Текст книги "Африканский Кожаный чулок (др. изд.)"
Автор книги: Карл Фалькенгорст
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)
Глава VII
Гонка
Рынок в Удшидши. – Большое портмоне. – Из Тюрингенского леса к берегам Танганайки. – Приготовления на берегу. – Носовые платки вместо денег. – «Стрела» и «Змея». Гонка начинается. – Заколдованная тростинка. – Враждебные рыбаки. – Соко, лесной человек. – Вновь у Мудимы.
Гавань Удшидши является в то же время и местным рынком, и с самого раннего утра здесь начинают кипеть жизнь и оживление. Одним из первых прибыл сюда в этот день Симба, когда Инкази еще спал.
К югу от рынка, раскинувшегося на пространстве приблизительно в 2,500 квадратных метров, виднелись тэмбе арабов, обширные, массивные мазанки с плоскими крышами и прохладными выходящими на улицу верандами. Пальмы и дынные деревья зеленели вокруг этих домов, гранаты и бананы грациозно склоняли свои ветви над крышами и стенами жилищ, в числе которых стояло и тэмбе Солимана. С рынка тэмбе его было прекрасно видно, и Симба мог проследить с рыночной площади возвращение отряда, высланного на поиски Лео. Весь берег был занят арабскими судами. Здесь были и торговые, и военные суда, в числе их находился и «Лентяй» шейха Абдуллаха, большое, громоздкое, неуклюжее судно, имевшее до пятнадцати метров в длину, около трех в ширину и не более полутора в глубину. Это было, если можно так выразиться, козырное судно Танганайки; оно имело на передней части нечто вроде маленького укрепления, производившего на туземцев впечатление настоящей плавучей крепости и внушавшего им большое уважение, не чуждое известной доли чувства страха.
Большинство этих арабских судов были крайне неуклюжи и, без сомнения, парусность их не могла считаться отличной. Только одна «Змея» с первого же взгляда производила впечатление легкого быстроходного судна. Это был настоящий крейсер озера Танганайки. «Змея» считалась самым ходким судном, не имевшим себе соперников в этих водах, но Инкази уверял, будто он на своем маленьком челноке из коры может обойти любую парусную яхту, в том числе и «Змею», хотя до сих пор ему не представлялось случая.
Между тем рынок начинал мало-помалу оживляться. Картина становилась все пестрее и разнообразнее. Начинали прибывать поселяне и торговцы из окрестных селений с бобами, пшеном и кафрским зерном. В больших горшках и чанах стояло вывезенное на продажу пальмовое вино и мед их Укарангских лесов; везде виднелись груды всевозможных плодов, бананов, дынь, огурцов, хлебных плодов и сахарного тростника. Прибывали сюда также одни за другими жители Увира с издали слышным лязгом и звоном своих железных изделий, браслетов и колец для щиколоток ног и проволоки всех сортов. Тут же мычали быки, блеяли козы и овцы и квохтали куры…
За ними явились и покупатели с большими «портмоне», представлявшими немалый груз, так как здешняя ходячая монета состояла из кусков синего и белого холста английских фабрик, клетчатых тканей и стеклянных бус Софи, напоминающих тоненькие стеклянные дудочки длиной в полдюйма, сливая в одно беспредельное море торговых сделок глубину Тюрингенских лесов с прибережьем Танганайки.
Теперь уже повсюду шел оживленный торг и устанавливались цены на товар. За козу давали два метра полотна, за десять литров пальмового вина – два метра, за меру маиса – один метр и т. д. В другом углу площади уплачивались более высокие цены. Там был товар другого рода: торговали живым товаром, живыми людьми. За молодую девушку, почти ребенка, просили восемьдесят метров холста, за другую, более взрослую, полтораста; за мальчика-невольника десяти лет предлагали пятнадцать метров, за старика пятидесяти лет – только десять метров. Таковые были в этот день цены на этом африканском рынке.
Но Симба не обращал внимания на кипевшую кругом него жизнь и суету; он поминутно поглядывал по направлению тэмбе Солимана, поджидая возвращения людей, высланных на поиски. «Куда бы мог бежать Лео? – размышлял он. – Конечно, только к нему, в горы Кунгве, а ближний путь туда вел по озеру Танганайке». Этим именно путем и ушел Лео. У Симбы почва горела под ногами, ему хотелось бы сейчас сесть в свою лодку и отплыть обратно, но ему надо было непременно переговорить еще раз с Солиманом и убедиться окончательно в том, что бегство Лео удалось.
Симба окружил себя в глазах арабов ореолом обладателя тайнами кладов, и, зная прекрасно этих людей, сознавал, что вызвал в них большее уважение к себе. Этим он надеялся до известной степени смягчить участь Лео в случае, если бы тот опять попал в их руки. Грубые и жесткие люди были все эти арабские торговцы, но алчность и суеверия не уступали в них чувству жестокости, и потому-то Симба и противопоставил зверской жестокости и злобе Солимана его алчность к наживе и его суеверный страх перед всем, что таинственно и непонятно для него.
Правда, между Симбой и Солиманом лежал еще один огромный камень преткновения: предполагалось вооруженное нападение на Лугери в самом непродолжительном времени, и друг его Магомет сообщил ему под видом строгой тайны, что Солиман и Осман снарядили целый отряд, и что к югу от Удшидши недолго будут царить мир и тишина.
Но теперь, конечно, об этом не стоило говорить. Нападение следовало отразить силой оружия, а не переговорами; в данный же момент Симба и Солиман еще не стояли на враждебной почве друг против друга.
Размышляя таким образом, Симба окинул рассеянным взглядом гавань и берег и к немалому своему удивлению увидел, что на «Змее», готовятся к поспешному отплытию, ставят паруса, грузят товары и припасы. Инкази, также совершенно готовый к отъезду, сидел в своем маленьком челноке и с видимым интересом следил за работой вадшидши, находящихся на службе у Солимана и хлопотавших теперь над снаряжением «Змеи» в далекий путь.
Значит, старик не шутил вчера, когда сказал, что отправится завтра в горы Кунгве отыскивать Лео. К чему же иначе это спешное приготовление к отъезду?
В это время на рыночной площади появилась кучка измученных, заморенных негров, направлявшаяся к жилищу Солимана. Очевидно, это были люди, высланные для поимки Лео и возвращавшиеся после бесплодных поисков. Симба последовал за ними и, придя к Солиману, услышал из его уст подтверждение своего предположения, что Лео еще не удалось захватить.
На этот раз Солиман казался более спокойным и был более предупредителен по отношению к Симбе, чем вчера.
– Как видно, мой невольник избрал водный путь. Я сам поеду сейчас на юг и буду расспрашивать о нем во всех прибрежных селениях, а также побываю в тэмбе Мудимы и там поспрашиваю о нем! Кстати, я узнал, что ты прибыл сюда в жалком челноке, и так как моя «Змея», вероятно, придет гораздо раньше в залив Лувулунгу, то, если хочешь, я с готовностью предлагаю тебе отправиться вместе со мной на моей барке, – проговорил Солиман.
– Весьма благодарен тебе за твое предложение, Солиман, – отвечал Симба. – Но я обещал Инкази, что вернусь с ним, а так как ты, наверное, меня догонишь, то в случае, если бы мой челнок действительно оказался неудобным, я с большой радостью воспользуюсь твоим любезным предложением. Итак, до скорого свидания!
Он с облегченным сердцем распростился с работорговцем и поспешил в гавань.
– Инкази, – крикнул он, – нам следует как можно скорее вернуться!
– Хорошо, Симба, – ответил тот, – но нам надо захватить с собой что-нибудь из пищи; Ты ведь хотел купить рабов, а у тебя нет даже двух-трех бус, чтобы выменять курицу.
Симба смутился, однако вспомнил, что при нем есть «деньги», два не бывших еще в употреблении носовых платка. Это была самая настоящая африканская мелкая ходовая монета. Достав их из кармана, он передал Инкази и сказал:
– Думаю, что тебе этого хватит! Беги скорее и купи на рынке все, что тебе покажется нужным!
Инкази не заставил себе повторять дважды это приказание; в одну минуту он исчез и вслед за тем почти тотчас же возвратился бегом к своему челноку, неся довольно объемистый узел со съестными припасами. Спустя всего несколько минут маленький челнок из древесной коры уже покинул гавань Удшидши, весело покачиваясь на волнах.
– Инкази, – проговорил Симба, – ты видел, что «Змея» готовится к отплытию. Как ты думаешь, когда она снимется с якоря?
– Да она может сняться хоть сейчас! – отвечал негр.
– Ну, а скажи, кто идет быстрее – «Змея» или же твой челнок?
– Симба, – ответил укоризненным тоном юноша и в голосе его слышалась затаенная обида, – ты даже не спросил о названии моего челнока. Зовут его «Стрела», а теперь суди сам, кто из двух проворнее: «Змея» или «Стрела»?
– Прекрасно! – воскликнул Симба. – Знай же, друг мой, что Солиман сейчас направляется в Лувулунгу. Он полагает, что Лео бежал туда, да и я сам того же мнения, а потому мы должны во что бы то ни стало вернуться прежде него в нашу бухту!
– Да, он намеревается уехать из Удшидши, – сказал Инкази, – смотри, они уже отчалили от берега. Ну, так посмотрим, Солиман, – крикнул он, вскочив в своем челноке, – ведь мы вышли немного вперед!
– Обойди его, Инкази! – подзадоривал его Симба. – Я щедро вознагражу тебя!
– Хо! Хо! – крикнул Инкази, воодушевляясь. – Победа останется за нами! Посмотри только, сколько он народа забрал с собой, да и товар у него тоже есть; смотри, они ведь слишком нагрузили судно! С таким-то полным брюхом «Змее» трудно будет быстро плыть! Прекрасно. Нам необходимо поспеть раньше Солимана к Мудиме и к Лугери, потому что Солиман ищет в горах Кунгве не одного только Лео. Я знаю, он хочет посетить и Муриро, и Индша и ведет с собой всех своих воинов. Вперед! Ветер для нас попутный! – И, упав на колени, юноша поднял руки к небу, воскликнув: – О, Муциму, защити землю и народ Вавенди!
Симба тоже мысленно творил молитву, обращаясь к Единому Истинному Богу и Творцу всей вселенной. Но Инкази окликнул его.
– Наляг на весла, Симба! Наляг сильнее, нам нельзя терять даром ни одной минуты!
Они уже поравнялись с печальным кладбищем невольников; Удшидши начинала скрываться из вида, а «Змея» с раздутым ветром большим парусом устремлялась вперед. Но и «Стрела» быстро неслась по волнам, и Инкази поминутно измерял взглядом расстояние, отделявшее его от «Змеи».
– Ну, гонка началась!
Медленно уходил из глаз гребцов восточный берег Танганайки; холмы сменялись долинами, долины – холмами.
Прошло около часа с тех пор, как началась эта гонка, когда Инкази со вздохом облегчения сказал:
– Теперь мы можем отдохнуть: «Змея» ни за что не нагонит нас!
Действительно, расстояние между двумя судами значительно увеличилось. Теперь даже Симба, славившийся своей необычайной зоркостью, не мог уже различать отдельных фигур на деке «Змеи» невооруженным глазом.
– Посмотри-ка, Инкази, эта трубка у меня не простая: она может приблизить к нам «Змею», – проговорил, улыбаясь Симба, передавая своему спутнику бывшую при нем небольшую зрительную трубу.
Нерешительно и как-то боязливо приблизил ее Инкази к своему глазу.
– Закрой другой глаз! – поучал его Симба, и послушный Инкази забавно закрыл его всей ладонью, так что Симба невольно громко расхохотался.
– Что же ты видишь теперь? – спросил он.
– Воду, кажется… да, это вода! – ответил тот.
– Ну, а теперь? – продолжал расспрашивать Симба, поправив подзорную трубу.
– Все еще воду! – ответил молодой негр, но голос его уже звучал как-то сдавленно и глухо.
– А теперь?
Вместо ответа Инкази вдруг откинулся назад так внезапно, что «Стрела» покачнулась и чуть было не перевернулась. Закрыв лицо обеими руками, молодой негр воскликнул полным ужаса голосом:
– Симба, Симба! Это злое колдовство! Брось скорей в воду эту гадкую трубу; она приближает к нам «Змею»!
– Не болтай глупостей, – смеясь, возразил Симба, – эта труба только помогает мне лучше видеть и различать то, что надо. Я полагал, что ты обрадуешься, когда увидишь, что Солиман стоит на палубе и с поднятым хлыстом подгоняет своих вадшидши грести сильнее! Он понял, что перегнать нас не так легко!
– Да, я видел Солимана с плетью! – сказал Инкази, немного успокоившись. – Но прошу тебя, Симба, задвинь и убери твою заколдованную трубку; она какая-то страшная, когда так блестит и отсвечивает на солнце!
– Погоди, милый мой Инкази, – отозвался Симба, – прежде всего эта зрительная труба должна сказать мне, сколько человек воинов везет с собой Солиман в горы Кунгве; мне надо сосчитать их! – И, приставив к глазу трубу, он продолжал медленно говорить. – Осман тут же с ним… эти черномазые парни с ружьями, это, очевидно, его солдаты… погоди! сколько их?.. пять, семь… одиннадцать… пятнадцать… семнадцать… ну, около двадцати, никак не больше… прекрасно! остальные просто вадшидши, они не сойдут на берег! – Симба замолчал и еще в продолжение некоторого времени смотрел все в том же направлении, а затем, сдвинув трубу, сказал: – Да, их человек двадцать, не более, я не ошибся!
Тем временем Инкази совершенно успокоился, видя, что зрительная труба скрылась в кожаной сумке Симбы, и немного погодя сказал:
– С двадцатью человеками Солиман не начнет войны. Вслед за ним прибудут еще другие двадцать человек.
Между тем Симба развязал узел с припасами и принялся закусывать; его примеру охотно последовал и Инкази.
Подкрепившись и отдохнув немного, наши гребцы с новыми силами и новым рвением взялись за весла.
Солнце поднималось все выше и выше, а «Змея» становилась все меньше и незаметнее на дальнем горизонте: «Стрела» с честью вышла из боя!
Около полудня на «Змее», очевидно, поняли, что им за «Стрелой» не угнаться; «Змея» стала все больше и больше отставать; вскоре от нее на горизонте остался только один парус, а после полудня и он скрылся из вида.
– Они не сходят с места! – заметил Инкази. – Верно, там случалось какое-нибудь несчастье.
Теперь наши гребцы уже не так спешили. Инкази приходилось часто держаться поближе к берегам, потому что Симба в каждом рыбачьем челноке полагал встретить то утлое судно, которое несло по озеру бежавшего от Солимана Лео.
При этом им не раз приходилось начинать отчаянную погоню за этими встречными челноками, так как местные рыбаки принимали чужеземца за своего, опасного врага и, завидев его, уходили от «Стрелы», как только могли. Но каждый раз, прежде чем им удавалось скрыться в густых тростниках прибережья, подзорная труба Симбы успевала доставить ему возможность разглядеть рыбаков; и каждый раз бедный Симба разочарованно опускал трубу, так как те, кого он видел в лодке, были чужие люди, а не Лео.
Пришла, однако, и «Стреле» очередь бежать вместо того, чтобы гнаться, как до тех пор, за рыбачьими челноками. В окрестностях мыса Кабого выходила в озеро маленькая флотилия рыбацких челноков, числом около шести. По приказанию Симбы Инкази должен был подойти к ним поближе, чтобы спросить этих людей, не видали ли они в окрестностях своего селения незнакомого, пришлого негра, или не встречали ли его здесь, на озере, держащим путь к горам Кунгве. Но рыбаки почему-то возымели недоверие к «Стреле» и, вероятно, предполагали в тех, кто в ней сидел, ловцов невольников и полагали, что им нетрудно будет победить этих двоих и ограбить их, благодаря тому, что рыбаков было много и что все они могли действовать сообща.
С дикими криками и гиком собирались они окружить со всех сторон «Стрелу», махали копьями и положительно осыпали бедный челнок целым градом стрел.
Ввиду этого с ними никак нельзя было вступить в переговоры, а приходилось только с возможной поспешностью удаляться. Инкази сумел ловко увернуться от них, и, несмотря на все военные хитрости и уловки рыбаков, маленькая «Стрела» вскоре опять неслась, подгоняемая попутным ветром, по волнам открытого озера.
Нападающие остались далеко позади и напутствовали беглецов тщетными угрозами, в которые и сами, конечно, не верили.
Под вечер «Стрела» снова проходила вблизи густо поросшего лесом берега, и вдруг Инкази показалось, что он видит там, на опушке леса, странного вида чужеземного негра.
– Смотри, Симба, – проговорил он, – видишь, он сидит там, притаившись в кустах!
Симба с лихорадочной поспешностью схватил свою зрительную трубу и направил ее в указанном направлении.
Инкази, действительно, был прав; странно выглядел этот человек, сидевший на самом берегу на суку свесившегося над водой дерева и любопытным взглядом следивший за маленьким судном. Конечно, он был весьма мало похож на жителей побережья Танганайки, хотя и был коренным местным жителем. Это был соко, как его называют туземцы, или, иначе говоря, шимпанзе.
Вероятно, этому лесному человеку, как и Инкази, зрительная труба Симбы также показалась страшной, потому что одним проворным скачком он исчез и скрылся в густолистых вершинах деревьев.
Но в душе Симба этот соко вызвал особенно живое воспоминание об одной охоте на этого «лесного человека», во время которой Гассан ловким выстрелом спас жизнь Лео. И уйдя в свои воспоминания, Симба молча сидел в лодке, погрузившись в задумчивость.
Ночь уже успела совершенно опуститься на землю и на озеро, прежде чем наши путники достигли жилища черта и его супруги и острова Муциму. Из-за постепенно свежевшего ветра озеро начинало волноваться, и утро едва начиналось, когда «Стрела» вошла, наконец, в залив Лувулунгу.
Инкази проехал немного дальше к тэмбе Лугери, чтобы предупредить своего зятя о грозившей ему опасности.
Симба же прямо поднялся в гору к тэмбе Мудимы.
– Лео здесь? – было его первым вопросом, обращенным к выбежавшему встретить его Сузи.
Тот удивленно смотрел на него.
– Лео? Да как же он может быть здесь? – спросил он.
Теперь и Симба опустил голову. В самом деле, как мог Лео найти дорогу к неприступной твердыне Мудимы? Совершенно чужой среди местных племен, едва ли успевший достаточно изучить местный язык и наречие, как мог он добраться сюда? Судьба его была почти что решена. Он должен был или умереть в этой дикой пустыне гор и лесов, или же попасть, в конце концов, в руки Солимана.
Целый день вплоть до глубокой ночи просидел Симба на каменной площадке скалы перед домом Мудимы, но паруса «Змеи» и «Стрелы» не появлялись в водах залива Лувулунгу.
Между тем в тэмбе все готовились к военным действиям; в пылу возбуждения войны Мудима хотел подвергнуть Фераджи жестокой пытке, так как теперь заподозрил в нем изменника и предателя. Он хотел выпытать у него какое-то признание, но Симба воспротивился этому, и Мудима уважил волю своего названного брата. Измученный и телом, и душой решился, наконец, Симба кинуться на свою постель, чтобы заснуть. Это была бесплодная мучительная погоня, розыски, не приведшие ни к чему. Солиман, вероятно, поступил гораздо разумнее; он действовал не так поспешно, но систематически, заходил в каждую деревню и повсюду расспрашивал о своем беглеце, выведывая, не видал ли кто чужеземно-го негра, – и таким путем он, конечно, скорее мог если не разыскать Лео, то хотя бы напасть на след беглеца.
Глава VIII
Под защитой Муциму
Арабская армада. – Салют «Лентяя». – Черное знамя. – Солиман и Мудима. – Чистосердечно. – Пусть бегут, Господь с ними! – Лео под защитой Муциму. – Встреча на острове Муциму. – Преследуемый. – Тихий залив и его тайна. – Ибрагим и Мабруки.
На следующий день взошедшее солнце осветило пеструю картину, полную оживления, в заливе Лувулунгу.
При самом входе в бухту расположилась целая армада арабских судов. Действительно, Солиман не стал начинать войны, имея в своем распоряжении всего двадцать человек воинов. В числе его судов кроме «Змеи» был и грозный «Лентяй», и еще два небольших судна, на которых прибыло до ста человек наемных солдат или воинов. А такие четыре судна да сотня воинов являлись для берегов Танганайки и его мирных рыбаков громадной силой.
Гордо развевались на верхушках мачт красные вымпелы, а большой красный флаг (штандарт) с золотым полумесяцем красовался на «Змее».
Симба, стоя на горном плато перед домом Мудимы, считал врагов. Конечно, твердыне Мудимы эта грозная сила не могла нанести вреда, но его страшила участь тэмбе Лугери.
Вдруг с палубы «Лентяя» блеснул огонек и затем показался дымок; звук выстрела из маленькой мортиры, единственного орудия в Удшидши, ясно донесся до той высоты, на которой находился Симба.
Собственно говоря, это орудие было не что иное, как маленькая потешная пушка вроде тех, какие употребляются в Германии на праздниках стрелков для придания большей торжественности виватам и для того только, чтобы производить шум. Но здесь эта потешная пушка носила громкое название «Громобой», и с помощью ее Солиман надеялся посеять настоящую панику среди туземцев.
Но Симба иначе понял значение этой пальбы; по его мнению, тот страшный выстрел, повергший бедных вадшидши на «Лентяе» в неописуемый ужас, был просто салютом, а так как сам он, Симба, не мог отвечать на него отсюда ружейными выстрелами, которые не были бы слышны там, внизу, то он распорядился поднять на своей хижине, стоявшей на самом краю обрыва, свой собственный флаг, привезенный им из Европы, – черный с изображением большого золотого льва, которому он был обязан своим прозвищем – Симба.
Вскоре после этого ответного сигнала Солиман и Осман в сопровождении человек тридцати вооруженных негров сошли на берег и направились к крепости Мудимы.
Однако последний решил не допустить их к себе и поспешил вметете с Симбой к тому месту, где начиналось узкое ущелье и где доступ в него преграждали естественные ворота узкого прохода.
На вершине горной стены как по правую, так и по левую сторону ущелья были уже расставлены люди, готовые не только осыпать вторгавшихся против воли Мудимы в его владение людей градом стрел, но и скатить на их головы громадные каменные глыбы, нагроможденные над обрывом.
Мудима и Симба в сопровождении нескольких вооруженных негров остановились посередине ущелья и поджидали своих непрошеных гостей. Те вскоре вышли из леса на открытую поляну, расстилавшуюся перед самым входом в ущелье, и вдруг остановились при виде воинственного вида Мудимы и Симбы и грозных фигур, замеченных ими на горных высотах по обе стороны ущелья.
– Настороже и наготове, как всегда! – пробормотал про себя Солиман и затем крикнул громким голосом: – Мы идем к вам с мирным намерением и названный брат твой Симба может смело дозволить нам войти в его дом! Мы не тронем волоса с головы его, ручаюсь тебе в том своей головой, мы хотим только говорить с тобой!
– Мудима охотно примет вас и окажет вам полное радушие, если ты и Осман захотите одни взойти в гору. Но эту толпу вооруженных негров он не желает впускать к себе во двор! – отвечал Симба. – И ты не вправе претендовать на то, что Вавенди не доверяют Солиману; вспомни, что в прежние годы ты в этих самых долинах совершал неслыханные ужасы и зверства!
– Как хотите, – отозвался Солиман, – если так, то мы оставим здесь своих верных негров и пойдем к вам одни. – Идем же, Осман! – обратился он к племяннику. – А вы, ребята, можете идти обратно на берег! – добавил он, обращаясь к своим воинам.
После того Мудима сам повел их в гору, указывая им путь, тогда как Симба с неграми Вавенди составили арьергард. С нескрываемым любопытством разглядывали арабы страшное ущелье и приспособленные в нем средства к защите и обороне.
– Как видишь, Солиман, – насмешливо заметил Симба, – это гнездо в скалах надежно. Но скажи, удалось тебе изловить Лео и согласен ли ты уступить его мне? Ведь ты сказал, что хочешь поговорить со мной!
– Да, но не теперь, не во время пути, а там, наверху, мы поговорим обо всем этом! – отвечал араб, причем окинул Симбу проницательным, испытующим взглядом, как бы желая угадать, какого рода впечатление произвели на белого его слова. Но тщетно отыскивал он в лице своего собеседника хотя бы слабый след любопытства или тревоги и нетерпения. Лицо того оставалось невозмутимо спокойно, так что араб невольно пришел к убеждению, что Симба, наверно, знает, что Лео спасен. «Быть может, этот беглый невольник укрывается теперь там, в этой горной твердыне!» – думалось ему.
Молча вошло все маленькое общество во двор тэмбе Мудимы и так же молча все расселись для отдыха.
– Что же ты хотел сказать мне, Солиман? – спросил, наконец, Симба. – Теперь мы сидим здесь и ничто более не мешает нам говорить о деле!
– Будем мы откровенны друг с другом? – спросил араб.
– Я всегда откровенен, – ответил Симба, – как с друзьями, так и с врагами!
– И я хочу быть откровенным с тобой, – сказал Солиман. – Я знаю, где Лео провел эту ночь… – при этом он вдруг остановился и проницательным взглядом впился в своего собеседника, но хотя сердце Симбы при этом судорожно забилось, ни один мускул его лица не дрогнул и не выдал его внутреннего волнения. – Да и ты, – продолжал араб, – ты тоже это знаешь!
Симба пожал плечами.
– Неужели ты это называешь откровенностью, Солиман? – насмешливо спросил он.
– Да, так подай ты первый пример! – воскликнул Солиман, постепенно начинавший волноваться.
Симба смерил его холодным, строгим взглядом и сказал:
– Что это значит, Солиман? Ты явился сюда, значит, у тебя есть ко мне какое-нибудь дело, отчего же не сказать прямо, чего ты от меня хочешь? Скажи мне правду, и я тебе отвечу тем же! – проговорил Симба. Ему стало ясно, что араб не поймал еще Лео; быть может, ему удалось напасть только на след бежавшего невольника, но, очевидно, он снова потерял его.
Солиман продолжал.
– Послушай, Симба, Лео – драгоценный раб. Я теперь знаю, почему он слыл самым богатым негром во всей стране Динка; он знал о существовании тех сокровищ слоновой кости, о которых ты рассказывал мне, и, по мере надобности, брал оттуда сколько ему было нужно. Скажи, как ты думаешь, успел он овладеть всем сокровищем?
Симба мысленно улыбнулся; как видно, таинственная пещера духов имела и здесь свое магическое влияние и как много лет тому назад она спасла его, так точно и теперь ей было суждено смягчить участь Лео.
– Как ты полагаешь, мог ли Лео отважиться проникнуть в эту заколдованную пещеру? – возразил он. – Ты же должен знать негров не хуже меня, Солиман!
– Значит, он ничего не знает об этих сокровищах слоновой кости? – спросил тот.
– Мы обещали друг другу откровенность, – проговорил Симба, – и я говорю тебе, Солиман, он ничего не знает!
Оба араба быстро переглянулись с видом полного разочарования.
– Ну, а если я прикажу его пытать, – лукаво спросил Солиман, – он и тогда ничего знать не будет?
Тут Симба в раздражении вскочил на ноги и гневно воскликнул:
– Сделай только это и ты совершишь непростительный грех, потому что подвергнешь пытке человека безвинного! Клянусь, он не знает этого места!
– Белая Борода-Нежное Сердце! – прошептал, улыбаясь, Солиман. – Таким именно мне его и описывали. – Затем он продолжал уже вслух: – Ты выдал себя, Симба, я хотел только выпытать, не запрятан ли Лео где-нибудь здесь, у тебя, но теперь вижу, что и ты не разыскал его, хотя твоя «Стрела» и обогнала намного «Змею». Теперь я рад и доволен, так как знаю, что теперь он уже не уйдет от меня. Да, он бежал к тебе, он разыскивал тебя; его видели здесь, вблизи залива Лувулунгу, всего в нескольких часах расстояния отсюда. Но он не дошел до тебя, потому что путь к твердыне Мудимы скрыт со всех сторон и найти его мудрено. Мои люди зорко охраняют и берег, и озеро; сам я не спускаю глаз с этих мест, а друзья мои, бандиты Ндэрее, устраивают на него облавы. Они обязаны привести мне его живым, так как Лео – драгоценный невольник!
Солиман поднялся со своего места и торжествующим взглядом смерил Симбу. Но последний сказал все так же невозмутимо спокойно:
– Судьба каждого человека в руках Божьих. Кого Он захочет спасти, того спасет, хотя бы тысячи врагов ополчились на него!
На это Солиман только пожал плечами и сказал:
– Ты говоришь, точно какой-нибудь факир, Симба! Благодарю тебя, что ты был настолько же откровенен со мной, как и я с тобой. А теперь мне пора вниз; нам предстоит еще обыскать долы и горы, но я уверен, что твои друзья, Вавенди, с радостью выдадут мне за пару бус этого беглого невольника! – И он пошел к воротам тэмбе, но вдруг остановился на полпути и, указав на группу негров, стоявших поодаль и отличавшихся по одежде своей от остальных жителей тэмбе, спросил:
– Это все твои люди, Симба?
Симба сразу понял, что Солиман не досчитывается Фераджи – и отвечал спокойно и небрежно:
– Да, они всё тут налицо, все до единого! Как видишь, толпа редеет, наемные слуги изменяют и бегут так же, как невольники.
– О! – воскликнул Солиман. – Если я при случае встречу их на своем пути, то прикажу связать и доставить к тебе немедленно!
– Благодарю, но я не желаю иметь у себя людей, которые раз изменили мне; таких мне совсем не надо. Пусть себе с Богом бегут на все четыре стороны!
– Как знаешь! – отозвался тот. – Я пробуду здесь еще несколько дней и, как только изловлю своего Лео, возвещу тебе о том пушечным выстрелом. А до тех пор, пока я здесь, прошу тебя, приходи, когда вздумаешь, на мое судно, и там мы на свободе поболтаем с тобой о Бахр-эль-Газале.
Вслед за тем арабы распрощались, и их проводили вниз по ущелью вплоть до долины.
Симба же вошел в свою хижину и зарядил свою двустволку; он не мог более спокойно оставаться здесь, наверху, в то время, когда Солиман там, внизу, в долинах устраивал облавы на Лео. И он не думал, так же как и арабы, охотиться за ним; быть может, он случайно наткнется на своего чернокожего друга. Как знать, ведь все может случиться!
Размышляя таким образом, он вышел за порог своей хижины и собирался крикнуть Сузи, которого хотел взять с собой, как к нему подошел Инкази. Молодой негр был, видимо, сильно взволнован; он порывисто схватил руку Симбы и сказал:
– Симба, Муциму велик и могуч! Не удивляйся тому, что я скажу! Я нашел того беглеца!
– Лео! – радостно воскликнул Симба. – Где он? Предупредил ли ты его? В надежном ли он месте?
– Да, он под надежной защитой, под защитой сильнейшего на Танганайке! Никто не посмеет тронуть волоса с его головы, потому что сам Муциму охраняет его!
– Я не понимаю тебя, Инкази, скажи мне, где же он находится теперь? Далёко отсюда? – спросил немного досадливо Симба, волнуясь еще более от темных намеков Инкази.
– Это настоящее чудо, как я нашел его! – продолжал Инкази. – Сегодня ночью я покинул Лугери, предупредив его о грозящей всем нам, а ему особенно, опасности, и направился к острову Муциму, которому должен был принести благодарность за счастливое плавание. Я успел уже давно миновать залив Лувулунгу, когда заметил при тусклом свете луны невдалеке от меня парус. Я подумал, конечно, что это суда Солимана и направил свой челнок к западу, рассчитывая таким образом обойти их, описав большой крюк. Солнце выслало уже своим предвестником утреннюю звезду, когда я достиг острова Муциму. Я пристал к священному берегу и, сойдя на остров, от всего сердца принес благодарственную жертву Могучему духу озера. Как тебе известно, мы не смеем оставаться на этом острове дольше чем необходимо, и я хотел уже вернуться к своему челноку, как услышал за собой легкий шорох, напоминавший звук тихих шагов. Вообрази же мой испуг и мое удивление, когда я, обернувшись, увидел перед собой совершенно незнакомого мне человека. Что это был чужеземец, я увидел с первого взгляда: человек этот родился не на берегах Танганайки, потому что волосы на голове его отливали при свете взошедшего уже солнца совершенно иным цветом, чем волосы людей тех племен, которые живут по берегам великого озера. Кроме того, и роста он был громадного, и сложения сильного, и голова совсем иная, чем у местных туземцев. Я даже отскочил назад, но он сделал мне знак, чтоб я остался, и я остался, а он спросил меня таким молящим голосом, который тронул меня до глубины души: «Добрый человек, не можешь ли ты мне сказать, где здесь живет Симба, белый человек с седой головой и белой бородой?»
