Текст книги "Эта трудная, трудная бессмертная любовь (СИ)"
Автор книги: Карина Мурунова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Поев и помыв посуду, я решила постирать. Вещей с собой у меня не много, и лучше держать их чистыми. На кухне была установлена стиральная машина, разобраться с управлением оказалось несложно, а в шкафчике рядом с ней я обнаружила стиральный порошок. Сходила в отведенную мне спальню за своей грязной одеждой и запустила самую короткую стирку.
Больше никакой хозяйственной работы не было, я решила перечитать последнее письмо Алекс и проверить почту.
Глава 3.
Я достала ноут из рюкзачка, подсоединила к розетке на кухне и погрузилась в мир Internet. Четыре новых письма: от сына, Люси, Алексея и,… холод прошел по моей спине, – от Алекс. Все письма были отправлены вчера.
Я тупо смотрела на закрытые конвертики, пытаясь найти объяснение: заглючил компьютер или вообще вся сеть; кто-то пишет (и раньше писал) от имени Алекс; или я вообще попала в дом не той Алекс Кенсинг. Может, женщин с таким именем полным полно в Канаде, а добиралась я самостоятельно и могла попасть не туда. Это объясняет присутствие в доме молодого мужчины (получается, тезки мужа миссис Кенсинг), о котором «моя» Алекс ничего не упоминала. И … точно! На фотографии на кладбище была молодая женщина – наверное, горячо любимая жена хозяина – поэтому он в таком подавленном состоянии. Сказать, похожа ли она на мою подругу по переписке, я не могу. Фото девяностолетней женщины, которое Алекс мне прислала, сложно было сравнивать с фото той, которой всего лет тридцать. Кроме того, у могилы я была недолго и очень-то не всматривалась.
Выход был в том, чтобы прочитать поскорее письма, может что-то тогда проясниться. Так, сначала – сынуля! Он писал: «Привет, мам! У меня все хорошо. Как доехала?». Ответила так, чтобы не волновать: «Добралась до места, все хорошо, подробности – позже». Аналогичным был обмен любезностями еще с двумя респондентами. Теперь – письмо от Алекс.
«Дорогая, Саша!
Это письмо ты, наверное, откроешь уже в Канаде. Если ты его получила, значит, случилось то, о чем я знаю – я умерла. Это трудно объяснить, никакой мистики, но я знаю точную дату. Я не считаю себя ясновидящей, совсем нет. Просто за девяносто лет моей жизни, я несколько раз видела сны, которые потом, будто в записи, повторялись в реальном мире. Так произошло и сейчас: я видела могилу со своей фотографией и надписью с датами рождения и смерти. Когда мне приснился этот сон, я захотела с тобой встретиться. Мне очень дорого наше общение. За всю жизнь я знала не много людей, с которыми могла общаться так легко, как с тобой. Когда ты сообщила дату приезда, я поняла, что не успею увидеть тебя, поэтому написала заранее эти письма и установила сроки их отправки. После моей смерти долгое время никому в голову не придет заглядывать в мой компьютер, так что все должно пройти гладко.
Прости меня, девочка. Я хотела, чтобы ты приехала пусть и после моей смерти, потому что Тому кто-то будет нужен. Он ни за что в этом не сознается даже самому себе, он просто этого не поймет в начале. А ты лучше всех сможешь ему помочь пережить мою смерть. Прости мой эгоизм, но больше никому я не могу доверить моего дорогого Тома. Он очень преданный, ответственный и такой ранимый.
К сожалению, больше ничего объяснить не могу. Том сам расскажет тебе то, на что решится. Я знаю, что ты во всем разберешься и все поймешь правильно. Ты – смелая и чуткая. Я верю в тебя!
Благослови вас Бог, простите меня за все и прощайте. Ваша Александра Шувалова-Кенсинг.
P.S. Передай, пожалуйста, Тому, чтобы проверил свою почту, ему я тоже написала.»
Я не замечала слез, лившихся из глаз. Какое мужество: предвидеть свой конец и не впасть в панику, не изводить близких рассказами о скорой кончине. Умереть тихо и достойно, при этом, успевая позаботиться о родном человеке. Поплакав, я открыла папку с сохраненными письмами Алекс и стала перечитывать их такими, какие они были до корректировки для книги – с настоящими именами, датами. Просматривая послания, я наслаждалась легкостью изложения и маленькими милыми «завитушками» речи.
Неожиданно мне почудилось, что кто-то внимательно за мной наблюдает. Я быстро повернулась к стеклянной двери, выходившей на улицу. Том Кенсинг стоял, широко расставив ноги, скрестив руки на груди, и смотрел на меня. Мне стало не по себе: я снова не слышала никаких звуков ни в доме, ни на улице перед его появлением: не скрипели ступеньки, не хлопали двери. Он, словно, возник из воздуха, телепортировался из своей комнаты прямо во двор. Впрочем, в доме могла быть еще одна лестница, возможно она выходила прямо на улицу, а мистер Кенсинг просто хотел прогуляться, не встречаясь с незваной им гостьей. Он открыл дверь и вошел в кухню, пока я вставала, стараясь незаметно избавиться от следов слез.
– Не желаете пообедать? – спросила я. – Прошу прощения за самоуправство, но мне хотелось как-то отблагодарить вас за приют, и я приготовила то, что смогла.
Он удивленно вздернул брови, помолчал пару секунд и вздохнул:
– Действительно, уже пять часов вечера, давно пора обедать. Я, как хозяин, не должен был об этом забывать. Прошу меня извинить.
– Если говорить об извинениях, то начинать нужно мне: я врываюсь к вам в дом ночью без приглашения…
Он протестующее поднял руку:
– Вас пригласила Алекс.
– Вы знали об этом?.. То есть, я хочу сказать,… что мне показалось,… будто вы не ожидали меня увидеть.
– Я еще раз прошу прощения, но после ее,…после того, как Алекс не стало, я немного не в себе, не могу думать ни о чем другом. Она говорила мне, что хочет пригласить вас погостить и обсудить ваш совместный проект, обещала сюрприз.
– Я понимаю.
Мы снова помолчали, глядя в разные стороны. Я набралась храбрости:
– Мистер Кенсинг, думаю, вам все-таки стоит поесть.
– А вы присоединитесь ко мне? – светло-серые, несомненно – серые, глаза вопросительно смотрели на меня.
– Э-ээ… вообще-то я уже поела, но чаю выпью с удовольствием. – я повернулась к плите, чтобы подогреть еду.
Мы сидели за накрытым столом, мистер Кенсинг ел медленно, будто не был голоден. Словно он выполнял необходимую работу. Может, он привык к более изысканной пище, а, может, в результате всех переживаний действительно не хотел есть. Впрочем, он съел все, что я положила ему на тарелки, и теперь потягивал чай из фарфоровой чашки. Вспомнив постскриптум письма Алекс, я прервала неловкое молчание:
– Сегодня я получила письмо от миссис Кенсинг.
Мужчина медленно поставил чашку на стол и поднял потемневшие глаза.
– Что?..
Я заторопилась с объяснениями:
– Она написала заранее и поставила на автоматическую отправку по указанным срокам. Алекс попросила вам передать, чтобы вы проверили почту…
Он сорвался из-за стола и вылетел из кухни, оставив меня с открытым ртом смотреть ему в след. Еще немного посидела и принялась наводить порядок на кухне.
Совсем освоившись, я решила выполнить последнюю просьбу Алекс. То есть поддержать Тома Кенсинга в течение хотя бы того времени, что осталось до моего отъезда. Решила, что буду заботиться о том мистере Кенсинге, который находится в доме и не заморачиваться по поводу того, куда девался муж Алекс. Спала немного тревожно: сначала чудились какие-то шорохи, потом снилась Алекс. Она улыбалась, махала мне рукой, исчезая в белом тумане. А затем до утра в видениях меня преследовали глаза с пушистыми ресницами. Их оттенок менялся от светло серого до черного, они смотрели задумчиво, устало, с ненавистью, безразличием и … с нежностью.
…
Снова чистые эмоции – печаль искренняя, глубокая. Женщина плакала не на показ, кажется, она даже не замечала слез.
Ее сочувствие не раздражало, как это было со всеми соболезнующими знакомыми, явившимися на похороны Алекс. Особенно донимал меня Дик. Все пять с небольшим лет, которые мы с Алекс прожили в этих местах, он доставал ее предложениями о женитьбе, старался часто бывать у нас в гостях. Даже как-то раз пытался поговорить со мной: «Понимаю, что бабушку любишь и не можешь ее в таком возрасте оставить одну. Поезжай, занимайся своей жизнью, а я буду с ней. Заскучав, она быстрее согласится выйти за меня, и ты освободишься». Только его преклонный возраст удержал меня тогда от грубых слов. Но взгляд, видимо, был весьма красноречив, так как больше таких разговоров мужчина не заводил. Для всех окружающих я был ученым-филологом, который пишет научные труды и тем самым зарабатывает на жизнь. Так что я только изредка делал вид, что уезжал. На самом деле я никогда не оставлял Алекс одну более чем на сутки – время необходимое для охоты в не слишком отдаленных лесах.
«Когда это произошло?» – я вынырнул из воспоминаний, чтобы ответить:
– Шесть, теперь уже семь дней назад.
Удивление и замешательство. Получила письмо от Алекс четыре дня назад? Странно. Наверное, не смотрела почту несколько дней.
Теперь она захочет,.. ну, конечно, сходить на могилу. Я и сам не был там уже два дня. Простояв на кладбище сутки возле места упокоения любимой, я вынужден был выпроваживать незваных соболезнующих посетителей, явившихся на следующий день. Наверное, я был к ним несправедлив. Все-таки их сочувствие было настоящим. А когда я услышал чей-то шепот, что неплохо бы пригласить для меня врача, решил не вызывать лишних подозрений и вернулся в дом. Сидел в комнате Алекс, перебирая ее любимые безделушки и фотографии. Затем появилась эта женщина, Саша.
На улице было очень сыро, и я предложил одеть гостье дождевик и сапоги Алекс. Экипировавшись и сам подобным образом, я повел женщину на наше кладбище. Раньше здесь хоронили не родственников, а верных слуг. В доме менялись жильцы – члены нашей семьи, но слуги оставались одни и те же на протяжении многих лет. Они даже не подозревали, что работают на членов одного клана. Иногда мы возвращались, представляясь уже детьми или внуками прежних хозяев. Некоторые слуги жили здесь целыми семьями, считая этот дом своим родным. Поэтому, когда они умирали, их хоронили около небольшой семейной часовни.
Вот и кладбище. Цветы почти не завяли – влажность. На фото Алекс такая веселая. За две недели до смерти она, просматривая альбомы и будто шутя, сказала, что хотела бы на своей могиле именно этот снимок. Я наклонился убрать налипший на стекло листок и услышал, как женщина ломает веточку дикой розы, разросшейся большим кустом за оградой.
Вспышка боли в ее сознании достигла меня чуть раньше запаха свежей крови. Тело отреагировало мгновенно. Я не охотился больше двух недель, и трансформация пошла автоматически в ответ на манящий аромат. Я приготовился к прыжку. Добыча повернулась ко мне лицом, посасывая уколотый палец. Удивление и ни капли страха – ее эмоции. Я опомнился и быстрыми шагами направился домой. Женщина едва поспевала за мной, лучше бы ей держаться подальше!
Влетев в свою спальню и заперев дверь, я выбрался через окно на крышу, а оттуда, перепрыгивая с дерева на дерево, углубился в лес. Давно пора поохотиться, если я хочу и дальше сохранять вид цивилизованного человека.
С добычей в этих местах никогда не было проблем. Утоляя жажду, я думал о своей гостье. Несомненно, она заметила перемены во мне, но, кажется, все списала на свое воображение. Хотя, неизвестно к каким выводам она пришла после размышлений. Возможно, я уже не застану ее в доме, когда вернусь, – сбежит.
Обычно, боевой облик вампира пугает людей очень сильно. Тот негодяй, что когда-то хотел обидеть Алекс, после моего с ним пятиминутного разговора в лесу повредился рассудком. Не могу сказать, что горжусь этим, но так ему и надо.
Любимая рассказывала мне, что незадолго до этого события увидела сон: ее пригласил на танцы одноклассник. Алекс он не очень нравился, она тогда вообще ни на кого не обращала внимания, горюя по своим родителям. Но когда в реальности приглашение повторилось с точностью до мелочей: те же фразы, жесты и та же обстановка, девушка неожиданно для себя согласилась. Ведь во сне после этого приглашения она увидела своего отца… Он ей снова приснился, когда Алекс спала на моих руках во дворе своего дома. Тогда меня и смутило ее сонное бормотание: «Папочка!»
Пора было возвращаться и выяснить последствия моего неосмотрительного поведения. Подходя к дому, я уловил аромат готовой пищи. Мало того, что гостья не сбежала, так она еще и домашними делами занималась. Железные нервы у этой дамочки. Она была на кухне. Подойдя к стеклянной двери, я наблюдал за женщиной, сидящей перед ноутбуком. Что-то внимательно читая, вытирая слезы, она распространяла волны печали и сочувствия, немного удивления и чуть-чуть любопытства – сочная смесь. Напряжение… почувствовала мой взгляд и обернулась. Снова удивление – сильнее прежнего, легкая досада. А это по какому поводу? Я не вовремя явился или она недовольна, что заметил ее слезы?
Приглашению пообедать удивился я. В незнакомом доме, а ведет себя как хозяйка. Впрочем, не могу сказать, что меня это раздражает – необычно! Даже приятно. Но она не должна заниматься хозяйственными делами, она здесь по приглашению Алекс, значит – гостья.
Приготовлено вкусно. Очевидно, готовить ей не в новинку. Кажется, даже в удовольствие.
Волнуется о чем-то. Переживает, что не хвалю?.. Письмо от Алекс?!! Я не ослышался. Ее последнее послание. Я едва смог сдержать свою скорость перемещения. Влетев в спальню и нетерпеливо ожидая, пока ноутбук загрузится, я запоздало почувствовал раскаяние за то, что даже не поблагодарил за обед.
«Любовь моя!
Очевидно, к этому моменту сбылся мой сон. Я умерла. Прости, что скрывала от тебя. У нас почти с самого первого дня знакомства не было тайн друг от друга, но знание того, что меня скоро не станет, отравило бы наши последние дни с тобой.
Судьба очень щедро восполнила мне раннюю потерю родителей, подарив тебя. Я благодарна, любимый, за все эти годы и каждый миг счастья пребывания рядом. Жалею только, что уходя, принесу огорчение. Если после смерти моя душа сможет наблюдать за тобой, мне не хотелось бы видеть тебя в вечных страданиях. Верю, что время вылечит от тоски.
Я прошу тебя об одолжении. Саша, та русская девочка, с которой мы переписывались, приедет уже после моих похорон. Пожалуйста, пусть она поживет в нашем доме. Она расскажет тебе о том сюрпризе, который мы с ней подготовили. Надеюсь, тебе понравится наш совместный проект. Возможно, вы его захотите завершить, я благословляю вас на это.
Люблю тебя всем сердцем, и буду любить, где бы моя душа ни оказалась, ведь ты и есть моя душа!
Прощай и прости, твоя Алекс.»
Я снова провалился в воспоминания о том последнем дне моего ангела на земле. Мы долго, до самого заката сидели, обнявшись, на высоком берегу реки. Погода была изумительная. Когда я нес Алекс домой, она дремала, положив голову мне на плечо, совсем как много лет назад в день нашего знакомства.
Перед тем, как окончательно уснуть, лежа в нашей кровати, она поцеловала меня и стала отправлять на охоту. Мол, завтра-послезавтра приедет гостья, надо быть готовым. Чтобы ее не волновать, я пообещал уйти, как только она заснет. Мы держались за руки, уходить я никуда не собирался, будто что-то почувствовал. Около часу ночи Алекс перестала дышать, ее сердце просто остановилось. Я пытался делать ей искусственное дыхание и массаж сердца – безрезультатно. Ее время на земле закончилось.
Я просидел до утра, читая и перечитывая письмо Алекс. Ее последняя просьба – закон. Саша Лосева будет жить здесь столько, сколько пожелает.
…
Хозяин дома появился только утром. Был безукоризненно вежлив, извинился за свое внезапное исчезновение вчера, поблагодарил за завтрак, хотя, по-моему, даже не заметил, что ест. Затем предложил устроить мне экскурсию по окрестностям. Я с радостью согласилась, так как уже устала сидеть в доме, хотелось побыть на свежем воздухе, пройти пешком по лесным тропинкам.
Мистер Кенсинг снова выдал мне сапоги. Дождевик не понадобился, так как погода значительно улучшилась, на небе сквозь серые облака местами просвечивало голубое небо.
Мы гуляли по окрестностям. Поднимаясь на живописные холмы, глядя на петлявшую в долине реку, я чувствовала, как притупляется боль утраты, отпускает тоска. Светлая память об Алекс останется с нами. Но, зная ее жизнерадостный характер, я понимала, что она не хотела бы видеть кого-либо навечно погруженным в печаль.
Надеясь разговорить своего спутника, я сказала:
– Мистер Кенсинг, известно ли вам что-нибудь о нашем с Алекс «проекте»?
– Нет, – коротко ответил он. Затем, помолчав, добавил, – Она сказала, что это будет сюрприз, и я узнаю о нем, когда вы приедете.
Мы вышли на высокий берег реки. Вид открывался изумительный, и похоже, кто-то уже успел это оценить: неподалеку было оборудовано место для пикника.
– Думаю, пришло время открыть вам секрет. Мы с Алекс писали книгу.
– Книгу? О чем?
– Ну, наверное, «мы» – это громко сказано. Все-таки основной интерес должно представлять то, что делала миссис Кенсинг. Мы переписывались с ней почти два года, рассказывая друг другу о своей жизни. Я была поражена, насколько богата ее жизнь событиями. Она побывала во многих местах, стольких интересных людей встретила, так много повидала, испытала сильнейшее чувство и счастливо прожила в браке почти семьдесят лет – такая жизнь достается далеко не каждому! – я взглянула на своего спутника, ожидая отклика на мой восторг.
Он стоял, нахмурившись, его улучшавшееся по мере прогулки настроение снова испортилось. Я мысленно ругала себя, что сболтнула что-то лишнее, хотя и не понимала, что именно. После тягостного молчания, когда я уже готова была сквозь землю провалиться, мистер Кенсинг заговорил:
– Почему вы решили, что Алекс была счастлива в браке семьдесят лет?
Я не очень поняла вопрос. Он был о счастье в браке или о его продолжительности? Но, по крайней мере, мужчина не замкнулся в себе.
– Эээ… Алекс всегда очень тепло и с любовью писала о своем муже. Она рассказала мне историю их знакомства, как будущий супруг спас ее, как терпеливо ждал решения выйти за него замуж, как всегда поддерживал и защищал ее. Она писала, что не помнит ни одной ссоры за все семьдесят лет. Она обожала своего мужа! – надеюсь, я ответила на вопрос в обоих смыслах.
– Супруга миссис Кенсинг уже давно нет в живых.
– Что?! Но Алекс писала о нем в настоящем времени: «Том делает это, говорит то…».
Мы остановились у поворота тропинки.
– Видите ли, Саша…
Желудок подпрыгнул к горлу от неожиданности: мистер Кенсинг впервые обратился ко мне по имени. Его манера произносить «Саша», чуть растягивая вторую букву «а» и делая на нее ударение, заставляла все внутри меня трепетать.
– Вы позволите вас так называть?
Я молча кивнула, справившись с собой и очень надеясь, что он не заметил моей реакции.
–…супруги Кенсинг действительно очень любили друг друга и прожили счастливо вместе долгую жизнь, но,… в общем, он мертв, давно. Алекс не могла с этим смириться и всегда считала своего мужа живым. Простите ей эту слабость. Она никому не принесла вреда тем, что так думала. Она была очень хорошей и самоотверженной, необыкновенной!
– Теперь понимаю, о чем она написала: «Я знаю, что ты во всем разберешься и все поймешь правильно».
– Возможно…
– Она не потеряла рассудок, она осознавала, что ее мужа нет в живых. Но таким образом она старалась продлить его пребывание с ней.
Мистер Кенсинг внимательно смотрел на меня, будто пытаясь заглянуть в душу, гипнотизируя. Мне казалось, что я тону в его глазах, в этих серых озерах, меняющих цвет. Желание выплывать на поверхность напрочь отсутствовало.
Он отвел глаза и с удивлением отметил:
– Вы понимаете.
Мы снова шли по тропинке под высокими деревьями, думая каждый о своем. Тишина не была гнетущей, молчать вместе было хорошо и спокойно. Так и не обменявшись ни словом, мы подошли к дому. Мистер Кенсинг открыл для меня дверь, пропуская вперед, помог снять куртку, повесил ее на плечики в шкаф и спросил:
– Не желаете выпить кофе или чай?
– Пожалуй, кофе…
– Позвольте мне сварить и угостить вас.
– Спасибо.
Я сидела на кухне, накрыв на стол, и наблюдала за мистером Кенсингом. Он двигался с кошачьей грацией, изящными движениями выполняя необходимые действия. Его можно было показывать в каком-нибудь кулинарном шоу, ничего не добавляя, не комментируя – все женщины без исключения прилипли бы к экранам телевизоров, а потом забросали бы редакцию телеканала письмами и звонками с просьбой о повторе. Не важно, что он готовил, важно – как он это делал.
– Как обычно – сливки и без сахара?
Я выплыла из своих мечтаний и кивнула. Запомнил, надо же.
– Я хотел бы попросить у вас разрешения прочитать книгу.
– Конечно, мистер Кенсинг…
– Если не возражаете – Том.
Снова мои внутренности оказались в невесомости, и голос слегка (надеюсь не очень заметно) задрожал.
– Конечно,… Том. Но ведь на компьютере миссис Кенсинг есть экземпляр, и я думала…
Он прервал меня:
– Я знаю, что Алекс не стала бы возражать, но ведь вы – соавтор, вас я тоже должен был спросить.
Вот это щепетильность!
– Я совершенно не против того, чтобы вы прочли наше «творение». Вы знали Алекс, она вам доверяла и, очевидно, много значила для вас. Мне хотелось бы, чтобы вы одобрили книгу, которая, если будет напечатана, станет своего рода памятником ей.
– Благодарю вас…
После кофе хозяин дома поинтересовался, чем бы я хотела заняться. Я сказала, что если в доме есть библиотека, мне хотелось бы с ней познакомиться. Конечно, во времена всемирной паутины можно найти в электронном виде текст любого произведения. Но я люблю держать в руках томик, перелистывать страницы, думать о тех, кто, возможно, читал эту книгу раньше. Не заботиться, в конце концов, о подзарядке аккумуляторов своего «ноута».
Мы поднялись по лестнице на второй этаж и свернули налево. Открыв первую дверь, мистер Кенсинг впустил меня в библиотеку. По стенам до самого потолка были полки с книгами, около окна вполоборота друг к другу – два кресла, посередине – широкий стол, заваленный атласами и альбомами с репродукциями, в углу – приставная лесенка. Картину дополняли тяжелые коричневые портьеры с кистями, толстый ковер в тон и люстра матового стекла, спускавшаяся с потолка на темной цепи.
– Вся библиотека в вашем распоряжении. Книги расставлены по авторам. Алекс владела тремя языками в совершенстве и неплохо читала еще на четырех, поэтому издания находятся вперемешку, но, думаю, вы найдете что-нибудь интересное и для себя.
– Спасибо!
Мистер Кенсинг коротко кивнул и спросил:
– Может быть, вам еще что-нибудь нужно?
– Нет, все хорошо. Впрочем, есть еще один очень важный для меня момент.– я помялась, – видите ли я смогу уехать из Канады только через восемь дней. Кроме как у вас мне жить негде, и хотя я понимаю, что вам сейчас не до гостей…
Он поспешил возразить:
– Для меня большая честь принимать вас в моем доме.
– Огромное спасибо! Тогда, если вам не надоела моя стряпня, встретимся за обедом через два часа.
Он нахмурился:
– Я как-то не подумал,... извините меня: в доме была приходящая прислуга, но, оставшись один, я отказался от нее. Я вызову кухарку, правда она успеет только к ужину. Вам не обязательно стоять у плиты: в морозилке есть полуфабрикаты. Алекс, как ни странно, питала к ним слабость.
– Вам не понравилось то, что я приготовила?
– Нет, что вы,– бледная улыбка скользнула по его губам, – на мой вкус это предпочтительнее того, что готовится в микроволновке.
– Тогда я буду варить сама, если позволите. Запас продуктов хороший, можно обеспечить неплохое разнообразие, и у меня будет возможность проявить благодарность.
– Вам необязательно это делать.
– Так будет лучше.
Он молча кивнул, сдаваясь, и вышел.
Я оглядела полки с книгами, мысленно пообещав им вернуться, и направилась на кухню.
Сегодня я подготовилась заранее: еще перед завтраком разморозила мясо, сварила бульон (он все еще томился на плите и почти не остыл). Теперь оставалось его заправить. На второе я сделала картофельную запеканку, благо мясной фарш, сметану и сыр так же нашла в холодильнике. Накрыв на стол, я поняла, что управилась на полчаса раньше, чем планировала, и решила заглянуть в библиотеку.
Собрание поражало разнообразием: классика и современная литература, проза и стихи, словари и справочники. Много было старинных изданий в толстых кожаных переплетах. Меня разобрало любопытство, и я достала с полки один из таких томов. Это был Шиллер. Открыла книгу и на первой странице обнаружила дарственную надпись. Я собрала все свои знания немецкого (еще более скудные, чем английского) и попыталась разобрать смысл. Письменный текст читать сложнее, чем печатный из-за особенностей почерка, так что ничего, кроме имени адресата, я понять не смогла. Книга была подарена Тому Кенсингтону.
Интересно, очень похоже на имя хозяина дома и имя супруга миссис Кенсинг, только фамилию как будто укоротили. Меня снова начал беспокоить вопрос о том, как связан с Алекс и ее супругом человек, с которым я познакомилась недавно. Возможно, в этом роду поддерживалась традиция сохранять имя из поколения в поколение, а фамилию со временем подкорректировали, как это делали многие иммигранты. Но ведь Алекс никогда ничего не говорила о детях и внуках!
Вспомнив, что пора обедать, я поставила книгу на место и отправилась на кухню. Мистер Кенсинг вошел туда через пару минут после меня.
Мы ели, обмениваясь незначительными фразами, а я все никак не могла подступиться к интересовавшему меня вопросу. Наконец я решилась заговорить о книге, надеясь, что разговор сам выйдет куда надо.
– Мистер Кенсинг…
Он поднял брови, напоминая.
– Простите. Том, я начала знакомиться с библиотекой – это уникальное собрание – столько старинных книг!
Он выжидающе смотрел мне в глаза.
– Я наткнулась на прижизненное издание Шиллера. Интересуюсь его поэзией уже давно, именно в этом мы и нашли общий интерес с Алекс. – внезапно я почувствовала себя неловко, будто сунула нос туда, куда не следовало, но отступать было поздно. – На форзаце издания есть дарственная надпись, немецкий я знаю плохо, но смогла разобрать имя того, кому книга подарена.
Мой собеседник сидел с каменным лицом.
– Это Том Кенсингтон. Мне стало интересно, не связан ли этот человек с вашей семьей, и еще захотелось услышать историю рода, наверное, она потрясающая… – под конец я совсем сникла, мой энтузиазм пропал, и я уже очень сильно жалела, что завела этот разговор.
– Увы, Саша, я вас, наверное, разочарую. Но никакой «потрясающей» истории у нашего рода нет. Действительно, книга была подарена Шиллером моему предку и сохранилась как одна из семейных реликвий. Что касается фамилии, то в Штатах и Канаде удобнее пользоваться укороченным вариантом, но ничего таинственного в жизни моих предков нет и говорить тут не о чем.
Почему-то я ему не поверила.
– Думаю, вас так же занимает вопрос моих родственных связей с Алекс. Здесь все прозаично. Мой отец – сын от первого брака мистера Кенсинга, мужа Алекс. Его так же давно нет в живых, увы! Мою мать дед не признавал с самого начала, а меня не считал внуком, возможно у него были на то свои причины. Его не смягчило даже то, что отец сохранил традицию имени. Алекс узнала о моем существовании только после смерти деда и пригласила меня к себе. Нас осталось всего двое от некогда большого семейства, и мы решили держаться вместе. Оба были финансово независимы, так что о корыстных интересах речь не шла. Алекс стала для меня всем, чего у меня не было ранее, – тихо закончил он.
Ну, это выглядело довольно правдоподобно и соответствовало тому, что я нафантазировала. Хотя, мне все время казалось, что мой собеседник умело смешивает истинные факты с вымыслом и чего-то не договаривает. Это, конечно, было его дело, что рассказывать мне, что – нет. Да и с какой стати ему раскрывать душу перед мало знакомой особой.
Закончив обедать, мистер Кенсинг поблагодарил меня и принялся за наведение порядка на кухне. На мои протесты он заявил, что я гостья, а не домработница, так что справедливо разделить заботы пополам. А так как готовить он практически не умеет, то будет хотя бы помогать в мытье посуды. Он загрузил посуду в моечную машину, вытер стол. А я опять им любовалась, следя за изящными движениями. То еще зрелище – крупный хищник семейства кошачьих занимается уборкой.
Внезапно тот, за кем я наблюдала, развернулся и посмотрел прямо мне в глаза. Я смутилась, мне показалось, что он услышал мои мысли. А, может, я проговорила последнюю фразу вслух? Он медленно, не отрывая взгляда, подошел к стулу, на котором я сидела, опустился на корточки передо мной, взял меня за руки. Его изящные пальцы были сухими и прохладными. По моему телу прошла дрожь, дыхание сбилось и сердце колотилось как сумасшедшее.
– Почему вы это делаете?
– Чччто именно? – пытаясь справиться со своим волнением, выдавила я.
– Вы гладите меня.
– Что?!!
– Это вид телекинеза – ментальный контакт, – спокойно заявил он, будто говорил об очевидных вещах.
– Я не понимаю, о чем вы говорите!
Он вздохнул:
– Скажите мне, о чем вы думали, когда я убирал посуду?
Я жутко покраснела и промямлила:
– Не помню.
Мистер Кенсинг, не отрываясь, смотрел мне в глаза, и я не могла себя заставить отвести взгляд, хотя чувствовала давление.
– Прекратите это, – жалобно прошептала я, – пожалуйста…
Будто очнувшись, он отвел глаза, выпустил мои руки, резко встал и отвернулся. Мужчина стоял, опустив голову, с поникшими плечами и безвольно висящими вдоль тела руками.
– Простите меня, – прошептал он, – я не должен был этого делать.
Голова кружилась, а разум отказывался верить в реальность происходящего. Кухня вдруг поплыла перед глазами, и я погрузилась в благословенный покой.
Очнулась я на диване в гостиной, там, где уснула в первую ночь в этом доме. Мистер Кенсинг стоял на коленях рядом и с тревогой смотрел мне в лицо. Встретившись со мной взглядом, он облегченно вздохнул. Откуда-то в его руках появилась чашка, и я почувствовала аромат свежезаваренного чая.
– Слава Богу, вы очнулись! – воскликнул он, вручая мне напиток и помогая удобнее устроиться на подушках. – Я виноват, простите. Я не имел права… Но это не дает мне покоя с первого дня нашего знакомства. Вы делаете то, что до вас могла только Алекс. Почему она это делала, я знаю, но вы… впрочем, все начиналось почти так же, – он продолжал стоять на коленях возле дивана, взгляд его блуждал, не видя, по стенам гостиной.
Я совсем запуталась в его рассуждениях, а он, казалось, забыл о моем присутствии и ушел с головой в свои мысли. Прихлебывая крепкий сладкий чай и чувствуя себя на редкость уютно, я снова дала волю своей фантазии. Опять нарисовала воображаемые крылья за спиной мужчины, получился коленопреклоненный ангел (или демон?) с растерянным взглядом, весь поникший. Очень хотелось его подбодрить, погладить по жестким перьям, запустить в них пальцы, чтобы ощутить мягкий пух под ними.
