Текст книги "Карл Густав Маннергейм. Мемуары"

Автор книги: Карл Густав Эмиль Маннергейм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

В ответе финского правительства было сказано, что принятие предложения России нарушило бы суверенитет нашей страны, а также оказалось бы в противоречии с политикой нейтралитета Финляндии и других северных стран.

Несмотря на отрицательную позицию, занятую нашим правительством, Советский Союз в начале октября выступил с новой версией относительно договора об острове Готланд. Если Финляндия не желает согласиться с тем, чтобы строительство укреплений на нём вела русская сторона, то пусть это будет задачей финнов, однако проектирование следует осуществлять в сотрудничестве с русскими, и если Финляндия не может отвечать за оборону острова, то русские готовы такую ответственность взять на себя.

Это исправленное предложение также было отвергнуто с прежними мотивировками. Что касается вопроса укреплений на Аландских островах, то финское правительство обещало изучить его. На этом дело было кончено, и переговоры о торговом договоре зашли в тупик из-за вопроса об острове Готланд.

Вышеуказанные переговоры велись на фоне все более обостряющегося общего положения. На мюнхенских переговорах в сентябре 1938 года Германии была отдана Судетская область, то есть зона военных укреплений Чехословакии, а это для Советского Союза означало потерю одного союзника. Быстрый рост могущества Германии, а также все более прохладное отношение Франции и Англии к Москве увеличивало политическую изоляцию СССР и его недоверие к Финляндии.

Но вернёмся к ранней весне 1938 года и к конфликтам того времени. Неукрепленность Аландских островов постоянно заставляла думать, что сохранить нейтралитет будет весьма трудно. Уже в начале года я попросил генеральный штаб разработать план обороны Аландских островов, их укреплений и размещения войск на них, а также участие манёвренных частей ВМС в выполнении этих задач, в феврале готова была и смета расходов – 476 миллионов марок.

В процессе работ я постоянно поддерживал связь с военными властями Швеции, в результате чего было установлено, что шведская сторона в той же степени, что и мы, обеспокоена неукрепленностью Аландского архипелага. Переговоры строились на том, что Финляндия берёт на себя строительство инженерных сооружений (это не составило бы для неё сверхтяжёлую задачу), а участие Швеции ограничится присылкой различных манёвренных кораблей военно-морских сил. Планы включали в себя также то, что население Аландов примет участие в обороне своего родного края, а для этого следует приступить к проведению необходимых мероприятий по разработке законов.

Во время Мюнхенского кризиса финско-шведские переговоры продвинулись так далеко, что было принято решение об унификации на Аландах военных оборонительных мероприятий. В тот момент Балтийский флот России в Финском заливе и на Балтике проводил учения, которые явно носили характер анти-германской демонстрации. События в районе Балтийского моря, как можно было предположить, будут развиваться так, что возникнет необходимость немедленного ввода войск на архипелаг и выполнения других мероприятий, предусмотренных договором об Аландских островах.

В связи с обострением общей ситуации, а также медлительностью, которая присуща нам всегда, когда речь заходит о поставках вооружения, я решил, что необходимо более энергично заняться мероприятиями, направленными на усиление обороноспособности, и ещё раз напомнить правительству о существовании серьёзных упущений. Хотелось надеяться, что последние кризисные недели открыли правительству глаза на необходимость заполнения тех дыр, которые не были учтены в основной программе закупок вооружения. Этот вопрос рассматривался на заседании совета обороны в начале октября 1938 года, и в итоге правительству было передано заявление следующего содержания:

«Недавние критические моменты, когда мы были вынуждены задуматься над приведением в боеготовность наших оборонительных сил в их сегодняшнем состоянии, создают весьма неутешительную картину с точки зрения вооружения и оборудования. Финскую полевую армию, видимо, придётся выдвигать навстречу противнику без противотанкового и противовоздушного вооружения; её будет поддерживать лишь слабая по численности и качеству артиллерия; а если учесть ещё и нехватку солдатского снаряжения и сопоставить все это с тем, какие оборудование и вооружение имеются в распоряжении нашего предполагаемого противника, то беспомощное положение нашей армии станет ещё более явным. Это в той же степени касается ВМС и ВВС. Короче говоря, наши оборонительные силы следует в настоящий момент считать полностью небоеспособными.

Производимые закупки имеют целью ликвидировать самые кричащие недостатки. Часто говорили, что вопрос сейчас идёт, о так называемой аварийной программе, осуществление которой позволит оборонительным силам стать лишь элементарно боеспособными. Возможность испытания этой боеспособности уже сейчас висит на волоске. То, чему мы научились за последние недели, ясно показывает, что времени у нас, если мы будем продолжать делить повышение оборонительной готовности на столь большое количество лет, как планировали предварительно, окажется недостаточно. Поэтому необходимо спешить с выполнением программы основных закупок и устранить все факторы, мешающие её осуществлению».

Кроме того, в заявлении подчёркивался низкий уровень подготовки кадров, слабость экономического положения офицерского корпуса, а также недостаток кадров.

Резерв лётного состава ВВС весьма мал: всего около 200 слабо обученных человек. Если считать, что в первые пять месяцев войны потребность составит 600 человек, то необходимо увеличить резерв и повысить уровень его подготовки. В заключение я указал на самое тревожное для меня обстоятельство: до сих пор не был утверждён план инженерного укрепления Аландского архипелага.

В конце заявления говорилось, что первой предпосылкой эффективной и удовлетворительной по результатам работы по обучению войск является достаточное наличие личного состава: офицеров и унтер-офицеров. Однако в кадровой проблеме имеются тревожные проблемы, и их можно заполнить, только улучшив оплату.

Поздней осенью 1938 года я, чтобы подлечить здоровье, предпринял поездку в Центральную Европу. То, что я услышал в Париже и Лондоне перед возвращением на родину, усилило мои опасения, что мирная жизнь, видимо, продлится недолго. Германия значительно усилила своё влияние на Балканах и добилась огромного преимущества в вопросе вооружений. В Париже я встретился с генералом Вейганом, который недавно покинул руководящий пост в вооружённых силах Франции и был потрясён слабостью своей страны в военном отношении. Казалось, что Франция решила отказаться от звания великой державы.

В Лондоне я обсуждал положение в мире с военным министром Хор-Белишей, заместителем министра иностранных дел лордом Плеймутом и министром торговли лордом Рансиманом. На ленче у министра иностранных дел лорда Галифакса я сказал, что в Финляндии весьма сожалеют, что в Англии, кажется, испытывают мало интереса к региону Балтийского моря. На это министр ответил, что, конечно, проблемы стран Балтики привлекают внимание империи, но у неё много иных нерешённых вопросов. Я сказал, что хотел бы сообщить официальным властям в Финляндии, что Англия вооружается, будто она уже вступила в войну. Лорд Галифакс, секунду подумав, ответил, что я действительно могу так сказать, Великобритания вооружается очень эффективно.

Накануне 1939 года я был уверен в том, что Европа, в том числе и Финляндия, находится на пути к серьёзным конфликтам. Больше я уже не мог спокойно смотреть на медлительность в осуществлении программы основных закупок и решил снова обратиться к правительству. Что-то надо было делать для пополнения оборудования и вооружения армии. Выделенные на 1939 год средства были привязаны к заказам прошлого года, и новых заказов невозможно было производить без выделения дополнительных сумм. Таким образом, назревала опасность, что крайне важные заказы могут быть отложены на целый год. Если бы моё предложение о выделении дополнительной суммы в 500 миллионов марок было одобрено, то время, установленное для выполнения основной программы закупок, можно бы было сократить примерно на целый год. Основательное рассмотрение дополнительной программы привело к тому, что правительству в середине февраля 1939 года было предложено одобрить такой размер займа для нужд обороны. На этот раз правительство рассмотрело вопрос очень быстро. Вместо предложения о получении займа в парламент было передано предложение о выделении дополнительно 350 миллионов марок, что и было принято позднее на весенней сессии.

Начало 1939 года ничего хорошего не предвещало. Понимание опасности, угрожавшей Северу, всё же, кажется, привело к тому, что сотрудничество Финляндии и Швеции наконец всерьёз встало на повестку дня. В военных переговорах пришли к принципиальному согласию относительно оборонительной политики стран Севера. Однако из-за недостатка оборудования пришлось ограничиться только определёнными рамками, в которых сотрудничество посчитали и возможным, и желательным. Такую деятельность, которая была бы нацелена на решение общих оборонительных задач, смогли ограничить лишь вопросами обороны «калота»[28]28
  «Калот» – букв, «шапочка»: самые северные районы Норвегии, Швеции, а также Мурманская область. (Прим. перев.)


[Закрыть] Фенноскандии, а также обороны Ютинраума и Аландского архипелага.

Однако практических результатов удалось добиться лишь по билатеральным проблемам об укреплении Аландских островов и их обороне. Когда правительство Финляндии, которое двадцать лет назад уже предпринимало попытку наладить военное сотрудничество на Аландских островах, снова вернулось к этому вопросу, его инициатива наконец вызвала интерес в Швеции – как в военных, так и в дипломатических кругах. Только сейчас, в январе 1939 года, переговоры привели хоть к какому-то результату. Был разработан так называемый Стокгольмский план, согласно которому оборона Аландского архипелага подразделялась на три основные части: оборудование позиций береговой артиллерии в южных шхерах, введение воинской повинности жителей Аландов и обустройство противовоздушной обороны центральной части островов. Конечно, к этому добавлялись и действия военно-морских сил.

Основой новой политики в отношении Аландских островов, началом которой явился Стокгольмский план, стало наконец-то пробудившееся понимание, что каждой из стран было бы легче сохранить свой нейтралитет, если бы был заполнен вакуум Аландов. Этот неукрепленный и незащищённый архипелаг рано или поздно наверняка привлёк бы к себе внимание великих держав, расположенных по берегам Балтики, а если бы он оказался в руках какой-либо великой державы, это породило бы большую опасность как для Финляндии, так и для Швеции: их оборонительные позиции оказались бы очень уязвимы. Но если бы Швеция и Финляндия укрепили и стали оборонять Аландские острова, они могли бы закрыть Ботнический залив и высвободить значительные силы своих стран для ведения других операций.

Для утверждения Стокгольмского плана по вопросу подписания договора об Аландских островах были начаты переговоры со странами, которые не собирались подписывать этот документ, а также, по просьбе Швеции, с Советским Союзом. Если бы результат оказался положительным, вопрос был бы передан дальше, в Лигу наций. В конце января 1939 года все страны, включая Германию, одобрили соображения, высказанные относительно этого плана. Лишь Советский Союз занял отрицательную позицию, утверждая, что укреплённым Аландским архипелагом могла бы воспользоваться какая-нибудь третья страна. Как и ожидалось, советское правительство оставило за собой право сформулировать свою позицию в зависимости от готовности Финляндии согласиться с предложениями, которые оно выдвинуло в 1938 году.

5 марта 1939 года народный комиссар иностранных дел Литвинов через посла Финляндии в Москве Юрье Коскинена предложил приступить к новым переговорам. На этот раз Советский Союз потребовал в аренду на 30 лет острова финского залива Готланд, Лавансаари, Сескар и оба острова Тютярсаари. Целью Советского Союза было не строительство укреплений на этих островах, а использование их в качестве наблюдательных пунктов на пути к Ленинграду. Принятие этих предложений означало бы улучшение отношений между нашими странами и выгодное для нас экономическое сотрудничество.

В ответе, который был передан 8 марта, правительство Финляндии заявило, что не может разговаривать о передаче другому государству островов, поскольку они являются неотделимой частью территории, неприкосновенность которой сам Советский Союз признал и утвердил в Тартуском мирном договоре, когда эти острова были объявлены нейтральной территорией. Народный комиссар иностранных дел, как чувствовалось, ожидал такого ответа и прямо предложил в качестве возмещения передать Финляндии часть территории Восточной Карелии, лежащую севернее Ладожского озера. Это предложение было отвергнуто 13 марта. На это Литвинов заметил, что не считает ответ окончательным.

Для дальнейших переговоров советское правительство командировало в Хельсинки своего посла в Риме Штейна, который ранее занимал в посольстве СССР в Финляндии дипломатическую должность, и он 11 марта связался с министром иностранных дел Эркко. Руководствуясь прежними мотивами, Штейн утверждал, что безопасность Ленинграда в случае нападения на него со стороны Финского залива зависит от передачи этих островов в пользование Советского Союза, и считал, что лучшим решением этого будет договор об их аренде. Такое решение стало бы гарантией сохранения финского нейтралитета. Советское правительство также готово обменять острова на территорию площадью 183 квадратных километра, расположенную рядом с нашей восточной границей. Письменное обязательство Финляндии воспротивиться любому нарушению её нейтралитета считали ничего не значащим, если его не сопровождали бы практические мероприятия. Правительство Финляндии продолжало стоять на своей отрицательной позиции.

Я же считал, что нам тем или иным образом следовало бы согласиться с русскими, если тем самым мы улучшим отношения с нашим мощным соседом. Я разговаривал с министром иностранных дел Эркко о предложении Штейна, но уговорить его мне не удалось. Я также посетил президента и премьер-министра Каяндера, чтобы лично высказать свою точку зрения. Заметил, что острова не имеют для Финляндии значения, и, поскольку они нейтрализованы, у нас отсутствует возможность их защиты. Авторитет Финляндии, по моему мнению, также не пострадает, если мы согласимся на обмен. Для русских же эти острова, закрывающие доступ к их военно-морской базе, имеют огромное значение, и поэтому нам следовало бы попытаться извлечь пользу из тех редких козырей, которые имеются в нашем распоряжении.

Моя точка зрения понимания не встретила. Мне ответили, в частности, что правительство, которое решилось бы предложить что-либо похожее, тут же было бы вынуждено уйти в отставку и что ни один политик не был бы готов таким образом выступить против общественного мнения. На это я ответил, что если действительно не окажется человека, который бы во имя такого жизненного для государства дела рискнул своей популярностью в народе, то я предлагаю себя в распоряжение правительства, ибо уверен в том, что люди поймут мои честные намерения. Я пошёл ещё дальше, заметив, что Финляндии было бы выгодно выступить с предложением об отводе от Ленинграда линии границы и получить за это хорошую компенсацию. Уже тогда, когда Выборгская ляни[29]29
  Ляни – административная единица в Финляндии. (Прим. перев.)


[Закрыть] в 1811 году снова присоединилась к Финляндии, многие придерживались мнения, что граница проходит слишком близко к Петербургу. Так думал, в частности, министр – государственный секретарь Ребиндер, и, как я часто слышал дома, отец моего деда государственный советник С. Е. Маннергейм стоял на той же точке зрения.

Я серьёзно предупредил, чтобы посол Штейн не уезжал в Москву с пустыми руками. Однако так и произошло. 6 апреля он покинул Хельсинки, не решив порученной ему задачи.

Парламент не информировали о цели визита Штейна. О недальновидном сокрытии этого факта можно только сожалеть.

Помимо приостановления московских торговых переговоров прекращение политических контактов привело к тому, что Советский Союз отказался от одобрения пересмотра договора об Аландских островах, и этот вопрос полностью заморозили. Когда вопрос о пересмотре этого договора обсуждали в Лиге наций в мае 1939 года, советское правительство дало понять, что оно надеется на сохранение статус-кво на Аландах. В одном из выступлений 31 мая Молотов пошёл ещё дальше: если архипелаг будет инженерно укрепляться, сказал он, то у Советского Союза появится ещё большая причина принять в этом участие, чем у Швеции.

Когда Советский Союз выложил карты на стол, правительство Швеции заняло уклончивую позицию в вопросе о Стокгольмском плане. Многие наверняка догадывались, что само сопротивление Советского Союза демонстрировало, сколь обоснован на самом деле был этот замысел и сколь важным было бы его осуществление. Круги, близкие к премьер-министру Швеции, думали, однако, по-иному, и в июне шведское правительство отозвало из риксдага своё предложение, объяснив это тем, что вопрос будет рассмотрен на чрезвычайной сессии. Этим был нанесён смертельный удар по планам укрепления Аландских островов. Советский Союз испытал прочность сотрудничества северных стран и мог теперь делать из этого свои выводы.

Государственное руководство Финляндии не учло некие очень благодарные обстоятельства и тем самым утратило открывающуюся перед ним возможность. Для укрепления позиции Финляндии от надвигающейся бури было два естественных пути: с одной стороны, политическое и военное сотрудничество со Швецией, а с другой – такое сближение с Советским Союзом, которое уменьшило бы его подозрительность. С начала года в связи с общим обострением ситуации эта подозрительность стала ещё большей, когда Германия начала войну нервов с Польшей, а также захватила Чехословакию и Мемель.

Поведение нашего правительства, как представлялось, базировалось на вере в то, что цель внешней политики Финляндии может быть достигнута без таких уступок, и всё же условием сотрудничества Финляндии и Швеции явилось упрочение финско-советских отношений. Правительство могло бы попытаться, вступив в переговоры со Швецией, добиться согласия Советского Союза на первый шаг в развитии общей обороны северных стран, что, судя по всему, было бы предпосылкой некоторого успеха без очень больших пожертвований. Советское правительство в принципе, возможно, и не стало бы препятствовать ориентированию Финляндии на Скандинавию, как и осуществлению Стокгольмского плана, как заверяла посол СССР в Стокгольме госпожа Коллонтай. В переговорах о требованиях Советского Союза нам удалось устранить опаснейший момент – так называемую проблему военной взаимопомощи. Финское государственное руководство свободно могло предложить новые темы для переговоров, которые могли бы послужить делу укрепления нашей безопасности, например, новые формы солидарности между Швецией и Финляндией, и которые могло бы одобрить советское правительство. Опасно было терять время, поскольку период 1938—1939 годов был благоприятным для переговоров, но недолгим, ибо Советский Союз чувствовал, что западные страны отвернулись от него, а со стороны Германии исходила угроза. Но времени на ожидание у нас было, его хватало, чтобы руководство страны успело осознать, что свои позиции можно укрепить и с помощью уступок и что упрямый в конце концов проигрывает. Когда 4 мая 1939 года Литвинова сменил Молотов и Кремль приступил к секретным контактам с Германией, возможности Финляндии выскользнули у нас из рук.

То обстоятельство, что Финляндия в мае 1939 года отвергла, подобно Швеции и Норвегии, предложенный Германией пакт о ненападении, в глазах русских не являлось полноценной гарантией нашего нейтралитета. Это мероприятие лишь ухудшило прохладные отношения Финляндии с Германией. Едва ли можно было назвать целесообразным тот факт, что правительство уже несколько лет демонстративно подчёркивало свою антигерманскую позицию. По собственной причине мы оказались в ситуации, ограничивавшей свободу наших действий на внешнеполитической арене. Едва ли мы располагали резервами, чтобы можно было идти на обострение отношений как с Германией, так и с Советским Союзом. Я неоднократно подчёркивал это в беседах с руководством страны.

Но мне отвечали: если острова Финского залива и были бы переданы, русские осенью 1939 года выдвинули бы новые требования. Не хочу утверждать противного, но наша позиция была бы, несомненно, крепче, если бы мы в апреле 1939 года сумели правильно воспользоваться ситуацией, и, прежде всего, добились бы сотрудничества между Финляндией и Швецией на основе Стокгольмского плана. В этом случае Финляндия, пожалуй, не одна сидела бы в Кремле за столом переговоров, и можно полагать, что опытная шведская дипломатия могла бы оказать благоприятное воздействие на их ход.

Весной главными заботами совета обороны были Аландские острова и морская оборона. В правительство поступило предложение о выделении дополнительно 36 миллионов марок для решения насущных потребностей военно-морских сил. Далее был рассмотрен вопрос о пополнении ВМС личным составом, предложения по которому не успели передать в качестве приложения к первоначальному плану основных затрат. По инициативе совета обороны в ноябре 1938 года был сформирован специальный комитет для уточнения того, что в ближайшее время потребуется для ВМС, и первое его заключение, касающееся новых закупок для флота, уже было подготовлено. Следующая проблема, которую совет должен был рассмотреть, – это приведение в надлежащий порядок береговой артиллерии, и, наконец, последнее – строительство военно-морской базы в Пансио близ Турку. Новая программа строительства ВМС, рассчитанная на восемь лет, помимо упомянутого выше предусматривала строительство одного корабля прикрытия, четырёх миноносцев и двадцати четырёх торпедных катеров. Кроме того, был разработан альтернативный пятилетний план. Заключение по этим вопросам совет обороны передал правительству в мае 1939 года, но быстрое развитие событий не позволило полностью решить это дело до начала войны.

Весной 1939 года Финляндия, вынужденная развитием событий, превращавшим Балтийское море в «горячую точку» международной политики, намеревалась перебросить на Аланды свои первые воинские части. Ситуация представлялась столь опасной, что я предложил отложить демобилизацию того возрастного контингента, который должен был покинуть армию в апреле. Предложение было осуществлено лишь относительно Ууденманнского полка, который на короткое время был переведён на военное положение. Я просил правительство рассмотреть также вопрос о привлечении нескольких сот резервистов морской обороны на чрезвычайные учебные сборы, чтобы впоследствии можно было привести в боевую готовность линкоры береговой службы.

Однако не чувствовалось, что правительство в достаточной степени разделяет опасения военного руководства. В правительственных кругах считали, что у Германии, после Мюнхенских решений, нет больше повода проводить наступательную политику. Однако прошло немного времени, и на горизонте появились новые грозовые тучи, ясно говорившие о необоснованности такой доверчивости. 28 апреля 1939 года, в тот самый день, когда Германия предложила Финляндии подписать договор о ненападении, она отказалась от заключения договора с Англией о флоте и от договора о ненападении с Польшей. Поскольку Англия в апреле снова ввела у себя обязательную воинскую повинность, Италия напала на Албанию, а Германия и Италия в мае заключили военный союз, можно было быть почти полностью уверенным, что летом начнутся серьёзные конфликты.

Я пока не рассказывал о некоторых трениях, которые из года в год сильно влияли на работу совета обороны и которые являлись результатом неудовлетворительного взаимодействия председателя совета обороны и министра обороны – прежде всего в вопросах бюджета и выделения денежных средств. В течение 1937 года была израсходована уйма времени на рассмотрение плана, нацеленного на разделение функций и окончательное установление отношений между различными звеньями руководства оборонительным ведомством. В конце года после ряда компромиссов добились таких результатов, что на основе их, казалось, можно было бы достичь единства в действиях. Однако 4 января 1938 года на заседании совета обороны я был вынужден довести до сведения членов совета, что министр обороны Ниукканен по неизвестным мне причинам представил президенту проект постановления, изменив его важнейшие пункты, – это был тот самый проект, текст которого был уже согласован и с которым совет обороны ознакомился после внесения поправок. Результат многомесячных переговоров и усилий произвольно исказили, не проинформировав об этом военное руководство. 30 декабря президент утвердил постановление в том виде, в каком представил министр. Не характеризуя уже манеру поведения, которая, мягко говоря, была некорректной, это решение показало, насколько ещё не научились осознавать значение того факта, что военно-хозяйственной деятельностью следует руководить сообща, учитывая точку зрения высшего военного командования, иными словами, ею должны руководить профессионалы.

Весной 1939 года совет обороны снова был поставлен перед подобным фактом. Совет внёс предложение о выделении 476 миллионов марок на работы по укреплению Аландского архипелага. Эту сумму определил комитет, созданный в начале марта. Однако министр обороны, рекомендовал комитету сократить общую сумму до 400 миллионов, но комитет счёл невозможным настолько сократить ассигнование. Я лично информировал министра, почему в рамках предлагаемой им меньшей суммы невозможно удовлетворительно организовать оборону Аландских островов. Я даже в письменной форме просил министра обороны при рассмотрении этого вопроса на государственном совете доложить о той отличающейся точке зрения, которой придерживаюсь я и военное руководство. Не зная об этом, правительство по представлению министра обороны утвердило сумму в 400 миллионов марок, после чего предложение было передано в парламент как якобы одобренное военными экспертами.

Самым опасным пунктом было то, что из запланированной батареи тяжёлых орудий на острове Логшер, которую совет обороны предложил в составе двух орудийных башен, исключили одну и что число орудий, предназначенное для каждой манёвренной батареи, также уменьшили на одно. Предложение о двух орудийных башнях было полностью обоснованным, учитывая выступающее расположение Логшера и его исключительно важную роль в закрытии доступа в Ботнический залив. Поскольку этому форту невозможно было оказать огневую поддержку с других укрепрайонов, его следовало сделать по возможности мощным. Сокращение его силы наполовину грозило ростом трудностей для морских путей и увеличением опасности высадки морского десанта. Манёвренные батареи должны были быть сильными уже потому, что содействие Швеции в обороне Аландских островов, согласно договору между правительствами Финляндии и Швеции, было весьма условным, и можно было считать, что оборона архипелага – дело одной Финляндии. Таким образом, о суммах, предполагаемых планом, торговаться было нельзя.

Я терпеливо приспосабливался к искажениям и торможению, с которыми многие годы сталкивались мои предложения и мероприятия. В связи с порождавшим беспокойство военно-политическим развитием я был вынужден признать, что, если так будет продолжаться дальше, моё положение станет невыносимым. По этой причине 16 июня 1939 года я направил президенту республики письмо следующего содержания:

«Тревожная военно-политическая ситуация, существующая ныне, требует не только объединения народа, но также того, чтобы высокие официальные лица, которые несут ответственность за оборону страны, были единодушны в понимании неизбежности ряда мероприятий, их масштабности и срочности проведения.

Такое отношение и годами проявлявшееся нежелание признать реальными часто даже крайне необходимые потребности оборонного ведомства привели к тому, что на множество предложений даже внимания не обращают или, в лучшем случае, по ним осуществляют лишь частичные мероприятия.

Каждый гражданин Финляндии обладает неотъемлемым правом требовать, чтобы наши вооружённые силы по качеству, подготовке и вооружению находились на таком же уровне, как и армия предполагаемого противника. Для достижения этого, безусловно, требуются эффективные мероприятия, несмотря на то что осуществление их в настоящий момент ляжет на страну более тяжёлым бременем, чем раньше.

Поскольку я убедился, особенно в самое последнее время, что в этом вопросе невозможно добиться единого мнения в среде высших чиновников, то не считаю больше возможным нести ответственность за обороноспособность государства. В связи с тем, что моё дальнейшее пребывание на посту председателя совета обороны может породить в обществе мнение, будто бы я одобряю те недостаточные мероприятия, осуществление которых уже началось, а также породить у многих убаюкивающее чувство необоснованной безопасности, почтительно прошу освободить меня от этой должности».

Это обращение было встречено с огромным интересом и вызвало многочисленные отклики в отечественной и зарубежной прессе. В связи с мощной реакцией общественного мнения и беспокойством, которое было высказано относительно нашей обороноспособности, правительство, наконец, посчитало необходимым приступить к мероприятиям по изменению постановления, принятого 30 декабря 1937 года за спиной совета обороны.

27 июня 1939 года государственный совет своим постановлением дал новые указания о выполнении вышеуказанного постановления. Эти указания давали необходимые гарантии того, что вопросы, касающиеся обороноспособности страны, в дальнейшем недопустимо решать без учёта мнения совета обороны. Учитывая это, я счёл возможным согласиться с многочисленными просьбами и отозвал своё заявление об отставке. Официально решение государственного совета содержало в себе следующие нововведения: докладчика, выступающего от имени министерства обороны, обязали по всем вопросам обороноспособности, ещё до принятия решения по ним, получить заключение председателя совета обороны, а также излагать все инициативы председателя совета обороны по таким проблемам в неизменном виде; если будет установлено, что определённые вопросы по каким-либо, не только военным, причинам невозможно решить в соответствии с инструкциями председателя совета обороны, дело следует вернуть ему и запросить новых разъяснений; если же мнения председателя совета обороны и официального докладчика расходятся, то при рассмотрении проблемы следует информировать государственный совет и об иной точке зрения.