Текст книги "Аннемари и капитан"

Автор книги: Карл Векен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Добрый вечер, господин Мюллер.

Доктор был очень приветлив.

– Значит, сегодня вам не повезло? Несчастный случай, не так ли?

Вилли остановился в дверях комнаты:

– Я привёл доктора, а то отец…

– Ну-ка, покажите вашу ногу!

Доктор Хольц начал разматывать повязку.

Вилли напряжённо наблюдал за лицом врача.

– A-а, производственная травма! Пуля не задела кости. Кто же это вас перевязал?

Доктор накладывал новую повязку.

«Зачем ему это знать?» – подумал Вилли.

Отец подумал то же самое. «И почему он называет меня господин Мюллер?»

– Да вот, жена перевязала.

– Отличная работа, фрау Мюллер! Вы тоже там были? Правильно делаете, что не позволяете запрещать демонстрацию.

Фрау Эльснер хотела сказать про полицию, но Вилли приложил палец к губам: «Молчи!»

– У вас нет температуры, господин Мюллер. Пульс нормальный. Никакой опасности. Пошлите ко мне мальчика, если что случится.

Фрау Эльснер достала кошелёк из кухонного шкафа:

– Сколько мы…

– Да что вы, дорогая фрау Мюллер! За это я денег не беру. – Доктор Хольц смотрел на неё с улыбкой. – Это я делаю из солидарности!

Вилли проводил доктора вниз до входной двери.

– Значит, правда нет опасности, доктор? И температуры нет?

– Через неделю пойдёшь гулять вместе с папой, – сказал доктор Хольц.

Вилли радостно взбежал вверх по лестнице. Он сунул в карман картонку с надписью «Артур Мюллер» и вдруг почувствовал угрызения совести. С бьющимся сердцем он подошёл к кровати отца.

– Зачем ты его сюда притащил? – сердито сказал отец.

– Я боялся, папа… – запинаясь произнёс Вилли. – Когда у человека 42 градуса…

– Чепуха! Врач сказал, что никакой температуры у меня нет. Ну-ка дай сюда градусник!

Отец сунул градусник под мышку.

– Ну вот, 37 и 4! Нормальная!

– Как же это получилось? – спросила мать.

Все стали думать.

– Градусник лежал здесь на столе…

– Да, рядом с чашкой…

– Господи! – воскликнула фрау Эльснер. – Он лежал рядом с горячей чашкой и нагрелся!

– А ты вот навязал мне этого пьянчугу, этого ветрогона! Уж мы бы нашли врача, которому можно довериться, если бы со мной и вправду что-нибудь случилось!

Вилли не мог больше сдерживать слёзы. Элли глядела на него с виноватым видом. Она ведь тоже в этом участвовала.

– И почему он всё время называл тебя «господин Мюллер»? – спросила мать. Она хотела отвлечь отца.

– А чёрт его знает! Может, опять был навеселе, – буркнул отец. – Идите все спать. Не реви, парень, я знаю, ты хотел как лучше!

Вилли почувствовал, что к нему снова возвращается мужество. Он ещё расскажет отцу про Атце Мюллера. Потом. Ведь главное было, чтобы отец не умер.

А что будет завтра? Подождём. Посмотрим.

На другое утро три человека вошли в их подъезд и стали внимательно читать на доске список жильцов.

– Артур Мюллер. Вот, гляди, третий этаж.

– А доктор, кажется, сказал – второй?

– Может, мы плохо расслышали по телефону?

– Вполне возможно. Пойдём-ка глянем на этого красавца «с дыркой в ноге». Пожалуй, сразу и прихватим его с собой.

Оба сотрудника криминальной полиции и полицейский врач поднялись на третий этаж и позвонили в дверь Артура Мюллера.

– Добрый день, фрау Мюллер. Мы пришли навестить вашего мужа. Можно войти?

– Войти-то вы можете, если, конечно, вытрете ноги! А вот навестить моего мужа не выйдет! Его тут нет.

– A-а, вы стираете, фрау Мюллер? Небось окровавленное бельё?

Тот, кто это спросил, ухмыльнулся.

– Ах, вы суёте нос в моё грязное бельё? Да кто вы вообще такие?

– Криминальная полиция.

– Вот вас-то мне тут и не хватало! Обнюхиваете грязное бельё, привязываетесь к порядочным людям!..

– Где ваша спальня?

– Что-о? Спальня? Надо бы вызвать полицию, да вы сами – полиция!

– А ну-ка заткнитесь! Отвечайте на вопросы!

– Что? Сперва вы бабахаете на улицах, пули так и свистят…

Сотрудники криминальной полиции, распахивая все двери подряд, вошли в спальню.

– Пусто!

– Где ваш муж?

– Мой Атце? На работе. У него не так много свободного времени, как у некоторых.

– Не врите!

Фрау Мюллер была просто в бешенстве. Дверь в квартиру так и осталась открытой, и её крик был слышен во всём доме. Она ещё удостоила этих господ ответом, что её муж работает на заводе «Оренштейн и компания», но уж когда они стали открывать одёжный шкаф и полезли под кровать, она совсем разъярилась. Подскочив к двери, она крикнула на весь подъезд:

– Помогите! Помогите! Разбойники!

Сбежались жильцы из всего дома. Троим пришельцам пришлось показать документы.

– A-а, полицейские! Сыщики! – прорычал кто-то басом.

– Вон отсюда! – злобно выкрикнула какая-то женщина.

– Убийцы! – кричали с верхней площадки.

И трое пришельцев решили, что им лучше убраться подобру-поздорову.

Вилли слышал весь этот шум. Бледный, с бьющимся сердцем стоял он на лестнице. Когда эти трое спустились вниз, он подбежал к окну. Он глядел им вслед, пока они не скрылись из виду.

Значит, доктор предал отца.

Отец крепко спал. Вилли прислушивался к его ровному дыханию. Он лихорадочно думал.

Директор завода «Оренштейн и компания» принял троих полицейских не так непочтительно, как рабочие в большом доме.

– Раненый? Коммунист? Принимал участие в демонстрации и в боях? С удовольствием окажу вам поддержку!

Артура Мюллера вызвали в кабинет директора.

– Ну, Атце, как поживает твоя нога?

С издевательским благодушием они подтрунивали над своей жертвой.

– Моя нога?

– Небось побаливает ножка-то?

Атце не знал, что и думать об этих типах.

– Слаб на ножку-то?

– Могу кой-кого и пнуть, чтобы доказать обратное, – сказал он.

– Не хами! Тебе дорого обойдутся эти шуточки!

– Да разве я хамлю? Уж если я начну хамить, вы рот раскроете! А кто вы такие? Что вам от меня надо?

– Мы из криминальной полиции. Покажи врачу твою дырку в ноге.

– Мою… что?.. – Атце приложил руку к уху, словно он ослышался.

– Не прикидывайся дурачком! Показывай дырку в ноге!

– Нет у меня никакой дырки в ноге! Извините, господа, и рад бы, да нет! – Атце ухмыльнулся.

– А это мы сейчас проверим. Ну-ка снимай штаны! Если будешь сопротивляться, заберём с собой!

Атце Мюллер, всем известный на заводе шутник, пока ещё не разобрался, в чём дело. Одно ему было ясно: полицейские ищейки идут по ложному следу. Вот здорово! Надо разыграть комедию.

– Господа, я не могу так нервничать! – Атце сделал вид, что задыхается от волнения. – Вы нанесли вред моему здоровью! Вы будете отвечать!

– Показывай ногу! – Один из полицейских вытащил из кармана наручники.

И тут Атце смеха ради повернулся к ним задом и спустил штаны.

Полицейский хотел было его пнуть, но врач сказал:

– У него нет никаких повреждений на теле. Ни одной царапины!

Все трое были теперь похожи на побитых псов. Но они быстро оправились и продолжали в том же наглом тоне:

– А вы вообще-то Артур Мюллер?

Пришлось Атце показать документы. Позвали мастера, чтобы он опознал своего рабочего.

Но Атце не хотелось отпускать их просто так. Теперь пришла его очередь.

– Да, вид у вас огорошенный! А как же я?.. Придётся мне пить водку и лежать в постели, чтобы восстановить здоровье! Спросите вот у него, если он доктор!

– Это нас не интересует! Ну ладно, извините.

– Ах так, вы портите мне здоровье, а потом это вас не интересует! А какая-то дырка, которой у меня нет, вас очень даже интересует!

– Да, сожалеем, но дырки у вас нет.

Все трое двинулись к двери.

– Ну раз вы такие, мне и разговаривать с вами нечего! А ведь я мог бы…

Все трое навострили уши.

– Что вы могли бы?

– Я мог бы познакомить вас кое с кем, у кого есть дырка в ноге.

Трое переглянулись.

– А вы, оказывается, разумный человек. Нате-ка вот, возьмите сперва сигару. Для успокоения.

Атце взял сигару и, ухмыляясь, сунул её за ухо:

– О-о, большое спасибо!

– Если вы нам поможете…

Многообещающие взгляды, многообещающие жесты.

Атце сказал очень мирно:

– Почему бы мне не показать вам кое-кого с дыркой в ноге? Я это сделаю из любезности. Но кто же оплатит мне простой? Потерянное рабочее время? Сегодня я уже не смогу больше работать!

– Хорошо, мы это уладим.

– Орье, поди-ка сюда! – подозвал Атце одного из рабочих, проходивших мимо.

– Ну-ка, повторите ещё раз! Значит, вы берётесь уладить дело с моей зарплатой, пока у меня не наладится здоровье? Так?

– Ну, скажем, за три дня, – предложил полицейский врач.

– А я вижу, доктор кое в чём разбирается! Слыхал, Орье?

Орье кивнул. Атце с тремя полицейскими направился в цех.

Выходя, он шепнул Орье:

– Давайте сейчас все в цех! К Антону Цапеку! Орье побежал звать товарищей:

– Ребята, пошли! Атце даёт представление! Войдя в цех, Атце крикнул, перебивая стоявший здесь шум:

– Антон, поди-ка сюда! – И шепнул своим спутникам: – Вот он! У него дырка в ноге!

Антон захромал навстречу посетителям. Каждому было ясно, что с ногой у него что-то не так. Трое взглянули друг на друга торжествующе.

– Антон, – сказал Атце, – будь добр, покажи этим господам твою дырку в ноге. Они жутко интересуются такими вещами!

Антон ухмыльнулся:

– Да ну? Такого ещё не бывало!

– Ну почему ты не хочешь сделать им одолжение? – Атце подмигнул рабочим, стоящим вокруг. – Покажи!

Антон нагнулся и с большой готовностью закатал штанину. Врач склонился над его ногой. Все трое с любопытством взглянули на ногу, но тут же в бешенстве отпрянули: нога была деревянная.

Тут как раз подошёл Орье с группой рабочих:

– Что, Антон, к тебе гости?

– Вот тут и дырка есть, господа, – услужливо сказал Атце. – Я сам просверлил её Антону. Чтобы вечером, когда спать ложишься, продевать верёвочку и вешать ногу на спинку кровати.

Атце быстро повернулся к рабочим.

– Они здесь ищут кого-то с дыркой в ноге. Вы такого не знаете?

Лица рабочих окаменели.

– Гляди-ка, ищейки!

– Кого они ищут?

– А ту дырку ищите с той стороны двери! Да поскорее!

– Ну-ка, проваливайте! А то как бы чего не вышло!

– Убийцы!

– Вон отсюда!

– Ну и сброд! – Трое полицейских попятились к двери. – Вот погодите…

Атце протянул Антону сигару:

– Гонорар за твое выступление!

Вилли стоял на своём посту у окна, когда трое его врагов подходили к дому. Отец крепко спал. Вилли тихонько открыл дверь на лестницу и прислушался. Они остановились внизу.

Мальчик осторожно закрыл дверь и спустился вниз.

Вот они! Опять внимательно читают список жильцов.

– Доброе утро, – сказал Вилли очень вежливо. – Вы кого-нибудь ищете?

– Да, мы ищем господина Мюллера.

– A-а! Тут у нас в доме есть, во-первых, Атце, вернее, Артур Мюллер… – Вилли загнул палец и задумался.

– Нет! – все трое скривились, словно от кислятины. – Нет, не этот! Дальше?

– Тогда у нас вон там во дворе, на втором этаже, есть ещё Георг Мюллер. – Вилли загнул второй палец. – Его сын Генрих Мюллер тоже там живёт со своей семьей. – Вилли загнул третий палец. – Тут ещё много Мюллеров!..

– Спасибо, мальчик!

– Пожалуйста, не за что! – Вилли мило улыбнулся. – А вот через дом тоже живёт один Мюллер… Ну, мне пора в школу, до свидания! – Вилли вышел на улицу.

– Кажется, это единственный приличный человек во всём доме, – сказал полицейский врач. – Милый, вежливый мальчик.

На втором этаже дверь им открыла фрау Мюллер. Вилли стоял внизу на лестнице и прислушивался.

– Мы ищем господина Мюллера.

– Да, есть у нас такой, – сказала фрау Мюллер. – У нас их много. Во всех весовых категориях и любого роста. – Так вам какого? Георга, Генриха? Ну заходите!

Оба Мюллера были безработные. Вилли не слышал больше, о чём говорят в квартире, но через минуту дверь распахнулась.

– Пошли вон отсюда, ищейки проклятые!

Дверь захлопнулась.

Вилли спрятался на лестнице, ведущей в подвал, и опять стал слушать.

– Что ж теперь? Может, спросим дворничиху?

– Да, это хорошая идея!

– Что? Полиция? Ищете Мюллера с подстреленной ногой? Ну ищите, ищите. Только без меня.

Она выплеснула воду из ведра на кафельный пол и стала мыть подъезд.

Ищейкам пришлось выбираться из лужи с мокрыми ногами. Вилли пробежал через двор, взлетел вверх по лестнице. К сожалению, он не мог сплясать дикарскую пляску радости – отец спал. Он дышал глубоко и спокойно.

В полицейском участке шёл громкий разговор.

– Чёрт его знает, что он наплёл, этот пьяница, доктор Хольц!

– Ноги моей больше не будет в этом доме! – сказал полицейский врач. – К чему давать повод этим пролетариям над собой насмехаться! У этих людей нет вообще никаких манер! Жаль только милого мальчика, который дал нам сведения. А работы и без того по горло!

В эти дни работы у сыщиков и в самом деле хватало.

– Займитесь другим случаем, – сказал полицейский офицер. – Возможно, это дело само всплывёт на поверхность!

Атце Мюллер тут же пошёл домой. Может быть, к его жене тоже приставала полиция? Эта мысль не давала ему покоя.

– Я думаю, нам надо показать зубы этим господам, – сказал он на прощанье своим товарищам.

– Так ты тоже приходишь к этому выводу? – спросил Герман из комитета компартии завода. – Ещё два часа назад, когда мы предлагали стачку протеста, ты был против.

Да, два часа назад Атце был уверен, что товарищи из социал-демократической партии в правительстве и в профсоюзе не станут мириться с террором на Первое мая. Они примут меры. Зачем же сразу стачку? Но случай с полицейскими ищейками переполнил его терпение. Он был просто взбешён.

– Чёрт бы их подрал! До чего доходят! Давай, понимаешь ли, спускай штаны, и всё тут!

– А потом и шкуру спустят, Атце, если будем сидеть сложа руки, – сказал Герман.

На улице Атце встретил жену Отто Эльснера – она несла авоську с картофелем.

– Давайте, фрау Эльснер, я понесу!

Когда фрау Эльснер отпирала ключом дверь, Атце сказал:

– Я донесу вам до кухни!

Через открытую дверь спальни он увидел Отто в постели. Раненый не спал.

Рядом с ним сидел Вилли.

Атце удивился. Он подошёл к кровати.

– Что с тобой, Отто? Заболел?

– Да вот утром ногу вывихнул, – сказал раненый. Ну и лёг, чтобы её не растревожить. Как безработный я могу себе такое позволить. Что я прозеваю?

– Это ты правильно. А вот послушай-ка, что у нас на заводе случилось!

Вилли навострил уши. Но страх его сменился радостью, когда Атце начал рассказывать. Атце закончил так:

– В общем, здорово мы этим типам нос натянули. То-то было весело! Хотел бы я только знать, кому мне сказать спасибо за развлечение. Я с удовольствием пожал бы ему руку и даже заплатил марку.

Вилли не мог больше сдерживаться.

– Тогда пожмите руку мне! – выпалил он. – А марку можете оставить себе.

– Что? Как? Ты?

Атце с удивлением смотрел на Вилли. Потом он перевёл взгляд на Отто Эльснера. Он поглядел на ноги раненого, обозначившиеся под одеялом. Лицо его стало вдруг серьёзным и участливым. Он начал догадываться.

– Понимаю, – сказал он. – Вчера они устроили тебе хорошую жизнь, собаки. – Он потрепал Вилли за ухо: – А теперь расскажи-ка, сорванец!

И Вилли стал рассказывать.

Когда он закончил рассказ, все молчали. Мать крикнула из кухни:

– Сейчас будем ужинать!

Атце пристально глядел на мальчика.

– Я боялся, что отец умрёт, – сказал Вилли, и глаза его наполнились слезами. – Я не хотел, чтобы его забрали! Я и подумал: уж Атце-то сумеет вывернуться! Да и к тому же его ведь там не было, на демонстрации!

Тогда Атце встал и обнял Вилли за плечи.

Он протянул руку Отто Эльснеру.

– Да, вчера меня там не было, Отто.

Оба долго смотрели друг другу в глаза.

Потом Атце сказал:

– Я сейчас пойду на завод!

Вскоре после этого рабочие завода «Оренштейн и компания» вышли из здания. Мощная волна протеста прокатилась по Берлину:

«Долой фашизм!»

В тот день, когда берлинские рабочие хоронили своих убитых товарищей и несли тридцать три гроба, Атце Мюллер, Вилли и Элли тоже шли в траурной процессии. Дети бросали цветы на катафалки.

Вместе со своим другом, вместе со всей толпой они пели похоронный гимн рабочих:

 
Вы жертвою пали в борьбе роковой…
 

Отцу пришлось ещё с неделю пролежать в постели. Атце принёс ему с завода большой пакет и цветы от рабочих.

Он отдал фрау Эльснер конверт с деньгами:

– Это для Отто. От товарищей.

Анни строго говорила отцу:

– Ты поднимешься только тогда, когда я тебе разрешу.

– Вот кто стал бы отличным доктором! – с улыбкой сказал Эльснер Атце Мюллеру.

– Может быть, твоя Элли и станет когда-нибудь доктором. Или вот твой парнишка! А мы пока, кроме как сёстрами в рабочей санитарной дружине, никем стать не можем. Зато уж делаем своё дело от всей души!

– Да, Анни, ты это доказала.

Анни рассмеялась:

– Завтра можешь вставать!

– Да, он может вставать, – сказала фрау Эльснер. – Вот и брюки я ему залатала!

Она поставила две искусные заплатки в виде квадратиков на те места, где прошла пуля. Первый раз в жизни она не ругалась за «рваные штаны», хотя это были единственные брюки Отто.

Доктор Хольц вскоре вынужден был переехать в другой район. Его приёмная была всё время пуста, и многие из его коллег тоже не хотели больше иметь с ним ничего общего. Потому что на его двери всё снова и снова появлялась надпись мелом: «Полицейский шпик!»

ПОБЕГВ ПРАГУ

Матери очень хотелось, чтобы у неё перед кухонным окном росло хоть немного цветов. Весь день ей приходилось смотреть на серую стену соседнего дома Здесь в Берлине, в районе Нойкёльна, все дворы были похожи на каменные ямы.

– Такой игрушечный садик, вот что тут надо бы, – часто говорила она.

Отец с Вальтером смастерили «игрушечный сад» – доска с загородкой, вот и всё. Оставалось только его покрасить и прибить под окно.

– Можно, я буду красить, отец?

– А уроки?

– Готовы!

Вальтер принёс тетради и показал отцу:

– Вот! Математика, сочинение… Всё!

– Ну как в седьмом, справляешься?

– Учитель Паппендиф считает меня первым учеником.

– А Уши?

– Да на самом деле она лучше меня учится!

– И ты с ней всё по-прежнему дружишь?

– С Уши? Ясно, дружу!

По лицу его было видно, что он этим очень гордится.

– А как маленькая Сара Абендрот? – Отец вытер кисточку, которую отмывал от краски, и внимательно поглядел на Вальтера.

Вальтер вздохнул:

– Ей не сладко приходится. Все её дразнят, прохода не дают.

– Все? – мать опустила на колени носок с начатой штопкой. – И ты тоже?

– Я? Да ты что, мама! Мы с Уши играем с ней на всех переменках. Но Паппендиф на каждом уроке ругает евреев.

– Бедная девочка! – мать ласково провела рукой по волосам Вальтера. – Никогда не будь жестоким и бессердечным, сынок!

Вальтер часто рассказывал дома про школу и про учителя Паппендифа. Теперь тот всегда ходил в коричневой рубашке, [4]4
  Коричневая рубашка – фашистская форма.


[Закрыть]а для похвалы знал только одно слово: «чётко». Он и сам двигался чётко, словно паяц на верёвочке. И про Сару Абендрот Вальтер часто рассказывал – как она тихо сидит одна на своей парте в углу. Паппендиф никогда её не вызывает. Эта девочка с бледным лицом для него просто не существует.

– Бедная девочка! – повторила мать. – Им становится всё труднее и труднее. – Она вздохнула.

– Это позор для всех нас! – Отец стукнул кисточкой по столу, словно хотел кого-то пристукнуть. – Уж хоть ты-то не обижай маленькую Сару!

Мать продолжала штопать.

Отец протянул Вальтеру пакет с зелёной краской.

– А может, ты и в самом деле сам покрасишь? Мне скоро пора уходить.

– Ура! – крикнул Вальтер.

– Достань с антресолей бутылку со скипидаром, – сказал отец.

Мать расстелила на столе газету. Отец поставил на неё «игрушечный сад», но как только Вальтер вышел за дверь, он сказал жене:

– Этот товарищ из Праги всё-таки не пришёл.

Они помолчали. Оба думали об одном и том же: сегодня вечером придётся уничтожить записку и сообщить Максу.

Вальтер вскарабкался в туалете на антресоли и стал искать там бутылку.

«Сам покрасишь!» Вот здорово!

Он даже запел от радости:

– У маляра облезла кисть, облезла кисть!.. [5]5
  Песенка, высмеивающая Гитлера.


[Закрыть]

В дверь позвонили. Коротко, громко. Ещё и ещё раз. И тут же изо всех сил забарабанили кулаками. Вальтер прислушался. В кухне было тихо.

– Открывайте! – раздался громкий голос. – А ну быстрее!

Снова забарабанили в дверь. Вальтер услышал медленные шаги отца. Тот шёл к двери. Из кухни донеслось звяканье – что это, конфорка на плите?

– Тайная полиция! Гестапо! Никому не выходить из квартиры!

От испуга Вальтер замер на месте.

Раздался топот. Много людей вошли в квартиру. Они быстро распахивали все двери. Дверь в туалет тоже открылась. Вальтер пригнулся за большой бельевой корзиной. Какой-то человек заглянул в дверь, потом захлопнул её.

Вальтер услышал, как щёлкнули каблуки.

– Никого!

– Вы токарь Вальтер Штайнер? – громко спросил кто-то в кухне.

– Да.

– А это ваша жена?

– Да.

И вдруг Вальтера осенило: «Они ведь не знают, что я здесь!» Он стал прислушиваться. Громкий голос задавал вопросы. Отвечали по очереди – то отец, то мать.

И вдруг мать громко вскрикнула. Удар… Конфорка со звоном упала на пол.

Мужской голос рявкнул:

– Арестовать! Эти скоты что-то сожгли!

В кухне послышался топот.

Вальтер затаил дыхание.

– Ах ты так! – в бешенстве крикнул кто-то.

Душераздирающий крик матери заставил Вальтера подскочить. Он стал ощупью искать ящик с инструментами, нашёл, схватил молоток. Но тут раздался спокойный голос отца:

– Ещё раз тронете жену, размозжу череп!

– Я вам покажу, как у меня под носом сжигать адреса и листовки! Скоты чёртовы! Коммунисты! – бесновался гестаповец. – Пальцы себе обожжёте, и то не поможет! Ваша нора в Нойкёльне окружена, красные звери! Все выходы у нас на примете! Никому не уйти! Вот это вам знакомо?

– Нет! – ответил отец.

– А это?

Что он показывает отцу?

– Нет, – повторил отец.

– А что поделывают ваши друзья в Праге?

Почему это он вдруг заговорил так приветливо?

– У меня нет никаких друзей в Праге.

Послышался насмешливый хохот. От приветливости не осталось и следа.

– Ах так? Тогда я тебе кое-кого покажу. Уж он-то тебе наверняка знаком, дружочек!

Тяжелые шаги в сторону двери. Теперь дверь открыли. Вальтер услышал, как гестаповец кого-то позвал.

– Ну, а вот этот тебе тоже не знаком?.. Хватит комедию ломать! Ведите его вниз. Он у нас научится говорить! Пошли, Вендлиц!

Вальтер услышал голос отца:

– Так, значит, Берт Вендлиц! Ну что ж, в Праге узнают, что ты шпик!

– Заткнись, а то сейчас…

Вальтер всё ещё сжимал в руке молоток. Пальцы так и впились в ручку. Но отец почему-то не замолчал. Он снова повторил то же самое – ещё громче, ещё отчетливее:

– В Праге узнают, что Берт Вендлиц шпик!

Что всё это значит? Вальтер прислушивался затаив дыхание.

– Тащи его вниз!

Грохот отодвигаемой мебели, упал стул, зазвенела разбитая посуда.

– Прощай, мать, будь молодцом! Всё! Можем идти!

– Как бы не так! Жена тоже арестована! Пятнадцать лет отсадит, не меньше.

У Вальтера замерло сердце. Значит, он увидит мать, только когда будет уже взрослым?

Раздалась команда:

– Обыскать квартиру! Один остаётся в засаде. Каждый, кто придёт, – арестован.

«Меня вам не поймать!» Вальтер рывком открыл маленькое окошко на антресолях. И вот он уже спускается вниз по водосточной трубе. Прыжок – и он на земле. Отряхнул пыль с коленок, через подъезд соседнего дома выбежал на улицу.

«А теперь что делать?» Он растерянно огляделся по сторонам.

Перед домом стояла большая легковая машина синего цвета. Какой-то человек, насвистывая, ходил взад и вперёд, засунув руки в карманы. Вальтер медленным шагом прошёл мимо него до угла улицы. Здесь он остановился и с волнением стал наблюдать за домом. Страх ещё не прошел. Он сковывал всё тело. Но Вальтер боролся с ним. «Открыть глаза!» – приказал он сам себе. Четверо штурмовиков вывели из дома отца и мать и втолкнули их в синюю машину. Машина отъехала. Вот она уже проезжает мимо угла, где стоит Вальтер.

Забыв всякую осторожность, он подошёл к краю тротуара и в смятении глядел на машину, увозившую его родителей. Машина подавала гудки. Мысли кружились вихрем в голове Вальтера.

Когда машина сворачивала за угол, отец увидел Вальтера. Он твёрдо посмотрел ему в глаза.

Что это значило?

В глазах отца словно вдруг вспыхнул свет. Он кивнул Вальтеру. Очень осторожно, коротко, но Вальтер отчётливо видел: отец кивнул ему. Потом сразу отвёл глаза в сторону.

Синяя машина исчезла из виду. Только сейчас Вальтер осознал до конца весь ужас случившегося. Он заплакал, громко, безудержно. Прохожие оборачивались и глядели на него. Вальтер не замечал этого.

– Что же мне теперь делать? – всхлипывал он. – Мать, отец, что же мне…

В отчаянии он бегал по улицам, пока ему не пришло в голову, что надо ведь что-то предпринять. Он вытер слёзы и стал напряжённо думать. Пойти к дяде Фрицу? Он близкий друг отца. Отец его очень уважает. Вальтер знал это. Дядя Фриц давно уже не бывал у них дома, но отец часто говорил: «Дядя Фриц передаёт тебе привет».

Дядя Фриц жил на Дунайской улице. Вальтер бросился бежать – бегал он быстро. Но уже издали он заметил, что перед домом стоит большая синяя машина. Трое людей в коричневых рубашках вталкивают в неё дядю Фрица. Руки и ноги у него связаны, сам он идти не может.

Вальтер понял, что происходят страшные события. Страшные не только для его отца, матери, для него самого. Он вспомнил…

Это было вечером, три года назад, в 1933 году. Мать подошла к его кровати. Она плакала.

– Что с тобой, мама?

– Отец… – всхлипнула она.

– Что с отцом?

Вальтер понял не всё из того, что она шептала ему на ухо, – она всё плакала, иногда целовала его. Но главное он понял: отец делает что-то запретное, и это тайна.

– Не проболтайся, если тебя будут спрашивать. Ни про красные флаги, ни про то, что был пионером, ни про Первое мая, ни про Эрнста Тельмана, ни про Ленина… И слово «товарищ» теперь тоже говорить опасно.

– Я ничего не скажу, мама. Не плачь!

Отец тогда всё-таки вернулся домой. Очень поздно. Он был бледный, усталый, но всё чему-то радовался.

– На этот раз кое-как выпутался, – сказал он, смеясь. – Он расцеловал их обоих. – Так просто им с нами не разделаться!

С тех пор Вальтер внимательно следил за всем и многое понял сам, без объяснений.

В полном отчаянии он сел на скамейку в сквере и задумался. Теперь он один в Берлине, один на свете. Он всхлипнул. Что сделают с матерью и отцом? Куда ему деваться? В квартиру возвращаться нельзя, там засада. Идти им прямо в руки? Нет!

Вальтер сжал кулаки. «Так просто им с нами не разделаться!» «Сопротивление!» – так всегда говорил отец. Это был его девиз.

Он вспомнил один случай. Давно уже это было, года четыре назад, может и больше. Рабочие Нойкёльна хоронили трёх убитых антифашистов. Отец тоже нёс гроб, вместе с другими. Море знамён и цветов колыхалось вслед за ними. И тут налетела полиция. Она начала разгонять траурную процессию. Гробы были сброшены на землю. Но и шлемы полицейских катились в тот день по улицам Нойкёльна.

«Долой фашистов! Да здравствует единый фронт рабочих против фашизма и войны!» – скандировала толпа.

А теперь фашисты увезли в тюрьму отца и мать. Значит, они так сильны, эти фашисты?

И вдруг Вальтер вспомнил слова отца: «В Праге узнают…»

Так как же звали этого типа, которого гестаповец позвал в квартиру? Вальтер закрыл глаза – он изо всех сил старался вспомнить фамилию. Ах да – Берт Вендлиц! Вот как его зовут! Вальтер вскочил со скамейки.

«В Праге узнают, что Берт Вендлиц – шпик», – сказал отец. И повторил это два раза.

Перед глазами Вальтера возникла картина: вот отец проезжает мимо него в синей машине… Как он посмотрел, как кивнул!..

Мальчика вдруг охватило страшное волнение.

Берт Вендлиц – человек, который предал его отца, дядю Фрица и, может быть, ещё многих других.

Вальтер нахмурился. Да, они об этом узнают!

Но с кем ему поговорить? Нужен друг, настоящий друг, добрый, готовый помочь. Кто же у него ещё есть?

Фриц Редлов? Но его брат носит теперь коричневую рубашку. Вилли Бенц? Он рассказывает о своём брате таинственные истории – тот испытывает новый опасный вид самолётов для самого Геринга. [6]6
  Геринг – приспешник Гитлера, принимавший личное участие в организации поджога рейхстага (см. послесловие).


[Закрыть]«Вы будете первыми, когда начнётся, – сказал Геринг брату Вилли Бенца, – вы должны рвануть, как черти!» Когда Вальтер рассказал это своему отцу, тот зло усмехнулся: «Но и самим чертям не войти в Москву!»

Нет, ни тому, ни другому он не может довериться.

Но вот – Уши!

Уши – да, ей можно. Она его не предаст. Она умная. Вместе они уж найдут какой-нибудь выход.

Со всех ног Вальтер бросился к Уши. Когда он свистнул, в окне тут же показалась ее весёлая курносая мордашка. Она вприпрыжку сбежала вниз по лестнице.

– Что случилось?

– Пойдём сядем на скамейку.

Вальтер решил сказать ей всё. Он сел с ней рядом и подробно рассказал, что произошло.

Уши слушала его с изумлением, лицо её было очень серьёзно. Она взяла Вальтера за руку, когда он рассказывал, как синяя машина сворачивала за угол. С минуту она подумала. Потом сказала:

– Тебе надо ехать в Прагу.

– Да! Я и сам так думаю, – ответил Вальтер. – Но у меня нет денег. Я никого не знаю в Праге, ни одного человека. Вот у меня двадцать пфеннигов, как раз на две булочки.

Оба задумались.

– А далеко это – Прага? – спросил Вальтер.

Уши крутила кудрявый хвостик своей косы. Она соображала.

– Погоди, – сказала она. – Прага – это где-то там, справа внизу – я видала её один раз на карте. Знаешь что? Я сейчас принесу атлас, и сперва мы найдём Прагу. Тебе нужно скорей убираться отсюда, а то тебя отправят в приют для сирот.

– В приют? – в ужасе переспросил Вальтер.

– Подожди, я сейчас вернусь.

Уши уже бежала вверх по лестнице.

«В приют для сирот, – думал Вальтер. – Не пойду я ни в какой приют. Никогда!»

Он снова всхлипнул, но тут же заставил себя побороть слёзы. Нет, он найдёт путь в Прагу. И в Праге будет упорно искать, пока не разыщет тех, о ком говорил отец.

Уши уже бежала вниз, размахивая атласом.

Она принесла и свою копилку – розовую свинку и трясла ею так, что внутри у неё тарахтело.

– Сейчас мы первым делом прикончим свинью, – сказала она, еле переводя дыхание, и тут же, найдя на земле камень, разбила копилку. – Вот тебе деньги на дорогу! Только хватит ли?

Они сосчитали деньги – восемь марок тридцать четыре пфеннига. Уши сунула деньги в карман Вальтеру и с серьёзным видом раскрыла атлас.

– Вот Берлин. Мы в Берлине.

– А вот Вена.

– Нет, это слишком далеко. Сперва, видишь, тут Дрезден…

– А, вот она, Прага! Между ними – Шандау. Там у меня тётя! – обрадовалась Уши.

– Какая длинная дорога! Берлин – Дрезден – Шандау – Прага!

– Когда есть деньги – это пустяки. Покупаешь билет, садишься в поезд. Человек в красной фуражке подымает флажок, и поезд трогается. Но так… Денег не хватит…

– Мне надо уехать ещё сегодня, – сказал Вальтер. Он поглядел вверх, на облака.

– Как называется эта страна?

– Чехословацкая республика.

– А перед ней, вот тут, большой горный хребет. Ты можешь через него перейти!

– Поеду прямо сегодня! – решительно сказал Вальтер.

– Но ведь денег хватит разве только до Дрездена…

– Тогда, значит, сперва я поеду до Дрездена. А оттуда уж как-нибудь дальше. Что-нибудь да придумаю.

– Да, так просто им с нами не разделаться!

– Где нам взять денег?

Уши задумчиво крутила хвостик косы.

– Слушай-ка, Уши! Надо ведь не поездом ехать!