Текст книги "Немецкий детектив (сборник)"

Автор книги: Карл Вебер

Соавторы: Манфред Абель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Он высунул наружу голову и, услышав тихие, вкрадчивые шаги, забрался поглубже. Темная фигура закрыла отверстие. Кассир затаил дыхание. Фигура исчезла.

И тут в голову Корфа пришла простая мысль: у трубопровода должен быть другой конец. Он на ощупь двинулся в темноту, пока наконец впереди не забрезжил слабый свет. Кассир пополз быстрее и, выкарабкавшись из трубы, очутился на другом краю стройки.

Он успел догнать автобус, запрыгнул в него и решил, что спасен. Но он не видел, как Лауфер, заметивший его с башенного крана, и Балмейстер остановили случайную машину И пустились в погоню. Корф был потрясен, когда, сойдя с автобуса на конечной остановке в Груневальде, увидел, что его поджидают полицейские агенты.

Водитель машины предложил подвезти полицейских и арестованного до управления. Кассир сжался в комок на заднем сиденье.

– Вам не придется долго допрашивать меня, – неожиданно сказал он, – я этим сыт по горло, вы меня доконали. – И до конца пути он не произнес больше ни слова.

Они прибыли в полицейское управление раньше Граумана, который должен был привезти арестованную фрейлейн Лангнер. Но по дороге комиссар решил заехать в казино «Лотос».

Он вошел в игорный зал в тот момент, когда Шнель сделал довольно крупную ставку на красное. Со своего места Грауман видел, как шарик в рулетке остановился на черном. К полицейскому агенту потихоньку приблизился Зоннмайер. Он нагнулся к нему, что-то прошептал. Шнель снова сделал ставку и снова проиграл. Лицо Зоннмайера вытянулось от огорчения, он стал в чем-то уверять полицейского, но тот, очевидно, ответил ему грубостью. Управляющий казино нахмурился и подошел к здоровенному детине, стоявшему возле дверей. Короткий знак, и громила во фраке и белых перчатках медленно двинулся к Шнелю и мощным торсом начал оттирать его от игорного стола. Тот попытался протестовать, но напрасно. Колосс усилил натиск. Зоннмайер, стоявший неподалеку от двери, с улыбкой наблюдал за этим представлением.

Грауман неслышно приблизился сзади и тихо сказал управляющему казино:

– Мне кажется, нам следует опустить занавес.

Зоннмайер обернулся, улыбка сошла с его лица.

– Скажите своему человеку, чтобы он прекратил это ристалище, – строго приказал комиссар.

Зоннмайер подал знак верзиле. В этот момент Шнель заметил комиссара и покраснел до корней волос.

– Вы, наверное, убедились, – заметил управляющему Грауман, – что я получил обширную информацию о деятельности вашего заведения и мне не составит особого труда прикрыть лавочку.

Ни один мускул не дрогнул на лице Зоннмайера.

– Чего вы добиваетесь от меня? – спросил он.

– Я хотел бы знать, от кого вы получили тысячемарковую банкноту.

Управляющий казино сокрушенно пожал плечами.

– К сожалению, мне неизвестно, от кого мы ее получили.

Грауман понимал, что после инцидента со Шнелем он, видимо, не узнает от Зоннмайера ничего важного.

– Как вы вычислили моего сотрудника? – спросил он, чтобы поддержать разговор.

– Следовало ожидать, – проронил Зоннмайер, – что после своего визита вы кого-нибудь на нашу шею да… – он осекся, – пришлете какого-нибудь агента. Нам несложно было обнаружить вашего сотрудника. Ему недоставало уверенности, присущей человеку, для которого игра стала жизненной потребностью.

– Но он мог оказаться простым обывателем, который заглянул в игорный дом поразвлечься, – возразил Грауман.

Зоннмайер улыбнулся.

– За такими мы особенно пристально следим, – признался он.

– Мошенники, – презрительно хмыкнул Грауман.

– Я бы воздержался от столь грубого выражения, – возразил Зоннмайер, любезно улыбнувшись. – Конечно, полицейский, которому дозволили войти в излишние расходы, не заслужит такой характеристики. – И со скрытой иронией добавил: – Ваш сотрудник не первый полицейский, посетивший наше казино.

– И оставивший у вас свои денежки, – саркастически сказал Грауман.

Зоннмайер вежливо поклонился.

– Счастье, господин комиссар, отвернулось и от вашего полицейского.

– Чушь, – грубо осадил его Грауман и бросил Шмелю: – Пошли отсюда.

Управляющий казино проводил полицейских злорадным взглядом.

Грауман приказал шоферу высадить Шнеля у его дома. По радиотелефону комиссар узнал об аресте кассира, но из-за сильной усталости решил отложить все дела на утро.

– С кем не бывает, – утешил комиссар Шнеля, удрученного неудачей в казино, и на прощание сказал: – Приходи завтра в управление пораньше и допроси кассира.

На следующее утро Шнель явился на службу первым и тотчас занялся кассиром. Мелер пришел в управление не очень поздно – полагая, что расследование близится к концу, он не мог усидеть дома. И тут его ждал сюрприз: Шнель допрашивал кассира!

Грауман приказал ассистенту подключиться к допросу и вместе со Шнелем выяснить, где скрывается сообщник Корфа. Комиссар был убежден, что кассир действовал заодно с налетчиком. Оснований для этого более чем достаточно: включил сигнальное устройство только после того, как грабитель покинул банк, утаил тридцать тысяч марок, дважды бежал и скрывался от полиции.

– Я думаю, что дело приближается к развязке, – изрек Грауман. – Нажми посильнее на кассира, чтобы признался. Через три часа жду от тебя письменный отчет.

Грауман отправился в больницу Западного района, по пути приказав шоферу остановиться у цветочного магазина. Однако недолго постояв у витрины, комиссар передумал покупать букет. Зачем? Его отношения с Голлером не были такими уж теплыми.

В регистратуре он поинтересовался состоянием здоровья вахмистра. Медсестра долго рылась в учетных книгах, однако нужной фамилии так и не отыскала.

– Тогда я хотел бы поговорить с доктором Хоганом, – потребовал Грауман. Как следовало из протоколов комиссии по расследованию убийств, это был лечащий врач Голлера.

– Не знаю, найдется ли у него время для разговоров, – фальцетом проверещала медсестра. – Надо было заранее договориться о встрече. Если всякий…

Грауман потерял наконец терпение.

– Уголовная полиция, – рявкнул он и сунул ей под нос служебное удостоверение. – Надеюсь, теперь вы пошевелитесь?

Медсестра, почувствовав себя уязвленной, отвернулась.

– Не могли сразу сказать? – Она набрала номер и сообщила о Граумане. Затем, не поворачивая головы, коротко бросила: – Второе отделение.

Комиссар проворно взбежал по лестнице на второй этаж, быстрыми шагами прошел в конец коридора и возбужденно постучал в дверь кабинета доктора Хогана. Открыла юная медсестра. Узнав о цели визита, она предложила комиссару подождать в приемной, пока доктор не закончит осмотр пациента. Грауман сел в кресло и нервно забарабанил пальцами по крышке стола. Медсестра бросила на него уничтожающий взгляд, и он прекратил стучать.

– Вы не знаете, в последние дни сюда не заходил некий господин Голлер? – спросил Грауман.

– Полицейский?

– Да, полицейский, – с надеждой подтвердил комиссар.

– Н-да! – задумчиво произнесла медсестра. – Он был у нас.

– Вчера или позавчера? – поинтересовался Грауман.

Медсестра покачала головой.

– Может быть, он лечится у доктора Хогана на отделении?

– Я знаю пациентов господина доктора. Полицейского Голлера среди них нет, – решительно сказала она. – Правда, если вы имеете в виду несчастный случай, происшедший на прошлой неделе – в господина Голлера, кажется, стреляли, – то доктор Хоган лечил его.

– Могу я ознакомиться с историей болезни?

Медсестра рассмеялась и деловым тоном пояснила:

– Даже для уголовной полиции – это строго конфиденциальный документ. – Она была счастлива, что смогла ответить профессиональным языком. Во время ночных дежурств девушка любила читать криминальные романы, и вот теперь напротив нее сидел настоящий комиссар. С важным видом она сообщила Грауману: – У меня как раз было ночное дежурство, когда сюда явился этот господин Голлер. Кстати, он добрый друг господина доктора.

– Итак, вы перевязывали его, – приходя в хорошее настроение, заметил Грауман.

– Я занималась тяжелым больным на отделении, когда меня вызвал доктор Хоган. «Небольшая царапина, – сказал он, – мог бы и сам себя перевязать».

– После этого вы вернулись к своему тяжелобольному?

– Конечно. У меня не было других дел в кабинете доктора Хогана. Об этом и говорить-то не стоит.

– О чем не стоит говорить? – спросил Грауман.

– Ну, об этом, о ранении, – уточнила медсестра. – Обычная царапина. Когда я вернулась, чтобы простерилизовать инструмент, оказалось, что господин доктор ничем не воспользовался – ни скальпелем, ни пинцетом, ни тампоном. Ничем!

– По-видимому, он основательно залепил рану пластырем, поэтому вы ничего не заметили.

– Похоже, вы непременно хотите сделать из своего полицейского героя. В лучшем случае он отделался мелкой царапиной, если она у него вообще была. – Медсестра вплотную подошла к Грауману. – Да вы и сами знаете, как это случается с частными пациентами или с добрыми друзьями докторов. Чуть ветерок подует, а у них уже почечная колика.

Комиссар согласился с ней и серьезно спросил:

– Вы твердо уверены, что он вообще не был ранен?

– Своими глазами я не видела, возможно, он ему и… – Медсестра запнулась на полуслове и насторожилась, затем поспешно проговорила: – Кто-то идет.

Грауман прислушался, но вокруг стояла звенящая тишина. Неожиданно дверь распахнулась, и из кабинета вышел пациент в домашнем халате.

– Я доложу о вас, – услужливо сказала медсестра. – Вас представить как комиссара полиции?

Грауман кивнул. Ему не пришлось долго ждать.

Врачу было под пятьдесят, он носил очки в массивной оправе, сильно увеличивавшие его глаза. Грауман непроизвольно сравнил доктора с бычком, добродушнопытливым взглядом уставившимся на него.

– Пожалуйста, присаживайтесь, господин комиссар!

Грауман уселся в кресло и объяснил доктору Хогану, что он, собственно говоря, ищет своего друга Голлера, но того в больнице не смогли найти.

– Вы ведь его тогда перевязывали? – спросил он.

– Да, верно, – подтвердил доктор. – Это дало осложнение. Мне пришлось заново обработать рану и даже оставить его на отделении. Но он мог вернуться домой. Правда, к службе Голлер еще не пригоден.

– Как долго вы его здесь продержали?

– Одну ночь, – ответил врач. – Мне хотелось немного понаблюдать за ним. Он пришел ко мне позавчера вечером. Я сразу сделал ему укол, а на следующее утро отпустил.

– А мне показалось, – заметил Грауман, добродушно улыбаясь, – что позавчера вечером он был у меня в гостях.

Доктор Хоган не смутился.

– У меня было ночное дежурство. Поэтому он мог появиться и после полуночи. Я точно не помню этого.

– Но его обращение к вам нигде не зарегистрировано.

Врач улыбнулся:

– Всякого, кто поинтересуется историей болезни любого пациента, ждет один ответ: мы дали клятву хранить врачебную тайну.

– Но я могу, по крайней мере, узнать, когда вы его отпустили домой?

– Разумеется. Это было в восемь часов утра.

– А вы не ошибаетесь?

– Ни в коем случае. Я сам вскоре покинул больницу. Поэтому данный момент хорошо сохранился в моей памяти.

– Благодарю вас за информацию, – проронил Грауман и, слегка поклонившись, встал.

Возле двери он развернулся и, как будто вспомнив еще одну мелочь, несущественную деталь, спросил:

– Та рана у Голлера была очень серьезной? Вы, кажется, составили экспертное заключение.

– Касательное ранение мягких тканей, – с готовностью отозвался доктор Хоган, – сильное кровотечение, которое могло дать впоследствии довольно серьезные осложнения. Так оно и случилось.

– Значит, один пластырь не помог?

Доктор Хоган слегка оторопел.

– Нет, – процедил он. – Я обработал рану и перебинтовал руку. В сущности, Голлер был нетрудоспособен. Но если он, несмотря на болезнь, рвется на работу, это свидетельствует о его высоком чувстве долга.

– Он и теперь нетрудоспособен? – с нетерпением спросил Грауман.

– Да, точно так же, как и тогда, когда в него выстрелили. – Добродушные телячьи глаза доктора на какое-то мгновение стали строгими и ледяными. Затем наигранно радушным тоном Хоган произнес: – Если позволите, господин комиссар, у меня на отделении очень тяжелый больной…

– Разумеется, я не хочу вас задерживать, – сказал Грауман. – Но как быть с тем, что вскоре после ухода от вас вахмистр Голлер разговаривал со мной и рука у него была в порядке?

Доктор Хоган засуетился.

– У меня действительно нет больше времени.

– Знаю, – отрезал Грауман.

– Ну да, возможно, я несколько преувеличил опасность ранения, – уклончиво ответил доктор Хоган, поняв, что от Граумана не так-то просто отделаться. – Я думал, что вы хотели привлечь его к ответственности, объявить его симулянтом или бездельником, и поэтому вахмистр Голлер…

– Вы имеете в виду своего друга Голлера?

От неожиданности доктор Хоган потерял дар речи.

– Вот видите, господин доктор, я прекрасно информирован, – мягко произнес Грауман. – Речь сейчас идет не о каких-то там пустяках, а об ограблении банка, в котором замешан ваш друг. Вы навлекли на себя подозрение в соучастии, поскольку пытались увиливать и говорить мне неправду. Вам, как и мне, известно, что вахмистр Голлер в лучшем случае легко ранен. Вы же представили фальшивое экспертное заключение. Уже по одной этой причине я могу привлечь вас к ответственности.

Доктор Хоган с беспокойством посмотрел на комиссара. Грауман указал ему на стул и строгим голосом приказал:

– Садитесь. Наверное, вы сможете мне сообщить еще кое-что интересное.

Доктору Хогану не оставалось ничего другого, как все рассказать комиссару.

Таким образом, Грауман узнал любопытные подробности. В тот вечер Голлер (вопреки его показаниям) не был в пивной «Белая роза» и никто не предпринимал попытки его убийства. Поздно ночью он позвонил доктору Хогану на отделение и упросил его выдать ему врачебное заключение. Несколько лет назад вахмистр помог врачу «выбраться из лужи», как выразился доктор Хоган, но не стал входить в объяснение – какой, да это и не интересовало Граумана. Так они познакомились.

Когда Голлер заявился в больницу, он был сильно пьян, левый рукав его формы продырявлен, плечо слегка оцарапано.

– И на основании этого вы засвидетельствовали, что он серьезно ранен в плечо? – спросил Грауман.

Доктор Хоган кивнул.

– Пожалуй, мне не нужно рассказывать, что поначалу я отказывался и…

Грауман укоризненно покачал головой.

– Это не снимает с вас вины. Факт, что вы выдали ему фальшивое врачебное заключение. Этого достаточно.

– Я сознаю свою вину, – возразил доктор Хоган, – но мне и в голову не могло прийти, что господин Голлер злоупотребит моим доверием. Все же, – подчеркнул он, – вахмистр был действительно ранен. Речь шла лишь о степени тяжести ранения, и тут я пошел навстречу господину Голлеру. Я думал, что он хочет недельку отдохнуть от службы. Это не показалось мне серьезным прегрешением. Еще он сказал, что накануне проиграл в казино «Лотос» почти две тысячи марок. Очевидно, он впал в сильную депрессию. Я был почти убежден, что он предпринял попытку самоубийства, однако ему недостало мужества довести дело до конца.

– Почему у вас возникло такое подозрение?

– Входное отверстие на рукаве было слегка опалено, видимо, дуло находилось близко к материи.

Грауман, только что получивший важнейшую за последние дни информацию, ничем не выдал своего волнения. Поскольку комиссия, расследовавшая покушение на Голлера, основывалась только на показаниях вахмистра, то упустила из виду столь существенное обстоятельство. Голлер показал, будто в него стреляли сбоку, из-за кустов. После этого ассистент комиссара Рейнофа посчитал излишним произвести химический анализ ткани вокруг входного отверстия на кителе Голлера.

Инсценированное покушение на убийство могло стать ключом для раскрытия дела об ограблении банка. Грауман знал Голлера – такой вряд ли пойдет на самоубийство.

– И вы как врач верите, что проигрыш двух тысяч марок может побудить человека к самоубийству? – подивился комиссар.

Доктор Хоган не потерял хладнокровия.

– Конечно, этот проигрыш мог стать только последней каплей, – пояснил он. – Прежде Голлер уже рассказывал мне о своих жизненных неурядицах: брак не задался, положение в обществе… – Он на минуту задумался. – Я считаю, что ему не вырваться из своей среды. Он хочет изменить свою жизнь, достичь вершин, но это ему не удается. Будучи полицейским, ом контактирует с преступниками, видит, как многие неправедными путями приобретают огромные состояния и высокое общественное положение, оставаясь при этом безнаказанными. Только его одного обошло счастье. По крайней мере, так или примерно так он сам о себе рассказывал. Одно за другим… Ну да остальное вы и сами знаете.

Грауман кивнул.

– Вы допускаете возможность другой реакции Голлера, кроме самоубийства? – спросил он.

– Само собой разумеется. Целый ряд.

– Например, тяга к преступлению?

– Вы коснулись очень интересного вопроса, – заметил доктор Хоган, – однако компетентно судить об этом может, пожалуй, только социолог. Самоубийство – предмет изучения медицины, но тяга к преступлению, за редким исключением, является патологическим феноменом. Как правило, в этом повинны обстоятельства, окружающая среда, которые вынуждают человека стать преступником.

Итак, Грауман узнал достаточно много. Его визит в больницу оказался на редкость удачным, и он испытывал глубокое удовлетворение от того, что наконец-то все разрешилось. Разыскиваемого налетчика на банк звали Голлер!

Инсценировка покушения на убийство была ключом к раскрытию всего дела. Карточные долги Голлер оплатил похищенными тысячемарковыми банкнотами, а Шмидт при расчете получил одну из этих купюр.

– Вы не знаете, вахмистр Голлер часто играл в казино «Лотос»? – осведомился Грауман.

– По его словам, он бывал там время от времени, но до сих пор играл по мелочи.

Грауман вдруг вспомнил замечание Зоннмайера о том, что Шнель был не единственным полицейским, посещавшим его казино. Как Шнель, так и Голлер оставил деньги в «Лотосе». Собственно говоря, комиссару теперь уже не нужны были отпечатки пальцев Голлера для того, чтобы сравнить их с найденными. Без сомнения, они идентичны. Обнаруженная тысячемарковая банкнота и это странное покушение на убийство, инсценированное Голлером, дабы отвести от себя подозрения, были вескими доказательствами.

Налет на сберкассу – тоже дело рук Голлера! В восемь часов утра он покинул больницу Западного района, так что спокойно мог подготовиться и совершить это преступление. На него не падало подозрение, поскольку все считали, что он находится на лечении. Тот же трюк Голлер использовал и при первом ограблении банка, обеспечив себе алиби участием в разгоне демонстрации. Без четверти час Голлер был возле торгово-промышленного банка, через десять минут совершил налет и тут же отправился на сборный пункт. Малый промежуток времени между этими событиями позволил вахмистру заручиться убедительным алиби.

Легким покашливанием доктор Хоган вывел комиссара из тягостного раздумья.

– Вы оказали мне огромную услугу, – сказал Грауман.

Врач посмотрел на него с жалкой улыбкой.

– А что будет со мной? Вы привлечете меня к ответственности?

Грауман встал.

– Вероятно, вы понадобитесь нам как свидетель, – сообщил он и примиряюще положил руку на плечо доктора Хогана, – Вот, пожалуй, и все. Да впредь не забывайте, что от полиции так просто не отвертеться.

Мысленно возблагодарив Господа Бога за благополучный исход дела, доктор Хоган заверил:

– Разумеется, господин комиссар, этот инцидент послужит мне хорошим уроком.

– Хочу надеяться, – обронил на прощание Грауман.

Доктор Хоган проводил его до выхода из приемной.

Когда дверь закрылась, комиссар начал мучительно размышлять над вопросом: где теперь искать Голлера?

Глава 17

Прежде чем комиссар покинул больницу Западного района, Мелер уже узнал о местонахождении вахмистра, причем без каких бы то ни было усилий со своей стороны. Сообщение об этом поступило в управление самым неожиданным образом.

В ходе допроса кассира Мелер окончательно уверился, что Корф не причастен к ограблению банка. Оба его побега были вызваны только страхом перед арестом. Он ни на грош не доверял полиции, пока та не поймала настоящего преступника. Корф и его приятельница были убеждены, что полиции нужен какой-нибудь обвиняемый, все равно какой. Газеты частенько писали о случаях, когда жертвами полиции оказывались невиновные люди. И хотя впоследствии их и выпускали на свободу, они оставались запятнанными. Кто возьмет на работу человека, пусть даже и невиновного, которого уже арестовывала полиция?

– Я изо всех сил старался во время расследования держаться в тени, – уверял на допросе кассир. – Я сам и фрейлейн Лангнер. Этого оказалось достаточно, чтобы на меня пало подозрение, хоть я и ни в чем не повинен. Мне ясно, что старикан уволит меня с работы.

Мелер промолчал. Он знал, что кассир прав. Подозрения против фрейлейн Лангнер и Корфа основывались на заблуждении Граумана – возможно, преднамеренном; как бы то ни было, дело для обоих кончилось плохо. Мелер отправил кассира обратно в камеру и заявил Шнелю, что ему надоело попусту тратить время. Он твердо убежден в том, что оба невиновны, и скажет об этом Грауману, как только комиссар вернется в управление.

В коридоре Мелера нагнал курьер и, поскольку комиссара Граумана не было на месте, передал ассистенту запрос женевской полиции, интересовавшейся, почему вахмистр Голлер прислан к ним без надлежащих сопроводительных документов.

Мелер задумчиво повертел в руках бланк телекса. Что вдруг понадобилось Голлеру в Женеве? Ассистент попросил секретаршу передать этот запрос швейцарских коллег Грауману. Ему не хотелось опять нарываться на разнос шефа: ведь вчера в 132-м участке Мелеру объяснили, что Голлер находится на лечении в больнице Западного района.

Ассистент взял машину и через полчаса был в аэропорту, а десять минут спустя уже знал, что Голлер вылетел в Женеву накануне, вечерним рейсом. Мелер поехал к дому вахмистра, припарковал машину у соседнего коттеджа и юркнул в кусты.

Сквозь ветки кустарника он внимательно осмотрел участок Голлера. И непроизвольно подался назад: из-за домика Голлера появился Грауман. Он деловито пересек небольшой палисадник, по-хозяйски открыл калитку и, миновав велосипедную дорожку, перешел на другую сторону улицы.

Мелер был настолько ошарашен, что подумал, не померещилось ли все это ему. Значит, Грауману удалось-таки его обскакать! Он явно недооценил комиссара. Мелер почувствовал безудержный гнев. Грауман уверял его, будто главный преступник – Корф, а сам уже давно вышел на верный след. В бешенстве Мелер решил впредь не спускать с Граумана глаз. Когда комиссар отъехал, он поспешил к своей машине и пустился вдогонку.

Грауман не заметил преследователя. Он вернулся в управление и тотчас прошел в дактилоскопическую лабораторию, чтобы отдать на исследование пряжку от ремня, которую он захватил с собой из дома Голлера. Нет, он не сомневался в справедливости своих подозрений и не изменил мнение о Голлере как о банковском налетчике. Теперь это было очевидно. Однако комиссар знал, что в деле, где замешан служащий полиции, надо соблюдать особую осторожность. Необходимо исключить всякие сомнения, заручиться неоспоримыми доказательствами вины.

Результатов экспертизы долго ждать не пришлось. Вскоре дактилоскопист доложил Грауману, что отпечатки пальцев на пряжке идентичны обнаруженным в банке и на карабине. Другого результата комиссар и не ждал. Он поблагодарил эксперта и отправился в свой кабинет. Ознакомившись с телексом из Женевы, Грауман незамедлительно связался с кантональной полицией. Ему сообщили подробности визита Голлера, которые поначалу очень встревожили комиссара. Но потом он несколько поуспокоился.

Около девяти часов утра вахмистр Голлер заявился в кантональную полицию, предъявил свое служебное удостоверение и попросил о встрече с начальником следственного отдела. Он сказал, что комиссар Грауман поручил ему внимательно ознакомиться с делом Бонгарда от 1951 года – существует, мол, серьезное подозрение о его преднамеренном убийстве.

Швейцарский коллега долго распространялся о том, что ему кажется довольно странным, когда в нарушение установленного порядка присылают какого-то вахмистра. Поэтому Голлеру было предложено дождаться подтверждения из Берлина его полномочий. Вахмистр обещал еще раз зайти во второй половине дня.

Грауман ликовал. Голлера не допустили к документам! Он попросил передать вахмистру, чтобы тот возвращался, открылись якобы новые обстоятельства и нет смысла копаться в этом деле. И хотя документы, которыми располагала женевская кантональная полиция, не представляли опасности для Граумана – в свое время он уже ознакомился с ними, – зачем давать Голлеру лишнюю информацию? Чего доброго, она подтолкнет его на дальнейшие поиски.

Следствием было установлено, что во время отпуска Бонгард, вопреки предупреждению, отправился на яхте в плавание по Женевскому озеру при силе ветра до десяти баллов. Согласно имеющимся в деле показаниям Граумана, его друг Бонгард плавать не умел.

Швейцарские газеты сообщили тогда об этом случае под крупными заголовками на первых полосах. Изо дня в день журналисты комментировали легкомыслие иностранных туристов, недооценивающих опасность водных прогулок по озеру.

Разные газеты и журналы опубликовали тогда также интервью с Грауманом, заявившим, будто при всем своем уважении к старому боевому товарищу он вынужден признать, что Бонгард и прежде отличался безрассудством и необдуманностью поступков. Убедительное тому подтверждение – прогулка под парусом по бурному озеру без должных навыков судовождения, к тому же не умея плавать. Да простит ему старый камрад, что он рассказывает журналистам о его слабой струйке, стоившей ему в конечном счете жизни.

Вскоре после этого и пошел на убыль поток домыслов и умозрительных рассуждений о том, что Бонгарда могли убить, поскольку со времен войны у него, по слухам, было значительное состояние. В итоге возобладало мнение криминалистов женевской кантональной полиции, что Бонгард сам повинен в своей гибели. Теперь Голлер вновь занялся расследованием. Время покажет, что ему удалось разнюхать.

Грауман отправился в аэропорт, чтобы узнать, не взял ли Голлер обратный билет. Наверное, он положил часть награбленных денег в какой-нибудь швейцарский банк и возвратится теперь, чтобы шантажировать его, Граумана. Правда, если раздобудет более существенную информацию, чем та, что содержится в полицейских протоколах и швейцарских газетах прошлых лет.

К удивлению Граумана, в справочной службе аэропорта ему сказали, что недавно ассистент Мелер уже интересовался, каким рейсом прилетит господин Голлер. Грауман сделал вид, будто это так и должно быть. Узнав о времени прибытия самолета из Швейцарии, комиссар в раздумье направился к своей машине. Завтра утром он должен перехватить Голлера прямо в аэропорту. Действовать можно лишь после того, как станет известно, что именно удалось разузнать Голлеру в Женеве. Дальнейшие шаги? Они зависят от результатов разговора с вахмистром.

Если бы не самонадеянность Граумана, то он, садясь в машину, вероятно, заметил бы своего ассистента, который неотступно преследовал его от самого дома Голлера.

Мелер поехал за Грауманом в управление. В приемной комиссара секретарша сообщила Мелеру, что его просили срочно зайти в дактилоскопическую лабораторию, и он, ожидая получить важную информацию, поспешил туда.

Надежды ассистента оправдались. Под большим секретом приятель рассказал ему, что около полудня Грауман передал им на исследование пряжку от полицейского ремня, отпечатки пальцев на которой совпадали с обнаруженными на вилле комиссара, в банке на Грюне Эк и на карабине.

– Вероятно, преступник – полицейский, – высказал предположение Мелер.

– Ты спятил, – прошептал его приятель и со страхом огляделся вокруг: не подслушивает ли кто их разговор.

– Можешь быть спокоен, – ухмыльнулся Мелер, – теперь-то я в этом твердо уверен. Ты сберег мне кучу времени, иначе мне самому пришлось бы добывать эту бляху. Сделав это, Грауман упростил дело.

– Ты уверен?

– Абсолютно уверен.

– Кто этот человек?

Мелер опять ухмыльнулся.

– Пока рано об этом говорить, – осторожно заметил он.

– Значит, еще есть сомнения?

– Поживем – увидим. – Мелер весело хлопнул приятеля по плечу. – Огромное спасибо, ты здорово мне помог. При первой же возможности обо всем расскажу. Счастливо оставаться.

Проходя мимо кабинета Шнеля, он решил к нему заглянуть. К тому времени молодой агент уже успел настрочить краткий отчет о допросе кассира и фрейлейн Лангнер. Он с гордостью показал свое произведение Мелеру. Тот полистал бумаги и сокрушенно покачал головой.

– Шедевра ты не сотворил, – Но, взглянув в разочарованное лицо Шнеля, несколько часов подряд корпевшего над бумагами, сжалился и добавил: – В этом деле ты исходишь из ложных предпосылок.

Шнель, сбитый с толку замечанием Мелера, потер лоб:

– Однако же старик…

– Похоже, и сам не верит этим подозрениям, – прервал его Мелер. Но тут издалека донесся трубный голос Граумана, и ассистент оставил Шнеля, чтобы предстать перед шефом.

Он застал Граумана в приемной. Комиссар сразу спросил его о результатах допроса.

– Все в порядке, – ответил Мелер.

– Тогда пошли со мной. – Грауман открыл дверь своего кабинета и пропустил ассистента вперед. Оказавшись наедине с комиссаром, Мелер без обиняков заявил шефу, что подозрительное поведение арестованных банковских служащих объясняется только страхом и их любовной связью, которую они тщательно скрывают от всех.

Грауман недовольно засопел и плюхнулся в кресло.

– И этим твое дознание исчерпалось? – язвительно спросил он.

– Не совсем, – возразил Мелер. – Есть тут одно подозрение, но о нем еще рано говорить.

– Так в чем же дело? – насупился Грауман. – Ты знаешь, что я не люблю недомолвок.

Мелер поздно заметил свою ошибку. Теперь волей-неволей придется выкладывать правду. Он лихорадочно думал, как вынуть голову из петли, которую сам на себя набросил. Он еще не до конца проник в тайну отношений между Грауманом и Голлером, поэтому не знал, насколько может раскрыться перед шефом. Очевидно, у комиссара были какие-то причины, по которым он – вопреки им же самим установленному порядку – прекратил обсуждать с Мелером свои версии и подозрительные обстоятельства дела. Значит, чего-то серьезно опасался.

Мелер начал пересказывать допрос фрейлейн Лангнер и кассира, затем пустился в пространные объяснения их невиновности. Какое-то время Грауман его внимательно слушал, но, поскольку ассистент так ничего и не сказал о своем подозрении, он наконец потерял терпение.

– Так кто же, по-твоему, истинный преступник? – спросил комиссар, прервав Мелера.

– Я, правда, пока не знаю этого наверняка, – попытался выкрутиться ассистент.