Текст книги "Дворец полуночи"
Автор книги: Карлос Руис Сафон
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Город Дворцов
В тусклом свете пасмурного влажного и душного майского дня рельефы и горгульи в тайном убежище общества «Чоубар» напоминали восковые фигуры, вырезанные ножом неумелой рукой. Солнце пряталось за плотной серой пеленой. С реки Хугли тянуло удушливое марево. Сгустившись на улицах «черного города», оно источало ядовитые испарения застоявшегося болота.
Бен с Шири разговаривали за двумя разрушенными колоннами в центральном зале Дворца. Остальные ребята ждали в стороне, стоя на расстоянии дюжины метров от пары, время от времени украдкой бросая на нее подозрительные взгляды.
– Не уверен, что я правильно поступил, утаив от ребят главное, – признался Бен Шири. – Я знаю, они обиделись, и вообще это против правил общества «Чоубар». Но пока существует малейшая вероятность, что в городе ходит убийца, задумавший меня прикончить, в чем я сомневаюсь, мне не хочется впутывать их в это дело. Я не имею права подставлять под удар и тебя, Шири. Ума не приложу, какое отношение к странной истории имеет твоя бабушка, но пока я это не выяснил, лучше оставить все в секрете между нами.
Шири согласилась. Ей не нравилось, что каким-то образом их общий секрет внес разлад между Беном и его друзьями. В то же время, осознавая, что ситуация может оказаться намного серьезнее, чем они думали, девочка испытывала удовольствие, что тайна связала их с Беном крепкими узами.
– Я тоже должна тебе кое в чем признаться, Бен, – начала Шири. – Утром, когда я пришла попрощаться с вами, я не придавала этому значения, но теперь положение изменилось. Ночью, по дороге к дому, где мы живем, бабушка заставила меня поклясться, что я больше никогда не буду с тобой разговаривать. Она велела забыть тебя и сказала, что любая моя попытка встретиться с тобой может окончиться трагедией.
Бен только вздохнул: поток завуалированных предостережений на его счет из уст разных людей стремительно расширялся. Все, кроме него, как будто знали некую страшную тайну, превращавшую его в меченую карту, приносящую несчастье. И если поначалу он испытывал недоверие, а позднее – тревогу, то теперь эти чувства стали превращаться в откровенное раздражение и злость из-за игр в таинственность у него за спиной.
– Как она объяснила свой запрет? – спросил Бен. – Она никогда не видела меня раньше, и сомневаюсь, что своим поведением я заслужил подобную неприязнь.
– Думаю, тут дело в чем-то другом, – попыталась объяснить Шири. – Бабушка смертельно напугана. В ее словах я не услышала гнева, только страх.
– Полагаю, нам предстоит узнать, что стоит за этим, кроме страха, если мы собираемся выяснить, что вообще происходит, – ответил Бен. – Идем к ней прямо сейчас.
Мальчик направился туда, где стояли другие члены клуба. По их лицам было легко догадаться, что они обсудили проблему и приняли согласованное решение. Бен про себя сделал ставку на то, кто выступит рупором общественного недовольства. Ребята посмотрели на Йена, тот, обнаружив сговор, закатил глаза и тяжело вздохнул.
– Йен хочет тебе кое-что сказать, – объявила Изобель. – Он выражает наше общее мнение.
Бен обратился лицом к друзьям и улыбнулся:
– Я слушаю.
– Итак, – начал Йен, – главное, на что мы бы хотели обратить твое внимание…
– Переходи к сути, Йен, – поторопил его Сет.
Мальчик развернулся и со сдержанным гневом, на какой он был способен при своем флегматичном темпераменте, холодно заявил:
– Если говорю я, то делаю это, как мне угодно. Понятно?
Больше никто не осмеливался препятствовать его красноречию.
– Итак, наша основная мысль заключается в том, что концы с концами не сходятся. По твоим словам, мистер Картер сообщил, что вокруг приюта бродит преступник, этот преступник на него и напал. Преступник, которого никто не видел и чьи мотивы из твоих объяснений мы так и не поняли. Как мы также не понимаем, почему мистер Картер пожелал говорить только с тобой и почему ты сам так долго беседовал с Банкимом и не сказал нам о чем. Мы полагаем, у тебя есть свои причины хранить секрет, поделившись им только с Шири, точнее, ты думаешь, что они есть. Но, положа руку на сердце, если ты сколько-нибудь ценишь наше общество и его идеи, ты должен верить нам и ничего не скрывать.
Бен взвесил слова Йена и обвел взглядом лица своих друзей, согласно кивавших, пока их глашатай произносил речь.
– Если я и скрываю что-то, то лишь потому, что боюсь подвергнуть опасности вашу жизнь, – объяснил Бен.
– Основополагающий принцип нашего общества – это помогать друг другу до конца, а не только слушать байки о привидениях и бежать, как только запахнет жареным, – горячо запротестовал Сет.
– У нас тайное общество, а не женский хор, – добавил Сирах.
Изобель отвесила ему подзатыльник.
– Помолчи, – сердито сказала она.
– Ладно, – изрек Бен. – Один за всех и все за одного. Вы этого требуете? Как в «Трех мушкетерах»?
Все уставились на него, потом переглянулись и дружно кивнули.
– Хорошо. Я расскажу все, что знаю, хотя знаю я немного, – пообещал Бен.
В течение следующих десяти минут члены общества «Чоубар» слушали полную версию его истории, включая пересказ разговора с Банкимом и упоминание о страхе бабушки Шири. После доклада наступил черед вопросов.
– Кто-нибудь хоть что-то слышал об этом Джавахале? – поинтересовался Сет. – Сирах?
Энциклопедисту пришлось признаться в своем невежестве и дать отрицательный ответ.
– А не мог мистер Картер вести дела с таким человеком? Может, в его документах остались какие-нибудь записи? – спросила Изобель.
– Это мы успеем выяснить, – сказал Йен. – Сейчас важнее всего поговорить с твоей бабушкой, Шири, и распутать клубок.
– Согласен, – поддержал его Рошан. – Пойдемте к ней, а потом разработаем план действий.
– Есть возражения против предложения Рошана? – уточнил Йен.
Ребята подтвердили, что возражений нет, и их громкие восклицания эхом отдались от обветшавших стен Дворца полуночи.
– Тогда идем.
– Минутку, – подал голос Майкл.
Ребята повернулись, чтобы выслушать обычно молчаливого мастера карандаша и создателя графической истории общества «Чоубар».
– Бен, тебе не приходило в голову, что неприятности могут иметь связь с тем, о чем ты нам рассказывал утром? – спросил Майкл.
Бен поперхнулся. Он целых полчаса пытался ответить на этот самый вопрос, но не сумел найти ничего общего между двумя происшествиями.
– Я не вижу связи, Майкл, – сказал Сет.
Остальные тоже задумались, однако ни у кого не возникло желания оспорить точку зрения Сета.
– Сомневаюсь, что тут есть какая-то связь, – высказался наконец Бен. – Наверное, мне приснился сон.
Майкл заглянул ему в глаза – чего он почти никогда не делал – и показал небольшой рисунок, который держал в руке. Бен присмотрелся и различил контуры поезда, который мчался по пустоши среди лачуг и шалашей. Величественный локомотив, завершавшийся клином и увенчанный двумя высокими трубами, из которых валил дым и пар, тянул состав под небесным куполом, усыпанным черными звездами. Поезд был охвачен пламенем, и в окнах вагонов угадывались сотни призрачных лиц. Дети в отчаянии простирали руки и кричали в огне. Майкл проиллюстрировал рассказ Бена с абсолютной точностью. У Бена мурашки побежали по спине, и он посмотрел на своего друга.
– Не понимаю, Майкл, – пробормотал Бен, – когда же ты остановишься.
К мальчикам подошла Шири, и лицо ее побледнело, когда она увидела рисунок. Майкл подсказал верное решение, и девочка угадала, какая существовала связь между видением Бена и трагедией, разыгравшейся в приюте Св. Патрика.
– Огонь, – прошептала Шири. – Это огонь.
Жилище Ариами Бозе простояло запертым много лет. Тени тысяч воспоминаний в его стенах все еще наполняли дом, где годами обитали только книги и картины.
По пути ребята единодушно решили, что будет разумно, если Шири войдет в дом первой. Ей полагалось ввести Ариами в курс дела и сообщить о желании ребят поговорить с ней. Утвердив первый этап плана действий, члены общества «Чоубар» перешли к выбору делегатов для встречи с пожилой женщиной – ребята сочли целесообразным сократить свое представительство. Они опасались, что в присутствии семерых незнакомых подростков Ариами не захочет откровенничать. Поэтому они решили, что, кроме Шири и Бена, в разговоре примет участие Йен. Тот в очередной раз принял на себя миссию полномочного посла общества. Впрочем, Йен подозревал, что друзья обычно поручали ему почетную роль не потому, что полагались на его ум и сдержанность. Причиной была его безобидная внешность добропорядочного мальчика, неизменно вызывавшая умиление взрослых и особенно официальных чиновников. Так или иначе, но, миновав улицы «черного города» и немного постояв в саду, буйно разросшемся вокруг жилья Ариами Бозе, Йен присоединился к Бену, и оба вошли в дом по сигналу Шири. Остальные ребята остались дожидаться их возвращения.
Девочка провела гостей в зал, скудно освещенный дюжиной свечей, помещенных в сосуды с водой. Потеки воска застывали на оплывавших свечах причудливыми изгибами, приглушавшими яркость пламени. Молодые люди втроем уселись перед старой женщиной, молча наблюдавшей за ними из своего кресла. Они озирались по сторонам, пытаясь разглядеть, что находится в полумраке, укрывавшем обтянутые тканью стены и этажерки, погребенные под пылью лет.
Ариами подождала, пока взоры ребят обратятся к ней, и доверительно наклонилась к ним.
– Внучка рассказала мне о несчастье, – произнесла она. – Не могу сказать, что удивлена. Я долгие годы со страхом ожидала чего-то подобного. Правда, мне не приходило в голову, что все произойдет именно так. Прежде всего, вы должны знать, что сегодняшний эпизод – только первая ласточка. Выслушайте меня и решайте сами, как лучше поступить – пройти путь до конца или постараться избежать потрясений. Я уже слишком стара, и у меня нет ни здоровья, ни душевной твердости, чтобы противостоять превосходящим силам, природу которых мне с каждым днем все труднее понимать.
Шири взяла высохшую руку бабушки и нежно погладила ее. Йен заметил, что Бен грызет ногти, и незаметно толкнул его локтем.
– Было время в моей жизни, когда я считала, что не существует силы сильнее любви. И любовь действительно наделена некоторой силой, но ее возможности ничтожно малы и меркнут перед мощью пламени ненависти, – начала Ариами. Со стороны казалось, что обращается она главным образом к Шири. – Догадываюсь, что такого рода откровения – не очень подходящий подарок на шестнадцатый день рождения. Обычно от детей скрывают истинное лицо реального мира, позволяя им пребывать в неведении, пока они достаточно не повзрослеют. Но боюсь, что вы не можете рассчитывать на эту сомнительную привилегию. Я знаю, конечно, что вы подвергнете сомнению мои слова и суждения лишь потому, что услышите их из уст старухи. За последние годы я научилась узнавать это непокорное выражение в глазах собственной внучки. Труднее всего поверить правде. И напротив, чем тяжелее ложь, тем она обольстительнее. Таков закон жизни, и от вашего здравого смысла зависит, сумеете ли вы найти точку равновесия. А теперь позвольте заметить, что у этой старухи помимо большого количества лет накопилось также немало историй. И нет истории печальней, чем та, которую я собираюсь вам рассказать. Не ведая того, вы были ее закулисными персонажами, вплоть до сегодняшнего дня…
Давным-давно я тоже была юной и совершала все те поступки, какие ожидают от молодых людей. А они обзаводятся семьей и детьми, делают долги, разочаровываются и отказываются от исполнения мечты и от принципов, которым свято клялись следовать. Стареют, одним словом. И все же судьба была ко мне щедра, по крайней мере мне так поначалу казалось. Мне довелось связать свою жизнь с очень хорошим человеком, и это самое лучшее и самое худшее, что можно сказать о нем. К чему лукавить, он никогда не отличался молодецкой статью. Я помню, что, когда он приходил к нам в дом, мои сестры подсмеивались над ним потихоньку. Он был неловким и застенчивым и выглядел так, будто последние десять лет не покидал стен библиотеки – мечта любой девушки твоего возраста, Шири.
Мой поклонник работал учителем в одной из публичных школ на юге Калькутты. Жалованье он получал мизерное, и его гардероб не уступал заработку. По субботам он навещал меня, одетый в один и тот же костюм, единственный, имевшийся у него. Он берег этот костюм для торжественных случаев – ходил в нем на собрания в школу и ко мне на свидания. Минуло целых шесть лет, прежде чем ему удалось купить новый. Правда, одежда всегда сидела на нем плохо – он не обладал ладным телосложением.
Мои сестры сочетались браком с видными и здоровыми юношами, которые обращались с твоим дедом весьма неучтиво. За его спиной оба посылали мне пылкие взгляды, намекая, что мне следует воспользоваться случаем и насладиться настоящим мужчиной хотя бы раз в жизни.
Впоследствии никчемные бездельники жили на подачки моего мужа, пользуясь его добротой, и охотно принимали от него помощь, но это уже другая история. А он ни разу не отказал им в поддержке, хотя и видел насквозь этих пиявок, обладая даром читать в душах людей, с которыми его сводила судьба. Он притворялся, будто забыл обидные насмешки и пренебрежение, с каким они встречали его в молодости. Лично я ничего не забыла, но мой муж, как уже говорилось, был хорошим человеком. Возможно, даже слишком.
К несчастью, природа наделила его хрупким здоровьем, и он покинул меня в год, когда родилась наша единственная дочь Килиан. Мне пришлось воспитывать ее одной и учить всему тому, чему, наверное, научил бы ее отец. Килиан стала лучом света, озарившим мою жизнь после смерти твоего деда. От него дочь унаследовала природную доброту, а также способность читать в душах других людей. Но если отец был скованным, неловким и застенчивым, то дочь источала свет и была воплощением изящества. В детстве она очаровывала всех, от гостей, приходивших к нам в дом, до прохожих на улице, едва начинала говорить, словно произносила волшебные заклинания. Помню, я часто наблюдала, как она кокетничала с торговцами на базаре. Обычно в такие минуты я думала, что эта девочка выплыла как прекрасный лебедь из глубины сознания моего мужа, гадкого и неуклюжего утенка. Его дух жил в ней, проявляясь в самых незначительных поступках. Например, в том, как она иногда вставала на пороге дома и наблюдала за прохожими. Потом она поворачивалась ко мне и спрашивала, почему на свете столько несчастных людей.
Вскоре жители «черного города» стали называть Килиан именем, которым нарек ее фотограф из Бомбея: лучезарная принцесса. И, естественно, не заставили себя ждать кандидаты в принцы. Они вырастали словно из-под земли. То было славное время. Молодые франты ухаживали за ней, делали смехотворные признания, посвящали чудовищные стихи и совершали массу нелепостей, так что мы очень веселились, когда дочь в подробностях описывала их мне. Если бы так пошло и дальше, нам пришлось бы признать, что поголовно все юноши в этом городе – жалкие идиоты. Однако, как всегда и случается, на сцене появился новый герой, и все изменилось. Это был твой отец – самый умный и самый странный человек из всех, кого мне приходилось встречать в жизни.
В ту пору, как, впрочем, и теперь, львиная доля браков заключалась по сговору родственников. Брак считался обычной коммерческой сделкой, следовательно, желания будущих супругов не имели никакой ценности. Большинство традиций – не более чем симптомы болезни общества. Я же дала себе зарок, что Килиан свяжет свою судьбу с тем мужчиной, кого выберет сама.
Когда твой отец появился на горизонте, он олицетворял собой полную противоположность надоедливой мошкаре, которая стаями вилась вокруг Килиан. Он мало говорил, но когда открывал рот, его фразы были остры, как лезвие кинжала, и не требовали ответа. Он был обходительным и обладал своеобразным обаянием. При желании он мог очаровать любую, медленно, но неотвратимо. Однако почти со всеми твой отец держался холодно и отчужденно. Кроме Килиан. В ее обществе он преображался, казался уязвимым и наивным. Я так и не поняла, какое из двух его обличий было настоящим, и эту тайну твоя мать унесла с собой в могилу.
Твой отец редко удостаивал меня беседой и мало что о себе рассказывал. Когда же он наконец решился заручиться моим согласием на брак с Килиан, я спросила напрямик, как он намерен обеспечивать ее, и каково его положение. Годы, прожитые на грани нищеты с твоим дедом, внушили мне желание защитить дочь от подобной участи. Из собственного опыта я вынесла твердое убеждение, что самое лучшее средство развенчать миф, как голод облагораживает дух, – это пустой желудок.
Твой отец поглядел на меня, оставив свои истинные мысли при себе, как делал всегда, и ответил, что по профессии он инженер и писатель. Он сказал, что рассчитывает получить должность в британской строительной компании. Также он упомянул, что издатель в Дели заплатил ему за рукопись. По сути, если оставить в стороне фигуры речи, которыми твой отец обильно украшал слог, когда ему было нужно, такая перспектива не обнадеживала. На мой вкус она сулила нищету и лишения. Так я и сказала. Улыбнувшись и ласково взяв меня за руку, он тихо произнес слова, запомнившиеся мне на всю жизнь: «Мама, в первый и последний раз я говорю это. Будущее – моя судьба и судьба вашей дочери – в наших руках. И только от меня зависит, сумею ли я пробиться и выйти в люди. И никто, ни живой ни мертвый, не помешает мне строить свою жизнь. Так что спите спокойно и доверьтесь моей глубокой любви к вашей дочери. Но если беспокойство все равно лишит вас сна, остерегайтесь хотя бы словом, жестом или поступком ослабить те узы, которые нас свяжут с ней навсегда, поскольку вам придется раскаиваться в этом целую вечность».
Через три месяца они поженились, и я больше никогда не беседовала с вашим отцом наедине. Будущее доказало его правоту. Вскоре он прославился как инженер, не оставив своего увлечения литературой. Молодые переехали в дом, находившийся неподалеку отсюда – уже много лет, как его разрушили. Одновременно он делал проект дома своей мечты, настоящего дворца, продуманного до миллиметра. Он собирался поселиться там с Килиан. Никто тогда не чувствовал беды.
По сути, я так и не узнала его по-настоящему. Он не позволил познакомиться с ним как следует, ибо не испытывал желания открывать душу кому-то, кроме твоей матери. Меня он пугал, и в его присутствии у меня отнимался язык и пропадало желание продолжать попытки с ним поладить. Понять, о чем он думает, было невозможно. Я читала его книги, которые Килиан приносила, когда навещала меня. Я читала их очень внимательно, с надеждой найти тайные ключи, чтобы проникнуть в лабиринт его сознания. Мне это так и не удалось.
Твой отец был загадочным человеком, и никогда не рассказывал о своей семье и прошлом. Возможно, именно поэтому я не почувствовала ни малейших признаков угрозы, нависшей над ним и моей дочерью, уходившей корнями в его темное и непостижимое прошлое. Он не дал мне шанса помочь ему. В роковой час он был так же одинок, как и всю свою жизнь, ибо провел ее в крепости добровольного одиночества. Ключи от этой крепости он доверил лишь Килиан в те годы, что они провели вместе.
Конечно же, у твоего отца, как и у всех, было прошлое. Из глубин его явился человек, ставший причиной горя в нашей семье.
В детстве, когда твой отец, голодный, бродил по улицам Калькутты и грезил цифрами и математическими формулами, он познакомился с мальчиком, своим ровесником, одиноким сиротой. В то время отец твой был беден, и как многие и многие дети в городе, пал жертвой лихорадки, которая ежегодно собирает обильную дань в тысячи жизней. В сезон дождей муссон приносит сильные ливни на Бенгальский полуостров, и в дельте Ганга начинается половодье, затопляющее страну. Год за годом соляное озеро в восточной части Калькутты выходит из берегов. Когда дожди прекращаются, вода сходит, и на берегу под солнцем остается много дохлой рыбы, источающей ядовитые миазмы. Подхваченные ветром с северных гор, они наполняют город, вызывая болезни и принося смерть, словно проклятие богов.
В тот год ядовитый ветер настиг твоего отца, и он бы умер, если бы не преданность друга: целых двадцать дней Джавахал выхаживал его в полуразрушенном бараке из самана и обугленного дерева на берегу Хугли. Поправившись, твой отец поклялся всегда защищать Джавахала и разделить с ним в будущем все, что подарит судьба, поскольку был обязан ему жизнью. Детская клятва. Договор чести, скрепленный кровью. Однако некоторых обстоятельств ребенок не знал: в венах Джавахала, одиннадцатилетнего ангела-спасителя, таилась болезнь намного страшнее той, что чуть не прикончила твоего отца. Симптомы ее стали проявляться намного позже, поначалу едва заметно, но в конце концов недуг настиг его как неумолимый приговор: безумие.
Много лет спустя твой отец выяснил, что мать Джавахала совершила самосожжение на глазах у сына. Она принесла себя в жертву богине Кали. А бабушка Джавахала, мать его матери, закончила дни на жалком одре в сумасшедшем доме в Бомбее. Их судьбы – звенья длинной цепи, тянувшейся издалека, из-за чего вся история семьи была исполнена страданий и ужаса. Но твой отец уже в детстве обладал большой силой духа, и счел себя обязанным поддерживать друга, несмотря на плохую наследственность.
До поры до времени никаких осложнений не возникало. Беда пришла, когда Джавахалу исполнилось восемнадцать лет. Юноша хладнокровно убил торговца на базаре за то, что тот отказался продать ему понравившийся медальон. Вид молодого человека не вызвал у купца доверия, и он усомнился в его платежеспособности. Очень долго твой отец прятал Джавахала у себя в доме. Он рисковал жизнью и будущим, укрывая друга от полицейских, искавших преступника по всему городу. Тогда все обошлось. Но то был лишь первый шаг. Через двенадцать месяцев, в ночь празднования индуистского Нового года Джавахал поджег дом, где жили одни старики – больше десяти человек. Сам он сидел на улице и любовался огнем, пока не сгорели дотла стропила крыши. На сей раз никакие ухищрения твоего отца не могли спасти его от правосудия.
Состоялся суд, длительный и тяжелый. За совершенные преступления Джавахала приговорили к пожизненному заключению. Твой отец изо всех сил старался помочь ему, потратил личные сбережения на адвокатов, посылал чистую одежду в тюрьму, где держали Джавахала, и давал взятки охранникам, чтобы те его не мучили. В благодарность он услышал от Джавахала только слова ненависти. Джавахал обвинил Чандру в предательстве, считая, что тот его бросил и хотел от него избавиться. Он заявил, что твой отец нарушил клятву, данную много лет назад, и поклялся отомстить, напомнив, что половина жизни Чандры принадлежит ему. Свои угрозы и проклятия он с гневом выкрикнул в зале суда, когда ему зачитали приговор.
Твой отец хранил эту тайну в своем сердце, не желая, чтобы Килиан когда-нибудь узнала о ней. Годы, казалось, бесследно стерли все свидетельства той истории. После свадьбы, нескольких лет брака и успехов Чандры, она стала казаться лишь эпизодом далекого прошлого, канувшим в Лету.
Я вспоминаю дни, когда Килиан забеременела. Твой отец преобразился, как будто стал совсем другим человеком. Он купил щенка сторожевой собаки и собирался выдрессировать ее, чтобы она была лучшей нянькой для ребенка. Он непрестанно говорил о строительстве дома, о планах на будущее, о новой книге…
Месяц спустя лейтенант Майкл Пик, один из прежних поклонников Килиан, пришел к ним с известием, наполнившим страхом их жизнь. Джавахал поджег тюремный корпус, где содержались особо опасные преступники, и сбежал. Перед побегом кровью зарезанного сокамерника он написал на стене слово «месть».
Пик взялся лично поймать Джавахала и защитить супругов от любой опасности. Однако шли месяцы, но ничего не происходило. Джавахал не давал о себе знать. А потом наступил день рождения твоего отца.
Поутру бродяга принес посылку на его имя. В ней лежали медальон, послуживший мотивом первого преступления, и письмо. В письме Джавахал признавался, что несколько недель тайно шпионил за твоим отцом и убедился, что тот не только стал состоятельным человеком, но и женился на лучезарной красавице. Джавахал желал супругам всего наилучшего и обещал вскоре заглянуть с визитом, чтобы, по его словам, вновь по-братски разделить то, что принадлежало им обоим.
Следующие дни прошли в панике. На ночь Пик приставил к дому охрану – одного из часовых нашли мертвым. Собаку Чандры обнаружили на дне колодца во дворе. И каждую ночь, на рассвете, словно в насмешку над бессилием Пика и его солдат, на стенах дома появлялись новые угрожающие надписи, начертанные кровью.
То время было трудным для твоего отца. Он закончил строительство крупного объекта, ставшего вершиной его карьеры – вокзала Джитерс Гейт на восточном берегу реки Хугли. Это было впечатляющее сооружение из металла, отвечавшее последнему слову техники. Станция стала важнейшим звеном выстраданного проекта твоего отца по созданию сети железных дорог в стране. Его осуществление позволило бы поднять торговлю на новый уровень, развивать экономику провинций и в результате положить конец британскому господству. Твой отец был одержим этой идеей, мог часами со страстью говорить о ней, словно о божественной миссии, возложенной на его плечи.
В конце той тяжелой, омраченной страхом недели, состоялось официальное открытие Джитерс Гейт. По торжественному случаю было решено организовать символический рейс: предполагалось, что пассажирами первого поезда, отправлявшегося со станции, станут триста шестьдесят детей-сирот, которые поедут на восток страны, на новое место жительства. Дети были выходцами из беднейших слоев общества, и проект твоего отца означал для них шанс на достойную жизнь.
Килиан умоляла разрешить ей присутствовать на церемонии открытия, и заверяла мужа, что под охраной лейтенанта Пика и его подчиненных она будет в безопасности.
Когда Чандра поднялся в машинное отделение и запустил локомотив, который должен был увезти детей к новому дому, произошло непредвиденное, чего никто не ожидал. Огонь. Чудовищный пожар распространился по всем уровням станции и по вагонам состава. Поезд въехал в туннель, превратившись в сущий ад на колесах, могилу из раскаленного железа для детей, сидевших в вагонах. Твой отец погиб в ту ночь, безуспешно пытаясь спасти детей, тогда как его мечты поглотило пламя.
Килиан, получив страшное известие, едва не потеряла ребенка. Но судьба, устав преследовать семью, смилостивилась над тобой. Через три дня, незадолго до родов, Джавахал со своими сообщниками ворвался в дом и увел твою мать, хвастливо заявив, что трагедия Джитерс Гейт – его рук дело.
Лейтенант Пик сумел выжить при пожаре, и последовал за похитителями в недра станции, превратившейся к тому моменту в место пустынное и проклятое. Никто не осмеливался приближаться к нему после катастрофы. Джавахал оставил в доме записку, поклявшись убить твою мать и ребенка, которого она должна была родить. Однако случилось то, чего даже он не мог предвидеть. На свет появился не один ребенок, а двое. Близнецы. Мальчик и девочка. Это были вы…
Ариами Бозе закончила историю, рассказав, как Пику удалось спасти детей, как он принес близнецов к ней, и как она решила разлучить их и спрятать от убийцы… Ни Бен, ни Шири больше ее не слушали. Йен молча наблюдал за побелевшими лицами лучшего друга и Шири. Они едва дышали и словно обратились в статуи, слушая откровения старой женщины. Йен тяжело вздохнул, сожалея, что именно ему выпал жребий присутствовать на этом странном семейном собрании. Он чувствовал себя крайне неуютно в роли постороннего свидетеля личной драмы своих друзей.
Услышанное ошеломило Йена, однако он справился со своим смятением, и мысли его сосредоточились на Бене. Он догадывался, что повесть Ариами, наверное, причинила другу сильную боль, и проклинал про себя ту резкость, с которой женщина, измученная страхом и усталостью, обрушила на них свои откровения. Причем события, о которых она говорила, могли иметь более серьезные последствия, чем казалось на первый взгляд. В тот момент Йен постарался выбросить из головы рассказ Бена о поезде, охваченном огнем. Части головоломки множились с пугающей скоростью.
Бен много раз заявлял, будто они, члены общества «Чоубар», люди без прошлого. И теперь Йен опасался, что встреча Бена со своим прошлым в полумраке этого большого дома безвозвратно разобьет ему сердце. Они с детства жили бок о бок, и Йен научился читать его мысли и знал, как лучше всего, без слов и лишних вопросов, подержать друга во время периодов затяжной и необъяснимой меланхолии. Насколько он знал своего друга, защитный панцирь, которым Бен обычно прикрывался – высокомерный вид человека, которому все нипочем – пробит насквозь сокрушительным ударом, но о своей ране Бен не станет говорить никогда.
Йен мягко положил руку на плечо товарищу, но тот словно и не заметил дружеского жеста.
Всего несколько часов назад Бен и Шири проявляли взаимный интерес и чувствовали симпатию, теперь же они не могли посмотреть друг другу в глаза. Новый расклад в игре как будто вызвал у них смущение и непонятную застенчивость, так что они боялись сделать самый незначительный жест.
Ариами с тревогой посмотрела на Йена. В зале царила мертвая тишина. Взглядом пожилая женщина словно просила прощения, чувствуя вину, что стала вестницей дурных новостей. Йен легонько кивнул, давая понять, что им лучше выйти из комнаты. Женщина заколебалась, и тогда Йен предложил ей руку. Пожилая дама приняла его помощь и последовала с ним в соседнюю комнату, оставив Бена и Шири наедине. Йен задержался на пороге и обернулся, посмотрев на друга.
– Мы подождем на улице, – пробормотал он.
Бен кивнул, не поднимая головы.
Члены общества «Чоубар» томились на жаре во внутреннем дворике. Наконец они заметили Йена, появившегося в дверях дома под руку с пожилой дамой. Они обменялись парой фраз, Ариами слабо кивнула и ретировалась под сень старого навеса из резного камня, спрятавшись от солнца. Йен с непроницаемым и угрюмым выражением лица, истолкованным друзьями как плохое предзнаменование, подошел к компании и воспользовался местечком в тени, которое ребята, потеснившись, освободили. Все взгляды устремились на него. Ариами, глубоко подавленная, наблюдала за детьми с расстояния в несколько метров.
– И что? – спросила Изобель, озвучивая вопрос, возникший у каждого члена общества.
– Не знаю, с чего начинать, – ответил Йен.
– Начни с худшего, – предложил Сет.
– Все очень плохо, – признался Йен.