Текст книги "Убийца среди нас"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Он разработал целую удивительную теорию о тебе и твоих мужьях, – продолжал я. – Хочешь послушать?

– У меня такое чувство, что я уже слышала ее от самого Пата, – сухо парировала она. – Что-то о мужских травмах и отказах со стороны женских особей, ранящих первобытное мужское тщеславие.

– Точно, – согласился я. – А может, тебя заинтересует теория мистера Найта?

– О травмах девочки-кинозвезды, которая остается ребенком в зрелом возрасте, что объясняет ее неосознанную эгоистическую жестокость и постоянный поиск образа отца?

– Ты, конечно, слышала эту теорию от самого Лестера?

– Лестер умен и хитер, – пробормотала она. – Очень изобретательный прощелыга. Я ничего не имею против тех, у кого правая рука не знает, что делает левая, но меня всегда расстраивает, когда я все внимание сосредоточиваю на правой руке и вдруг внезапно убеждаюсь, что левая уже сделала все то, чего я так опасалась.

– И мы, надо полагать, знаем философию Чарли о Максин Барр, – добавил я, – которую он изложил во время медового месяца. Итак, остался только один.

– Ирландская кровь Уэлса заставляет его рассказывать каждому встречному, что случилось с Джином Хаммондом, – спокойно подхватила она. – Да, это правда – Джин провел в санатории последние пять лет, и нет никакой надежды, что он выйдет оттуда в обозримом будущем. Но он попал туда не из-за меня, дорогой Рик. Его трудности начались задолго до нашей первой встречи. Он чересчур усердно старался быть мужчиной, не будучи уверен, что таковым является. Это главная причина, по которой он выбрал меня в жены. Мне было всего двадцать лет, и киностудия потратила три года и целое состояние на формирование в глазах зрителя образа невинного, но чувственного создания. Видимо, Джин решил, что если у него не получится со мной, то не получится ни с кем. – Она сделала крупный глоток из бокала и вздохнула. – Но Джина постигла неудача. Поскольку я знала его слабость, то дала ему еще шесть месяцев для верности, прежде чем указала на дверь. Я старалась помочь ему, так старалась, когда он рассказал мне о своих сложностях, но, к сожалению, не родилась еще на свет женщина, которая могла бы вытащить его из беды. После нашего разрыва он обращался со своими проблемами ко многим людям, пока не убедился, что единственное место для него – санаторий. Мне жаль его, но я не испытываю чувства вины.

– Понятно, – согласился я. – Так что, если пройтись по всему списку, окажется, что Лестер Найт наиболее интересный из всех бывших мужей?

– Да, пожалуй, это верно. Такие проходимцы, как Лестер, редко встречаются. И в конечном итоге даже самой намного интересней, когда знаешь, что тот же человек, который готов принести тебе свое сердце на тарелочке, если его попросить, в то же время нагло старается одурачить тебя, подсовывая драконовский контракт.

– Да, Лестер очень изобретателен, ничего не скажешь.

– Ну а теперь твоя очередь, Рик. – Она повернулась ко мне, и отраженный свет превратил ее волосы в пламенеющий бронзовый шлем. В следующее мгновение в мои зрачки была ударно введена инъекция фиалкового лучистого взгляда. – Давай поговорим о тебе, милый Рик! – с особым значением произнесла она. – Мы прошлись по всей моей семейной карьере, детально проанализировали теории ряда фанатичных исследователей, рассмотрев их открытия и допущения во всех мыслимых сочетаниях, а теперь примемся за изучение нового вида «Holmanus Rickus»!

– Может, сначала нальем? – вяло попытался я сменить пластинку.

– Нет, нет! – Она хрипловато рассмеялась. – Оставайся на своем месте, под микроскопом. Что произошло ровно двадцать четыре часа назад, когда ты сидел здесь же, на этом самом диване?

– Ты оскорбила меня, – ответил я обиженно.

– Грубо оттолкнув? – Ее рот насмешливо скривился. – Ты удивляешь меня своей чувствительностью, Рик, дорогой!

– А меня удивили предложенные тобой дешевые расценки, милая Максин, – честно ответил я. – Ты решила, что короткие минуты на твоей роскошной груди будут достаточным вознаграждением за мой поход на Нью-Блейден, где я должен был победить или умереть за Максин Барр. Думаешь, меня так легко купить?

– Но я же признала свою ошибку, Рик, мое солнышко, – тихо сказала она. – Я была готова заплатить самую высокую цену, а ты меня бросил. Почему, Рик?

– Я должен был доказать сам себе, что способен не поддаться даже на твою крайнюю провокацию, милая Максин. – Я улыбнулся ей. – Тогда, каким бы ни оказалось наше будущее, тебе никогда не удастся превратить меня в марионетку, как всех остальных.

– Какое тщеславие! – фыркнула она. – Какая мелкая бравада! Самодовольный маленький бычок не станет прыгать через изгородь, если не захочет, да?

– Почему мы все время говорим о тебе так, как будто ты единственная женщина в мире? – Я искусственно зевнул. – Разве ты не замечала, что вокруг есть и другие прелестницы?

– Ага! – В ее глазах мелькнула холодная сталь. – Как же, как же, я помню! Крупная блондинка, молодая и привлекательная, с потрясающей фигурой и великолепным лицом. Кажется, ее имя Соня Скотт? Ты ее описывал, как кобылу благородных кровей из конюшни гордого владельца и тренера Ирвинга Хойта.

– Ты все перепутала, дорогая Максин, – возразил я спокойно. – У этой девушки есть незнакомое тебе качество – достоинство. Его сразу видно – по тому, как она двигается, говорит, как смотрит прямо на вас, по саркастическому блеску глаз, в которых светится ум.

Она что-то совершенно особое, Максин, дорогая, поверь.

Ее фиалковые глаза испустили целый сноп ярких искр, когда она свирепо взглянула на меня:

– Достоинство? Да ведь она из класса ликеров! Типичная содержанка в мехах, которая твердит старому доброму Ирву о своей любви только до тех пор, пока он осыпает ее соболями и бриллиантами! Где здесь достоинство? – Максин откинула голову и хрипло, зло рассмеялась.

– У нее есть чувство внутреннего достоинства, – защищался я. – Это чувство невозможно приобрести, Максин, радость моя. С ним или рождаешься, или нет. Так вот, она родилась с ним, а тебя судьба обошла.

– Хорошо! – Максин внезапно вскочила с дивана и встала передо мной. Все ее тело дрожало от ярости. – Хорошо! – повторила она. – У нее есть чувство собственного достоинства! – Каждая черточка ее лица выражала насмешку. – Подумаешь, достоинство!

– Да! А у тебя его нет, и ты его не купишь! – Мы играли, и я тоже придал своему лицу едко-насмешливое выражение, но в искусстве лицедейства я не годился ей в подметки.

– Смотри на меня! – приказала она.

Когда я взглянул на нее, насмешливость исчезла так же, как и искры в глазах. Ее лицо стало нежным личиком невинного ребенка, рот подчеркивал такую трогательную ранимость, что я устыдился своих грубых природных инстинктов. Глаза взывали к моим рыцарским чувствам, требуя, чтобы я защитил ее невинность от посягательств всех мужчин, включая меня самого.

Пока я оглядывался, разыскивая свои рыцарские доспехи, выражение ее лица снова разительно преобразилось. Чуть заметный подъем подбородка и мягкость сменились гордой уверенностью женщины, закаленной жизненным опытом. Ее рот слегка приоткрылся, и губы округлились с откровенной чувственностью. Искорка, мелькнувшая в глубине глаз, внезапно вспыхнула ярким пламенем, осветив нескончаемую вереницу эротических восторгов, предназначавшихся только мне.

И вдруг, как будто щелкнул выключатель, ее актерская маска мгновенно превратилась в нормальное, привычное лицо Максин Барр.

– Она когда-нибудь смотрела на тебя так, как я? – спросила она вызывающе.

– Никогда, – честно признался я.

– Сначала ты скорее бы умер, чем усомнился в моей девственности, а потом настолько же был уверен, что я последняя шлюха!

– Твоя правда, – подтвердил я, испытывая подавленность и восхищение одновременно.

– Зато у нее есть чувство собственного достоинства? – безжалостно насмехалась Максин.

Она нетерпеливо расстегнула пуговицы своего домашнего платья и швырнула его в другой угол комнаты. Вздрагивая всем телом в такт прыгающему пульсу на висках, я убедился, что оно действительно из очень тонкого шелка, а последний оставшийся на ней покров – и вовсе совершенно прозрачный. Ее ночная рубашка, так внезапно открывшаяся моим глазам, держалась на двух узеньких бретельках, а декольте казалось безбрежным.

Максин быстро наклонилась вперед, и я торопливо отвел глаза, когда она, выпрямившись, приподняла шелковый подол, обнажив бедра.

– Ты наверняка заглядывался на ее ноги! Ну и как, они лучше моих?

– Нет, мэм, – тяжело выдохнул я.

Она опустила подол и слегка повернулась, представ передо мной в ракурсе 3/4, не торопясь сделала глубокий вдох и задержала его секунд на двадцать.

Ее голос звучал теперь мягче:

– Так что же, ее ноги лучше?

– Нет, – ответил я с чувством. – Клянусь, нет!

– Встань! – приказала она.

Я немедленно повиновался. В ту минуту, если бы она потребовала повиснуть вниз головой на потолке, я бы так и сделал без колебаний. Она шагнула ко мне и была теперь так близко, что я не видел ничего, кроме фиалковых глаз, изливающих на меня огненную страсть, как внезапно пробудившийся вулкан.

Кажется, она сделала еще один шаг, и я почувствовал ее упругую грудь, тесно прильнувшую ко мне, как и все соблазнительные контуры ее тела. Обвив мою шею руками, она притянула меня к себе. Наши губы на мгновение соприкоснулись с эффектом короткого замыкания. Острые хищные зубки прикусили мое ухо, как бы пробуя его на вкус.

– Только один вопрос, милый Рик, – страстно прошептала Максин. – Ты хочешь достоинство или меня?

Экстаз напоминает деньги: чтобы насладиться им, нужно его потратить, и всегда наступает момент, когда он иссякает. Я не знаю, когда это началось; но было уже около девяти вечера, когда я вновь занялся приготовлением коктейлей, а Максин появилась в маленьком черном платье, явно вышедшем из-под руки настоящего мастера, ибо любое добавление к нему только исказило бы чистоту и совершенство линий. Правда, усыпанный бриллиантами браслет на ее правой щиколотке, напоминающий рабские кандалы, несколько портил общее яркое впечатление. Но какое нужно иметь состояние, чтобы держать эту рабыню в таких кандалах?

Максин сделала изящный пируэт:

– Ну, как я тебе?

– Платье великолепное, – похвалил я.

– Сам Джиоджиоло, – самодовольно заявила она. – Он лично шьет только для меня, ну и еще одной-двум своим знакомым. А его мастерская обшивает всех остальных клиентов. Вот почему мне так нравится быть богатой, милый Рик. Можно позволить себе дьявольскую исключительность!

Максин приподняла правую ногу, и на щиколотке вульгарно блеснул браслет.

– Символично, ты не находишь? Я надела его специально для тебя, Рик, дорогой. Тебе нравится?

Я осторожно кашлянул:

– Он не сочетается с платьем, радость моя. Платье говорит, что у тебя есть десять миллионов долларов и ты знаешь, как их истратить, а браслет убеждает, что не знаешь.

Она сморщила свой уморительный носик:

– Ты умеешь поставить меня на место, дорогой! Ведь я надела этот чертов браслет лишь для того, чтобы порадовать тебя. – Сняв браслет, она беззаботно швырнула его на диван. – Отныне с символами покончено! Давай быстренько выпьем и побежим, я ужасно проголодалась! Найдем элегантное уединенное местечко, где можно спрятаться в темном укромном уголке, чтобы я могла и наслаждаться едой, и чувствовать твои мышцы. Я знаю…

Ее прервала мелодичная телефонная трель. Я смотрел, как она идет по комнате, и испытывал теплые чувства собственника, которые были приятными, хотя и, надо думать, недолговечными. Потом я занялся приготовлением коктейля «Александр», который она захотела. Несколько привычных движений – и напиток готов. Я закурил и окунулся в радужный поток приятных воспоминаний на фоне ее невнятной телефонной болтовни. Вскоре я осознал, что она закончила разговор. Я даже слышал, как она положила телефонную трубку.

Вернувшись из страны ярких грез в повседневную реальность, я увидел Максин, стоявшую рядом с телефоном с видом быстрозамороженной языческой богини. Она смотрела на меня таким тревожным взглядом, как будто я только что вернулся из космоса. Ну, хорошо, пусть я прибыл из дальнего космоса, но она же была рядом все это время!

– Солнышко, – спросил я с оттенком недоумения, – случилось что-нибудь страшное? Может быть, ты потеряла кошелек с мелочью?

Она глянула на меня, чуть оттаивая, и громко вздохнула:

– Ты что, шизофреник, милый?

– Значит, кошелек был не с мелочью? – торопливо переспросил я.

– Ты знаешь, кто говорил со мной? – Максин испуганно оглянулась и прошептала: – Ирвинг Хойт! И знаешь, что он предложил? Забыть былые ссоры со своим старым приятелем Чарли. Завтра он устраивает вечеринку у себя в Нью-Блейдене и хочет, чтобы Чарли и я приняли в ней участие. Не больше дюжины гостей, сказал он, и Бабе, конечно, тоже будет там. «Все как в старые добрые времена!» – добавил он. Нет, ты представляешь?

– Значит, я сделал удачную – может быть, даже гениальную – профессиональную догадку, – сказал я с подобающей скромностью.

– Он спросил меня, где ты, и я ответила ему, что ты здесь, со мной, и он сказал – прекрасно, потому что хотел бы попросить тебя тоже участвовать в вечеринке и чтобы я передала тебе приглашение. Он просил особо подчеркнуть, что на сей раз все обойдется без глупых шуток. Что бы это значило?

– Мало ли что может быть на уме у психопата?

Но она была настолько охвачена паникой, что даже не слушала.

– Рик! – В ее голосе звенел неподдельный ужас. – Что же мне делать?

– Позвони Чарли, если он дома, скажи ему, что вы приглашены на завтра на вечеринку и оба поедете туда.

– Поедем туда? – Она зажмурилась и издала мучительный стон. – Ты что, в самом деле с ума сошел?

– Даже если старина Ирв подготовил набор пакостей для завтрашнего вечера, у нас есть серьезный шанс разрушить его планы, – сказал я обнадеживающе. – Кто знает? Может быть, завтра вечером тебе даже удастся остаться в живых!

– Рик!..

Я прыгнул вперед, как газель, и успел как раз вовремя подхватить ее: она потеряла сознание.

Глава 8

На подъезде к Нью-Блейдену разразился такой ливень, будто у него созрела мания величия и он представлял себя совершенно свежим, только что родившимся ураганом. Так и есть, мрачно подумал я, приближаемся к низшей точке амплитуды на качелях. Снижение из верхней точки началось в тот момент, когда Максин упала в обморок. С той самой минуты все покатилось под откос.

Когда я привел ее в чувство с помощью минимума холодной воды и максимума неразведенного бренди, она все еще была страшно напуганной маленькой девочкой. На меня сильно подействовал этот резкий и ненаигранный выход из роли королевы красоты, решившей было беззаботно порезвиться. Она вцепилась в мою руку, как будто я был последней спасательной шлюпкой, оставшейся от «Титаника», настояла на том, чтобы немедленно позвонить Чарли, и он оказался дома. Максин говорила с ним всего две минуты, а мне понадобилось двадцать, чтобы убедить Чарли не бежать с первым же пароходом на острова Новой Зеландии, а вместо этого вместе с Максин принять участие в вечеринке Хойта.

Когда я наконец прервал нервные громовые раскаты Хатчинса и положил трубку, выяснилось, что Максин тем временем исследовала успокоительные свойства бутылки белого рома и добилась немалого успеха. Видимо, ее последней здравой мыслью было позаботиться о платье. Она сняла его, аккуратно сложила на полу так, чтобы оно не помялось, и улеглась, использовав его как подушку. Ее голова покоилась на полу, бедра на диване, а ноги были закинуты аж на спинку дивана. В таком нелепом положении она выглядела между тем как воплощение самых буйных мужских фантазий. Светло-бежевая комбинация завернулась до талии, полностью обнажив ноги. Оказалось, что даже на трусиках у нее вышита кокетливая монограмма.

После того как я поднял ее, отнес в спальню и уложил в постель, мне ничего не оставалось, как вернуться в дикие просторы штата Коннектикут. Я как раз успел на ночной поезд, отходивший от Центрального вокзала, и часа через два, то есть рано утром, прямиком угодил в центр бушующего тропического урагана, который по собственной глупости не понимал, что ему не место в этой стране, а тем более в этом штате и в это время.

Я выскочил из поезда, резвой трусцой направился к единственному такси, стоявшему у вокзала, но шестеро других пассажиров оказались гораздо лучше тренированными и успели к машине до меня. Мощный штормовой ветер, прибывший прямо из Атлантики, столкнулся с тропической теплой волной воздуха аккурат над моей головой, и они оба усердно старались поскорее и поосновательнее промочить Холмана до костей. Из темного подъезда соседнего дома послышался голос привидения:

– Позвольте доставить вас в ваш отель, мистер Холман.

Изумленный, я никак не мог решить, то ли звать на помощь, то ли прикинуться, что я ничего не слышал. Но тут из подъезда на залитый дождем тротуар ступил темный силуэт.

– Ну надо же, всю жизнь меня преследуют такие приятные совпадения! – обрадовался я. – Ведь это же мисс Скотт!

– Проливной дождь не располагает к любезностям, мистер Холман! – решительно оборвала меня девушка. – Если вы готовы, то бегом к машине.

Я взглянул, куда она указала, и в двадцати футах обнаружил смутные очертания «кадиллака» Хойта.

– Спасибо, весьма признателен, только позвольте один вопрос: кто еще находится в машине? Я не горю желанием встречаться с вашим головорезом Киршем!

– В машине никого нет, – заверила она. – Посмотрите и убедитесь, если не верите. Можете даже просветить ее рентгеновскими лучами, но я не собираюсь мокнуть под дождем, пока вы наконец справитесь со своей трусостью.

Я с облегчением вспомнил, что в номере отеля «Хантсман» у меня остались два пистолета. Мой собственный был спрятан на дне чемодана, а второй, который я отнял у шофера, – в ящике комода. У меня не было выбора: или стоять здесь и утонуть в потоках ливня, или рискнуть и поверить, что Соня Скотт говорит правду. Я внезапно рванулся к машине, открыл заднюю дверцу, чтобы салон осветился, и внимательно осмотрел его.

– Под передним сиденьем спрятались двое карликов, – насмешливо сказала Соня. – Но если вам повезет, вы сможете забить их до смерти вашей зажигалкой.

Я закрыл заднюю дверцу, обошел машину и уселся рядом с Соней, не нарушая наступившего молчания. С полным безразличием к тонкой механике автомобиля она за несколько секунд набрала скорость в сорок миль.

– Вы ведете себя нечестно, мисс Скотт, – сказал я, с опаской вглядываясь в дорогу сквозь потоки дождя. – Почему вы не сказали мне, что собираетесь покончить жизнь самоубийством, прежде чем я сел сюда?

Она снизила скорость примерно до пяти миль в час.

– Если вы нервничаете, мистер Холман, я могу вас высадить в любую минуту, и плывите себе к отелю.

– Хорошо, воля ваша, – согласился я. – Можете убить меня, если так нужно!

– Вы сильно изменились за последние тридцать часов, – сказала она все с той же прохладной сдержанностью. – Когда мы ехали минувшим вечером, вы проявляли на удивление ненасытное любопытство. Сегодня вы самый безразличный пассажир, какие мне только попадались. Уж не летаргический ли сон напал на вас в дороге?

– Вы встретили меня под проливным дождем в два часа ночи на вокзале, чтобы отвезти в отель, и хотите, чтобы я поверил, что это простое совпадение? – спросил я, немножко гордясь своей проницательностью. – Я уже все понял. Вы узнали от старины Ирва, что я был у Максин Барр, когда он звонил ей около девяти часов вечера. И если я собирался вернуться сегодня, к моим услугам был последний поезд, на который я мог успеть.

– Любой кретин мог бы додуматься до этого. – Ее гнев, как и ураган, не убывал. – Вам не приходит в голову спросить, что меня заставило приехать на вокзал, как вы отметили, под проливным дождем и в два часа ночи?

– Мне не хотелось смущать вас, Соня, дорогая, – ответил я искренне. – Когда последний раз я задавал вам наводящие вопросы, вы вертелись как уж на сковородке, помните? По какой-то причине вы даже не подумали предупредить, что Алекс Кирш собирается попрактиковаться на мне в своем искусстве мясника.

– Идите вы к черту, Рик Холман, и заткнитесь! – Ее голос и впрямь был полон неконтролируемой ярости. Но в нем звучала не только злость, ощущалось и что-то вроде близкой истерики. – Дайте мне сигарету, – попросила она неожиданно нормальным тоном.

Я прикурил две сигареты и одну из них вставил ей в рот.

– Давайте начнем все сначала, – предложил я. – Почему вы встретили меня на вокзале?

– О, лучше бы вы не спрашивали! – Она засмеялась, но ей было явно не до смеха. – Ненавижу людей, которые постоянно твердят «я же говорил», и почти так же мне не нравится признаваться, что вы были правы!

– Вы имеете в виду те несколько мыслей, которые я подарил вам на прощанье?

Светящийся кончик ее сигареты дернулся, когда она согласно кивнула:

– Вы сами во всем виноваты, Рик Холман, я не знаю, что вы сотворили с Алексом в театре, но этого не следовало делать. Вернувшись, он вел себя как буйный психопат.

– Ничего удивительного, он и есть психопат.

– Он привез Бабе из театра около семи, – рассказывала Соня тихим, доверительным голосом. – Когда они вошли в дом, я поняла: что-то стряслось. У Бабе было мертвенно-бледное лицо, и она еле переставляла ноги. Я помогла ей добраться до комнаты и снять пальто. Стало ясно, что она вне себя от страха. Спереди ее платье и даже комбинация под ним были изрезаны на ленты. По дороге из театра Кирш сидел рядом с ней, держал ее за плечи, а в другой руке у него был нож. И он все время твердил, что это только начало, нервно рассказывала Бабе. Настоящее удовольствие начнется, когда он покончит с платьем и доберется до ее тела!

– Ну и чем все кончилось?

– Я уложила ее в постель, заставив принять снотворное. Потом нашла Ирвинга и рассказала ему все, что произошло. Я полагала, что он сам разберется с этим безобразием, и поднялась в свою комнату, но там меня поджидал Кирш. Вы оказались правы, Холман! К моему ужасу, в руке у него был неизменный нож, и, разговаривая со мной, он глубоко втыкал его в верхнюю крышку комода. Он сказал, что теперь сам будет боссом, все начнется сегодня вечером. Мне больше не нужно прислуживать Хойту, он сам займется сначала им, а потом всем, что принадлежит Ирвингу, начиная с меня. Я кинулась к двери, но каким-то образом он снова оказался передо мной и приставил нож к горлу. «Не нужно нервничать, – захихикал он, – в данный момент я только занимаюсь учетом всего, что принадлежит хозяину». И тут он приказал мне раздеться. Представляете? Я попыталась сопротивляться… – По ее телу прошла судорога. – Он… он красочно растолковал мне, что может сделать своим ножом, если я не подчинюсь. Меня еще никогда так не унижали за всю мою жизнь! Он заставил меня стоять перед ним голой – я не знаю, наверное, минут пятнадцать, целую жизнь; и все это время торчал передо мной, уставившись на меня глазами кретина.

– И что же дальше? – взволнованно спросил я.

– Странно, но он сам каким-то образом вышел из припадочного состояния, – ответила она удивленно. – «Смотри, как бы тебе не простудиться до смерти, Соня», – внезапно сказал он совершенно нормальным голосом и вышел из моей комнаты.

– Вы рассказали об этом Хойту?

– Да, сразу же, но он и ухом не повел, был слишком занят, планируя завтрашнюю вечеринку. По-моему, он даже не слышал, о чем я говорю, пока я не упомянула Бабе, не показала ее изрезанное платье и рубашку.

– Хоть это его убедило наконец?

– Он сказал, что сожалеет о случившемся, но мне не следует особенно переживать, через двадцать четыре часа Кирш и Лайонел якобы исчезнут навсегда. Потом попросил созвониться с людьми, которых он хочет пригласить на вечеринку. Я узнала, что вас нет в отеле, и когда Ирвинг наконец дозвонился до Максин, он объяснил, что нечего вас искать, поскольку вы находитесь у нее. Я вернулась в свою комнату около половины одиннадцатого, подождала часа два, потом проскользнула в гараж и взяла машину. Если бы вас не оказалось в поезде, я просто не знала бы, что мне делать!

– Ирвинг рассказывал какие-либо подробности будущей вечеринки? Почему он вдруг ее затеял и что там должно произойти?

– Список гостей очень короток, – нервно ответила она. – Джо Фрайберг, Пат Уэлс, Максин Барр, Чарли Хатчинс, вы – вот и все.

Машина плавно остановилась, и Соня откинулась на спину сиденья:

– Ваш отель, мистер Холман. И больше не говорите, что мы плохо принимаем гостей!

– Останьтесь в отеле, я сниму вам комнату, – предложил я.

– Нет, – ответила она, упрямо покачав головой. – Я должна вернуться!

– К Алексу Киршу?

– Несмотря на Алекса Кирша, я не могу оставить Ирвинга с этими двумя бандитами!

– Переживаете за Ирвинга из-за щедрых подарков, которыми он вас осыпает, Соня? – спросил я не очень вежливо.

– Не ваше дело. Пожалуйста, выходите из машины, и я поеду.

– На что вы рассчитывали, рассказав о случившемся, если собираетесь вернуться туда? – спросил я напрямую.

– Кажется, я надеялась, что вы – смельчак и поедете со мной. – Она саркастически усмехнулась. – Глупо, не правда ли?

– И что я должен был там делать?

– С вами я чувствовала бы себя в безопасности, а это для меня сейчас самое главное.

– Что-нибудь еще?

– У меня были и другие мысли, – призналась она. – Вы могли бы также обеспечить безопасность Ирвинга.

– Мне не хочется выглядеть наемником, милая Соня, – сказал я. – И все же, что я мог бы получить за риск?

Она смотрела прямо перед собой на ветровое стекло, залитое потоками дождя.

– Вы хотите, чтобы я все выложила напрямую? – У нее задрожал подбородок. – Ну, хорошо! Я предпочитаю провести ночь с вами, а не с Алексом, который может войти в мою комнату в любую минуту. Я не думаю, чтобы ночь с вами была для меня таким уж тягостным испытанием, Рик Холман, а теперь убирайтесь в ваш проклятый отель!

– Очень признателен за вашу искренность, милая Соня, и даже в известной степени польщен, – ответил я с рассудительностью взрослого. – Но, к сожалению, вынужден отклонить ваше лестное предложение и сделать вам свое, встречное. Я сниму вам комнату в отеле, а завтра утром, обещаю, мы вместе отправимся в особняк.

– Я сделала все, что могла, – сказала она с кислой гримасой на лице. – А вы отвергли все, что я предлагала. Что ж, спокойной ночи, мистер Холман, удачи вам, и я искренне надеюсь, что вы сломаете обе ноги еще до того, как настанет утро!

Я закурил и не сделал ни малейшей попытки выйти из машины. Она сидела рядом со мной, храня яростное молчание и нетерпеливо постукивая пальчиками по рулевому колесу, пока затянувшаяся пауза не стала нестерпимой.

– Видимо, я должна применить физическую силу и вышвырнуть вас из машины?

– Я думаю, – ответил я. – И вы не ошибетесь, если предположите, что занимаюсь я этим не так уж часто. К слову, совсем недавно я кое-кому описывал ваши основные достоинства и…

– У вас странные манеры для мужчины, который только что отказался лечь со мной в постель! – сорвалась она на крик.

– И, – продолжал я спокойно, – я сказал, что среди других, не менее привлекательных черт у вас есть чувство собственного достоинства. Мой собеседник высмеял меня: мол, красотка в соболях и бриллиантах, получаемых от Ирвинга Хойта, – и чувство собственного достоинства?

– Вы всегда выжидаете, пока человек смертельно устанет, прежде чем начинаете его оскорблять? – жалобно спросила она.

– Я уже готов был допустить, что в чем-то мой собеседник прав, – упрямо гнул я свое. – Но сегодня вы рассказали, как тяжко были оскорблены, когда Кирш заставил вас раздеться и стоять перед ним обнаженной; вы также сделали мне предложение переспать с вами – и при этом вы, Соня Скотт, ни разу себя не уронили.

– Вы, кажется, собираетесь представить меня к награде? – спросила она насмешливо.

– Нет, я хочу искренне извиниться перед вами. Я виноват, что не поверил вам сразу, когда вы сказали мне, что вы личный секретарь Ирвинга и ничего больше.

Она посмотрела на меня, не в силах скрыть изумления:

– Что же заставило вас столь круто изменить свое мнение?

– Сначала – ваше искреннее и неподдельное чувство собственного достоинства, – честно признался я. – Потом меня начали беспокоить и некоторые другие обстоятельства.

– Например? – с интересом спросила она.

– Например, почему все вокруг знают больше меня? Почему персонажи все время меняют свои роли, а я даже не замечаю этого? И самое неприятное в том, что я должен был бы предугадывать все важнейшие последующие события. Как там говорят о пророке в своем отечестве?

– Нет пророка в своем отечестве, – автоматически подсказала она.

– Вот именно, я оказался совершенно никудышным пророком, – Признался я. – Теперь я знаю, что бриллианты и меха здесь ни при чем, Соня. Но скажите мне честно, кто для вас Ирвинг Хойт?

Она испытующе изучала мое лицо несколько секунд, потом явно успокоилась.

– Он мой дядя, – улыбнулась она. – Меха и не так уж много бриллиантов – за счет наследства, которое оставил мне отец. От Ирвинга я получаю только зарплату секретаря, но он мой единственный родственник, и мне не хочется его бросать!

– Дайте мне пять минут, чтобы собрать свои пожитки, – принял я решение. – И мы отправимся в особняк вашего дядюшки.

– Я не знаю, что заставило вас изменить свои намерения, Рик, – Соня смущенно пожала плечами, – но меня ваш поступок радует.

Портье дремал за конторкой, когда я вошел в вестибюль, поэтому я взял свой ключ, не разбудив его. Я задержался в номере только для того, чтобы надеть плечевую кобуру под пиджак с моим надежным другом 38-го калибра, достал пистолет Лайонела из ящика комода и сунул его в карман брюк, Когда я вернулся в вестибюль, клерк уже проснулся и выпучил на меня глаза от удивления, видя, что я кидаю ключи на стойку. Он глянул на настенные часы, которые показывали полтретьего ночи, и недоверчиво покосился на меня:

– Вы сегодня рано встали, мистер Холман.

– Да, – ответил я весело. – Сегодня чудесное утро.

– Но сейчас же ночь! – возразил он.

Дойдя до двери, я оглянулся и увидел, что он по-прежнему смотрит на меня с сомнением на заспанном лице. Я наградил его сдержанной, несколько снисходительной улыбкой и уточнил:

– Ночь? Не везде!

Глава 9

– Знаете что? – весело спросила Соня, беспечно направляя машину в канаву на извилистой дороге, в которой уже набралось небольшое море воды.

– Что?

Лавина воды обрушилась на ветровое стекло, и очередные сто футов дороги нам пришлось ехать вслепую.

– Теперь, когда вы приняли мое предложение, я… мне стыдно. – Она покраснела и действительно стыдливо опустила глаза. – Но мне было не до телячьих нежностей.

– Вы не только застенчивы, но и слепы! – завопил я отчаянно. – Вы же совершенно не видите дороги!