Текст книги "Кольцо с шипами Карина Рейн (СИ)"
Автор книги: Карина Рейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Не успела я отвернуться от зеркала, как дверь комнаты хлопнула, и рядом со мной материализовалась… Александра.
Век бы её не видать.
– Не думала, что Демид когда-нибудь женится, – опёршись бедром о раковину, роняет со снисходительной улыбкой. – Он не рассказывал тебе о том, что когда-то мы были близки? По глазам вижу, что нет. Он не тот человек, кто сможет быть примерным семьянином. К тому же, ты не его типаж – слишком молодая.
Она пытается меня задеть? Я вас умоляю, со мной этот номер не прокатит.
– Ваши с ним отношения остались в прошлом – по крайней мере, для моего мужа. А что касается его женитьбы… Должно быть, его потянуло на новые ощущения, – с милой улыбкой отвечаю. – Знаете, иногда так надоедает всё старое…
Подмигнув женщине, выхожу из комнаты, успев заметить, как от смеси шока и злости у Александры отвисает челюсть, и слышу в спину разъярённое «Вот же дрянь!», но от этого только ещё сильнее улыбаюсь: вот вам наглядный пример поговорки «не рой другому яму».
Впрочем, к нашему столику возвращаюсь уже слегка утомлённая этой игрой в эмоциональные прятки – будь мы в обществе попроще, я бы давно оттаскала эту стерву за волосы за неподобающее поведение. Демид встречает меня чересчур внимательным взглядом и глазами спрашивает, всё ли в порядке. Догадывался ли он, что Александра может что-то отколоть, оказавшись наедине со мной? Возможно. Но меня это мало волновало.
– На вас лица нет, дорогая, – участливо роняет Николай. – С вами всё в порядке?
– Если честно, я не очень хорошо себя чувствую, – для пущей убедительности прикладываю пальцы к вискам.
На лице мужчины расцветает понимающая улыбка, которая заставляет меня нахмуриться.
Что его так развеселило?
– Означает ли это, что в вашей семье скоро будет прибавление?
Окончание фразы долетает до слуха подошедшей Александры, с которой сегодняшних потрясений до конца жизни хватит. Я отчего-то краснею и перевожу взгляд на Демида, который едва сдерживает смех: уж мы-то прекрасно знаем, что я не беременна.
Но улыбка всё же растягивает его губы, и Николай расшифровывает её по-своему.
– Наши искренние поздравления будущим родителям, – целует мою руку и пожимает Демиду.
От растерянности не знаю, что на это ответить и просто играю в молчанку, а Пригожин, видимо, вообще получает удовольствие от сложившейся ситуации. О чём, спрашивается, думает? Нельзя ведь вводить людей в заблуждение!
– На самом деле… – открываю рот, но Демид не даёт мне закончить.
– С вашего позволения, я бы хотел отвезти жену домой, – улыбается и поднимается на ноги. – Надеюсь, вы понимаете.
Пытаюсь сдержать своё изумление от его поведения: зачем он меня перебил? Я ведь собиралась развенчать эту ложь о своём положении, а Пригожин лишь ещё больше её подкормил.
– Конечно-конечно, – кивает Николай. – Увидимся в офисе в понедельник, Демид. Нам ещё нужно определиться, кто из твоих сотрудников будет сопровождать меня в поездке.
Демид кивает, помогает мне подняться и выводит на свежий воздух; моя кожа моментально покрывается гусиной кожей от прохладного ветерка, и Пригожин стаскивает с себя пиджак, чтобы накинуть его мне на плечи.
– Спасибо, – роняю тихо и наблюдаю за тем, как Андрей подгоняет машину. Только в салоне я решаюсь прибегнуть к обвинениям. – Зачем ты поддержал эту ложь про мою беременность? Это неправильно!
– Я не сказал ни слова против лишь потому, что собираюсь их заблуждение сделать реальностью, – шепчет мне на ухо. – Сегодня вечером ты слишком много мне обещала своим поведением, любовь моя.
По телу разбегаются мурашки от его откровенного заявления, и я плотнее кутаюсь в пиджак.
Мне всё же аукнулось.
– По-моему, ты просто видишь то, что тебе хочется видеть, – нервно отзеркаливаю.
– И почему же я тебе не верю?
– Может, мы лучше поговорим о моей работе в твоей компании? Ты динамишь меня не хуже, чем я тебя.
– Ну, по крайней мере, ты признаёшь, что тоже динамишь – это прогресс, – невесело фыркает. – Это единственное, что интересует тебя в жизни со мной? Работа в моей фирме? А как же семья? Я думал, что для любой девушки самое важное – это семья и дети, но после встречи с тобой я уже ни в чём не уверен.
Удивлённо распахиваю глаза: так вот какое впечатление я произвожу на него – самовлюблённой эгоистки? Выходит, я в его глазах выгляжу не лучше Александры – но той хотя бы нужно его сильное спортивное тело, а мне – лишь должность в престижной компании… Самое обидное, что до встречи с Демидом именно семья была для меня на первом месте; не важно, был ли это папа или муж и дети – семья была моим идеалом, а теперь я кажусь Демиду – да и всем, наверно – девушкой, которая прельстилась должностью.
– Семья всегда будет для меня на первом месте, – не соглашаюсь.
– Но я никогда не стану частью твоей семьи, так? – презрительно фыркает. – Это ты хочешь сказать? Почему? Недостаточно богат? Не хватает влияния в обществе? Не так хорош собой, как мог бы быть?
– Деньги, влияние и смазливое лицо – ненадёжные материалы для строительства крепкой семьи, – отворачиваюсь и смахиваю со щёк невесть откуда взявшиеся слёзы. – Сколько себя помню, я всегда мечтала о том, что однажды встречу человека, которого искренне полюблю. Но появился ты – весь такой властный, неумолимый, строгий, не терпящий возражений – и решил, что мы с тобой станем семьёй только потому, что тебе так хочется. Жизнь чуточку сложнее картинок из детской книжки, знаешь ли.
В машине повисает зловещая тишина; ещё недавно от Демида веяло желанием, а теперь – арктическим холодом, причём так, что мне захотелось плотнее завернуться в его пиджак.
Что я, собственно, и сделала.
Бросаю нервный взгляд в сторону Андрея – наверняка слышал весь разговор и уже составил мнение о том, что из себя представляет наш брак. Если бы водителем была женщина, вся компания Пригожина уже знала бы всё в подробностях и зубоскалила на тему того, что наш союз трещит по швам – ещё и ставки бы делали, когда он развалится вовсе. Но Андрей не отрывает взгляда от дороги и старательно делает вид, что его вообще здесь нет.
В лифте, который теперь казался удушающе тесным, мне окончательно стало не по себе; всё в том же безмолвии мы оба вошли в квартиру, где Демид развязал и стащил галстук и направился прямиком к мини-бару. Звякнуло стекло, и вот в руке у Пригожина уже поблёскивает бутылка с жидкостью насыщенного коричневого цвета.
– Только не говори, что ты собрался напиться! – спрашиваю с недоверием.
– Иди спать, Ульяна, – небрежно роняет, и я вижу, как ходят желваки на его лице. – Поговорим завтра.
По тону понимаю, что сегодня уже нормального разговора не получится, поэтому оставляю его пиджак на диване и безропотно плетусь в свою комнату, скинув с ног опостылевшие каблуки. После них ноги нещадно болели, будто их кололи сотни иголок, а позвоночник больше напоминал кусок дерева по ощущениям. Быстро принимаю душ, который немного расслабляет напряжённые мышцы, и переодеваюсь в пижаму; когда преодолеваю небольшое расстояние от ванной до спальни, слышу, как звякает очередная бутылка – на этот раз под ворчание Демида. У меня сердце проваливается куда-то вниз: он в гневе неадекватен, а в гневе и под градусом даже боюсь представить, что он может устроить. В который раз жалею, что на двери комнаты нет замка или хотя бы щеколды, поэтому придвигаю к ней кресло – на всякий случай.
Очаровательные годы ждут меня в этом доме, чувствую.
Как ни пытаюсь, заснуть не получается ни через час, ни через три; циферблат показывает второй час ночи, а я даже глаза закрыть не могу. Примерно с полчаса назад Демид перестал нарезать круги по дому и стучаться в мою дверь, просясь внутрь, чтобы извиниться. Я пыталась убедить себя в том, что он просто заснул, но маленький червячок страха не давал успокоиться: вдруг ему стало плохо?
Со вздохом поднимаюсь на ноги, отодвигаю кресло и выглядываю в коридор; дом встречает меня пугающей тишиной, так что я сломя голову несусь в гостиную. Пусто. Обхожу все комнаты в доме и везде натыкаюсь на пугающую пустоту. Меня уже начинает бить озноб: вдруг в его светлую головушку пришла идея прогуляться? Пьяный богач ночью один на улице – лучшего подарка для грабителей и придумать нельзя.
Уже собираюсь в панике звонить Андрею, чтоб помог мне с поисками, когда в моей собственно голове мелькает мысль о том, что на самом деле я проверила ещё не весь дом. Оставляю телефон на тумбочке в своей спальне и поднимаюсь по лестнице наверх – туда, где бассейн; верхняя дверь оказывается приоткрыта, и я просовываю в образовавшуюся щель голову: Пригожин сидит на бортике, опустив ноги в воду – прямо с брюками и в ботинках…
– А ещё меня называют неадекватной… – бурчу, опускаясь рядом с ним на корточки. – Сколько ты выпил?
– Не знаю, – вздыхает, не отрывая взгляда от водной глади.
– Достаточно, чтобы потерять разум, видимо, – снова ворчу, но притронуться к нему боюсь: вдруг вспылит.
– Тебе же всё равно, – переводит затуманенный взор на меня. – Я ведь не член твоей семьи, так что не извольте беспокоиться, Ульяна Николаевна.
Вздыхаю и усаживаюсь рядом.
– Дурак ты, Пригожин. Зачем вообще было пить?
– Ты самая невозможная женщина из всех, что я встречал, – хмурится, выдавая обвинение.
– Девушка, – машинально поправляю и тут же краснею.
– Это досадное упущение, которое ты никак не даёшь мне исправить, – фыркает мужчина. – Знаешь, за все тридцать лет я ни разу не притрагивался к спиртному – ни на спор, ни на «слабо», ни на какие уговоры не поддавался.
– Ага, но держишь в доме мини-бар, – не верю.
– Это для друзей, – отмахивается. – Не в этом суть. Смысл в браке, если жена не подпускает даже к себе – не то, что в спальню?
Он проводит костяшками пальцем по моему бедру от колена вверх, а я слежу за этим движением, как кролик за удавом; едва его рука добирается до кромки моих пижамных шорт, как я перехватываю её и переплетаю наши пальцы.
– Я позволяю притрагиваться к себе – видишь? – подсовываю наши руки ему под нос.
– Я имел в виду совершенно другое.
– И у пьяного тебя на уме только одно.
– Последний раз женщина была в моей постели год назад.
Если б я в это время что-то пила – точно подавилась бы, потому что воздержание у таких, как он – это всё равно, что для апостолов хождение Иисуса по воде.
Чудо.
Обвинить Демида во лжи не успеваю: чуть отодвинувшись, он ложиться на бортик, вытащив ноги из воды, и кладёт голову мне на колени.
– Только не здесь, давай вернёмся в дом, – упрашиваю упрямого.
– Ты дома, любовь моя, – бурчит в мои коленки, которые покрываются гусиной кожей от его дыхания.
Несмотря на то, что бассейн был крытый и вроде как считался частью дома, здесь всё же было довольно прохладно – холоднее, чем в квартире; если Пригожин проведёт здесь в таком состоянии ещё хотя бы полчаса – точно сляжет с воспалением лёгких.
Да и я вместе с ним.
– Не вздумай здесь засыпать! – тормошу его за плечо. – Идём в постель!
Не сразу понимаю, почему Пригожин вдруг встрепенулся – даже обратно сел; прикусываю язык, который несётся впереди мыслей, но уже поздно.
– Ты будешь со мной? – соблазнительно улыбается.
Даже под градусом он умудряется выдать именно обаятельную улыбку, а не пьяную гримасу, как бывает у других.
– Просто ляжем спать, – говорю в надежде на то, что хоть это сдвинет его с места – самой мне его точно на ноги не поднять.
Демид охотно встаёт и даже помогает мне подняться следом; он долго и как-то странно смотрит на меня, но я никак не могу уловить то, что плещется в его глазах. Он явно хочет что-то сказать, но то ли не хочет снова скандалить, то ли думает, что я ещё не готова к подобным разговорам. Мы осторожно спускаемся вниз, где я помогаю ему снять верхнюю одежду, и отправляю в душ – отогреваться; пока он моется, делаю некрепкий чай с мёдом и возвращаюсь в комнату. Пригожин входит туда, пошатываясь, и вся его одежда – это полотенце вокруг бёдер и капельки воды по телу. От удивления мои глаза распахиваются, а щёки предательски краснеют.
– Соблазнить меня у тебя не получится, – предупреждаю, но сама в это не верю.
– Попытаться всё же стоит, – усмехается.
Отвернуться успеваю в самый последний момент – слышу, как за спиной с тихим шорохом падает банная принадлежность, и готова дать себе затрещину: даже не подумала о том, что он может воспользоваться ситуацией. И Пригожин тоже хорош – так ловко имитировал сильное опьянение, что я, идиотка, сразу поверила!
– Да расслабься, а то будто кочергу проглотила, – со смешком роняет, и я слышу, как он копается в комоде. – Можешь поворачиваться.
– Лучше спрячься под одеялом, – качаю головой.
Очередной тяжёлый вздох, и вот Демид шуршит по кровати.
– Теперь довольна?
Поворачиваюсь и натыкаюсь на чертей в ответном чернеющем взгляде; Демид укрыт одеялом по пояс, а вот верхняя его часть была целиком оставлена мне на обозрение.
Ещё и развалился, закинув руки за голову.
– Молодец, а теперь спи. И я пойду спать.
– Не-а. Договор какой был? Ты спишь со мной. Не заставляй меня возвращаться к бассейну.
Мой рот от удивления открывается – вот ведь манипулятор! Но уйти действительно не могу – он точно выполнит свою угрозу, и тогда ещё и лечи его неделю, а то и больше…
– Хорошо, но руки не распускай, – тыкаю в него пальцем. – Мы просто спим, и всё.
– Как скажешь.
Обхожу кровать с другой стороны и ныряю под одеяло, улёгшись как можно дальше от Пригожина – насколько позволяла ширина кровати. А позволяла она не много, так что если я вдруг во сне неаккуратно повернусь на левый бок – перекочую спать прямо на пол.
– Не будь ребёнком, ложись нормально, – ворчит, устраиваясь поудобнее. – Я ведь сказал, что не трону.
Придвигаюсь буквально на сантиметр – только чтоб окончательно не свалиться – и слышу обречённый стон в подушку. Тихонько смеюсь, чтобы Демид не услышал, и честно пытаюсь заснуть, но его присутствие для меня – как будильник для спящего. Затихаю и прислушиваюсь к ровному и размеренному дыханию мужа, который уже, наверно, десятый сон видит, пока я тут ворочаюсь. Закрываю глаза и считаю про себя его вдохи-выдохи, и, в конечном счёте, мне удаётся провалиться в царство Морфея.
Пробуждения выдаётся нелёгким – хотя бы по тому, что подушка была нереально твёрдая, будто за ночь в камень превратилась; да ещё как-то странно двигалась – может, это меня так качает? Надышалась за ночь перегара от Пригожина и теперь страдаю от похмелья? Пытаюсь приподняться, но «подушка» не даёт: её крепкие руки надёжно держат меня в кольце, прижимая к себе. Разлепляю глаза и подтверждаю свои опасения: я сплю на груди мужа – очень горячей и мощной, между прочим – закинув на него левую ногу, да ещё обнимаю его к тому же! Шевельнуться боюсь: не дай Бог разбужу, и он увидит всю эту картину – это ж до конца жизни потом отнекиваться будешь.
Сглатываю и чувствую неприятное ощущение в горле – пересохло, что ли? – но больше всего меня озадачивает не это: как так вышло, что я оказалась так близко к Демиду? Вряд ли я, даже сонная, полезла бы к нему обниматься – я всё ещё в своём уме, чтобы не делать глупости; он тоже не стал бы притягивать меня к себе – удивительно, но насчёт его слов о неприкосновенности я ему верила безоговорочно.
Ну и как тогда мы оказались в обнимку?
В носу отчаянно щекочет, и я понимаю, что у меня не осталось выбора: уберу руку, чтобы зажать нос, и наверняка разбужу его, но если чихну – Демид проснётся сто процентов. Из двух зол выбираю меньшее и отдёргиваю руку – очень вовремя, кстати – но Пригожин всё равно начинает копошиться и прижимает меня к себе ещё крепче, сонно бормоча себе под нос что-то ему одному понятное. Вот его дыхание снова становится размеренным, и я позволяю себе выдохнуть – правда, теперь выбраться из капкана шансов нет вовсе.
Пользуясь тем, что Демид спит, а я к нему всего второй раз в жизни так близко, разглядываю его лицо; когда все мышцы на нём расслаблены, Пригожин выглядит гораздо моложе своих лет – почти моим ровесником. Не удерживаюсь и провожу кончиком пальца по линии носа, неотрывно следя за своими движениями, потом по лбу, разглаживая несуществующие складки, и наконец несмело прикасаюсь пальцами к губам.
– Наигралась? – слышу тихий шёпот и вздрагиваю от неожиданности.
Заигралась, я бы сказала.
Поднимаю взгляд и наталкиваюсь на открытые глаза Демида – ночь не такая чёрная, какими они были в эту минуту. И зачарованно наблюдаю за мужем, пока тот стремительно сокращает расстояние между нашими губами. Это было словно неизбежное столкновение двух автомобилей на автостраде, и настолько же мощно; Демид целовал меня так, будто без этого дышать не сможет – впитывая меня в себя каждой клеточкой. Жёсткая щетина нещадно впивается в нежную кожу, царапая, но я даже не думаю возражать; руки сами тянутся к его лицу, и теперь жёсткие волоски я ощущаю ещё и ладонями. Обхватываю его за шею, путаясь пальцами в ворохе густых волос, и чувствую, как Демид обнимает меня ещё крепче – если такое возможно. Переплетаются даже наши ноги – настолько близость пьянит нас обоих. Понятия не имею, сколько смогу выдержать этот эмоциональный вулкан, который жжёт изнутри, но отпускать – и тем паче отталкивать – мужа и в мыслях нет.
Не знаю, чем бы всё это закончилось, не зазвони у него на прикроватной тумбе телефон.
Пригожин нехотя отлепляется от меня и с ругательствами тянется к гаджету, пока я пытаюсь отойти от только что пережитого. Это просто какой-то совершенно новый уровень чувственности, который был не доступен для меня раньше – хотя это не первый наш поцелуй.
Отчего же теперь всё по-другому?
В голове стерильный вакуум, из-за которого я совсем не улавливаю нить разговора; только по недовольному лицу Пригожина понимаю, что в королевстве Датском не всё ладно.
– Что-то случилось? – хмурюсь, пока он снова берёт меня в кольцо рук и утыкается носом в изгиб шеи.
– Работа, – ворчит.
– Сегодня же суббота! – удивляюсь, покашливая – что-то в горле совсем пустыня. – У тебя не бывает выходных?
По дрожи, которой заходится его тело, понимаю, что он смеётся.
– Я ведь босс, у меня нет выходных.
Против воли чувствую небывалое умиротворение, которое дарят его руки на моей спине и талии; поглаживаю его по волосам и чувствую, как он расслабляется.
– Что мешает нам каждый день просыпаться вот так? – спрашивает.
Его голос вибрацией проходится по моей коже, заставляя меня дрожать, и это не ускользает от его внимания: Демид слегка прикусывает кожу на моей шее, и я от неожиданности делаю резкий вдох.
– Ничего, – признаю поражение. – Кроме того, что я совсем не знаю своего мужа.
Демид поднимает лицо и внимательно смотрит на меня.
– Тогда придётся знакомиться, – улыбается, и я вижу перед собой озорного мальчишку, а не властного бизнесмена.
Разительные перемены.
Ни разу не видела его в таком хорошем расположении духа; моя бабушка правильно говорила: всё, что ни делается – всё к лучшему. Быть может, если бы я вчера не довела его, и он бы не напился, то сегодня утром мы не пришли бы к компромиссу, который способен дать почву для нормальных отношений.
По крайней мере, я на это надеюсь.
Пока Демид принимает душ, я готовлю на завтрак омлет и делаю в голове пометку о том, что на будущее надо запастись термосом для еды – не хватало ещё, чтобы на работе поползли слух, будто жена морит Пригожина голодом.
А ведь он не забудет при удобном случае использовать это себе во благо!
К моменту, как я накрываю стол, Демид уже полностью собран: свежая выглаженная рубашка и безукоризненно идеальный костюм. Подозрительно прищуриваюсь, пока муж вешает пиджак на спинку стула и подворачивает рукава, чтоб не испачкать.
– Кто гладит твои вещи?
Демид бросает на меня косой взгляд.
– Ревнуешь? Это хорошо – значит, ещё не всё потеряно. – Закатываю глаза, но Пригожин на меня не смотрит – уплетает завтрак за обе щеки. Куда только помещается? – Все свои вещи я обычно сдаю в химчистку, но если хочешь лично заниматься моим гардеробом, только скажи.
– Не обольщайся, – фыркаю и поворачиваюсь, чтобы щёлкнуть электрический чайник: я вовсе не ревную, просто не хочу потом узнать, что он живёт на два дома.
После завтрака он снова пытается повторить свой утренний фокус с поцелуем, но я искусно уворачиваюсь и подставляю щёку: прежде, чем бегать, нужно научиться ходить – и я сейчас совсем не о физкультуре. Демид роняет усмешку, но послушно прикасается губами к коже и сбегает на работу, пообещав устроить мне собеседование в понедельник утром – на этот раз точно. Мне очень хочется попросить его не говорить никому о том, что я его жена, но не хочется нарушать шаткий мир, построенный с таким трудом, и я держу язык за зубами.
К обеду у меня начинает болеть голова, и я досадливо хмурюсь: уверена, что всё дело в нервах. Тем временем пустыня в горле всё усиливается; я выпиваю, наверно, целую цистерну жидкости, но она не приносит никакого облегчения. Настроение с завидной скорость начинает стремиться к нулю, и я укладываюсь на диван с пультом от телевизора в руке, чтобы отвлечься. Через несколько минут безрезультатного переключения каналов я начинаю проваливаться в дрёму; пульт выскальзывает из рук на пол, но мне слишком лень двигаться. Не знаю, сколько времени так прошло – я то засыпала, то снова просыпалась, через раз видя полнометражные сны, которые выматывали похлеще физических нагрузок. В какой-то момент я просто заставляю себя распахнуть глаза и бросаю взгляд на настенные часы, которые показывают половину шестого вечера.
Вот это прилегла отдохнуть…
Между тем, прислушавшись к ощущениям, замечаю, что пустыня в горле превратилась в наждачку, и стало больновато глотать. Я прекрасно понимаю, что это значит, но отказываюсь принимать действительность: только болезни мне сейчас не хватало. Голова всё так же немилосердно болит, сжатая в тиски, а скелету становится неуютно в собственном теле. Пытаюсь уговорить себя встать и приготовить ужин, но не могу банально отскрести себя от дивана.
Ещё и жарко стало, будто возле печки лежу.
В общем, пока я воевала с собственной совестью и слабостью, у Демида закончился рабочий день: слышу, как в замке поворачивается ключ, и я, свернувшись в клубочек, «встречаю» мужа взглядом побитой собаки. Он щёлкает выключателем, поворачивается в мою сторону и притворно хмурится.
– У тебя взгляд провинившейся школьницы – признавайся, что натворила, пока меня не было? – весело интересуется.
Похоже, он сегодня в отличном настроении – чего не скажешь обо мне.
Я молчу, потому что пересохшие губы склеились намертво, а горло как будто напичкано гвоздями, и в итоге всё, на что я способна – это выдать жалобный скулёж. Демид хмурится теперь по-настоящему и стремительно сокращает расстояние между нами.
– Эй, ты в порядке? – присаживается рядом на корточки и прикладывает ладонь ко лбу. От прохлады его руки я блаженно жмурюсь. – Да ты вся горишь! По шкале от одного до десяти насколько больно? И почему ты не позвонила?
Вопросы сыплются из него, словно мука из жерновов на мельнице, но говорить я по-прежнему не могу.
– Пить, – проталкиваю хриплый шёпот сквозь сомкнутые губы.
Пригожин несётся на кухню, на ходу скидывая пиджак, и возвращается с большим стаканом тёплой воды; помогает мне сесть, поддерживая за спину, и подносит стакан к губам. После пары глотков мне становится чуть-чуть лучше – по крайней мере, ко мне возвращается речь.
– Я уснула, а когда проснулась, уже не смогла встать за телефоном, – хнычу, как пятилетняя девочка.
– Лежи здесь, я вызову скорую, – он осторожно укладывает меня обратно и достаёт из кармана телефон.
По его движениям понимаю, что он собирается выйти в другую комнату, но я хватаю его за руку; Демид без слов всё понимает и усаживается на край дивана, продолжая сжимать мою ладонь. Я прикрываю глаза – они слезятся от света – и слушаю, как муж называет адрес дома и мои личные данные. Его голос успокаивает меня: когда знаешь, что ты не один, всегда легче переносить любые проблемы.
Приехавшая на скорой врач ставит мне болючий укол антибиотиков и выписывает кучу химии, из которой я узнаю только «Терафлю», и оставляет меня на попечение мужа. Проводив женщину, Демид тут же набирает Андрея и диктует ему список лекарств, а сам уходит на кухню – греть мне молоко с малиной. Я послушно выпиваю содержимое стакана и позволяю ему перенести себя в спальню; там меня раздевают до белья, наплевав на мои протесты, и переодевают в пижаму. Демид заворачивает меня в толстое тёплое одеяло, хотя мне и так жарко, но по моему совету прикладывает ко лбу мокрую тряпочку, смоченную в холодной воде. Через полчаса он встречает Андрея, который привозит мне лекарства и куриный бульон, который передала его жена – я с ней даже не знакома, но она уже заочно вызывает у меня симпатию.
Разве плохой человек станет проявлять доброту к незнакомке?
После ухода Андрея Демид через силу впихивает в меня пару ложек подогретого бульона, но всё осилить я всё равно не могу. А после он и вовсе доводит меня до состояния шока: нацепив на лицо медицинскую маску, Пригожин заявляет, что будет спать со мной.
– Совсем сбрендил, – ворчу – температура вроде начала спадать после укола, и, в общем и целом, стало немного легче.
Правда, теперь я начала мёрзнуть.
– Ты ведь хочешь, чтобы я спал спокойно? – Киваю, нахмурившись, потому что затемпературенный мозг не видит логики. – А для этого я должен быть рядом.
Пользуется ситуацией, не иначе.
Заметив, что я дрожу от холода, он заползает под одеяло прямо в костюме и обнимает меня, прижав к сильной груди; в такой близости от него я чувствую себя неловко, но меня радует то, что, ели я совершу какую-нибудь глупость, её запросто можно будет списать на температуру.
– З-значит, устроиться на р-работу в твою фирму мне н-не светит, – постукивая зубами, вздыхаю.
Грудь Демида сотрясается от смеха.
– Мне кажется, это Вселенная намекает на то, что тебе нужно не это.
– И что т-ты мне предлагаешь? С-сидеть дома?
– Я предлагаю тебе перестать воевать со мной и просто быть моей женой и матерью моих детей.
От неожиданности даже зубами стучать перестаю, потому что снова поднимается температура – только на этот раз не из-за болезни.
– Мы ведь уже говорили об этом, – неуверенно отвечаю.
Собачиться и в самом деле надоело, просто… Как он себе это представляет?
– Очень просто, – отвечает, и я понимаю, что последнюю мысль произнесла вслух.
И пока я недоумеваю, Демид срывает маску с лица и впивается в мои губы.
– Я же болею, – со свистом втягиваю воздух, когда он перемещается на шею и слегка прикусывает кожу.
– Угу, – вместо ответа мычит.
– Ты тоже заболеешь, – пытаюсь воззвать к голосу разума, только чьего именно – не понятно.
– Как скажешь, – выдыхает куда-то в область левой ключицы.
– Мне казалось, мы решили подождать, – вспоминаю наш утренний разговор.
– Это ты решила, – мурлычет прямо мне в ухо, прикусывая мочку.
– Я исчерпала все аргументы против, – сдаюсь.
– Ну, слава Богу, – облегчённо выдыхает и снова целует меня – на этот раз так, будто я уже принадлежу ему.
А, может, это действительно так.
Утром просыпаюсь совершенно разбитая, но почему-то с улыбкой на пол-лица; а после поворачиваю голову в сторону той половины кровати, где должен был спать Демид, но вижу лишь смятую подушку. Должно быть, снова с утра пораньше уехал на работу, но мне всё равно становится немного обидно, и в груди неприятно колет. Я всеми силами гоню от себя дурные мысли – мы ведь ничего конкретного друг другу не обещали, как бы грубо это ни звучало – так что и обижаться я не имею право.
– Доброе утро, – весело здоровается Демид, входя в комнату с тарелкой бульона на подносе.
Но это я замечаю побочно, потому что из одежды на нём – только чёрные спортивные штаны, и я залипаю на его голый торс. Могла бы и догадаться, что после совместной ночи он начнёт на полную катушку использовать свои права как мужа.
– Я думала, ты уехал, – растерянно хлопаю глазами и пытаюсь усесться.
– Хорошего же ты обо мне мнения, – притворно хмурится.
Не помню, чтобы когда-то видела его таким сияющим – начищенный до блеска золотой не так сильно сверкает. Но по моим губам тоже расползается улыбка, когда я понимаю, что в этот раз именно я стала причиной его хорошего настроения.
– Ну, ты ведь босс, у тебя же нет выходных.
Сейчас, когда он дома и никуда не денется, я могу позволить себе сарказм.
– Если тебе хочется, чтобы я ушёл – только скажи, – поднимается на ноги. Хватаю его за руку, как обычно – прежде чем проанализировать ситуацию; зато Пригожин снова довольный усаживается на постель – доказал себе и мне, что он мне нужен. – Тогда не выёживаемся.
Бросаю на него недовольный взгляд и принимаюсь послушно впихивать в себя бульон – всё равно ведь не отстанет.
Когда бульон выпит, Демид забирает супницу и начинает пичкать меня таблетками, заставляет померить температуру, а я всё это время наблюдаю за ним с полной растерянностью и вспоминаю день нашей первой встречи. Тогда он вёл себя совершенно иначе: показывал своё превосходство, был холоден и отстранён и всем видом показывал, что я для него – всего лишь предмет сделки, Но вот прошло всего несколько недель, а он готов буквально на руках меня носить.
Либо я чего-то в этой жизни не понимаю, либо он поменял ко мне своё отношение.
Целую неделю он исправно ухаживает за мной – при этом каждую он снова и снова делает меня своей – и изредка нанимает сиделку – если у него нет возможности остаться дома; и за эту неделю я понимаю, что, кажется, начинаю влюбляться в собственного мужа. Передо мной словно был другой человек – не холодный и собранный, а внимательный и заботливый. Может у Демида есть брат-близнец, о котором я ничего не знаю, и они просто поменялись местами?
– Послушай, сегодня я должен присутствовать на скучном вечере одного из моих клиентов, – хмуриться вернувшийся в комнату муж. – Совсем забыл про него; и мне бы хотелось, чтобы ты сопровождала меня – ты как, выдержишь?
Откидываюсь на подушки: благотворительный вечер – это куча народа, которая будет разглядывать меня как диковинный экспонат в коллекции богатого бизнесмена, а я не хочу чувствовать себя музейным экспонатом.
– Наверно, в этот раз мне лучше остаться дома, – неуверенно качаю головой.
– Как скажешь, – с готовностью соглашается. – Я оставлю тебе записку с адресом – если вдруг тебе станет скучно, и ты передумаешь, идёт?
Киваю и прикрываю глаза, когда Демид целует меня в лоб.
– Хорошо проведи там время, – невесело улыбаюсь, на что Пригожин фыркает и оставляет меня одну.
Я изредка слышу, как он бродит по дому, приводя себя в порядок, но вот входная дверь захлопывается с глухим звуком, и в квартире повисает мёртвая тишина. Это угнетает меня, и я выбираюсь в гостиную к телевизору, чтобы было не так тоскливо – привыкнув к кому, что рядом постоянно кто-то есть, после начинаешь чувствовать себя никому не нужным. Я щёлкаю пультом и бездумно переключаю каналы, не задерживаясь нигде дольше пары секунд, потому что мысли сконцентрированы совсем на другом.
