Текст книги "Убийца среди нас"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Убийца среди нас

( Пер. с англ. П. В. Рубцова)

Глава 1

Особняк был построен в двух уровнях. Вероятно, чтобы лучше вписаться в рельеф скалы в пригороде Палисейдс, откуда он нервно поглядывал в пропасть, на дне которой плескался Тихий океан. Я вежливо тронул дверной замок, и он отозвался музыкальным перезвоном на фоне современной джазовой мелодии, исполняемой оркестром на голой технике без признаков чувства. Дверь открыла блондинка, явно не в себе, поскольку еле держалась на ногах. Брюки кричащего огненного цвета низко сидели на бедрах, оставляя голым весь соблазнительный стан, вплоть до небрежно завязанного на маленьких острых грудках шелкового шарфа. Прямые волосы до плеч, размазанная губная помада, зеленые тени под глазами, побежавшие вниз по впалым щекам. Заглянув в ее глаза – такого болотного цвета, что ждешь чавкающего звука, когда она моргает, – я понял, почему побежали тени. Я бы и сам сбежал стремглав.

Блондинка удивленно хмыкнула.

– Уже ночь на дворе, – раздраженно сообщила она мне. – Что вам здесь нужно?

– Я – Рик Холман, – объяснил я. – Позвонил Лестер Найт и попросил срочно приехать.

– Когда он надерется, каждый пустяк становится срочным. – Она хихикнула и вызывающе провела руками по своим стройным бедрам. – Можете мне поверить, мистер.

Для эротической болтовни я предпочитаю сам выбирать себе партнеров, а эта захмелевшая девица явно собиралась помешать мне объясниться с Найтом. Не долго думая, я вошел в холл, взял ее обеими руками за талию и поднял примерно на фут над полом. Она все еще визгливо хихикала, не понимая, что происходит, а я выставил ее на крыльцо и аккуратно закрыл дверь перед ее носом.

Имя Лестера Найта не нуждалось в особых рекомендациях: он был одним из трех самых удачливых независимых продюсеров в Голливуде; но когда, войдя в гостиную, я взглянул на него, в расхожую молву поверилось с трудом. Он валялся, раскинувшись на диване, удобно поставив бокал на свое небольшое брюшко, с тем бессмысленным выражением на лице, которое я обычно считал своеобразной эксклюзивной торговой маркой всех голливудских прощелыг.

– Лестер, старина! Только из уважения к тебе я вскочил с постели и примчался сюда, когда ты позвонил мне в полвторого ночи и попросил срочно приехать, – сказал я раздраженно. – Постарайся убедить меня, что я не выжил из ума.

– Рик, мальчик мой! – Он медленно повернул голову, как бы опасаясь, что она скатится с плеч, попытался сосредоточиться и поймать меня в фокусе своими заплывшими глазами. – Рик, я знал, что на тебя можно положиться, – еле выговорил он заплетающимся языком.

– Ты очаровательный алкаш, старик, – ответил я. – Но запомни, поздней ночью меня трудно очаровать, я буквально падаю от усталости. Ты можешь назвать хоть какую-нибудь уважительную причину, по которой я должен бодрствовать?

Он крепче сжал бокал, принял сидячее положение и осторожно опустил ноги на пол.

– У меня очень серьезная причина.

– Например? – спросил я.

– Максин, – ответил он без затей.

– Тоже мне, нашел причину! – возмутился я. – Ты надираешься как свинья и вдруг вспоминаешь то время, когда был женат на самой кассовой звезде во всем кинобизнесе. А я-то здесь при чем? Подумаешь, событие – ты спал с Максин Барр… Да если всех вас, ею обласканных, построить в один ряд…

– Рик, – сказал он тихо, – может, ты заткнешься?

Он не спеша допил свой бокал, зажег сигарету, а я покорно ждал, потому что, пьян он или нет, мне приходилось с ним считаться; он вызывал у меня и некоторое уважение, хотя сейчас оно стремительно испарялось.

– А ну-ка, назови самую красивую женщину в этом Богом забытом мире, Рик, мальчик, – неожиданно попросил он.

– Такую женщину я еще не встречал, – ответил я кисло. – А если увижу, сей парадокс станет известен под названием «Удача Холмана».

– Ты прекрасно отдаешь себе отчет, что я говорю о Максин, – произнес он мечтательно. – Да только ты ее не знаешь как следует, в этом твоя проблема. Ее не так-то просто понять.

– Так ты вытащил меня сюда среди ночи, чтобы я понял наконец Максин Барр?

– Чем ты зарабатываешь себе на жизнь? – внезапно спросил он.

– Тебе же известно: я промышленный консультант.

Он благосклонно ухмыльнулся:

– Консультант – всего лишь твое общественное положение, мой мальчик, не более. На самом деле ты высокооплачиваемый частный детектив, а я высокооплачиваемый продюсер, а если честно и между нами, то мы всего лишь парочка дорогих шлюх в нашем прекрасном целлулоидном киноборделе!

– Что за дешевая философия в столь поздний час, Лестер?

Он укоризненно погрозил пальцем:

– Максин совсем другая, запомни это. Она стала звездой еще ребенком, при матери-стерве. Когда ей исполнилось восемнадцать, она потащила меня за волосы в суд, чтобы спасти хоть малую часть своих денег. Я и ты, мой мальчик, знаем, что почем, а Максин – совсем иное дело. Она все еще очаровательное невинное маленькое дитя.

– В двадцать девять лет? Ну, знаешь, это уж слишком! – возмутился я.

– Она останется такой же и в пятьдесят девять, – пылко возразил Лестер. – Пойми, она нуждается в защите и всегда будет в ней нуждаться. А сейчас девочка в особенно тяжелом положении, поэтому я тебя и позвал.

– Кажется, пора открыть дверь и впустить твою задрипанную малявку, – вспомнил я о новой подруге Лестера. – Вы вполне подходите друг другу.

– У Максин никогда не было отца, – продолжал он угрюмо нагнетать драматические подробности, не слушая меня. – Пройдя через четыре замужества и бесчисленное множество – предоставляю вам считать их – любовников, она так и не нашла отца. Она – крошечное дитя, затерявшееся в темноте, и не может самостоятельно справиться с неприятной ситуацией, в которой оказалась.

– Если ты хочешь выдавить из меня слезу, позвони около десяти утра, – проворчал я. – Тогда я буду более восприимчив к сентиментальностям. – Мгновение спустя мой мозг включился в работу. – Послушай, о какой ситуации ты говоришь?

– О той, в которой она оказалась, – мрачно повторил Лестер. – Будь добр, заткни свою пасть хотя бы на пять минут, Рик, мальчик мой! И дай мне возможность все рассказать по порядку.

– Ладно, – согласился я. – Хотя пока что все мною услышанное и противоречит здравому смыслу.

Он неторопливо прошел к бару, щедро налил себе еще и повернулся ко мне.

– У Максин есть голубая мечта – стать звездой бродвейского шоу, – начал он. – Успех на Бродвее навсегда покончит со сплетнями, что ее единственное достоинство – шикарная фигура на широком экране. Актрису не принимают всерьез, как известно, пока она с блеском не сыграет в театре.

– Это что, ее биография, заготовленная Лестером Найтом для Рика Холмана, или ты все-таки расскажешь, зачем меня позвал? Ночь близится к концу и мне пора спать!

– Ты должен знать всю подноготную, мой мальчик, – миролюбиво ответил он. – Итак, появляется Джо Фрайберг с пьесой, которая, по мнению Максин, просто создана для нее – и они в полном согласии уезжают. Но Максин забыла маленькую существенную деталь. У нее подписан контракт с одним местным независимым продюсером; он хочет, чтобы она начала сниматься ровно через шесть недель, и будет настаивать на выполнении контракта.

– Значит, пьеса подождет. Не вижу никаких проблем!

– Вот здесь-то и начинаются проблемы. – Лицо Лестера исказила пьяно-сатанинская гримаса. – Фрайберг не может ждать, у него все расписано. Деньги уплачены, актеры подобраны, театральное помещение зарезервировано. Он должен запустить спектакль недели через две. И у него нет иного выбора, кроме как найти другую известную актрису вместо Максин. Лучшим вариантом оказалась Бабе Дюан. К несчастью, Бабе и Максин ненавидят друг друга с тех пор, как работали вместе на съемках несколько лет назад. Как только Максин услышала, кто должен ее заменить, она просто свихнулась! Закатила целую серию грандиозных истерик и во всеуслышание заявила, что Бабе Дюан скорее окажется в аду, чем сыграет эту роль. Затем она возвращается в Нью-Йорк, запирается в роскошных апартаментах в отеле «Парк-Рояль», и до меня доходят слухи, что она отказывается говорить даже со своим любовником, не говоря уже о муже!

Я растерянно провел рукой по лицу и уставился на него:

– И это все?

– Ты чертовски прав, Рик, мой мальчик, – тихо ответил Лестер, – это далеко не все! В первую же неделю репетиций старую добрую Бабе чуть не раздавил неопознанный автомобиль, когда она возвращалась в отель. Судя по ее словам, водитель направил машину прямо на нее и резко прибавил газ. Она говорит, что спаслась чудом. В ее страхи мало кто поверил, но три дня спустя тяжеленный прожектор падает с потолка на сцену, как раз на то место, где она стояла секунду назад, – и никто не может объяснить, почему он упал. Она уверяет, что была на волосок от смерти, а вчера вечером в ее номере в отеле вдруг оказалась коробка конфет – от неизвестного обожателя. Бабе никогда не ест конфет, поэтому угощает ими свою собачку – и через полчаса собачка мертва.

– Значит, только благодаря счастливой случайности…

– Вот именно!

– И тут все вспоминают истерику, которую закатила Максин, когда узнала, что Бабе отдали ее роль? – Я залился смехом, в котором звучала искренняя радость человека, внезапно обнаружившего, что он замурован в фамильном склепе. – Что ты плетешь, старина? Если ты вытащил меня из постели только для того, чтобы спьяну разыграть, то можешь запросто схлопотать по зубам, и я посмотрю, как ты будешь смеяться!

– Шутки в сторону, – сердито возразил Лестер. – Фрайберг просто весь исходит желчью. Пока ему удается замалчивать всю эту неприглядную историю, но если хоть что-то похожее на покушение в отношении Бабе повторится, он грозит все выложить газетным репортерам.

– Ну и пусть выкладывает, Максин шумиха не повредит, – уверенно сказал я. – Никто и не подумает всерьез принимать ее былые угрозы.

– Вполне могут. – Лестер поежился и на секунду закрыл глаза. – Ты знаешь, кто ее третий муж?

– Нет.

– Чарли Хатчинс – парень, который сделал свои миллионы очень крутым способом. Несколько лет назад у него возникли проблемы с профсоюзом. – Лестер выразительно пожал плечами. – Он так отделал профсоюзного активиста, что ему пришлось выложить двадцать тысяч долларов, лишь бы избежать тюрьмы. Чарли все еще на свободе и по-прежнему обожает свою бывшую жену.

Он вернулся к дивану и рухнул на него.

– Ну, теперь тебе ясна картинка, Рик, мой мальчик? В этой истории достаточно грязи, чтобы перемазать Максин с головы до ног.

– Судя по твоему рассказу, ответ однозначен, – подвел я итоги. – Фрайберг потерял свою большую звезду и вынужден выйти на Бродвей с неполноценной заменой – Бабе Дюан. В таком случае громкий скандал послужит ему хорошей рекламой, о большем Фрайберг не может и мечтать.

– Конечно, – кивнул Лестер. – Поэтому нужно его остановить во что бы то ни стало, прежде чем он все выложит газетчикам. Единственный выход – доказать, что все эти случаи – фальшивка от начала до конца. Сейчас он чувствует себя очень уверенно и заявляет, будто у него куча свидетелей по каждому покушению на жизнь Бабе.

– Ну и что? – поддразнил его я.

– Но есть и другая точка зрения. – С минуту он колебался. – Представь себе, что Фрайберг не блефует, кто-то в самом деле пытается убить Бабе Дюан и вдруг преуспеет в этом? Как тогда будет выглядеть Максин?

– Что я должен сделать? – спросил я, сдаваясь.

– Остановить их, – коротко бросил он. – Немедленно отправляйся на Восточное побережье и останови их. Не важно, сколько это будет стоить, я знаю, что ты дорого берешь за работу. Я купил тебе билет на самолет в Нью-Йорк на восемь часов утра.

Я посмотрел на свои часы, и меня передернуло.

– Я едва успею упаковать чемодан и добраться до аэропорта.

– Я поговорил по телефону с Максин, – сказал он безо всякого сочувствия к моей бессонной ночи. – Она готова помогать тебе во всем. Я также переговорил с Фрайбергом, предупредил, что ты приезжаешь, – это немного охладит его.

– Или, наоборот, подогреет, – усомнился я. – Хорошо, Лестер. Что-нибудь еще?

– Пожалуй, все. – Он встал. – Я провожу тебя до двери.

– Смотри не перенапрягись, старина, – съязвил я.

Он открыл дверь. На пороге стояла забытая нами дрожащая блондинка и возмущенно таращилась на меня.

– Что ты себе позволяешь? – завизжала она, когда мы вышли на крыльцо. – Ты что, ненавидишь женщин? Наверное, педик?..

Лестер посмотрел на меня и пожал плечами, как бы извиняясь.

– В трезвом виде я сам ее не выношу, – пробормотал он.

– Я с тобой говорю, дубина! – завопила мне в лицо блондинка.

– Да, и вы уже задали мне вопрос, – согласился я. – Можете считать меня доброй феей. Один взмах руки – и вы исчезнете, вот так.

Я взял ее за талию, приподнял, перенес в прихожую и вновь закрыл дверь перед ее воинственным носом.

– Ее зовут Перл, – лениво объяснил Лестер. – У нее есть одно колоссальное достоинство, Рик. Но только она не хочет быть актрисой.

– А по-моему, как раз она могла бы и преуспеть, – сказал я. – Кстати, старина, задание влетит тебе в копеечку.

Он развел руки жестом притворного отчаяния:

– Я знаю! Но я готов все отдать ради крошки, которая так и не выросла, ради благополучия моей маленькой Максин!

– Тебе решать, старина!

Я посмотрел на сапфировое ночное небо и яркую полную луну, висевшую над Беверли-Хиллз – очевидно, по заказу Какой-то косметической фирмы, – а потом на дружелюбное лицо Лестера.

– Мне пришла в голову мысль, – сказал я. – Эта история, опубликованная в газетах, может сыграть очень злую шутку с независимым продюсером и кинофильмом, который он собирается снять с Максин. Не так ли?

– Естественно, – небрежно согласился он.

– А независимый продюсер, настаивающий на строгом соблюдении контракта, из-за которого Максин не может играть на Бродвее, – ведь это же ты, Лестер?

– Ты прав, Рик, мой мальчик. – Он одарил меня загадочной печальной улыбкой, наполненной как раз тем мальчишеским шармом, который он обычно приберегал лишь для нескольких женщин, не бегущих высунув язык к нему, когда он щелкнет пальцами. – Ты думаешь, кто я веду себя как подонок, мой мальчик?

– Как раз за это я уважаю тебя, мой мальчик, – в тон ответил я.

Глава 2

Я поспал часа два в самолете и еще пятнадцать минут – в такси от аэропорта Айдлвайлд и проснулся на мосту Триборо. Манхэттен ранней осенью просто очарователен, а отель «Парк Рояль» – одно из самых ярких проявлений этого очарования, чего не скажешь о портье, с которым я столкнулся сразу же.

– Мне нужно повидаться с мисс Барр.

– В самом деле, сэр? – Он мысленно сделал моментальный снимок моего лица, помешкал, второй раз прогнал его через свой банк памяти, но из него так и не выскочила аккуратно прокомпостированная визитная карточка. – Прошу прощения, но мисс Барр дала мне очень четкие инструкции: она никого не желает видеть, сэр.

– Позвоните и скажите, что к ней пришел Рик Холман.

Моя просьба не произвела на него никакого впечатления.

– Инструкции мисс Барр были очень точны, прошу меня простить.

– И все-таки позвоните, – зловеще улыбнулся я. – Вы же ничего не потеряете, кроме, может быть, возможности дорого запломбировать передние зубы!

Видимо, я был первым посетителем отеля «Парк Рояль», который так обошелся с ним. Во всяком случае, он явно не привык к подобному обращению – если судить по тому, с какой поспешностью его правая рука дернулась к телефону.

– Апартаменты на последнем этаже, – сообщил он удивленным голосом через несколько секунд. – Мисс Барр просила вас подняться наверх.

Я достал из кармана пригоршню мелочи, выбрал монетку в десять центов и бросил ее на конторку перед ним.

– Дарю вам за вашу любезность, – объяснил я. – Купите себе на эти деньги какое-нибудь маленькое животное, которое вы могли бы забить насмерть, не опасаясь, что в ответ оно укусит вас!

Когда дверь апартаментов распахнулась, мне явилась вовсе не Максин Барр, это уж точно. На пороге возвышался мужчина лет пятидесяти с небольшим – здоровяк с бычьей шеей, у которого все волосы с головы переместились на кустистые брови, торчавшие как живая изгородь. Зубами он сжимал сигару с такой силой, словно вцепился в спасательный канат.

– Вы Холман? – буркнул он с мощью пароходной сирены, будто мы находились в тумане в открытом море, а не в двух шагах друг от друга.

– Правильно, – согласился я. – А вы не Максин Барр.

– Я Чарли Хатчинс, – рявкнул он. – Мы вас ждали.

Я проследовал за ним в богато обставленную гостиную и увидел Максин Барр: она лежала на диване, закинув руки за голову и уставившись в потолок. И хотя все происходило не на широком экране, а в будничной прозаичной реальности, эффект был все равно потрясающий. Можно описать Максин как рыжеволосую красотку среднего роста с очень хорошей фигурой – пожалуй, слегка тяжеловатым бюстом, – и все это будет чистой правдой, но не всей правдой. Ибо совершенно невозможно передать словами те качества, которые сотворили из нее звезду, мечту, бесконечно желанную и недосягаемую для миллионов мужчин во всем мире. Может быть, лучезарные свойства ее фиалковых глаз, то, как она двигалась, литая гармония ее классических форм. Может быть, все дело в чувственном изгибе ее нижней губы, обещавшей зрелую страсть. Может быть… но стоит ли продолжать?

– Макси, солнышко, – прогремел Хатчинс из громкоговорителя, встроенного в его грудь. – Явился Холман.

– Лестер говорил, что вы приедете, – ответила она бесцветным голосом, не отводя взгляда от потолка. – Как вы долетели, мистер Холман?

– Прекрасно, – ответил я. – Спал всю дорогу.

– Если бы я так могла, – пожаловалась она, обращаясь к потолку. – Я ужасно боюсь летать в самолетах.

– Ну что ж, – Хатчинс на секунду вынул сигару изо рта, бросил на нее быстрый взгляд и снова вцепился в нее зубами, – займемся делом?

– Прежде чем мы приступим, мистер Хатчинс, – вежливо сказал я, – объясните, вы-то какое отношение имеете к данному делу?

– Что? – Он моргнул набрякшими веками, удивленно уставившись на меня.

– Лестер Найт – мой клиент, – продолжал я ровным голосом. – Он поручил мне замять глупую историю о покушениях на жизнь Бабе Дюан и добиться, чтобы имя мисс Барр не было втянуто в скандальную газетную шумиху. Это мое дело, и оно, очевидно, касается прежде всего мисс Барр. Но я не вижу, почему вы должны принимать в нем участие?

Максин села на диване, любовно обняв свои колени, как бы отдавая дань их округлому совершенству. Ее огромные фиалковые глаза слегка затуманились, когда она впервые – с тех пор как я появился в номере – взглянула на меня.

– Чарли мой единственный друг в Нью-Йорке, мистер Холман, – мягко сказала она. – Во всяком случае, единственный, кому я могу доверять, – вот почему он здесь. Я буду вам благодарна, если вы примете его в дело так же, как и меня. Это моя личная просьба, Рик.

– Черт подери! – К Хатчинсу наконец-то вернулся громоподобный голос. – Тебе вовсе не обязательно быть вежливой с этим ничтожным соглядатаем, Макси!

– Чарли! – Ее улыбка казалась сладкой, как нож, измазанный шоколадным кремом. – На всем Западном побережье Рик Холман самый высокооплачиваемый специалист по таким деликатным ситуациям, в которую мы попали. Твой нахрап всесильного промышленного магната никак на него не подействует, поэтому не трать попусту свою энергию, дорогой!

– Хорошо, – прохрипел Хатчинс, как будто его душили. – Извините, Холман.

– Пожалуйста, – равнодушно принял я его извинения. – Я хотел бы задать вам несколько разных, а возможно, и глупых вопросов, мисс Барр.

– Приступайте, – согласилась она и направила на меня взгляд своих туманно-неотразимых фиалковых глаз. – Но, пожалуйста, Рик, давайте отбросим эти формальности. Меня зовут Максин, вас – Рик, а Чарли он и есть Чарли.

– Идет, – ответил я. – Максин, вы действительно озвучили приписываемые вам слова – что вы отправите Бабе Дюан в ад раньше, чем она успеет сыграть вашу роль в пьесе Фрайберга?

– Чарли, принеси-ка Рику что-нибудь выпить! – сказала она таким тоном, каким отдают приказания собаке.

– Сейчас, – буркнул Хатчинс без всякого энтузиазма. – Что вы хотите, Хол… Рик?

– Бурбон со льдом, Чарли-бой, – весело ответил я. – Выбирайте бурбон подороже!

Его лицо приобрело опасный багровый оттенок.

– Бурбон со льдом, – повторил он и заковылял через комнату к изысканному бару в углу.

– Кажется, я действительно так сказала. – Максин доверительно улыбнулась. – Я была очень расстроена, как всегда в подобных ситуациях, и могла сорваться.

– Понимаю. А потом вы вернулись в Нью-Йорк и уединились в этом отеле?

– Верно, – ответила она, задумчиво кивнув. – Мне требовалось время, чтобы успокоиться. Я никак не ожидала, что Лестер – мой второй муж – окажется таким подлым сукиным сыном и заставит строго следовать условиям контракта. Конечно, мне нужно было подумать обо всем раньше. – Ее улыбка стала еще более доверительной. – Как я уже сказала, какое-то время, к несчастью, я была замужем за скотиной.

Хатчинс присоединился к нам, сунул мне выпивку, уселся в кресло и сердито посмотрел на свой собственный бокал.

– И вы уже никогда не возвращались в театр к Фрайбергу?

– И не думала.

– Но вы вспомнили, что в Нью-Йорке есть человек, которому вы можете доверять, и обратились к нему?

– Милый Чарли! – Она бросила на него ласковый взгляд – рублем подарила. – Я не знаю, что бы делала без него эти последние сумасшедшие несколько дней.

– Вы посвятили Чарли во все подробности?

Она слегка пожала плечами:

– Разумеется!

– И он тут же начал рвать и метать?

– Понятно, я рассвирепел, – пробасил Хатчинс, – потому что никому не позволю так обращаться с моей крошкой Максин. Кто они такие, черт бы их побрал?!

– Где вы были последние несколько дней, Чарли?

– Здесь, неподалеку. – Он наклонился вперед в своем кресле. – А какое это имеет значение?

– А вы не болтались вокруг театра Фрайберга, пытаясь прикончить Бабе Дюан?

– Я? – У него даже лысина побагровела. – Ну, вы, кажется, совсем свихнулись?

– Успокойся, дорогой, – мягко попросила Максин. – Рик говорит о том же, о чем и Лестер, когда он звонил сегодня утром. И если этот крысенок, Джо Фрайберг, разболтает газетам, многие вполне могут подумать, что за покушениями на Бабе стоишь ты. Твоя репутация говорит сама за себя, не так ли, дорогой? – Прежде, чем он успел ответить, Максин перевела взгляд на меня. – Поймите, Рик, даже сама идея покушения нелепа. Как бы хорошо милый Чарли ко мне ни относился, вряд ли он бросится убивать эту Дюан только потому, что я брякнула глупость, находясь в состоянии эмоционального срыва.

Хатчинс ткнул волосатым пальцем в мою сторону.

– Он что, безмозглый идиот? – спросил он, явно напрашиваясь на скандал.

– Чарли! – В ее голосе снова зазвучали нотки приказа. – Почему бы тебе не прогуляться, дорогой, и немного не остыть?

– Ничего не поделаешь, придется. – Он поднялся из кресла. – Если я останусь еще на несколько минут, то скорее всего расколю череп Холмана на две половинки, только чтобы доказать, что внутри там ничего нет! – Он тяжело затопал к выходу и яростно хлопнул дверью. И сразу в номере наступила успокоительная тишина, как после урагана.

– Бедный Чарли, – сострадательно произнесла Максин. – Я должна извиниться за него.

– Вовсе нет, – возразил я. – Он сказал сейчас самую разумную вещь за все время нашего короткого знакомства. Я пока действительно как в тумане.

– Рик? – Она похлопала ладонью по дивану. – Идите сюда и давайте мирно побеседуем, не напрягая издали глаз, чтобы видеть друг друга.

Я тут же подчинился – почему бы и нет? Разве я выжил из ума, как предположил Чарли?

Максин положила руку на мое колено небрежным интимным жестом и наклонилась ко мне. Я оказался под двойным гипнозом сияющих фиалковых глаз и глубокого овального декольте, соблазнительно приоткрывавшего высокую гордую грудь.

– Рик, – тихо произнесла она, – вы же не допустите, чтобы этот ужасный человек распространял обо мне потоки лжи в газетах?

– Попытаюсь, – неуверенно пообещал я.

Ее рука нежно похлопала меня по колену.

– Я буду вам чрезвычайно благодарна. Хотелось бы называть вас другом, Рик, и доверять вам. – Она негромко кокетливо рассмеялась. – Вы знаете, где можно испытать самое большое одиночество в мире?

– В Голливуде, когда сенатский комитет расследует деятельность киноиндустрии? – предположил я.

– В любом аэропорте мира, в окружении восторженных поклонников, – ответила она грустно. – Вы не представляете, Рик, как одиноко чувствуешь себя в такие моменты.

– Что еще я должен знать, прежде чем отправлюсь к Джо Фрайбергу? – отчаянно сопротивлялся я ее неотразимому обаянию.

– Пожалуй, ничего… Вы выглядите смертельно усталым, Рик. Идите сюда… – Она мягко наклоняла мою голову, пока та не коснулась ее груди, и я почувствовал нежное тепло сквозь тонкий шелк. – Отдохните немного, дорогой, и вы тут же почувствуете себя лучше, – нашептывала она мне в ухо.

Я едва не признался ей, что ощущаю себя наверху блаженства: кровь громко стучала в висках, словно отбойный молоток, а я чувствовал себя готовым к действиям, как космонавт в ожидании отсчета секунд, оставшихся до старта. Впервые в жизни (и может быть, в последний раз) я находился в такой близости от кинокоролевы, и я вовсе не собирался упустить представившуюся возможность.

Максин тихо вздохнула, когда я обвил правой рукой ее талию; принял скромный вздох за поощрение и пожелание успеха путешественнику, отправляющемуся в неизведанные дикие места. Моя правая рука продолжала свой путь, скользя по округлому бедру вниз, – и тут без какого-либо повода туземцы взбунтовались. Еще секунду назад я был интимно близок к Максин и вдруг оказался один на диване с болью в шее от резкого рывка, Максин стояла в шести футах от дивана, рассеянно разглаживая на бедрах непомятое платье.

– Что случилось? – туповато спросил незадачливый путешественник.

– Рик, дорогой, – сказала она отчетливо, – давайте оставим эти глупости!

– Кажется, я неправильно понял ваши материнские чувства, – обиженно пробормотал я.

– Увы, я сама во всем виновата. – Ее глаза светились детской искренностью. – Я забыла, насколько неуправляемы мужчины. Мне не нужно было поощрять вас, Рик.

– Это что, совет вашей седовласой старой матушки? Расскажите мне о ней, Максин. Как она, стоя на коленях, скребла пол, а вы перевязывали свои косички выцветшей ленточкой. Как она взглянула на вас и сказала: «Однажды, дитя, ты станешь великой звездой, и я хочу, чтобы ты навсегда запомнила то, что я тебе сейчас скажу. Мужчины неуправляемы, моя дорогая невинная крошка, и после того, как ты четырежды побываешь замужем…»

– Я думаю, вам лучше уйти, – заявила она сердито.

– Пожалуй, да, – согласился я, вставая.

– Я не ожидала услышать подобные оскорбления. – В ее голосе звенел металл. – Я надеялась, что мы станем друзьями, мистер Холман. Как глупо с моей стороны ожидать уважения от такого незадачливого соглядатая, как вы!

– Вы заговорили как Чарли, – посетовал я. – В ваших устах его слова звучат жутковато.

– Я сию же минуту позвоню Лестеру, – продолжала кипятиться она. – Пусть он найдет более компетентного исполнителя.

Я направился к бару, неторопливо смешал себе коктейль и закурил, прежде чем повернуться к Максин.

– Лестер не изменит своего решения, – веско заметил я. – Поэтому вам от меня никуда не деться. Я хотел еще кое-что узнать, перед тем как уйти. Кто, на ваш взгляд, может желать смерти Бабе Дюан и серьезно заняться исполнением замысла?

– Существуют тысячи людей, которые так же, как я, с удовольствием прикончили бы Дюан, но я не знаю никого, кто ради такого безумства рискнул бы сесть на электрический стул. – Максин улыбнулась. – Бабе так же дружелюбна, как змея: сначала гипноз, а потом ядовитый укус.

– Буду держать вас в курсе, – пообещал я и допил свой бокал. Когда я поравнялся с ней на пути к двери, она схватила меня за руку:

– Рик? – Ее глаза затуманились. – Пожалуйста, забудьте гадости, которые я вам наговорила! Я задела вашу мужскую гордость. Я должна была понять, почему вы так грубо мне отвечаете. Вы простите меня? Сумеете?

– Попробую. – Я мрачно улыбнулся. – Кажется, это все-таки моя ошибка. Нужно принимать вас такой, какая вы есть на самом деле – символ, а не женщина из плоти и крови. – Я осторожно расцепил ее пальцы и двинулся к выходу.

– Подождите! – В ее голосе звучал самоуверенный приказ, и я невольно остановился в десяти футах от двери.

Сзади послышался тихий шуршащий звук, и я осторожно оглянулся. Таиландское шелковое платье лежало смятым комочком на полу, и к нему тут же присоединилась полупрозрачная комбинация. Максин осталась только в белом бюстгальтере и трусиках, на которых были вышиты розовым шелком три маленьких пуделя, игриво бегущих друг за другом вокруг ее левого бедра. Она заложила руки за голову и выгнула спину жестом гораздо более шикарным и чувственно-влекущим, чем любые ужимки и кривляния исполнительниц стриптиза в ночных клубах.

– Если вы передумали, Рик, – сказала она хрипловато, – вернитесь и докажите, что вы настоящий мужчина. – Раздался звенящий иронический смешок. – А если вы по-прежнему думаете, что я всего лишь символ, убирайтесь к черту!

Это была одна из неприятнейших ситуаций типа «мужчина или мышонок?», и единственный выход из нее, который пришел мне в голову, дабы доказать собственное мужество, – это издать несколько слабых писклявых звуков.

– Вот что я скажу вам, дорогая Максин, – собрался я все же с духом. – Я действительно считаю вас очень откровенным символом, к тому же еще никому не удавалось вставить мне кольцо в нос и водить на поводке. Полагаю, вы не будете первой.

Решительно отвернувшись от нее, я вышел из номера, закрыв за собой дверь.

Я ждал лифта, чувствуя, что мои нервы вот-вот лопнут от напряжения.

Глава 3

Когда я вышел в вестибюль, мой любимый портье беседовал с моим любимым промышленным магнатом. Увидев меня, они прореагировали совершенно по-разному. Портье устремил взгляд в пустоту, словно меня не существовало, а Хатчинс бросился ко мне; его лицо исказила гримаса, очевидно означавшая приветственную улыбку в мире финансовых воротил.

– Я как раз дожидался вас, Рик, – пробасил он на весь вестибюль. – Нам нужно поговорить. Пойдемте в бар?

– Почему бы нет?

– Не хотелось заводить разговор в присутствии Максин, – доверительно сказал он громоподобным шепотом. – Она нервничает, как кошка.

– Это заметно, – согласился я.

В баре Хатчинса встретили как короля, и уже через минуту мы сидели в укромном уголке с наполненными бокалами.

– Вы отсюда направляетесь в Нью-Блейден? – внезапно спросил он.

– Они там репетируют свою пьесу? – поинтересовался я.

– Да. – Он насмешливо хмыкнул. – Раньше они репетировали в одних и тех же местах: Нью-Хейвен, Бостон, Филли. Теперь стараются забиться подальше, чтобы критики до них не добрались. Они готовы репетировать бродвейские пьесы где угодно, даже в Лос-Анджелесе!