Текст книги "Оковы Древнего Н-Зота (СИ)"

Автор книги: Кассандра Дженкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

Почему этим проклятым мирмидонам так повезло, подумал Нелтарион.

Крепкий лед затянул проем от края до края. За ней виднелись размытые тени уцелевших мирмидонов, они явно метались в поисках иного способа добраться до волшебницы. Может быть, они найдут его, но Нелтарион надеялся, что к тому времени они с Джайной будут далеко. И им будет не до мирмидонов. Возможно.

Напоследок Джайна щелкнула пальцами и над ее головой, в воздухе, повисла источавшая голубоватое сияние искорка. Нелтарион различил ее глубокое, тяжелое дыхание.

Сколько шагов отделяло их? Меньше десяти.

Она не сделала их. Он тоже остался на месте.

– Аспект Земли, – ее голосом можно было резать лед.

Стоило ожидать чего-то подобного после его благодарностей.

– Снова мирмидоны, леди Праудмур?

Он может немного подыграть ей. Главное – вовремя остановиться.

– На этом острове нет ни птиц, ни животных. Никого, кроме проклятых мирмидонов.

Он выдержал паузу, ощутил, как сгустилась тишина, и спросил:

– Необитаемый остров? Неужели?

Ее дыхание сбилось. Он заметил. И кажется, понял, зачем она оглянулась на стену и какое-то время глядела на нее.

Взгляд. Его взгляд вряд ли скрывал все то, что он чувствовал, глядя на нее. Это было жестоко с его стороны, так глядеть на нее сейчас, когда он сам же принял решение отстраниться. Ему нужно рассказать ей, как можно скорее, чтобы она смогла сделать выбор осознанно, чтобы она понимала, что не нужно больше рисковать. В этом вся она. Меньше всего она думала о себе и своей безопасности. Вот почему важно рассказать ей правду, иначе она поддастся чувствам и отдаст свою жизнь ради него. Как и в первый раз.

– Я бы и сама справилась, – произнесла Джайна. – Тариону не стоило звать тебя на помощь.

Она не глядела на него. Только на сотворенную изо льда стену и вмерзших в нее мирмидонов.

– Однажды эта стена рухнет, – задумчиво продолжила она. – К тому же, у них могут быть другие выходы из подземелий. Нужно будет проверить все прибрежные скалы.

– Ты не должна заниматься этим одна.

– Моих сил хватит.

– Уверен, что так. Но я здесь не из-за Тариона.

Она кивнула и аккуратно шагнула прочь от стены.

– Пойдем на воздух, – сказала она. – Проклятье, почему же они так воняют, эти пещеры с мирмидонами.

Голубая искорка освещала им обратный путь какое-то время, но вскоре потухла и исчезла. Небо над островом стало розоватым, а в лесу сгустились сумерки.

Джайна вышла из пещеры и несколько раз глубоко вздохнула. Потом пошла вперед по едва различимой тропинке среди деревьев и даже не оглянулась, проверяя, идет ли он следом. Ширина тропинки не позволяли идти рядом. Он пошел позади нее, ощущая, как внутри разгорается жар. В полутемной пещере было проще.

– Итак? – спросила она.

Он хотел бы видеть ее лицо, чтобы ни одна, даже самая неуловимая эмоция, не ускользнула от него. Но нет. Вокруг простирался странный притихший лес, но эта тишина больше не волновала его.

Он едва сосредоточился на мыслях.

– Итак, – повторил он. – Калесгос считает, что ты стала еще могущественнее после Грим-Батола. Теперь ты можешь обратиться к энергии магии, чтобы жить вечно. Ну, или хотя бы очень-очень долго.

Джайна не обернулась. Не замедлила шага. Не остановилась. Она шла вперед так же, как минуту назад, убирая с дороги нависающие ветви кустарников и перешагивая через ямы.

А что если ее привлекала опасность? Но время уровняло их, и теперь, по иронии судьбы, ее больше не влечет к нему?

Но она вдруг спросила:

– А кто такой Калесгос?

Нелтарион споткнулся от неожиданности.

– Аспект Магии, – ответил он и почувствовал, что улыбается.

Джайна шла вперед. Сумерки сгущались. Казалось, если он упустит ее из виду, то в своей темной обтягивающей одежде она растворится в этом полумраке и исчезнет навсегда.

– Его второй облик и вправду гоблин?

Прямо-таки вечер неожиданных вопросов.

– Он полукровка – что-то от человека, что-то от высшего эльфа.

Джайна кивнула. И все. Она шла вперед, словно, позабыв, что он вообще рядом.

Возможно, это и есть ее ответ, думал Нелтарион, и бушующий пожар в его душе отступал под натиском стылого холода. Еще немного, и он превратится в такой же кусок льда, как те мирмидоны, которым посчастливилось больше, чем ему. Выжившие еще увидят Джайну на своем острове и не раз. Тогда как он, вероятно, ее больше не увидит.

– Знаешь, Тарион видел одно из развитий прошлого, – сказала Джайна. Ее голос звучал тихо. – В нем Терамор был полностью разрушен, а меня обнимал синий дракон.

Интересное развитие прошлого. Значит, синие драконы обойдутся без помощи Джайны при возведении Нексуса.

– Тарион видит прошлое?

– Время тоже стихия, – вздохнула Джайна. – Тарион обладает невероятным даром.

Это так. И если сейчас она предложит вернуться в Терамор, то ему здесь явно делать больше нечего. Но она ничего не сказала.

Они прошли мимо покосившихся бараков и выцветшего флага. До берега оставалось совсем немного. Песчаный берег на необитаемом острове, сумерки и шум прибоя, а еще разговоры о прошлом. Как он мог не заметить этого? Не понять ее?

Титаны Всемогущи!

Он ускорил шаг и быстро нагнал Джайну. И не ошибся. В ее глаза блестели слезы. Он рывком обнял ее, прижал к себе, пожалуй, чересчур сильно, но уже не думая о том, что может навредить ей, как тогда. В самом начале. Она не сопротивлялась. Она даже не обняла его в ответ, только зажмурилась и всхлипнула:

– Это… правда ты?

Она подняла темные блестящие глаза. Из приоткрытых губ вырывалось прерывистое дыхание. Она впервые обняла его, нерешительно, испугано, словно он в любой момент исчезнет, превратится в кого-то другого или забудет о ней. Ведь так бывало.

Теперь он понимал ее чувства. Он появился из ниоткуда и совершенно неожиданно в подземной пещере, провонявшей насквозь тухлой рыбой, которой питались мирмидоны. Он появился словно для того, чтобы спасти ее. Опять. Словно был всего лишь одно из ответвлений прошлого, развивающееся иначе. Как тот синий дракон в видении Тариона о Тераморе.

Вот почему слова Калесгоса не произвели на нее должного впечатления. Она не поверила им, возможно, даже решила, что настоящий облик синего дракона обязательно гоблин, тогда как Нелтарион утверждал совсем иное. Похоже, она видела Аспекта Магии в облике гоблина, когда успела помочь ему с чем-то, за что Калесгос и был ей благодарен.

Но это не прошлое. Не видение и не ошибка.

Чтобы она поверила, он медленно провел ладонью по ее спине, ощущая под пальцами ряд мелких, словно горошины, пуговиц. Кто же застегнул их все на вашей спине, леди Праудмур, пронеслось у него в мыслях, ведь невозможно провернуть подобное в одиночестве. Он представил, что кто-то уже делал это до него, когда застегивал на ней эти одежду. Утром. После… О Титаны, что она делает с ним.

У нее перехватило дыхание, когда он коснулся ее. Он прошептал:

– Я настоящий. Ты тоже. И не забывай дышать…

Намиг она испугалась, конечно. Она еще часто будет проводить параллели с прошлым, искать подвох, сомневаться. Совпадения будут озадачивать ее. Но кажется, он сможет убедить ее здесь и сейчас в том, что они живы. Их сердца бьются. И теперь они могут быть вместе. Отныне и сколько им отведено магией или Титанами.

Все, о чем они не смели надеяться, теперь – они могут себе позволить. И даже больше. Если этому миру угодно, чтобы мирмидоны преследовали их по пятам, что ж, так тому и быть. Пусть лучше они, чем Древние Боги, верно?

Она тихо рассмеялась, и он ощутил, как она стала немного выше ростом. Покачнулась и ухватилась за его предплечья для равновесия, потому что встала на цыпочки. Она должна была поцеловать его первой, он понимал, она все еще хотела обвести прошлое вокруг пальца. Не дать ему повториться так или иначе.

Но кое-что он все-таки намерен повторить. И не раз.

Он ответил на ее поцелуй. Он подхватил ее на руки и прижал к себе, она ахнула и рассмеялась. Он так давно не слышал ее смеха. Прошедшие события не очень располагали к веселью, это уж точно. Как и то, что они теперь позади. Их сын жив и он в Тераморе. Возможно, он успел нарушить несколько запретов к этому времени, но что возьмешь с подростка?

Он крепко прижимал ее к себе и чувствовал, как гулко, тяжело билось ее сердце. А может, его собственное.

Ее лицо было так близко. Она всматривалась в его шрамы, заживающие и не очень, потом провела пальцем по шраму на его лбу, который рассекал бровь, веко и щеку. Он вряд ли заживет так, чтобы не осталось никаких следов. Теперь ни одна из его ран не будет заживать так же быстро и бесследно, как в прошлом. Это было еще одно доказательство того, что он изменился.

А еще, неожиданно понял Нелтарион, то, с каким внимательным видом она изучала его шрамы, говорило о том, что она помнила, как выглядели эти раны в их первую встречу в Сумеречном Нагорье, среди огня, дыма и хаоса. До сих пор помнила.

– Это… ты, – прошептала она и их взгляд встретился.

Она поверила в реальность происходящего.

Но в тот же миг скользнула с его рук на землю, словно уклоняясь от его губ, и потянула его за руку в пепелищу в центре заброшенного лагеря. Конечно, он пошел следом и тогда заметил, насколько сильно потемнело к этому часу небо и какими густыми стали тени.

Джайна взмахнула свободной рукой, и над их головами вспыхнул купол. Защитный купол, который обычно охранял магов, опустился на поляну, а всеми забытые угли вспыхнули.

Раньше он не видел, как она творила магию. Может быть, поэтому его завораживали ее шепот и движения рук, а может быть, потому что он знал, к чему вели эти приготовления. Волшебный костер осветил ее целиком, локоны заиграли золотом, и Нелтарион, наконец, увидел поистине бесконечный ряд пуговиц вдоль всей ее спины. К тому же, она, словно бы специально, стояла к нему спиной и лицом к разожженному костру, словно хотела показать себя и эту, последнюю преграду на его пути.

Он коснулся пуговиц и они словно уменьшились в размерах. Он почувствовал, что Джайна беззвучно улыбается.

Вызов принят, подумал Нелтарион.

Рядом с ней он уже трижды испытывал подобные чувства, когда казалось, что само время замерло – в Зин-Азшари, на объятой пламенем земле Сумеречного Нагорья и вот снова здесь, когда взялся за то, чтобы избавить ее от этой одежды. Секунды тянулись, одна, две, а пуговицы не поддавались.

Только от треска рвущейся ткани он словно бы очнулся, а Джайна, не в силах сдерживаться, рассмеялась и вдруг по щелчку ее пальцев ткань под его руками исчезла, растворилась в воздухе.

– Зачарованная одежда, – едва прошептала она, словно разговор отнимал у нее слишком много сил.

– Хвала магии, – отозвался Нелтарион, и понял, что время разговоров вышло.

Из одежды на ней остались только сапоги.

Это правда. Больше это не игры времени. Это настоящее, которое измеряется понятиями «здесь» и «сейчас».

Он притянул ее к себе, ощутив ее неровное дыхание. Замер на миг, глядя на нее и на то, как блестят в темноте ее глаза.

Неужели теперь так будет всегда? Стоит только захотеть?

– Всегда… – прошептала Джайна, потому что он произнес это вслух.

Глава 24. Вернуться домой.

Пока ты не переступил порог своего дома, твое путешествие не может считаться оконченным, сказал однажды Уизли Шпринцевиллер. Очень часто Парук старался не вникать, что бормочет этот гном, но эта фраза почему-то очень хорошо запомнилась, и всплыла сейчас в памяти Парука.

Когда он вновь угодил в темницу.

Многое отличалось теперь – например, не было ни наручников, ни кандалов, ничто не стесняло его передвижения. Кроме стен и запертой двери, разве что. Была свеча, стул и стол. И два раза в день Отрекшиеся доставляли ему довольно-таки приличную пищу. Парук много думал и пришел к выводу, что в чем-то ему даже повезло, когда Уизли угодил в его сети на берегу Гилнеаса и стал его вечным сокамерником. Глядя на оплывающую свечу, он улыбался суеверным страхам гнома – Уизли, например, регулярно морил себя голодом и отдавал ему весь паек. В самом начале даже не спал по несколько суток только для того, чтобы убедиться, что орк не сожрет его живьем.

Это было смешно сейчас. Тогда – ни один из них не смеялся.

Может быть, Уизли уже в Штормграде и он тоже вспоминает об этих тягомотных днях. А может, еще в Гилнеасе. Глупо, наверное, надеяться, что однажды гном решит с ним связаться или пытаться сделать это самому. Дружба одного гнома и одного орка не изменит общей ситуации в Азероте. Если войны прекратятся, хоть на какое-то время, возможно, когда-нибудь… Азерот забудет о войне и ненависти. Но вряд ли. Парук был реалистом.

Пока ты не перешагнул порог дома… К чему тогда это было сказано? Парук не помнил. Только фразу. Он мог бы к этому времени уже перешагнуть порог таверны в Оргриммаре и увидеть Гришку и узнать, стоит ли ему до сих пор надеяться или она давно замужем. Или, да хранят ее предки, она погибла, а таверна сгорела от пушечного выстрела. Альянс часто обстреливал Оргриммар, говорил ему Гаррош.

Может быть, теперь и порога-то не осталось, который Парук мечтал бы перешагнуть и ощутить себя, наконец, дома. Долгие годы его домом был оргриммарский приют для сирот. Но уж куда он точно не хотел возвращаться, так это туда. Скорее вечные тюрьмы станут ему домом.

В этот раз Парук угодил в тюрьму Парук добровольно.

Ну, почти… Когда появился синий дракон и предложил занять его место, то выбора ему не оставили, верно? Парук не спорил, да и как можно спорить с Вождем? В глубине души он понимал – так и только так будет правильно, ведь и Сильвана, и Гаррош все еще сомневались.

Его слово должно стать решающим.

Когда он только прибыл в Подгород, через портал синего дракона, то вместе с почетным караулом его сразу провели к Сильване. Королева Подгорода взяла обрывок бумаги, на котором Гаррош в спешке нацарапал ей послание. Вряд ли Сильвана получала подобные огрызки от кого бы то ни было еще.

– Ты знаешь, что здесь написано? – спросила его Темная Госпожа.

Парук покачал головой. Хотя это не стоило ни малейших трудов, даже печати не было, Парук так ни разу и не прочел тех несколько слов от Вождя.

– Оставьте нас, – велела Сильвана и, когда гвардейцы вышли, усадила его в пыльном кабинете и рассказала: о том, каким был их изначальный с Гаррошем план, и как они должны поступить теперь.

Она уже должна была быть на дирижабле, на половине пути в Сумеречное Нагорье, Парук чудом успел застать ее в Подгороде. Ее конь оседлан и сейчас она едет в Серебряный Бор. Дирижабли уже там, и алхимики к этому часу должны закончить погрузку чумных котлов на его борт. Но она не удивится, если они все еще возятся со всеми своими предосторожностями и берегут клапаны или другие хитроумные приспособления алхимической лаборатории, совсем как в прошлый раз.

– А что было в прошлый раз? – зачем-то спросил Парук.

– Я уничтожила Южнобережье, – честно ответила Сильвана.

Она не обязана была отвечать ему, какому-то пришлому орку, но в тот момент Сильвана уже знала, что после этого разговора он будет коротать свое время в тюрьме, так Парук решил после. Немного откровенности не могло ей помешать. В случае если Парук ошибся, если обвинил невиновного, он просто никогда не покинет темницы и сгниет там заживо.

Вот почему Сильвана была предельно честна с ним. Он понял это потом во тьме, глядя на подрагивающий огонек свечи. Но все, что ему оставалось, это ждать.

– Я изменилась, Парук, – сказала Сильвана. – и я поняла, что уничтожение Гилнеаса, не тот случай, когда любые средства хороши. Но я все еще остаюсь королевой и моему королевству нужна новая и надежная граница между землями Отрекшихся и Гилнеасом. Раз уж Стены Седогрива больше нет, мне нужна гарантия. Я буду соблюдать мир, а как долго волчата смогут не показывать зубов?

Крепость Темного Клыка располагалась как раз на границе двух королевств, вдруг вспомнил Парук. Как удобно.

– А Годфри? – тогда спросил он. Терять ему было уже нечего.

– Волнуешься за этого трижды отступника? – улыбнулась Сильвана. – Не стоит, мир рухнет и только Годфри, кажется, выживет. Теперь мне пора. И тебе тоже.

Его привели в эту камеру, куда нежить приносила ему еду и меняла огарки свечей на новые, пока однажды его не разбудил скрежет ключа в замке. Парук поначалу вскочил на кровати, но затем замер. Перед тем, как лечь спать, Парук задул свечу и теперь полагался только на слух.

Дверь распахнулась. Кого-то втолкнули внутрь. Дверь сразу же захлопнулась и в замке повернулся ключ.

А этот кто-то замолотил кулаками по двери и взвыл:

– Сильвана-а-а, открой! Выслушай меня!

Парук не узнал голоса, возможно, потому что страх и отчаяние исказили его до неузнаваемости. А может потому, что Парук и не слышал его никогда.

Узник бил дверь руками и ногами, и не собирался останавливаться. Он мог быть магом, и Парук должен быть готов к риску. Парук поднялся с кровати на ноги, они дрожали в коленях. Он не старался оставаться незамеченным или бесшумным.

Узник сразу стих, ощутив чье-то еще присутствие в камере.

– Кто здесь? – прошептал он в темноту.

Парук не ответил. В два шага он настиг стола, нашел по памяти огниво и зажег свечу. И потом повернулся.

Верховный магистр Роммат вжался в дверь. Лицо исказила маска ужаса.

Парук ощутил такую небывалую легкость, что будь у него за спиной крылья, он бы взлетел. В глубине души его, конечно, терзали сомнения, был ли Роммат в тот день у Стены Седогрива или это игра его воображения. Сильное сотрясение мозга обычно не проходит без последствий, сказал ему скептически настроенный Уизли.

Парук не ошибся, а его разум не подтасовал факты. Именно этого эльфа крови он увидел возле гоблинов и ящиков с динамитом, когда лесная тропинка вывела его к Стене Седогрива. В тот день его история началась и сейчас она заканчивается. Он еще не преодолел порог дома, но он стал ближе к нему.

– Нет, – выдохнул Роммат, качая головой. – Ты мертв! ТЫ ДОЛЖЕН БЫТЬ МЕРТВ!!

Парук снова ничего не ответил. Да этого и не требовалось, как только последний выкрик Роммата стих, в гнетущей тишине снова скрежетнул ключ в замочной скважине. Роммат отшатнулся от открывающейся двери и от Парука к противоположной стене.

Первым в камеру вошел абом – сшитое из кусков чужой плоти чудовище, для надежности обмотанное цепью.

Следом, вместе с двумя Отрекшимися, появилась Сильвана.

– Уходи, орк, – приказала она.

Парук в последний раз оглянулся на эльфа. Он так и не сказал ему ни слова. Хотя столько времени он, конечно, готовил ее – свою обвинительную, праведную речь, после которой, наконец, восторжествует справедливость.

Похоже, она уже торжествовала, но Парук почему-то не ощущал радости. Только легкость и опустошенность.

Когда Парук вышел, дверь за ним захлопнулась. По ту сторону стражи не было, никто не увел его прочь, поэтому он простоял какое-то время рядом с дверью. Просто потому, что не знал, куда ему деваться дальше.

Он жаждал этого мига столько времени, в своих кошмарах он душил этого эльфа крови голыми руками, но теперь, когда тот остался за дверью, в шаге от гибели, Парук понял, что не смог бы вынести окончательный приговор.

Дверь не приглушила голоса. Парук стоял, обливаясь потом в холодном подземелье, и слушал, как она вершила справедливость вместо него. Или это не было справедливостью? Он уже не знал.

– Сильвана…

– Не произноси моего имени, Роммат.

– Сильвана!…

– Правую кисть.

– НЕТ!

Парук вздрогнул. Послышался глухой удар и треск.

– Скажи мне правду, Роммат.

Он вряд ли мог говорить сейчас. Но и другого шанса больше не было. И Парук услышал его срывающийся, заикающийся голос:

– Я не знал… Это Зов Древнего… Пойми…

– Я понимаю. Конечно, понимаю. Это всегда кто-то иной – Древние Боги, демоны, старые колдуны или чернокнижники. Всегда виноват кто-то еще, – Сильвана помолчала и сказала тем же ровным безликим голосом: – Левую кисть.

Роммат заорал. Снова вжик и треск сухого дерева. Это топор врезает в деревянный стол, понял Парук, только он мог служить им колодой.

– Последний шанс, Роммат. Скажи мне правду.

Ей пришлось подождать какое-то время. Возможно, один из Отрекшихся рядом с ней был лекарем и его чары не давали сойти с ума от боли Верховному магистру Луносвета. Иначе он не заговорил бы, Парук не представлял, как можно говорить после того, как тебе отрубили обе руки.

Его голос был хриплым и сухим, как пески Дуротара, словно он уже умер:

– Они были живы. Люди Южнобережья спали, когда… ты появилась… Я усыпил их, я не смог…

– Ты не смог убить их. Ты ведь не убийца, Роммат.

– Сильвана… Останови это, умоляю…

– Язык, – сказала Темная Госпожа.

Роммат заорал, захлебывающимся, перерастающим в вой криком. Захрапел абом, потому что пленник явно вырывался и чудовищу, вероятно, пришлось применить свою могучую силу, чтобы обездвижить его.

Парук побежал вперед, сломя голову, хотя и понимал, что в его бегстве не было никакого смысла. После того, что Сильвана сотворила с бывшим другом, неужели он смеет надеяться на пощаду?

Легкие горели, сердце готово было выскочить из груди. В спину неслись стоны и протяжный вой, и шаги. Медленные. Коридор вывел его в пыльный кабинет. Это все иллюзия, лихорадочно соображал он, видимость нормальной жизни, а за этими стенами сплошь пыточные… Изменилась она. Как же.

Он с напряжением вслушивался в доносившиеся из коридора шаги. Он схватил пресс-папье со стола и спрятал за спину.

Сильвана появилась в кабинете и вздрогнула при виде орка. Успела забыть про него. Сейчас она отдаст последний приказ, думал Парук, сейчас снова появится этот абом с топором, и все свидетели замолчат навеки. Статуэтка выскальзывала из его ослабевших пальцев.

– Спасибо, орк. Ты не ошибся, – сказала Сильвана.

Она прошла к столу, взяла еще один клочок бумаги и протянула Паруку. Тому пришлось поставить пресс-папье на место, прежде чем он взял протянутую записку. Сильвана криво усмехнулась. Она была бледнее прежнего, заметил Парук.

Ему не сразу удалось различить буквы, его трясло, как в лихорадке.

«В таверне Колючего Холма через два дня».

– Думаю, с тебя достаточно гостеприимства Отрекшихся, не так ли? – спросила Сильвана.

Парук кивнул.

– Поднимись наверх. Там… – она зажмурилась на миг, потом, словно бы взяла себя в руки, и продолжила: – Тебя проведут до вышки дирижаблей. На рассвете будешь уже в Дуротаре.

– Я свободен?

– Ты против?

– Спасибо… ваше величество.

– Прощай, Парук Оргриммарский.

Парук на миг обернулся на пороге.

– Он… жив? – вырвалось у него.

– Смерть была бы слишком простым решением, – глухо ответила Сильвана, не глядя в его сторону.

Парук ушел. Молчаливый Отрекшийся встретил его возле банка Подгорода и провел к лифтам, оттуда мимо руин Лордаеронского замка, по внутреннему двору, окутанного тьмой. Они прошли мимо зачарованной Сферы для Телепортаций, сотворенной самим Магистром Луносвета для перемещений между двумя столицами Орды. Больше нигде в целом мире не было таких волшебных шаров.

И не будет.

Вместе с Отрекшимся он шел по темному Тирисфальскому бору к башне дирижаблей. Однажды он уже преодолел этот путь и тогда ему пришлось повернуть прочь от самой идеи бегства в Оргриммар вместе с другими солдатами. Эти солдаты не достигли столицы, не присоединились к войне против Альянса. Они встретили свою смерть над Великим Морем, когда пилот и все, кто был на борту дирижабля, пережили худшие кошмары наяву.

Парук думал о том, что с его везучестью и этот дирижабль опоздает, взорвется в воздухе или рухнет в море. Но дирижабль появился вовремя, как всегда с командой приветливых гоблинов с трудно выговариваемыми именами на борту. Парук занял свое место и напряжено ждал, когда же корабль поднимется в воздух. Ему казалось, что сейчас Сильвана объявит за ним погоню, что…

Но, когда подошло время, дирижабль поднялся в небо. Парук гнал сон прочь. Он знал, какие кошмары будут преследовать его во сне, но он все равно заснул, и, конечно, перепугал других пассажиров своими криками.

Левая кисть.

Не-е-е-е-ет!

Он схватился за собственные руки, уверенный, что уже не найдет их. Но он был цел и невредим, а на горизонте вздымались красные горы Дуротарской пустыни. Когда показались стены города, сердце Парука пропустило несколько ударов.

Но дирижабль повернул вправо от столицы орков и другие пассажиры объяснили Паруку, что такой маршрут был установлен во время осадного положения. Сейчас они приземляются в Колючем Холме. Скоро обещали, что рейсы в столицу возобновятся, ведь война окончена.

Парук глядел, как от него удаляются черные стены, окруженные катапультами и осадными лестницами. Видел под собой шатры со штандартами Альянса. Скоро и они исчезнут. Однажды жизнь вернется в прежнее русло. Не для Роммата, но для всех остальных, кого он знал.

Однажды и его путешествие будет окончено.

В Колючем Холме Парук сразу направился в таверну, где на его имя, как оказалось, была снята комната. Он поднялся наверх, но его замутило при взгляде на один только деревянный стол в узкой комнатушке, поэтому он тут же спустился вниз, где витали ароматы жаркого из долгонога. Парук, конечно, заказал порцию жаркого и кружку пива, но не думал, что сможет проглотить хоть что-нибудь.

– За Верховного магистра Роммата! – вдруг отсалютовали орки за соседним столом, и Парук подавился пивом.

– За героя Орды! – подхватила таверна, и все встали.

Паруку тоже пришлось. Когда все выпили, Парук так и не вернулся за стол, он преодолел зал и подсел к тому орку, что первым предложил выпить за Роммата.

И спросил, почему они назвали Роммата героем Орды?

– Ты где был-то все это время? – удивился орк.

– В Подгороде, – честно ответил Парук.

– Тогда понятно, – смягчился орк, – до этого могильника новости только через месяц и доходят. Ну, так слушай…

И Парук слушал о гибели Роммата и о его героизме, проявленном во время войны против Грим-Батола, и к своему удивлению, ел и пил, подливая пиво орку, а тот все говорил и говорил, и говорил о том, как мужественно Роммат поступил, когда предложил себя в заложники королю Альянса, а потом повел орков на Грим-Батол по приказу Вождя. В Нагорье Роммат сражался за троих, хотя это и не было лучшим временем для магов, он отдал свою жизнь за Вождя, и сам Гаррош видел, как этого смелого эльфа крови разорвало на кусочки. Звание «Героя Орды» было пожаловано Роммату посмертно, как и многим другим, кто погиб во время битвы за Гранатовый Редут.

Что все это время по тайному приказу Вождя, Отрекшиеся не переставали работать над чумой. Если бы не чума, которая уничтожила Грим-Батол и всех тварей в его подземельях, армии Орды и Альянса размазало бы по всему Сумеречному Нагорью к этому времени. А потом твари принялись бы за остальной Азерот.

Известно ли Паруку, продолжал орк, что Орда и Альянс подписали мирный приговор, потому что им удалось выяснить, что это Культ похитил принца и он был вовсе не в Оргриммаре, из-за чего и разразилась война. И что король и Вождь все равно прознали об этом, а потому в последние месяцы войны ничего не предпринимали, готовясь нанести удар по крепости, отвлекая Культ окопной войной в Степях.

Что принц Андуин, возможно, в память о своем наставнике архиепископе Бенедикте возглавит Церковь Святого Света. Хотя вряд ли отец позволит ему отказаться от престола. Что Вариан Ринн принял в Альянс оборотней, представляете, насколько плохи дела Альянса? И еще, пока нежить транспортировала чуму, несколько котлов, конечно, уронили в Серебряном Бору, но такое иногда случается, правда?

А что Парук скажет о том, что Смертокрыл все это время был влюблен в правительницу Терамора и черного дракона уже видели над городом? Не исключено, что дракон все это время удержал леди Праудмур в плену, но она смогла растопить его сердце и они вместе сбежали оттуда.

Парук не покидал таверны и все слушал, и слушал, и слушал. Ему была известна правда о Роммате и его «героизме», и если это настолько не совпадало с остальным, то чему он вообще мог верить из сказанного? Он не знал. Разговорчивого орка слушал не он один, а тот все не умолкал, казалось, ему были известны все-все новости и события Гранатового Редута.

Посетители приходили и уходили, а орк все говорил. И только вечером он вдруг поднялся и сказал, что теперь ему пора дальше, возможно, в Мулгор к тауренам, скоро и Великие Врата, за которыми они скрылись из-за войны в Степях, откроются и он хотел бы попасть на их равнины первым. Глядя ему в спину, Парук впервые подумал, до чего слажены он рассказывал обо всем этом… Словно кто-то велел ему заучить все эти истории.

А почему бы и нет, подумал Парук перед тем, как погрузился в долгий сон без сновидений, когда поднялся поздней ночью в свою комнату.

Наверное, это сказывалась его выработанная долгим заключением привычка – сидеть на одном месте. Только в разгар второго дня Парук буквально вытолкнул самого себя из таверны и долго бродил по округе. Он опасался покидать стены Колючего Холма, но потом заставил себя пойти вперед, загребая ногами красный горячий песок. Стражник в карауле посоветовал не уходить далеко, как-никак вокруг все еще полно солдат Альянса и Парук, навернув широкий круг вокруг городка, вернулся в таверну, где опять слушал про черного дракона и волшебницу, про принца Штормграда и снова про героическую гибель Роммата. На этот раз из уст другого орка.

В какой-то миг Парук поймал себя на мысли, что ему непривычно видеть вокруг себя столько орков. Он думал о том, что здесь обязательно должны быть и тролли, и таурены, но на время войны таурены скрылись за Великими Вратами, претворяющими вход в долину Мулгора, а тролли ради Островов Эха покинули Оргриммар еще до войны. Сейчас на Островах все еще располагалась база Альянса, и тихим голосом рассказывали о том, что иногда отряды троллей можно встретить в Степях и что они обещали не петь песен и не раскуривать кальяны до тех пор, пока враг не будет изгнан, а они вновь не обретут власть над Островами.

Парук вспоминал те далекие дни, когда он ненадолго вернулся в Оргриммар из Пустошей и как раз собирался сделать предложение Гришке. Армия Орды помогла троллям вернуть власть над Островами. Парук помнил, как провожал ровные строи орков, троллей и тауренов, стоя на пороге таверны рядом с Гришкой. Накануне он откликнулся на просьбу Вождя Тралла отправиться в Терамор и доставить письмо для леди Джайны и за это выбил право отправиться в одну из столиц Орды по какому-нибудь важному делу, как доверенный представитель Вождя Орды.

Этим делом оказались приговоренные к смерти за попытку проникнуть в Гилнеас ночные эльфы.

В последний раз Парук видел Гришку накануне отъезда. Он не решился спрашивать ее о чувствах, ему не хотелось делать этого в спешке, он решил, что вернется, к тому же подзаработает, и уже тогда…