Текст книги "Убийца среди нас"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Я в Нью-Блейдене, но ты не очень сильно ошибся, – ответил я. – Кажется, все нормально. Как ты, Лестер?

– Отлично. Перл не хочет со мной говорить. Она боится за свою репутацию: вдруг распространятся слухи, что она связалась с парнем, который общается с педиками. Представляешь, что ты натворил прошлой ночью?

– Мне придется выставить тебе счет за дополнительно оказанные услуги.

– Пока я открыл для нее счет в шикарном ресторане. Думаю, через тройку недель она пополнеет и кости не будут так сильно выпирать, – самоуверенно заявил Лестер. – Как там Максин?

– Она выглядит потрясающе! Чарли Хатчинс не отходит от нее ни на шаг.

– Я ведь говорил тебе, мой мальчик, Чарли следовало бы держаться от нее подальше, но он, конечно, ни за что не согласится. Как она выглядит?

Я старался попусту не заводиться.

– Лестер, старина! Ты что, не помнишь? Ведь это ты был на ней когда-то женат, и ты хочешь, чтобы я тебе рассказал, как она выглядит?

– Я помню, – тихо вздохнул он. – Но мне хотелось бы услышать независимое мнение. Во что она была одета?

– За кого ты меня принимаешь? За редактора журнала мод? – оскорбился я. – Она была в шелковом платье. И платье выглядело великолепно, как и все остальное.

– Она вспомнила добрым словом старика Лестера?

– Конечно, его самого и особенно его контракт!

Наступила длительная пауза, я уже собирался положить трубку, считая, что моя последняя резкость его обидела, но он заговорил снова:

– Ты уже говорил с Джо Фрайбергом?

– Только с Ирвингом Хойтом.

– Ирвинг Хойт? Кто такой Ирвинг Хойт?

– Ты что, никогда не слышал о нем?

– Нет, с какой стати?

– Он для Бабе Дюан то же самое, что Хатчинс для Максин, – объяснил я. – Они старые заклятые враги, и, по слухам, каждая новая схватка углубляет раздор. – Еще одна длительная пауза. И судорожный вздох, прозвучавший как ураган над Скалистыми горами. – Пожалуй, мне нужно еще выпить, – пробормотал он, явно обращаясь к себе самому. – Ситуация напоминает монолог Хедды из «Фотопьесы»: «Кому кто враг, кто друг кому, и кто в слезах из-за чего…»

Если учесть цену междугородных переговоров – по доллару за минуту, наша беседа слишком затягивалась.

– Все ясно, – оборвал его я. – До встречи, приятель.

– Да, я снова позвоню завтра вечером, чтобы взбодрить тебя. И помни, Рик, мой мальчик, я буду страшно разочарован, если эта фальшивая история появится в газетах.

– Я знаю.

– Мой мальчик, разве я когда-нибудь сомневался в тебе? – сказал он голосом, пропитанным алкоголем. – Я в замоте, поскольку все время приходится возиться с этими чудовищными карликами: носы у них острые как бритва, и они вечно таскают с собой новенькие атташе-кейсы с собственными золотыми инициалами – ну, ты же знаешь этих банкиров? И все потому, что они отвалили приличную сумму на создание нетленного шедевра, который я собираюсь создать вместе с моей любимой крошкой Максин. Они думают, что это дает им право меня тиранить. Ты понимаешь, мой мальчик, здесь нет ничего личного – клянусь всеми святыми, и пусть я проснусь утром кастратом!

Нет ничего более утомительного, чем разговор с пьяным в стельку болтуном.

– Да-да, конечно, Лестер. Иди и проспись хорошенько.

– Хорошая идея, только я не устал – скорее, слегка возбужден, – оживился он, явно ощутив внезапный прилив энергии. – Почему бы нам еще не потрепаться немного, мой мальчик?

– Почему бы тебе не позвонить кому-нибудь другому по междугородному телефону? – предложил я во внезапном приливе вдохновения. – Открывай новые географические пункты, сидя в своей собственной гостиной. Глядишь, и чувство возбуждения пройдет. Попробуй, например, город Ном на Аляске.

– Прекрасная идея, – продекламировал он медленно торжественно-судьбоносным голосом. – Оператор, соедините меня с городом Ном, Аляска! – Чувствовалось, что он полон энтузиазма. – Послушай, Рик! Я же никого не знаю в Номе на Аляске.

– Позвони Смиту, – с бесконечным терпением объяснил я. – Действуй осторожно, назови его Робертом, а не Джоном. Такой есть почти в каждом городе.

– Пожалуй, ты прав. – Он почти уже согласился. – А если Роберт Смит не захочет говорить со мной?

– Лестер, дружок. – В отчаянье я закрыл глаза. – Допустим, ты сидишь дома и ничего не делаешь, и вдруг звонит телефон и оператор говорит – вам звонят из города Ном, Аляска, разве ты бросишь трубку, даже если никого не знаешь в этом городе?

– Умница ты! – радостно завопил он. – Огромное тебе спасибо, Рик, мой мальчик. Послушай! А если во мне не иссякнет дух первооткрывателя, когда я закончу разговор с Аляской? Ты знаешь еще какие-нибудь отдаленные экзотические, романтические места, куда я мог бы позвонить?

– Пасадина! – рявкнул я и повесил трубку.

Джо Фрайберг предстал передо мной розовощеким толстяком, только щеки были изрезаны глубокими морщинами, а под глазами залегли темные тени. Его звонок разбудил меня утром, и я пригласил Джо на завтрак, чтобы съесть что-нибудь и самому.

– Я звонил в отель вчера вечером, – извинялся он, улыбаясь, – но не застал вас и подумал, что вы пропустили поезд, который Чарли Хатчинс упоминал в своей телеграмме. Я решил, что вы устанете в дороге, и отложил встречу до утра.

– Очень мило с вашей стороны.

Его блуждавшая по пухленьким щечкам улыбка поняла, что прощена, и решила задержаться на лице.

– Вы не представляете, как я рад вас видеть, мистер Холман!

– Зовите меня Рик, – предложил я.

– Великолепно! – Он весь расплылся от удовольствия. – А меня зовут Джо. Я чуть с ума не сошел за последние недели. Как будто мало мне было проблем, когда Максин отказалась играть в пьесе! Я почувствовал себя наверху блаженства, узнав от Лестера Найта, что вы приезжаете, – вы меня просто сняли с крючка, вы понимаете?

Я налил вторую чашку кофе и зажег сигарету.

– Буду откровенен с вами, Джо, – многозначительно заявил я, – не понимаю вас – в прямом и буквальном значении этого слова.

В его глазах снова появилось напряженное, затравленное выражение.

– Как же так, Рик? – беспомощно спросил он.

– Лестер Найт сообщил мне, будто вы угрожали предать огласке слухи, что кто-то пытается убить Дюан. И вы, мол, обратитесь к газетчикам, если он не сумеет удержать Максин Барр и Чарли Хатчинса от дальнейших покушений на ее жизнь.

– Лестер так и сказал? – Фрайберг посмотрел на меня печально, как сенбернар, которого признали алкоголиком, и его третий подбородок нервно задрожал. – Вы должны понять, Рик, что я в то время был под давлением, под очень большим давлением. Может, я и брякнул что-то сгоряча! Вы же знаете, как это бывает, когда на тебя давят и нет времени даже подумать? Но теперь вы здесь, и я знаю, что вы возьмете дело в свои руки, и я очень рад!

– Кто же давил на вас, Джо? – сочувственно спросил я. – Сама Бабе Дюан?

– Бабе не проблема, бедная девочка настолько напугана, что совсем потеряла голову. Нет, на меня давил этот старый козел, Ирвинг Хойт! Если я, дескать, не наведу порядок, то он сам примет меры, и все в таком духе. Он, мне кажется, говорил вполне серьезно, и…

– Мне нужно поговорить с Бабе.

– Пожалуйста, – с готовностью ответил он. – Я здесь как раз для этого, Рик. Любая ваша просьба для меня приказ и в то же время удовольствие, даю вам слово!

– Спасибо, – сказал я. – Забудем на минутку о Максин и Чарли Хатчинсе. Кто-нибудь еще настроен против Бабе? Актеры труппы, например, или директор, может быть, даже рабочие сцены?

Все его подбородки на некоторое время застыли в задумчивости, так что я как раз успел допить кофе.

Потом он отрицательно мотнул головой:

– Пожалуй, нет… Впрочем, минутку! Пат Уэлс!

– Кто она?

– Он – Пат Уэлс, главный герой, партнер Бабе. – Он крепко треснул себя по лбу ладонью. – Как же я мог забыть о нем? Ведь Пат – муж Максин.

– Ее муж? – удивился я.

– Они разошлись примерно год назад, – торопливо объяснил Фрайберг. – Я предложил ему играть вместе с Максин, и он сразу ухватился за это. А когда она отказалась от роли, запил на двое суток и с тех пор, как Бабе заменила Максин, не обменялся с ней лишним словом, за исключением текста пьесы.

– Положим, он враждебно настроен по отношению к Бабе. Но не настолько же, чтобы попытаться убить ее? Разве она виновата, что Максин отказалась играть в пьесе?

– Я знаю, – кивнул продюсер. – Ho вы не знакомы с Патом Уэлсом, Рик, а я его хорошо изучил.

– Ладно, – согласился я. – Придется с ним тоже поговорить.

– Хотел бы попросить вас о личном одолжении, Рик. – Все его подбородки заколыхались. – Поговорите сначала с Ирвом Хойтом. Он крутится вокруг театра как маньяк.

– Я уже говорил вчера вечером со стариной Ирвом, – признался я. – Честно говоря, его секретарша подвезла меня от вокзала прямо к нему.

– Замечательно. – Он с облегчением вздохнул. – Соня Скотт? Очень симпатичная девушка.

– Старина Ирв, наверное, платит ей целое состояние, судя по ее нарядам, бриллиантам и всему остальному, – вскользь заметил я.

– Откуда мне знать, – ответил Фрайберг индифферентно. – А как сложились ваши отношения с Ирвингом?

– Отлично, – сказал я. – В конце разговора мы стали так близки, что между нами не просунуть было и лезвие ножа.

– Я счастлив слышать это, Рик, – возбужденно сказал он. – Может быть, он остынет и перестанет совать нос в дела театра.

– Трудно сказать, – усмехнулся я. – Честно говоря, старина Ирв слегка перевозбудился вчера вечером, но я нашел способ его утихомирить. Я с удовольствием использую ту же технику, если он опять разгорячится.

Фрайберг достал из кармана огромный носовой платок и осторожно промокнул лоб:

– Вы уже успокоили меня, Рик. Когда вы собираетесь поговорить с Бабе?

– Да хоть сейчас.

– Отлично! Я отвезу вас к Ирву.

– Так она у него?

– А где же еще? После случая с отравленными конфетами Ирвинг тут же снял особняк, нанял двоих телохранителей и настоял, чтобы она оставалась дома. Она скорее всего отдыхала прошлым вечером, поэтому вы не видели ее.

– Наверное, – согласился я. – Где я могу найти Уэлса?

– Труппа собирается сегодня в одиннадцать утра. – Он посмотрел на часы. – Через пятьдесят минут он будет в театре. Это проще, чем искать его в отеле.

– Хорошо. А Бабе тоже будет в театре в одиннадцать часов?

– Она приедет позже, около двенадцати.

– Тогда не нужно отвозить меня в особняк Ирва, – решил я. – Повидаюсь с ними в театре.

– Как скажете, Рик. Я готов сделать для вас что угодно!

Я грелся в сияющей теплоте его улыбки и размышлял, каким травматическим шоком была бы для него правда о моей встрече с Хойтом предыдущим вечером.

– Кстати, попытки покушения на жизнь Бабе… Лестер Найт примерно рассказал, что случилось, но мне не все ясно. Не могли бы вы изложить суть дела более детально, Джо?

– С удовольствием, хотя я и не считаю себя авторитетом в подобных делах. – Он снова вытер лоб. – Первый раз Бабе в одиночестве возвращалась в свой отель, и машина чуть не задавила ее. Никто не запомнил ни номера, ни других деталей – все произошло слишком быстро и…

– Никто? Вы хотите сказать, что, кроме Бабе, еще кто-то был свидетелем происшествия?

– Конечно – три члена нашей труппы шли следом, где-то за полквартала от нее, и все произошло на их глазах. Один из них считает, что номерных знаков вообще не было, но я уже сказал – все развивалось слишком стремительно, чтобы утверждать наверняка.

– По-видимому, почти все видели, как упал прожектор прямо на то место, где она только что стояла?

– Это случилось очень поздно, около полуночи. У нас возникли проблемы с последней сценой первого акта – она никак не получалась, – объяснял Джо. – Поэтому я отпустил почти всю труппу домой. На сцене были только Бабе и еще три актера…

– Включая Пата Уэлса?

– Нет, сэр. Он не был занят в этой сцене и ушел вместе с остальными. Электрика я тоже не видел. Мы и не думали об освещении, пока проклятый прожектор не обрушился на сцену!

– Вы уверены, что это не простая случайность?

– О случайности расспросите-ка лучше швейцара, Рик. Минут за пять до падения прожектора он услышал, как барабанят в дверь, и подумал, что кто-то из актеров что-нибудь забыл, – это довольно часто случается. Он открыл дверь – и все, вырубился. Он все еще был без сознания, когда я на него наткнулся.

– Швейцар не видел, кто его ударил?

– Он даже не знает, что его ударило!

– А что это за отравленные конфеты, которые предназначались Бабе, но были съедены собачкой?

– Я при этом не присутствовал и подробностей никаких не знаю, Рик, но как раз после этого случая Ирвинг Хойт снял особняк и настоял, чтобы она переселилась к нему, поскольку, по его мнению, жить в отеле слишком рискованно.

– Удалось узнать, кто послал конфеты или как они оказались в ее номере?

– Хойт перевернул весь отель, пытаясь это выяснить. – Фрайберг безрадостно улыбнулся. – Он вел себя как дикарь. Но никто ничего не знал, портье даже поклялся на Библии, что посторонних не впускал. Вот тут-то Ирв окончательно потерял голову. Он решил, что кто-то тайком прокрался в ее комнату и оставил там конфеты. Ну и сцену он закатил! – Джо покачал головой в немом восхищении. – Я как сейчас вижу управляющего отелем и весь персонал, пытающийся в вестибюле утихомирить его. Ирвинг орал так громко, что его, наверное, слышали за четыре квартала. «Это означает, что ни один постоялец не может чувствовать себя в безопасности в вашем отеле! Каждого из нас могут убить в его собственной постели! Ни я, ни мисс Дюан ни на минуту не останемся здесь!» Для такого карлика у Ирвинга здоровенная глотка…

– Значит, все три покушения на жизнь Бабе подтверждаются? Куча свидетелей готова удостоверить первые два покушения, а тех, кто видел мертвую собачку, вообще невозможно сосчитать?

– Пожалуй, так оно и есть, – согласился он.

– Вы испортили все дело, Джо, – сказал я хмуро. – Лестер искренне надеялся, да и я верил, что все три покушения скорее плод богатого воображения – вашего, Бабе или даже Хойта. А теперь мне придется признать, что кто-то действительно пытается ее убить и нет никаких оснований считать, что попытки прекратятся.

Лицо продюсера, включая бесчисленные подбородки, приобрело удрученное выражение, он с чувством сказал:

– Черт возьми, Рик! Я искренне сожалею, но я выложил вам правду, можете проверить. Я дам вам имена свидетелей, пожалуйста, говорите с ними в любое время.

– Спасибо, Джо, – кивнул я, продолжая размышлять. – Я поговорю с некоторыми из них, хочу убедиться, что вы не лжете, – если вы, конечно, не подкупили их всех, в чем я сомневаюсь.

– А я почему-то надеялся, что вам будет достаточно моего слова, Рик.

– Не очень умно с вашей стороны, Джо, – грубовато возразил я.

Джо густо покраснел, в его глазах снова появилось затравленное выражение, и он с трудом изобразил подобие улыбки.

– Вы правы, Рик, я сглупил. У вас нет ни малейших причин верить тому, что я рассказываю, в особенности после моей перепалки с Лестером! Мне не следовало об этом забывать.

– Вы знали, что Бабе Дюан не любит конфеты?

– Знал ли я… – Он быстро заморгал. – Конечно знал. Она нам все уши прожужжала, что не прибавила и фунта с тех пор, как ей было семнадцать лет, и все потому, что однажды вечером она в полном одиночестве сжевала пятифунтовую коробку конфет и после болела целую неделю. И что она с того самого вечера не съела ни одной конфеты – просто ненавидит их, – и почему бы, дескать, тебе не бросить эту привычку, Джо, и не похудеть на пару сотен фунтов? Сотен! И это она мне, который тоже не съел ни единой конфетки за всю свою жизнь!

– Она устраивает из этого целые представления?

– Конечно, – обиженно подтвердил он. – Я сам слышал ее рассказ сотню раз. Спросите первого встречного – он наверняка знает и Бабе Дюан, и как она ненавидит конфеты! Пожалуй, нет человека во всем нашем проклятом мире, который бы не слышал ее похвальбы.

– За исключением одного, – резко сказал я.

– Кого это? – Он снова испуганно заморгал.

– Того, кто оставил отравленные конфеты в ее номере.

Глава 5

Пат Уэлс с явным удовлетворением полюбовался на свой тонкий, но мужественный профиль в зеркале театральной уборной, поправил элегантный локон черных густых волос, прежде чем развернуться в кресле и взглянуть на меня.

– Я прекрасно понимаю ваши вопросы, мистер Холман, – сказал он добродушно. – Включая тот, который вы еще не задали: не имеет ли жена, с которой мы разошлись, такой власти надо мной, что я готов ради нее убить актрису, ее соперницу?

– Джо Фрайберг говорит, что вы были просто счастливы играть вместе с Максин, а когда Бабе Дюан заняла ее место, не перемолвились с нею ни единым словом, за исключением диалогов пьесы. Похоже, вы тяжело переживали замену Максин?

– Виновата ирландская кровь, которую я унаследовал от матери. – Он улыбнулся. – Конечно, я переживал. Я надеялся, что если мы с Максин будем проводить вместе шесть вечеров в неделю, то, возможно, ее прежние чувства вернутся. Каждый волен мечтать и надеяться, а я по-прежнему очень люблю ее, мистер Холман.

– Как и все остальные мужья, – буркнул я недовольно. – По крайней мере, трое последних – с первым я еще не встречался.

– И вряд ли встретитесь, – заторопился Уэлс. – Его зовут Джин Хаммонд, и последние пять лет он провел в частном санатории в Индиане. Он был музыкантом и очень хрупкой натурой, как мне рассказывали. Когда Максин объяснила ему, что все кончено и он может выкатываться из дома со всеми своими пожитками, чтобы освободить место для нового мужа, он просто не захотел ей поверить. Пожалуй, частный закрытый санаторий – единственное место, где вас никто не побеспокоит, если вы отказываетесь принимать действительность такой, как она есть.

– Извините, не могу понять, не умещается в голове: она бросила четырех мужей – и каждый из них лезет из кожи вон, чтобы вернуть ее.

– Значит, вы не были женаты на Максин Барр, мистер Холман, – уверенно заметил Пат. – Может, вы и переспали с ней – таких мужчин много, но это совершенно ничего не значит. Видите ли, женитьба дает человеку чувство собственника. Дело не только в том, что брак считается в нашем обществе высокоморальным, юридически признанным институтом. Все гораздо глубже. Он поощряет примитивные инстинкты, пробуждает в человеке атавистические чувства. «Эта женщина принадлежит мне! – радостно говорит он себе после брачной церемонии. – Она моя на всю жизнь». – Уэлс сделал паузу, чтобы прикурить. – Поэтому, когда шесть месяцев, а может быть, год-два спустя она заявляет, что вы можете убираться восвояси, это воспринимается как чудовищной неожиданности шок. Для бывшего супруга ничего не кончено, мистер Холман. Он по-прежнему без ума от нее, старается предугадать любое ее желание, в тысячный раз готов смотреть с тем же вожделением, что и в первую брачную ночь, как она раздевается перед сном, и вдруг без всяких видимых причин она говорит: «Прощай, мой милый».

– Есть и другие женщины, – заметил я.

– Но не такие, как Максин, – возразил он быстро. – Бывший муж без конца спрашивает себя, что случилось. Какую он совершил ошибку? Он был безумно влюблен, хранил ей верность, делал все, чего только может ожидать женщина от любящего мужа, а она его раз – и бросила, как прошлогоднюю модель автомобиля. Рано или поздно он приходит к единственному логическому выводу: он чем-то не устраивает ее. И при этом он даже представить себе не может, какого же основного мужского качества ему недостает. Если она разобралась с ним так быстро, значит, то же самое его ждет и со всеми другими женщинами?.. – Глубокая тоска светилась в глубине его темных глаз, когда он смотрел на меня. – Вот почему все ее бывшие мужья хотят, чтобы она к ним вернулась, мистер Холман. И не в последнюю очередь надеясь доказать самим себе, что их самоанализ ошибочен – у них все в порядке с основными мужскими качествами и они ничуть не хуже любого другого мужчины.

– Лестер Найт уверяет, что Максин стала звездой еще в детстве, потом был скандальный суд с матерью и многое другое и все это оставило глубокие раны в ее душе. По его мнению, она так и осталась очаровательной невинной крошкой, постоянно ищущей замену своему отцу. – Я пожал плечами. – Готов согласиться, что здесь он недалек от истины – только детский ум может быть столь жестоко прямолинеен.

– Впечатляющая теория… – Уэлс саркастически улыбнулся. – Ее легко проверить. Если Максин позовет его завтра, как, вы думаете, он поступит?

– Помчится на зов с такой скоростью, что его хватит инфаркт, прежде чем он до нее добежит, – проворчал я.

– Он любит порассуждать, вот и придумал себе в утешение теорию, что никто не виноват – ни он сам, ни Максин. Но он верит в нее не больше, чем я, или Хатчинс, или несчастный Джин Хаммонд, – решительно отрубил Пат. – Я все еще не ответил на ваш незаданный вопрос. Способен ли я убить Бабе Дюан, если это вернет мне Максин? Честно говоря, не знаю… Но я должен быть уверен, что она на самом деле вернется, и навсегда, только тогда я бы серьезно задумался об убийстве.

– Понятно, – сказал я нейтральным тоном. – Как вы думаете, кто еще имеет веские причины желать смерти Бабе Дюан?

– Бабе Дюан, как бы это выразиться помягче, постоянно всех раздражает. А ведь мы видимся с ней всего несколько часов в день в театре. – Он задумался и машинально поправил локон. – Единственный человек, у которого есть убедительный мотив, – по-моему, тот чудак карлик, с которым она живет, – ему приходится ее терпеть двадцать четыре часа в сутки. Это достаточно серьезный мотив для убийства, мне кажется.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Вы не припомните, где находились в тот вечер, когда Бабе чуть не задавила машина?

– Так случилось, что очень хорошо помню. Когда Максин оставила театр и ее заменила Бабе, какое-то время я пытался найти утешение в алкоголе, но безуспешно. Тогда я решил испробовать другое лекарство. Ее зовут Бетт Льюис. У нее восемь строчек текста в первом акте. Симпатичная девушка. Одна из тех старательных блондинок, которые недавно в нашем бизнесе, и им еще не все успело опротиветь. Ее отель рядом с театром, и после репетиции мы пошли в ее номер.

– И вы остались там?

– До шести часов утра, – без видимого смущения ответил он. – Прошу вас об одолжении, мистер Холман. Если будете ее допрашивать, постарайтесь сформулировать свои вопросы тактично, чтобы не смущать малышку.

– Договорились, – сказал я. – Могу я задать вам нескромный вопрос? Помогло ли лекарство?

– Тот же результат, что и с алкоголем, – поморщился он. – Девушка имеет право надеяться, что джентльмен проявит скромность, – я бы так и поступил в разговоре с вами, но вы пытаетесь найти убийцу, мистер Холман.

– Не волнуйтесь, мистер Уэлс. Джентльмены не должны подводить друг друга.

– Отлично. – Он снова повернулся к зеркалу, чтобы полюбоваться своим профилем. – Вы уже поговорили с Бабе?

– Жду, когда она здесь появится. – Я взглянул на часы, которые показывали четверть первого. – Вероятно, ждать осталось недолго.

– А с этим чудаком – как его… Хойт? – спросил он неуверенно.

– Ирвинг Хойт.

– Правильно, – сказал он своему отражению в зеркале и ослепительно улыбнулся, демонстрируя безупречные зубы. – Должен вам сказать кое-что, мистер Холман: Бабе перепугана до полусмерти. Когда профессиональная актриса постоянно забывает свою роль на репетициях, можно предположить, что она чем-то сильно обеспокоена. Но когда она на протяжении целых двух актов позволяет второй героине оттеснять себя в глубь сцены, как случилось с Бабе вчера, и она даже не заметила этого, невольно начинаешь думать, что она находится в кризисе, возможно, решается вопрос о жизни или смерти. Постарайтесь встретиться с ней наедине, без Хойта, и вы увидите, что я не преувеличиваю.

– Почему вы так считаете?

– Я просто это чувствую, когда нахожусь рядом с ней, – пожал плечами Уэлс. – Мне кажется, Хойт параноик и его состояние ухудшается с каждым днем. Вполне возможно, что Бабе попала в критическую ситуацию.

– В какую же?

– Кто-то трижды пытался убить ее, так ведь? Поэтому Хойт снимает особняк, чтобы обеспечить ее безопасность с помощью телохранителей. Она принимает его предложение с благодарностью – кто бы отказался в подобных обстоятельствах? И что же? Фактически она оказывается взаперти с параноиком все время, за исключением репетиций. Трудно сказать, что хуже – лекарство или болезнь?

– Она знала, что делала, когда принимала его предложение, – возразил я. – Она была замужем за ним когда-то.

– И в самом деле. – Он задумчиво улыбнулся собственному отражению. – Как же я мог забыть об этом!

– Возможно, он не был параноиком, когда предлагал ей руку.

Он на секунду закрыл глаза, потом неохотно улыбнулся:

– И об этом мне не следовало забывать!

Я вышел от него в тусклый коридор и без труда нашел уборную Бабе Дюан. Алекс, как верный телохранитель, стоял около ее двери. Кирш повернул голову, когда я подошел ближе, и мрачная тень затуманила его бледно-голубые глаза – он узнал меня.

– Кажется, жертвенный барашек все еще ищет своего палача, – тихо сказал он. – Тебе удалось сбежать прошлой ночью, подонок. Иначе все было бы уже кончено.

– Я хотел бы поговорить с мисс Дюан, – сказал я вежливо.

– Не выйдет! – ухмыльнулся он.

– У меня было сегодня очень хлопотное утро, Алекс, – продолжал я, стараясь не повышать голоса. – Завтрак с Джо Фрайбергом, продюсером, который очень обрадовался, что я займусь выяснением правды о покушениях на мисс Дюан. Я уже допросил троих или четверых членов труппы, включая Пата Уэлса. Фрайберг знает, что я намерен поговорить с мисс Дюан, он сам предложил мне встретиться с нею здесь, потому что в двенадцать у нее начнется репетиция.

– Ты болтлив до безобразия, – сказал он злобно. – Мы уже говорили об этом.

Я не оставлял надежды его урезонить.

– Мой друг, если мы затеем спор, люди услышат и придут узнать, что здесь происходит. Что скажет Фрайберг и остальные – а они узнают, что вы не разрешаете мне переговорить с Бабе Дюан, – и как к этому отнесется старина Ирв, ваш босс, когда ему сообщат о вашем самоуправстве?

– Ну-ну, выкладывай дальше, подонок! – Он весь исходил злобой.

– Получается некрасиво, – продолжал я рассудительно. – Получается, что вы боитесь моего разговора с ней, значит, допускается, что я могу узнать какие-то детали, которые поставят старину Ирва в неловкое положение. Вы думаете, ему это понравится?

Пальцы его правой руки несколько раз спазматически сжались в кулак, и он наконец отошел в сторону.

– Даю тебе пять минут, подонок, – прошипел Кирш. – И только попробуй предоставить мне малейший шанс! Один вопль этой шлюхи Дюан – и ты труп. Понял?

– Я прекрасно понял вас, Алекс, – ответил я заговорщическим шепотом. – Вы психопат, и единственное лекарство – добрая пуля 38-го калибра, всаженная между ваших сумасшедших голубых глаз.

Я постучал в дверь уборной, и женский голос пригласил меня войти. Пальцы Кирша продолжали дергаться, и ему пришлось сжать их другой рукой, чтобы прекратить спазм.

– Я разрежу тебя на мелкие кусочки, а потом похороню в туалете. Просто уникальные будут похороны, подонок. Я спущу тебя в унитаз, дюйм за дюймом!

– Вы больны, Алекс. – Я сострадательно улыбнулся. – Я уже выписал вам рецепт. Кто знает, может быть, я окажусь как раз тем доктором, который и проведет курс лечения?

Я прошел в уборную и аккуратно закрыл за собой дверь.

– Кто вы такой? – раздался испуганный вскрик.

Бабе Дюан оказалась крупной блондинкой – Чарли Хатчинс сказал мне правду о пристрастиях старины Ирва. Она была всего лет на пять старше Максин Барр. Я вспомнил об этом, потому что их знаменитая ссора произошла, когда они впервые играли в кино вместе, причем Максин была еще девочкой, а Бабе – уже грудастой старлеткой, которую киностудия готовила для более серьезных ролей. Сейчас Бабе выглядела по крайней мере лет на десять старше.

Она потеряла в весе, что невыгодно заострило черты ее лица, нос вытянулся, а губы казались слишком тонкими, веки были покрыты мелкой красной сеткой, щеки ввалились.

– Кто вы такой? – повторила она с истерическими нотками в голосе.

– Рик Холман, – представился я. – Все в порядке – Алекс разрешил несколько минут поговорить с вами.

Она судорожно собрала воротник платья у горла так, что оно тесно натянулось на груди.

– Вы испугали меня! – хрипло прошептала она.

– Прошу прощения, – извинился я. – Разве Ирвинг вчера не говорил обо мне?

– Нет. – Она отрицательно мотнула головой. – А в чем дело?

– Джо Фрайберг заставил меня приехать с Западного побережья, – беззастенчиво соврал я. – Я специалист по улаживанию щекотливых ситуаций, и ему известна моя репутация. – В эти минуты мне было не до ложной скромности.

– Холман? – повторила Бабе. – Да, кажется, я слышала ваше имя раньше, мистер Холман. Что за щекотливая ситуация привела вас сюда?

– Покушение на вашу жизнь, мисс Дюан. Я приехал, чтобы узнать, кто пытается убить вас, и остановить их, прежде чем они предпримут очередную попытку.

Она конвульсивно вздрогнула:

– Я не понимаю, почему кто-то хочет убить меня, мистер Холман. Даже Максин. Я не виновата, что она не смогла участвовать в пьесе. Почему она должна мстить мне? Нет, я вовсе не уверена, что она стоит за всем этим, как постоянно твердит Ирвинг. Я растерянна, мистер Холман, и напугана. Я не знаю, что хуже – торчать все время дома, где Ирвинг не уставая твердит, чтобы я успокоилась, а потом начинает орать на меня, потому что я не могу успокоиться, да еще эти два страшных телохранителя толкутся вокруг меня все время; или приходить сюда на репетиции и постоянно помнить тот прожектор и отвратительный звук, с которым он упал на сцену, как раз туда, где я была всего две секунды назад. – Она крепко зажмурила глаза, словно надеясь прогнать навязчивые видения. – Иногда, находясь на сцене, я забываю на несколько минут весь этот кошмар, – продолжала она монотонно. – Я чувствую себя в безопасности только на сцене, среди друзей. А потом вдруг внутренний голос издевательски смеется надо мной и напоминает: «Конечно, мы все здесь добрые друзья, но не забудь одну маленькую деталь – убийца среди нас!» Моему терпению приходит конец, мистер Холман, если так будет продолжаться, я боюсь, что сойду с ума!

– Поверьте, я понимаю вашу тревогу, но вы должны помочь мне найти вероятного убийцу, мисс Дюан, это в ваших же интересах.

– Наверное. – Ее губы задрожали. – Можете задавать мне любые вопросы. О чем угодно, если это поможет.

– У меня не так уж много вопросов, – сказал я неуверенно. – Вы ведь не знаете, по каким причинам кто-то может хотеть убить вас. Даже Максин, как вы сказали, скорее всего ни при чем, хотя Ирвинг продолжает твердить, что именно она стоит за всеми этими покушениями. Как вам кажется, у мистера Хойта действительно есть основания серьезно ее подозревать?