Текст книги "Loveушка для мужчин и женщин"

Автор книги: Катерина Шпиллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Ну, я ж говорил, что это все полная фигня, – торжествующе бросал он, а мне хотелось выть из-за крушения иллюзий, из-за того, что мои идеалы и мечты были растоптаны и осмеяны реальностью.

Поэтому произошедшее в 96-м меня нисколько не удивило, подобное должно было случиться, но это понимание не успокаивало, а, напротив, делало ситуацию еще трагичней.

Когда в конце 90-х я писала статью про «патроны», я как бы прощалась со всей своей романтичностью, прощалась с верой в недавние ценности – отечественные демократию и либерализм. Если учесть, что в страшный кризис 98-го рухнули и рассыпались в пыль последние иллюзии, то, пожалуй, это прощание вполне понятно. Я очень хорошо помнила, как все было лишь за семь лет до этого. Помнила свои чувства, эмоции, страхи и надежды, а главное – то самое ощущение кайфа, которое в приложении к политике и общественным отношениям больше не повторилось. И не повторится уже никогда… Помнила размышления о дочери и будущем: стоит ли рисковать собой во имя ее светлого будущего или пусть хоть диктатура наступит, а главное, чтобы у девочки были живы папа и мама? Я так и не разрешила для себя этот вопрос! И снова задала его в той самой публикации. Пожалуй, что в легкой «глянцевой» форме я высказала все, что хотела и, написав этот материал, закрыла тему, прежде всего, для себя, сметя веником осколки разбитых надежд…

«Я плохой физик и плохая жена»

Может, и мать я тоже плохая? Тогда же я написала статью, в которой подвергла сомнению свои материнские качества. В публикации пощадила себя, в реальности навалились сомнения, состоялась ли я как мать, и не нужно ли по-хорошему у меня вообще отобрать ребенка… До каких кошмарных мыслей доходило. Статейка же получилась не такой страшной, какими были мои размышления.

Никудышная мать?

Я мечтала быть хорошей… нет – идеальной мамой! Поглаживая округлившийся животик, представляла все заранее: как правильно я буду воспитывать свое чадо, а уж ухаживать стану так, что никакая болячка сроду не пристанет к моему ребятеночку! Не совершу ни одной ошибки, которая пошла бы во вред моей девочке.

Психоз начался в роддоме: я же ничегошеньки не умела и до ужаса боялась материнства. Почему-то в голове застряло одно: всякая безобидная инфекция смертельно опасна для новорожденного. А потому любое покашливание или чихание окружающих воспринималось исключительно как начало конца, неизбежность потери моей сладочки, моей единственной, которую я уже обожала.

Встретив меня с ребенком из роддома и вкусно отметив это событие, родня, надарив нам, кроме прочего, кучу полезной литературы, удалилась восвояси, оставив нас наедине с крохотной инопланетянкой. От страха у меня подкашивались ноги, а муж трясущимися губами бормотал:

– Н-ничего…С-справимся…

Сюрпризы начались уже с пеленания. В родильном доме молодых мамаш обучали «свободному пеленанию». Дома сестра мужа с помощью куклы натаскивала мужа на пеленание «огурчиком», то есть с накрепко прижатыми к тельцу ручками, уверяя, что только так дитятко спит спокойно. Всю первую ночь, сменяя друг друга на посту у детской кроватки, мы по-разному пеленали ребенка: я – «свободно», муж – «огурчиком». Наутро преклонили колени пред горой умной литературы.

И что же выяснилось? Оказывается, разные авторы рекомендуют разное: американцам ближе, естественно, «свобода», а специалистам из соцлагеря (дело было в 1987 году) подавай «огурчик». Та же история с режимом. «Порядок, последовательность, регулярность абсолютно необходимы ребенку», – насупив брови, вещала со страниц книги «Наш ребенок» доктор Мирка Климова-Фюгнерова. Но за океаном глубокомысленно покачивал головой знаменитый дядюшка Спок: «Если мать предпочитает кормить своего ребенка без режима в течение многих месяцев, то никакого вреда для пищеварения ребенка не будет».

Опытным путем мы установили, что дочь действительно спит спокойнее, будучи «огурчиком». Режим кормления «болтался» туда-сюда, как качели на ветру, не желая подчиниться никакой определенности. И при этом я чувствовала себя виноватой перед дочерью: все-то я делаю не так, ни с одной книжкой ничего не сходится… Еще бабули с дедулями добавляли:

– Что-то она слишком громко кричит! И многовато срыгивает! Что-то спит беспокойно! – и смотрели на меня, как на Карабаса-Барабаса.

Я все четче осознавала, что с такой матерью-ехидной мой ребенок обречен. И когда, увы, однажды девочка заболела, и пришлось вызывать «неотложку», молодой врач не знал, кому оказывать помощь – мамаше или младенцу. Потому что я буквально рвала на себе волосы, выла и причитала на все лады:

– Ой-ой-ой! Это я виновата! Я не ма-ать! Я чудо-овище!

Доктор решительно надавал мне легких пощечин и приказал пойти в ванную комнату принять прохладный душ, а оторопевшему мужу велел непременно показать меня невропатологу. А еще лучше – психиатру.

К психиатру я не пошла. Все продолжалось в том же духе. Умные книги Л. Пэрну, П. Лич, Никитиных и прочих-прочих иногда вставали на мою сторону, но чаще отчего-то спорили со мной или советовали нечто явно не подходящее. После первых совершенно правильно сделанных процедур обливания прохладной водой девочка простудилась.

– Куда это годится? – возмущалась моя мама. – Сами, небось, под холодным душем не стоите!

– Она же не может сопротивляться, – тихим, скорбным голосом упрекал папа. – Вы ее спросили – нравится ей это или нет?

Потом началась эпопея с «развитием». Вдруг выяснилось, что у «других» дети уже в два-три года знают все буквы и даже почитывают. «Вот Сашенька Алякин сам про Колобка прочитал. Стишки наизусть декламирует…» – с упреком глядя на меня, непутевую, огорчались родственники.

Стали нервно наверстывать упущенное.

– Какая это буковка? – чуть не со слезами спрашивала я, подсовывая ребенку под нос яркий кубик.

– Дзе-ме-жи-жиж! – лучезарно улыбалась дочь, пуская кучу слюнявых пузырей.

В пять лет ребенок был усажен за фортепиано. И как только моя любимая, единственная девочка начала проявлять тугодумие, путая «фа» и «си», я стала серьезно раздражаться на нее, даже кричала…

Сейчас моей дочери двенадцать с половиной. Она хорошо учится в гимназии, изучает два языка. Читает больше всех в классе, играет на пианино. А, кстати, Саша Алякин тянет на «троечки» и особую бездарность проявляет в гуманитарных науках. У нас же серьезных проблем нет. В начале школьного периода жизни в развитии дочки произошел скачок – не знаю, благодаря всем нашим усилиям или так и должно было случиться, но факт остается фактом. Казалось бы, слава богу.

Но сейчас мы переживаем подростковый возраст. Недавно мне подсунули очередную умную книжку некоего весьма модного нынче детского психолога-воспитателя. Я быстро вернула ее. Одно ее присутствие в доме наполняло меня жгучим ощущением родительской неполноценности. Почему? Потому что автор учит: вы должны (!) быть мудрыми родителями, любой возникающий с ребенком конфликт разбирать и анализировать, ни в коем случае не кричать и не наказывать дитя! Только разбор, только анализ!

«Эти рекомендации – для ангелоподобных существ, – думалось мне. – Или для людей без нервов и эмоций». Какие у нас отношения с дочкой? Разные. Всякое бывает. Но главное – мы друг друга любим. Единственное, что, видимо, стеной всегда будет стоять между нами, это – мое чувство вины. В чем оно выражается? Да в моих же срывах, раздражении и крике, когда причиной дочкиных фортелей мне видятся собственные материнские ошибки. Может, и вправду многое делалось не так? Может, все могло быть много лучше?

Кстати, возможно, одна из причин, по которой мы с мужем не заводим второго ребенка, – это мой страх перед собственной родительской несостоятельностью. Первый опыт научил лишь тому, что ничегошеньки я не знаю. Хотя, возможно, на девяносто процентов все зависит от самого ребенка, от того, каким его сделала природа? Может, стоит плюнуть на все теории и практики воспитания и делать все по наитию? И самый главный вопрос, он же крик души: как правильно воспитывать дочь? Спохватилась! Ей скоро тринадцать…Я мечтала быть идеальной мамой. А муж рассказывал, что в детстве мечтал быть летчиком. Он им тоже не стал…

* * *

Не была я плохой матерью, нет. Теперь уже понимаю… Неумелой была. Ошибки совершала. Но ведь меня никто никогда не учил быть родителем. Наверное, имелось в виду, что все это должно было как-то само прийти… Какая чушь! Всему надо учить, все надо рассказывать и показывать… Но у нас в доме это было не принято, видимо, считалось неким «фи» – учить дочь быть мамой. Неприлично как-то, неинтеллигентно. Ох, и хлебнули же мы с дочкой из-за этого моего незнания! Как будто я была первой женщиной в нашем роду и все осваивала с нуля. Ну, хоть смогу наработанный опыт дочке передать. Я уже сейчас многие вещи ей рассказываю об уходе и воспитании детей, хотя она, по ее выражению, никуда не торопится.

Быть идеальной матерью. А что это означает? И бывают ли они идеальными? Мне кажется, что если ребенок чувствует себя любимым и защищенным, то какие-то ошибки родителей вполне допустимы. Так что, надеюсь, хоть с этой стороны мне не в чем себя упрекнуть. Поэтому я и выбрала из своих архивов эту статью для книги.

Защищая мужчин

С самого детства я не знала, что такое поддержка и защита мужчины. Не водились у нас в семье «этих глупостей», даже при наличии отца и старшего брата. У тебя, девочка, проблемы? Разбирайся-ка сама. Ты кого-то боишься или обижает тебя кто? Не морочь нам голову и давай сама-сама-сама… Не могу сказать, что с детства научилась бить с ноги и побеждать, зато хорошо усвоила, что никто никогда за меня не заступится, и либо ты выживаешь сама, либо тебя сметут с лица земли, как слабую.

Это я сейчас такая умная и ловко плету логические цепи, связывая одно с другим. А в те годы, когда я активно писала материалы для журналов, со мной случилась одна история, превратившаяся в очередной материал, и сейчас я хочу рассказать ее вам, дорогие читатели, а потом порассуждать на заданную тему.

Дуэль или мордобой?

Забегает ко мне подруга, зареванная, бледная. Напугала до полусмерти.

– Что случилось, Ирочка? Умер кто?

– Все живы. Просто я – дура, идиотка! Мне стыдно и противно… Глупая баба, наседка-несушка с авоськами…

– Да что произошло?!

Оказывается, Ира предотвратила драку, а точнее, по ее мнению, избиение, а возможно, убийство своего любимого супруга Жени. Дело было так. Они пошли за продуктами. У прилавка с йогуртами и кефирами некий большой дядя в спортивном костюме и с бритым затылком бесцеремонно толкнул Иру со словами: «Двигай задом, корова плешивая!'' Толкнул, может, и несильно, хотя, учитывая его накачанную мускулатуру и Иркину субтильность, удивительно, что та не рухнула. Но обиднее всего были оскорбительные слова, это жуткое, немотивированное хамство (хотя разве может хамство быть мотивированным?). Покуда Ира пыталась прийти в себя, Женя подскочил к детине:

– Ты что себе позволяешь, гад?

Тот смерил его презрительным взглядом:

– Че-го?

– Как ты смеешь? – Женькин голос дрожал от негодования. Он явно принял вызов. Тут Ира опомнилась и бросилась между ними.

– Ладно, хватит. Женечка, все нормально. Пойдем! – Она схватила упирающегося мужа за рукав и потащила прочь. Женька не успокаивался:

– Попадись ты мне…

– Чего-чего? А ну пойди сюда! – неслось им вслед. Ира ускорила шаг, намертво вцепившись в руку мужа.

– Ты обалдел! С кем связываешься? Ты видел его кулачищи?

– Он же тебя оскорбил! И толкнул!

– Боже мой! Перчатку в лицо! Шесть шагов! «Мне все кажется, что у нас не дуэль, а убийство!» Эта рожа вполне могла тебя… – она обернулась и с ужасом увидела, что «рожа» не спускает с них зверского взгляда.

– Женька, он нас пасет, – прошептала Ира мужу.

– Ну и черт с ним. Подумаешь, – с деланным равнодушием ответил тот. Женька – не бультерьер без чувства самосохранения, он умеет соизмерять свои силы и понимает, где таится настоящая опасность. Конечно, он встревожился, но виду старался не подавать. Ирка же запаниковала так, что впору было кричать «караул!». Ее трясло, на лбу выступили капли холодного пота. Дальнейшие действия она для себя сформулировала так: «Любой ценой предотвратить выяснение отношений».

– Жди меня здесь. – строго приказала она Жене, оставив его у кулинарного отдела. И решительным шагом направилась к «роже». Женя лишь кисло посмотрел ей вслед: ее ничто не остановит. Даже если он упадет перед ней на колени, Ирка обойдет пли перепрыгнет, но сделает по-своему.

– Извините нас, пожалуйста, и не держите зла. Я вам, очевидно, помешала выбирать продукты, а муж мой погорячился. Он у меня, знаете, нервный. На него не стоит обращать внимания. Простите. Вы больше не сердитесь? – Все это Ира говорила детине, светясь льстивой улыбкой, хотя внутри все клокотало от ненависти и отвращения. «Рожа» удивилась так, что отступила от Иры на шаг.

– Да ты че? В чем дело-то?

– Не сердитесь. Все мы люди, в конце концов. Бывает. – Она постаралась придать своему взгляду материнскую нежность.

– Да пошли вы… Придурки, – крякнул тот, махнув ручищей, развернулся и ушел. Ира проводила его взглядом и убедилась, что он вышел из магазина. Тут ее оставили силы: она села на корточки и заплакала.

– Эй, – Женя ласково тронул ее за плечо. – Ну, и что ты сказала монстру?

– По крайней мере, ты будешь жить, – сквозь слезы проговорила Ира. – Не будет ни избиения, ни драки за честь дамы.

– Ну и зря, – глухо произнес Женя.

– Дурак! – взвизгнула Ира. – Какой же ты дурак!

…И вот теперь она ревет у меня дома из-за… унижения.

– Я пресмыкалась перед этой… тварью!

– Ты спасла своего мужа от хулигана, а быть может, бандита, – утешала я ее.

– По-твоему, я правильно поступила?

– Я бы сделала так же.

– А как же честь? Достоинство? Отпор хамству и оскорблениям?

– Ты согласна иметь мужа живого и непокалеченного, при этом поступившись достоинством? Значит, все верно…

А что еще я могла сказать? Сама не раз удерживала своего супруга от, казалось бы, неминуемой драки. И речь шла не о пьяном мордобое, а о благородном порыве заступиться за друга, незнакомого человека на улице и так далее. Борясь за честь. Да бог с ней, с честью (даже когда меня называли, как бы это помягче сказать, ну… шлюхой). Гори оно, это мужское занятие – заступаться за слабых, если речь идет о том, что сделать это должен мой муж!

Но при этом мы сами, женщины, сетуем на то, что мужчины измельчали и ни на что не годны. Нет логики. Или это и есть та самая пресловутая женская логика?

Мы восхищаемся мужчинами прошлого, для которых собственная честь, честь женщины и рода были превыше всего, дороже жизни. Именно поэтому они нередко шли на смерть во имя защиты этой самой пресловутой чести. Дуэль! Понятие из прошлого. Честь – тоже?

«Да как можно это сопоставлять? – возмутятся серьезные исследователи. – Вы бы еще сегодняшнюю ситуацию с пушкинской эпохой сравнили!» А почему бы и нет? И тогда мужчины ссорились, женщины сплетничали, любовные драмы разыгрывались… Господи, да кроме Интернета, в чем принципиальное различие эпох?

История свидетельствует, что дуэль была непременным условием светской жизни, ритуалом, за которым стояли понятия чести и бесчестия. И у низких слоев населения тоже имелись свои кодексы чести. И то, что честь должен отстаивать мужчина – если не получается на словах, то на пистолетах или в кулачном бою – было непреложно. Именно как к непреложной истине к этому относились и женщины. Конечно, без особой радости: кому ж понравится, что твой возлюбленный или муж рискует жизнью на дуэли? Но это было нормой, даже не обсуждалось. В противном случае мужчина – не мужчина. Задумаемся: что теряла женщина, если ее муж погибал на дуэли? Порой все, кроме чести. По крайней мере, в материальном смысле – намного больше, чем современная, самостоятельная, работающая дама.

Так почему же такое нематериальное понятие, как честь, перевешивало все выгоды спокойного существования «за мужем»? Возможно, потому, что являлось понятием родовым, передавалось по наследству, и «иметь честь» – это были не просто слова. Господа современники! Нам есть, что передать по наследству, кроме квартиры в Черемушках и «Жигулей» 88-го года выпуска?

Я не считаю ни себя, ни своего мужа людьми без чести. Я не люблю, когда меня оскорбляют и унижают. Но в ситуации вульгарного хамства алкаша из подворотни я не позволю супругу отстаивать мою честь на дуэли. То есть в драке. Не тот случай. Но ведь бывают и настоящие оскорбления, которые невозможно стерпеть. Нельзя терпеть! Но… И тогда я удерживаю мужа, не даю ему рисковать ни жизнью, ни здоровьем. Его жизнь и здоровье мне важнее чести. Почему? Отчего моя ровесница, жившая сто пятьдесят лет тому назад, восприняла бы неминуемую дуэль без радости, но как неизбежность, нормальную неизбежность? И отчего я, женщина конца двадцатого века, предпочитаю не обратить внимания, побыстрее забыть самой и заставить забыть о происшедшем супруга? Не знаю.

Знаю одно: когда я настаиваю на своем, не пуская мужа в драку, на дуэль (как хотите, назовите), меня меньше всего интересует, как он воспринимает подобную ситуацию, насколько болезнен для него отказ от защиты чести – моей, его, семьи. Для меня настолько важно, чтобы с ним было все в порядке, что я не устаю ему внушать: «Я люблю тебя несмотря ни на что, и, если ты промолчишь, не полезешь на рожон, плюнешь и забудешь, я вовсе не перестану тебя уважать! Напротив, расценю это как проявление твоей любви ко мне: значит, ты со мной считаешься и бережешь мои нервы». Покажите мне любящего мужчину, настоящего мужчину, который пренебрег бы такими словами своей ненаглядной?

На расхожее мнение многих дам, что сегодняшние мужчины боятся ответственности и, мол, им, слабым, не по силам отстаивать честь, ответом может быть следующее: изменились не столько они, сколько слабый пол. Это мы стали брать на себя больше – что ни хорошо, ни плохо, просто факт. И соответственно, наш природный инстинкт защищать, охранять, спасать, как ни парадоксально это звучит, стал сильнее и агрессивнее. «Сие да будет сказано не в суд и не во осуждение, однако ж nota nostra manet (наше замечание остается в силе)», как сформулировал один старинный комментатор.

Только самое главное – в плохую минуту, в момент ссоры с любимым супругом удержаться и все-таки не упрекнуть его в том, что тогда он не дал по физиономии оскорбившему меня подонку. Это ведь так соблазнительно, но невероятно подло.

В наши дни Александр Сергеевич Пушкин не погиб бы на дуэли. Потому что дуэли бы не случилось. Но был бы он Пушкиным? Сомнительно. Пушкин без дуэли – это как его стихи без любви…

* * *

Признаюсь, история произошла со мной, а не с Ирой. Все было немножко по-другому, но совсем чуть-чуть, в основном я рассказала в точности, как оно случилось. И, знаете, почему я вложила историю в уста выдуманной героини? Да потому что мне было безумно стыдно признаться в подобном! Чего я стыдилась?

Конечно, в первую очередь – унижения перед мерзавцем. Перед быдлом, которое чувствует себя хозяином жизни, а я своим поведением подтвердила его уверенность. Перед грязным подонком, для которого чужая человеческая жизнь не дороже окурка в урне. Я даже не считаю его вполне человеком – и можете кидать в меня свои политкорректные «булыжники». Если бы сила была не на их стороне, если бы в нашем обществе не правили бал те, «кто был никем, а стал всем», то…

…То я держала бы таких, как раньше говорили, за сто первым километром. Я не позволяла бы им приближаться к местам скопления нормальных людей ближе, чем на эти 101 километр… Но, впрочем, не буду продолжать, боюсь, у некоторых особенно либерально настроенных и политкорректно подкованных читателей может подскочить давление.

Так что, к сожалению, вместо того, чтобы надеть на мерзостные личности намордник, а на шею строгий ошейник, приходится пытаться существовать рядом с ними и каким-то образом выживать. Физическая сила и психическая отвязанность на их стороне, да плюс полная эмоциональная тупость. Кстати, эмоциональная тупость – это вовсе не моя грубая характеристика определенных людей, а медицинский диагноз.

Что можно этому противопоставить? Да ничего, до тех пор, пока нормальные люди не получат права защищаться от подобных существ всеми способами, включая использование оружия. Естественно, маргиналам нельзя давать разрешение на ношение оружия (увы, сейчас огромное количество разрешений выдано именно им – сотрудникам всевозможных «охранных» структур). А уж если, как говорят преферансисты, нет «другого лома», то есть превосходящей физической силы, то в конфликты лучше просто не вступать, утираться и засовывать свое самолюбие очень далеко и надолго, как бы эти твари себя не вели. Потому что иначе заплатить можно слишком дорого – собственной жизнью. Ну, или остаться калекой. Ведь эти гориллы легко пускают в ход ножи и кастеты, запросто ломают людям шеи, наслаждаясь сиюминутным кайфом победы и не особенно задумываясь над последствиями даже для них самих (арест, тюрьма, лагерь). Эмоциональная и интеллектуальная тупость!

Да, я, как и любая женщина, мечтала бы иметь рядом настоящего мужчину с литыми мышцами, косой саженью в плечах и все такое прочее… Но, боюсь, что в этой груде мышц не осталось бы места для мозга. Бывают, конечно, исключения, но они подтверждают общее правило. Неразрешимо? Ага…

В результате мы имеем рядом нормального, вменяемого мужчину, но без тонны железной мускулатуры. И какие же у него шансы на то, что он выйдет живым из конфликта с бетонным дебилом? Никаких.

И еще, то самое, очень важное, то, что до меня дошло намного позже, совсем недавно… Я выросла в уверенности, что мужчина – это не защита, не заступник. В моем сознании укоренилось убеждение, что я, женщина, должна стоять горой и за себя, и за тех, кто мне дорог – любой ценой. В том числе за мужчину – он ведь не можетбыть защитником! Но я не сумасшедшая, и понимала, что коли мужчина не сможет ничего поделать, так я и подавно. А вот то, что я должна спасти и его и себя, это для меня было неоспоримо. Это моя задача, моя проблема, моя «горящая изба»… Значит, если для спасения нужно унизиться и втоптать собственное достоинство в грязь, я это сделаю.

Дальнейшие мои рассуждения в статье о дуэли, благородстве и прочем – всего лишь красивая упаковка очень неприглядной и грустной реальности, в которой нормальные мужчины потеряли возможность защищать себя и свои семьи, потому что бал начали править маргиналы и быдло, а ни власть, ни органы правопорядка и не чешутся защищать своих законопослушных граждан (какое это несчастье – жить в слабом государстве!). И получается, что нормальные мужчины всегда рискуют быть искалеченными или убитыми. Кто же останется в живых? Те самые уроды в спортивных штанах да ничтожества, которые из-за трусости и никчемности даже и не помышляют заступаться за своих женщин, детей или собственную честь.

Разумеется, когда я писала статью, понимала что в прежние, якобы романтические, времена дуэли происходили между людьми высших каст общества. Дворянин не вызывал на поединок безродного костолома, осмелившегося оскорбить даму. Скорей всего кавалер просто пристрелил бы (заколол шпагой) распоясавшегося хама или велел бы слугам выпороть холопа на конюшне. Демократические преобразования за последние век-полтора уравняли в правах «благородных» и «хамов» (впрочем, эти слова можно оставить и без кавычек). Функции защиты благородства и наказания хамства взяло на себя государство. Взять-то взяло… Говорят, в некоторых странах это получается. Не то у нас… Что же это мы так подкачали?..

К сожалению, я с детства видела в собственной семье пример слабого мужчины. Папа никогда не заступался ни за маму, ни за меня перед хамами и бандитами. Я помню, как мама жаловалась, что папа, встретив в редакции человека, незадолго до этого оскорбившего маму, запросто пожал ему руку. «Это ваши с ним дела, меня они не касаются», – объяснил отец маме свой поступок. В своей книге «Мама, не читай» я уже писала про то, что отец, несмотря на мои настойчивые просьбы, так и не захотел встречать меня, школьницу в страшном темном подъезде нашего дома, когда я возвращалась вечерами после музыкалки. Даже после изнасилования и убийства в подъезде моей тринадцатилетней одноклассницы! Даже после нападения на меня насильника, от которого я с трудом отбилась (возвращалась поздно после музыкалки, а извращенец проследовал за мной в подъезд и попытался схватить меня)!

Я бы не сказала, что и мой первый муж был рыцарем без страха и упрека, защитником всех слабых, настоящей стеной для меня и дочери. При всех его неплохих человеческих качествах, он был… трусоват. Иногда мог как бы «побычиться» в безопасной ситуации, но это была ерунда. Если всерьез пахло «жареным», муж не рисковал. А я никогда и не возражала – пусть, мол, себя побережет. В той ситуации в магазине муж явно переоценил себя и недооценил противника. Увы, когда я ему сказала о том, что нас «пасут», я заметила испуг в его глазах. М-да, у него-то был испуг, а у меня паника! Знал он, куда и зачем я вдруг рванула, знал… Верю, что он тоже был противен сам себе, переживал и мучился, но ни себя, ни меня пересилить не мог. Он понимал, что не справится с ситуацией, и знал, что меня остановить почти невозможно…

Мы плохо расстались с бывшим мужем, очень плохо. Он повел себя низко и подло, абсолютно не так, как подобает не то, что сильному, а просто нормальному мужчине. Но и по сей день я не упрекну его в том, что случилось тогда. Он ничего не мог сделать. А я сделала единственно возможное.

Самое грустное… Мой второй мужем, самый лучший мужчина в мире, будучи отнюдь не Шварценеггером, всегда способен защитить женщину, и никому никогда не позволит обидеть своих близких. Так вот, уже с этим человеком я однажды, не дожидаясь его реакции, набросилась на нашего обидчика. С кулаками… Меня от того субъекта не могли отодрать, а он сам от испуга и неожиданности даже забыл, чего хотел от нас. Вы не поверите, но после того, как меня от него таки отодрали, он как заяц бросился наутек. Потом муж меня долго и громко ругал:

– Ты обалдела совсем? Ты что вытворяешь? Зачем ты это сделала?!

И я, размазывая по физиономии слезы, проревела:

– Я за тебя так испуга-а-алась…

Очевидно, мне уже не измениться никогда, несмотря на присутствие настоящего защитника. В общем по Некрасову: и коня наскаку… и в горящую избу…