Текст книги "Собрание сочинений, том 16"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 56 страниц)

Рассмотрим теперь этот особенный товар – рабочую силу. Подобно всем другим товарам, рабочая сила обладает меновой стоимостью; эта стоимость определяется таким же способом, как и стоимость всех других товаров: рабочим временем, необходимым для ее производства и воспроизводства. Стоимость рабочей силы равна стоимости жизненных средств, необходимых для поддержания ее владельца в нормальном состоянии трудоспособности. Эти жизненные средства регулируются климатом и другими естественными условиями и уровнем жизни, исторически установившимся в каждой стране. Они изменяются, но для данной страны, для данной эпохи они – величина данная. Кроме того, они включают и жизненные средства для заместителей изнашивающихся рабочих, для их детей, чтобы этот особый вид товаровладельцев мог увековечить себя. Они включают, наконец, для квалифицированного труда затраты на обучение.

Минимальная граница стоимости рабочей силы есть стоимость физически абсолютно необходимых жизненных средств.

Если цена рабочей силы падает до этого минимума, то она падает ниже ее стоимости, так как последняя предполагает рабочую силу нормального качества, а не неполноценную.

Из характера труда очевидно, что рабочая сила употребляется только после того, как она была продана, и во всех странах с капиталистическим способом производства труд оплачивается лишь после того, как он совершен. Таким образом, везде рабочий предоставляет кредит капиталисту. Г-н Маркс приводит из парламентских документов некоторые интересные примеры на этот счет; для ознакомления с ними мы отсылаем читателя к самой книге.

Потребляя рабочую силу, ее покупатель производит одновременно товары и прибавочную стоимость, но, чтобы рассмотреть этот процесс, мы должны оставить сферу обращения и перейти в сферу производства.

Здесь мы прежде всего находим, что процесс труда имеет двойственный характер. С одной стороны, это простой процесс производства потребительных стоимостей; как таковой он может и должен иметь место при всех исторических формах существования общества. С другой стороны, это процесс, совершающийся, как уже было указано ранее, при специфических условиях капиталистического производства. Это нам предстоит теперь исследовать.

Процесс труда на капиталистической основе имеет дне особенности. Во-первых, рабочий работает под контролем капиталиста, который следит за тем, чтобы ничего не растрачивалось зря и чтобы на каждый индивидуальный продукт труда затрачивалось не больше, чем общественно необходимое количество труда. Во-вторых, продукт составляет собственность капиталиста, так как процесс труда совершается между двумя вещами, принадлежащими капиталисту: рабочей силой и средствами труда.

Капиталиста потребительная стоимость интересует лишь в той мере, в какой она является воплощением меновой стоимости и особенно прибавочной стоимости. Его цель – произвести товар, имеющий большую стоимость, чем сумма стоимости, вложенная в его производство. Но каким образом это может быть сделано?

Возьмем какой-нибудь товар, например хлопчатобумажную пряжу, и рассмотрим количество труда, заключающееся в нем. Предположим, что для производства 10 ф. пряжи требуется 10 ф. хлопка стоимостью в 10 шиллингов (отходы не принимаем во внимание). Затем требуются известные средства труда: паровая машина, чесальные и другие машины, уголь, смазочные вещества и т. д. Для простоты мы назовем все это «веретенами» и предположим, что стоимость износа, угля и т. д., требующаяся для прядения 10 ф. пряжи, равна 2 шиллингам. Таким образом, мы имеем на 10 шилл. хлопка + на 2 шилл. веретен = 12 шиллингам. Если 12 шилл. представляют продукт 24 рабочих часов, или двух рабочих дней, тогда хлопок и веретена в пряже воплощают труд двух рабочих дней. Сколько же прибавилось в процессе прядения?

Предположим, что per diem [дневная. Ред.] стоимость рабочей силы составляет 3 шилл. и что в этих 3 шилл. представлен шестичасовой труд. Предположим далее, что необходимо шесть часов, для того чтобы один рабочий выпрял 10 ф. пряжи. В таком случае 3 шилл. прибавлены к продукту трудом; стоимость 10 ф. пряжи равна 15 шилл., или 1 шилл. 6 пенсам за фунт.

Этот процесс чрезвычайно прост, но он не дает прибавочной стоимости. И не может дать, так как в капиталистическом производстве дело не происходит так просто.

«Присмотримся к делу поближе. Per diem стоимость рабочей силы составляла 3 шилл., потому что в ней самой овеществлена половина рабочего дня… То обстоятельство, что для поддержания жизни рабочего в течение 24 часов достаточно половины рабочего дня, нисколько не препятствует тому, чтобы рабочий работал целый день. Следовательно, стоимость рабочей силы и стоимость, создаваемая в процессе ее потребления, суть две различные величины. Капиталист, покупая рабочую силу, имел в виду это различие стоимости. Ее полезное свойство, ее способность производить пряжу или сапоги, было только conditio sine qua non [необходимым условием. Ред.], потому что для создания стоимости необходимо затратить труд в полезной форме. Но решающее значение имела специфическая потребительная стоимость этого товара, его свойство быть источником стоимости, притом большей стоимости, чем имеет он сам. Это – та специфическая услуга, которой ожидает от него капиталист. И он действует при этом соответственно вечным законам товарного обмена. В самом деле, продавец рабочей силы, подобно продавцу всякого другого товара, реализует ее меновую стоимость и отчуждает ее потребительную стоимость. Он не может получить первой, не отдавая второй. Потребительная стоимость рабочей силы, самый труд, так же не принадлежит ее продавцу, как потребительная стоимость проданного масла – торговцу маслом. Владелец денег оплатил per diem стоимость рабочей силы, поэтому ему принадлежит потребление ее в течение дня, дневной труд. То обстоятельство, что дневное содержание рабочей силы стоит только половину рабочего дня, между тем как рабочая сила может действовать, работать целый день, что поэтому стоимость, создаваемая потреблением рабочей силы в течение одного дня, вдвое больше, чем ее собственная дневная стоимость, есть лишь особое счастье для покупателя, но не составляет никакой несправедливости по отношению к продавцу.

Итак, рабочий, работая 12 часов, изготовляет 20 ф. пряжи, в которых представлено на 20 шилл. хлопка, на 4 шилл. веретен и т. д., и труд его стоит 3 шилл., то есть всего 27 шиллингов. Но если 10 ф. хлопка впитывали 6 рабочих часов, то 20 ф. хлопка впитали 12 рабочих часов, равных 6 шиллингам. В этих 20 ф. пряжи теперь овеществлено 5 рабочих дней: 4 в потребленном количестве хлопка и веретен, 1 впитан хлопком в процессе прядения. Но денежное выражение 5 рабочих дней есть 30 шиллингов. Это и есть, следовательно, цена 20 ф. пряжи. Фунт пряжи по-прежнему стоит 1 шилл. 6 пенсов. Но сумма стоимостей товаров, брошенных в процесс, составляла 27 шиллингов. Стоимость продукта возросла на 1/₉ по сравнению с авансированной на его производство стоимостью. Таким образом 27 шилл. превратились в 30 шиллингов. Они принесли прибавочную стоимость в 3 шиллинга. Наконец фокус удался. Деньги превратились в капитал.

Все условия проблемы соблюдены, и законы товарного обмена нисколько не нарушены. Эквивалент обменивался на эквивалент. Капиталист как покупатель оплачивал каждый товар – хлопок, веретена, рабочую силу – по его стоимости. Потом он сделал то, что делает всякий другой покупатель товаров. Он потребил их потребительную стоимость. Процесс потребления рабочей силы, который является в то же время и процессом производства товара, дал продукт, 20 ф. пряжи, стоимостью в 30 шиллингов. Теперь капиталист возвращается на рынок и продает товар. Он продает фунт пряжи по 1 шилл. 6 пенсов, ни на грош не дороже и не дешевле его стоимости. И, тем не менее, он извлекает из обращения на 3 шилл. больше, чем первоначально бросил в него. Весь этот процесс, превращение его денег в капитал, совершается в сфере обращения и совершается не в ней. При посредстве обращения – потому что он обусловливается куплей рабочей силы на товарном рынке. Не в обращении – потому что последнее только подготовляет процесс увеличения стоимости, совершается же он в сфере производства. Таким образом,

«tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles» [ «все к лучшему в этом лучшем из миров» (Вольтер, «Кандид»). Ред.]» [204–206].

От изложения способа производства прибавочной стоимости г-н Маркс переходит к ее анализу. Из предыдущего очевидно, что только одна часть вложенного в производственное предприятие капитала непосредственно участвует в создании прибавочной стоимости, а именно капитал, авансированный на покупку рабочей силы. Только эта часть производит новую стоимость; капитал, вложенный в машины, сырье, уголь и т. д., правда, вновь появляется pro tanto [соответствующей долей. Ред.]в стоимости продукта, он сохраняется и воспроизводится, но из него не получается прибавочной стоимости. Это побуждает г-на Маркса предложить новое разделение капитала: на постоянный капитал – тот, который только воспроизводится: часть, вложенная в машины, сырье и все другие элементы, необходимые для процесса труда, – и переменный капитал, – тот, который не только воспроизводится, но который в то же самое время является непосредственным источником прибавочной стоимости: часть, которая затрачена на покупку рабочей силы, на заработную плату. Отсюда ясно, что, как бы ни был необходим постоянный капитал для производства прибавочной стоимости, он, однако, не участвует в нем непосредственно, и, кроме того, величина вложенного в производство постоянного капитала не имеет ни малейшего влияния на величину прибавочной стоимости, производимой в данной отрасли [Мы должны здесь заметить, что прибавочная стоимость отнюдь не тождественна с прибылью.]. Следовательно, постоянный капитал не должен быть принят во внимание при установлении нормы прибавочной стоимости. Последняя может быть определена только путем сопоставления величины прибавочной стоимости с величиной капитала, непосредственно участвующего в создании ее, то есть с величиной переменного капитала. Г-н Маркс поэтому определяет норму прибавочной стоимости как отношение прибавочной стоимости только к переменному капиталу: если дневная цена труда равна 3 шилл., а ежедневно создаваемая прибавочная стоимость также равна 3 шилл., тогда норма прибавочной стоимости равна 100 %. До каких курьезов можно дойти, если считать, как это обычно принято, постоянный капитал активным фактором в производстве прибавочной стоимости, можно видеть на примере г-на Н. У. Сениора, «когда этот оксфордский профессор, известный своими экономическими познаниями и своим прекрасным стилем, был вызван в 1836 г. в Манчестер, чтобы поучиться здесь политической экономии (у бумагопрядильных фабрикантов), вместо того чтобы обучать ей в Оксфорде» [235]

Рабочее время, в продолжение которого рабочий воспроизводит стоимость своей рабочей силы, г-н Маркс называет «необходимым трудом»; время, проработанное сверх этого, в продолжение которого производится прибавочная стоимость, он называет «прибавочным трудом». Необходимый труд и прибавочный труд вместе образуют «рабочий день».

В рабочем дне время, потребное для необходимого труда, дано; но время, употребляемое для прибавочного труда, не установлено никаким экономическим законом; оно может быть, в пределах определенных границ, более продолжительным и менее продолжительным. Оно никогда не может быть равно нулю, потому что тогда исчезло бы для капиталиста побуждение применять труд; вместе с тем общая продолжительность рабочего дня по физиологическим причинам никогда не может достигнуть 24 часов. Однако между рабочим днем, например, в 6 часов и рабочим днем в 24 часа есть много промежуточных ступеней. Законы товарного обмена требуют, чтобы продолжительность рабочего дня не превышала продолжительности, совместимой с нормальным износом рабочего. Но что означает этот нормальный износ? Сколько часов ежедневного труда совместимо с нормальным износом? Здесь мнение капиталистов резко отличается от мнения рабочих, а так как высшего авторитета в этом отношении нет, то вопрос решается силой. История установления продолжительности рабочего дня есть история борьбы за его границы между совокупным капиталистом к совокупным рабочим, между классом капиталистов и классом рабочих.

«Капитал, как уже отмечалось, не изобрел прибавочного труда. Всюду, где часть общества обладает монополией на средства производства, работник, свободный или несвободный, должен присоединять к рабочему времени, необходимому для содержания его самого, излишнее рабочее время, чтобы произвести жизненные средства для собственника средств производства, будет ли этим собственником афинский χαλοζ χαγαυοζ [аристократ. Ред.],этрусский теократ, civis romanus [римский гражданин. Ред.], норманский барон, американский рабовладелец, валашский боярин, современный лендлорд или капиталист» [246–247].

Однако очевидно, что во всяком обществе, где потребительная стоимость продукта имеет большее значение, чем его меновая стоимость, прибавочный труд ограничен более или менее узким кругом общественных потребностей и что при этих условиях не существует непременного стремления к прибавочному труду ради него самого. Так, в классический период древности прибавочный труд в его крайней форме, труд, убивающий работника, существовал почти исключительно в золотых и серебряных рудниках, где меновая стоимость производилась в ее самостоятельной форме, в виде денег.

«Но как только народы, у которых производство совершается еще в сравнительно низких формах рабского, барщинного труда и т. д., вовлекаются в мировой рынок, на котором господствует капиталистический способ производства и который преобладающим интересом делает продажу продуктов этого производства за границу, так к варварским ужасам рабства, крепостничества и т. д. присоединяется цивилизованный ужас чрезмерного труда. Поэтому труд негров в южных штатах Американского союза носил умеренно-патриархальный характер до тех пор, пока целью производства было главным образом непосредственное удовлетворение собственных потребностей. Но по мере того как экспорт хлопка становился жизненным интересом для этих штатов, чрезмерный труд негра, доходящий в отдельных случаях до потребления его жизни в течение семи лет труда, становился фактором рассчитанной и рассчитывающей системы… То же самое происходило с барщинным трудом, например в Дунайских княжествах» [247].

Здесь сравнение с капиталистическим производством становится особенно интересным, потому что при барщине прибавочный труд обладает самостоятельной осязательной формой.

«Предположим, что рабочий день состоит из 6 часов необходимого труда и 6 часов прибавочного труда. В таком случае свободный рабочий доставляет капиталисту еженедельно 36 часов прибавочного труда. Это равносильно тому, как если бы он работал 3 дня в неделю на себя и 3 дня в неделю даром на капиталиста. Но это распадение рабочего времени незаметно. Прибавочный труд и необходимый труд сливаются вместе. Поэтому то же самое отношение я мог бы, например, выразить в таком виде, что рабочий в продолжение каждой минуты работает 30 секунд на себя и 30 секунд на капиталиста. Иначе обстоит дело с барщинным трудом. Необходимый труд, который выполняет, например, валашский крестьянин для поддержания собственного существования, пространственно отделен от его прибавочного труда на боярина. Первый труд он выполняет на своем собственном поле, второй – в господском поместье. Обе части рабочего времени существуют поэтому самостоятельно. В форме барщинного труда прибавочный труд точно отделен от необходимого труда» [248].

Мы должны воздержаться от цитирования дальнейших интересных иллюстраций современной социальной истории Дунайских княжеств, которыми г-н Маркс доказывает, что бояре, поддержанные русским вмешательством, так же хорошо умеют извлекать прибавочный труд, как всякий капиталистический предприниматель. Но то, что Reglement organique [Органический регламент. Ред.], по которому русский генерал Киселев наделил бояр почти неограниченной властью над крестьянским трудом, выражает положительно, то английские фабричные законы выражают отрицательно.

«Эти законы обуздывают стремления капитала к безграничному высасыванию рабочей силы, устанавливая принудительное ограничение рабочего дня государством, и притом государством, в котором господствуют капиталист и лендлорд. Не говоря уже о нарастающем рабочем движении, с каждым днем все более грозном, ограничение фабричного труда было продиктовано той же самой необходимостью, которая заставила выливать гуано на английские поля. То же слепое хищничество, которое в одном случае истощало землю, в другом случае в корне подрывало жизненную силу нации. Периодически повторявшиеся эпидемии говорили здесь так же убедительно, как уменьшение роста солдат в Германии и во Франции» [250–251].

Чтобы доказать тенденцию капитала к удлинению рабочего дня за всякие разумные пределы, г-н Маркс широко пользуется отчетами фабричных инспекторов, отчетами комиссии по обследованию условий детского труда, отчетами о здоровье населения и другими парламентскими документами и резюмирует их в следующих выводах:

«Что такое рабочий день? Как велико то время, в продолжение которого капитал может потреблять рабочую силу, per diem стоимость которой он оплачивает? Насколько может быть удлинен рабочий день сверх рабочего времени, необходимого для воспроизводства самой рабочей силы? На эти вопросы, как мы видели, капитал отвечает: рабочий день насчитывает полных 24 часа в сутки, за вычетом тех немногих часов отдыха, без которых рабочая сила делается абсолютно негодной к возобновлению своей службы. При этом само собой разумеется, что рабочий на протяжении всей своей жизни есть не что иное, как рабочая сила, что поэтому все время, которым он располагает, естественно и по праву есть рабочее время и, следовательно, целиком принадлежит процессу самовозрастания стоимости капитала… Но при своем безграничном слепом стремлении, при своей волчьей жадности к прибавочному труду капитал опрокидывает не только моральные, но и чисто физические максимальные пределы рабочего дня… Капитал не спрашивает о продолжительности жизни рабочей силы… Капиталистическое производство ведет к преждевременному истощению и уничтожению самой рабочей силы. На известный срок оно удлиняет производственное время данного рабочего, но достигает этого путем сокращения продолжительности его жизни» [274–276].

Но разве это не противоречит интересам самого капитала? Разве капитал с течением времени не должен возместить стоимость этого чрезмерного износа? Теоретически это возможно. На практике же организованная торговля рабами в пределах южных штатов возвела износ рабочей силы рабов в течение семи лет в общепризнанный экономический принцип; на практике английский капиталист рассчитывает на предложение рабочих из сельскохозяйственных округов.

«В общем опыт показывает капиталисту, что постоянно существует известное перенаселение, т. е. перенаселение сравнительно с существующей в каждый данный момент потребностью капитала в возрастании, хотя перенаселение это и составляется из хилых, быстро отживающих, вытесняющих друг друга, так сказать, срываемых до наступления зрелости человеческих поколений. С другой стороны, опыт показывает вдумчивому наблюдателю, как быстро и как глубоко капиталистическое производство, которое с исторической точки зрения родилось лишь вчера, уже успело в корне подорвать жизненную силу народа, как вырождение промышленного населения замедляется лишь постоянным поглощением нетронутых жизненных элементов деревни и как даже сельские рабочие начинают уже вымирать, несмотря на свежий воздух и неограниченное действие среди них закона естественного отбора, в силу которого выживают лишь наиболее сильные индивидуумы. Капитал, который имеет столь «хорошие основания» отрицать страдания окружающего его поколения рабочих, в своем практическом движении считается с перспективой будущего вырождения и в конечном счете неизбежного вымирания человечества не меньше и не больше, чем с перспективой возможного падения земли на солнце. При всякой спекуляции с акциями каждый знает, что гроза когда-нибудь да грянет, но каждый надеется, что она разразится над головой его ближнего уже после того, как ему самому удастся собрать золотой дождь и укрыть его в безопасном месте. Apres moi le deluge! [После меня хоть потоп! Ред.] – вот лозунг всякого капиталиста и всякой капиталистической нации. Поэтому капитал беспощаден по отношению к здоровью и жизни рабочего всюду, где общество не принуждает его к другому отношению… Но в общем и целом это и не зависит от доброй или злой воли отдельного капиталиста. При свободной конкуренции имманентные законы капиталистического производства действуют в отношении отдельного капиталиста как внешний принудительный закон» [278–280].

Установление нормального рабочего дня есть результат многовековой борьбы между предпринимателем и рабочим. Интересно наблюдать два противоположных течения в этой борьбе. Вначале законы имеют целью принудить рабочих работать дольше; со времени первых рабочих статутов (статут, принятый на 23 году царствования Эдуарда III, 1349 г.) до XVIII столетия господствующим классам никогда не удавалось вынудить у рабочего полное количество возможного труда. Но с введением пара и новейших машин дела приняли другой оборот. Введение женского и детского труда с такой быстротой опрокидывало все традиционные пределы рабочего времени, что XIX столетие началось системой чрезмерного труда, равной которой нет в истории человечества и которая уже в 1803 г. вынудила законодательство установить ограничения рабочего дня. Г-н Маркс дает полный отчет об истории английского фабричного законодательства вплоть до фабричного закона 1867 г. и приходит к следующим заключениям:

1) Машины и пар вызывают чрезмерный труд прежде всего в тех отраслях промышленности, в которых они применяются, и потому законодательные ограничения применяются прежде всего в этих отраслях; но в дальнейшем мы находим, что эта система чрезмерного труда распространяется также почти на все производства, даже на такие, в которых машины вовсе не применяются или в которых продолжают существовать самые примитивные способы производства (см. Отчеты комиссии по обследованию условий детского труда).

2) С введением на фабриках женского и детского труда индивидуальный «свободный» рабочий теряет способность сопротивления натиску капитала и вынужден безоговорочно подчиниться. Это заставляет его прибегнуть к коллективному сопротивлению: начинается борьба класса против класса, борьба совокупного рабочего против совокупного капиталиста.

Если мы теперь вернемся к тому моменту, когда мы предполагали, что наш «свободный» и «равноправный» рабочий заключает договор с капиталистом, то мы увидим, что в этом процессе производства весьма многое значительно изменилось. Этот договор со стороны рабочего не является добровольным договором. Время, на которое он волен ежедневно продавать свою рабочую силу, есть то время, на которое он вынужден продавать ее; и только сопротивление рабочих, как массы, вынуждает к введению законов, которые являются общественным препятствием, мешающим рабочим на основании «свободного» договора продавать на смерть и рабство самих себя и своих детей. «На место пышного каталога «неотчуждаемых прав человека» выступает скромная Magna Charta [Великая Хартия. Ред.] ограниченного законом рабочего дня» [311].

Теперь нам предстоит анализировать норму прибавочной стоимости и ее отношение к массе производимой прибавочной стоимости. В этом исследовании мы предполагаем, как мы это делали и до сих пор, что стоимость рабочей силы есть определенная, постоянная величина.

При этом предположении норма прибавочной стоимости определяет в то же самое время и ту массу ее, которую отдельный рабочий доставляет капиталисту за данное время. Если стоимость нашей рабочей силы равна 3 шилл. в день, представляющим 6 часов труда, а норма прибавочной стоимости составляет 100 %, тогда переменный капитал в 3 шилл. производит каждый день прибавочную стоимость в 3 шилл., или рабочий доставляет каждый день 6 часов прибавочного труда.

Так как переменный капитал есть денежное выражение всей рабочей силы, которая одновременно применяется капиталистом, то общая сумма прибавочной стоимости, производимой рабочей силой, получается путем умножения этого переменного капитала на норму прибавочной стоимости; другими словами, она определяется отношением между числом одновременно применяемых рабочих сил и степенью эксплуатации. Каждый из этих факторов может изменяться, так что уменьшение одного может компенсироваться увеличением другого. Переменный капитал, необходимый для применения 100 рабочих при норме прибавочной стоимости в 50 % (скажем, при 3 часах прибавочного труда ежедневно), произведет не больше прибавочной стоимости, чем половина этого переменного капитала, применяющего 50 рабочих при норме прибавочной стоимости в 100 % (скажем, при 6 часах прибавочного труда ежедневно). Таким образом, при известных обстоятельствах и в известных пределах, количество труда, находящегося в распоряжении капитала, может стать независимым от количества рабочих в данный момент.

Есть, однако, абсолютная граница этого увеличения прибавочной стоимости путем повышения ее нормы. Какова бы ни была стоимость рабочей силы, составляет ли необходимое рабочее время 2 или 10 часов, общая стоимость, которую рабочий может производить изо дня в день, никогда не может достигнуть стоимости, в которой представлены 24 часа труда. Для получения одного и того же количества прибавочной стоимости переменный капитал может быть замещен удлинением рабочего дня только в этих пределах. Это обстоятельство впоследствии будет иметь важное значение для объяснения ряда явлений, вытекающих из двух противоречивых тенденций капитала: 1) уменьшать число применяемых рабочих, то есть величину переменного капитала, и 2) все же производить возможно большее количество прибавочного труда.

Далее: «Производимые различными капиталами массы стоимости и прибавочной стоимости, при данной стоимости и одинаковой степени эксплуатации рабочей силы, прямо пропорциональны величинам переменных составных частей этих капиталов… Этот закон явно противоречит всему опыту, основанному на внешней видимости явлений. Каждый знает, что владелец хлопчатобумажной прядильной фабрики, который… применяет относительно много постоянного и мало переменного капитала, не получает от этого меньше прибыли, или прибавочной стоимости, чем хозяин пекарни, который приводит в движение относительно много переменного и мало постоянного капитала. Для разрешения этого кажущегося противоречия требуется еще много промежуточных звеньев, как в элементарной алгебре требуется много промежуточных звеньев для того, чтобы понять, что % может представлять действительную величину» [316].

В данной стране при данной продолжительности рабочего дня прибавочная стоимость может быть увеличена только путем увеличения числа рабочих, то есть путем увеличения населения; это увеличение образует математическую границу производства прибавочной стоимости совокупным капиталом данной страны. С другой стороны, если дано число рабочих, эта граница устанавливается возможным удлинением рабочего дня. Мы впоследствии увидим, что этот закон действителен только для той формы прибавочной стоимости, которую мы рассматривали до сих пор.

На этой стадии нашего исследования мы находим, что не всякая сумма денег может быть превращена в капитал, что для этого существует известный минимум: издержки на определенное количество рабочей силы и на средства труда, необходимые для приведения этой рабочей силы в движение. Предположим, что норма прибавочной стоимости составляет 50 %; тогда нашему начинающему капиталисту пришлось бы применять двух рабочих, чтобы жить самому так, как живет рабочий. Но при этом он не мог бы делать какие-либо сбережения; целью же капиталистического производства является не только сохранение, но также, и главным образом, увеличение богатства.

«Для того чтобы жить только вдвое лучше обыкновенного рабочего и превращать снова в капитал половину производимой прибавочной стоимости, ему пришлось бы вместе с числом рабочих увеличить в восемь раз минимум авансируемого капитала. Конечно, он сам, подобно своему рабочему, может прилагать свои руки непосредственно к процессу производства, но тогда он и будет чем-то средним между капиталистом и рабочим, будет «мелким хозяйчиком». Известный уровень капиталистического производства требует, чтобы все время, в течение которого капиталист функционирует как капиталист, т. е. как персонифицированный капитал, он мог употреблять на присвоение чужого труда, а потому и на контроль над ним и на продажу продуктов этого труда. Средневековые цехи стремились насильственно воспрепятствовать превращению ремесленника-мастера в капиталиста, ограничивая очень незначительным максимумом число рабочих, которых дозволялось держать отдельному мастеру. Владелец денег или товаров только тогда действительно превращается в капиталиста, когда минимальная сумма, авансируемая на производство, далеко превышает средневековый максимум. Здесь, как и в естествознании, подтверждается правильность того закона, открытого Гегелем в его «Логике», что чисто количественные изменения на известной ступени переходят в качественные различия» [318].

Та минимальная сумма стоимости, которая необходима для превращения владельца денег или товаров в капиталиста, изменяется на различных ступенях развития капиталистического производства, а при данной ступени развития различна в различных сферах производства.

В процессе производства, подробно рассмотренном выше, отношения между капиталистом и рабочим значительно изменились. Прежде всего капитал развился в командование над трудом, то есть над самим рабочим. Персонифицированный капитал, капиталист, наблюдает за тем, чтобы рабочий исполнял свою работу регулярно, старательно и с надлежащей степенью интенсивности.

«Далее, капитал развился в принудительное отношение, заставляющее рабочий класс выполнять больше труда, чем того требует узкий круг его собственных жизненных потребностей. Как производитель чужого трудолюбия, как высасыватель прибавочного труда и эксплуататор рабочей силы, капитал по своей энергии, ненасытности и эффективности далеко превосходит все прежнее системы производства, покоящиеся на прямом принудительном труде.