Текст книги "Жертвенный агнец"
Автор книги: Карло Шефер
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
– А вы как измываетесь над ООН? Ведь эта организация когда-то воплотила прекрасную мечту человечества! Не стыдно? – Тойер затопал прочь.
Между тем почти стемнело. Как там говорил Адмир: «Герренмюле, последняя дверь»? Интересно, остались ли еще люди, которые помнят номера домов?
Откуда последняя-то, с какой стороны?
Маленький пузатый старьевщик Чингиз, вдребадан пьяный, преградил ему дорогу:
– Гони денгу или башку отрэжу.
– Ладно тебе, – легонько толкнул его Тойер. – Ты уж двадцать лет так говоришь.
– Денга надо, говору тэбе…
«Гейдельберг, – подумал старший гаупткомиссар, смягченный общением со старьевщиком, которому он симпатизировал, – город моей жизни».
Комплекс зданий, по слухам, уцелел благодаря экс-бургомистру Бранделю, его упорству. Черные,[15]15
Христианские демократы.
[Закрыть] заседавшие в ратуше, намеревались снести историческую мельницу и построить на ее месте социальное жилье. Но вскоре такое жилье там все-таки появилось. У Тойера не было определенного мнения по поводу этого мифа.
Вот Зуберович. Сыщик позвонил.
Лифта не было. Если вследствие войны, уродства или наследственного слабоумия ты оказался на иждивении общества, у тебя должны быть крепкие ноги, иначе тебе кранты. Так думал полицейский, с каждым этажом все сильнее ощущая нелепость устройства таких социальных домов.
Зуберовичи занимали двухкомнатную квартиру, причем кухней служила ниша в гостиной. Впустила его женщина. Угасшее существо. Она даже не поинтересовалась, кто он такой. Предложив ему продавленное кресло, она ушла в соседнюю комнату. Тойер успел заглянуть туда и увидеть, что она еще меньше, чем гостиная. Там хозяева спали и хранили одежду.
На серой от пыли софе сидел некто, облаченный в синий тренировочный костюм. Сыщик сообразил, что это господин Зуберович. Мужчина был босой, что сразу чувствовалось по запаху. Его лицо напоминало лунный ландшафт с кратерами, на пальцах загибались длинные желтые когти. Глаза, несмотря на вечер и тусклое освещение, были скрыты за заляпанными темными очками без правой дужки. Вместо прически на голове застыло некое месиво из волос, перхоти и сала. На поцарапанном столике перед ним стояли банка пива и переполненная пепельница. За спиной у посетителя работал телевизор, звук был предупредительно выключен.
– Ты кто?
– Иоганнес Тойер. Из здешней полиции.
Зуберович сразу сел и задрожал всем телом.
– Ничего не делать. Всегда за все платить…
– Вот и хорошо. – Мужик вызвал в сыщике жалость. – Я вас ни в чем и не обвиняю. Наоборот, хочу помочь.
– Ты мне? – переспросил Зуберович и по-детски засмеялся. Потом извлек из заднего кармана пачку сигарет, насколько Тойер мог судить, самых дешевых и ядовитых, какие есть в продаже. – Кури?
Разумней было бы принять предложение, но Тойер представил себе их вкус – сушеного верблюжьего дерьма.
– Господин Зуберович. Вашего сына Адмира обвиняют в поджоге дома в Гейдельберге. Я считаю, что он этого не делал.
– Моя сын нет карош.
Сколько же ему лет, этому мужику, и что с ним сделали в концлагере? Сыщик попытался увидеть прежнего Зуберовича. Как выглядел он, когда еще не потерял достоинства?
– Моя сын признаться, я знать.
– Он был в тот день у вас?
– Не знать, я плохо память. Но он иногда приходить.
Тойер попытался улыбнуться.
– Чем вы занимаетесь с сыном, когда он у вас?
– Пить пиво, – Зуберович действительно задумался. – Говорить. Моя жена делать нам кофе. Пить кофе.
Тойер кивнул.
– Ты хотеть босниш кофе?
– Нет, большое спасибо, я…
– Жена! – крикнул Зуберович. – Кофе!
Дверь тут же открылась.
– Вари, он полиция.
Женщина перекрестилась.
– Я думал, вы мусульмане.
– Я мусульман, но не верить. Жена хорват… босниш хорват, понимать?
Тойер подозревал, что и многие другие экс-югославы точно не знали, к какому из враждующих лагерей они принадлежат. Но это не помешало разгореться кровавой войне. Как и всем другим войнам, прошлым и будущим.
Насколько он мог судить, это был турецкий мокко.
– Для босниш мужик нормальны, для немец инфаркт, вкусно? – Зуберович засмеялся. Во рту у него почти не осталось зубов.
– Ваш сын…
– Тюрма не так плох, – отмахнулся он. – Мыть скор помош, знать от паста. Паста обещать.
Тойер не понял, что за пасту имел в виду босниец.
– У мужа плохой память из-за того, что он пережить в лагер.
Женщина убирала чашки. Если бы она чуточку привела себя в порядок, отдохнула и у нее появилась жизненная перспектива, она была бы красавицей. Комиссар похолодел от догадки, что супругам всего лишь под сорок, не больше.
– Лагер! – воскликнул Зуберович. – Ты немец не понимать. – Он снял очки. Вместо одного глаза оказалась впадина. – Мне колоть ножом глаз и сказать, где твой жена? Не этот, другой жена, Мангейм, мать Адмир. Я сказать нет. Тогда ножом к другой глаз…
Он сунул одноразовую зажигалку к лицу Тойера, комиссар отпрянул.
– Тогда я сказать где жена, ее поймать и…
Он сделал красноречивый жест. Тойер судорожно сглотнул, он понял, почему этой паре пришлось расстаться. Но вот того, что творили люди в последние пару десятилетий, этого он не понимал.
– Но одно я не сказать. – Зуберович широко ухмыльнулся, наклонился вперед и заговорщицки подмигнул.
– Да? – спросил Тойер.
– Я тебе сказать немецкий полиция карош…
– Да? – (Что, неужели в этом заключалась его тайна, которую он не выдал врагам?)
– Есть у меня клад в Босния. Зарыть в лес. Если деньги на поезд, выкопать. – Он выжидающе поглядел на Тойера. – Клад, я тогда богатый!
Полицейский стал поспешно прощаться. Женщина проводила его до двери.
– Вы гораздо лучше говорите по-немецки. А муж ваш… почему вы вышли за него?
– Мой другой муж умер в войну, у меня тут ребенок в приют, инвалид. Он, – она мотнула головой назад, – может остаться тут, из-за лагер. Раз я его жена, то и я могу остаться, и ребенок.
Тойер поморщился с сожалением:
– Жизнь-то плохая.
– Совсем никакая, – горько улыбнулась она. – Он не может работать, боли через полчаса. Все забывает, память плохой.
– А что с кладом?
– Ай, – она улыбнулась, но глаза остались серьезными, – может, он зарыл немного денег или сон видел. Большого клада нет, я уверена… Рассказывает каждому. Думаю, клад – то, что он потерял в лагере. Остальное – его фантазия.
– В тот день Адмир был тут?
Она кивнула:
– Он рассказывает, что делает. Мой муж мне рассказывает, я не была дома, убираюсь… – Она испугалась и закрыла рот ладонью.
Тойер потряс головой:
– Не бойтесь, останется между нами. Я забуду про это. Немного черной работы – не преступление.
Она улыбнулась:
– Но я не верю, что Адмир это сделал, это… с домом пастора… Когда я вернулась, они пили пиво и смотрели телик. Думаю, кто такое делает, должен потом убежать.
– Жена! – заорал Зуберович и заговорил дальше по-боснийски.
– Еду ему надо готовить.
Сколько же времени? Еще не поздно, теперь он должен исполнить свой семейный долг: отвезти Ильдирим к ночному поезду.
12
– Вот мы и на месте. – Ильдирим устало огляделась в маленькой комнатке. «Ласт-Минит-Ангебот»[16]16
Система продажи, аналогичная российским «Горящим путевкам».
[Закрыть] забросила их сюда, на датский остров Эре.
Поезд до Фленсбурга, автобусный трансферт до Моммарка, там – к радости Бабетты – первый контакт с датской землей, затем приятное путешествие на маленьком пароме, за соседним столиком два настоящих эскимоса, отчего девочка впала в детский восторг. Прибытие в Марсталь: остров длиной всего тридцать километров может показаться большим, если ты стоишь на берегу с сомлевшим ребенком и двумя тяжелыми чемоданами.
Поездка на такси, открытие: оказывается, датчане вне зоны евро! Остановка у банкомата.
Курортный комплекс находился возле портового городка Эрёскёбинг: старинный отель и поблизости – два ряда домиков. Путешественницы вошли в свой домик. Там была гостиная (она же столовая и кухня) с импозантной кроватью-чердаком, на которой тотчас же растянулась Бабетта, и стеклянной дверью на балкон. Маленький коридорчик вел в отдельную спальню и санузел. Вполне нормальная маленькая квартирка с видом на соседний ряд таких же бунгало. И совершенно непонятно, что там дальше, то ли – как на самом деле – романическая гавань в трех минутах ходьбы, то ли унылый восточногерманский квартал панельных коробок.
– Слушай! – с восторгом воскликнула Бабетта. – «В северной части острова Эре расположен Эрёскёбинг, лучше всего сохранившийся датский город восемнадцатого века!..»
– Фантастика! – вяло отозвалась Ильдирим, глядя на птицу, которая, терзаемая дождем и ветром, спланировала на противоположный домик-кирпич.
– …"булыжные мостовые, штокрозы, красивые двери и окна определяют облик городских улиц… Пляж Вестерштранд с купальнями – идеальное место, откуда можно наблюдать потрясающие закаты…»
Ильдирим взглянула на небо. Какие там закаты! Из всех красок мира тут оставалась только серая…
– «В бюро иностранного туризма вы найдете подробный проспект с описанием Эрёскёбинга…» – смешно, проспект из бюро иностранного туризма.
Субботний день на Балтийском море. Ветер, дождь, пять градусов выше нуля, а кажется, что все минус восемьдесят по Цельсию.
– Скажи, почему ты мечтала попасть в Данию?
– Ну, из-за Михеля из Ленебурга…[17]17
«Михель из Ленебурга» – произведение Аcтрид Линдгрен (1907–2002).
[Закрыть]
Ильдирим, смеясь, села на стул.
– Там действие происходит в Швеции.
– Правда? – Бабетта удивленно глядела на нее с высоты.
– Надо купить что-нибудь из еды, – решительно заявила мать. – Насколько мне известно, датчане готовят почти так же вкусно, как англичане, так что лучше уж мы позаботимся о себе сами. В твоем потрясающем информационном листке что-нибудь говорится на этот счет?
– «Крупнейший супермаркет острова находится в Марстале, самом „морском“ городке Дании, где все наполнено романтикой дальних странствий».
– Как это измерили? – вздохнула Ильдирим. – Номер такси сохранился в моем мобильном.
– Тут дорого, да? – Они вытаращили глаза на упаковку чипсов, которая могла конкурировать по стоимости с полноценным готовым блюдом в Гейдельберге.
– Наплевать, – решила отчаявшаяся прокурор. – Мне важно, что мы тут с тобой. Давай поторопимся, такси нас ждет.
Просто удивительно, как скандинавы финансировали свое непомерное потребление алкоголя! Французских сигарет, конечно, в ассортименте не оказалось, но тем не менее все было замечательно. Бабетта скользила по проходам супермаркета и забавлялась, разглядывая огненно-красные колбаски, датские надписи над витринами и лавину рыбных консервов.
– Что мы приготовим? Эй, Бабетта, скажи. Я умираю с голоду.
– Знаешь что? – Девочка подбежала к Ильдирим. – Сегодня готовлю я!
– Ты умеешь?
– Да, умею. Вот видишь, ты многого обо мне не знаешь.
– О том, что у тебя полно тайн, можешь и не напоминать.
Во второй половине дня небо прояснилось, ветер утих. Обе туристки бродили по Эрёскёбингу, окончательно наплевав на деньги. Ильдирим невольно ловила себя на том, что тут ей нравится. В самом деле, городок был очаровательный, словно сошел с картинки, а при виде старых парусников в гавани, по-скандинавски разноцветных складов и контор сердце грозного прокурора учащенно билось и жаждало приключений, словно в него вселился дух отважного капитана Клабаутера.[18]18
Клабаутер– «красный корсар», герой немецкого фильма «Пумукль и Клабаутер» (1994).
[Закрыть]
Субботним вечером, когда нормальные люди отдыхают, все ребята, не сговариваясь, позвонили поочередно Тойеру. Штерн первым. В трубке слышалась громкая арабская поп-музыка.
– Что это ты слушаешь?
– Это жена, – уныло вздохнул молодой комиссар, – пригласила подружек на восточный ужин. Я просто жду, когда выйдут мои родители и поднимут скандал из-за шума. Тогда я смоюсь…
По предложению Лейдига они позвали и нахального Зенфа. Возможно, им удастся сравнить детали различных поджогов. Толстяк с улыбкой прошелся по квартире и бесстыдно проинспектировал постельное белье в шкафу.
– Мило, мило! Но вообще-то это студенческая конура, а? Притом что вы нигде не учились, или как?
– Разумеется, нет, как и вы сами! – Тойер не знал, злиться ему или нет.
– Еще как учился-то! – радостно воскликнул Зенф и сделал вид, будто хочет сдернуть штаны с онемевшего от возмущения Лейдига. – Химии, но совсем недолго…
– Тогда ты, может, просветишь нас насчет поджогов? Добавишь что-нибудь новенькое? – Штерн очень медленно приходил в себя после домашней нервотрепки.
– Нет-нет, – перебил его хозяин, бросив взгляд на часы. – Сначала займемся другим вопросом, сейчас явится один персонаж…
Едва он успел сообщить про нового подозреваемого – причем его много раз прерывали самодовольные тирады Хафнера, – как домофон ожил.
Переводчик, энергичный и непринужденный, поднялся по лестнице.
Последнее судно прибывало в Эрёскёбинг около 21 часа. После ужина – в самом деле удавшегося – Бабетта прочла об этом в путеводителе и упросила приемную мать прогуляться перед сном еще раз.
Они жались друг к другу, борясь с ледяным ветром. Девочке хотелось увидеть прибытие судна, поскольку, по ее словам, она лишь тогда могла бы себе представить, как переселенцы в давние времена сходили на берег в Нью-Йорке. Да, время под названием «половое созревание» – когда к еще сохранившимся детским фантазиям добавляются томление внизу живота, бешеные мечты о самостоятельности и прыщавая физия – нелегкое время. Ильдирим с ужасом вспоминала себя тогдашнюю.
Парочка автомобилей, пара пешеходов. Вот и все. Поздний вечер в Эре.
Туффенцамер сломался довольно быстро. Еще бы: Хафнер, дыша ему в лицо, осыпал его на удивление структурированными фразами – комиссар стремился восстановить свой покачнувшийся авторитет:
– Тебе все мало, да? Позавидовал Пильцу? Захотелось тоже побаловаться с молодой девчонкой?
– Ему все завидовали, – ныл гость. – Да, признаюсь, я был болезненно похотливым, вот только ничего подобного никогда бы не совершил…
– Дан говорит, что вы совсем не общались. Тогда у кого же ты был в Гейдельберге?
– Господи… я тут был один раз дома… я был в отеле, все включено, пять дней…
– Так вы знали больше, чем сообщили мне в Базеле! – вскричал Тойер. – Пильц вам больше рассказал!
– По его словам, он начал поиски Сары. Девушка, которая помогала ему в этом, была убита. Убийцы начали охотиться и за ним… Так он считал…
– Почему вы умолчали об этом?
– Чтобы избежать того, что происходит сейчас…
– А что происходит? – коварно поинтересовался Зенф.
– То, что вы взяли меня в тиски. Ясно, в плане секса у меня не все нормально, а тут это надругательство, Конрад ведь мне подробно… вот я и подумал, чтовы все это сопоставите… то есть… Кроме того, Роня вовсе не мой тип, даже лоб не такой…
Тойер поднял в воздух съежившегося гостя:
– Так ты знал ее? Знал?
– А кого подозревал Пильц? – успел спросить Штерн.
– На какой вопрос прикажете мне отвечать? Я должен принять лекарство… я…
– Ясно, хочешь словить кайф, – засмеялся Хафнер не без понимания. – Но всему свое время. Так ты знал ее?
Туффенцамер опустил глаза:
– Я виделся с ней. Эта Роня изображала из себя детектива, беседовала с разными людьми, которые в те времена что-то значили. Нашла и меня, из-за моей идиотской фамилии… Она позвонила мне, и мы встретились. Тридцатого, об этом никто не знал, даже Пильц. Ее отец, Дан, тоже… Мои лекарства…
– Теперь мой вопрос, – проговорил Штерн с необычным упорством.
Тойер рассердился. Ему хотелось, не теряя времени, покруче выжать этого слабака.
– Ах, сущий бред. Он считал, что, может, пастор…
– Что еще за паста? – переспросил Хафнер, борясь с немилосердным приступом кашля.
– Нет, пастор… Сначала Пильц решил, что пастор к этому причастен, однако тот слишком стар. Кроме того, Конрад сказал, что тип, позвонивший ему, говорил совсем другим голосом. Кажется, они тогда встречались однажды – Пильц-Шустер и господин Денцлингер…
Тойер яростно замахал рукой; можно было подумать, что он разгонял хафнеровский дым, мешавший ему, но на самом деле это были клочки мыслей, рвавшихся наружу. Мыслей, мешавших ему сейчас, когда он уже подцепил на крючок эту свинью…
– Все замечательно согласуется! – произнес он вслух. – Вам не могло не нравиться, что вам доверилась юная девчонка. Потом вы нагнали на Пильца такого страха, что он ушел из жизни – почти самостоятельно. А вы опять-таки вышли сухим из воды.
Туффенцамер в отчаянии потряс головой:
– Я даже не знаю точно, когда была убита Роня, – возможно, у меня найдется алиби.
– В ночь с первого на второе января, – холодно проговорил Лейдиг.
Туффенцамер молчал.
– Что, нет алиби? – насмешливо спросил Тойер.
Упавший духом швейцарец устало взглянул на него:
– Нет, есть. Леди Мирка. Транссексуалка бандерша из России, специализируется на садомазохизме, живет в Виблингене. Я просидел в клетке. Всю ночь.
Тойер тяжело рухнул в кресло.
– Давайте я проверю, – с радостной готовностью предложил Зенф. – Мне давно хотелось ознакомиться с графиком работы такой вот бандерши. Хафнер, у тебя есть время? Присоединяйся!
– Я пил, – последовал добродушный ответ. – Целый день…
– Действуй, Зенф, действуй, – простонал Тойер. – И захвати нашего гостя с собой в контору, может, он окажет нам любезность и припомнит еще что-нибудь… – Ему захотелось напиться. Неужели он станет таким, как Хафнер? Возможно ли такое вообще? Вдруг Хафнер уже умер и остается в группе лишь из упрямства? Кого сам он, Тойер, недавно видел раздвоившимся? Ах да, Озгюра… Вот так – видишь человека в двух экземплярах, а потом все исчезает… Мысль эта торпедой пронзила мозг. Старший гаупткомиссар поднялся с остекленелым взором с кресла и сказал: – Ой! – Пауза. – Ох, знаете что, господин Туффенцамер? Запру-ка я вас ненадолго в моей ванной… Вы вполне можете пить воду из-под крана, если приспичит.
– Хотя это нежелательно, – предостерег Хафнер.
Изолировав визжавшего старика, Тойер махнул рукой, приглашая всех подойти.
– Теперь я понимаю, как мы можем объяснить противоречие. Я даже уверен в этом… Ведь мы много раз задавали себе вопрос, по крайней мере я себе задавал: почему преступник действовал то ловко и расчетливо, то глупо. Если их двое, тогда все встанет на место. Нужно лишь подержать под арестом Туффенцамера. Да еще проверить его алиби.
– Но ведь тогда более ловкий останется на свободе, – напомнил Штерн.
Бабетта чистила на ночь зубы и напевала мелодию из «Титаника». Ильдирим поспешно и без удовольствия выкурила на террасе сигарету, после чего решила наметить на бумаге план следующих дней и прикинуть при этом расходы. Она познавала сейчас не только свою приемную дочь, но и себя. Почему? Вероятно, причина крылась в очаровании острова. Прекрасно.
В гостиную вошла Бабетта в красной ночной рубашке. Ногти на ее ногах были накрашены ярко-зеленым лаком и резали глаз.
– С каких пор ты так делаешь? – спросила Ильдирим.
– Месяца два, – Бабетта смачно чмокнула ее в щеку и забралась на лестницу. – В знак того, что я любящая дочь, сейчас я лягу в постель и представлю себе сексуального…
– Я даже слышать не желаю…
– Хи-хи… я все равно устала…
Мобильник залился песней «К Элизе». Ильдирим обрадовалась. В душе она готовилась к тому, что могучий жених Иоганнес Тойер вообще ей не позвонит. Но это оказался не он.
– Это Вернц, вы знаете, обер-прокурор…
– Я в отпуске, господин доктор! Разумеется, я знаю, что вы…
– Так вы уже в Дании?! – воскликнул Вернц.
– Да, и вы собирались звонить мне лишь в случае крйней необходимости…
– Ах, крайней, не знаю… Боюсь, я совершил ошибку… Господин Тойер с вами?
– Нет… – Ильдирим покраснела. – Он приедет чуть позже, то есть… да.
Вернца занимали другие мысли, он не стал расспрашивать. Вместо этого он описал свой разговор с неким Утхоффом.
– Он вцепился в меня клещами, вытащил информацию о вас… Теперь я обзвонил все гейдельбергские больницы. Нигде не нашел пациента с такой фамилией… И я подумал, да и моя жена мне посоветовала, что надо вас предупредить. Вы меня слушаете?
– Да, конечно. Когда он вам звонил?
– Утром, где-то около девяти часов…
– Спасибо, господин Вернц. Не сомневаюсь, что это был лишь телефонный шутник.
– Да-да, – подтвердил Вернц и спросил с похотливым смешком: – Я вытащил вас из постели?
– Ясно, мы подержим его у себя, – хихикнул Зенф. – Поглядите, что я обнаружил в его пиджаке… – Он выложил на стол большую пачку таблеток кодеина и пару пилюль «экстази».
– И мне, что ли, попробовать? – заметил Хафнер. – Ведь выпить тут, кажется, нечего…
Тойер молча кивнул в сторону кухни, Хафнер тут же сбегал к холодильнику и вернулся.
– Ну, господин Туфтуф, – весело заявил толстяк, беря под руку ослабевшего переводчика, – сейчас поедем к русской «Бабушке».
– Мои лекарства…
– Смех – лучшее лекарство!
Про свою перебранку с Кремером Тойер уже рассказал, а теперь описал встречу с Зуберовичем.
– К сожалению, прошла она не очень плодотворно. Но, во всяком случае, мужик сейчас в таком состоянии, что не мог сообщить мне, был его сын с ним в то время или нет…
Штерн и Лейдиг серьезно посмотрели на него.
– Да, я знаю, это не очень убедительно.
– Я мыслю на опережение. Моя теория всегда рассчитана на опережение. В вашем красном вине плавала пробка, шеф. Я допил его, все равно оно никуда не годилось…
Запел по-тирольски телефон. Это была Ильдирим. Сначала сказанное ею не обеспокоило Тойера, показалось только странным. Но потом ему пришло в голову, что несколько минут назад он ввел в игру второго преступника – ловкого. Наконец тупой Вернц однозначно сообщил мнимому Утхоффу, что он, Тойер, тоже поехал в Данию…
– Будьте там чуточку осторожней, – посоветовал он. – Впрочем, ничего произойти не должно… Немедленно позвони мне, если что-либо заметишь.
– Угу. Но я все-таки боюсь. Две убитые девчонки, и я тут с третьей…
– Там найдется какое-то безопасное место, такое, где много народу?
– Нет, сейчас тут безлюдье. Вообще ни души
– Ты позвонишь мне? Я не буду спать всю ночь. Позвонишь?
– Да.
Закончив разговор, Ильдирим все-таки почувствовала себя отрезанной от мира. Это оказалось несложно, ведь связью служил лишь голос Тойера, и теперь он исчез.
– Бабетта? – спокойно окликнула она девочку.
– М-м-м.
– Бабетта, спустись еще раз вниз. Боюсь, тебе надо будет одеться.
– Почему это?
– Потому что у меня, вроде, начинается мандраж.
– Итак, я считаю, что на сегодня достаточно. – Тойер попробовал выдавить из себя улыбку. – Сейчас я просто не могу строить дальнейших планов. Господи, конечно, это чепуха…
– Конечно, чепуха, – тепло подтвердил Хафнер. – Из ста банок пива по статистике одна непременно окажется плохая, но мне таких еще не попадалось. Такова жизнь.
Хозяин квартиры развел руками:
– Что ж, ладно. Езжайте домой. А я тут покараулю… Зачем вообще кому-то…
Хафнер впервые в жизни нагрубил шефу, покрутив пальцем у виска. Лейдиг проговорил:
– Я остаюсь.
Штерн тоже не выразил намерения уйти.
– Чепуха все это… – Тойер глупо шмыгнул носом. – Чем будем заниматься?
– У меня с собой картишки, – сообщил Хафнер. – Сыграем в «лифт»?
– Только покажите, как играть…
Позвонил Зенф. Алиби подтвердилось. В отношении второго преступления оно тоже имелось, кроме того, продувной толстяк сообразил, что тяга Туффенцамера к мазохизму никак не сочетается с садизмом, проявленным при осквернении трупа.
– На всякий случай я подержу его тут и немножко допрошу, но у меня на его счет сильные сомнения…
Игра в карты шла вяло, никто не мог толком сосредоточиться.
– Так быстро он туда не доберется, – неожиданно заявил Лейдиг, и каждый из группы понял, о чем речь.
– У вас ведь есть Интернет, – напомнил Штерн. – Вот и поглядим, когда туда ходят паромы. Это же остров.
Последний паром на Эрёскёбинг отправлялся в 20 часов из Свендборга.
– Ему придется сделать большой крюк, – возразил Хафнер.
– Да, но только по автобану. – Тойер склонился над атласом подобно военачальнику. – Допустим, он выехал в половине десятого. Тогда через восемь с половиной часов он прибудет в Фленсбург, это реально, если не будет больших пробок… ладно, дороги сейчас посвободней, суббота… в половине шестого он будет на границе. В Дании спросит про ближайший паром, ему сообщат, что он идет не напрямую, а через Оденсе… Все равно это займет не так много времени, и у него останется еще два часа, чтобы добраться туда.
– Кто сказал, что это мужчина? – попытался возразить грустный Хафнер.
Шеф группы ядовито взглянул на него:
– Я. И этого достаточно.
– Ясное дело.
– Времени в обрез, но может и хватить. Позвонить мне ей сейчас или не стоит пугать лошадей?
– Я бы позвонил, – сказал Лейдиг.
– Я тоже, – кивнул Штерн.
– Я нет, – упрямо пробурчал Хафнер. – Я бы поехал туда. – На ночь глядя это прозвучало особенно круто.
Тойер лег на пол. Его ребята не знали, что делать с отчаявшимся гаупткомиссаром.
– Мы начинаем нагнетать ситуацию. И вообще, что я ей скажу? Чтобы она была начеку? Так я уже сказал. – Он убеждал сам себя.
– Ладно, – вздохнул Лейдиг. – Вставайте, пожалуйста. В самом деле. Кто сдает карты?
Они сидели за столом, уставившись на клеенку с рисунком.
– Пожалуй, разумней всего нам сейчас лечь спать, – сказала Ильдирим. В ее ухе пульсировал шум. – В твоем информационном листке есть телефон полиции?
Бабетта заглянула в бумажку и покачала головой:
– Тут написано, что в Эре всего один полицейский.
– Замечательно. Ляжем одетыми, даже в обуви, на мою маленькую кровать, вместе.
Бабетта закусила нижнюю губу:
– Мы действительно в опасности?
– Нет. Не знаю. Собственно говоря, я не верю. Но по своей работе знаю, что больше всего рискуют те, кто чувствует себя уверенно.
Ильдирим тряхнула гривой. Безумие это или нет?
– Постой, я вот что еще попробую: позвоню в администрацию, ведь там должен кто-нибудь сидеть…
Датская речь, запись на пленке. Не требовалось особой сообразительности, чтобы понять, что там никого нет.
Итак, нужен план. Спать – это план?
Тойер играл все хуже.
– Допустим, он там… – без всякой связи проговорил он. – Допустим, произойдет страшное, тогда он снова смоется, прежде чем их найдут… Он как мышеловка, этот остров…
Хафнер швырнул карты на стол:
– Давайте позвоним в нашу контору. Пусть развернут в Дании крупномасштабную операцию, пошлют вертолет на остров…
– Мы ничего еще не знаем! – закричал Тойер. – Возможно, звонил кто-нибудь из журналистов… Я не знаю, что делать! Проклятье!
Хафнер извлек свой мобильный, словно пистолет, набрал хорошо известный всем номер – причем без ошибки! – и заявил без всякого приветствия:
– Звонит комиссар Хафнер. Слушай, ты, ночной гусь. Нам требуется связь с полицией Эре, это такой датский остров, темнота деревенская… А то я не знаю… Да, осел, я не шучу! Живо! Чтоб через десять секунд нас соединили, иначе я тебе жопу на уши натяну!
Через пять минут они получили номер, а также информацию о том, что жалоба на коллегу Хафнера пойдет на следующей неделе в министерство.
– Министр мне врежет по ушам, но только в том случае, если я окажусь рядом…
Через пятьдесят минут, после бесчисленных попыток, они, несмотря на скудный школьный английский, поняли, что полицейский пьян и дрыхнет без задних ног, а его жена не желает общаться с немцами.
– Ну вот, скоро четыре часа утра. Первый паром идет в семь, он наверняка планирует отбыть на нем, чтобы поскорей вернуться назад, не вызвав подозрений. Пока что ничего не случилось. Возможно, он отказался от затеи… – Могучий сыщик улыбнулся с тяжелым сердцем. Его комиссары сидели мрачные.
В лицо ему ударяли холодные порывы ветра. Его редко тянуло в море, он любил горы и ущелья. Однажды он был в санатории на Северном море, тоже зимой. Море ревело, бушевало, словно ненасытный дикий зверь. Тут все иначе – Балтика тихо плескалась у ног, лишь изредка набегала большая волна. Но и этот шум говорил о чем-то большом. Словно в темнице спал чутким сном могучий зверь.
Он уже сориентировался, теперь оставалось лишь отыскать нужное бунгало.
Ильдирим почувствовала на своем плече руку.
Она вздрогнула, раскрыла рот в беззвучном крике и обернулась. Трясла ее Бабетта.
– Я слышала чьи-то шаги, – шепнула она. – Потом все снова стихло.
– Сколько времени?
– Четыре утра.
Сквозь рифленое дверное стекло он не мог ничего разглядеть, но справа было маленькое окно, и за ним ему почудилось движение. Он обошел оба ряда домиков – лишь тут занавески задернуты, а коврик не прислонен к двери. Значит, это они, единственные постояльцы. Он представлял себе все сложней.
Ильдирим потащила девочку в темную гостиную. Дрожащей рукой набрала номер Тойера:
– По-моему, в самом деле кто-то…
Он машинально нажал на кнопку громкой связи. Усталые глаза его ребят расширились с удивительной синхронностью.
– Вы где?
– В гостиной…
– Нет, ты должна точно описать всю обстановку… Я должен все себе представить!
Ильдирим постаралась это сделать – все больше злясь на Тойера, который находил все новые, безобидные объяснения, даже предположил, что в Дании есть ночные сторожа, – но тем не менее хотел знать все до мельчайших деталей.
Они не спали, он слышал голоса.
Зашуршал гравий, он резко обернулся. Это была кошка.
Ветер усилился, раскачивал голые ветви на невысоких деревьях, обрамлявших дорожку. Освещенные немногочисленными фонарями деревья тянули к небу свои узловатые руки.
– Где вы находитесь в этом ряду бунгало?
– Совсем с краю, слева от нас еще один домик, и все.
– Можно обойти вокруг него, или там мешает стена либо что-то еще?
– Нет, можно обойти… Я боюсь… Иоганнес…
– Нет, нет, ничего не будет. Ты только точно выполняй все мои команды и рассказывай мне обо всем…
Ледяной ветер бил ему в лицо, он не мерз, его взгляд устремился на дверь, он ударил в нее, один раз, второй, третий, как море бьется о скалы.
– Он хочет высадить дверь…
– Как обставлена комната?
– Что мне делать? – закричала она.
– Как обставлена комната, черт побери! – Тойер говорил не тише.
– Ну, кухонный блок, стол, софа, высокая кровать-чердак…
– Ключ у тебя?
– Да, но почему…
– Никогда не знаешь, как там обернется. Зажги свет, на мгновение. Он должен знать, что вы не спите. Это его ослепит.
Она нажала на выключатель:
– Да.
– Выключи.
– Да.
Бабетта вцепилась в руку Ильдирим. Снова тупые удары в дверь.
– Может, это ветер? – Ильдирим чуть не засмеялась. – Если это всего лишь ветер… А может, мне просто подойти к двери и наорать на него?
– Нет, вероятно, он вооружен. Нельзя и баррикадировать дверь… тебе понадобятся оба выхода. Он еще трясет дверь?
– Нет, перестал.
– Думаю, он решил обойти бунгало, ступайте теперь в коридор…
Он взглянул вправо. Через кусты он проберется к задней стене домика и там ударит по огромному окну…
Ильдирим потащила за собой Бабетту, опрокинула стул.
…но он все еще выжидал, что-то происходило внутри. Они хотят выйти наружу?
– Упал стул…
– Он не слышал, – сказал Тойер, ведь он обходит бунгало кругом. Будем надеяться…
Тойер взглянул на своих ребят, на всех сразу; его комната больше не принадлежала ему, он словно затерялся в кулисах.
Он бросился изо всех сил на дверь. Ильдирим, навалившаяся на нее спиной, вскрикнула: замок не выдержал. Неужели в образовавшуюся щель просунулась рука? Визжащая, но полная решимости Бабетта уперлась в филенку ладонями справа и слева от дрожащих бедер Ильдирим, выталкивая непрошеного гостя. Шла безмолвная, упорная борьба за жизнь, мобильный телефон упал на пол.