знакомых не встретить.

Но никто и не встретился, только соседский пёс, провожал его до ворот, заливисто лая. Никто его не окликнул, стражники не пытались остановить, и он побежал дальше, чувствуя, как с каждым шагом становится всё легче.

Колдун ждал под обугленной яблоней. Он стоял, прислонившись к стволу, лицом к Великому лесу, весёлый, будто ничего не случилось.

– Ну, ничего не забыл? Вижу, и нож твой убогий всё ещё при тебе...

Скай хотел огрызнуться, но почувствовал, как слова застревают в горле.

Если бы не я, Колдун не пропустил бы тот удар. Если бы не я...

– Прости меня, – прошептал он вслух. – Если бы не я... если бы я тебя послушал, тебя не ранили бы.

Колдун беспечно рассмеялся.

– Если бы ты меня слушал, ты не был бы Вейтаром. Не тревожься из-за меня. Ну, теперь-то ты все свои нерушимые обещания выполнил?

Скай оглянулся на стены Фир-энм-Хайта. Ну и пусть остаётся! Нужен мне больно город, где женщин забрасывают камнями...

Если этот клятый город сгорит...

– ...туда ему и дорога, – повторил Скай прежде, чем понял, что говорит вслух.

Колдун вопросительно поднял брови.

– Ты это сказал тогда, в лесу. Я тогда не понимал, а теперь... А теперь другого не понимаю. Колдун, зачем ты мне помог? Я совсем о другом думал тогда, но ты-то знал, что они казнят тебя!

– М-м, – отозвался Колдун с мечтательной улыбочкой на лице. – Откровенно говоря, я понятия не имею, зачем. Что ты так смотришь? У каждого разумного человека есть право на нелепые поступки. Это разнообразит жизнь.

– Да, я вижу, как её разнообразило, – пробормотал Скай, думая о мёртвом Квиаре, о ноге Мельгаса, о ране Колдуна, об изгнании.

– Не будь таким унылым. Это был весёлый бой, в конце-то концов. Жаль, что такой короткий.

Колдун зашагал к Великому лесу. ничто не заставит меня полюбить все эти деревья, подумал Скай мрачно и поспешил за ним.

– Эй, а куда мы идём теперь? Далеко?

– Далеко? Кому как. Мы идём на север, в Сокрытую Гавань. А теперь помолчи и не мешай мне думать.

* * *

Теперь лес не казался Скаю таким враждебным, как раньше. Его не особенно пугали ни ночные шорохи, ни туман. И вообще, если привыкнуть, было очень даже неплохо идти по этому лесу с Колдуном и сидеть у костра, не думая, что будет следующим утром.

Только вот Колдун Ская беспокоил. С виду он был по-прежнему весел, резок и – когда ему хотелось – безумен, шёл прежним лёгким шагом, не оставляя следов на траве. Но левой рукой он не шевелил, и заметно было, что рана в плече причиняет ему боль. Однако Скай хорошо усвоил, что Колдун слишком упрям, и долгое время заговорить об этом не решался.

Спустя пару дней они наткнулись на заросли приземистых, невзрачных кустов. Скай не обратил на них внимания, а вот Колдун очень заинтересовался.

– Смотри-ка, – сказал он, останавливаясь, – а ведь раньше он гораздо севернее рос…

– Что это?

– Аг, рот'н'маррийский земляной орех, – ответил Колдун и двинулся было, собираясь наклониться, как вдруг лицо его посерело от боли. – Ну-ка, Вейтар… выкопай нам несколько.

Скай, не споря, опустился на колени перед ближайшим кустом. Орехи были с кулак величиной, морщинистые и какие-то кожистые, похожие на засохших голых животных, и выкапывать их было гнусно. Но Скай поглядывал на Колдуна, и желание поворчать пропадало.