О проблемах языка и мышления

Текст добавлен: 6 мая 2017, 11:00

Текст книги "О проблемах языка и мышления"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Иосиф Сталин (Джугашвили),Фридрих Энгельс,Владимир Ленин,Георгий Плеханов,Николай Марр,Поль ЛаФарг

Жанр:

Философия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

Назад к карточке книги

3. Язык и общественная среда

165

Человек есть в самом буквальном смысле zoon politikon, не только общественное животное, но животное, которое только в обществе и может объединиться. Производство обособленных личностей вне общества, – возможное, как редкое исключение, для цивилизованного человека, случайно заброшенного в необитаемую местность и динамически уже в себе самом носящего общественные силы, – такая же бессмыслица, как развитие языка без совместно живущих и друг с другом говорящих индивидов.

…Таким образом, если речь идет о производстве, то всегда о производстве на определенной ступени общественного развития – о производстве общественных индивидов. …Производство вообще это – абстракция, но абстракция, имеющая смысл, поскольку она действительно выдвигает общее, фиксирует его и тем избавляет нас от повторений. Однако это общее и сходное, выделенное путем сравнения, само является многократно расчлененным и содержит в себе различные определения. Одни относятся ко всем эпохам, другие – общи лишь некоторым. Одни определения являются общими для современной и для древнейшей эпохи. Без них совершенно невозможно мыслить себе производство; однако, хотя наиболее развитые языки имеют законы и определения, общие с наименее развитыми языками, но именно отличие их от этого всеобщего и общего и есть то, что образует их развитие.

►(К. Маркс. К критике политической экономии, 16 – 17. 1932 г. // 12, 710 – 711.)

166

Люди сопоставляют продукты своего труда как стоимости не потому, что эти вещи являются для них лишь вещественными оболочками однородного человеческого труда. Наоборот. Приравнивая друг к другу в обмене разнородные продукты как стоимости, они тем самым приравнивают друг другу свои различные работы как человеческий труд вообще. Они не сознают этого, но они это делают. Таким образом у стоимости не написано на лбу, что она такое. Более того, стоимость превращает каждый продукт труда в таинственный общественный иероглиф. Впоследствии люди стараются разгадать смысл этого иероглифа, проникнуть в тайну своего собственного общественного продукта, потому что определение предметов потребления как стоимостей есть общественный продукт людей не в меньшей степени, чем, например, язык.

►(К. Маркс. Капитал, I, 32. Изд. 8-е // 23, 84.)

167

«Если приходится вступать в соглашение и в словесное общение, то Я, разумеется, могу воспользоваться только человеческими средствами, которые находятся в Моем распоряжении, поскольку Я являюсь вместе с тем человеком» (т.е. экземпляром рода).

Таким образом, язык здесь рассматривается как продукт рода. Однако тем, что Санчо [Макс Штирнер] говорит по-немецки, а не по-французски, он обязан вовсе не роду, а обстоятельствам. Впрочем, в любом современном развитом языке первоначально самобытная речь возвысилась до национального языка отчасти благодаря историческому развитию языка из готового материала, как в романских и германских языках, отчасти благодаря скрещиванию и смешению наций, как в английском, отчасти благодаря концентрации диалектов в единый национальный язык, обусловленной экономической и политической концентрацией. Само собою разумеется, что в свое время индивиды целиком возьмут под свой контроль и этот продукт рода.

►(К. Маркс и Ф. Энгельс. Немецкая идеология. – Соч., IV, 414. 1933 г. // 3, 427.)

168

…вместе с разделением труда дано и противоречие между интересом отдельного индивида или отдельной семьи и общим интересом всех индивидов, находящихся в общении друг с другом; притом этот общий интерес существует не только в представлении, как «всеобщее», а прежде всего в действительности в качестве взаимной зависимости индивидов, между которыми разделен труд… Именно благодаря этому противоречию между частным и общим интересом последний, в виде государства, принимает самостоятельную форму, оторванную от действительных – отдельных и совместных – интересов и вместе с тем форму иллюзорной общности. Но это всегда совершается на реальной основе имеющихся в каждом семейном или племенном конгломерате связей по плоти и крови, по языку, по разделению труда в более широком масштабе и по иным интересам, в особенности, – как мы выясним в дальнейшем, – на основе интересов, уже обусловленных разделением труда, классов, которые обособляются в каждой такой людской совокупности и из которых один господствует над всеми другими.

►(Там же, 23 – 24 // 3, 31 – 32.)

169

…Стоимость железа, холста, пшеницы и т.д. существует, хотя и невидимо, в самих вещах; она выражается в их равенстве с золотом, в их отношении к золоту, в отношении, которое, так сказать, лишь предчувствуется ими. Хранителю товаров приходится поэтому отдать в их распоряжение свой язык или навесить на них бумажные билетики, чтобы поведать внешнему миру их цены.

►(К. Маркс. Капитал, I, 50. Изд. 8-е // 23, 105.)

170

Мы видим, что все то, что раньше сказал нам анализ товарной стоимости, рассказывает сам холст, раз он вступает в общение с другим товаром, с сюртуком. Он только выражает свои мысли на единственно доступном ему языке, на товарном языке. Чтобы высказать, что труд как абстрактное качество человеческого труда образует его собственную стоимость, он говорит, что сюртук, поскольку он равен ему и, следовательно, есть стоимость, состоит из того же самого труда, как он, холст. Чтобы высказать, что возвышенная субстанция его стоимости отлична от его жесткого тела, он говорит, что стоимость имеет вид сюртука, и что сам он, как воплощение стоимости, похож поэтому, как две капли воды, на сюртук. Заметим мимоходом, что товарный язык, кроме еврейского, имеет немало других более или менее выработанных наречий. Немецкое «Werthsein» выражает, например, менее отчетливо, чем романский глагол valere, valer, valoire тот факт, что приравнение товаров В к товару А есть выражение собственной стоимости товара A. Paris vaut bien une messe. [Париж, конечно, стоит мессы].

►(Там же, 15 // 23, 61 – 62.)

171

Как деньги развиваются в мировые деньги, так товаровладелец развивается в космополита. Космополитическое отношение людей между собой является первоначально только отношением их как товаровладельцев. Для товара самого по себе и для себя не существует ни религиозных, ни политических, ни национальных границ, ни границ языка. Его всеобщий язык – цена, а его общая сущность – деньги. Но вместе с развитием мировых денег в противоположность национальной монете развивается космополитизм товаровладельца как вера в практический разум, в противоположность наследственным, религиозным, национальным и другим предрассудкам, препятствующим обмену веществ среди человечества. Если то же самое золото, высадившись в Англии в форме американских eagles, становится совереном, а через три дня в Париже делается наполеондором, а через несколько недель, очутившись в Венеции, превращается в дукат и при этом сохраняет однако постоянно одну и ту же стоимость, то товаровладельцу становится ясным, что национальность – is but the guinea’s stamp (только печать гинеи) . Высшая идея, в которую для него превращается весь мир, это идея рынка, мирового рынка.

►(К. Маркс. К критике политической экономии, 170. 1932 г. // 13, 164.)

172

Таким образом, денежная система в штирнеровском Союзе есть попросту существующая ныне денежная система, выраженная только на прикрашивающем и идиллически-мечтательном языке немецкого мелкого буржуа.

►(К. Маркс и Ф. Энгельс. Немецкая идеология. – Соч., IV, 384. 1933 г. // 3, 397.)

173

Мы делаем свою историю сами, но, во-первых, мы делаем ее при весьма определенных предпосылках и условиях. Среди них экономические являются в конечном свете решающими. Но и политические условия и т.д., даже традиции, живущие в головах людей, играют известную роль, хотя и не решающую. Прусское государство возникло и развилось благодаря историческим и, в конечном счете, экономическим причинам. Но едва ли можно, не сделавшись педантом, утверждать, что среди множества мелких государств Северной Германии именно Бранденбург был предназначен для роли великой державы, в которой воплотились экономические различия, различия в языке, а со времени реформации и религиозные различия между севером и югом, причем это было предопределено именно только экономической необходимостью, а другие моменты не оказывали также влияния (главным образом то обстоятельство, что Бранденбург, благодаря обладанию Пруссией, был втянут в польские дела и через это в международные политические отношения, которые явились решающими также и при образовании могущества Австрийского дома). Едва ли удастся кому-нибудь, не сделавшись смешным, объяснить экономически существование каждого маленького немецкого государства в прошлом и в настоящее время или объяснить экономически происхождение верхне-немецких изменений гласных, которое разделяет Германию (в отношении диалекта) на две половины, что усиливается еще географически цепью гор от Судетов до Таунуса.

►(Ф. Энгельс. Письмо И. Блоху 21/IX 1890 г. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Письма, 375 – 376. 1932 г. // 37, 395.)

174

62. Язык богаче в неразвитом, первобытном состоянии народов, – язык беднеет с цивилизацией и образованием грамматики.

►(В.И. Ленин. – Ленинск. сборн., XI, 155. Выписка из Гегеля с знаком вопроса на полях рукописи // 29, 283.)

4. Развитие языка

[29]29
Об отражении особенностей классового общества в развитии языка см. отд. I, гл. 5.

[Закрыть]

175

Поляризация. Еще Я. Гримм был твердо убежден в том, что всякое немецкое наречие должно быть либо верхне-немецким, либо нижне-немецким. При этом он совершенно не нашел места для франкского наречия. Так как письменный франкский язык позднейшей Каролингской эпохи был верхне-немецким (верхне-немецкий перебой согласных затронул франкский юго-восток), то франкский язык, по его взглядам, в одних местах растворился в древне-верхне-немецком, а в других – во французском. При этом оставалось совершенно непонятным, откуда же попал нидерландский язык в старо-салические области. Лишь после смерти Гримма был снова открыт франкский язык: салический язык в своем обновленном виде в качестве нидерландского, рипуарский язык, – в среднем и верхне-рейнских наречиях, которые отчасти сместились в различной степени в сторону верхне-немецкого, а отчасти остались нижне-немецкими, так что франкский язык представляет собой наречие, которое является как верхне-немецким, так и нижне-немецким.

►(Ф. Энгельс. Диалектика природы. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., XIV, 445 – 446. 1931 г. // 20, 532.)

176

Меня очень заинтересовало, что из проводимых им [Тьерри в его сочинении «История образования и развития третьего сословия», 1853 г.] документов видно, что слово catalla, capitalia (капитал) входит в употребление вместе с появлением городских коммун.

►(К. Маркс. Письмо Ф. Энгельсу 27/VII 1854 г. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Письма, 83. 1932 г. // 28, 322.)

177

…Кроме римского права, знакомого теперь даже в Англии каждому юристу, – его юридические знания ограничиваются исключительно прусским земским правом, этим кодексом просвещенного патриархального деспотизма, который написан на таком немецком языке, точно по нему учился господин Дюринг немецкому языку, и который со своими моральными изречениями, своей юридической неопределенностью и бессодержательностью, своими варварскими мерами наказания – вроде палочных ударов – относится целиком еще к дореволюционной эпохе.

►(Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., XIV, 112. 1931 г. // 20, 114 – 115.)

178

Вчера читал я во французском переводе главу о фабричном законодательстве. При всем почтении к искусству, с которым эта глава переведена на изящный французский язык, мне все же жалко прекрасной главы. Сила, сочность и жизнь – все пошло к черту. Возможность для писателя изящно выражать свои мысли покупается за счет кастрации языка. На этом современном скованном правилами французском языке становится все более невозможно высказывать мысли. Перестановка предложений, к которой принуждают правила педантичной формальной логики, отнимает у изложения всякую яркость, всякую живость. Я счел бы большой ошибкой положить в основу при английском переводе французский перевод. На английском языке нет необходимости смягчать силу выражения оригинала; что неизбежно будет утрачено в части действительно диалектического изложения некоторых мест, будет в других отношениях возмещено большей силой и лаконичностью английского языка.

►(Ф. Энгельс. Письмо К. Марксу 29/XI 1873 г. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., XXIV, 423. 1931 г. // 33, 81 – 82.)

179

Курьезно, что западные фризы теперь частью произносят как раз так, как англичане пишут, например, great, hearre [слышать] и т.д. Но в большинстве случаев это случайно и недавнего происхождения, так как формы старофризского языка той же местности большею частью совсем иные.

►(Ф. Энгельс. Письмо К. Марксу 28/III 1869 г. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., XXIV, 180 – 181. 1931 г. // 32, 229.)

180

Английский язык «никуда не годен» – совершенно романизирован. Я утешил его [речь идет об Э. Бауэре. Ред.] тем, что голландцы и датчане говорят то же самое о немецком языке и что исландцы являются единственными истыми германцами, не затронутыми южной иностранщиной.

►(К. Маркс. Письмо Ф. Энгельсу 14/IX 1855 г. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Письма, 87. 1932 г. // 28, 389. Насмешливое замечание К. Маркса о представлении о языках посетившего его Э. Бауэра. Ред.)

181

Русский язык прогрессирует в сторону английского – нэпо, – ком, – проф, – сов, – рабкооп.

►(В.И. Ленин. План к статье «Заметки публициста», относ. к 1922 г. – Соч., XXVII, 525 // 44, 503.)

182

Мы живем в такое время, когда целый ряд элементарнейших основных явлений капитализма воскрешен. Взять хотя бы крах транспорта, который мы так хорошо или, вернее, так плохо на себе испытываем. Это ведь есть и в других странах, даже в странах победительницах. А что значит крах транспорта в империалистической системе? Возвращение к самым первоначальным формам товарного производства. Мы знаем хорошо, что такое мешечники. Это слово до сих пор иностранцам непонятно. А теперь приехавшие на съезд III Интернационала товарищи рассказывают, что начинают зарождаться подобные слова в Германии и даже в Швейцарии. Эту категорию вы не подведете ни под какую диктатуру пролетариата, а должны будете вернуться к низам капиталистического общества и товарного производства.

►(В.И. Ленин. Доклад о партийной программе VIII съезду РКП(б). – Соч., XXIV, 132 // 38, 153.)

183

Как редкость, пришел к нам один номер итальянской газеты «Avanti!» («Вперед»), органа Итальянской социалистической партии, которая участвовала в Циммервальде, боролась против войны и которая теперь постановила, что на съезд желтых в Берне, на съезд старого Интернационала, где участвуют люди, вместе со своими правительством помогавшие затягивать эту преступную войну, она идти отказывается. До сих пор газета «Avanti!» выходила под строгой цензурой. Но вот в этом номере, случайно попавшем к нам, я читаю корреспонденцию из партийной жизни какого-то местечка Кавриаго, – должно быть большого захолустья, потому что его нельзя найти на карте, – и оказывается, что собравшиеся там рабочие принимают резолюцию, выражающую сочувствие их газете за ее непримиримость, и заявляют, что они одобряют немецких спартаковцев, – а дальше идут слова, которые, хотя написаны по-итальянски, но понятны во всем мире: «Sovietisti russi», – приветствуют русских «советистов» и выражают пожелание, чтобы программа русских и немецких революционеров была принята во всем мире и послужила к тому, чтобы довести до конца борьбу против буржуазии и военного господства. И вот, когда читаешь такую резолюцию из какого-то итальянского Пошехонья, тогда можешь с полным правом сказать себе: итальянские массы за нас, итальянские массы поняли, чтó такое русские «советисты», чтó такое программа русских «советистов» и германских спартаковцев. А у нас тогда и не было такой программы!

…Советское движение, товарищи, вот та форма, которая в России была завоевана, которая теперь во всем мире распространяется, которая одним своим названием дает рабочим целую программу.

►(В.И. Ленин. Об основании Коммунистического Интернационала. – Там же, 29 // 37, 517 – 518.)

184

Мы достигли того, что слово «Совет» стало понятным на всех языках. Массы поняли, что их спасение в рабоче-крестьянской власти, в Советах. Вот почему в Москве, на съезде III Интернационала, нам так легко было достигнуть соглашения. В самых глухих углах, в каком-нибудь итальянском Пошехонье, собираются батраки и рабочие и заявляют: мы приветствуем германских спартаковцев и русских «советистов» и требуем, чтобы их программа стала программой рабочих всего мира.

►(В.И. Ленин. Речь на митинге в Народном доме в Петрограде 13/III 1919 г. – Там же, 49 // 38, 37.)

185

Рабочие массы и Парижа, и Лондона, и Нью-Йорка перевели слово «Совет» на свои языки, сделали это слово понятным для каждого рабочего, зная, что старой буржуазной республикой помочь нельзя, что помочь может только рабочая власть.

►(В.И. Ленин. Успехи и трудности советской власти. – Там же, 77 // 38, 71 – 72.)

186

Первый раз в мире власть государства построена у нас в России таким образом, что только рабочие, только трудящиеся крестьяне, исключая эксплуататоров, составляют массовые организации – Советы, и этим Советам передается вся государственная власть. Вот почему, как ни клевещут представители буржуазии во всех странах, а везде в мире слово «Совет» стало не только понятным, стало популярным, стало любимым для рабочих, для всех трудящихся.

►(В.И. Ленин. Что такое советская власть. – Там же, 201 // 38, 238.)

187

Наша революция теперь, всего через полтора года господства большевистской власти, добилась того, что новая государственная организация, которую она создала, советская организация стала понятной, знакомой, популярной рабочим всего мира, стала своей для них…

Теперь во всех странах слово «большевики», слово «Совет» перестало быть чудаческим выражением, каким было недавно, вроде слова «боксер», которое мы повторяли, не понимая. Слово «большевик» и слово «Совет» повторяется теперь на всех языках мира.

►(В.И. Ленин. Об обмане народа лозунгами свободы и равенства. – Там же, 305 и 306 // 38, 368 и 370.)

188

Может быть, будет у нас общая программа, когда создастся всемирная Советская республика, до тех же пор мы наверное напишем еще несколько программ. А писать их сейчас, когда существует только одна Советская республика на месте старой Российской империи, было бы преждевременно. Даже Финляндия, которая, несомненно, идет к Советской республике, еще не осуществила ее, – Финляндия, которая отличается от всех остальных народов, населявших прежнюю Российскую империю, большой культурностью. Так что претендовать сейчас на то, чтобы дать в программе выражение законченного процесса, было бы величайшей ошибкой. Это было бы похоже на то, как если бы мы сейчас в программе выставили всемирный Совнархоз. А между тем к этому уродливому слову «Совнархоз» мы сами еще не сумели привыкнуть, с иностранцами же, говорят, бывают случаи, когда они ищут в справочнике, нет ли такой станции. (Смех.) Эти слова мы не можем декретировать всему миру.

►(В.И. Ленин. Заключительное слово по докладу о партийной программе VIII съезду РКП(б). – Там же, 150 // 38, 176 – 177.)

189

Посмотрите, как распространяются во всем мире наши уродливые слова, вроде слова «большевизм». Несмотря на то, что мы называемся партией коммунистической, что название «коммунист» является научным, общеевропейским, оно в Европе и в других странах меньше распространено, чем слово «большевик». Наше русское слово «Совет» – одно из самых распространенных, оно даже не переводится на другие языки, а везде произносится по-русски.

►(В.И. Ленин. Речь на торжественном заседании Моск. совета, посв. годовщине III Интернационала. – Соч., XXV, 72 // 40, 204 – 205.)

190

Абстрактное тождество и его антитеза, различие, уместны только в математике – абстрактной науке, занимающейся умственными построениями, хотя бы и являющимися отражениями реальности, – но и здесь оно постоянно снимается. Hegel. Enz., I, стр. 235. Факт, что тожество содержит в себе различие, выражен в каждом предложении, где сказуемое неизбежно отлично от подлежащего. Лилия есть растение, роза красна: здесь либо в подлежащем, либо в сказуемом имеется нечто такое, что не покрывается сказуемым или подлежащим. Hegel, Enz., I, стр. 231. Само собой разумеется, что тожество с собою имеет уже заранее необходимым дополнением отличие от всего прочего.

►(Ф. Энгельс. Диалектика природы. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., XIV, 398 – 399. 1931 г. // 20, 529 – 530.)

191

Таков же д[олжен] б[ыть] метод изложения (resp[ective]) изучения диал[екти]ки вообще, ибо диал[екти]ка б[уржуа]з[ного] о[бщества] у M[ar]xa есть лишь частный случай диалектики. Начать с самого простого, обычного, массовидного etc., с предложения любого: листья дерева зелены; Иван есть человек; Жучка есть собака и т.п. Уже здесь (к[а]к гениально заметил Гегель) есть диал[екти]ка: отдельное есть общее (cp. Aristoteles. Metaphysik, пер[евод] Швеглера, Bd. II, S. 403, Buch. 4, Capitel 8 – 9: «denn natürlich kann man nicht der Meinung sein, dass es en Haus – дом вообще – gebe ausser den sichtbaren Häusern», «ου γαρ αν θειημεν ειναι τινα οικιαν παρα ιας τινας οικιας». Значит, противоположности (отдельное противоположно общему) тождественны: отдельное не существует иначе как в той связи, к[ото]рая ведет к общему. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Всякое общее есть (частичка или сторона, или сущность) отдельного. Всякое общее лишь приблизительно охватывает все отдельные предметы. Всякое отдельное неполно входит в общее и т.д. и т.д. Всякое отдельное тысячами переходов связано с другого рода отдельными (вещами, явлениями, процессами). И т.д. Уже здесь есть элементы, зачатки, понятия необходимости, объект[ивной] связи природы etc. Случайное и необходимое, явление и сущность имеются уже здесь, ибо говоря: Иван есть ч[елове]к, Жучка есть соб[ака], это есть лист дерева и т.д., мы отбрасываем ряд признаков, к[а]к случайные, мы отделяем существенное от являющегося и противополагаем одно другому.

Так[им] образом в любом предложении можно (и должно) как в «ячейке» («клеточке»), вскрыть зачатки всех эл[емен]тов диал[екти]ки, показав так[им] обр[азом], что всему познанию ч[елове]ка вообще свойственна диал[екти]ка.

►(В.И. Ленин. – Ленинск. сборн., XII, 324 – 325 // 29, 318 – 321.)

192

Насчет «Современника». Читаю сегодня в «Речи» содержание 1-ой книжки и ругаюсь, ругаюсь. Водовозов о Муромцеве… Колосов о Михайловском, Лопатин «Не наши» и т.д. Как тут не ругаться? А Вы еще точно дразните: «реализм, демократия, активность».

Вы думаете, это – хорошие слова? Слова скверные, всеми буржуазными ловкачами на свете используемые, от кадетов и эсеров у нас до Бриана или Мильерана здесь [во Франции. Ред.], Ллойд-Джорджа в Англии и т.д. И слова скверные, надутые и содержание обещается эсеровски-кадетское. Нехорошо… …Есть капитализм и капитализм. Есть черносотенно-октябристский капитализм и народнический, реалистический, демократический, «активности» полный капитализм. Чем больше мы будем обличать перед рабочими капитализм за «жадность» и «жестокость», тем труднее держаться капитализму первого сорта, тем обязательнее переход его в капитализм второго сорта. А это нам на руку, это пролетариату на руку.

Думаете, что я в противоречие впал? В начале письма находил слова «реализм, демократия, активность» скверными, а теперь нахожу хорошими? Нет тут противоречия: для пролетария скверно, для буржуа хорошо.