Текст книги "Карл Густав Маннергейм. Мемуары"

Автор книги: Карл Густав Эмиль Маннергейм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

В 1931 году из-за недостатка средств мы смогли провести лишь малые боевые учения. Это нанесло большой вред, значение которого полностью может понять только профессионал. Никакими иными методами, за исключением масштабных манёвров, войска не могут получить предварительного представления о различных требованиях войны, ничто иное не сможет сплотить начальствующий состав и рядовых солдат. Кроме того, в монотонной службе учения часто становятся желанной переменой, которая оставляет в памяти людей крепкие и богатые по содержанию воспоминания. Незаменимую роль играют большие манёвры в организации взаимодействия между родами войск и в обучении штабной работе. Средства, расходуемые на них, никогда не являются выброшенными на ветер.

На боевых учениях 1931 года я, к своей радости, убедился, что как офицерский, так и унтер-офицерский составы действовали воодушевлённо, решительно и энергично. Рядовой состав произвёл также хорошее впечатление. Однако бросался в глаза недостаток средств связи, что значительно затрудняло ход учений. Поскольку, кроме того, отсутствовали средства для аренды лошадей, то артиллерия и обозы принимали в учениях участие малыми силами. Это, в свою очередь, приводило к утрате тех важных условий, которые возникают при учении с полноценными батареями и обозными колоннами.

В августе 1931 года, ознакомившись с оперативным и мобилизационным планами, а также с планом сосредоточения войск, я провёл основательную рекогносцировку на Карельском перешейке. Этот край страны не был для меня чужим, но с этого момента он стал для меня ещё более близким и дорогим. Я все больше заглядывался на разнообразие его ландшафта и любовался населявшими его людьми, которые из поколения в поколение принимали на себя бури, шедшие с востока, не теряя при этом бодрого духа и непреодолимой воли к борьбе. Что касается работы шюцкора и организации «Лоттасвярд», то перешеек мог бы служить образцом для других районов.

Карельский перешеек – замок Финляндии, наши Фермопилы: он представляет собой тесный проход между Финским заливом и Ладожским озером, шириной всего лишь 70 километров в самом узком месте. Местность для обороны весьма пригодна, ибо озера и болота разделяют перешеек на относительно легко защищаемые узкие участки. Морёный грунт позволяет строить полевые укрепления, но менее пригоден для строительства долговременных укреплений, ибо отсутствует скальная основа. Слабохолмистая местность, к сожалению, оказалась легкопроходимой для танков. Однако основным вопросом, как и всегда, был вопрос возможности быстрой и своевременной переброски основных сил армии к этим воротам вторжения. Из-за слабости войск прикрытия и примитивности оборонительной линии, а также медленности мобилизации и переброски войск эта проблема в тех условиях казалась неразрешимой. Для того чтобы укрепить готовность Финляндии к обороне, необходимо было добиться перемен в этом отношении. Это было важнейшей и не терпящей отлагательства задачей.

Осмотренные мной несколько десятков пулемётных гнёзд и артиллерийских позиций, которые были выстроены в начале 20-х годов в качестве основы оборонительной линии, по своей конструкции были непригодными, да и расположены они были неудачно. Поскольку они не поддерживались в порядке, большая часть оборудования пришла в негодность, так же как и незначительные заграждения из колючей проволоки. Оборонительные устройства, естественно, не представляли собой какой-либо единой системы.

По возвращении в Хельсинки я рассказал о результатах своих наблюдений министру обороны Оксала. Мне удалось его убедить в том, что для укрепления перешейка необходимо что-то делать. В процессе беседы пришли к выводу, что наиболее подходящий способ – это добиться получения части средств, отпущенных парламентом на работы по сокращению безработицы (иных денег не было), для строительства укреплений на Карельском перешейке. Совет обороны выступил с предложением, согласно которому работы разделили на три группы и выполняли их в следующем спешном порядке: укрепсооружения, аэродромы и дороги. Хотя выделена была лишь часть запрошенных средств, всё же с их помощью мы смогли построить некоторые сооружения в качестве скромного начала инженерного укрепления Карельского перешейка. Часть оборонительной линии, идущая по берегу Финского залива, приняла более законченный вид.

Уже на первых заседаниях в начале лета 1931 года совет обороны обсуждал вопрос о запланированной реорганизации оборонного ведомства. Затем его подвергали рассмотрению неоднократно.

Организация армии, созданной по окончании освободительной войны, не отвечала своему назначению, несмотря на частичные реформы. На её основе нельзя было надёжно и быстро проводить ни мобилизацию, ни сосредоточение войск, как того требовала эффективная оборона. Мобилизация полевой армии базировалась на ранее мной описанной кадровой системе, страдавшей большими недостатками. Мобилизационные мероприятия проводились в редких гарнизонах, которые были прекрасными целями для нападения с воздуха, поскольку они должны были быть до отказа забиты прибывающими резервистами, конфискованными лошадьми, транспортными средствами и прочим оборудованием. Во-вторых, мобилизационные перевозки требовали много времени, так как размещение войск мирного времени было невыгодным по той причине, что при недостатке средств нельзя было построить новых казарм. Пожалуй, обстоятельством, внушающим самую большую тревогу, было то, что только малую часть армии мирного времени можно было направить на обеспечение мобилизации и сосредоточения войск. В течение тех двух недель, которые, по расчётам, необходимы были на переброску войск, слабые части прикрытия должны были оборонять перешеек. Эта задача для них была непосильной.

Эти недостатки можно было устранить, переведя проведение мобилизации на территориальную основу, используя в этих целях шюцкоровские органы, охватывающие территорию всей страны. При этом всю армию мирного времени можно было использовать в качестве войск прикрытия. Территориальная система делала возможной создание значительно большей армии и в более короткие сроки, чем кадровая система. Дивизии могли бы, вместо выполнения обязанностей действовать в качестве остова для призываемых в армию резервистов, сразу же поспешить за границу в виде сформированных, пополненных людьми бригад военного времени, передав некоторое число начальствующего состава территориальным органам. По новой системе можно было использовать человеческие ресурсы страны значительно более быстро и целенаправленно. Важным было и то, что такая система делала возможной частичную мобилизацию.

Огромным преимуществом новой системы являлось то, что полевые дивизии становились сплочёнными и территориальными, пехота, входящая в одну дивизию, в принципе обучалась в мирное время в одном и том же полку. Помимо этого, в руководящие органы военных губерний и военных округов уже в мирное время входили постоянные, хотя и недостаточные кадры для формирования штаба соответствующей дивизии. Однако и эта система была не без изъянов. Неизбежным следствием её явилось то, что волости, которые выставили пехотные подразделения, в случае значительных потерь в живой силе страдали бы больше тех, где призывали людей на воинскую службу в другие рода войск. И всё же такому отсутствию единства в призыве нельзя было придавать решающего значения, если сравнивать этот недостаток с теми столь явными преимуществами, какие система предоставляла успешной организации обороны государства.

План территориальной системы в основных чертах был таким же, какой я разработал весной 1918 года, но правительство отвергло его, отдав предпочтение ограниченному плану генерал-майора фон дёр Гольца. При переходе на территориальную систему осуществлялись также идеи об участии шюцкора в проведении мобилизации и о его взаимодействии с армией – идеи, которые я, будучи ещё регентом, закладывал в деятельность этой добровольной организации.

Поскольку считалось, что переход на территориальную основу продлится три года, совет обороны полагал важным начать работы по реорганизации немедленно. Предпосылкой осуществления системы являлось размещение мобилизационных складов по всей территории страны и регулярное проведение повторных учений. Это требовало дополнительных средств, а также частично внесения соответствующих изменений в закон о воинской повинности. В совете обороны я подчёркивал важность именно таких повторных учебных сборов, на которые резервистов призывали бы в соответствии с группировками военного времени. В этом случае мы получили бы возможность работать с уже готовыми подразделениями, что позволило бы нам как технически, так и морально готовить начальствующий и рядовой состав к выполнению задач в полевых условиях.

В 1931 году совет обороны особое внимание уделял проблемам ВВС. Этот вид вооружённых сил оказался полностью на положении сироты: ни в бюджете, ни в общественном мнении ему не было отведено того места, какое предполагало его развитие. К сожалению, я был вынужден признать, что руководство этой важной областью оборонного ведомства было в недостаточно опытных и умелых руках. Отсутствовали постоянство и целеустремлённость, и некоторые факты затрудняли достижение всеобщего доверия и получение средств. Несколько воздушных катастроф, в которых погибли люди и была потеряна дорогостоящая техника, явились результатом отсутствия дисциплины и лётного искусства. Совет обороны добился создания комиссии для всестороннего выяснения случившегося. Я обратился к президенту республики, выразив желательность замены командующего ВВС.

В это время вся Европа жила в условиях огромных экономических трудностей, что привело многие страны к ослаблению обороноспособности и к значительному распространению в них коммунистических идей. Советский Союз завершил свой пятилетний план, начатый в 1928 году, и уже смог продемонстрировать значительные результаты, прежде всего в тяжёлой промышленности. Появилась и первая ласточка бури, правда, вдали от Европы. Япония в сентябре ввела войска в Маньчжурию и, таким образом, вступила на путь нового расширения территории. На пороге 1932 года будущее, как мне казалось, было полно опасностей. Лига наций не справлялась со своей задачей по отражению нападения. Финляндия же, практически говоря, была полностью беззащитна.

Момент времени не был подходящим для общего сокращения вооружений, но Лига наций после четырёх летних подготовительных работ в 1932 году созвала в Женеве конференцию по вопросу сокращения вооружений. В качестве курьёза следует сказать, что название конференции в одном из документов Лиги наций звучало так: «La conference de la limitation de la reduction des armements», то есть «Конференция по ограничению сокращения вооружений».

В последние годы по вопросу безопасности появились две принципиально различные позиции. Англия, поддерживаемая Швецией, Норвегией, Данией и некоторыми другими странами, стремилась к сохранению мира путём сокращения вооружений на основе параграфа 8 Устава, Франция же, со своей стороны, требовала усилить санкции согласно параграфу 16. Правительство Финляндии последовательно придерживалось французской точки зрения. Учитывая эти противоречия, можно было заранее почти с полной уверенностью предположить, что конференцию ждёт провал, но всё же в нашей стране она дала повод к надеждам на уменьшение налогов за счёт снижения расходов на оборону. В заявлениях советского правительства постоянно подчёркивалось, что если Финляндия присоединится к программе сокращения вооружений, то и Советский Союз (ещё не являющийся членом Лиги наций) примет на себя подобные обязательства и подчинится такому же контролю, как и другие страны, и Москва даст гарантии выполнения этих обязательств. То, что Советский Союз добровольно согласится на эффективное сокращение вооружений и контроль над этим процессом, естественно, представлялось нам тогда столь же фантастичным, как и сейчас, когда я пишу эти строки. Москва и в наши дни в пропагандистских целях поставила вопрос о всеобщем сокращении вооружений.

Предложение Франции о создании международных полицейских сил получило поддержку совета обороны. Всё же было трудно представить себе, что такие по составу гетерогенные вооружённые силы могут стать мощной силой по предотвращению конфликтов в различных уголках земного шара, особенно таких, в которых замешаны великие державы. Касательно военных санкций совет обороны придерживался мнения, что следует стремиться к такому договору, по которому каждое государство обязывается взять на себя военные обязательства только относительно групп малых государств. Для малых государств эти обязательства могут быть скромными, а для крупных – более широкими, однако они должны быть определены таким образом, чтобы сохранение внутреннего статус-кво было выгодно для всех государств, образующих «группу санкций». Создание таких территориальных групп как механизма осуществления санкции под контролем Лиги наций представлялось мне целью, достойной достижения. В тот момент я, прежде всего, думал о сотрудничестве между Финляндией и её скандинавскими соседями. Альтернативой могло быть создание нейтральных или полунейтральных зон на опасных направлениях. В такую зону было бы целесообразно превратить Карельский перешеек. Между русским гарнизоном Ленинграда и его окрестностей, численностью 100000 человек, и финскими войсками прикрытия существовала резкая диспропорция, которую можно было выровнять, нейтрализовав некоторые территории.

Сколь чуждыми действительности иногда могли быть исходящие из Женевы сильно обобщённые предложения по урегулированию, показывает, в частности, тот факт, что поначалу существовало намерение разрешить ВВС Финляндии иметь всего 25 машин. Потом, после наших протестов, их количество увеличили до 125, но и этого было недостаточно.

Добиваясь усиления слабых гарантий безопасности с помощью Лиги наций, Финляндия одновременно начала стабилизировать свои отношения со своим великим соседом, несмотря на то что Коминтерн продолжал энергичную подрывную деятельность в нашей стране. Советский Союз ещё в 1927 году начал переговоры с Финляндией на предмет заключения договора о ненападении. Однако договор подписан не был, поскольку вторая договаривающаяся сторона не одобрила предложения финского правительства о третейском разбирательстве противоречий в случае их возникновения. По инициативе русских этот вопрос был поднят снова в 1932 году. На этот раз точка зрения Финляндии была одобрена, и договор о ненападении и мирном разрешении споров был заключён 21 января 1932 года, но с оговоркой, что договор будет ратифицирован лишь после того, как в него будет внесено дополнение о порядке урегулирования спорных вопросов. Такое дополнение было внесено в апреле того же года, после чего договор в августе был ратифицирован. Нашему примеру затем последовали страны Прибалтики. Следовательно, Финляндию нельзя обвинять в том, что она манкировала возможностью установления хороших отношений со своим соседом, которого могла подозревать в угрозе своей безопасности.

В апреле 1932 года в совет обороны поступило сообщение о том, что министерство финансов требует сократить в будущем году бюджет всех министерств на 10 процентов. В суммах, отпускаемых ведомству обороны, это сокращение составит примерно 60 миллионов марок, и, таким образом, опять принципиально нарушается утверждённый шестилетний план закупок вооружения и оборудования, базирующийся на условии, что ежегодно будет выделяться 125 миллионов марок. Положение становилось ещё безнадёжнее, поскольку переход на территориальную систему, как было подсчитано, потребует дополнительных расходов в 70 миллионов марок. Можно ли организационную реформу осуществлять за счёт сумм на приобретение нового оборудования?

Но именно так и случилось. Не называя цифровые данные, скажу лишь коротко, что окончательным результатом стало ещё большее сокращение средств, выделяемых оборонному ведомству, правда, не более чем на 4 миллиона марок.

В связи с расходами, направленными на создание территориальной системы, затраты на покупку нового оборудования в 1933 году стали ещё меньшими, чем в предыдущем. Таким образом, говорить о каком-то шестилетнем плане уже почти не имело смысла. К сожалению, этот план базировался на решении парламента, а не на особом законе, как это было с планом ВМС. Доля оборонного ведомства в общей расходной части бюджета уменьшилась с 19 до 17 процентов. Но ведь у нас был договор о ненападении с Советским Союзом!

Центральным вопросом на заседании совета обороны в 1933 году стали закупки нового оборудования. Вместо 325 миллионов марок, предусмотренных шестилетним планом, оборонное ведомство в течение трёх последних лет получило на эти цели только 249 миллионов марок. Изначальные планы, таким образом, пришлось менять, возникло много проблем, не было уверенности и в том, какие суммы будут выделены и в расходной части следующего года. Снижение ассигнований особо тяжело сказалось на приобретении новой авиационной техники, которое совет обороны утвердил в пересмотренном шестилетнем плане. Становилось всё более ясным, что основным условием развития оборонного ведомства на перспективу является освобождение новых закупок от возобновляющихся ежегодно партийно-политических интриг и порождаемой ими произвольной «торговли». Поэтому я выступил с инициативой о необходимости займа на нужды обороны, который создал бы чувство уверенности и гарантировал бы получение быстрых результатов. Совет обороны передал это предложение правительству на рассмотрение, а я устно сделал всё возможное, чтобы убедить его членов в необходимости такой меры. Все согласились с тем, что заём был бы наиболее удачным решением. Но на этом дело и кончилось.

Усилия совета обороны, направленные на получение средств для оборонного ведомства, всё же дали некоторый положительный результат. В 1934 году сумму в целом увеличили на 145 миллионов марок; эта прибавка шла, главным образом, на расходы по приобретению нового оборудования, которые со 113 миллионов марок увеличились до 236. Данный факт означал, что 1934 год стал первым годом, когда выделенная на оборону сумма позволила произвести закупки нового оборудования в соответствии с первоначальным, правда, все ещё недостаточным планом.

Отсутствие дальновидности, которое традиционно сопутствовало рассмотрению вопросов обороны, проявлялось в других сферах. В качестве примера следует привести несколько типичных случаев, свидетельствующих о том, сколь чуждыми действительности были мотивы государственного руководства при проектировании некоторых очень важных с точки зрения обороны промышленных предприятий и как прочие, а не военные факторы играли в этих случаях решающую роль.

Вопрос о переводе государственного авиационного завода из Суоменлинны обсуждался в парламенте и раньше, и, поскольку возник спор о том, где его разместить, в Тампере или Хяменлинна, предпочтение отдали городу Тампере. В предыдущем году парламент согласился на использование 5 миллионов марок из суммы, предназначенной на общественные работы в целях борьбы с безработицей, для строительства завода в Тампере. Возникал резонный вопрос: а было ли это решение удачным? Поскольку раньше у меня не было возможности высказать своё мнение о переводе завода, я посчитал необходимым поднять данный вопрос на одном из заседаний совета обороны в марте 1934 года и обсудить, достаточно ли глубоко изучено это принципиальное решение со стратегической точки зрения. Если бы завод разместили в Тампере, противник получил бы возможность одним-единственным ударом подавить снабжение армии самолётами и, кроме того, нанести смертельный удар по другим важным в военном отношении промышленным предприятиям, расположенным в этом городе. Рассуждая теоретически, я считал лучшим местом для размещения завода некую лагерную территорию близ Коккола. Присутствовавший на заседании министр обороны ответил на моё замечание, что на обсуждение вопроса о выборе нового места уйдёт много драгоценного времени. К тому же парламент, давая согласие на передислокацию предприятия, выдвинул особое условие: предприятие должно быть размещено только в Тампере. Следовательно, возможности выбора не было. Альтернатива выглядела так: либо Тампере, либо вообще ничего!

Завод построили в Тампере, и, поскольку он там уже разместился, впоследствии оказалось трудно воспрепятствовать размещению в этом же промышленном центре предприятия по производству авиационных моторов. Так одна ошибка повлекла за собой другую. Насколько Тампере был подвержен угрозе нападения, стало ясно уже тогда, когда Советский Союз захватил авиационные опорные базы в Эстонии. Уже во время Зимней войны[27]27
  Так финны официально именуют Советско-финляндскую войну 1939 года. (Прим. ред.)


[Закрыть] пришлось переводить большую часть авиационного производства в другие места.

В совете обороны обсуждали и другие принципиальные вопросы промышленности. В связи с получением электроэнергии из Иматра в долине реки Вуокси, неподалёку от границы государства в опасной зоне вырос крупный промышленный центр. Это уже само по себе вызывало тревогу, а сейчас ещё пожелали разместить в этом районе несколько важных в военном отношении производств – государственный завод по производству меди, поддерживаемый государством завод акционерного общества «Вуоксенниска ОЮ» по выпуску железа, а также хлорный завод фирмы «Энсо Гутцейт», владельцем которого было государство. Решение о строительстве хлорного завода было принято ещё в предыдущем году. Новое предприятие по выпуску железа нельзя было строить на далёком расстоянии от медеплавильного завода, а место размещения завода по производству хлора пока ещё не было определено.

На одном из заседаний совета обороны в марте 1934 года этот вопрос по моей инициативе был рассмотрен. Выяснилось, что генеральный штаб ещё в 1929—1930 годах передал экономическому оборонному совету записку, касающуюся военных аспектов размещения промышленных предприятий, в которой особо подчёркивалась важность необходимости объединения силовых электросетей. Экономический оборонный совет в своём заявлении указал на важность находящихся в долине Вуокси предприятий для нужд обороны и предупреждал о нецелесообразности строительства медеплавильного завода в этом районе. Несмотря на это, правительство и парламент решили вопрос по-своему, не запросив мнения руководства оборонного ведомства. Сейчас уже не оставалось иной возможности, кроме как требовать отмены этого решения, полностью противоречившего интересам страны: ведь в случае войны нам пришлось бы взорвать только что построенные заводы! Мы не имели права отказываться от использования тех возможностей, которые предлагали нам географические условия. Решение нельзя было обосновать удобством получения электроэнергии, ибо затраты на передачу энергии по готовым линиям электропередачи, даже на большие расстояния, были ничтожны. Это беспокоило нас даже больше, чем расположение авиационного завода.

В записке, адресованной правительству, совет обороны просил пересмотреть вопрос о размещении запланированных предприятий, и я в личных беседах с представителями государственной власти и фирмы «Энсо Гутцейт» предупреждал об опасности сосредоточения промышленных предприятий в долине реки Вуокси. Но все попусту. Сделанных ошибок не исправили, а они повлекли за собой другие. Следствием явилось то, что производство этих заводов сильно страдало от близости фронта, как во время Зимней войны, так и войны 1941—1944 годов, в связи с чем нам пришлось принимать особые меры для защиты этого промышленного центра от воздушных налётов. Хлорный завод мы потеряли по условиям Московского мирного договора в 1940 году. В начале следующей войны, начавшейся в 1941 году, линия фронта проходила на расстоянии всего лишь нескольких километров от этих предприятий, передача которых или уничтожение означало чувствительное ослабление способности ведения войны Финляндией.

Мысль о государственном займе на закупки оборудования для оборонного ведомства все ещё не оставляла меня. К моей радости министр обороны Оксала на этот раз поддержал её. Правительство и парламент, я это чувствовал, всё же продолжали и дальше показывать недостаток понимания не только по отношению к плану получения займа, но и к тем 135 миллионам марок дополнительной суммы расходов, которые предложило министерство обороны летом 1934 года. По предварительным сведениям, смету расходов оборонного ведомства увеличили якобы лишь на 80 миллионов марок. В результате снова пришлось выпрашивать и торговаться по различным статьям бюджета.

Ещё в более ранние годы удалось сэкономить средства за счёт предоставления военнообязанным отсрочки от призыва в армию или же более жёсткого отбора их на призывных пунктах. И сейчас хотели прибегнуть к этому средству, предлагая количество призывников сократить на целых 4000 человек «в целях экономии средств для производства нового оборудования». Я предполагал опасным приобретать оборудование за счёт подготовки кадров; ведь 4000 человек составляло целых 18 процентов от годового призыва. Это сокращение активной армии на целый корпус войск прикрытия не только опасно повлияло бы на её боеготовность, но и сократило бы численность подготовленных резервов.

При рассмотрении вопроса о расходах на ВВС снова возникла старая диспропорция между численностью личного состава и количеством самолётов. Если численность личного состава не будет соответствовать количеству эскадрилий, которые будут в распоряжении в наступающем году, то нет смысла выделять средства на приобретение дополнительных самолётов. Распределяя денежные суммы, необходимо было бы учитывать и такой фактор, как подготовка специалистов различных категорий. Для обучения механиков, например, необходимо время, не менее двух лет. Показательным было также предложение о выделении сумм на противовоздушную оборону. На предупреждение о том, что в долине реки Вуокси не следует размещать промышленные предприятия, а в Тампере – авиационный завод, был дан ответ, что опасность воздушного нападения можно уменьшить с помощью зенитной артиллерии. Но как только вопрос зашёл о выделении денежных средств на противовоздушную оборону, то именно эту статью в бюджете уменьшили вдвое.

Скромные средства для инженерного укрепления Карельского перешейка вычеркнули вообще.

В своём заявлении я жёстко противился исключению этих сумм из бюджета, подчёркивая, что отсутствие средств ставит под угрозу сосредоточение полевой армии в минимальные сроки. Развитие авиации у русских делало очевидным, что наша мобилизация и сосредоточение войск пройдёт с опозданием и наши войска прикрытия будут вынуждены сражаться в течение более продолжительного времени. А раз так – им надо обеспечить возможность держать долговременную оборону. В противном случае мы будем вынуждены сдать Карельский перешеек. Я потребовал также создания специальной организации для проектирования работ по инженерному укреплению.

В июне 1934 года меня пригласили в Англию на авиационную выставку. Эта ежегодная выставка в Хендоне являлась как бы верстовым столбом на пути развития авиации, и, поскольку прогресс в области авиации представлял для меня огромный интерес, я отправился в дорогу, ожидая увидеть много для себя полезного. Мои ожидания оправдались полностью. Выставка произвела огромное впечатление. Организованная английской авиационной промышленностью, она показала, какой огромный шаг вперёд сделало летающее оружие.

Когда по возвращении в июле домой ко мне обратились газеты с просьбой об интервью, я использовал эту возможность для того, чтобы рассказать широкой публике о моих лондонских впечатлениях и сомнениях, которые касались будущего. Интервью заканчивалось тем, что и нам крайне необходимо отвести авиации должное место в системе обороны, прежде всего потому, что именно в этом виде вооружённых сил можно, не превышая наших экономических возможностей, достичь с наименьшими материальными жертвами и малыми человеческими ресурсами наибольшей, по возможности, эффективности. Особенно для малой страны, находящейся постоянно под угрозой, этот вид вооружения имеет господствующее значение. Одновременно я хотел выступить с публичным заявлением по вопросу обороны и, поскольку проблемы обороны северных стран в эти дни обсуждались в Хельсинки на встрече межпарламентского союза этих государств, сделать несколько замечаний относительно тех заявлений, которые были высказаны на этом форуме.

Эта часть моего заявления звучала следующим образом:

«Недавно в нашей столице собрались представители многих стран, которые из благородных побуждений пытались провести работу во благо вечного мира. Тому, что эти лица в столь тяжёлое время способны учитывать малейший прогресс в политическом мышлении, удивляться не стоит. И если мы сопоставим результаты, которых достигла пропаганда мира и переговоры о решении международных противоречий, мы, пожалуй, можем согласиться с тем, что кое-чего мы добились, но эти итоги отнюдь не в пользу малых государств.

Было заявлено, что у нас, в северных странах, господствует прочный мир, являющийся результатом неколебимой воли государств Севера к миру, а также стремления разрешать все возникающие противоречия путём арбитража. Однако не правильно ли будет расценить эти заявления как суждения, не соответствующие действительности, призрачные надежды, которые пока не могут дать нам ничего, кроме необоснованного чувства безопасности? Ибо какая польза для государства, у которого такие границы, как у Финляндии, от того, что какие-либо страны балтийского региона с весьма малочисленным населением возьмут на себя обязательства в случае политического конфликта не браться за оружие, если в этом же регионе имеются силовые центры государств явно иных размеров, идеалы и цели которых автоматически увеличивают давление на их окружение?

Столь же необоснованны ссылки, к которым обычно прибегают, на волю нашего народа к обороне, как будто она сама по себе является полной гарантией нашей независимости. Способен ли кто-нибудь, знакомый с современной войной или изучивший её формы и способы боевых действий, относиться к таким заверениям серьёзней, чем к утверждениям человека, бьющего себя в грудь и уверенно заявляющего: если когда-нибудь возникнет что-либо серьёзное, мы все выступим вместе, и если у нас не будет оружия, станем драться кулаками? Мечты и красивые слова лишь запутывают понимание фактов, являющихся действительными предпосылками обороны страны.

Говорят, что решение вопроса об Аландских островах явилось хорошим примером того, как можно, не нанося вреда безопасности, исключить даже глубокие противоречия. Однако так ли в действительности обстоит дело? Не создал ли скорее договор об Аландских островах, ликвидировавший глубокие противоречия между двумя северными странами, существовавшие довольно долго, иную проблему – тем, что открыл путь на Север между этими двумя государствами? Каждый, кто пытается сформулировать для себя, хотя бы поверхностно, понимание проблем обороны Севера, должен согласиться, что в результате заключения этого договора мы получили не усиление безопасности, а её полную противоположность.

Можем ли мы, таким образом, отказаться от гарантии, платой за которую являются расходы на оборону? Можем ли мы облегчить налоговое бремя именно в тот момент, когда тревожные симптомы в мире стали настолько явными, а рост вооружений столь интенсивным, что нельзя не думать о том, что мир находится на пути к новым серьёзным конфликтам? Если мы сможем остаться в стороне от них, это будет исключительным счастьем, но где та чувствующая ответственность личность, которая осмелится гарантировать, что так и произойдёт, и которая построит оборону страны на иллюзиях?

Не пора ли финской прессе, для которой защита страны не является пустым звуком, открыть глаза народу и дать ему понять, какие жертвы ещё потребуются, чтобы предоставить каждому гражданину страны, своевременно вооружённому и обученному, возможность занять, если возникнет необходимость, место в рядах защитников и выполнить свою святую обязанность по обороне страны?»

Необыкновенное понимание моей точки зрения, которое проявила на своих страницах буржуазная пресса, обрадовало меня несказанно. Но социал-демократическая печать вскоре выступила с критикой моего заявления. Председатель этой партии редактор Вайне Таннер в интервью газете «Суомен Сосиаалидемокраатти», признав моё заявление умеренным и довольно обоснованным, утверждал, что оно бьёт мимо цели, ибо, по его мнению, расходы на оборону могут привести к краху финансы страны. На мой вопрос – кто же та личность, которая осмелится заявить, что без крепкой обороны мы сможем остаться в стороне от мировых конфликтов, и которая решится строить оборону страны на иллюзиях? – Таннер ответил своим вопросом: кто, чувствующий на себе ответственность, осмелится утверждать, что самостоятельность государства гарантируется путём пожертвования на оборону ещё более крупных сумм? Дальше он заметил, что социал-демократическая фракция парламента не может принимать участия в таких устремлениях, ибо она по-прежнему считает, что обязательным условием сохранения самостоятельности страны является такой прогресс благосостояния народа и общих условий существования, при котором каждый гражданин понимает, что это стоит всех затрат на оборону.