Текст книги "Том 19. Ночь лейтенанта Уилера "

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

– Ну, – с неподражаемым презрением выговорила она, – как ни странно, но это все же Эл Уилер! Прямо скажем, вы не слишком спешили появиться здесь!

– Я бы сделал это гораздо раньше, – начал я виновато, – но ваша соседка по комнате была так расстроена тем, как внезапно вы исчезли, что я был вынужден успокаивать ее.

– Дженни? – недоверчиво спросила Аннабел.

– Ну да. – Я шумно вздохнул. – Мы сидели в вашей квартирке, я самоотверженно утешал Дженни, ну а Дженни с удовольствием утешалась. Часы просто летели!

– Дженни?

Это прозвучало уже грозно.

– Скажите-ка лучше, радость моя, как получилось, что они так быстро раскусили вас и поняли обман?

– Всего лишь элементарная психология, лейтенант, – холодно ответила она, – которую вы, очевидно, не уловили… Каждая девушка старается преподнести себя в наилучшем виде, так что когда одна из девушек пытается выглядеть хуже всех остальных, она, очевидно, должна иметь на то солидные основания. После того как сцапали меня, они проверили в Сити-Холл и выяснили, кто я такая и на кого работаю. А потом этот отвратительный тип, Ровак, заявил, что я могу быть полезна в двух отношениях.

– Понятно, вы представляете дорогой, товар в этой партии, – сказал я, – и он мог использовать вас в качестве приманки для меня.

Аннабел выглядела раздраженной:

– А вы откуда узнали?

– Элементарная психология, радость моя, – усмехнулся я, – всего один вопрос, прежде чем мы вернемся назад в дом и вызовем отряд полиции. Кого вы видели, когда регистрировались в клубе одиноких сердец? Их делопроизводителя Шерри Рэнд?

– Нет, – Аннабел покачала головой, – она уходила на ленч, когда я туда приехала, поэтому меня расспрашивала миссис Аркрайт, потом организовала первое свидание с этим здоровенным скотом Джорджем Крокером!

– Он же Стив Лумас, – весело подхватил я. – И говорите вежливо о покойниках.

– Вы его убили?

Ее глаза широко раскрылись, она в ужасе смотрела на меня.

– Какая радость быть героем, если не оставишь после себя несколько мертвых негодяев на земле? – резонно осведомился я. – Я рад, что Шерри Рэнд непричастна к этой истории.

– Еще одна из ваших побед, герой? – с кислой миной осведомилась она.

– В этом деле всего одна, радость моя. – Я ласково улыбнулся ей. – Поскольку я был так занят Дженни, у меня не оставалось много времени на других.

Глава 11

Потом была уже поздняя ночь с подробными объяснениями окружному шерифу, хотя, признаться, я испытывал огромное удовольствие, наблюдая, как постепенно меняется выражение его лица. Он даже посчитал совершенно естественным мое сообщение о двух трупах в данном деле, но они, признаться, меня ни капельки не волновали, – я не сомневался: баллистики докажут, что Лумаса убил Ровак, а не я. Но самым забавным было наблюдать за выражением лица Лейверса, когда мы поднялись на вершину холма, возвращаясь назад в город, и подобрали потрясающую светлую блондинку, сногсшибательные формы которой были прикрыты малюсеньким бюстгальтером и миниатюрными трусиками из тонких кружев. Она съежилась на краю дороги, стуча от холода зубами; ее тело не просто посинело, а все покрылось гусиной кожей. Глаза у шерифа полезли на лоб, когда она забралась в его машину и прижалась к нему, стараясь хоть немного согреться. В конце концов он вновь обрел дар речи, испуганно посмотрел на меня и ворчливо осведомился, сколько еще почти голых особ женского пола наоставлял я по пути.

Таким образом, хотя я и страшно устал, перенервничал, но все же это было ясное солнечное утро после длинной утомительной ночи, когда я вновь входил в офис «Клуба счастья Аркрайта». Лицо Шерри Рэнд было воистину каменным, когда она подняла голову и увидела меня, и на этот раз я не слышал даже слабых аккордов гавайской гитары.

– Лейтенант Уилер, – произнесла она ледяным тоном, – знаете, я была непозволительно глупа, вообразив, что вы могли на самом деле пригласить меня прошлым вечером. Это доказывает, какая я все же наивная, верно?

– Я был занят, милая, – огорченно произнес я, – на самом деле очень занят.

– Странная вещь, – продолжила она, демонстративно зевая, – я не читала об этом в утренних газетах.

– Но непременно прочтете! – весело пообещал я. – Аркрайты дома?

– Конечно. Я сообщу им о вашем приходе.

– На этот раз вам не надо беспокоиться, Шерри, золотко, – сказал я. – Я сам о себе доложу.

Я распахнул дверь офиса и вошел внутрь. Сара Аркрайт, как обычно, сидела за письменным столом, но Джейкоб потряс меня. Он примостился возле нее, естественно, на маленьком стуле, и было похоже, что они сводили счета за месяц.

Глаза у Сары на мгновение широко раскрылись, когда она увидела меня, но сразу же затуманились и сделались непроницаемыми.

– Это совершенно невыносимо! – прошипела она. – Неужели вы настолько лишены такта, что не можете подождать, пока вас пригласят войти, лейтенант?

– Должен сказать, – на этот раз Джейкоб решился вставить пару слов от своего имени, – такое поведение едва ли можно назвать цивилизованным, лейтенант!

– Вам пора привыкать к нецивилизованному отношению к своим особам, – усмехнулся я. – Там, куда вы отправитесь, вам постоянно придется с ним сталкиваться.

Я отодвинул стул от стены и сел, повернувшись к ним лицом, затем не спеша закурил сигарету.

– Немедленно выбросите эту гадость! – На впалых щеках Сары вспыхнули красные пятна. – Как вы смеете?! Как…

– Партия товара вчера вечером не была отправлена, – деловито сообщил я, – Ровак убил Лумаса, а я убил Ровака. Луи и Долорес Келлер арестованы, большую часть ночи они давали показания в кабинете окружного прокурора, стараясь доказать, что они являются лишь мелкими пешками в чужой игре. Вы не против того, что я курю?

Кожа Джейкоба приобрела грязно-серый оттенок, он не сводил с меня испуганных глаз, а рот у него так широко раскрылся, что его искусственная челюсть, служившая ему верой и правдой не один десяток лет, неожиданно сплоховала: верхняя пластинка отстала от нёба и стала щелкать по нижней.

Сара выпрямила спину еще сильнее, хотя лично мне это казалось невозможным, растопырила костлявые пальцы, затем переплела их с отвратительным хрустом.

– Мы проконсультируемся с нашим адвокатом, разумеется! – твердо заявила она, затем впервые в жизни взглянула на мужа в ожидании одобрения. Но он этого не заметил: одной рукой он прикрыл разинутый рот, а второй пытался обуздать вышедшую из повиновения верхнюю челюсть.

– До чего же симпатичный рэкет вы тут осуществляли в течение порядочного времени, – покачал я головой, – причем всяческими путями, даже законно. У Майлса Ровака имелись тесные связи с латиноамериканскими борделями, которые всегда охотно платили хорошие деньги за «живой товар», в особенности за молоденьких девушек, предпочтительно блондинок. С помощью Лумаса, или Джорджа Крокера, зовите его как вам больше нравится, покоряющего дурочек своей мускулатурой и добивающегося в конечном счете их согласия отправиться с ним в круиз по морю. Эта сторона дела решена была просто безукоризненно.

– Ни слова! – прокаркала Сара. – Ни одного слова, пока мы не посоветуемся с нашим адвокатом!

– Разумеется! – сказал я, вежливо наклонив голову. – Затем у вас также был Стерн, проводивший работу с пожилыми клиентками, старыми девами среднего возраста, которые с каждым проходящим днем становились все более одинокими и недалекими. Если ему не удавалось другим путем вытянуть из них с таким трудом накопленные деньги, он даже вступал с ними в брак. Само собой, что после этого он получал страховое свидетельство на их жизнь, и если им, по счастью, удавалось избежать какого-то несчастного случая с фатальным исходом в течение медового месяца, то… но ведь такова жизнь, верно? Мы располагаем подробными сведениями на Джоан Пентон, точнее говоря, покойную Джоан Пентон. Теперь можно сказать, что со стороны Ровака не было особой жестокостью заставить Стерна написать под его диктовку «предсмертную записку», потому что Стерну все равно оставалось жить не так уж долго. А пуля предпочтительней газовой камеры, это мое глубокое убеждение. Как вы считаете, миссис Аркрайт? Мистер Аркрайт?

Сара облизала побелевшие губы и промолчала, ну а Джейкоб все еще продолжал сражаться со своей искусственной челюстью и тихонечко стонал, но, как мне кажется, не из-за зубов.

– Долорес рассказала нам все про Пэтти, ее деревенскую кузину, довольно недалекую девушку, которая сразу попала ей под каблук, – продолжал я неспешно. – Про то, как эта дуреха совала нос не в свои дела, как она мечтала о сценической карьере, воображая, что станет великой актрисой. Как она подслушивала под неплотно закрытыми дверями однажды вечером, когда находилась в квартире Долорес, а у той состоялась конфиденциальная беседа с Роваком о латиноамериканской торговле. – Я восхищенно покачал головой. – Эта Пэтти! Что бы вы ни сказали про нее, все равно должны признать, что она была цереустремленным созданием! Она предложила обмен: молчание за то, чтобы ее сделали настоящей звездой. Полагаю, вы оказались в безвыходном положении, пойдя на подобную сделку!

Моя сигарета догорела, а в комнате не было пепельницы, поэтому я подошел к столу и бросил окурок в вазу с полуувядшими белыми гвоздиками. Раздалось тихое шипение, когда окурок коснулся воды, и я подумал, что это своеобразный реквием по старине Харву, человеку, у которого в петлице постоянно торчала розовая гвоздика.

– Когда она стояла на выступе подоконника в отеле, я разговаривал с ней через окно, – продолжал я. – Не было похоже, чтобы она намеревалась на самом деле броситься вниз. Единственное, что ее интересовало, – это время, через каждые несколько минут она справлялась, который час. Когда было около трех, она сказала, что возвращается в комнату. И двинулась ко мне, но тут у нее начался приступ рвоты, она потеряла равновесие и свалилась вниз. Вскрытие показало, что ей был подкожно введен апоморфин, вы это знаете?

– Ни слова, не посоветовавшись с нашим…

Голос Сары так сильно дрожал, что она не могла договорить до конца.

– Когда Долорес сообщила нам о сделке с Пэтти, о том, что та готова была молчать про вашу торговлю белыми рабынями, если вы сделаете из нее крупную звезду, – я пожал плечами, – тогда до меня дошло. Она была всего лишь наивным деревенским созданием, ничего не понимающим в реальной жизни. Было просто, очень просто убедить ее, будто притворная попытка покончить с собой обеспечит ей портрет на первых страницах газет и успешную артистическую карьеру в дальнейшем. Коль скоро вам удалось убедить Пэтти, что от нее требуется всего лишь простоять на узком выступе сколько-то времени, а затем забраться назад в окно, так же просто было уговорить ее сделать укол «для укрепления нервов», прежде чем она выйдет наружу. Лично я предполагаю, – продолжал я в прежнем темпе, – что вы посоветовали ей пробыть снаружи не менее получаса, чтобы произвести требуемое впечатление на публику. Впрочем, не так уж существенно, какой срок в точности вы ей порекомендовали, вам-то было важно, чтобы инъекция оказала действие. Но когда Пэтти вылезла на выступ, пять минут там показались ей пятью годами, а увидев собравшуюся внизу огромную толпу, она решила сократить срок демонстрации и вернуться в помещение поскорее. Я находился там и видел, как она приняла это решение, опоздала она на какие-то десять секунд… – Я уперся руками о край стола и склонился к ним. – Кто из вас подсказал подобную абсурдную идею Пэтти Келлер? – вкрадчиво осведомился я. – Кто из вас сделал ей укол апоморфина, прекрасно зная, что бурная реакция непременно приведет девушку к гибели?

– Это было неправильно, – пробормотал Джейкоб, по щекам у него потекли слезы раскаяния, которое наступило слишком поздно во всех отношениях. – Неправильно! Я на самом деле никогда не был согласен избавиться от этого ребенка таким кошмарным способом. Сара, ты это прекрасно знаешь!

– Ох, перестань распускать нюни! – презрительно крикнула Сара. Косточки у нее на руках щелкнули, когда она разжала пальцы. – Да, лейтенант, все сказанное вами – правда. Это было моей идеей убедить глупую девицу выйти на выступ окна, и я сама сделала ей укол!

– Послушать вас, так вы гордитесь своими поступками! – изумился я.

– Вы не понимаете, – страстно заговорила она, – вы подобны всем остальным, связанным догмами сентиментальной морали, которая лишает человеческие существа подлинных контактов друг с другом. В любом городе всего мира живут тысячи растерянных, жалких людей, полностью лишенных общения с другими людьми. Одинокие, лейтенант…

– Это легенда! – закончил я вместо нее. – Мне следовало бы с самого начала понять, что подобная фраза не могла прийти в голову Долорес!

– Именно по этой причине мы организовали наш клуб, – горделиво заявила Сара. – Помочь одиноким, растерянным и напуганным маленьким людишкам на Земле! На что может надеяться такая безмозглая курица, как Пэтти Келлер? Что ей сулит жизнь? Ничего! Я сделала ей одолжение, я в полном смысле слова облагодетельствовала ее. Она перешла от экстаза, когда убедилась воочию, что ее мечты, как она подумала, осуществляются, почти моментально в небытие. А девушки, которые отправлялись в наш круиз, лейтенант? Все они были одинокими и запуганными, иначе чего ради они пришли бы к нам? Ни одна из них не нашла бы себе достойного мужа, неженатых мужчин не так-то много, не говоря уже о достойных людях! Мы посылали их туда, где они будут испытывать радость контактов с большим количеством мужчин, чем им когда-либо снилось! Посылали их туда, где они будут в свое удовольствие наслаждаться самым интимным из всех человеческих…

По мере того как она говорила, голос ее все повышался, пока не перерос в настоящий крик.

– Сара! – Джейкоб схватил ее за руку с силой, которая была отголоском того, что оставалось запечатленным в семейном альбоме 1927 года. – Сара, дорогая, пожалуйста, не делай этого!

Она какое-то мгновение с непритворным ужасом смотрела на его руку, как будто никогда прежде ее не видела. Затем оттолкнула ее от себя.

– Не смей дотрагиваться до меня! Не смей трогать меня! Ты, грязное, трусливое создание! – закричала она на него. – Все тридцать лет нашей семейной жизни я не разрешала тебе дотрагиваться до меня. Даже думать не смей, что…

Глаза у нее внезапно помутнели, она поникла на стуле как раз в тот момент, когда в помещение вошел Лейверс в сопровождении копа в форме.

– Что, черт возьми, здесь творится, Уилер? – быстро спросил шериф. – Нам был слышен ее крик…

– Она всего лишь в обмороке, – ответил я. – Она созналась в убийстве этой девушки, Пэтти Келлер. Представляете, она внушила дурехе, что, если та встанет на выступ окна и притворится, будто собирается броситься вниз, это принесет ей потрясающую известность и поможет стать знаменитой актрисой. И это именно Сара Аркрайт сделала ей укол апоморфина. Но я сильно сомневаюсь, шериф, что мы когда-нибудь добьемся ее осуждения. – Я повернулся к Полнику: – Вызови «скорую». Предупреди их, что тут, наверное, потребуется смирительная рубашка.

– Бедная Сара, напряжение оказалось ей не по силам, – внезапно заговорил Джейкоб. – Выходит, я наиболее сильный из нас двоих.

Я вышел и закрыл за собой дверь, немного помедлил, чтобы закурить сигарету, потом подошел к столу Шерри.

– Очаровательная куколка, – сказал я, тепло улыбаясь ей. – Сегодняшний вечер, несомненно и безоговорочно, будет свободным у некоего Уилера. Как вы посмотрите на то, чтобы заглянуть ко мне на квартиру и продемонстрировать мне некоторые из тех потрясающих приемов, которые вы сейчас отрабатываете?

– Отвяжитесь! – отрезала она, даже не взглянув на меня.

Поэтому около десяти вечера я одиноко сидел у себя на диване, слушая одинокую музыку из моего одинокого агрегата и запивая ее из своего одинокого стакана. Мир стал мрачным и сжался до четырех одиноких стен моей гостиной, причем я никак не мог решить, пойти ли мне куда-нибудь и напиться до чертиков или сделать это, оставшись дома.

И тут раздался звонок в дверь.

Я с большими предосторожностями открыл дверь: откуда мне было знать, не затаил ли чей-нибудь муж на меня обиду.

Миниатюрная Венера с мягкими черными кудрями, падающими на плечи, подняла на меня глаза и лучезарно улыбнулась.

– Лейтенант Уилер? – спросила она мелодичным голоском.

– Это я…

– Я так рада, что разыскала вас, – спокойно заявила она и прошла мимо меня в прихожую.

До того как я вернулся в гостиную, она успела расположиться на диване, небрежно скрестив ноги, так что я имел возможность полюбоваться их формой куда выше обычной линии подола юбки.

– Я Дженни Картер, – спокойно сообщила она с глубоким вздохом, который сделал ее тоненький шерстяной свитер куда привлекательнее, чем все то, что стриптизерки надевали на себя в «Экстраваганце». – Аннабел так и не поверила мне, хотя я клялась, что ничего подобного в действительности не было, поэтому я решила, почему бы мне не приехать к вам и не сделать вашу выдумку правдой?

– Вот как? – Я вытаращил на нее глаза.

Она внезапно протянула ко мне руку и толкнула меня так, что я потерял равновесие и плюхнулся на диван рядом с ней, после чего она без тени смущения забралась ко мне на колени и обвила руками мою шею.

– Приласкай меня, Эл Уилер! – очень серьезно попросила она. – Думается, это доставит мне удовольствие.

Леди доступна
(Пер. с англ. П. В. Рубцова)

Глава 1

Мы поднялись на третий этаж. Сержант Полник тяжело переводил дыхание. Он остановился передохнуть и укоризненно посмотрел на меня.

– Неплохой квартальчик, а, лейтенант? – проворчал он.

– Похоже на то, – согласился я.

– И домик такой приятный, тихий, верно?

– У тебя на такое нюх, сержант, – с восхищением ответил я. – Мышиный писк прозвучит словно рев льва во время случки.

– Должно быть, какой-то псих позвонил насчет убийства, – решил Полник. – Уж лучше бы поднял на ноги пожарников, а честному полицейскому дал бы спокойно поспать.

– Как бы то ни было, мы здесь и будем выяснять ситуацию, – подвел итог я, – может, нам хоть бокал лимонада предложат.

Наверху было всего две квартиры – 4А и 4Б. Я свернул к двери 4А и нажал кнопку звонка. Полник, тяжело сопя, продолжал подниматься.

– Псих! – проговорил он, уже стоя рядом со мной и возвращаясь к старой теме: – Какая-нибудь сумасшедшая старуха, у которой шарики заехали за ролики.

Внезапно Полник смолк. Челюсть у него отвисла, а на обезьяньей физиономии появилось выражение порочного восхищения.

– Черт! – выдавил он.

Я проследил направление его взгляда. Входная дверь приоткрылась, и выглянула хозяйка. Судя по выражению ее голубых глаз, мы не вызвали у нее особого интереса. Брюнетка, похожая на русалку. Парикмахером ей, должно быть, служил приморский ветерок; волосы с нарочитой небрежностью спадали на плечи, обрамляя совершенный овал лица.

Одета она была в белое неглиже свободного покроя длиной до бедер. Мягкие складки прикрывали высокую грудь. Спереди одеяние было испачкано красками, а на кончике вздернутого носика русалки красовалось малиновое пятнышко.

– Мисс Бертран? – спросил я с некоторым недоверием.

– Белла Бертран, – подтвердила она. Голос ее прозвучал так мягко и волнующе, словно шелест песка на тропической отмели в час прилива.

– Лейтенант Уилер из службы окружного шерифа, – представился я, – а это сержант Полник.

– Здравствуйте. – Она одарила Полника ослепительной улыбкой, от которой у него судорожно дернулся кадык. – Вероятно, вы по поводу убийства?

– Поганый способ зарабатывать на жизнь, – заметил я. – Но кто-то должен и трупами заниматься.

– Не хотите войти?

Белла Бертран вошла в квартиру. Когда она повернулась, в боковом разрезе рубашки соблазнительно обрисовалось выпуклое загорелое бедро.

«Да, – подумалось мне, – если она психопатка, то против таких психопаток я ничего не имею».

Квартира Беллы Бертран оказалась художественной мастерской. Огромная комната с застекленным потолком и двумя дверями, одна вела в ванную, другая – на кухню. Вокруг были картины – штук тридцать. Одни были развешаны на стенах или прислонены к ним, другие просто лежали на полу. На каждой картине изображена орхидея. Еще одна картина, почти законченная, стояла на мольберте – и это была все та же чертова орхидея.

– Да-а! – Полник оглядел все это с видом глуповатым, но одобрительным. – Вы художница, да?

– Надеюсь когда-нибудь ею стать, – серьезно ответила Белла Бертран, – но на это понадобится еще много времени.

– Но где же труп, мисс Бертран? – спросил я. – Ведь это вы звонили в полицию насчет убийства?

– Да, я. – Глаза ее расширились. – Но труп не здесь, это через коридор. Однако я не думала, что мне надо ждать вас там, краски могли бы высохнуть…

– Конечно, – согласился я и строго взглянул на Полника. – И ты тоже не думал, что мисс Бертран бросит на произвол судьбы свою незавершенную картину и будет караулить труп, не так ли, сержант?

В ответ он как-то странно посмотрел на меня.

– Как же, высохнет тут что-нибудь, пока она здесь торчит в этой ночной рубашке! – буркнул он.

Белла Бертран, казалось, утратила всякий интерес к нам. Она повернулась к холсту на мольберте и слегка коснулась кистью орхидеи. Я остановился за спиной у девушки и несколько секунд не сводил глаз с картины.

– Не люблю мешать чужой работе, – сказал я. – Но вы не возражаете, если мы немного поговорим об убийстве?

– Не возражаю. – Она провела кистью по своей рубашке, оставив зеленый след. – Это другая дверь, лейтенант, я же сказала.

– То есть другая квартира – 4А? – догадался я.

– Правильно. – Она задумалась и потерла малиновый мазок на кончике носа. – Что вы видите на этом холсте?

– Орхидею.

– И все? – Мисс Бертран разочарованно вздохнула.

– Разве недостаточно?

– Нет! Она должна выражать самую сущность орхидеи! – страстно произнесла девушка. – Я не могу перейти к следующему этапу, пока не научусь отражать подлинную суть предмета. Это жестоко по существу, но так оно и есть. Вы все еще ничего не понимаете, не так ли?

– Не понимаю, – признался я. – Но если вы позволите, я через пару дней вернусь сюда и часов восемь подряд буду внимательно изучать ваш рисунок. – Я набрал в грудь побольше воздуха и, не давая ей прервать меня, продолжал: – Между прочим, кто же был убит в той квартире? Каким образом вы обнаружили тело? И еще одно: когда вы ответите на эти два вопроса, у меня их останется всего сотен пять, так что пока не пытайтесь перевести разговор на другую тему.

– Ну, разумеется, я знаю, кто убит. – Она оставила на холсте мазок цвета печени алкоголика. – Это Гил. – Она широко махнула белилами. – Там его мастерская.

– Гил? – сдержанно переспросил я.

– Гилберт Хардейкр, портретист. Мастерская напротив моей. Я пошла взглянуть, не варит ли он кофе. А он… он был там. – Ее кисть дрогнула. – Довольно неприятно, скажу я вам!

– И когда же это случилось?

– А вы запомнили, в котором часу я звонила в полицию?

– В одиннадцать сорок, – гордо заявил Полник, – я записал, лейтенант.

– Значит, я увидела его минут за пять до этого.

– Когда вы вошли в квартиру напротив, он был уже мертв? – задал я совсем простой вопрос.

– Дверь была не заперта, – также просто ответила девушка. – Гил никогда не запирался. Я тоже. Так можно познакомиться со многими интересными людьми, которых иначе и не заметишь.

– Гилберт Хардейкр тоже так считал? – мягко полюбопытствовал я.

– Левой – и в точку! – как сказал один французский скульптор, когда впервые увидел меня. Лейтенант, а почему бы вам самому не посмотреть на Гила? Вы мешаете мне сосредоточиться.

Предложение прозвучало вполне разумно.

– Почему бы и нет, – согласился я. – Но вы пока не уходите отсюда, мы еще вернемся.

– Этого я и боялась.

Я подхватил Полника под руку и выволок из мастерской Беллы. Дверь в квартиру напротив действительно оказалась незапертой. Стоило ее слегка толкнуть – и она широко распахнулась.

– Не хотите ли войти первым, сержант? – вежливо предложил я. – На случай, если убийца еще там?

– Первый раз в жизни встречаю настоящего живого художника, – уклонился от ответа Полник. – Это гораздо приятнее, чем я предполагал. Какая свобода! Ночная рубашка – и ничего под ней!

– Ты, значит, посмотрел? – съязвил я.

– Хотелось бы, – продолжал Полник с той грубоватой простотой, которая составляла по крайней мере половину его очарования, – но она не дала мне подобной возможности. Я все надеялся, что она что-нибудь уронит и нагнется, но, увы!..

Я слегка шлепнул его по спине между лопаток и следом за ним вошел в квартиру. Дверь я за собой прикрыл. Мастерская Хардейкра была спланирована точно так же, как мастерская Беллы Бертран, но на этом всякое сходство кончалось. Пол комнаты покрывал дорогой ковер, простота драпировок напоминала японский стиль. Все это, конечно, стоило немалых денег.

Полник влетел в комнату и замер секунд на пять перед низким столиком тикового дерева. Затем он медленно повернулся ко мне:

– Лейтенант! – Глаза его разом утратили выражение телячьего восторга, вызванное знакомством с Беллой Бертран. – Он здесь, за диваном.

Я подошел к Полнику и увидел распростертое на полу тело. Это было то самое, что Белла Бертран обозначила словечком «неприятно». Эта девица, кажется, не страдала особой чувствительностью. Кто-то проткнул грудь Гилберта Хардейкра, и проткнул довольно давно. Конечно, никакого орудия убийства рядом не оказалось – несомненное проявление бережливости со стороны убийцы.

Я огляделся и заметил в дальнем углу мольберт с холстом – единственное зримое доказательство того, что Хардейкр был художником. Я обошел диван и направился к мольберту. Полник потащился за мной. Рассматривая холст, я пришел к выводу, что Хардейкр был хорошим художником. Изображено было нагое женское тело – от шеи до колен, – и тело это выглядело живым, пылким, чувственным. Убийцей вполне мог оказаться один из чрезмерно суровых критиков, холст был по диагонали крест-накрест перечеркнут кровью. Кровь почти высохла и явно принадлежала Хардейкру.

– Хорошенькое дельце! – пробормотал Полник. – А ведь этот парень умел рисовать, а, лейтенант?

– Точно! – согласился я. – А как ты полагаешь, натурщица была блондинкой или брюнеткой?

– Понятия не имею! – Полник остановил пристальный взгляд на картине. – Но какой бы она ни была, ясно одно: она, что называется, доступная женщина.

– Мне кажется, слишком доступная, – уточнил я. – Позвони-ка шерифу, чтобы прислал дока Мэрфи, а тот пусть захватит парочку лаборантов из городского отдела убийств.

На скошенном лбу Полника появилась жирная складка. Я не сразу понял, что это выражение грусти.

– А вы собираетесь еще поговорить с девушкой в ночной рубашке? – печально спросил он.

– Да, – коротко ответил я. – Поговорю. Исключительно по долгу службы.

– Эх! – Он вздохнул, и вздох этот прозвучал как завывание бури. – А как вы думаете, не ее ли он рисовал?

– Толковый вопрос! – подхватил я. – Непременно спрошу ее. А ты дай мне знать, когда приедут док и остальные.

– Конечно. – Полник бросил на меня мрачный взгляд. – Вы что-то подозреваете? Иной раз мне кажется, вы работаете вместе с моей старухой.

Когда я вернулся в мастерскую Беллы, красавица уже не рисовала, а сидела в старинном кресле, положив ногу на ногу, курила сигарету и, должно быть, размышляла об орхидеях.

– Хотите кофе? – предложила она грудным голосом, пока я шел к ней через всю комнату. – Или глоток чего-нибудь покрепче для успокоения нервов? Впрочем, у полицейских должны быть крепкие нервы.

– Это у вас крепкие нервы, мисс Бертран, – тихо произнес я. – После того как вы обнаружили тело и позвонили нам, вы вернулись к себе и продолжали рисовать.

– Мне необходимо было на чем-то сосредоточиться, – возразила она. – И называйте меня, пожалуйста, просто Беллой. Это ваше «мисс Бертран» сразу наводит на мысль о стенографистке, которая в собственных интересах каждую пятницу всю ночь напролет играет в разные игры со своим шефом в конторе на диване.

– С удовольствием буду называть вас Беллой, – согласился я. – Итак, Белла, мне хотелось бы получить ответ на остальные пятьсот вопросов.

– Я так и думала. – Она сморщила носик. – А вы уверены, что не хотите кофе?

– Уверен. Итак, вы вошли в мастерскую Хардейкра с намерением посмотреть, не варит ли он кофе, и увидели, что он мертв; позвонили в полицию, потом вернулись к себе, так?

– Именно так. – Она отбросила назад длинную прядь волос. – Вы абсолютно точны, лейтенант.

– И после того как вы вернулись, вы уже никуда не уходили?

– Я работала. – Она указала на мольберт. – И ничего такого не слышала, если вы это имеете в виду.

– Вы видели в мастерской Хардейкра картину на мольберте?

– На которой изображена главным образом пышная задница? – Темно-голубые глаза Беллы насмешливо блеснули. – Классический образчик творчества Гила. Как художник, он был величайшим рисовальщиком с душой ростовщика.

– А вы, случайно, не позировали ему?

– Лейтенант! – Она буквально задохнулась от смеха. – Вы намерены сравнить мою задницу с той, которую Гил обессмертил на своем холсте?

– Это было бы очень приятно, – сказал я. – Но вы могли бы сберечь мое время.

– Проще простого. – Она озорно улыбнулась. – Стоит мне только поднять подол… Да вы не нервничайте, лейтенант, у меня сейчас просто нет сил встать с кресла.

– Я и говорю, что готов поверить вам на слово.

– Я никогда не позировала Гилу. Он был парень деловой и писал портреты с тех, у кого имелись деньги. Что за портреты? В основном милые идеализированные версии неприятной реальности. А эта обнаженная без головы, она совсем другое. Я была удивлена, когда увидела…

– Вы не знаете натурщицу?

– Думаю, что знаю. Он всегда работал только над одной картиной, никогда – над несколькими сразу. Наверное, это написано с той женщины, которая последнее время бывала в мастерской. – Белла задумчиво помолчала, затем продолжила: – На прошлой неделе случилось так, что я зашла к нему не вовремя. Вы, надеюсь, понимаете, о чем я говорю. И ему не оставалось ничего иного, как представить меня своей даме. Миссис Жанин Майер. Одна из этих светских пошлячек. Меценатка! Свихнулась на культуре и не переносит, когда молодые художники продают свой талант где-нибудь, кроме ее спальни. Представляете себе ситуацию – я и этот безмозглый ком плоти! Конечно, она больше интересовалась Гилом, чем своим портретом, написанным, между прочим, маслом. Может быть, она просто намеревалась раздеться. Разумеется, только в интересах искусства.

– Понятно, – сказал я. – А как вы полагаете, мог кто-нибудь желать смерти Хардейкра?

– Думаю, нет. – поспешно ответила она. – В Гиле, ясное дело, было много неприятного, но особо мерзким его никак нельзя было назвать. Он не был настолько выдающейся личностью, чтобы разбудить инстинкт убийства в ком-нибудь из своих знакомых.