Текст книги "Аннемари и капитан"

Автор книги: Карл Векен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

КЛЮЧ ОТ ПОДВАЛА

Ещё пять минут.

Стрелки на башенных часах показывали двадцать пять минут первого.

Отец ведь предупреждал:

– Смотри не опоздай! Я приеду, кое-что привезу.

– Что привезёшь?

– Два ящика. В них яйца.

Он весело рассмеялся и притянул к себе Марту.

– Это надо провернуть быстро. Не прозевай! – Он твёрдо взглянул ей в глаза: – И не забудь ключ от подвала!

Из школы Марта сразу побежала домой. Лучше прийти раньше, чем опоздать хоть на минуту. И вот она ждёт перед домом. Большой ключ от подвала – в кармане фартука. А вдруг он выпал, пока бежала? Нет, вот он.

Как будто она не понимает, в чём дело! Когда отец такой вот, как сегодня… Уж она-то знает отца. Ничего она не прозевает, не бойтесь. Не может же мать стоять тут с ключом и ждать. Больная она, да и чересчур уж волнуется. А братья и сёстры на работе. Марта тоже на тот год пойдёт работать на фабрику.

Ещё три минуты!

Полицейских пока не видно. Марта поспешно оглядела улицу. Шпики – вот кто сейчас опасен!

Ещё две минуты.

Ну вот, ровно половина первого!

Но тут из дома вышел господин Дрозд со второго этажа.

– Добрый день! – вежливо сказала Марта.

– Здравствуй! – буркнул в ответ господин Дрозд.

Он, видно, был не в духе. Марта с удивлением поглядела ему вслед.

Все жильцы в их доме считали, что Дрозд работает в какой-то транспортной компании. Но эта «компания» занималась вовсе не доставкой грузов. «Королевская полиция города Дрездена» – вот что это была за компания! И как раз в эти дни работы у неё было хоть отбавляй. Но в доме пока ещё никто не догадывался, что за птица этот Дрозд.

Через два дня должны были начаться выборы, и начальник полиции господин Пауль поклялся: «В Дрездене мы устроим социалистам такую баню, что от них и следа не останется!»

Сегодня утром начальник полиции вызвал к себе в кабинет Дрозда и других полицейских шпиков.

– Безобразие! Социалисты совсем обнаглели! Средь бела дня развозят по Дрездену ящики со своими листовками. За что вам деньги платят, болваны! Мы их застукали, да только не вашими стараниями! Просто на вокзале при разгрузке уронили один ящик, он и развалился. Глядите в оба, ослы! А кто до воскресенья хоть одну рюмку опрокинет, пощады не жди! Водку пить – это всякий дурак умеет, а вот социалистов ловить – вы, видно, умом не вышли!

Дрозд и сейчас ещё чувствовал дрожь в коленках, вспоминая, как рычал на них начальник полиции. Но возмутительней всего было то, что от самого начальника за версту разило водкой. В бешенстве он вонзил в письменный стол свой игрушечный меч для вскрытия конвертов.

– Восемь ящиков из десяти мы уже обнаружили. Разыщите ещё два! Если в Дрездене появится хоть одна их листовка, я вас всех разгоню к чёртовой матери! За каждый ящик – вознаграждение двести марок, понятно? Отправляйтесь!

Как побитые псы бросились шпики к дверям, спеша на охоту за листовками.

Дрозд с хмурым видом перешёл дорогу, завернул в лавчонку «Табак и сигары», купил себе одну сигару – на две у него, как всегда, не хватило денег. Мрачно сунул сигару в рот, поднёс зажжённую спичку.

Найти такой ящичек – вот было бы дело!

Так вышло, что служащий транспортной компании Дрозд думал в эту минуту о том же, о чём и девочка Марта.

– Половина первого, – тихо сказала Марта и потрогала ключ. И вдруг из-за угла, грохоча по булыжнику, выехала телега. Отец правит лошадью, насвистывая песенку. Рядом с ним ещё какой-то человек.

Марта вытащила огромный ключ из кармана. Она подняла руку. Отец кивнул ей. И вот она уже мчится вниз по лестнице в подвал. Какое-то новое радостное чувство несёт её, словно ветер, только косы взлетают.

Повозка наверху остановилась.

Отец с товарищем откинули одеяло, подняли ящик и быстро внесли его в дом.

Чистенький новый ящик!

У Дрозда от изумления выпала изо рта сигара.

– Сигарку пожалуйте, – сказал продавец, поднимая с полу сигару и подавая Дрозду.

– Благодарю!

Дрозд, не глядя, взял сигару и сунул её в рот. Он обжёг палец, но почти не почувствовал этого. Он ликовал. Шляпа его съехала на затылок. Гляди-ка, вот они!

Те двое уже опять возились у телеги. Снова откинули одеяло – ага, вот и второй ящик!

– Дайте мне ещё одну сигару! Высшего сорта! – сказал Дрозд, дрожа от нетерпения и любопытства. Он долго засовывал сигару в карман, продолжая вести наблюдение.

Не успели те двое скрыться со вторым ящиком в дверях дома, как Дрозд выскочил из лавки. Перебежав на другую сторону улицы, он прокрался в подъезд и заглянул вниз через перила. Из подвала доносилось шарканье шагов и голоса.

– Быстро я, папа? – тихо спросила Марта. Но гулкие своды подвала донесли эти слова до слуха Дрозда.

– Да, Марта! Запирай подвал! В три часа мы заберём первый, в пять – второй. Всё понятно?

Дрозд бросился на улицу. «Двести марок за ящик! А за два – четыреста! Четыреста марок!»

Наконец-то он выберется из этого проклятого дома, где живут одни рабочие! Наконец-то ему повезло! Он представлял себе, как сам начальник полиции господин Пауль похлопает его по плечу и скажет: «Ну, Дрозд, старый неудачник, на этот раз тебе привалило счастье!»

Чудеса! Может, и самому господину Бисмарку о нём доложат!

На углу Дрозд вскочил на извозчика. Брать извозчика шпикам разрешалось для особо спешных и важных дел.

В кабинет начальника полиции Дрозд ринулся без доклада.

– Приёма нет, – остановил его секретарь, презрительно усмехнувшись. И что только вообразил себе этот жалкий шпик! Лезет без доклада!

– Скажите ему – два ящика, срочно! – крикнул Дрозд.

Секретарь скрылся за тяжёлой дверью, но она тут же вновь распахнулась. Из кабинета выскочил сам начальник полиции господин Пауль. Он крикнул:

– Кто тут что знает про ящики?

В спешке он даже не застегнул свой мундир. Дрозд почувствовал, что в его жизни настала великая минута.

– Господин начальник полиции… Я знаю… я знаю… где ящики! – Он задыхался. – Два ящика! Скорее полицейских, повозку! Мы мигом доставим ящики! – Он глотал воздух. – Скорее! У нас только два часа!

В другой раз начальник полиции вышвырнул бы всякого, кто осмелился говорить с ним в столь наглом тоне, но сейчас он даже не заметил, что какой-то жалкий шпик, отдаёт ему приказы.

– Экипаж и четырёх полицейских! Немедленно! – рявкнул он на секретаря, и тот сразу же куда-то умчался. Начальник полиции застегнул мундир.

– Молодцом, Дрозд! Ловко это у вас получилось!

Дрозд сиял. Он склонился в благодарном поклоне.

– А вознаграждение, господин начальник, если дозволено спросить?

– Получишь, как только доставят ящики!

«Что-то уж чересчур он торопится захапать денежки, – подумал начальник. – Можно ли ещё доверять этому типу! Рожа уж больно идиотская!»

– Экипаж готов, – объявил запыхавшийся секретарь.

Дрозд бросился бегом вниз по лестнице.

– И этот осёл нашёл ящики? Вы ему верите? – с сомнением спросил начальник секретаря, покручивая свой напомаженный длинный ус.

– Чего не бывает на свете, – усмехнулся тот, – недаром же говорят: дуракам счастье!

Начальник полиции рассмеялся, но тут же оборвал свой смех.

– Если он нас надул, вышвырну! Это уже третий сегодня прибегает и вопит: «Ящики!»

По дороге Дрозд рассказал полицейским обо всём, что он видел. Всё описал в точности, ни одной подробности не упустил.

– Во какой ключ! В кармане фартука он у неё. Марта её звать. Так-то девчонка она вежливая.

Дрозду пришлось вылезти из экипажа, не доехав до угла: ведь если рабочие увидят шпика с полицейскими, шпик уже не шпик.

Четыреста марок просто не выходили у него из головы. Он снова зашёл в лавчонку «Табак и сигары» и купил ещё одну сигару высшего сорта. Теперь-то он может себе это позволить. Он не спускал глаз с экипажа.

Лошади остановились. Полицейские с важным видом проследовали в дом.

Марта как раз возвращалась из лавки. В одной руке бачок с керосином, в другой – бидон с сиропом. Завидев проклятые полицейские каски и экипаж у самых дверей дома, она чуть не уронила на землю и бак и бидон.

«Полиция! Ящики!»

На лестнице она прислонилась к перилам и прислушалась. Полицейские уже стучали в дверь их квартиры.

– Открывайте! Полиция!

Марта услышала, как отворилась дверь. Дома была только мать.

– Ключ от подвала! – скомандовал кто-то грубым басом.

«Что делать?» – лихорадочно думала Марта. Её сковывал страх. Ключ от подвала все ещё лежал у нее в кармане фартука. Теперь они будут искать ключ по всей квартире… Ну а потом? Что же ей делать?

И вдруг ей пришла в голову счастливая мысль.

Она позвонила в квартиру Шрайберов. Тут жил друг её отца, железнодорожный рабочий, тоже «красный».

Жену его изумил смелый план Марты.

– Мы их проведём, – сказала она, кивнув Марте, – только ты не бойся. – Она ласково потрепала её по волосам.

– А я и не боюсь, – сказала Марта и слабо улыбнулась. Сердце её громко стучало.

Потом она взяла бачок с керосином и бидон с сиропом и поднялась вверх по лестнице. Подойдя к двери своей квартиры, она остановилась и, собравшись с духом, постучала. Открыл полицейский. Марта изобразила на лице удивление. На кухне она поставила под стол бачок с керосином, а на стол – бидон с сиропом и быстро сунула ключ от погреба за большой кофейник.

– Тебя зовут Марта? – строго спросил полицейский.

– Да.

Марта удивилась, что он знает её имя.

– Это моя младшая, – боязливо сказала мать. Она, кашляя, дошла до постели и снова легла.

– Пойди-ка сюда! – приказал Марте полицейский.

Марта подошла. Он сунул руку в карман её фартука.

– А что вы ищете? – бесстрашно спросила Марта.

Полицейский поглядел на неё, словно людоед, ткнул её пальцем в грудь и взревел:

– Где ключ от подвала?

– Ключ от подвала? – с улыбкой переспросила Марта. – Ведь я его сейчас… когда уголь приносила… Да куда ж я его положила?.. Ах, да вот же он! – воскликнула она и взяла ключ со стола.

Полицейский выхватил ключ у неё из рук, взглянул на прикреплённую к нему бирку и рявкнул:

– В подвал! Отсек номер девять. За мной!

Марта достала из кухонного стола свечу и спички, и они стали вместе спускаться вниз. Перед дверью подвала стояли ещё двое полицейских. Марта зажгла свечу и пошла впереди.

– Вот он, девятый отсек!

Грозный полицейский торжествующе поглядел на Марту. Вид у него был такой, будто он открыл Северный полюс.

– Да, это здесь, – скромно сказала Марта.

– Ключ подходит!

Полицейские с победным кличем ринулись вперёд. Очутившись в подвале, они стали оглядываться по сторонам. Марта держала в руке свечу. Тени полицейских в остроконечных касках плясали на грязных стенах. Нет, у Марты не дрожала рука, просто свеча мерцала.

– Вот ящик! – крикнул один из полицейских и быстро направился в угол. Он так спешил, что даже споткнулся о чурбак для колки дров.

– Открыть ящик! – раздалась команда.

Для полицейских настал торжественный момент.

Двое из них поспешно открыли ящик. Но, заглянув в него, тут же отпрянули назад и, поражённые, уставились друг на друга. Потом, как по команде, снова нагнулись и стали шарить в ящике руками. Марта светила им свечой. В ящике так и громыхало. Полицейские снова выпрямились.

– Ну? – с нетерпением спросил их начальник.

– Картошка, – ответили они хором с явным разочарованием.

– Что? – заорал полицейский, руководивший обыском.

Он откашлялся и искоса взглянул на Марту.

– Картошка! – раздалось в ответ.

Полицейские отряхивали с рук налипшую грязь.

– Высыпать! – приказал начальник.

Но из ящика выкатилось всего лишь несколько старых проросших картофелин. Они раскатились по каменному полу подвала.

– Вот ещё ящичек! – крикнул один из полицейских.

– Открыть! – В голосе начальника чувствовалась растерянность.

– Ёлочные игрушки!

– Стеклянный шар! Красный! – Полицейский потряс большой красный шар, держа его за ниточку. Тощий паучок поспешно вскарабкался на шар, потом стал спускаться вниз по самодельному канату. Полицейский раздавил его сапогом.

– Чепуха! Красный стеклянный шар есть у всех!

Других ящиков в девятом отсеке не было.

– А что вы ищете? – наивно спросила Марта. Сердце её сильно билось от радости.

Полицейский разочарованно отряхивал пыль со своих форменных брюк.

«Что теперь скажешь этой девчушке? – беспомощно подумал он. – Какой же враль этот Дрозд! Ну погоди, голубчик! Три раза сегодня эти паршивцы заставили меня лезть в подвал и ползать по грязному полу. И всё зря. Ну погоди! Ты у меня за это ответишь! Только увидят эти негодники, что какой-нибудь ящик везут, они уже тут как тут – гони им двести марок! Держи карман шире!»

Ему было стыдно перед Мартой.

Девчушка такая приветливая, да и жалко её.

– Это ошибка, – сказал он, – приносим извинения вашей матери. Запирай!

Пока полицейские садились в свой экипаж, Марта уже успела добежать до квартиры Шрайберов и вновь обменять ключ.

– Всё в порядке! – сказала она жене Шрайбера. И, попросив её известить обо всём мать, бросилась со всех ног на фабрику к отцу.

Выслушав рассказ Марты, отец свистнул сквозь зубы, на минутку задумался, а потом позвал того человека, который вместе с ним привёз ящики. Марта узнала его.

– Сейчас приедем, – сказал этот человек Марте. – А то как бы яйца в ящиках не протухли!

– Надо поговорить с Альбертом, – обратился к нему отец. – Только вот сумеет ли он сразу пригнать телегу?

– Альберт? – отозвался товарищ отца. – Если он услышит, что ящики в опасности, тут же прикатит!

– Необходимо сегодня же раздать яйца.

– Вечером этим займутся четыреста товарищей.

– Ну всё, скорее за ящиками!

– Спасать яйца? – спросила Марта и улыбнулась отцу.

– Да, – ответил отец, – представляешь, какие птички выпорхнут из них в воскресенье! Ну, а теперь домой!

Марта рассмеялась и вышла на улицу вместе с отцом и его другом.

По дороге она ещё раз подробно рассказала им обо всём, что произошло в подвале. Всем троим казалось, что телега ползёт слишком медленно, хотя отец гнал лошадь вовсю. Наконец остановились перед домом. Вытащили ящики, накрыли их одеялом, поехали. И трёх минут не прошло.

Марта поднялась наверх, успокоила мать, села за уроки. Чувство радости и гордости не проходило.

«Прусских королей звали…» Ну и скука, учить имена всех этих королей!

Как тогда сказал отец в подвале? «Да провались этот Бисмарк в тартарары вместе со своим законом о социалистах!»

Между тем полицейский шпик Дрозд не находил себе места от волнения. С удивлением он увидел из окна табачной лавки, что полицейские снова сели в экипаж и возница погнал лошадей. Ящики они не погрузили.

«Почему они не берут с собой мои ящики?» – недоумевал он. Но ответа на этот вопрос не находил. Выйдя из табачной лавки, он встал на углу. Как видно, они сейчас вернутся назад – за ящиками.

Что же случилось? Пойти снова к начальнику полиции? Он ждал почти полчаса, а потом увидел, что перед домом остановилась телега. Слава богу, значит, всё-таки вернулись! У Дрозда гора с плеч свалилась. Марта соскочила с телеги и скрылась в парадном, но он не успел этого заметить. Он спрятался в другом подъезде и стал наблюдать, как грузят ящики, его дорогие, золотые ящики, которые обогатят его, принесут ему четыреста марок дохода! Впрочем, грузили их не полицейские в формах. Начальник полиции Пауль неплохо придумал. Хитёр, дьявол! Так оно, конечно, незаметнее, когда полицейские переряжены в рабочих. Никому не бросается в глаза!

Дрозд просто блаженствовал. Ему хотелось побежать за телегой и погладить ящики.

Телега как раз проезжала мимо него.

– Но ведь это же… это как раз тот самый парень, который… Боже мой, боже мой!.. Мои четыреста марок! – пробормотал Дрозд и в ужасе заорал: – Держи-и, держи-и-и!

Он бросился вслед за телегой. Но лошадь рванула, и телега свернула за угол.

Нет, так просто он не упустит ящики! Дрозд мчался за телегой, размахивая руками, и кричал:

– Держи-и, де-е-р-жи-и-и!

Был полдень, обеденное время, на улице ни души. Никто не мог помочь ему в его беде.

Дрозд споткнулся, шляпа слетела у него с головы, но он бежал всё дальше, ни на что не обращая внимания. Колени у него дрожали, ему не хватало воздуха…

Телега снова свернула за угол и исчезла!

Дрозд остановился, тяжело дыша. Ноги подкашивались. Нет, дальше бежать он не мог. Он растерянно стоял на месте. Какие бессовестные люди!

– Обманут, обкраден! – стонал он. – Четыреста марок!..

Подавленный, он пошёл назад тем же путём, ища свою шляпу. Шляпа лежала посреди улицы, рядом с дымящимся конским навозом. Воробьи косились на неё с недоверием. Они взлетели, когда Дрозд поднял шляпу. Дрозд украдкой оглянулся по сторонам – нет, никто не был свидетелем этого происшествия, ни одна занавеска не дрогнула. Собрав последние силы, он быстрой походкой направился в полицейское управление. Денег на извозчика у него не хватило.

Еле переводя дыхание, измочаленный, он дошёл наконец до здания полиции. Но на последнем углу решил для храбрости выпить стопочку.

Что теперь ему скажет начальник?

Презрительный взгляд секретаря не предвещал ничего хорошего.

– И вы ещё имеете наглость сюда являться? – встретил его господин Пауль.

– Ящики, – пролепетал Дрозд, – телега…

Словно разъярённый бык, ринулся на Дрозда начальник полиции.

– Проклятый осёл, это что же… – Он перебил себя и принюхался. Его длинные усы дрожали. Потом он сказал тихим, зловещим голосом: – Да от вас же разит водкой!

– Одна стопочка только… Я так нервничал, господин начальник… – запинаясь, бормотал Дрозд. – Ящики… девочка…

– Ты пьян как свинья! И ещё мелешь тут что-то про ящики! – взревел начальник полиции. – Ишь чего придумал! Выкладывай ему четыреста марок за этот шантаж… Вон! А то сейчас велю тебя арестовать! Ах ты бандит! Весь подвал обыскали. Нигде ничего нет! Ящика из-под сигар не нашли!

У Дрозда от страха даже слёзы на глаза выступили. И всё-таки, поборов злость и отчаяние, он сделал ещё одну попытку:

– Только сейчас двое рабочих увезли ящики… И…

Начальник полиции был разгневан. Он схватил чернильницу, но шпик уже исчез за дверью.

– Ах ты негодяй!

Пока секретарь оттирал от чернил пальцы своего разъярённого шефа, Дрозд, выйдя из дверей полицейского управления, остановился и простонал:

– Ах вы подлецы благородные! Видно, и впрямь надо голосовать за этих социалистов!

ПОЛИЦИЯ ИЩЕТ АТЦЕ МЮЛЛЕРА

Кто не знал медсестры Анни из рабочего санитарного отряда! На всех демонстрациях и праздниках мелькала её серая спортивная курточка и красная сумка с белым крестом. Упал ли кто в обморок от голода или получил травму Анни была уже тут как тут: нашатырный спирт, капли Гофмана, валерьянка, пластырь…

Сегодня, Первого мая 1929 года, у Анни было много работы. С раннего утра боролись берлинские рабочие за своё право выходить в этот день на улицу. Начальник полиции социал-демократ Цергибель запретил первомайскую демонстрацию. Но на этот раз берлинские рабочие дали ему отпор.

Баррикады против броневиков. Камни против железа. Пули против пуль.

Запыхавшись, Анни взбежала по лестнице.

Второй этаж. Здесь он живёт. Анни прочла на табличке:

ОТТО ЭЛЬСНЕР.

Её палец на мгновение задержался перед звонком. Но вот она нажала на кнопку. Нелегко приносить людям недобрую весть. За дверью прозвенел хриплый звонок.

Почти в то же мгновение дверь открыл высокий широкоплечий паренёк лет тринадцати. Он в замешательстве уставился на Анни.

– Постели постель! Сейчас принесут вашего отца, – сказала ему Анни.

Вилли не тронулся с места.

Она поспешно прошла мимо него в спальню.

– Постель! Быстрее! – обратилась она к фрау Эльснер. Та стояла в дверях кухни, бледная, не шевелясь.

Элли, одиннадцатилетняя девочка со светлыми косичками и нежным лицом, бросилась к матери, словно ища у неё защиты.

– Мама!.. – Элли заплакала.

– Что? Где? Он жив? – фрау Эльснер прижала к себе Элли.

– Сейчас ты его увидишь. Я думаю, это не так опасно. Мальчик, притвори дверь!

Вилли всё стоял у двери. Когда он увидел Анни с красной санитарной сумкой через плечо, он тут же почувствовал – что-то случилось: «Отец! Он ранен?!»

– Миску с водой! Полотенце!

Мать принесла и то и другое. Анни достала из сумки шприц.

– Старую простыню!

В шкафу у фрау Эльснер лежали только заштопанные, залатанные простыни. Анни разорвала одну из них на длинные полосы.

– Вымой руки, девочка!

Элли быстро вымыла руки.

– Свёртывай полосы, как бинт! У меня нет больше перевязочного материала.

Элли взялась за конец полосы и начала свёртывать. Она перестала плакать.

– Можно, я тоже?.. – спросил Вилли.

– Возьми половую тряпку – вытрешь следы крови на лестнице, когда принесут отца.

– Не выходи на улицу! – испуганно крикнула мать.

Вилли схватил половую тряпку и вымыл её под краном. Он подошёл к двери и прислушался.

Вот они… Шаркающие шаги почти возле самой двери.

– Они идут, – Вилли уже открывал дверь.

Отец вошёл. Он опирался на плечо молодого человека, высокого, крепкого. Тот поддерживал раненого.

– Анни здесь? – спросил провожатый.

– Да, – шепнул Вилли.

Первое, что он заметил, была красная гвоздика в петлице отца. Потом он посмотрел ему в лицо.

Какой отец бледный!

Вилли почувствовал во рту какой-то странный привкус. У него зарябило в глазах.

Кровь капала на пол, вся штанина у отца была мокрая от крови. Вилли в смятении глядел на половую тряпку, которую держал в руке. Потом его взгляд встретился со взглядом отца.

– Правильно. Давай вытри! – Отец улыбнулся Вилли.

Вилли вытер следы крови на лестнице и на каменных ступенях крыльца. Ни одного пятнышка не пропустил. Он вытер и тротуар на несколько метров от крыльца, чтобы следы крови не вели в дом. «Ж-ж-ж», – прожужжало что-то над самой его головой, и он испуганно пригнулся.

Когда Вилли снова вошёл в комнату, отец уже лежал в постели. Молодой рабочий стоял рядом с ним.

– Вот видишь, Отто, какую шутку сыграл с тобой наш друг Цергибель, – сказала Анни. – Значит, вот какой ценой покупают место начальника полиции наши друзья социал-демократы! Отдают приказы стрелять в рабочих!

– Из Померании, из Восточной Пруссии, из Брауншвейга и Тюрингии – отовсюду согнали сюда отряды полиции, этих кровавых собак… – Отто Эльснер скривился от боли: Анни обследовала его рану. – Но этого дня им не забыть!

– Мы тоже его не забудем, Отто. Ты уже не первый, кого я сегодня перевязываю. И одного убитого я тоже видела.

– Что с Отто? – фрау Эльснер судорожно сжимала деревянный шар на спинке кровати.

– Пуля навылет – пониже бедра. Задело кость, но не раскололо. До следующего Первого мая будешь в порядке. Повезло тебе.

Вилли внимательно следил, как отцу перевязывают рану. Когда отец вздрогнул, он так сжал кулак, что ногти впились в ладонь. Анни сделала отцу укол. Резкий запах наполнил комнату. Товарищ, который привёл раненого, уже собрался идти.

– Мне надо туда, к ним!

– Погоди, – сказал отец. – Вилли, пойди открой шкаф. Там в правом углу одна доска отстаёт. Под ней лежит свёрток, завёрнутый в брезент… Нашёл? Принеси-ка сюда!

Вилли принёс свёрток. Он был маленький, но тяжёлый. Внутри что-то металлическое. «Пистолет», – пронеслось в голове у Вилли.

– Я тоже хочу, папа…

Но отец отдал свёрток молодому рабочему:

– Возьми вот с собой. Сегодня это может вам пригодиться! Я прячу его еще с двадцать третьего года. Передай привет Цергибелю и его кровавым собакам!

– Рот Фронт!

Рабочий засунул пистолет в карман, и лицо его осветилось радостной улыбкой. Он пошёл к двери. Анни и Вилли попрощались с ним так же, как и отец, – приветствием борцов красного фронта:

– Рот Фронт!

– Что будет с Отто? – фрау Эльснер взяла мужа за руку.

– Волноваться не надо. Рана заживёт быстро. Я вечером загляну ещё раз… Ребята, у вас у самих ничего нет, но всё-таки мне нужна ещё простыня.

– Дай ей ещё простыню.

Анни разорвала простыню. Фрау Эльснер, Вилли и Элли скатали полосы, как бинты, и хотели уже сложить их в санитарную сумку.

– Погодите, – сказал отец. – Эту сумку Анни нельзя носить на виду у полицейских. Полиция сразу поймёт…

– Возьми мой ранец! – крикнул Вилли.

– Дай Анни твою продуктовую сумку!

Фрау Эльснер вымыла сумку.

– А не позвать ли врача?.. – Она вопросительно глядела на Анни. – Я всё думаю…

– Больше, чем я, и он тебе не скажет. Но если поднимется температура…

– Никакого врача, если в этом не будет крайней необходимости, – сказал Отто Эльснер. – Да и тогда только того, кому мы доверяем. Они ведь будут стараться превратить всех врачей в шпионов. Расспрашивать, у кого те видели огнестрельные раны.

– Наши раненые не должны попасть в руки полиции, – подтвердила Анни. – Мы и в больницы их не отправляем.

И всё-таки фрау Эльснер настаивала на своем:

– Но ведь у доктора Хольца много пациентов среди рабочих.

– Доктору Хольцу я не доверяю, – хмуро сказал отец.

– Подождите, – посоветовала Анни. – В этом не будет необходимости, рана выглядит неопасной. – Она поспешно взяла продуктовую сумку. – До вечера. Слышите? Пальба приближается…

Анни уже открывала дверь. Вилли проводил её вниз до последней ступеньки.

Мать пошла на кухню – она решила сварить отцу кофе.

Элли села рядом с отцом на кровать.

– Очень больно, отец? – спросила она и боязливо потрогала пальцем свою ногу в том месте, где у отца была рана.

– Ничего страшного! – Отто Эльснер погладил руку Элли.

– Кто в тебя стрелял, отец?

– Полицейский.

– Почему? – Элли крепко ухватилась за палец отца. Пусть он её не гладит. Пусть ответит.

– Он получил приказ.

– А кто ему приказал?

– Офицер. – Отец надул худые щёки.

– Что за офицер?

Отец поглядел в окно.

– Да какой-нибудь сынок богатых людей!

– А почему он приказал?

– Потому что так пожелали капиталисты. – Отец ощупал свою ногу.

– А почему они так пожелали?

– Они боятся, Элли.

– Тебя боятся?

Выстрелы всё приближались. Пальба слышалась уже совсем близко. Отец прислушался.

Элли повторила свой вопрос:

– Капиталисты тебя боятся?

Бледное лицо отца оживилось. Он положил руку на плечо девочки.

– Да, Элли, меня они тоже боятся. Ведь отец у тебя коммунист, а ты знаешь, что коммунисты хотят отдать заводы и фабрики рабочим, как Ленин в России. Потому они нас и ненавидят – Эрнста Тельмана и всех коммунистов. И даже вас они боятся.

Вилли задумчиво слушал отца. Он низко нагнулся к нему через спинку кровати.

– Нас боятся? Да мне ведь тринадцать лет, а Элли вообще одиннадцать!

– Но и вы тоже станете коммунистами, когда увидите, какая сила у рабочих.

– Да, это я и хочу – стать коммунистом! – сказал Вилли. Глаза его сияли, щёки раскраснелись.

– Вот видишь, значит, и ты для них опасен! – Отец состроил испуганную гримасу.

Фрау Эльснер принесла кофе, размешала сахар.

– Оставьте отца в покое, мучители!

В первый раз за сегодняшний день на лице её появилась улыбка.

К вечеру пришла Анни. Она осталась довольна своим пациентом и положила ему на столик градусник.

– Померьте на ночь температуру. Если не поднимется, значит, всё идёт как надо.

– Что там на улице? Меня это больше интересует, – сказал Отто Эльснер.

Лицо Анни омрачилось.

– Тридцать три убитых, несколько сот раненых. – Она отвернулась и подошла к окну.

Вилли увидел, как отец сжал кулак.

– Когда же прозреют наши товарищи социал-демократы? – спросила Анни с горечью.

– Завтра у многих из них откроются глаза, Анни. Тридцать три убитых!

– Артур Мюллер вошёл передо мной в ваш подъезд – ну, этот Атце, как его все называют. Он что, у вас в доме живёт?

– Да, Атце живёт над нами. Он не ходил на демонстрацию, остался дома. Послушно выполняет всё, что ему прикажет его социал-демократическое руководство. А жаль! Такой хороший, честный парень!..

Вилли подумал: «Атце Мюллер остался дома, а вот отец вышел на улицу, не струсил». Он почувствовал презрение к Атце. Так вот они, значит, какие, социал-демократы!

– Не забудьте померить температуру! Я, наверно, буду работать всю ночь… – Прежде чем уйти, Анни ещё раз напомнила: – Никто не должен знать, что случилось с отцом.

В девять часов вечера мать принесла отцу липовый чай и поправила ему подушки.

Вилли протянул отцу градусник.

Через десять минут градусник показал 41,6.

Вилли испугался:

– Наш учитель сказал, что при сорока двух градусах человек умирает!

– Ну, так далеко дело ещё не зашло, – пробормотал отец.

– Надо позвать врача. Обязательно. Это необходимо, – решительно сказала фрау Эльснер.

– Может, мне сбегать за доктором Хольцем?

Вилли был уже у двери. Отец и слышать об этом не хотел.

– Наши товарищи ему не доверяют!

– Но, Отто, он ведь всегда был хорош с рабочими…

– Есть врачи, которые заодно с нами. А доктор Хольц пьёт. Он человек слабовольный. Донос, процесс об измене кайзеру и отечеству… Нет, не стоит того!

– Ты слишком мрачно на всё глядишь, Отто. А потом, он живёт так близко, на соседней улице…

Вилли пошёл к Элли на кухню.

– Я иду за доктором Хольцем, – твёрдо сказал он. – А что же – сидеть и ждать, пока отец умрёт?

На минуту он задумался. Потом достал из помойного ведра пустую коробку из-под геркулеса.

– Вырежи прямоугольник, Элли, и напиши на нём имя Атце Мюллера. Только пиши не «Атце», а «Артур Мюллер». Это его полное имя. Прикрепишь эту табличку к нашей двери – так, чтобы она закрыла фамилию и имя отца. Ты ведь так хорошо рисуешь буквы!

– Но тогда доктор Хольц подумает, что он у Атце Мюллера – над нами.

– Ну и пусть думает. Разве ты не слыхала, что сказала Анни?

– А если они схватят Атце Мюллера? – Элли стояла в нерешительности.

– Да разве Атце ранен? Уж он-то как-нибудь выпутается! Он такой находчивый – за словом в карман не полезет! Остался дома, вот трус! В общем, ему легко отбрехаться. Во дворе вон тоже живут Мюллеры, а у них молодые Мюллеры… Этих Мюллеров как собак нерезаных! Словом, делай, что я говорю!

Вилли со всех ног помчался к доктору Хольцу.

Доктор Хольц встретил его хмуро:

– Чего тебе? Почему так поздно?

– Мой отец… С ним… несчастный случай… Температура 41,6…

– Вызови «Скорую помощь».

– Господин доктор, тут дело особое…

– Что же с ним такое?

– У него… У него… – Врач ведь всё равно увидит. Значит, надо ему сказать. – У него… дырка в ноге…

Доктор Хольц сразу стал дружелюбнее. Он внимательно посмотрел на мальчика:

– Где ты живёшь?

– Тут близко, на соседней улице.

– Тогда, пожалуй, пошли. – Он ещё раз взглянул на Вилли, подмигнул и спросил: – Такая вот крошечная дырочка, а?

Вилли кивнул. В самом крайнем случае, думал он, остаётся ещё табличка на двери: «Артур Мюллер».

Врач взял свой саквояж с инструментами и последовал за Вилли.

– Несчастье произошло сегодня утром? Так, что ли?

– Да, рано утром.

– Так, так, так… Полиция?

«Хорошо ли Элли прикрепила табличку?» – с тревогой подумал Вилли, а вслух он сказал:

– Тут у нас в парадном нет света, лампочка перегорела.

Доктор Хольц посветил карманным фонариком на ступеньки лестницы.

– Вот сюда, доктор. Тут мы живём.

Доктор направил луч карманного фонарика прямо на дверь.

«Артур Мюллер».

Всё как следует. Отличную табличку сделала Элли. Она целиком заслонила фамилию и имя отца. Элли открыла дверь – врач вошёл. Вилли незаметно кивнул Элли.