Текст книги "Хьюстон, у нас проблема"

Автор книги: Катажина Грохоля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Бабы – дуры

Они нападают внезапно, без предупреждения, как раз в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь: лапка сверху мягкая, а внутри – острый коготь. И никогда ничего не понятно, когда речь идет о женщине, никогда не разберешь, что на самом деле случилось: обо всем узнаешь случайно, и приходится самому принимать решение, потому что ее не хватает даже на то, чтобы поговорить.

И вот человек остается один как перст и чувствует себя так, будто по нему танк проехал, а ведь он даже на улицу еще выйти не успел.

Конечно, я не собираюсь мириться. Даже думать об этом не хочу. Да мне просто повезло.

Из головы вон.

Баба с возу…

* * *

Мы проехали очередные двадцать метров. Что там вообще происходит, черт возьми? Я включаю аварийный сигнал и выхожу из машины посмотреть. В отдалении мигают голубые всполохи и слышится вой сирен. Значит, авария.

Значит, стоять будем еще минимум полчаса. И не убежать, и не повернуть назад. Выхода нет, сколько ни злись.

Я возвращаюсь в машину и опускаю стекло. Сегодня мороз несильный, а на завтра обещают оттепель. Вот будет весело, когда весь снег начнет таять, – его за зиму выпало прилично.

Я скучаю по лету.

Хотя каждый оператор знает, что именно весна и осень лучшее время для съемок – свет самый красивый. Но я люблю лето.

Не в той стране я родился.

* * *

Как-то раз после очередного Альмодовара вместе с Адамом, Вешеком, их соседом, и Марком мы включили телевизор, потому что по «Евроспорту» показывали Кубок УЕФА. А наши женщины вчетвером уложили спать двоих детей и пошли на террасу поболтать.

Смеху там было – немерено, и шепот, какое-то приглушенное хихикание без конца. Три бутылки вина они уговорили, развлекались без нас замечательно – ну, или притворялись хорошо.

Адам заговорщицки кивнул нам, когда в матче был перерыв, и провел нас на второй этаж, на балкон, в укромный уголок, оттуда мы могли прекрасно видеть девчонок и слышать их разговоры. Они сидели за круглым столиком, на котором стояли свечки, вокруг темнота, звезды на небе горели… хороший кадр, если бы только мусор убрать, и косилка была лишняя, потому что ее детали из темноты торчали и кадр портили, ну и на столе бардак: и еда, и питье, и чипсики какие-то…

И вот стоим мы вчетвером на том балконе и подслушиваем, чего я обычно не делаю, но за компанию можно.

А о чем разговаривают женщины, все знают. О мужчинах, конечно. Ведь не о физике же квантовой им разговаривать! Мы и ждем – а вдруг услышим что-нибудь интересное. Что-то такое, чего они нам в глаза никогда не скажут.

Я, правда, не раз участвовал в мужских разговорах по душам и знаю, что иногда действительно важная тема может как бы… соскользнуть на какую-то совсем не важную. Но это случается очень редко. Мужчины обычно обмениваются информацией или мнениями, а бабы – бабы да, отклоняются от темы.

Она начинает с того, куда ты положил спички, чтобы зажечь газ, а заканчивает тем, что ты обещал ей три года тому назад.

– …как сейчас помню это было девятого июня дождик шел и выяснилось что ты зонтик вынул из багажника а я об этом не знала и вымокла вся и выглядела при встрече с Крысей как идиотка а она смотрела на меня свысока потому что у нее муж который когда-то был в Штатах а Штаты это великолепно хотя и совсем иначе чем Маврикий и мы должны обязательно туда поехать хотя что там загадывать у нас же все всегда решается в последнюю минуту а вот Божена как-то раз поехала и не могла вернуться правда она в Египет поехала и тогда как раз было извержение этого вулкана исландского у которого название еще такое что не выговоришь но ей-то все издержки оплатило туристическое бюро оно им оплатило номер в отеле и они на целую неделю там дольше пробыли а представляешь если начнется извержение вулкана под Йеллоустоуном то это будет конец света два года без солнца я тут кстати прочитала на одном портале не помню как называется портал Крыся мне посоветовала почитать а ты знаешь кстати что Крыся беременна но не от Мацека а она случайно там встретилась с одним мужчиной и сразу залетела но гены ведь сами себе выбирают самое подходящее гнездо и дети редко когда запланированные бывают а чаще от незапланированного и спонтанного… ну ты понимаешь от секса так что это такой естественный отбор в чистом виде а у Гелы есть календарь китайский по которому можно вычислить родится у тебя мальчик или девочка можно его найти в интернете нужно только знать дату рождения матери и дату когда секс произошел а об отце ничего не надо знать ха-ха-ха и этому календарю уже три тысячи лет представляешь и ты можешь себе запрограммировать пол ребенка но все-таки получится или нет не факт потому что все-таки дети чаще незапланированные рождаются раньше было по-другому люди просто занимались любовью и беременели а теперь вот мы все хотим заранее подсчитать и вычислить тебе не кажется китайцы удивительные им вообще не нужно даже войну объявлять чтобы мир завоевать ты знаешь что в Нью-Йорке шестьдесят три процента зданий принадлежит китайским корпорациям и государственный долг Америки находится в их руках вот куда ты их положил а я тебя спрашиваю где эти спички а ты почему ничего не отвечаешь почему ты никогда со мной не разговариваешь?!!

Вот примерно так выглядят поиски спичек для того, чтобы зажечь плиту.

И ты, дурила, чувствуешь себя как идиот. Потому что не помнишь, что там было на прошлой неделе, а уж тем более понятия не имеешь о том, что ты там кому обещал три года назад, а обещанное отдалилось еще на много лет, потому что китайцы оказались ей на этот раз важнее.

Так разговаривают женщины.

А вот подобный мужской разговор мне только раз довелось услышать. Насколько я помню, сначала Толстый говорил о своей машине и убеждал нас, что американские машины лучше, так как у них совсем другая система обеспечения безопасности, и с этим все согласились, а Маврикий сказал, что безопасность, может, и лучше, но вот дорогие они, мать их, беспредельно и антикоррозийка у них никуда не годится, тормоза фиговые и сервис отстой – с этим мы тоже все согласились, ведь чего спорить – просто две разных точки зрения, которые друг другу не противоречат, а потом Яхо спросил, как мы думаем, есть ли дно у задницы.

И наступила тишина.

Женщины таких вопросов не задают. Яхо – это тоже наш приятель, актер, сидящий, разумеется, без работы. Ему тогда удалось нас застать врасплох.

Но я знаю, о чем говорят женщины, когда нас нет. О нас, о наших птицах, о сексе, о бывших своих, будущих, о том, что мы им сделали, а чего не сделали, на что они рассчитывали, а что получили и так далее. Плачут или смеются – и все из-за нас.

Это все, что они могут.

* * *

И тогда, на том балконе, той чудной ночью всем было ужасно интересно, что же они о нас будут говорить, что обсуждать, думая, что мы сидим, уткнувшись в телевизор, как настоящие мужики, и ничто другое нас уже не может интересовать сейчас.

Мы были тихи как ночь, даже лед не гремел в бокалах, навострили уши, как кролики, и смотрели на наших любимых сверху, причем в буквальном смысле.

Жена Адама спустила лямочки топика, Марта задрала юбку, опираясь ногами на соседний стул, а ее соседка обмахивалась листом лопуха.

– И ты правда никогда этого не делала?

– Ну нет, – ответила Марта, и я почувствовал, что она краснеет.

Такой компромат. Да еще и вранье.

Они же говорят о сексе, ясно как день!

– А ты?

– Не на людях, – отвечает соседка, а сосед пихает меня в плечо.

Понятно, что не на людях.

– И ты попробуй, обязательно, потому что это приятно. Совсем другой вкус.

Вот я неудачник. Прямо засада. Жалею, что пришел.

– Честное слово!

– Попробуй, – поддакивает жена Адама.

Бежать-бежать-бежать!

– Неприлично, – говорит кто-то из них.

– Ой-ой-ой, да понятно, что неприлично! Но каждая из нас это делала когда-нибудь, хотя бы в детстве.

В детстве?!!

С кем мы вообще имеем дело?

Нет, это подслушивание явно было плохой идеей – иногда лучше не знать некоторых вещей.

– Ладно, давайте сделаем это все вместе, ок, на раз-два-три? И увидишь, какое это классное ощущение!

Я каменею.

Они ЭТО сейчас собираются делать сообща?!!

– Но они…

– Они не должны ничего об этом знать. Они не понимают таких вещей.

Вот это точно. Не понимаем.

– Давайте. Закрываем глаза – так лучше чувствуется вкус.

Теперь уже Адам вздрагивает, как будто его толкнули. Сосед – тот вообще уже в дверях застрял от возбуждения. Мы все чуть не попадали с этого балкона.

А они…

Они вытянули руки и сунули их в салатник. Кусочки курицы, тушенной в сметанном соусе, с паприкой и овощами, которые мы должны были есть после матча, – теперь в этом блюде есть еще ингредиент: четыре женские ладони. Они вытаскивают руками кусочки мяса и слизывают соус с пальцев, глаза у них закрыты и вид такой, какой был у меня, когда я курил с Толстым марихуану. Я тогда на многое рассчитывал, но особого кайфа не испытал. В отличие от них – этих женщин.

– М-м-м-м-м…

– О-о-о-о-о…

– Да!

– А-а-а-а-а…

Это восклицают наши женщины, которые руками жрут нашу общую еду и слизывают с пальцев сметанный соус с наслаждением, близким к оргазму.

Отвратительно!

Но в то же время – облегчение.

– Я же вам говорила, когда ешь руками – вкус действительно меняется… – жена Адама горда собой, как будто она только что изобрела порох.

– Хорошо, – подтверждает ее соседка и сует вторую руку в миску.

Я точно к этому уже не притронусь!

– Но только знаете что? Вот Ядвига, например, – вдруг вступает в разговор соседка Адама. Мы не знаем Ядвигу, но это ведь начало другого, может быть, более нормального разговора, поэтому мы остаемся на своем балконе. – Она выяснила все только на четвертом месяце.

– Шутишь? – смеются они.

Раз говорят о беременности – может, одна из них беременна?

У нас наверху растет напряжение.

– Точно говорю. Она думала, что толстеет потому, что перестала бегать. А бегать она перестала потому, что все время хотела спать. А спать она хотела все время потому, что залетела.

– Да уж. Лучше уж она бы ела масло – тогда лучше бы себя чувствовала.

– Но я же тебе объясняю – она беременна была!

– Да понятное дело, я уж знаю: я с Казиком тоже все время спала, – отвечает жена Адама. – А вот с Хеленой, наоборот, у меня столько энергии было, что я чуть на работе не родила! И еще мне все время хотелось заниматься любовью!

– Да уж, это точно, – шепчет Адам.

– Тихо, – шепчем мы.

– Мальчики обычно расхолаживают, и становишься ленивой…

– Масло полезно, потому что без масла организм не усваивает ни калий, ни магний, я всегда сливочное масло покупаю у одного производителя и ем, прямо кусками… хотите телефон этого фермера?

– Я пила алоэ – и тоже что-то не похудела.

– А алоэ не для похудения, только для здоровья.

– А давайте за здоровье выпьем!

Хихиканье и звон бокалов.

– А моя коллега Вики еще позже.

Что позже ее коллега?! Мы что-то упустили?!

Мы смотрим друг на друга, и ни один из нас не понимает, о чем идет речь, а вот эти, внизу, понимают, потому что вопросов, о чем речь, никто не задает.

– Поняла, когда родила?

– Она думала… честно, даже не верится, а учитывая, что Вики все-таки институт закончила, изучала экономику и право…

– Право? Это та, у которой книжный магазин? – это моя Марта вступает. – Я знаю, у нее на Мокотове такая лавочка с чаем и печеньем, а на самом деле книжный магазин!

– Да! Потому что она предпочитает делать то, что любит. А когда ты у нее была? Потому что я ведь тоже там бываю. Ты знаешь, она мне достала первое издание…

– Вики тебе достанет все, что захочешь. Это просто счастье, что у нее такой муж замечательный и она может себе позволить эту лавочку. Он же все содержит.

– Так ведь у нее всегда полно посетителей!

– А ты представляешь себе, сколько стоит аренда в таком месте?

– Ну вот, она до шестого месяца думала, что у нее глисты. И ходила сдавала анализы каждые три недели, потому что у нее в животе что-то бурчало!

Они взрываются смехом.

А мы переглядываемся с неудовольствием.

Бабы все-таки дуры.

– А знаете что, девочки? – Сусанна берет бокал в руку. – Я хочу поднять этот бокал за нас, потому что мы…

– Необыкновенные!

– Да просто о-фи-генные!

Вот я неудачник.

Мы уходим с этого балкона молча.

А не надо подслушивать бабские разговоры!

Офигенные?

Офигенно ненормальные – это да.

Но офигенные?

Мы садимся обратно перед телевизором.

– Как ты думаешь, она и правда считала, что у нее глисты? – прерывает молчание Адам. – Я знаю Вики. И теперь каждый раз, когда ее увижу…

– Отстань, – я машу рукой, вздрагивая от одной мысли об этом. Я тоже там иногда бываю. И эта Вики классная. Была. Потому что отныне она у меня всегда будет ассоциироваться с глистами.

С ними нужно держать ухо востро – вот что надо помнить всегда.

Вот такими были наши вечера в Подкове.

Сомневаюсь, что еще когда-нибудь встречусь с ними. Я звонил после расставания с Мартой, но Сусанна не захотела со мной разговаривать, я только успел представиться и сразу услышал:

– Адам, Адам, это Иеремиаш тебя, – и в глубине кашель попугая.

Адам был довольно холоден, когда я сказал, что мы не приедем, так как больше не вместе, ответил, что не знает, звонила ли Марта, и что если быть откровенным, то он не хочет, чтобы я им звонил, потому что такого они от меня не ожидали.

В жизни никогда ни один мужик так не скажет, если его не накрутили и не запрограммировали.

Если им не манипулирует женщина.

Не знаю даже, зачем я об этом думаю. Было и прошло – что уж теперь.

* * *

Мимо меня проезжает «Скорая помощь» с мигалкой. Интересно, зачем они едут в сторону Прушкува, если до Варшавы ближе? Гигантская пробка моментально рассасывается, а мне нужно позвонить клиенту и отменить вызов на Мокотов, потому что уже четыре часа, он явно не будет в восторге.

В задницу Подкову и все остальные ближайшие пригороды.

Вместе с их обитателями.

Встреча с Маврикием

Прошла очередная неделя. Одиночество просто невыносимо – даже запястья болят.

И выводят из себя ежедневные звонки от матушки, которая вдруг начала проявлять обо мне какую-то прямо-таки нездоровую заботу.

А ведь у нас уже все так хорошо складывалось!

Но с того момента, как она узнала, что я один, – ее материнский инстинкт вдруг снова поднял голову. Она меня не оставляет в покое – она же должна меня защищать. Так пусть бы и защищала – и лучше всего от себя самой! Но это ей в голову не приходит.

Отношения с матерью у меня странные. Если я не приезжаю к ней – она предъявляет претензии, что не приезжаю. А когда где-то с год тому назад я начал приезжать к ней без предупреждения, просто так, по случаю, – категорически заявила, что я должен ее предупреждать, потому что она-де тоже может быть занята, ее может не быть дома и так далее. А когда я предложил ей дать мне запасной ключ, чтобы я мог ее подождать, если вдруг дома не застану, – ответила, что я этот ключ обязательно потеряю. И что культурные люди во времена мобильных телефонов предупреждают о своих визитах.

Визитах! К матери-то!

Век живи – век учись.

Я решил не копаться больше в прошлом.

Нужно резко, одним махом отрубить все, что было, – и начать нормально жить.

Тем более что позвонил Маврикий и сказал, что ему в голову пришла великолепная мысль: есть, мол, у него одна знакомая девушка на работе, одинокая, которая совершенно точно хочет с кем-то познакомиться, только с ней надо деликатно. И что он все устроит, потому что девица и правда что надо, а красивые одинокие девушки на дороге не валяются. У нее красивые глаза, и она робкая. Но только чтобы я правильно все понял и отнесся к ней соответственно, потому что она «не такая»… И чтобы я ждал вечером около телефона, а он позвонит мне и скажет, что, куда и как. Потому что надо же, братец, друг другу помогать. И как, мол, я на это смотрю.

А я на это смотрел положительно.

* * *

Я вернулся домой после шести.

Включил музыку – Серая Кошмарина тут же застучала шваброй в свой потолок, который по совместительству является моим полом, и я почувствовал себя дома. Поставил на огонь фляки, которые купил по дороге, и начал размышлять, как бы изменить свое одинокое существование и превратить его в жизнь нормального мужчины, которого разрывают на части женщины.

А вдруг эта Эвка Маврикия окажется выстрелом в яблочко? Я не хотел сейчас обязательств, но мне не хватало женщины. Клин клином. Я уже был сыт по горло своими воспоминаниями о Марте – она просто этого не стоила!

Так может быть, сегодня все сложится удачно?

И тут что-то заскреблось в дверь.

Я открыл.

За дверью стояла Аня, дочь соседей.

Хьюстон, у нас проблема.

Впустить или не впустить? Я не очень-то похож на наперсника одиннадцатилетних девочек-подростков. Я вообще мало похож на наперсника кого бы то ни было. Я сам себе не доверяю и самого себя слушать не люблю, что уж там говорить о малолетках.

– Можно войти? А то родителей нет дома.

Вот черт.

Впустишь ее – посадят за педофилию, а не впустишь – будешь просто свиньей.

– Входи, но только не надолго – я ухожу скоро.

– У тебя что-то стухло – воняет, – заявила девица, потому что у них это, видимо, в крови – по крайней мере она точно унаследовала это от папочки.

И вовсе фляки не стухли, а просто уже приятно благоухали по всему дому.

– Ты обедала? – спросил я, потому что не знал, о чем еще можно разговаривать с несовершеннолетними.

– Обедала в школе.

– Но ты голодная?

– А что у тебя?

Человек либо голоден, либо нет, правда ведь?

Но только не женщина.

Женщина хочет есть что-то особенное – а вовсе не то, что у тебя сейчас имеется в наличии. Если она хочет дыню – то она даже не прикоснется к твоим флякам, если она хочет салат из помидоров – то даже не предлагай ей капустный салат, это же ясно. Я это уже давно знаю.

– Фляки, – ответил я и добавил: – Только фляки.

– А это что?

– Это такие… – Я запнулся.

Ну как тут объяснишь, в самом-то деле?! Не скажешь же девочке-подростку, что это внутренности, засунутые в желудок и сдобренные специями… еще в обморок упадет.

Марта от одного только названия уже вздрагивала. И рульку она не ела, а я ничего лучше правильно приготовленной рульки не пробовал – «потому что у рульки есть шерсть»! Я вот курицу не люблю – потому что у нее перья. А Марта говорила: «Перья можно ощипать и опалить над огнем (как будто мне делать больше нечего, кроме как опалять перья птиц!), а вот что ты сделаешь с шерстью?!! Она омерзительна!»

А на самом деле шерсть можно спокойненько себе пальцами повытягивать, потому что у правильно приготовленной рульки щетина легко снимается, волосы выходят мягенько, да не столько их там, чтобы так уже прямо человеку было омерзительно.

– Фляки – это такое блюдо, с острыми приправами, такое, знаешь… мясное блюдо для мужчин, – закончил я легко, а Мелкая уставилась на меня с удивлением.

– Ты мизогинист? Мама так папу называет.

Я забыл, что означает это слово, но на всякий случай покивал головой, что при определенном желании можно было принять как за согласие, так и за отрицание. Надо будет посмотреть это слово в словаре. Человек ведь учится всю жизнь, так что нечего всяким сопливым девчонкам передо мной нос задирать.

– Ну, я могу попробовать, – заявила она, и мы направились на кухню.

Я достал две тарелки и положил фляков в обе. Она возила ложкой по тарелке, не решаясь поднести еду ко рту.

– Если ты не ешь, то я съем, – сказал я.

– Выглядит как… какие-то фляки, – выдохнула она с облегчением. – Я вообще-то пришла, потому что уроки уже сделала и мне скучно.

Вот же я неудачник, только этого мне не хватало – быть спасательным кругом для скучающего недоразвитого создания женского пола!

– А где Марта?

Я удивился. То есть эта Мелкая водила дружбу с моей девушкой?! А я и не знал ничего.

С бывшей девушкой.

– Ну, твоя девушка, – уточнило это чудное дитя.

Вот здорово, что она мне напомнила. А то я ведь не в курсе, кто такая Марта.

– Она… ушла.

– А что ты ей сделал?

Я чуть фляками не подавился.

Что я ей сделал?!! То есть в голову не приходит, что это ОНА могла мне что-то сделать! И ведь маленькая такая, от горшка два вершка, а уже задает идиотские вопросы!

– Ничего, – процедил я коротко.

– Вы поссорились?

– Можно и так сказать. – Я медленно жевал фляки, потому что не представлял, что дальше делать с этим дитятком.

– А где мой слоник? – вдруг заинтересовалась Аня.

Ну, теперь-то будет полегче.

Будильник надо поставить на видное место – ибо патриотизм и матушка.

Ринграфик тоже держать на виду, чтобы хранил, – ибо опять же матушка.

А слоник – слоника тоже на виду, ибо на счастье же Мелкая подарила.

– Он у меня в спальне, – ответил я, не уточняя, что валяется на дне ящика.

– Ага. Как-то у тебя стало тут странно. По-другому.

Я оглядел кухню. Кухня как кухня. Ничего не было по-другому – все так же, как и раньше. Хотя Мелкая была права – кое-чего не хватало. Я вдруг вспомнил, что на протяжении четырех лет на столе всегда стояли цветы. Всегда. Каждый день. Независимо от времени года. Какая-нибудь роза. Или три тюльпана. Или вифлеемская звезда. Сирень. Ландыши.

Марта постоянно покупала цветы, я редко, когда вдруг вспоминал, что она их любит. Вот звезду я купил, а она потом засохла и отправилась в помойку, как и те две из спальни.

– По-другому все теперь, после того как ты остался один, – настаивала моя гостья. – А что это у тебя так стучит?

Стучала Кошмарина, уже довольно долго.

– Это соседка, она не любит музыку.

– Мама бы велела сделать потише. Тебе везет, что ты не с мамой живешь.

Музыка и правда играла довольно громко, а ребенок-то оказался не такой глупый.

– Мне надо переодеться, уходить скоро, – сказал я, приглушив звук.

– Ладно, ухожу. Было классно с тобой поболтать, – сообщила Мелкая и ушла. А я вздохнул с облегчением.

Из душа меня вытащил звонок Маврикия.

– Я с ней договорился на половину восьмого, как будто мне что-то по работе надо выяснить, и она вроде даже обрадовалась, так ты давай как будто случайно в этот бар заруливай, ну тот, где мы были в последний раз, на углу, не помню, как называется. Я быстренько смоюсь под благовидным предлогом и оставлю вас наедине. Только чтобы это не выглядело так, будто мы договорились, ладно? Ты уж смотри, не выкини там какой-нибудь номер, ладно? – Вообще Маврикий не всегда заканчивал любое предложение словом «ладно?» – только когда был взволнован. – Сможешь?

Смогу.

Хотя женщины каким-то пятнадцатым чувством всегда знают, когда их обманывают. Она может думать что угодно – но, в конце концов, почему не попробовать?

Тоже мне, великое дело. Конечно, смогу.

Голубая рубашка не высохла, на зеленом свитере пятна от сока, на слаксах дырка от зубов Геракла. Поэтому я надеваю джинсы и белый свитер, который не выношу. Я в нем выгляжу как педик. Хотя и довольно красивый, надо признать.

Я беру машину – ведь возможно, я привезу на ней девушку. Навожу на скорую руку порядок в спальне, ставлю кастрюлю от фляков под раковину, тарелки мою, протираю стол. В ванной мусор снова размножился. Мою зеркало, потому что если все пойдет по плану – ванная будет первым помещением, которое она захочет посетить. Грязные вещи я прячу в сумку, а сумку прячу под столом в кухне.

И еду.

В воздухе уже чувствуется весна, хотя еще совсем только начало: снег сошел, но воздух холодный, градуса два всего, а пару дней назад вообще еще мороз стоял. Газоны выглядят отвратительно: засранные, серо-буро-коричневые… Да уж, в Евросоюз мы вошли во всеоружии.

Я вхожу в бар. Мне даже не надо оглядываться по сторонам – Маврикий с симпатичной блондинкой сидит прямо у входа. Он радостно и возбужденно машет мне.

– Иеремиаш!

Я подхожу, Маврикий встает:

– Сколько лет! – Он толкает меня в плечо, что я ненавижу, но притворяюсь, что мне это нравится.

– Маврикий! Вот так встреча!

– Ты с кем-то встречаешься здесь? – подмигивает Маврикий.

Идиот.

– Нет, совсем нет, – отвечаю я, хотя в плане этого не было. – Я зашел кофе выпить, а то холодно на улице.

Идиот. Я идиот.

– Познакомьтесь, детки. – Маврикий показывает на Эву: – Это моя коллега, Эва, садись с нами, Нор… Иеремиаш.

Эва двигается немного к окну, я сажусь к ним. Молчу.

– Ну, рассказывай, что у тебя новенького…

Я решаю прекратить изображать из себя молчаливое изваяние. Ну и что, что Маврикий прекрасно знает, что у меня новенького? Она-то не знает. Поэтому я начинаю говорить. Правду.

– Да ничего особенного. Как-то все никак не приду в себя.

– А что случилось? – у Эвы хорошая реакция, и, как все женщины, она полна сочувствия и сострадания.

– Да та-а-а-а-ак, – говорю я, не вдаваясь в подробности. Так лучше – больше интереса с ее стороны.

Появляется официант, я беру инициативу в свои руки.

– Что ж, я угощаю – ведь благодаря вам мне не придется пить кофе в одиночестве.

– Кофе? В такое время? – шепчет Эва, и я понимаю, что не сильно ей понравился.

Она симпатичная, ухоженные руки – я всегда обращаю внимание на руки у женщин, они многое могут рассказать. Длинные волосы. Мне нравятся длинные волосы. Блондинка, крашеная, натуральные гораздо темнее. Но цвет приятный.

– Будем что-нибудь есть? Пить? – это официант.

– Ну, не знаю, – я испытующе смотрю на Маврикия.

– Хороший коктейль еще никому никогда не мешал, – заявляет он. – Закажем что-нибудь?

Если мы закажем еду – нам по-любому придется посидеть здесь. Неглупо.

– Не знаю, – мнется Эва. – А как я буду возвращаться? Маврикий, ты же хотел поговорить о…

– Я на машине, могу вас потом отвезти, – перебиваю я и заказываю три салата с курицей, хотя вовсе не голоден, чай, черный «Эрл Грей», для себя, Маврикий пьет пиво, Эва дает себя уговорить на коктейль.

Некоторое время мы общаемся втроем, на столе появляются салаты, Эва складывает оливки на край тарелки, а Марта любила оливки, обожала просто, но Эва, к счастью, – не Марта.

Маврикий сжирает свой салат, залпом выпивает пиво и подносит телефон к уху.

– Звонок выключен, – зачем-то объясняет он и отходит на пару шагов в сторону.

Эва смотрит на него напряженно. А он говорит быстро и громко:

– Нет, я сейчас не могу, мама, я занят. Что, на самом деле так нужно? Ну хорошо, я приеду через пятнадцать минут.

Он посылает Эве извиняющуюся улыбку:

– Норрис, составь ей, пожалуйста, компанию до моего прихода, а мне надо съездить к матери, она плохо себя чувствует.

– Но ты же выпил! – Эва демонстрирует впечатляющую трезвость мысли, несмотря на коктейль.

– А я без машины. Возьму такси и вернусь через час. Вы меня подождите, пожалуйста, ладно? – он уже не садится обратно, и мы видим его удаляющуюся спину.

Через минуту он возвращается, чтобы забрать у Эвы номерок, снова возвращается, уже в куртке, чтобы отдать ей номерок обратно, бросает мне понимающий взгляд, но все-таки ведет он себя слегка неадекватно. У меня развязаны руки, а вот девушка выглядит разочарованной.

– А почему он называет тебя Норрисом? – спрашивает она.

Норрисом я стал еще на первом курсе, сейчас меня редко кто так называет. Просто фамилия моя Чакевич. У нас у каждого была какая-нибудь кличка, вот Маврикий и заявил тогда: Чакевич – значит, Чак, а Чак – значит, Норрис, хотя я вообще не похож!

Я в очередной раз пытаюсь объясниться по поводу этого Норриса, как будто мне мало Иеремиаша.

– Иеремиаш – красивое имя, – говорит Эва коротко и так, будто ко мне это не имеет никакого отношения.

* * *

Следующие двадцать минут мы проводим за взаимными исследованиями. Ну, то есть она меня изучает, я же знаю все эти вопросы с подковыркой, которые призваны выявить мои слабости и определить, на что я гожусь, в общих чертах. А на что не гожусь.

А откуда ты знаешь Маврикия?

А как долго вы знакомы?

А хорошо ли знакомы?

А каким он был во время учебы?

А какое он кино снимал?

А какой он сейчас?

Понятно, что мы беседуем о Маврикии. Но я не дам себя провести, о нет. Все эти вопросы должны заставить меня расслабиться, сказать лишнее, показать свое настоящее лицо. А я сдерживаюсь.

А она все время достает телефон и смотрит на время.

Я же потрясающе вежлив и предупредителен.

Я так счастлив, что встретил кого-то из знакомых. Мне так одиноко. А почему? Ну, потому что я в печали – меня бросили. Но я не хочу об этом говорить – это слишком болезненная тема. Теперь она начнет выпытывать подробности, я же знаю женщин, а я могу торжествовать победу.

Она смотрит на меня с сочувствием.

Если она догадается, что я не прочь поразвлечься, у меня будут проблемы.

– Наверно, это очень тяжело для тебя, – говорит она. И все! – У меня больше нет времени его ждать.

– Давай я ему позвоню, – предлагаю я, чтобы продемонстрировать, какой я заботливый.

– Нет, не звони, – просит она, и я вижу вдруг, что ей грустно.

Повисает неловкое молчание.

– Выпьешь еще что-нибудь?

– Уже поздно, – говорит она, но я вижу, что выпьет.

– Да ты не волнуйся, я тебя довезу до дома. Друзья наших друзей – это наши друзья! – уверяю я, хотя и не слишком верю в эту азиатскую чушь. – Он наверняка сейчас приедет, – вру я.

Эва выпивает практически одним глотком второй коктейль и заказывает третий. А потом вдруг наклоняется ко мне и глубоко вздыхает. Кладет руку на мою ладонь. И я понимаю, что она хочет сказать что-то важное. Ну, например, что она тоже чувствует себя очень одинокой.

Я не ошибся.

– Я тебя очень понимаю, – говорит она. – И очень рада, что ты сидишь тут со мной, хотя и уверена, что он это сделал нарочно.

– Что? – от удивления я чуть чаем не подавился.

Я так и знал!

– Ну понимаешь, он тебя использовал, чтобы сбежать. А я-то так радовалась, что он меня пригласил… Но это ничего не значило. А звонок матери – не верю я в него! – голос у нее прерывается. – Потому что он мне нравится. И теперь я как никогда понимаю, что ничего у нас не будет.

Вот хрень.

Только этого мне не хватало.

Не-на-ви-жу отношения!

– Ты делаешь неправильные выводы, – возражаю я. – Ты не знаешь мужчин. А Маврикий ведь мой друг, он бы так никогда не поступил. Говорю тебе – он вернется. Ты с ним работаешь вместе, да? Он о тебе рассказывал.

Она смотрит на меня, и в глазах у нее стоят слезы. И на хрена мне это надо?!!

– Я пойду… прическу поправлю, – говорю я и направляюсь в мужской туалет. Чтобы позвонить Маврикию, разумеется.

– Приезжай немедленно! – ору я в трубку. – Она в тебя влюблена как кошка! И теперь вот сидит и плачет, что ты с ней так поступил.

– Я?! – такого удивленного голоса у Маврикия я никогда еще не слышал. – Я ей нравлюсь?!! Да не болтай! А как же вы?

– Никак! Бери быстро такси и дуй сюда! Может, еще успеешь. А девчонка, кстати, классная – я бы ни за что такую не упустил.

– Но… я думал, что она меня не захочет, – Маврикий слегка ошарашен. – И что мне теперь делать-то?!!

– У тебя двадцать минут, а потом все, ничего не получится.

– Старик, я еду! Только задержи ее… Любым способом! – кричит Маврикий, и я иду ее задерживать.