Текст книги "Яблони на Марсе (сборник)"

Автор книги: Карина Шаинян

Соавторы: Александр Бачило,Ольга Дорофеева,Сергей Игнатьев,Александра Давыдова,Сергей Фомичев,Тим Скоренко,Владимир Венгловский,Борис Богданов,И. Даль,Полина Кормщикова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– А температура внутри?

– Одежда на дикарях с ватной прослойкой. Вата структурно похожа на полимерный бетон космических кораблей, только гибкая. Коэффициент теплопотерь у нее стремится к нулю. У меня, к сожалению, образца нет. Но есть дыхательный аппарат.

Из контейнера появляется клубок из трубок, бутылок, контейнеров, сплетенных в непонятную на первый взгляд систему.

– Не знаю, как назвать… По сути же, изделие – синтезатор и преобразователь газовых смесей. – Шериф пыхтит эрзац-сигаретой и пинает клубок у ног. – А по совместительству и средство для балдежа.

– Самогонный аппарат?

– Самогонный аппарат, да, но балдеж «колхозники» ловят от аргона: повышают давление до двух десятых мегапаскалей. А перегоняют газы. Вообще конструкций встречал множество, как и способов получения кислорода. Нагревают калийную соль: из ее десяти граммов получается литр кислорода. Из грунтовой окалины выделяют – им еще и железо достается. Да и просто расщепляют углекислый атмосферный газ на углерод и кислород. С водой придумывают похожие фокусы. Едят же непонятно что – какие-то мхи и грибы в пещерах выращивают…

– Поразительно, – восхищается Брайман, – все дикари превосходные химики!

– Поразительно то, что все свои приспособления они могут собирать из подручного материала. Если наши инструменты промышленного изготовления, то у них все сплошь кустарного. Понимаете? Каждый дикарь – и инженер, и физик, и химик, и, мать их, слесарь в одном флаконе!

Стравински уже вполне пришел в себя, чтобы вставить реплику:

– В Советском Союзе система образования отличалась обширностью и разноплановостью. У нас готовили узких профильных специалистов, а у них, напротив, ценились спецы широкого профиля.

– В таком случае здесь этот принцип должен быть доведен до совершенства, – задумчиво бормочет Брайман.

– А что по поводу оружия «мертвых»? – переводит разговор на интересную для себя тему Симпсон.

Шериф вздыхает и достает из контейнера предмет, внешне походящий на мясорубку.

– Это пулемет дикарей. От наружной рукояти внутри через хитрый привод вращается ротор, сверху в воронку засыпается гравий… Скорость снарядов достигает на выбросе около пятисот метров в секунду, а плотность – около пятидесяти в секунду.

Капитан удивленно присвистывает и рассматривает внимательнее «мясорубку». Хотя что там разглядывать? Конструкция довольно примитивная…

Коллеги, как дети в Рождество у елки с подарками, возятся с поделками «мертвых» у контейнера, а Боб решает вздремнуть – в его обязанности входит непосредственный контакт, поэтому нужно быть отдохнувшим. Тем более, после наглядно продемонстрированной технической грамотности объектов исследования.

Последующие тридцать часов Стравински только и делает, что пьет, ест, спит – он старается не думать про дикарей. Нужно иметь непредвзятый взгляд на вещи.

* * *

А затем мобилбейз прибывает на базу.

Шлюзование, быстрый медицинский осмотр.

Шериф находит Боба и торопит:

– Профессор, надо спешить, времени мало. Буря уже закончилась, как только пыль осядет – дикарь уйдет. Не факт, что мирно…

И сует жестяную баночку.

– Я доктор наук… Что это?

– Ментоловая мазь.

– Для чего?

– Вы трупы в стадии активного разложения препарировали? Нет? От них такой же запах, как от нашего «мертвого». Гы-гы, – смеется Делейни, – только сейчас понял, что данное вами прозвище актуально.

Стравински прячет баночку с мазью в карман – полоски ментола под носом при контакте могут помешать. Стоит вообще исключить всю инородность. Он просит у шерифа принести банки с «колхозным скафандром» и мажет свой голубой комбинезон похожей на плавленый гудрон смесью. Немного подумав, грязными руками оставляет следы и на лице. Возможно, что его вид у дикаря вызовет иронию или смех, главное, что не отторжение чужеродностью.

Кроме «мертвого» в кают-компании никого нет.

Из-за закрытой двери слышится хриплое пение. Стравински прислушивается к словам:

* * *

Ай, солнце, свет-бирюса, схоронил в позату лету.

Ай, домовинку да тесал, сбоку зарубал, по кому нету.

Полотенце под шеломок да причелинки кружевны свесил.

Ай, на погост на себе нес, место выбирал – весело глазу.

Ставил супротив, да на свой рост, вдвое высоко – углядишь сразу.

Ты ба обожди ба покадо тут – ма-аво часу… [2]2
  Слова из песни «Домовинка» группы «Разнотравье».


[Закрыть]

* * *

«Ну, с богом!» – думает антрополог и входит в помещение.

На диване, подложив под голову видавший виды рюкзак, лежит бородатый мужчина неопределенного возраста в неопределенного вида одежде – какая-то смесь восточного халата и стеганого пальто с капюшоном. На столике перед ним несколько пустых бутылок и россыпь пищевых пакетиков с тубами.

Завидев вошедшего, дикарь приветливо улыбается, показывая пару оставшихся спереди зубов, и привстает с ложа.

– А, гости в дом – печаль вон! Ну, проходь, человече, седай, компанию составляй. Чой-то рожа незнакома… Давай здоровкаться! Меня Морозом кличуть.

– Я Боб. Боб Стравински.

– Ну, Буба, сам в буфете поищи, чего осталося, но сумлеваюсь, что шибко много – долгонько здеся зад плющу. А чо наруже – не в курсах?

– Да буря почти закончилась, пыль садится…

– Ну, стал быть, скоро в путь – загостился у буржуев. Вот лыжи навострю и айдахом по буерахам. А то, зырю, уж рожи кривят – надоел им хуже камней почечных. Передавай Женьке Делену, шо Мороз прощевался по-человечьи…

Стравински, конечно, некий запашок от дикаря ощущает, но не так тот отвратителен, как помянутый шериф Делейни описывал. Скорее всего, за время непогоды Мороз помылся здесь в раковине, почистился.

– Мороз, прошу прощения, можно с вами пообщаться?

– Со мной-то? Чего бы не?

– Я исследую русскую культуру: как она влияет на выживание. Вы бы могли мне помочь в исследовании?

– Следак, стал быть? А чо же не помочь, ежели просишь по-хорошему. Долго? А то мене ишо на зимовье чапать.

– Не очень долго. Ну, так, поговорим немного.

– Давай. О бабах?

Стравински смеется:

– Да хоть и о бабах… Был у меня приятель в университете, все мечтал себе найти русскую жену. Сам он – итальянец. Я у него спрашиваю: «Почему именно русскую?»

– Ага, и я фигею – своих, чо ль, бабцов нема?

– Ну, так он и говорит, что русские женщины – самые покладистые и сообразительные жены в мире. Это так?

– Не без того – нычки находють с полплёва, посему надыть делать ишо обманки.

– Нычки?

– Ага, затарки. Шоб всегда быть.

– Э-э, кем или где быть? Сорри…

– На коне и с прикупом, дурила.

– На Марсе есть кони?

– Ихнего брата где токма нетути…

– Понятно, оборот речи… Я так понял, что мужчины должны быть сообразительнее женщин?

Мороз неопределенно вскидывает бровь и бурчит:

– На каждую болту найдется и закрутка…

Стравински понимает, что тема женщин на Мороза навевает печаль, следовательно, надо с нее плавно соскальзывать. Оглядывается, замечает в кают-компании стол для пинг-понга.

– А что, Мороз, любишь спорить на сообразительность?

– На слабо?

– Да.

– Чо ставить буш?

Стравински лезет в карман, достает баночку ментоловой мази. Мороз ее открывает, нюхает, улыбается:

– Годица. Гадай.

Антрополог берет коробку с шариками и достает два.

– Можешь поставить шарики один на другой и на стол?

– Легко!

– Ну-ка?

Мороз взмахивает рукой, припечатывает широкой ладонью один из шариков, сминая его, кладет получившуюся плюшку на стол, а сверху ставит второй шарик.

– Нет, это не честно! – возмущается Боб. – Уговора портить шарики не было!

Мороз вдыхает и горестно мотает головой, мол, как ребенок его оппонент, право слово. Берет еще один шарик, сморкается себе в ладонь и соплями приклеивает шарики друг к другу и к столу. Улыбаясь, вытирает ладонь, убирает мазь себе в рюкзак, спрашивает:

– По чесноку?

– Да.

– Теперя обратно. Отгадаешь – дам спирту хлебануть.

– У тебя есть?

– Затарки… Так, слухай сюды. Короче: две канители сидели и ели. Смекаешь? Если б они имели, шо ели, то не бывать им теми, хто они есть на самом деле.

– Э-э, можно еще раз?

– Охохоиньки, с таким озираловом не понять мене, как ты ишо не стал внезапным батей. Тормоз ты, буржуй, как есть – спирту не дам. Бабы это, яйца едят.

– Чьи яйца?

Мороз глубоко вздыхает и кричит в сторону двери:

– Это ваш окончательно смекалистый следак? О бабах говорили, шары в руках вертели? И де, Бубень, твова логика?

* * *

За следующие несколько часов произошло три важных события.

Во-первых, антрополог и дикарь сдружились настолько, что все-таки спирту хлебанули.

Во-вторых, Боб пришел к выводу, что он не только не профессор, но и докторских степеней недостоин, поскольку Мороз мыслил и быстрее ученого, и более нестандартно, а это давало совершенно неожиданные и неочевидные решения для любых задач.

В-третьих, дикарь заявил, что Буба, хоть и буржуй, и тормоз порядочный, но свой парень, поэтому он готов взять того с собой на зимовку, а кореша возражать не будут, поскольку Морозу они не указ.

Труднее оказалось уговорить «корешей» Стравински.

– Вы понимаете, что поддержки не будет? – спрашивал его Джеймс Делейни.

– Вы понимаете, что, возможно, идете на верную смерть? – вторил ему капитан Симпсон.

– Вы понимаете, что «зимовка» – это триста солов, почти земной год? – взывал к разуму Брайман.

– А вы понимаете, что шанса упустить нельзя – мы теориями ничего не докажем! Можно понять дикарей лишь изнутри! Я ведь антрополог!

В конце концов Боб уговорил шерифа дать кустарные поделки «колхозников» ему в эксплуатацию и вышел в еще земном скафандре за пределы базы, где его поджидал Мороз. Оказалось, что дикарь про лыжи не шутил: он стоял и намазывал металлические полозья густой смазкой…

Из отчета капитана Симпсона:

«Теория утверждает, что для каждого оружия должна быть цель. Мне всегда казалось, что русские межконтинентальные ракеты SS-18 класса „Сатана“ слишком мощны для Земли, и техническая способность донести боеголовки до Марса практически не афишировалась. Теперь понимаю почему. Русские, запуская марсианскую экспедицию, пытались создать средство противодействия очередной ступени эксперимента по распространению идеологического вируса.

Хотя я еще надеюсь на информацию, полученную Стравински. Он, конечно, не стратег – идти на „зимовку“ нужно было бы военному, но в тот момент я не расценивал успешность предпринятой Стравински авантюры.

Весь зимний марсианский период мы с шерифом Делейни разрабатывали новые системы противодействия проникновению дикарей на базу, я уже наметил кое-что для водяных караванов и рудных роботов. Но все оказалось тщетным, когда обратно вернулся наш антрополог и прошел новую защиту, практически не напрягаясь…»

Из отчета Йозефа Браймана:

«Боже мой, он выглядел ужасно! Оброс, смердел и был настолько худ, насколько и счастлив!

–  Вы просто не представляете, друг мой, – смеясь, поведал он мне, – как все просто. Сытость и достаток превращают нас в идиотов! Нужда – вот что подстегивает, принуждает думать! И быстро, поскольку ошибка равносильна смерти. Я настолько стремительно и кристально чисто сейчас мыслю, что не откажусь от этого никогда! Земная наука погрязла в догмах и споре определений, вот что я вам скажу… Вам надо обязательно попробовать, пойти вместе со мной!

–  Так что, – спросил я его, – теория русского лингвотриггера ошибочна?

–  Как вам сказать, – ответил Боб, – сейчас я с помощью трех матерных слов докажу Великую теорему Ферма…»

Из отчета шерифа Джеймса Делейни:

«Вернувшийся антрополог соблазнил всю экспедицию уйти к дикарям. Что-то мне подсказывает, что коммунистическая зараза их так просто не отпустит из своих цепких лап. Ждем с „Леонтьевым“ новых ученых, более идеологически выдержанных».

Ольга Дорофеева.Дожить до старости

Все мальчишки одинаковы.

Артем Быстров еще достаточно помнил свое детство, чтобы утверждать: Рума ушел из-под купола специально.

Хотел что-то посмотреть или найти: надел маску-фильтр с запасом кислорода, никому ничего не сказал… А охрана, как всегда, слишком много пялится в видеофоны… пацан просто прошмыгнул мимо и был таков.

Худенький большеголовый мальчик с темными больными глазами… Артем тряхнул головой, прогоняя видение. Не время думать об этом. Он не знает, как выглядит Рума, но это неважно. Надо спасать ребенка.

– Я тоже поеду. – Он встал, потом растерянно наклонился к планшету, чтобы руки попали в поле зрения визора. – Извините, коллеги, не могу. Не могу ничего обсуждать, пока мальчишка бродит где-то по пустыне.

– Ты уверен? – спросил Якимов. Остальные молчали.

– Конечно. Наташа, – он повернулся к сидевшей по правую руку изящной женщине – секретарю, ассистенту, помощнику, да всему на свете, особенно после того, что случилось с его семьей. – На всякий случай: файлы, все данные по генератору продублированы пластиковыми копиями, они в сейфе. Мой пароль для планшета ты знаешь. Вот, наверное, и все.

Женщина качнула головой, украшенной тяжелым пучком волос:

– Удачи. И… берегите себя, Артем Сергеевич.

– Постараюсь, спасибо. Но, боюсь, что не в первую очередь. – Артем подошел к стенной панели, достал куртку. – Прежде всего – все-таки дети…

– Что-то мне не нравятся твои разговоры, – грубовато вмешался Якимов. – Ты на квадроцикле? Тогда я еду с тобой.

– Хорошо, Дим, – он хотел сказать: «Не ожидал», но смолчал.

* * *

У дежурного по НПО они взяли маски и ключи от служебного вездехода, отметились на выезде. За пределами купола небо было по-настоящему марсианским: густо-оранжевым, белесо-желтым вокруг солнца, с темными грязными тучами на линии горизонта.

– Куда? – спросил севший за руль Якимов.

– Думаю… думаю, что к развалинам.

– Так далеко? Спасатели ищут его рядом с куполом.

– Ну, а мы поедем к развалинам, – с извиняющейся интонацией ответил Артем.

На самом деле он был уверен. Куда еще пойдет мальчишка? Конечно, искать следы древних марсиан! Разве можно довериться в таком вопросе ученым и археологам? Что они вообще понимают? Ничего не нашли? Так плохо искали! Наверняка поленились заглянуть в полузасыпанный лаз, прошли мимо камня с письменами, не заметили секретного рычага. Взял скейтборд и полетел. Собирался вернуться через пару часов, пока мать не хватилась, но что-то пошло не так. А рисковать жизнью ребенка они не имели права. Слишком дорогой стала каждая такая жизнь.

В детстве Артем тоже мечтал исследовать древние гробницы, найти сокровища или записи с утерянными знаниями. Все мальчишки бредили длинноногой авантюристкой из американского фильма, Ларой Крофт, – то ли влюблялись в нее, то ли завидовали. Детей тогда было много, почти в каждой семье: по улицам гуляли мечтательные школьницы, во дворах собирались шумные компании футболистов и хулиганов, мордатые карапузы возились в песочницах под надзором бдительного материнского ока. Что случилось с человечеством за двадцать с лишним лет? – с тоской подумал Артем.

Его детство пришлось на нелегкое время. Несмотря на юный демократический режим и высокие технологии, в стране было немало нищеты, разрухи и воровства. Неизвестно, чему Артем смог бы научиться в школе, не будь у него дома Интернета и неплохой, дедушкиной еще библиотеки. Школа… математичка, путающая падежи, физкультурник, в открытую выпивавший полтора литра пива за урок. И Пал Максимыч, учитель физики, в разговорах с которым зародилась идея генератора воздуха – устройства, которое он теперь строил здесь, на Марсе.

– Что случилось? – крикнул Быстров, заметив, что квадроцикл затормозил. Маска-фильтр, оснащенная небольшим передатчиком, позволяла разговаривать в разряженной атмосфере Марса, но она почти не усиливала звуки, и вибрация мотора могла заглушить голос.

– Посмотри, там что-то лежит, – закричал в ответ Якимов. – Синее, видишь?

– Конечно. – Артем спрыгнул на землю. В нескольких метрах от квадроцикла валялась джинсовая кепка. – Дим, это он! Он был здесь!

Они уже отъехали от купола на приличное расстояние. Темно-красные развалины виднелись вдалеке – до них оставалось километра четыре, не больше.

– Сейчас мы его найдем! – но из-под колес вездехода полетели пыль и щебенка, и тот проехал на несколько метров вперед.

– Артем, прости, – услышал Быстров в наушниках, – но ты остаешься здесь. Потерялся в пустыне во время поисков ребенка. Благородная смерть.

– Дима, ты что, пошутил? – «Нет, это не шутка», – сразу ответил ему собственный голос, на удивление холодный и циничный.

– Это не шутка, – эхом отозвался Якимов. – Я не хотел, но ты… Ты сам виноват. Считаешь, что генератор воздуха – только твое детище. А я? Я столько лет потратил на него и тоже хочу Нобелевку! Я заслужил!

– Генератор – труд коллектива, а не мой личный, – тихо сказал Артем. – И он еще не окончен. Чего ты ждешь от Нобелевки? Денег? Славы? Зачем?

– Зачем? – Якимов натужно засмеялся, словно через силу. – Да ты и в самом деле ненормальный! Чтобы уехать отсюда, с чертового Марса! Я хочу жить в Москве, в шикарной квартире, ездить на крутой тачке по ночным клубам, летать на Мальдивы!.. А знаешь, – он перевел дыхание, – может, черт с ней, с Нобелевкой? Продам генератор американцам, и все дела. Бабла все равно на всю жизнь хватит, а без славы обойдусь.

– Мы в любом случае передадим чертежи всем соседям. Невозможно создать атмосферу над половиной планеты.

– Передадим? Ты блаженный, Артем. Действительно думаешь, что правительство отдаст разработку бесплатно? Это мы за нее ни копейки не получим… Ладно, хватит разговоров. До купола ты дойти не сможешь, так что… прощай.

Взревев, квадроцикл рванул вперед и, заложив вираж, повернул в сторону купола.

«Маски-фильтра хватит на двенадцать часов. И еще у меня есть маячок, о котором ты не знал, – спокойно подумал Быстров, глядя вслед вездеходу. – Вопрос только в том, когда меня хватятся. Думаю, это произойдет очень скоро – когда ты доедешь до пункта охраны. Но где мальчик? Он на раскопках, это точно. Если двигаться, маячок будет сложнее засечь. Ничего, найдут на час позже. За это время я успею догнать Руму».

Он повернулся и быстрым шагом направился к развалинам.

* * *

Надо было остановиться, когда потерял бейсболку. Эх, надо было! Тогда пришлось бы разгоняться заново, скорость оказалась бы ниже, и скейтборд не вмазался бы носом в камень. Рума никогда еще не летал так быстро, поэтому не успел отвернуть в сторону. Ладно, кому он врет? Даже не заметил темного, едва присыпанного оранжевым песком валуна. Результат: движок вырван «с мясом», валяется, покореженный, метрах в пяти. Вопрос, который сразу возник перед глазами Румы, темными буквами на рыжем марсианском фоне: что дальше?

Можно было идти обратно. Навигатор скейтборда послушно показывал направление в сторону купола, но счетчик километража не радовал: почти тридцать от порога до злосчастного камня. Столько он не пройдет, а в пустыне найти его будет сложнее, чем здесь.

Можно было остаться. Выбрать уютное местечко и ждать спасателей. Отличный вариант! Жаль, не захватил корзинку с провизией. И не сказал никому, куда собрался. И маску-фильтр надел детскую, облегченную – на пять часов. Уже – на четыре.

Рума оставил ненужный теперь скейтборд на видном месте, как ориентир, и медленно пошел к развалинам. Фрагменты красных стен стояли по кругу, складываясь в спираль или обломки гигантской матрешки. На некоторых были обветрившиеся барельефы, в них с трудом угадывались то ли человеческие лица, то ли кошачьи морды. Под ногами скрипел песок, принесенный сюда еще древним марсианским ветром, и сразу становилось ясно, что никаких сокровищ он не найдет, до культурного слоя – копать и копать. Рума подошел к стене, присел на корточки, опершись спиной о ровный камень. Искать следы древних почему-то не хотелось. Очень хотелось жить. Три часа.

Он родился на Земле, но родители уже знали, что летят в числе первых колонистов, поэтому назвали его «Рума». Русский Марс! В классе из пяти мальчиков так звали троих. Девочкам давали свои модные имена: Мара – «марсианская ракета», Колина – от слова «колонизация». А Руме нравились старые имена. В них скрывался какой-то глубокий смысл, воспоминания о прошлом… Два часа.

Странно… неужели он не доживет до будущего? Не увидит Марса без куполов, с лесами и садами, синим небом, как на фотографиях Земли? Говорят, генераторы воздуха заработают совсем скоро. Где угодно можно будет ходить без маски. Сюда, к развалинам, опять приедут ученые. Эх, не дождался, поторопился. Час. Один час.

Один мужчина.

Мужчина в светлой куртке, с поломанным скейтбордом в руках стоял метрах в двадцати, появившись ниоткуда посреди пустыни.

– Рума! – в наушниках едва слышно раздался его голос. – Привет! Я Артем.

* * *

– А где все? – мальчик поднял голову и прищурился. Светловолосый, крепкий, невысокий. С облегченной маской.

– Скоро будут, подождем их вместе. У меня есть маячок… его, наверное, уже запеленговали. Как ты?

– Нормально. У меня, – Рума вздохнул, – кажется, воздух заканчивается.

– Ну-ка, покажи, – увиденное Артему не понравилось. Столбик индикатора уже перешел в красную зону и, казалось, таял прямо на глазах. – Ничего страшного. Моя маска почти полная.

– Запасная?

«Дурак я, дурак. Запасную-то и не взял. Понадеялся на квадроцикл, на то, что спасатели где-то рядом…»

– У вас две маски? – настойчиво повторил Рума.

– Не волнуйся, я отдам тебе свою, – как можно спокойней сказал Артем. – Это не страшно. Я могу побыть без воздуха… некоторое время. Нас очень скоро найдут, вот увидишь.

– Это правда? – подумав, спросил мальчик.

– Ну, конечно, правда.

– Что вы можете дышать без маски?

– А, это… Ну, вообще-то… – Артем решился, – нет. Но это ничего не меняет. Дети не должны умирать. Ты обязательно выживешь… и доживешь до старости, – он беспричинно развеселился. – Станешь таким толстым, вредным стариком: бе-бе-бе! Бе-бе-бе!

Рума не выдержал, рассмеялся.

– Ничего я не толстый! Дядя Артем, – посерьезнел, – а у вас дети есть?

– У меня? – отвечать не хотелось, но сейчас его чувства были не важны. Важно было, чтобы мальчик не испугался, не запаниковал и не натворил глупостей. Особенно тогда, когда Артема с ним уже не будет. – Сын. Лешка. Только он… – Артем запнулся, потом буднично произнес: – Умер.

И заговорил торопливо, может быть, впервые кому-то объясняя:

– Мутировавший вирус, помнишь? Несколько человек умерли, пока разобрались, что к чему. Жена и сын… а я даже не заразился. Они сгорели, как спички, за сутки. Как спички…

Мальчик молчал.

– Это неправильно, – успокоившись, продолжил Артем. – Дети не должны умирать. Никогда и ни за что. Поэтому ты – не умрешь. Но ты должен будешь кое-что сделать. Я директор НПО, которое разрабатывает генератор воздуха. Сейчас буду рассказывать, а ты слушай и запоминай. При испытаниях прототипа я обнаружил странное явление. Похоже, у генератора есть побочное действие. Запомни код к моему домашнему сейфу: «Лешка – двадцать – сорок». Мой сын и год его рождения. Запомнил?

– Да, – твердо сказал Рума.

* * *

Мгла перед глазами сгущалась, поглощая свет и звуки. Не страшно, совсем не страшно. Мысли, простые и тягучие, шевелились лениво, заполняя собой черепную коробку. «А вдруг успеют найти?» – медленно ползла одна, замирая в буром мраке. «Не бывает чудес, не бывает», – бормотала рядом другая. Сквозь темноту Артем увидел белесые, как негатив, силуэты склонившихся над ним существ. «Марсиане пришли ко мне…» – прошептала мысль, и все исчезло.

* * *

Артем открыл глаза.

Белый потолок, белые стены, совсем рядом – трубочка капельницы с прозрачной жидкостью. Похоже, больничная палата. У изголовья мерно гудит какой-то прибор. Светлые занавески на окне, за ними – яркое синее небо. Комната залита солнцем. Стоп! Синее? Синее небо?

– С возвращением, Артем Сергеевич, – в палату вошла медсестра – или врач? – в белом комбинезоне с непривычным накладным фартуком спереди. – Как самочувствие?

– Есть… самочувствие, – озадаченно ответил Быстров. – А что?..

– Очнулся? – в дверь ворвался еще один человек. – Дядя Артем? Артем… Сергеевич…

Быстров приподнялся на локте, удивленно пригляделся. Коренастый, крепкий, одежда странная, как из пластика или кожи… круглое лицо, светлые волосы, глаза…

– Рума? Да не может быть! Нет, вы отец Румы, наверное?

– Нет, я Рума и есть, – счастливо улыбнулся мужчина. – Сколько лет мечтал вас поблагодарить, дядя Артем!..

* * *

Они сидели за столом в просторном пустом помещении, похожем на столовую.

– …Вы были правы насчет временных перемещений. У Якимова – видите, до сих пор помню его фамилию, – из-за этого ничего не вышло. Он еще несколько лет бился с генератором, но стабильного результата так и не получил. Мне, конечно, не поверили: мальчишка-хулиган после шока и ведущий ученый – кого послушают? Но осадок остался, смотрели на него косо. Короче, не смог он больше здесь работать, вернулся на Землю. Следующему директору я отнес ваши записи, и тогда уже работа закипела. Я, – Рума смущенно опустил взгляд, – за это время сам разобрался, в чем смог, и сразу после школы попросился в НПО. С заочным обучением дальше, конечно. Генератор воздуха мы запустили еще пятнадцать лет назад. Какое небо теперь на Марсе, видите? В окна смотрели? Весна, все цветет, белые сады кругом. Я сам смотрю и удивляюсь, даже не представлял, как это красиво… – Он помолчал. – А машину времени – мы ее называем «переместитель Быстрова» – доделали только сейчас.

– Переместитель Быстрова, – задумчиво повторил Артем. – Я польщен, конечно, но сколько вы потратили сил и средств! Даже страшно подумать. Неужели это все – только для того, чтобы проверить мою теорию?

– Ну, нет. У меня была вполне конкретная личная цель: сказать вам спасибо. Ради нее я был готов трудиться еще хоть сто лет.

– Ладно, у тебя… у вас. А у народа? Чем эта машина времени может послужить людям?

– Артем… странно все так. – Рума усмехнулся. – Сейчас вы моложе меня; не знаю, как к вам обращаться. Переместитель нам послужит, вот увидите. Не представляете, какой мы затеяли проект! Помните, тридцать лет назад человечество столкнулось с проблемой снижения рождаемости?

– Еще бы. Кажется, генетический сбой. Количество фертильных женщин сократилось в разы…

– В десятки раз! И до сих пор генетики ничего не придумали. Пока они там ДНК переклеивают, люди вымрут, как мамонты. Дети сейчас – словно восьмое чудо света. И мы тогда… – Рума замолчал. – Видите это помещение, это здание?

– Да.

– Это реабилитационно-обучающий центр для людей, которых мы перенесем из прошлого. Не волнуйтесь! История не изменится, потому что… потому что мы забираем только тех, кто там – умер.

Не веря своим ушам, Артем смотрел на собеседника.

– Да, да! – кивнул Рума. – Никто больше не умрет. Все будут здесь, все доживут до старости. Дети, погибшие от голода или расстрелов, сожженные в печах концлагерей, замученные во время революций, – все будут жить. Вместо них мы отправляем в прошлое биокуклы. Это же вы меня научили: дети не должны умирать. Они все получат шанс на новую жизнь, на образование, лечение; они смогут трудиться, и творить, и строить будущее вместе с нами!

– Значит, – потрясенно спросил Артем, – это как рай? Жизнь после смерти?

– Ну, надеюсь, вы не чувствуете себя в раю, – махнул рукой Рума. – Вас, между прочим, ждут в родном НПО…

– Погоди, – перебил его Артем, ошарашенный внезапной мыслью. – А эта программа уже действует? Вы уже кого-нибудь перенесли, кроме меня?

– Кстати, да, чуть не забыл, – Рума наигранно хлопнул рукой по лбу. – Кое-кто хочет с вами встретиться. Пошли, пошли, – он направился к двери, – подождите секунду, – вышел в коридор.

Как зачарованный, Артем смотрел на дверь, за матовым стеклом которой виднелось два силуэта: невысокая женщина и худенький большеголовый мальчик.