Текст книги "Эта трудная, трудная бессмертная любовь (СИ)"
Автор книги: Карина Мурунова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Глава 1.
Ура! Я лечу в Канаду! В свои сорок я впервые еду за границу. Это кажется странным, сейчас, когда практически каждый может небрежно заявить: «Когда я последний раз был (была) в Турции…», и дальше начинается восторженный пересказ подробностей походов по магазинам и лежания на пляже, даже если этот «последний» раз был и единственным. На море я, конечно, бывала, но обычно ограничивалась российским северным берегом Черного или южным – Белого.
Итак, завтра утром я отправляюсь в Торонто, оттуда на юго-восток – в Милтон, там меня должны встретить, чтобы отвезти в частный дом миссис Кенсинг, расположенный где-то между Милтоном и Сайерс Милс.
Мы познакомились с этой дамой через Интернет почти два года назад на форуме по обсуждению достоинств немецкой литературы 18 века (бывают и такие!). Мне понравился стиль ее письма. Забавные замечания о характерах Шиллера, Гете, Шуборта и невероятные подробности из их жизни поражали правдоподобностью. Порою создавалось впечатление, что миссис Кенсинг была знакома с этими людьми лично.
Мы подружились, писали друг другу о себе, своих семьях, просто обменивались мнениями о всякой всячине.
Когда семь месяцев назад я осталась без работы (лопнул семейный бизнес моей лучшей подруги, а я, имея высшее филологическое образование, работала в ее фирме секретарем-делопроизводителем), миссис Кенсинг посоветовала мне попробовать писать книги. Я слабо себе представляла, как взяться за это дело. Здесь без таланта, хотя бы небольшого, не обойтись! Но Алекс (так миссис Кенсинг просила ее называть) возразила, что мои письма увлекательны, значит, я могу попробовать себя в «легком» жанре романов для чтения в дороге или перед сном. Оставалось совсем немного – найти сюжет.
И тут я вспомнила о довольно редком сейчас жанре – роман в письмах. Дело в том, что наше «общение» с Алекс напоминало скорее переписку с помощью обычной почты. Каждая печатала свое письмо порою в течение нескольких дней, оттачивая и дополняя, и лишь затем отправляла по «мылу». Ответный процесс также занимал определенное время. Так что вести друг от друга мы получали примерно раз в полторы – две недели. Каждое письмо представляло собой отдельный небольшой рассказ, а все они были связаны упоминанием одних и тех же лиц, обменом мнений по тем или иным вопросам и т.д. Конечно, больший интерес могли вызвать письма Алекс, ведь моя жизнь довольно обычна. Ей же достались и большие испытания, и большая любовь: почти семьдесят лет она прожила в счастливом, хотя и не безоблачном браке. Я подумала, что из нашей «живой» переписки можно попробовать соорудить художественное произведение, подправив имена и кое-какие события, чтобы никого ненароком не задеть. Это может быть рассказ о жизни женщины – свидетельницы событий почти целого столетия.
Алекс с энтузиазмом восприняла мое предложение. Я поставила единственное условие: соавторство. На обложке книги, если таковой суждено было быть напечатанной, обязательно должно стоять и ее имя.
К настоящему моменту книга была практически готова. Мы решили, что каждая из нас даст ее прочитать одному близкому другу или подруге и обсудит с ними наше «творение». После этого решения прошло буквально два дня, и вдруг я получаю от Алекс письмо с приглашением приехать к ней, чтобы познакомиться лично и решить, что предпринять для издания нашей книги. Приглашению я почти не удивилась, так как о взаимном желании встретиться мы писали друг другу давно и, учитывая возраст миссис Кенсинг, ехать необходимо было мне. Существовало «маленькое» препятствие: отсутствие достаточных для поездки средств. И тут неожиданно меня выручила Люська, та самая, у которой я работала в фирме секретарем, и которой, разумеется, как близкой подруге, я дала почитать книгу.
Ее Лесик (так ласково она величала своего мужа Алексея), оказывается, уже около двух месяцев работал на какого-то богатого «дядю» – не пропадать же организаторским талантам бывшего главы небольшой транспортной компании. Лесик (мужик со шкафоподобной фигурой почти двухметрового роста), боготворивший свою «Люсеньку», буквально носивший ее на руках (всего-то пятьдесят пять кило – бараний вес) и готовый ради нее на любые подвиги, мотался по поручениям босса по всему миру, занимаясь реализацией какого-то ноу-хау, очень нужного при выделке шкур КРС. Мы с Люськой, как городские жители, далекие от сельского хозяйства, не сразу сообразили, что это за зверь такой – КРС. Алексей снисходительно выслушал наши варианты – «кошки рысистые серые», «кролики розовые саморазводящиеся», «козлы речные сейшельские» и пояснил, что КРС – это крупный рогатый скот, проще говоря – коровы.
Так вот Алексей как раз должен был лететь в «страну иммигрантов» через две недели и вернуться оттуда спустя десять дней. Ради своей «Люсеньки» он пошел к боссу и выпросил разрешение взять меня с собой. Причем он не стал сочинять, что я классный переводчик или, что являюсь большим специалистом по редким кожным (или шкурным?) заболеваниям у КРС. Он просто сказал, что я – школьный учитель русского языка и литературы (после окончания института и до работы в фирме друзей я действительно преподавала в школе, тем же занимаюсь и сейчас), что всю жизнь мечтала побывать за границей (чистейшая правда, а кто не мечтает?), что денег у меня на это нет и никогда не будет (горькая правда, именно потому я и уходила работать в фирму друзей). И начальник Алексея, поддавшись сентиментальным воспоминаниям о любимой «русичке», которая, жалея будущего олигарха, проявлявшего недюжинные способности в математике, но не способного без ошибок написать даже небольшой диктант, ставила ему «удовлетворительно», разрешил свозить «училку» в Канаду. Тем более, что это практически не влекло дополнительных затрат: мы летели на самолете, принадлежавшем олигарху.
Как я успела оформить визу и наскрести на скромное пропитание и разъезды внутри страны – это отдельная песня. Не обошлось, опять-таки, без помощи Люси (нашла источник денег в долг). Кроме того, небольшой вклад в финансовое обеспечение поездки внес мой сын.
Это было несколько неожиданно, наверное, я впервые осознала, что он действительно стал взрослым. Ему двадцать, еще учится, причем – очно. На этом настояла я. Неужели единственному сыну я не дам то образование, которое он хочет? Он «повернут» на компах. Поэтому институт информационных технологий маячил на горизонте с седьмого класса.
Помню, как одно из первых практических применений его способностей собирать всякие электронные штуки из бросового материала спасло от кражи мою сумку, а вместе с ней и отпускные, на которые нам предстояло жить два месяца. Мой бывший муж (на тот момент еще пребывавший в статусе действующего) оказался временно без работы, перебивался случайными заработками, так что потеря сумки с деньгами была бы для нас почти катастрофой. Так вот за пару дней до попытки кражи, Егор протянул мне небольшую коробочку, перемотанную скотчем, и сказал: «Мам, я противоугонное устройство собрал, положи в свою сумку. Если ее у тебя кто-нибудь отбирать будет, отдавай, чтобы не пострадать, сами все вернут, еще и извиняться будут... А еще я тебе на куртку инициатор прикрепил», – он показал небольшую симпатичную брошку. «Если сумку отберут, просто нажми вот на эту пупочку и стой, жди. Только радиус действия небольшой, так что жми сразу!».
Учитывая, что Егору на тот момент еще не исполнилось четырнадцати, его «изобретение» всерьез я не восприняла. О чем ему, конечно, не сказала, чтобы не расстраивать. Но через пару дней убедилась в действенности его «сигнализации». Все было банально: шла по улице, повесив сумку на плечо и, как мне казалось, крепко ее держала. Внезапный рывок за лямку, и… я весьма чувствительно приложилась к асфальту пятой точкой, беспомощно наблюдая, как моя торбочка удаляется в чужих руках, унося с собой всю семейную наличку. Жалобно крикнув «Стой! Отдай!», я попыталась приподняться. Может боль, а может отчаяние от осознания, что прокормиться в ближайшие месяцы будет очень сложно, заставили меня вспомнить о презенте сына, и я нажала на пупочку брошки, особо ни на что не надеясь.
Пока сердобольные прохожие помогали мне подняться и почистить одежку, я не смотрела в ту сторону, куда побежал вор. Внезапно в поле зрения возникла моя сумка, руки, державшие ее, тряслись крупной дрожью. Подняв глаза, я встретила взгляд полный ужаса. По белому, как полотно, лицу катились слезы, а серые трясущиеся губы беззвучно шевелились, пытаясь выговорить какие-то слова. Видимо тот, кто спас мою собственность, запоздало испугался своей смелости. Я взяла сумку, которую мне буквально впихнули в руки, и открыла рот, чтобы поблагодарить парнишку. Но тот повалился на колени и, заикаясь и всхлипывая, наконец выговорил: «Простите меня, я больше никогда не буду воровать, только дайте мне этот.., как его, ну… анти… анти допинг или как его… Пожалуйста, тетенька,… спасите меня, я жить хочу».
Ну, и как бы вы на это отреагировали? Единственное, что до меня дошло, так это то, что воришка сам вернул мне сумку. Парень был маленький и худой, на его плечах болталась бесформенная куртка явно на пару размеров больше, чем нужно. Внезапно он стал хватать меня за руки, пытаясь приложиться к ним губами, меня передернуло, и я скомандовала: «Встань!» Воришка тут же подскочил и вытянулся передо мной во фрунт, в его глазах плескался ужас вперемешку с мольбой. «Объясни толком, что ты хочешь», – потребовала я. «Сумка, Ваша сумка, – внезапно парень стал изъясняться разумно, – она сказала, что я вдохнул яд и погибну через полчаса, осталось уже немного… Помогите, пожалуйста, простите!»
Обалдев от этой тирады, я смогла только подумать, что погорячилась, оценив как «разумно» то, что говорил парнишка. Вокруг нас уже собралась небольшая толпа любопытных, послышался шепот: «Отравительница!», «Да нет, это он ее отравил!», «Не говорите глупостей! Это уличный театр – новая мода: прохожие участвуют в постановке!» Понимая, что все действительно превращается в некий фарс, я решила свернуть представление. Достала из сумки упаковку витамина С, которую всегда таскаю с собой. Грешна, люблю эти «конфетки» с детства. Кинула в протянутую не очень чистую ладошку одно «колесико» и наставительно заявила: «Попадешься еще раз на такое противоугонное устройство, антидот уже не поможет». Мальчишка заглотил, не жуя, таблетку, ужас ушел из глаз, а кожа его стала постепенно приобретать нормальный оттенок. «Запивать надо?» – пискнул он. Я отрицательно мотнула головой, стараясь сохранить серьезное выражение лица. До меня наконец стало доходить, что произошло. Не подумав, что проверять свои предположения сейчас не стоит, я нажала пупочку охранной брошки и… ничего не произошло. Решив, что «сигнализация» срабатывает один раз и требует перезарядки, я направилась сквозь расступившуюся толпу. Неожиданно вслед послышались аплодисменты и крики «Браво!», «Очень поучительная история», «А где еще можно посмотреть ваши представления?», «Молодой человек, дайте автограф!»
Что там было дальше, я даже предположить не могу. Со всех ног рванув к остановке, успела запрыгнуть в автобус перед самым закрытием дверей. Плюхнувшись на свободное место в полупустом салоне, я открыла сумку, чтобы достать кошелек и продемонстрировать проездной. Внезапно из глубины торбочки послышался хорошо поставленный незнакомый голос: «Внимание! Назовите код дезактивации, назовите код дезактивации. У Вас три секунды». По прошествии короткого времени послышалось шипение, и тот же голос продолжал: «Вы подверглись обработке отравляющим веществом. Антидот должен быть введен в течение получаса, он находится у хозяйки сумки, немедленно разыщите ее и верните украденную вещь. У Вас осталось двадцать девять минут тридцать четыре секунды. Повторяю…» Я захлопнула сумку, но голос достаточно громко продолжал бубнить про антидот и убывающие секунды. Я подняла глаза, надеясь, что окружающие не обратили внимания на бормотание моей авоськи. Не тут-то было! Рядом, раскрыв рот, стояла кондуктор, а с соседних сидений на меня пялились двое мужиков и тетка. Я криво улыбнулась и попыталась купировать ситуацию: «Это шутка! Сумка моя, а пошутил мой сын, подсунул запись и…»
Кондуктор дослушивать меня не стала и рванула к водителю. Экстренно затормозив, автобус приткнулся к бордюру, а билетерша громко объявила: «Химическая атака, всем немедленно покинуть автобус. Надевайте противогазы, у кого есть!» и сама первая десантировалась в открывшиеся двери. Через несколько секунд автобус опустел, я тоже покинула салон, сочтя за благо смешаться с толпой на улице. Решив больше не рисковать и не привлекать к себе внимание, отправилась домой пешком. По дороге я успела обдумать ситуацию и преодолела свое первое желание напуститься на Егора с критикой по поводу его выходки: шпионские игры какие-то! Как бы там ни было, то, что он сделал, спасло наши деньги. В конце концов, я просто зашла в кондитерскую возле дома и купила Егору его любимые эклеры с творожным кремом. Кошелек достала еще на улице, с опаской открыв сумку, но голос больше не звучал.
Дома сын объяснил, что антиугонщик активизируется в два этапа: сначала включается дистанционно через брошку, а потом при открывании сумки начинается трансляция записи. Я носила противоугонное устройство в сумке около года. По счастью, больше оно не пригодилось.
После школы Егор отслужил в армии (чтобы больше не отвлекаться), причем, по-моему, он особо не заметил, как пролетел этот год. Компьютеров много как у военного начальства всех уровней, так и у их детей. Мой сынуля целый год ремонтировал, настраивал и совершенствовал все доступное в части и за ее пределами электронное железо. Командир уговаривал его остаться служить по контракту. Мой ребенок обещал подумать об этом после окончания института.
Сейчас он учился всего лишь на втором курсе, умудряясь при этом подрабатывать все теми же ремонтами компов. Оказывается, он копил деньги на подарок мне ко дню рождения и посчитал справедливым вложить их в планируемую поездку.
...
Итак, все перелеты позади. Я стою под дождем на маленькой заправке, где меня высадил проходящий автобус, около потертого «шевроле» и на очень ломаном английском уговариваю водителя подвезти меня до дома миссис Кенсинг. Если мой английский «ломаный», то как же я умудрилась вести переписку с американкой? Здесь нет ничего странного, ведь родители миссис Кенсинг были эмигрантами из России после революции 1918-го года. Она родилась в Америке и никогда не бывала на своей исторической родине, но в их семье говорили на трех языках: русском, французском и английском.
Пожилой мистер, сидевший за рулем пикапа, сначала с трудом вникал в мою просьбу, некоторое время удивленно смотрел на меня, а затем перевел погрустневший взгляд куда-то вдаль. Мне показалось, что в его глазах подозрительно блеснула влага, когда он молча мотнул головой, соглашаясь, и открыл для меня пассажирскую дверь.
План моей поездки немного сбился: в Милтоне меня никто не встретил, телефон миссис Кенсинг не отвечал, и я решила, что смогу добраться самостоятельно (назад пути ранее, чем через десять дней, все равно не было). Кое-как мне удалось объясниться с диспетчером на автовокзале, и она посадила меня на автобус, проходящий достаточно близко к владениям миссис Кенсинг, посоветовав далее добираться на попутной машине.
Около часа мы молча ехали по раскисшему проселку, из динамиков в кабине тихо шелестела какая-то незнакомая музыка, дождь заливал лобовое стекло и стучал по крыше. Но ни унылая погода, ни грустная музыка, ни усталость от смены часовых поясов не могли испортить моего приподнятого настроения: я была почти у цели своего путешествия, добралась до нужного мне места самостоятельно в чужой стране, почти не зная языка. Ну не молодец ли я!
Пребывая в радужном настроении, я почти не обращала внимания на пейзаж за окном, тем более, что разглядеть что-либо за пеленой дождя и в сгущающихся сумерках было проблематично. Совершив очередной поворот и проскрипев тормозами, машина остановилась. За окном была чернота. Водитель выбрался из машины, обошел ее и открыл мне дверь, так как я дергала за ручку и никак не могла выбраться. Мы стояли перед крыльцом дома, едва освещенным фарами пикапа. Водитель помог донести мой рюкзачок до крыльца. Я попыталась вручить ему десять долларов, не очень понимая соответствующая ли это сумма, но большую дать я все равно не могла. Достоинства купюры он в такой темноте, конечно, не видел, но протестующе поднял руки и замотал головой, отказываясь.
Я пробормотала «большое спасибо» – на это моих знаний английского языка хватило. Пожилой мистер что-то буркнул в ответ, забрался в машину и поехал обратно. Я от всей души надеялась, что он не заблудится в такой темноте, как местный житель он должен был хорошо знать дороги. Отблески фар исчезли за поворотом, шум мотора затих.
Только сейчас я поняла, насколько тихо и темно кругом. Помимо шелеста дождя, который из ливня превратился в мелко накрапывающий дождик, не было слышно ничего. Как будто я не около жилого дома стою, а посреди ночного леса, в котором даже звери все спрятались по своим норам от сырости. Глаза немного привыкли к темноте, но я могла лишь различать более темные очертания дома на фоне менее темного окружающего пространства. Не светилось ни одно окно, дом вообще казался нежилым. Почувствовав себя немного неуютно, я ощупала косяки двери в поисках звонка, безрезультатно! Не придумав ничего более подходящего, я просто постучала в дверь. Никакой реакции не последовало. Подождав, я постучала сильнее, опять ничего!
Может быть, миссис Кенсинг спит? В ее возрасте люди засыпают обычно с большим трудом и сон их очень чуткий, правда если она выпила снотворного… Но ведь она знала о моем приезде. А может я ошиблась, в связи с большой разницей во времени, и назвала Алекс не тот день? Тогда понятно, почему меня не встретили в Милтоне. Будить ее было, конечно, неудобно, но я уже начинала замерзать, и мне не улыбалась перспектива провести ночь на улице во влажной одежде – богатырским здоровьем я не отличалась.
Я забарабанила в дверь изо всех сил. И вдруг она резко распахнулась, причем этому не предшествовали никакие звуки, как будто открывший стоял здесь уже давно. И, по-моему, это была не миссис Кенсинг.
…
Я смотрел на Алекс, не замечая ничего вокруг. Это ее любимое фото (не считая свадебных снимков), ей было тогда семнадцать, оставался всего год до окончания школы, жизнь была беззаботной.
Единственная дочь любящих родителей росла на удивление некапризной. Она легко находила общий язык с окружающими, прекрасно училась, и все прочили ей великолепное будущее. Как иногда бывает, счастье оборвалось в один миг: родители Алекс погибли в автомобильной аварии, ее забрала на воспитание тетка – то ли двоюродная, то ли троюродная сестра отца. Мало того, что девушка переехала в незнакомый город, так еще ей пришлось привыкать к новой школе в последний год учебы. Для нее это был дополнительный стресс, а для меня… – начало самого сложного, но и самого волнующего, восхитительного периода моего существования. Так случилось, что несчастье в жизни самого дорогого мне человека, привело к тому, что я впервые испытал сильнейшие чувства…
До моего слуха донесся отдаленный шум двигателя. Какого черта и кому здесь надо?! Я достаточно ясно дал понять всем соседям, что не нуждаюсь в их обществе, равно как и в их сочувствии. Я был достаточно терпелив во время процедуры похорон, соблюдая все приличия ради ЕЕ памяти, и откровенно резок и даже груб, когда выставлял за дверь незваных посетителей, явившихся на следующий день с соболезнованиями и желанием поддержать меня. Три дня меня никто не беспокоил, и вдруг снова…
Я оторвал взгляд от фотографии и посмотрел в окно – оказывается, уже наступила ночь. Тем более странно. Люди не ездят с визитами в это время суток. Может, кто-то свернул не туда с дороги у заправки? Ну что ж, посижу тихо, они поймут, что в доме никого нет, и уедут. Шум двигателя усиливался, и я узнал, по звуку, машину Дика. А он-то что здесь делает? Мотор заглох у самого крыльца, открылась сначала одна дверка, затем – другая. По мокрой траве зашелестели шаги двух человек. Одни из них принадлежат Дику, а вот другие, более легкие, слышу впервые. Спустившись со второго этажа, я встал у входной двери.
Тем временем водитель отнес и поставил на крыльцо что-то очень небольшое, затем зашуршали деньги. После небольшой паузы женский голос с ужасным акцентом (русская?!) пробормотал «большое спасибо», в ответ Дик буркнул «надеюсь, вы знаете, что делаете». Его эмоции были смесью грусти и удивления – как близко к моему настроению! Впрочем, вместо удивления я, скорее испытывал раздражение в адрес тех, кто посмел меня побеспокоить. Дик сел в машину и уехал.
Женщина поднялась по ступенькам. Ее настроение удивило меня: она явно испытывала удовлетворение и радость, как будто достигла желаемой цели и предвкушала что-то приятное в конце пути. Это был поразительный контраст с тяжелыми чувствами, захватившими меня в последние шесть дней. Она остановилась перед дверью, будто прислушиваясь, вздохнула и начала шарить руками по стене дома. Пытается найти звонок? Точно. Не нашла, снова вздохнула и робко постучала.
Несмотря на свое мрачное настроение, я беззвучно хихикнул: она рассчитывает, что это поскребывание услышат в огромном доме? Оптимизм ее несколько поугас, добавились нотки тревоги, неуверенности и неловкости. Наконец-то начала понимать, что ее здесь не ждут! Теперь самое правильное развернуться и уйти, оставить меня в покое.
Но не тут-то было. Попереминавшись с ноги на ногу, настырная дама постучала громче, а после паузы забарабанила по двери что есть сил. Ну, это уже слишком! Я рывком распахнул дверь…
…
Это явно был мужчина – высокий угловатый силуэт маячил в проеме, и легкий, несколько странный, горьковатый запах парфюма не мог быть женским. От неожиданности я потеряла дар речи, а все английские слова напрочь вылетели из моей головы. И уж совсем по-дурацки получилось, когда после неловкой паузы я пропищала: «миссис Кенсинг?». Реакция на мой глупый вопрос так же была неординарной. Послышалось глухое низкое рычание (видимо позади хозяина стояла огромная собака) и дверь с треском захлопнулась. Я очень порадовалась, что не посмела шагнуть вперед. Сделай я это, моему носу, несомненно, грозила бы опасность быть разбитым.
Но радость была кратковременной. Что все это значит? Это дом миссис Кенсинг или нет? Если да, то кто бы ни был тот человек, хозяйка предупредила бы его о моем приезде, и меня должны были впустить в дом. Если нет, то зачем меня сюда привез тот пожилой джентльмен? На шутника он не похож (да и ничего себе шуточки – на ночь глядя привозить женщину к чужому дому и оставлять ее там на произвол судьбы!). Если у него были какие-то нехорошие намерения в отношении меня, то ведь сам-то он уехал. Или водитель все же разглядел купюры в моем кошельке и понял, что из-за такой мелочи не стоит мараться, чтобы грабить меня. А бросил меня здесь с досады, что нечем поживиться. Тогда зачем вообще было везти меня до этого дома? Можно было бы выставить из машины где-нибудь на дороге – меньше затрат времени и бензина. Так и не решив эту загадку, я обратилась к более насущным проблемам: ночь, сыро и холодно, ужасно хочется спать, а в дом меня пускать, очевидно, никто не собирается. Собравшись с духом, я решилась еще раз постучать и попроситься переночевать внутри, надеясь на милосердие хозяев. На мой стук и жалкое «плииз, хэлп ми» ответа не последовало.
Как бы то ни было, а ночевать мне, кажется, придется на крыльце и уже утром разбираться в ситуации. Важно было не замерзнуть. Я достала из рюкзака джемпер (слава Богу, сухой!), который взяла на случай похолодания (вообще-то сейчас начало августа и в этих широтах должно быть тепло, но, видимо, не ночью). Быстро натянула его под ветровку, которую затем застегнула до самого подбородка. Теперь придется всю ночь двигаться. Куда можно присесть я не вижу, да и сыро везде. Под ногами практически тоже ничего разглядеть невозможно. Я энергично помахала руками, сделала несколько приседаний. Попробовала попрыгать, но в абсолютной тишине (дождь совсем прекратился) производимый звук показался настоящим грохотом, и я отказалась от этой затеи. Неплохо было бы просто походить, но в темноте я боялась оступиться и ко всем своим неприятностям еще и вывихнуть ногу.
Дааа… ситуация! И тут проблеск удачи: я вспомнила, что заботливый сынок положил мне в рюкзак маленький фонарик. Я еще подтрунивала над ним: «мол, Канада – не Россия, тут свет внезапно отключается крайне редко и только по причине каких-либо стихийных бедствий. А я еду туда, где ни землетрясений, ни тайфунов не бывает». Спасибо тебе, дорогой, что ты меня не послушался! Я достала фонарик из бокового кармана рюкзака и, включив его, осмотрелась.
Света было мало, но все же его хватало для того, чтобы разглядеть дощатое крыльцо под навесом. Покрытие было довольно ровное, и места достаточно для того, чтобы прохаживаться туда-сюда. Я начала наматывать круги, вернее петли: двенадцать шагов в одну сторону, поворот через левое плечо, двенадцать шагов в другую сторону, поворот через правое плечо и т.д. Кроссовки были немного влажными, но в движении ноги замерзнуть не должны.
Автоматически совершая описанные действия, я размышляла о планах на утро. Как только рассветет, пойду по дороге обратно и, надеюсь, встречу какую-нибудь машину, водитель которой довезет меня до ближайшего населенного пункта. А там попытаюсь найти церковь. Даже если она не будет православной, священники любой религии должны помогать людям, попавшим в трудную ситуацию. За еду я, в конце концов, заплачу, а за проживание могу поработать (уборка, готовка, стирка, небольшой ремонт). Кроме того, уж священник-то мне без шуток и злого умысла поможет отыскать дом миссис Кенсинг.
Помимо церкви есть еще альтернатива – полиция. Документы у меня в порядке, так что проблем возникнуть не должно. О том, что будет, если мне не встретится машина, я старалась не думать. Старалась, но все равно думала. Ехали мы сюда около часа. Даже при небольшой скорости, это километров сорок – пятьдесят! Чтобы пройти их пешком, да после бессонной ночи… Ай! Я едва успела остановиться, чтобы не наткнуться на стоявшего передо мной человека. Очевидно, я слишком глубоко погрузилась в раздумья и не заметила, как он открыл дверь и вышел на крыльцо.
...
На крыльце стояла женщина ростом около пяти футов шести дюймов, волосы до плеч, чуть вьющиеся. На вид лет тридцать пять, полновата, но с хорошими пропорциями. Одета в джинсы, кроссовки и ветровку, на шее повязана косынка, рядом с ногами стоит небольшой рюкзачок. Цвет одежды, волос и глаз рассмотреть в этой темноте не мог даже я. Пахло от нее довольно приятно: что-то цитрусовое присутствовало в аромате волос и кожи. Наверное, это от шампуня и геля для душа. Одежда впитала запахи транспорта.
На меня накатила волна ее шока. Судя по всему, она ожидала увидеть здесь кого-то другого. Затем, сменяя друг друга по очереди, прошли растерянность, неуверенность, легкое касание надежды.
Это что, такая шутка Дика? С чувством юмора у него всегда было плохо. Ну ладно я, мне он мог желать насолить. Но эта женщина здесь причем?
Она открыла рот, закрыла его, словно рыба, вытащенная из воды, кашлянула, прочищая горло, и выдавила: «Миссис Кенсинг?».
Меня накрыла боль – я ее ощущал почти физически, затем поднялся гнев: «как она смеет тревожить ЕЕ память?!» Я зарычал, готовясь к прыжку, вспомнив, весьма кстати, что не охотился уже более двух недель.
Что-то было не так и это меня задержало. Понял! Жертва не испытывала привычных чувств. Ни страха, ни желания – обычных спутников моей охоты в зависимости от ситуации. В женщине по-прежнему теплилась надежда, а еще все отчетливей проявлялась досада (интересно, на что?.. хмм… интересно? С каких это пор я стал проявлять интерес к чьим-либо чувствам, кроме… ). Я с треском захлопнул дверь перед ее носом и застыл, погрузившись в воспоминания.
Глава 2.
Я жил тогда в Сиэтле, владел небольшим, но преуспевающим магазином спортивных товаров, изображая из себя человека, увлеченного охотой и рыбалкой. Это давало мне возможность, не вызывая подозрений, исчезать на несколько дней из поля зрения соседей. Я действительно охотился, но для этого мне не нужны были никакие приспособления, да и объекты охоты не всегда были привычными для людей. Иногда люди сами становились моей добычей, ведь я – вампир. Ночной кошмар и ужас, страшилка из рассказов у костра для бойскаутов… Доля истины в этих рассказах, конечно, есть.
Я действительно пью кровь. В принципе мне достаточно крови животных, лучше хищников. Но в виде деликатеса человеческая кровь предпочтительнее. У людей то же есть любимые блюда, порою весьма экзотичные. Например, мидии – их вообще глотают живыми. Не оправдывая всех страшных историй о вампирах, мы не убиваем ради пищи. Мы способны пить кровь порциями, сопоставимыми с теми, которые теряет человек-донор. Вновьобращенного вампира этому обучает его создатель, а рожденного – семья. Если введение в «новую жизнь» проходит правильно, «дитя» становится самостоятельным и далее ведет «цивилизованную» жизнь.
К сожалению, порою происходят сбои, и тогда появляется существо, которое люди называют «маньяк-убийца». Некоторым из них удается скрываться довольно долго, люди вообще не способны с ними справиться.
К счастью, в поимке и расправе над таким существом принимают участие другие вампиры. Иногда его просто удается ликвидировать своими силами. Иногда – приходится выдавать людям, предварительно лишив силы с помощью специального, известного только посвященным, снадобья. В этом случае вампир теряет свои уникальные живучесть и силу, так что электрический стул, например, для него опасен так же, как и для человека. Поэтому сдавать полиции этих существ стараются в тех территориях, где не отменена смертная казнь.
Пьем человеческую кровь мы обычно в процессе занятия сексом, при этом оба партнера испытывают особое удовольствие и можно говорить о почти добровольной отдаче крови. Почти, так как вампиры вне зависимости от собственного желания обладают сексуальной притягательностью для людей. Многие «казановы» и «роковые женщины» на самом деле являются «цивилизованными» вампирами. Впрочем, мы способны наводить и страх, причем не только на оленей и рысей. Стоит лишь позволить соскользнуть маске «приличного человека».
