Текст книги "Loveушка для мужчин и женщин"

Автор книги: Катерина Шпиллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Свалка личных проблем

Чудовище, именуемое женским журналом, все время требовало пищи. Причем, довольно однообразной. Любовь, измены, любовники, треугольники… Иногда становилось даже скучно. Но читателям нравится, читатели хотят в стомиллионный раз получить «страсти с мордастями». А для любого печатного издания закон такой: чего хочет читатель, того хочет бог.

К тому времени я уже поняла, что не получится у меня поговорить с женщинами на серьезные темы. Не получится сделать то, о чем я мечтала… А мечтала я о журнале для взрослых и мудрых женщин, где можно было бы говорить о политике, о воспитании детей, о психологии, об отношениях с мужчинами (только без этой глянцевой пошлости, чтоб ее!)… Как мне популярно объяснили, подобный женский журнал не имел бы коммерческого успеха. Большинству баб подавай сладкие истории про «любофф», подробную информацию о новом антицеллюлитном креме и рекомендации о том, «как снова очаровать и соблазнить мужа». Вот так, милые дамы, думают о нас издатели и прочие коммерческие люди. Неужели они правы?

В общем, засунула я свои мечты о негламурном и умном женском журнале куда подальше. Надо было работать и деньги зарабатывать там, где их платили. А потому необходимо было опять и опять нести на алтарь прожорливого глянца очередную историю из разряда «любовь волнует кровь».

Перетасуй нас, господи!

…Я прекрасно знаю, что мне не идет улыбка. Ну, вот бывают такие «несчастливые» физиономии, которые красит исключительно мрачное, угрюмое выражение лица. Это про меня. Стоит мне улыбнуться, как моя морда становится простой, аки три рубля, нос – точно бульба, глазки – щелочки, словом, дура дурой. А как нахмурю брови, губки подожму, глазками злобно засверкаю – красавица! Я специально себя изучала на сей предмет в зеркале и преотлично усвоила, что лишний раз мне лучше не выказывать ни своей радости, ни своего хорошего настроения. Что, в сущности, последние годы было несложно. Ибо радостей в моем существовании случалось страх как немного и хорошего настроения, соответственно, не было давно. Я – проклятое жизнью существо, я – домохозяйка. Вернее, хозяйка трехкомнатной квартиры в Черемушках и служанка ее обитателей – мужа моего Леши и нашего шестилетнего Вовки. Этим двум мужичкам – слуга, раба, девочка на побегушках. Да и квартире я еще та «хозяйка»: ведь квартира, зараза, требует и уборки, и перестановки, и ремонта мелкого, хотя бы косметического (баба есть баба!), и нет конца ее требованиям и капризам… Лет десять назад мне вся эта мутотень даже доставляла удовольствие, но надоело. Я, к сожалению, наверное, не идиотка и понимаю, что если б я работала, то аппетиты моих деспотов, в том числе и квартиры, уменьшались бы прямо пропорционально уменьшению количества моего свободного времени, и спрос с меня как с «хозяйки» (ха-ха!) был бы меньше. Но работа, вернее, ее отсутствие, – это тема отдельного грустного разговора: тут и проблема отсутствия нужного на сегодняшний день образования, и потеря какой бы то ни было квалификации, и «отсутствие наличия» у нас бабушек, которые взяли бы на себя Вовку, словом, тысяча и одна причина, по которой разговор о моей службе неактуален. Но главное…

…Мне и не обязательно трудиться из-за куска хлеба. Леша приносит в дом более чем… Он у меня теперь почти что «крутой». Не «новый русский», конечно, но вполне «обновившийся». Он уже приближается, так скажем, к джипу. Правда, у нас пока «Вольво», подержанная, но ничего, ездит…

Так вот, Леша у меня – преуспевающий и сильный по натуре человек. А я – слабая и «чухлая». «Чухлая» – мое словечко, я его сама про себя придумала: такая я вот нику-ды-ышняя, никчё-омная, курицеобра-азная домашняя клуша. Что я в этой жизни вижу, окромя кастрюль и пылесоса, пусть даже первые – тефлоновые, а пылесос зовут «Мулинексом»? Лешка – вечно уставший после работы, как он сам говорит – «выпотрошенный», и ему дома нужны только питание, покой, тишина и никаких отрицательных эмоций. Ну, и, конечно, секс. Слава богу, в меру. Ведь он очень устает… И, тем не менее, пару раз в неделю, несмотря на это, мужские потребности берут верх над его «выпотрошенностью». И я, разумеется, иду Леше навстречу, даже делаю вид, что мне все это по кайфу, а на самом деле мне теперь все время страшно. Страшно за сына (вдруг на нашу детскую площадку террористы подложат бомбу), страшно за нашу квартиру (вдруг нас ограбят), страшно за Лешку (если с ним что-нибудь случится, как пережить такое горе, не говоря уж о том, как нам тогда с Вовкой быть?).

Тревога и страх преследуют меня постоянно, голова ежеминутно занята исключительно плохими предчувствиями. Надо же, а ведь когда-то в институте я была энергичной, активной, можно сказать, нахальной девчонкой,» и даже работала секретарем комитета комсомола! Что со мною сталось?

– А! О! М-м! – во время «любви» в нужный момент постанываю я, а сама «думаю» свои тягостные думы; я впиваюсь пальцами в Лешкины плечи, якобы в страстном порыве, а на самом деле в отчаянном желании найти успокоение, утешение в его силе и уверенности в себе… Как же, как же, дождусь!

Когда мой сильный мужчина приходит домой, мне так необходимо прильнуть к нему и выплакаться; мне надо, чтобы он, «крутой» и мужественный, положил свою руку на мой затылок, погладил нежно и трепетно, как маленькую девочку, и сказал, что все в полном порядке и бояться нечего… И когда я слышу, как поворачивается ключ в замке, мне так хочется броситься к нему на шею со всеми своими страхами и бедами! Но открывается дверь, и я вижу глаза Цербера, в которых светится предупреждение: у меня нет сил, я принес деньги, только не лезь. И я замираю.

За ужином он со мной не разговаривает. То есть, конечно, мы обсуждаем Вовкины успехи и проблемы, вместе пялимся в телевизор, обмениваясь репликами по поводу увиденного, но не более того. Пару раз я пыталась…

– Леш! – жалобно-жалобно так. – Мне так фигово, Леш!

– Болит что-нибудь? – хмуро и недоверчиво спрашивал муж.

– Да нет… Если только душа, но это, поверь, ничем не лучше… Я мучаюсь…

– Бред, не выдумывай! – он даже делал рукой такое движение, будто отталкивал от себя что-то, наверное, мои слова вместе с обозначенными ими мыслями. И вместе со мной. Ну, конечно, где уж ему, такому во всех отношениях благополучному мужику, понять свою «чухлую» курицу-жену, у которой главная проблема – это сварганить чего поесть. А других забот у нее просто и быть не может! Я и заткнулась навеки. Это его явно устроило. Что ж, я люблю его, конечно, но то, что случилось в моей жизни, целиком и полностью – его заслуга. Или вина. Смотря, с какой стороны взглянуть…

А случилось вот что. Стою я как-то на автобусной остановке, жду транспорт, чтобы доехать до универмага «Москва» – мне страх как нужны были новые сапоги к зиме. Финансы позволяют пользоваться такси, но, поверите ли, мне «интереснее» побольше времени убить на муниципальном транспорте – так день быстрее проходит. Вовку по этому поводу я «подкинула» соседке: у нее тоже сынишка, и у нас с ней давняя взаимовыручка на экстренные случаи жизни. Стою, значит, мысленно перебираю свои страхи-страдания, топчусь на них и сойти не могу, ибо «потоптаться» больше и не на чем. Физиономия у меня, естественно, мрачная, а потому – красивая… Вдруг рядом со мной мягко тормознул белый «Мерседес». Я инстинктивно чуть отодвинулась от края тротуара, и тут из окошечка выглянул красавец (с ударением на последнем слоге) и уставился прямо на меня. Он практически переполз с места водителя на правое сиденье, и ему было явно не с руки разговаривать. Тем не менее, красавец произнес:

– Такая очаровательная девушка не должна стоять на автобусной остановке. Это в корне неправильно.

– А где стоять? На остановке «Мерседесов»? – огрызнулась я, приготовившись дать мощный отпор наглому «Бенцу».

– Это как минимум, – согласился «Мерседес». – Садитесь, подвезу. Ей-богу, девушка, я ведь не оставил позади себя ни одного автобуса. Вы тут еще часа два проторчите.

– У меня нет денег на такую любезность, – сухо соврала я, на самом деле слабея от взгляда голубых глаз и «керамической» улыбки. На могучий отпор ни сил, ни особого желания уже не было.

– Обижаете!

Видели бы вы его сильные, красивые руки, которыми он возмущенно всплеснул!

Ну, чего огород городить – села я в его тачку и поехала. Скажете – дура? Вот вам крест святой – это впервые. Я ведь очень по своей натуре осторожна и недоверчива, но красавец, оказавшийся впоследствии Стасом Вересовым, генеральным директором компании, излучал нечто особенное: добрую силу и уверенность (не смейтесь!), благородство и искреннее желание помочь (не смейтесь же!). Кроме того, он мне просто понравился…

Да, мы стали встречаться. Не часто, увы. Днем, конечно, а когда же еще? Он ведь тоже женат на красотке себе под стать по имени Анжелика. Она, в отличие от меня, работала и весьма преуспевала в своем рекламном бизнесе, а потому виделись они только по ночам. И ночь для них, по словам Стаса, была временем исключительно для сна, а не для всяческих удовольствий.

– Она – сильная, умная, очень эмансипированная дама, – дымя сигаретой, рассказывал мне Стас после, когда мы лежали в его роскошной, пятиспальной, по-моему, кровати с балдахином. Поначалу меня коробило от такого осквернения супружеского ложа, но Стас быстренько снял эти мои комплексы.

– Это уже давно просто место, где две человеческие особи спят в течение положенных им семи-восьми часов в сутки. Это не любовное ложе для нас с женой, а просто койка. Анжелика во всем молодец, – продолжал Стас. – Только зачем я ей нужен?

Тут он слегка пожал своими красивыми голыми плечами.

– Сдается мне, ей вообще никто не нужен, тем более какой-то мужчина рядом… Она себя и обеспечить может, и со всеми делами разобраться, и сил у нее на все хватает, в том числе на шейпинг трижды в неделю. Просто талант! – в его голосе звучало явное раздражение.

– Но это же замечательно! – возразила я, искренне недоумевая, чем он недоволен.

– Замечательно… – с досадой произнес Стас. – Женщина-воин, женщина – железная воля, женщина-кремень. Ей бы мужиком родиться, я бы с ней с удовольствием дружил…

– Но ведь ты тоже – кремень, преуспевающий кремень! У вас очень гармоничный союз! – горячо воскликнула я с не менее горячим желанием услышать опровержение. И вдруг он отечески положил свою ладонь мне на затылок и, нежно погладив, прошептал:

Это ты – гармония! Тебя, маленькую и испуганную, хочется спасать, защищать от всего на свете. Ты – настоящая женщина, котенок беззащитный! Ну, скажи мне, чем тебе помочь, от чего спасти? – его голос звучал ласково, заботливо, ушки мои закрутились бантиком от этих слов, а от поглаживания затылка я почувствовала себя маленькой девочкой, всхлипнула и разревелась, уткнувшись Стасу в грудь.

Я ревела и говорила, говорила без остановки про все свои страхи-сомнения, жаловалась на никчемность бытия, и с каждым сказанным словом, с каждым всхлипом из меня будто бы уходила годами копившаяся тяжесть, мне становилось хорошо и спокойно… А потом Стас долго и убедительно рассуждал о судьбе, о карме, о предназначении каждого человека, о том, что все мы пришли в этот мир не просто так: у каждого своя миссия. Его голос звучал, как голос мудрого и старшего, наставляющего на путь истинный дитя неразумное. Ему, похоже, нравилось успокаивать и просвещать, меня же это вовсе не злило…

После этого случая все наши встречи проходили именно так: любовь, а потом разговоры, где я – ребенок, а он – наставник. Что же касается любви, вернее, сексуальной стороны наших отношений, то, ей-богу, не ради этого я продолжаю видеться с ним! Меня все устраивает, мужчина он умелый, но и Лешка не хуже. Нет, дело вовсе не в этом. Для меня, по крайней мере. Хотя, сдается мне, что и для Стаса тоже. Суть – во всем остальном. Я по-прежнему люблю Лешку и не хочу расстаться с ним, тем более что у нас Вовка, но… Недавно Стас сказал мне:

Я обожаю, когда ты смеешься! У тебя делается такое детское личико, прямо девочка совсем. Кукла ты моя!

Боже правый! Лешка никогда не говорил мне таких слов, никогда не спорил со мной, когда я жаловалась, что мрачность – это моя красота. И вряд ли он когда-нибудь что-либо подобное скажет. Потому хотя бы, что мы с ним уже почти ни о чем не говорим. Только Вовка и телевизор – вот темы наших нечастых бесед. Так и живем. Но зато теперь у меня есть Стас.

……

…Что ж, так тому и быть. Когда мы с Ленкой только поженились, и на протяжении всех двенадцати лет нашей совместной жизни я, видит бог, не искал ничего такого на стороне. Я всегда любил Ленку, я обожаю нашего Вовку и по-прежнему уверен, что семья – это самое главное в моей жизни. Но, черт побери, если моя единственная женщина не может, не хочет ничего понимать, в упор не видит очевидного, то… То это вовсе не повод спать с другой? Или повод? Вот так всегда: вечно сомневаюсь, вечно ни в чем не уверен. Это все работа моя треклятая, эта собачья, адова работа с постоянным риском, страхом все в одну секунду потерять, да и пулю в лоб получить можно… Ну, это вряд ли, конечно, хотя теоретически возможно. Марат, мой шеф, уже давно с тремя бугаями-телохранителями даже в сортир ходит. Я – не Марат, разумеется, и нет у меня его проблем, но…

Вообще, какой это все бред, если поразмыслить! У меня диплом инженера-конструктора, что может быть спокойней и тише такой профессии? Но где ты, работа моя в КБ? Ау! Отзовись! Зато я нынче при бабках и все у меня по современным понятиям в полном о'кее, факт. А нервы – ни к черту. За себя боюсь, за Вовку, за Ленку. Или даже проще: вот все-таки шлепнут завтра Марата, и наша контора рассыплется как карточный домик. Ведь на нем все завязано, у него все нити, средства и связи. И тогда – привет, Леха, начинай все с нуля, от печки, от КБ. И ни хрена, Леха, у тебя не останется, будешь ты козлом где-нибудь на побегушках за сто зеленых. И Ленке придется идти торговать китайской косметикой. Спасибо, если еще не угробят меня вместе с Маратом.

Собственно, с этими веселенькими мыслями я засыпаю, просыпаюсь, а после работы с ними же домой еду. А дома меня встречает жена любимая, и в глазах у нее – что? Вечное страдание. А чего ее-то мучает, я, хоть застрелись, в толк не возьму. Ведь я сам ни разу в жизни не пожаловался ей ни на что, ни разу не докучал своими тревогами, хотя миллион раз мне хотелось припасть к ее груди и даже поскулить немного, попытаться расслабиться. Чтоб она обняла мою голову и сказала что-нибудь вроде: «Дурачок ты мой родной! Все будет хорошо, я с тобой, и даже если случится чего, мы переживем это вместе, вместе мы никогда не пропадем, ты только береги себя…» Ну, что-то в этом роде… Хоть бы раз спросила: что ты, Лешенька, не весел, что головушку повесил? Как же, дождешься! Она для себя решила, что я в таком шоколаде, и все у меня так хорошо и незыблемо, что на меня, как на вешалку, не грех навешивать свои идиотские проблемы.

Что у нее не так, скажите на милость? Материальных проблем никаких. Сидит дома, Вовку воспитывает, пироги печет. Тряпки себе покупает, когда вздумается. Но нет – тоска в глазах, губки расквашены, хоть тресни! И еще пытается меня нагрузить своей придурью. Я пока что с успехом сопротивляюсь, но уже точно знаю: дома мне ни в жизнь не расслабиться, дома я все время должен держать порох сухим на случай эмоциональной атаки. Кстати, в постели я понимаю окончательно, что Ленка блажит. Меня, естественно, не так уж и редко желание распирает, тем более что Ленку-то я люблю, так моя супруга весьма охотно идет на близость и получает удовольствие по полной программе, я же вижу. Я рад за нее, конечно, хотя про себя скажу честно: мне уже давно все это нужно ровно в той степени, в какой того требует природа. Не более. Вот лет десять назад в КБ, если вспомнить, мне, по-моему, хотелось с утра до вечера – и головой, и тем самым местом. Кого благодарить? Застой и власть народную или родное КБ? Но с некоторых пор многое изменилось: в моей судьбе появилась Лика.

…Она приехала к нам в контору по поводу рекламной кампании. Парень, занимающийся у нас промоушеном, в тот день заболел, и Марат кинул меня беседовать с этой дамой из рекламного агентства. Мы обсуждали план журнально-газетной атаки, и я не без удовольствия всячески затягивал наш разговор – я балдел от этой Лики. Не сказать, что она суперкрасотка, но такая стильная, подтянутая, уверенная в себе баба, что просто «ой». Глазищи умные, смешливые, тон властный и при этом – изящная, с кокетливыми кудряшками, таким нежным ртом. Самостоятельная женщина без рефлексий и комплексов, женщина образца конца двадцатого века, шагнувшая прямо с обложки какого-нибудь журнала для деловых дам. Это подкупало, притягивало, возбуждало. Как-то незаметно наш разговор перешел на общие темы. И как-то незаметно для себя я начал говорить о том, что все чертовски непросто и непрочно в этом мире… Лика улыбнулась и спокойно произнесла:

– Пока есть руки-ноги, а главное – голова, думаю, опасаться нечего. Не дай мне бог сойти с ума и дай здоровья. Все остальное приложится.

Кто бы знал, как мне пришлись по нраву ее слова, как хорошо мне сделалось! Уже на следующий день мы обедали в ресторане. И говорили, говорили… Да, через неделю мы переспали, интересно, кто б устоял на моем месте? Наши встречи стали регулярными, хотя и всегда на бегу. Да, мне немного стыдно перед Ленкой, ведь на самом деле я по-прежнему люблю ее и никогда не брошу. Тем более что и Лика замужем, и ни о какой любви до гроба и семейном союзе у нас речь не заходит. Нам просто хорошо, я расслабляюсь. Имею право, в конце-то концов? Я даже почувствовал, что стал спокойней и готов иногда выслушать Ленкино нытье. Но самое интересное заключается в том, что и жена моя немного изменилась, причем в лучшую сторону: у нее уже не такой тоскливый взгляд, она не демонстрирует больше свое страдание вздохами и всхлипами… Я это связываю с произошедшей в себе переменой – я сам стал сдержанней, уверенней в себе, начал излучать положительную энергетику (про энергетику мне тоже Лика все разобъяснила), и Ленка почувствовала себя в этой жизни комфортнее. Словом, от моей связи с Ликой всем только лучше. Что ж, так тому и быть. И нечего мучиться угрызениями совести. Никто не страдает, все довольны, значит, все нормально!

……

…Я, деловая и преуспевающая дама Анжелика Вересова, села в свою «Ауди» и включила зажигание. А потом легла обеими руками на руль, положила на них голову и закрыла глаза: боже, как же я устала сегодня! Два заключенных договора на крупные рекламные кампании плюс три вымотавшие меня по самое «не балуйся» встречи с потенциальными клиентами… Еще это любовное послеобеденное свидание с Алексеем – есть от чего притомиться! Сейчас надо ехать в клуб на шейпинг. Сил нет, но надо, черт побери, надо, надо! Почему, зачем, кому? Чтобы держать форму, чтобы быть здоровой! В конце концов, никто не поймет, если я пропущу занятие из-за усталости. Анжелика Вересова устала? Какой бред, переведите на русский, пли-из! Колобок повесился…

Мне даже захотелось заплакать, но плакать я уже давным-давно разучилась. От этой женской слабинки меня с успехом отучали еще восемь лет тому на первых у нас курсов «суперреферентов». Тамошние преподавательницы – все, как на подбор, американистые эмансипэ – вдалбливали нам, ученицам, помимо секретов непосредственно ремесла, что современная женщина должна быть сильной, самостоятельной и независимой, пусть даже в ущерб «вечно женскому». В противном случае карьеры ей не видать, как своих ушей. В сущности, я очень даже благодарна этим наставлениям и психологическим тренингам, они действительно многому меня, тогда абсолютно бездарную выпускницу педвуза, научили. В результате я сделала отличную карьеру, я самостоятельна и независима. Вот только нередко мне приходится нынче слышать, что слезы, оказывается, – это тоже лекарство. Когда человек плачет, из него якобы выходит стресс. А плакать-то я и разучилась. Зато сколько всякого другого госпожа Вересова теперь умеет, другим бабам и не снилось! Я не хурды-бурды, я – второй человек в крупнейшем рекламном агентстве. Если б наш шеф свалил, наконец, в Америку, куда он уже три года собирается, я, несомненно, стала бы главой конторы. А потянула бы? Ха-ха, какие могут быть сомнения, господа? Если не я, то кто?

Вот только настроения нет. Хоть режь меня на куски, а не доставляют мне уже той радости эти успехи на поприще бизнеса, которые еще так недавно окрыляли и приятно щекотали нервы.

…Как-то я услышала по радио песню, где были такие слова: «Сильная женщина плачет у окна». Что-то о любви, об измене. В общем, про то, но и не про то. Словом, получилось так, что песня стала неким толчком, пинком под зад моим последующим долгим размышлениям о себе и о своей жизни. О Стасике. Он у меня тоже не хиляк и не бездарь, мы друг друга вполне стоим, и вместе нам хорошо. Казалось бы… Хорошо где-то вместе появляться – нами все восхищаются; хорошо вместе делать дорогие покупки, скажем, новую спальню – у обоих есть вкус. А что еще хорошего-то? В постели? Бывает изредка. Не изредка хорошо, а изредка бывает. Мы ведь оба пашем, как папа Карло. И Стасик, едва прикоснувшись к подушке, уже готов. А вот я, как бы ни устала, без снотворных даже глаз сомкнуть не могу. Несколько месяцев мучилась, пока, наконец, врач не выписал таблетки. Теперь уже прежняя доза не помогает, надо ее удваивать, а то буду всю ночь пялиться в потолок, как дура, а утром-то – работа. Но Стасик ничего этого не знает, ни боже мой! Он не понял бы такой моей слабости, я ведь – из металла. Он так мне и сказал однажды с уважением и даже восхищением:

– Ты у меня, Анжелка, железная леди, в натуре, я тобой горжусь!

Догордился. Будто я не знаю, что у него есть любовница. Собственно, поэтому-то и завела интрижку с этим нытиком Алексеем. Теперь у меня все, как и должно быть у дамы моего положения: карьера, муж, любовник. И надо же было влипнуть в отношения с мужиком, который повис на мне, как на последней надежде, с которым надо быть исключительно железной леди без слабостей и комплексов. Именно на эту мою наживку он и клюнул. И ведь нельзя сказать, что у меня нет поклонников и других кандидатов в любовники. Ой, да только свистни! Но Алексей подвернулся аккурат на следующий день после того, как я о Стасике все узнала, а этот тип так на меня варежку разинул, так откровенно запал, что я с ходу решила: так тому и быть. И без лишних хлопот.

Что обидно: я ведь знаю не только о существовании некоей дамы сердца у Стасика, но и то, что эта дама явно совсем другой, не моей породы. Она из этих, из «вечно женственных». А вот как я обо всем дозналась…

Я уже улеглась часу в двенадцатом, выпив свои таблетки и, как обычно, сделала вид, что сплю. А они, заразы, лекарства дерьмовые, никак не действовали. Стасик сказал, что еще посидит за компьютером, и из соседней комнаты доносилось тихое пощелкивание клавиатуры. Дверь туда была приоткрыта, и я пялилась на вертикальную полоску света, с надеждой ожидая прихода сна.

Вдруг тренькнул телефон. Стасик сразу схватил трубку.

– Алло. Ты? Зачем так поздно? – он говорил очень тихо, но мои чуткие в бессоннице уши слышали каждое слово. – Он спит? Погоди…

Стасик подошел к двери спальни и заглянул в комнату. Я захлопнула глаза и стала дышать ровно и глубоко. Муж прикрыл дверь и продолжил разговор. Я напрягла слух, как кошка на мышиной охоте. Я слышала все:

Лапушка моя, что случилось? Опять слезки, опять чего-то испугалась? Ах ты, дурашка моя, не думай ты о такой ерунде, выбрось из головы! Завтра встретимся, глупеныш мой, и я тебя отшлепаю за дурацкие мысли… Спокойной ночи, котенок, до завтра!

Боль и обида придавили так, что стало трудно дышать. «Лапушка, дурашка, глупеныш, котенок…» Никогда бы не подумала, что Стасик знает такие уменьшительно-ласкательные пошлости! Я сроду не удостоилась. А впрочем, верно – разве мне подходят подобные определения? Как корове седло. Ой, как захотелось хоть на денек стать слабой, беспомощной дурой-бабой, для которой верх блаженства – прислониться к сильному мужскому плечу, взвалить на него все свои проблемы и стать легкой, невесомой бабочкой, безмозглой клушей на радость себе и любимому мужчине. Зачем, почему? Да хотя бы потому, что мой единственный мужчина, друг и спутник жизни, оказывается, предпочел мне, блестящей Анжелике, именно такое существо. А я, без пяти минут генеральный директор крупного рекламного агентства – с рогами. Я – рогоносица!

Утром, после бессонной ночи (таблетки не справились со свалившейся на меня печалью), я и виду не подала, оделась в тот день особенно элегантно, сбрызнулась «Мажи нуаром» и, чмокнув неверного мужа в лоб, удалилась на работу, правда, на целых полчаса раньше обычного – только бы поскорее из дома, подальше от глаз Стаса-предателя. На работе заела обычная текучка, но мысль об измене мужа точила мозг и душу. Тут-то и возник Алексей. Это потом уже стало ясно, что и я для него «возникла», и, видимо, ему повезло больше. Он нашел то, что искал, – железную леди. Ибо, как я поняла из его рассказов, его благоверная как раз во вкусе Стасика: плаксивый котенок, лапочка, глупеныш… Цирк! Ну, все в выигрыше, одна я, Анжела, в ауте: Стасику не нужна, потому что я такая, и поэтому нужна Леше. А мне теперь не нужен никто, потому что предательство Стасика я никогда простить не смогу, а Алексей мне просто не интересен, он ясен мне как дважды два, а его проблемы – обычный скулеж неуверенного в себе мужика. Мне сейчас больше всего на свете хочется попробовать стать слабой рядом с кем-то сильным. Вот, например, рядом с Маратом, шефом Алексея…

Так, надо выключить зажигание и спокойно обдумать эту внезапно явившуюся идею о Марате. Этот приземистый крепыш лет сорока пяти, помнится, смотрел на меня с бо-о-ольшим интересом, и глаз у него был насмешливый и наглый. Алексей рассказывал, что Марат неоднократно высказывался, что баба хороша исключительно на кухне и в постели, и он терпеть не может «выскочек с сиськами», что женщине, как ребенку, надо вытирать сопли и слезки, но и выпороть иногда тоже не помешает… То есть, хамло хамлом, подумалось тогда. Сейчас же я чувствую, что мне жутко хочется, чтобы мне вытерли нос, прикрикнули на меня, разбили бы вдребезги все мои наиважнейшие планы во имя того, чтобы препроводить меня на кухню (жарить картошку и мясо я еще не разучилась) и чтобы потом любить меня и нежить. А в роли этого деспота и тирана мне видится именно Марат – властный и грубый, сильный и умный. Значит, решено: надо почаще заезжать к Алексею в контору и попытаться заарканить шефа моего любовника, а потом я стану для него такой, какую он хочет. Да я и сама этого очень хочу!

Что же мы находим себе не тех, кого надо? Почему такое несовпадение? Господи, перетасуй нас как-нибудь, что ли?

– Девушка! Что-то вы стоите? Есть проблемы? Может, вы водить не умеете? Может, подмогнуть? – в открытое окно моего автомобиля просунулась улыбающаяся физиономия дешевого уличного хлыща.

Отвали! – коротко бросила ему я, включила зажигание и резко взяла с места. Я пока еще была собою прежней, той самой, что нужна Алексею, той самой, которую предал Стас. Моя же цель теперь – Марат. И ради этой цели я все в себе перетряхну, хотя бы на время. Я, Анжелика Вересова, привыкла добиваться своих целей. Это главная черта характера сильной женщины. На тех самых курсах об этом очень много говорили, а я усвоила…

* * *

Вот это я выдала на гора, чем весьма порадовала главного редактора. «То, что нужно», – сказал он. Я тоже была довольна. Ведь материал написался слету, без заминок и проблем, будто давно уже вызрел в моей душе… вернее, в мозгах. А так и было, на самом деле.

В этот рассказик я умудрилась впихнуть некоторое количество тех тараканов, что бродили в моей голове уже долгое время.

Я начала свой опус с описания себя. Своего отказа от улыбки. Именно так я еще думала о себе в то время. Не выносила свою физиономию улыбающейся. Гневаться – пожалуйста, поджимать губки – ради бога, пугаться – очень даже мило… А вот улыбаться… Лучше бы прикрывать личико ручками.

Много лет назад на работе, в курилке, я с гневом о чем-то рассказывала коллегам, и один из них вдруг воскликнул:

Ой, Кать, как ты хороша, когда сердишься! Просто красотка!

Помню, тогда я удивленно умолкла. И потом дома изучала себя на сей предмет. Убедилась. Усвоила. И несколько лет спустя использовала в своем рассказике.

Следует ли из этого, что героиню Лену я ассоциировала с собой? Да, следует. Несмотря на то, что я на тот момент вовсю работала, а моя героиня была домохозяйкой. А дело в том, что незадолго до периода активной деятельности на поприще журналистики у меня был довольно длительный период «домохозяйствования», так что накушалась я этой доли до чертей! Удивительно даже, как это в ранней юности я могла мечтать о такой судьбе – быть дома, заниматься семьей, ребенком, хозяйством… «Что может быть прекраснее», – считала наивная девушка. И действительно: в условиях «совка», при тех правилах игры это, на самом деле, было самым прекрасным. Ибо работать за копейки от и до, подчиняясь самодурам-начальникам и не имея сладкой возможности реально выбирать место работы, печально. Если же говорить о творческих профессиях, о журналистике в том числе, то они вообще были загнаны в такие рамки, которые больше напоминали колючую проволоку. Миллионы советских женщин мечтали быть домохозяйками, но это была неисполнимая мечта, сродни снам о прекрасном принце на белом «Мерседесе», который увозит тебя в прекрасный Париж навсегда…

И в моей жизни мечта о домашнем хозяйстве воплотилась в реальность, но… Как раз вовсю гремела перестройка, начались годы свободы, когда твори – не хочу, пиши, что считаешь нужным и правильным, высказывай любую, самую крамольную мысль – и ее выслушают, опубликуют, и ничего тебе за это не будет. А я в это время сижу дома. Ращу дочку. Нахожусь не там, где бурлит жизнь, а очень даже в стороне. Что ж, это был мой выбор, и я о нем не жалею. Я была рядом с моим самым любимым существом на свете, видела, как дочка растет, меняется. Может быть, именно поэтому я сейчас могу подробно рассказать ей о ее детстве. Это кусочек счастья – об этом нельзя жалеть.

Вот тут-то и возникает противоречие: с одной стороны не жалею, с другой – была в ужасе. Когда каждый божий день – уборка, готовка, стирка и прочие «радости», а живая, бурлящая, кипящая, интересная, новая жизнь проходит за стенами квартиры – мимо, мимо, мимо… Интересный вопрос возник тогда у меня: как же совместить ее величество Жизнь (социальную ее ипостась) с домашней круговертью и заботами о ребенке? Как женщине не выпасть из реальности, сидя дома и охраняя очаг? Возникло ужасное подозрение, что это в принципе невозможно! Поэтому перед современной, образованной, деятельной по своей натуре женщиной стоит жесткий выбор: или – или. Третьего не дано.