Текст книги "Философия. Книга первая. Философское ориентирование в мире"

Автор книги: Карл Ясперс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

К ней и направляется последнее трансцендирование. Это трансцендирование возможно только для экзистенции, приходящей к себе из существования. Предметность, в которой является трансценденция, прозрачна только для экзистенции, и в то же время она исчезает (ist verschwindend) как предметность; ее нет для теоретического сознания вообще, для которого эти предметы даны нечетко (opak) и суть не более, чем только предметы. Это означает: откровение (Offenbarwerden) трансценденции привязано к ее явлению в существовании, в котором бытие остается разорванным и в котором его можно искать и охватить его как единое только на почве историчности экзистенции, встречающей себя здесь как множество (das Offenbarwerden der Transzendenz ist gebunden an ihre Erscheinung im Dasein, in der das Sein zerrissen bleibt und nur auf dem Boden der Geschichtlichkeit der als vielfache sich begegnenden Existenz als das Eine gesucht und ergriffen werden kann).

Возможность этого трансцендирования отрицает закон сознания: Все, что есть, поскольку оно существует для меня, должно существовать для моего сознания, которому оно становится насущно предстоящим (Alles, was ist, sofern es für mich da ist, muß für mein Bewußtsein da sein, dem es gegenwärtig wird). Правда, я, как эмпирический индивидуум в мире, должен привходить, чтобы участвовать в этом мире. Но этого участия я достигаю только, вступая во всеобщее единое «сознание вообще». Я трансцендирую по ту сторону особенных и определенных понятий о мыслимом в качестве существующего сознании к тому объемлющему сознанию (umgreifendes Bewußtsein), которое служит выражением последней границы мирового бытия вообще, и с которым не соседствует никакое другое бытие, как несознание. Мы лишь по видимости можем мыслить такое существование, которое не существует как объект для некоторого сознания. Несомненно, в мире существует бесконечно много такого, чего никто не знает и не воспринимает. Но если я мыслю его существование, то я сразу же примысливаю некоторое сознание, для которого оно было бы этим существованием. Его бытие уже есть возможность быть воспринятым и познанным как существование. Существование в себе, которое ни само себя не знает, и не известно и не может быть узнано другими, есть мысль, которую невозможно мыслить (Ein Dasein an sich, das weder sich selbst kennt noch von anderen gekannt wird oder gekannt werden kann, ist ein unvollziehbarer Gedanke). Если я мыслю некоторое бытие, то я сразу же мыслю его как возможность существования для некоторого сознания.

Таким образом выясняется закон сознания: Все, что имеет для нас характер бытия, должно быть имманентно сознанию или как предмет, или как переживание. Поскольку мы не можем вымыслить иного бытия, кроме сознания (da ein anderes Sein als Bewußtsein für uns unausdenkbar ist), и если бы оно было мыслимо, оно было бы для нас таково, как будто бы его не было, «закон сознания» высказывается также так: «все есть сознание», и его называют «законом имманентности», чтобы отклонить любую мысль о трансценденции, как противоречащую ему.

Закон сознания относится к числу тех законов философии, которые отличает аподиктическая простота. Он не только решительно очевиден; он соблазнителен также удобством употребления, которое мы можем найти для него. При помощи мнимо доказательной формальной силлогистики с его помощью можно, не прислушиваясь к сознанию возможной экзистенции, уничтожить все то, что желает вырваться за эти пределы. Он имеет огромную власть над сугубо-доказательным мышлением, он парализует крылья философствующего мышления, потому что приковывает его к области сознания как существования. Впрочем, преодолеть этот закон при помощи столь же простой мысли не удается. Категории «явления» трансценденции в сознании или «указателя», указывающего на нечто несуществующее, в самом деле не отличаются логической убедительностью. Именно здесь не находит ничего убедительного формальная мысль, но такую убедительность обретает только исполненная мысль, как выразительное средство истины, укорененной не в пустой мысли как таковой, равно как и не в чем-то зримом, но в возможности экзистенции.

Граница этого закона не может быть обнаружена через утверждение некоторого воображаемого объекта. Эта граница есть, скорее, единственно лишь не имеющая объекта самодостоверность в свободе и безусловности. Правда, мы говорим о сознании экзистенции и об опыте свободы. В самом деле, этот опыт представляется действительным в сознании, которое, в свою очередь, становится объектом. Но сознание экзистенции для рассмотрения не существует для этого последнего как то, чем оно действительно было. Свобода непредметна и неисследима (Freiheit ist nicht gegenständlich und nicht zu erforschen). Ее следует лишь делать (ist zu tun) в той изначальной самодостоверности, которая уже не спрашивает более об объективном обосновании, которого в тотальном смысле никогда нельзя дать здесь. Я не пытаюсь установить свое бытие на пути исследования в мире, в котором это бытие не встречается (nicht vorkommt). Чтобы говорить о нем, уже нужен иной способ предъявления (Vergegenwärtigung), отличный от того способа, в котором должны совершаться предметные рассмотрения. Только там, где этот путь ведет меня от рассмотрения сознания к просветлению экзистенции, впервые закладывается основа (der Grund gelegt) для метафизического мышления.

Экзистенция, являясь себе в сознании, постигает (faßt) мысль о трансцендентном, которое не есть в сознании, но выходит за его пределы как нечто совсем иное. Трансценденция – это бытие, которое не есть существование в сознании, и не есть также экзистенция, но превосходит все. Оно есть абсолют в противоположность конечности, отнесенность (Bezogenheit) и незамкнутость всего, что есть для сознания и в сознании. Это понятие трансцендентного имеет в виду не то, что, скажем, превосходит имеющийся у меня в данное время опыт (meine gegenwärtige Erfahrung), но что принципиально, по своей возможности, могло бы стать содержанием моего опыта, – нет, трансцендентно то, что абсолютно никогда не может стать предметом, как становится им всякое существование, и никогда не становится присущим для сознания в настоящем (bewußtseinsgegenwärtig) как оно само, как становится такой возможная экзистенция.

Если мысль о трансценденции формально дана там, где говорят, определяя границы и сугубо негативно, без какого-либо исполнения мысли: сознание и являющаяся в сознании экзистенция -это не всё, – то все же то, на что нацелена эта мысль, в ее исполнении вновь делается имманентным. Трансценденция может на историческое мгновение стать наличной (gegenwärtig sein) для определенной экзистенции в абсолютной предметности, как подлинная действительность; однако она не остается предметной, но она именно есть в исчезновении предмета. Ибо экзистенция не только постигает в сознании себя самое как незавершенную, но постигает также во всяком облике трансценденции недостаток ее сознания. Можно сказать: Хотя всякое мышление из возможной экзистенции желает получить наибольшее распространение в знании и фантазии, но только для того, чтобы иметь возможность в конце концов разрушить себя самого; сознание, постигая себя в своем глубочайшем основании, хочет уничтожить себя, если абсолют есть трансцендентное.

Поэтому, хотя каждое подлинное философствование отвергнет закон сознания, но в то же самое время оно признает его в полноте его силы против всякого суеверия и колдовства, которое желало бы при творно представить (vortäuschen) трансценденцию как некоторое особенное существование. Ибо любой объект, когда он имеется в виду как таковой, есть тотчас же снова только особенное нечто в мире. Трансцендирование, как явное и подлинное трансцендирование, нашло бы не вещь, существующую рядом с другими вещами здесь, в мире, или вне мира, но оно сделало бы в мировом существовании нечто такое, что проявляет в нем большее, чем существование, и большее, чем экзистенция (Transzendieren als ein ausdrückliches und echtes würde kein Ding finden, das hier in der Welt oder außer der Welt neben anderen Dingen ist aber es würde im Weltdasein etwas tun, was mehr als Dasein und mehr als Existenz zur Gegenwart bringt).

Невозможность мыслить и познавать трансценденцию как абсолют, так называемое отрицательное богословие с древних времен выражает тем, что, говоря об абсолюте, пользуется для этого отрицательными высказываниями: абсолют непространственен, не временен, он не есть мышление, не есть бытие, не есть ничто и т.д. Поскольку к абсолюту невозможно подступиться также и с помощью таких категорий, как «смысл» или «целость» или «дух», эти категории, как и все прочие категории, служат отрицательному богословию, как будто бы они на мгновение могли приблизиться к абсолюту, однако же так, что действительный акцент ставится на отмене всякого определения (Rückgängigmachen), вследствие которого абсолют выясняется в своей превозмогающей непостижимости (überwältigende Unfaßlichkeit).

Это отрицание есть диалектическое отрицание. Нельзя сказать, что абсолют не есть, поскольку ведь все может быть им. Кроме того, всякое высказывание ложно предполагает как существующее такой абсолют, о котором следовало бы высказать нечто, всё равно, положительно или же отрицательно; стало быть, это высказывание должно теперь аннулировать себя самое также и как высказывание вообще. Мы не можем ни мыслить трансценденцию как Бога, который был бы отдельным существом, в отрыве от мира (ein einzelnes Wesen... losgelöst von der Welt), ни сказать, что всё трансцендентно, что Бог как бытие есть совокупность всего (der Inbegriff von allem). Эта диалектика приводит к постоянным противоречиям. Разрешение этих противоречий отменило бы для нас саму трансценденцию.

4. Три способа трансцендирования взаимосвязаны (gehören zueinander).

– Трансцендирование в ориентировании в мире приводит сознание бытия в витание (Schweben) бесконечной возможности. Тяга сознательного существования к прочности противится этому расслаблению (Lockerung), в котором все для нас как бы утрачивает почву под ногами.

Трансцендирование в просветлении экзистенции осуществляет в приобретенной таким образом разомкнутости (Gelöstheit) бытия призыв (Appell) к свободе самобытия. Существование сопротивляется этому призыву, поскольку оно не хотело бы быть подлинно свободным.

Метафизическое трансцендирование заклинает бытие для экзистенции. Экзистенция упрямо не приемлет (trotzt) этого бытия, лишающий самостоятельности ее собственный исток; или в единстве со своим основанием она пугается иллюзии, которая, как кажется, замыкает то, что подлинно есть, в область объективности, и тем самым вносит мошенническую многозначность в то, что, как единое, она только и осознает как истинное (oder einig mit ihrem Grunde scheut sie die Täuschung, welche in Objektivität zu bannen scheint, was eigentlich ist, und dadurch in den Schwindel der Vieldeutigkeit bringt, was ihr allein als das Eine gegenwärtig wahr ist).

Источниками победы над любым сопротивлением бывают для трех видов трансцендирования не вопросы сами по себе, но только вопросы как экзистенциальные побуждения. Для ориентирования в мире этот импульс таков: Я должен познать мир, чтобы увидеть, что есть бытие! Для просветления экзистенции: Я прихожу к себе самому только с другим и через мир, в котором я действую: Все дело за мной (Ich komme zu mir selbst nur mit dem Anderen und durch die Welt, in der ich tätig bin: Es kommt auf mich аn). Для метафизики: Я могу искать Бога.

Философствование прекращается, если ослабевает один из этих импульсов. А потому, философствуя, я собственным исследованием и видением вступаю в науки ориентирования в мире; я стараюсь, чтобы моя жизнь была подлинной жизнью; я открыт для прозрачности вещей (Philosophierend trete ich darum in die Wissenschaften der Weltorientierung durch eigenes Forschen und Sehen; ich mühe mich um die Echtheit meines Lebens; ich bin offen für die Transparenz der Dinge). Без экзистенции ориентирование в мире лишилось бы смысла, а трансценденция превратилась бы в суеверие. Без ориентирования в мире экзистенция стала бы пустой точечностью (Punktualität), трансценденция осталась бы лишенной материала языка. Без трансценденции экзистенция утратила бы подлинное самобытие, а ориентирование в мире потеряло бы возможную для него глубину. Человек – это возможная экзистенция, которая ориентируется в мире как сознание вообще и через мир соотнесена с трансценденцией (Der Mensch ist mögliche Existenz, die sich als Bewußtsein überhaupt in der Welt orientiert und durch die Welt auf Transzendenz bezogen ist). Деловитость, самобытие, чтение шифров существуют только одно вместе с другим и одно через другое.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Обзор областей философствования

Философствование проходит через время, в котором каждый раз принимает новый облик. Поэтому, хотя в нем нет порядка как безвременного обстояния, но всякий раз есть свой порядок, изображающийся в путях философствования из своей исторически определенной достоверности бытия.

1. Пути философского ориентирования в мире.

Философское ориентирование в мире пытается сломить всякую замкнутость мира, возникающую в эмпирическом ориентировании в мире.

Здесь ищут границ, за которыми нет никакого другого мира, и за которыми, однако, не обязательно должно быть ничто. Ищут ясного сознания возможной в мире ориентировки, показывая ту ситуацию, что просто бытие не выступает нигде в мире или как мир, но выступает всегда лишь отдельное существование. С этим сознанием границы как предпосылкой я могу жить в мире как в том, о чем возможна вещно-предметная ориентировка, и однако мне нет нужды теряться в нем, но я могу жить в нем с бытием в собственном смысле, о котором не существует никакой ориентировки.

Фактическая ориентировка в мире, расколотая поначалу на службе интереса моего существования, становится одним-единственным внутренне связным исследованием одного и целого мира, коль скоро я трансцендирую: в мире превосхожу всю отдельную предметность из идеи того или иного целого к систематическому единству, которое имело бы свое завершение в целокупности этих единств – едином мире. Об этих целых, как об идеях, я не могу знать как о предметах, но я соотнесен с целым, лишь если я сам движим идеей. Эта идея есть одновременно как объективно целое, так и субъективно движение во мне как направляющий мотив искания. Я овладеваю ею не в знании моего рассудка, но в трансцендировании.

То, что науки связаны друг с другом и образуют одну систему, -эта мысль возникает не из актов каждого отдельного исследования, а в этом трансцендировании к никогда не достижимому целому. Уловление его возможно лишь там, где из философского прояснения не перечисляют знания в порядке сосуществования, но пытаются постичь знание из его истока. То, как науки мыслятся как одна наука в системе наук – это выражение способа философского трансцендирования в ориентировании в мире. Как только отмирает философский импульс, – начинает господствовать тенденция к распадению связи наук.

Пока существует единый мир как самоочевидный для сознания, науки имеют в нем свое единство, в котором они в совокупности своей дают один универсальный образ мира.. Но если ориентирование в мире, в своем искании границ, должно) быть все-таки некоторым целым, то вместо одного объективного образа мира, который ложно являл бы целое существования в системе, остается только систематика, причем как подвижная и открытая систематика наук. Правда, система распадается в основополагающем делении на науки, которые обращаются исключительно к сознанию вообще, чтобы чисто ориентируя познать иное как чуждое наличное, и науки, которые в среде доступного знанию обращаются в то же время, -через отбор своих целей и материала, через язык и формирование понятий, – от экзистенции к экзистенции. Однако науки остаются одним целым не только благодаря универсальной среде знаемого, но и благодаря границе терпящего крах ориентирования в мире. Ибо от этой границы исходит побуждение о бесконечной важности всего знаемого как неизбежного для нас пути, дающего вступить в субстанцию незнаемого.

В то время как технические и практические науки имеют в существовании цель для этого существования, одна наука, понимающая себя как единство и подразделяющаяся в систематике наук, уже не служит более никакой цели существования. В силу направляющего ее трансцендирования она создает вначале философское удовлетворение, которое бессознательно может быть уверено в себе, пока не будет прямо поставлен вопрос о смысле науки. Это происходит именно в эпохи расслабления философии, имеющие следствием раздробление наук. Здесь достигается граница в ориентировании в мире, на которой новое трансцендирование дает осознать смысл науки.

В философском отношении, ориентирование в мире замкнулось в образы мира в двух типах, из которых каждый будто бы имел в себе истину и целое: в позитивизме и идеализме. Эти образы, все еще призрачно ведущие на помочах мышление нашего времени, хотя им и не верят, – философское ориентирование в мире обязано усвоить себе в их относительности и критически превзойти.

Поскольку философия, как духовное образование, становится предметом знания о своем собственном существовании, в философском ориентировании в мире надлежит еще вести речь о сущности философии, которая, – поскольку ее невозможно исчерпать тотальным ориентированием в мире, – только на основании такового должна прийти к своему подлинному смыслу. Попытка речи о философии обсуждает ее происхождение, форму ее существования и ее самоотличение, как они являются в мире.

2. Пути просветления экзистенции.

– Просветляющая экзистенцию мысль всякий раз приводит к границе, на которой возможен призыв к индивиду, а для него возможен прыжок (Sprung), никогда не тождественный себе, но совершаемый индивидом каждый раз неким не поддающимся универсализации способом. Поэтому всеобщий ход мысли есть лишь путь, чтобы не предвосхитить его исполнение.

Возможность, которую экзистенция может осознать на границах, – это свобода в коммуникации и историчности.

То, что представляется мне свободным в сознании произвола и что для естественнонаучной психологии есть не более чем субъективное отражение причинных процессов, есть среда экзистенциальной свободы. В то время как произвол, даже при мотивировке и определенности цели, является еще случайным в конечности своего смысла, человек, экзистируя, знает себя свободным как себя самого. Подлинная свобода не произвольна, но есть как необходимость, укорененная в бесконечности основания самобытия. В этом самобытии экзистенция своей свободой привязывает себя к основанию, из которого она пришла к себе, и которое она затем положила как собственное существование в последовании своего избрания.

Сравнительно с изолированностью внешне соприкасающихся, но внутренне не имеющих ничего общего вещей, взаимное понимание сознания с другим сознанием есть выражение еще неподлинной коммуникации, как направленности обоих сознаний на допускающую идентичное понимание вещь. – В этой коммуникации каждое сознание может быть замещено другим. Граница достигнута там, где эта замещаемость становится в принципе невозможной, потому что одна самость в своем подлинном бытии вступает в отношение (Bezug) с другой. Тем самым открывается возможность экзистенциальной коммуникации как всякий раз уникальной, в этом качестве недоступной пониманию (unverstehbare) и для третьих лиц непосредственной коммуникации индивидов. Она возникает из свободы, которая приходит к самой себе только, как экзистенция с другой экзистенцией.

Сравнительно со всеобщим в правильном и повторяющемся, индивидуальное, как особенное и единичное, есть в объективном отношении бесконечное многообразие; индивидуум в своей неисчерпаемости становится границей объективно проницаемого. Но на этой границе становится возможной экзистенция, как бытие, которое никогда не есть частный случай всеобщего, и однако есть всецело оно само, делается как бы вечно всеобщим, в котором только и может обрести основу и существо ознанное всеобщее (gewusstes Allgemeines). Уникальность становится историчной субстанцией, которую экзистенция свободно заимствует в коммуникации от близкой себе экзистенции. Лишь в этой верно удерживаемой историчности есть достоверность непрерывности и необратимости. Она есть глубокое удовлетворение экзистенции от ее погружения в конкретно действительное, выраженное в историчном сознании..

Свобода, коммуникация, историчное сознание, – это только разделенные в говорящем мышлении моменты целого, которое всякий

раз есть лишь как само я, которое не есть самость, но безусловно есть я сам. Историчное сознание есть как бы взгляд возможности, свобода – исполнитель из истока, коммуникация – борьба за самобытие между свободными исторично сознательными экзистенциями. I

На другом пути просветление экзистенции ищет у границ сознательного существования безусловности экзистенции. В существовании безусловное, как объективно мыслимое, не встречается. В имманентности сознания оно абсолютно непостижимо, оно остается границей, к которой следует привести.

Я, как существование, никогда не могу выйти из бытия-в-ситуациях; самая деятельность, через которую я изменяю и стараюсь создавать ситуации, встречается мне в своих последствиях как обусловленная также и мною ситуация, которая отныне дана. Ситуация становится пограничной ситуацией, если она пробуждает субъект к экзистенции через радикальное потрясение его существования. Подобные ситуации мы не можем обозревать в их целом; мы ничего более не видим позади них; мы можем лишь просветлять их.

Деятельность в ситуации направлена к целям. Деятельность становится безусловной, как не поддающаяся удовлетворительному пониманию через свою цель в мире, и однако в самодостоверности подлинная, ибо навеки истинная деятельность.

Наконец, на границе сознания и экзистенции из установки сугубой настроенности делается прыжок к абсолютному сознанию. Как такое сознание, безусловность есть достоверность сознания бытия. Как и деятельность из безусловного, оно лишено обоснований и, скорее, само есть основание и исток всякой подлинной достоверности. Это моя вера, как изначальная исполненность, а вслед за тем как риск (Wagen); это единая любовь, как обосновывающая собою мое бытие, утратить которую я могу только вместе с самим бытием; это совесть, как решение о навсегда правом во мне.

Поскольку экзистенция есть лишь в мире, который повсюду встречается ей лишь в расколе бытия субъектом и бытия объектом, она вступает в субъективность и объективность, чтобы через движение напряжения и воссоединения (Einswerden) той и другой вновь прийти к себе. Просветляющее экзистенцию мышление представляет себе способ этого движения, чтобы уловить экзистенциальную значимость всякой действительности в субъективности и объективности.

3. Пути метафизики.

– То, что в минуту экзистенциальной действительности означает сегодня и от века самоприсущие (Selbstgegenwart) трансценденции, – это вспоминают и делают возможным в философствовании как метафизике. Это вспоминают, только в мысли, ибо мысль как таковая имеет источник и удостоверение не в каком-нибудь рассудке, но единственно лишь в экзистенции. Это делают возможным, поскольку мысль очищает, рассеивает иллюзии и подмены, и поскольку она антиципируя испытывает то, что может однажды вступить как действительность в экзистенцию. Метафизическая мысль не познает бытия трансценденции, но, несомая возможной экзистенцией и руководясь философским просветлением экзистенции, она идет тремя путями: она создает себе пространство в логическом трансцендировании с помощью чистых категорий, – она наполняет это пространство в движении экзистенциального отношения к трансценденции, – она удостоверяет для себя язык одновременно предстоящей (gegenwartige) и исчезающей предметности.

В логическом трансцендировании метафизика осуществляет ходы мысли, которые накладываются друг на друга и в этом совершают некоторое изначальное трансцендирование. Это редкие и труднодоступные в истории метафизики мысли в обдумывании бытия как бытия. Встает вопрос: почему вообще есть нечто, почему не ничто? – вопрос, который поставил Лейбниц¹⁴, перед бездной которого содрогался Кант, за который вновь и вновь принимался в неустанном усилии Шеллинг. Возникающие здесь мыслительные ходы формальны и отвлеченны, в отношении содержания они остаются открытыми, ибо они лишь создают пространство, которое может быть заполнено в экзистенции, придающей им свое уникальное, актуальное содержание. Они – как музыка, которая захватывает нас, но оставляет возможность для всякой свободы. Будучи, как таковые, ничто, они суть все же эта музыкальность логической игры, которой можно наслаждаться эстетически необязательным образом без всякого воплощения. Обязательность они получают только от возможности воплощения, и тем сильнее чаруют нас при первом знакомстве, что еще ничего не требуют и не предрешают.

Пространство заполняется в экзистенциальной озабоченности (existentielle Betroffenheit), но заполняется односторонне в отношении к трансценденции; это отношение остается в не знающем покоя движении. Философская мысль обращается на это отношение, постигает смысл отпадения и восхождения, упорства и преданности, закона дня и страсти к ночи, и смысл Единого. Экзистенция относится к своему иному, которое, будучи некоммуникабельно в решающем настоящем, никогда не бывает равным себе в философском выражении.

То, что наличествовало лишь как функция в экзистенциальном отношении к трансценденции, становится предметом созерцания (Kontemplation) в чтении шифрописи (Chiffreschrift). Нет ни единого предмета, который бы не мог стать прозрачным и который бы в своей зримости был чем-то большим, нежели то, что он есть, поскольку просто имеет существование. В созерцании, которое само может иметь экзистенциальный характер, но может и ускользать в сугубо эстетическое рассмотрение, лишенное деятельной силы, мир открывает себя как мир трансценденции. Метафизика делает это чтение сознательным. Она понимает мифы, искусство и поэзию как откровение (Offenbarwerden) трансценденции, и в постижении усваивает себе то, что превосходит ее. Философская метафизика сама становится творческой, если она со своей стороны читает в понятийных конструкциях шифропись мирового существования. Ее понятие становится стихией мифа. Подобные мысли стоят, как нечто иное и все же аналогичное, рядом с видениями поэтов и художников и рядом с подлинными мифами. Имея несравненно меньшую проницающую силу, они однако дают уникальное, незаменимое прояснение. Они вовсе не убедительны в качестве аргументов, они далеки от всякой гипотезы о наличном бытии, с логической точки зрения они сплошь суть круги и парадоксы, и в конце концов они терпят крах в исчезновении всего мыслимого.

Книга первая. ФИЛОСОФСКОЕ ОРИЕНТИРОВАНИЕ В МИРЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Мир

1. Я и Не-Я; 2. Неразделимость Я и Не-Я; 3. Субъективное существование и объективная действительность; 4. Ни субъективное существование, ни объективная действительность не становятся единством мира; 5. Осуществление существования и ориентирование в мире – это пути экзистенции к себе самой и к трансценденции.

Мир как субъективное существование и как объективная действительность

1. Непосредственное целое существования; 2. Единый всеобщий мир; 3. Возвращение к существованию как моему миру; 4. Существование, как объективность экзистенции; 5. Резюме; 6. Мир как объективная действительность; 7. Действительность существования и объективная действительность реальны только друг через друга.

Мир как данный и как произведенный

Мироздание и картина мира

Мир и трансценденция.

1. Я и Не-Я.

– В меняющейся ситуации остается ситуация вооб¬
ще: то, что я есмь с другим бытием.Не-Я есть как иное, которое, как внешнее, я чувственно вижу,
осязаю, слышу, которое противостоит мне (widersteht), которое я
поглощаю как пищу, из которого, как материала, я делаю себе орудия, с которым я орудую (hantiere), короче: которое я воспринимаю,
вожделею и обрабатываю. Далее, Не-Я есть другое Я (das andere
Ich), которое есть как я, которое обращается (anspricht) ко мне и к
которому можно обратиться, которое в известных границах я могу
понимать, и которое в известных границах понимает меня, которое
сходится с моей волей или противополагает ей другую волю, короче: с которым как другим я обхожусь (umgehe), тогда как оно обходится со мною. Итак, Не-Я известно Я как чуждое бытие материала и как родственное бытие другого Я (als das fremde Sein des 
Stoffes und als das verwandte Sein des anderen Ich).

2. Неразделимость Я и Не-Я.

– Я вовсе не могу быть, если
мне не противостоит Не-Я, потому что только через него я полу
чаю существование, и потому что только на нем я делаюсь созна
тельным (bewulSt werde): я, как жизнь, нахожусь во взаимообмене с окружающей меня средой; я, как сознание, есмь лишь поскольку я, обращаясь на нечто иное, прихожу против него (gegen dieses) к сознанию себя самого.

Пусть даже не-Я имеет свое бытие и без меня. Но как только оно есть для меня, оно таково, каким оно представляется мне через меня (Wie es aber für mich ist, ist es, wie es durch mich sich mir darstellt). Как я чувственно воспринимаю, как я, обрабатывая, соотношу со своим существованием, как я оформляю, мысля, – таковы способы, каким мне делается доступно то, что уже определено мною, коль скоро сделалось доступным мне таким образом (was in dieser Art des Zugänglichgewordenseins schon durch mich bestimmt ist).

Если He-Я я назову миром, то иметь его как мир (zur Welt haben) я все-таки могу только вместе со мною, а не без меня. Если я противополагаю себя миру, то все-таки я есмь то, что я есмь, только в мире и через него. И так же как мир, который может быть мне известен, не существует без Я, которому он известен, так же и Я не существует без мира, в котором впервые я есмь Я. Не существует мира, лишенного Я, и Я, лишенного мира (es ist keine ichlose Welt und kein weltloses Ich).

Если я попытаюсь разрешить неразделимость Я и He-Я, то я не разделю их, но, попереча их связности, я стану мыслить He-Я как объективный мир для Я как сознания вообще, а Я как существование моей особенной самости (meines besonderen Selbst), сущей в своем мире. Разделение Я и He-Я становится разделением единого мира и моего мира.