Текст книги "Эта трудная, трудная бессмертная любовь (СИ)"
Автор книги: Карина Мурунова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Многие мифы о том, что могут и не могут вампиры, являются действительно мифами. Например, мы свободно питаемся обычной человеческой пищей, проявляя даже некоторые индивидуальные пристрастия. Эта пища необходима для регенерации организма, а вот особенности этой регенерации, большую силу и необычные для человека способности дает как раз кровь. Солнца мы не боимся и под его лучами от людей внешне не отличаемся, правда кожа никогда не загорает. Но это не значит, что все бледные люди – вампиры, есть еще альбиносы, например. Проблему составляют глаза: сверхчувствительность, позволяющая видеть в кромешной темноте, делает их уязвимыми при ярком солнце. Выход – поменьше бывать на улице в солнечную погоду, при необходимости – темные очки, а в последние десятилетия – контактные линзы, полностью тонированные черным цветом.
Яд вампира – это не миф. Но мы способны регулировать его выделение и пользуемся этим оружием, если приходится сражаться за жизнь с равным противником. Яд одного вампира у другого вызывает замедление реакции, сонливость. Все остальные существа почти всегда погибают, если наш яд попадает в их кровь. Поэтому за тысячелетия существования моего народа контроль над ядом стал врожденным, выделение происходит только при сознательном желании хозяина.
Те немногие люди, для которых яд вампира не смертелен, могут стать одними из нас. К счастью, проверять новых кандидатов в наше сообщество способом «выживет – не выживет» не нужно. Достаточно лишь смешать немного крови из вен человека и вампира в каком-нибудь сосуде и посмотреть на реакцию. Если смесь почернеет и свернется, то для этого человека яд вампира смертелен, если же она приобретет ярко алый цвет и будет выглядеть как свежая артериальная кровь, то человек при желании может пройти ритуал обращения.
Такое случается крайне редко, за весь период моего существования, мне ни разу не встретился человек, которого я мог бы обратить. По крайней мере, все попытки проверить, показали несовместимость кровей.
За 286 лет моей жизни я только один раз пожалел об этом. Алекс… она уже почти год жила в нашем городе, ходила в школу недалеко от моего магазина. Я видел ее не раз на улице, как и многих других, но знаком с ней не был. Спортивными товарами она не интересовалась, так что в мой магазин не заходила. Я обратил на нее внимание потому, что для своего возраста она выглядела слишком вялой, необщительной, подавленной. Казалось, что ее вообще ничего не интересует. Из обрывков разговоров покупателей, знакомых, просто прохожих на улице (при моем слухе информацию собирать было несложно) я узнал о гибели ее родителей, о том, что тетке особого дела до нее нет, и та ждет не дождется отправить девочку в какой-нибудь колледж.
Одевалась Алекс довольно мрачно, не пользовалась косметикой и украшениями. Но симпатичное личико и стройную фигурку не спрячешь от внимательных глаз. Я отметил это для себя без какой-либо задней мысли. На вид мне можно было дать лет тридцать пять – сорок и заводить любовные связи я предпочитал со взрослыми женщинами, желательно замужними. Они были заинтересованы больше меня в сохранении тайны и не предъявляли никаких требований. Иногда, правда, случались казусы – какая-нибудь дама воображала себя безумно влюбленной в меня, заявляла о желании развестись с мужем и создать семью со мной. В этой ситуации приходилось пользоваться своей способностью сглаживать воспоминания людей. Потенциальная невеста помнила о нашем романе, но в общих чертах, считая его очередной интрижкой.
Это случилось в начале лета. Я возвращался с охоты, на которой пробыл четыре дня, насытившись достаточно для двухнедельного существования на обычной пище. Впрочем, для деликатеса место всегда оставалось.
Я подходил к опушке на краю леса, направляясь к укрытию, где оставил свой автомобиль (надо было поддерживать имидж обычного человека, которому требуется средство передвижения). Начинало темнеть. Неожиданно почувствовав чей-то страх, скорее даже ужас, отчаяние, я услышал приглушенный крик – кому-то затыкали рот. Двинувшись в том направлении, я увидел машину. Внутри было два человека, и там явно происходило нападение.
Мы стараемся помогать тем, кто нуждается в этом, несмотря на то, что люди – наши потенциальные жертвы. Но ведь многие вампиры когда-то были людьми! С силой открыв дверь машины, я за шкирку вытащил оттуда здоровенного парня и увидел на сидении девушку в разорванном платье. К счастью, большого вреда он ей причинить не успел. Она плакала, пытаясь прикрыть грудь обрывками ткани. Я «закипел» и поволок обидчика в лес. Первое желание было убить, но пока я затаскивал его вглубь так, чтобы нас не было видно за деревьями, смог погасить этот порыв. Оказалось достаточным просто показать ему свое истинное лицо без налета цивилизованности и сказать, что если ему когда-нибудь даже мысль придет в голову повторить нечто подобное, я его убью. Исходящий от него ужас был сопоставим с тем, который ощущала девушка, это принесло мне некоторое удовлетворение.
Бросив ублюдка валяться бесформенной копошащейся кучей под деревьями, брезгливо ощутив при этом запах мочи, я направился к его машине. Девушка сидела на том же месте, зябко поеживаясь и обхватив себя руками. Она дрожала от холода и от пережитого шока – это ясно читалось в ее эмоциях. Только сейчас я сообразил, что это та самая Алекс, которая вынуждена была жить у тетки.
– Ты в порядке?
– Дда – клацнула она зубами, подняв на меня заплаканные глаза.
До нее, кажется, только начало доходить, что все завершилось благополучно и самая большая потеря – загубленное платье. Ее благодарность пролилась на меня теплым золотым дождем, затопив и очистив от гнева и ненависти. Неожиданно я почувствовал, что ее счастье – это и мое счастье, что я готов сделать что угодно, только бы она была счастлива всегда. Это было так ново для меня, непонятно и волнующе.
Я помог ей выбраться из машины и, чтобы она не смущалась разорванного платья и согрелась, накинул ей на плечи свой походный плащ-дождевик (еще одна необходимая деталь для поддержания имиджа заядлого охотника и рыбака). Девушка попыталась идти, опираясь на мою руку, но ноги ее плохо слушались, да и в темноте она почти ничего не видела. Поэтому, когда я поднял ее на руки, закутав поплотнее в плащ, она почти не сопротивлялась. Для гарантии ее покоя, пришлось немного сгладить воспоминания о произошедшем в лесу.
К моменту, когда я подошел к своей машине, девушка спала – реакция на пережитый шок и мои ментальные усилия. Не останавливаясь, я направился пешком в город. Была глубокая ночь, следить за нами некому, а для случайного наблюдателя мужчина просто нес на руках свою уснувшую девушку. Конечно, этому наблюдателю в голову не придет проверять, сколько километров будет человек вышагивать со своей ношей на руках. Там, где не могло быть случайных наблюдателей, я переходил на бег, не слишком разгоняясь, чтобы не потревожить спящую. Когда я добрался до скамейки перед домом Алекс, была еще ночь, сев, постарался удобнее устроить девушку у себя на коленях. Она пошевелилась, приспосабливаясь, уткнулась носом мне в шею. Вокруг витал исходящий от нее покой и … удовольствие? Но оно не имело ничего общего с сексуальным удовольствием, а скорее соответствовало ощущениям ребенка. Алекс почмокала губами во сне и пробормотала: «папочка». Что? Здорово! Я тут распустил слюни, думая о нас как о возможной паре, а она меня воспринимает в качестве отца. Этого еще не хватало! Хотя, принимая во внимание мой официальный возраст, ничего удивительного. Дурак!
…
За дверью что-то происходило, какая-то возня выдернула меня из воспоминаний. Послышались шелест ткани и застежки «молния», шаги, прыжки(?!) Щелчок, и через тончайшие щели по периметру двери просочился слабый свет. Фонарик, надо же, а дама оказалась запасливой. Послышались шаги – неужели собралась-таки уходить? Рискованно, вряд ли зарядки хватит надолго. Нет, осталась. Ходит взад вперед по крыльцу. Отчаяние, усталость, в то же время – решимость и опять чуть-чуть надежды. Ну и оптимистка!
Меня заела совесть – после стольких лет вместе с Алекс я очень хорошо понимал потребности людей и знал по ощущениям женщины, что ей сейчас очень некомфортно: холод, усталость, скорее всего и голод тоже. Я открыл дверь и встал на пути «туристки», стараясь производить обычный для человека шум, чтобы не напугать ее. Но она все равно, вскрикнув, подскочила от неожиданности и направила луч фонарика мне в лицо – неприятно. То ли почувствовав мое недовольство, то ли соблюдая правила хорошего тона, женщина опустила фонарик вниз. При таком освещении я мог разглядеть ее подробнее: волосы светлые, глаза неяркой зелени, вся одежда – в бежевых тонах. Пожалуй, она старше тридцати пяти лет, судя по тоненькой сеточке морщин вокруг глаз, хотя человек бы этого не заметил.
…
Я машинально вскинула фонарик так, чтобы осветить лицо незнакомца. Мужчине было около сорока лет и, насколько я смогла рассмотреть перед тем, как отвести свет от его лица, он был красив, даже слишком. Имея не слишком большой опыт близкого общения с противоположным полом (собственно моим единственным мужчиной был муж, с которым мы расстались, когда сын окончил школу), я стеснялась разглядывать незнакомца подробно. Но даже после беглого осмотра я обалдела. Такие лица встречаются исключительно в кино и на обложках журналов. Причем большая часть их привлекательности – ретушь и макияж. Недаром те же журналы любят печатать «жареные» фото в стиле «звезды без грима». Трудно было себе представить, что за дверью в темном доме сидит целая армия стилистов. Тем не менее, мужчина выглядел так, будто только что вышел из гримерки и готов к фотосессии: каштановые блестящие волосы в живописном беспорядке спускаются до плеч, большие черные (или очень темные) чуть раскосые глаза обрамлены длинными, пушистыми, как будто специально завитыми ресницами. Высокие скулы и четко очерченный рот завершают картину. Незнакомец был высок: даже при моих ста семидесяти двух сантиметрах роста, его плечи были на уровне моих глаз. В рассеянном свете фонарика вся поджарая фигура наводила на мысль о хищной кошке, очень крупной кошке.
Таких людей не бывает! Наверное, сказываются усталость и расстройство от того, что в самый последний момент мое такое удачное путешествие превратилось в черт знает что. Сейчас любой человек покажется мне ангелом небесным, особенно если разрешит войти в дом и куда-нибудь сесть, а лучше лечь. Можно на полу, на коврике, а можно и без коврика…
– Эээ… – заблеяла я, – сори, хэлп ми!
– Вы русская? – на чистейшем моем родном языке спросил мужчина.
– Да! – от неожиданности быстро и четко ответила я, испытав огромное облегчение, что мне не нужно подбирать незнакомые слова, пытаясь объяснить цель визита. – Извините меня за беспокойство, но, видимо, произошла ошибка. Мне нужен дом миссис Кенсинг, она пригласила меня в гости.
Незнакомец молчал, я не могла видеть его лица, но вокруг как будто стало еще холоднее (видимо воображение разгулялось от усталости). Наконец он вздохнул и сказал:
– Это дом миссис Кенсинг, заходите, вы замерзли.
А голос! Низкий с хрипотцой, на некоторых его нотах внутри моей грудной клетки что-то вибрировало как камертон. Мужчина распахнул передо мной дверь, и я вошла, освещая путь фонариком, стараясь, чтобы и ему было видно дорогу.
Он нажал на выключатель около двери, и холл залил мягкий свет от торшеров, расположенных по углам помещения.
– Проходите, присаживайтесь, – пока я осматривалась, он уже открыл дверь в комнату слева от входа, видимо гостиную.
Я вошла, забыв про сырые, наверное, не очень чистые кроссовки, добрела до дивана, стоявшего посреди комнаты, и рухнула на него. Внезапно усталость дала о себе знать. Я успела, будто сквозь мутную пленку, увидеть, что незнакомец рассматривает меня, стоя в дверном проеме и сложив на груди руки. Да, крылья ангела у него за спиной были бы уместны. Только в тон его одежды цвет их должен быть…
…
Ее удивление было ожидаемым, благодарность и восхищение, пожалуй, – тоже. Она попыталась обратиться ко мне на своем ужасном английском. Лучше уж поговорим на русском! Этот язык мне стал родным за семьдесят два года, один месяца и шесть дней, которые я был рядом с Алекс.
Облегчение и радость разлились в воздухе вокруг женщины.
«Извините ... дом миссис Кенсинг, она пригласила...» – слова долетали до меня и превращались в осмысленные образы постепенно. Я купался в чистых положительных, без налета цинизма, эмоциях. Имея большую практику общения с людьми и вампирами, я знаю, что почти все их чувства имеют какой-то подтекст: жалость смешивается с облегчением (хорошо, что это случилось не со мной); сострадание замутняется самолюбованием (я – молодец, что проявил сочувствие!); желание мести разбавляется страхом (а что мне за это будет?). Чистые эмоции – редкость, по-настоящему искренних людей, тем более вампиров, очень мало. Чистая любовь, как и чистая ярость, например, – это драгоценные камни в море окружающих эмоций.
Реакция женщины на меня была предсказуема: потрясение от внешности и дрожь удовольствия от звука голоса – это мы уже не раз проходили.
«Миссис Кенсинг» – все мое наслаждение смыла боль, опять эта женщина упоминает Алекс. Пригласила? Ооо… конечно, я совсем забыл! Алекс в последнее время увлеклась перепиской с женщиной из России. Около двух недель назад она сказала, что хочет пригласить ее сюда для обсуждения какого-то совместного проекта. Алекс просила пока ничего не выведывать, обещая сюрприз, и я сделал то, о чем она просила.
Я всегда делал то, о чем она просила. Было лишь одно исключение за все наше с ней время. Это случилось в день пятнадцатилетия совместной жизни, Алекс исполнилось тридцать пять. Она попросила обратить ее в бессмертную. Я, эгоист, был рад ее стремлению. Ведь если бы это произошло, мы с Алекс остались бы вместе навсегда! Увы, тест крови показал, что мой яд смертелен для любимой.
Вынырнув из воспоминаний, я пригласил незнакомку в дом. Она шла, пользуясь все тем же фонариком, стараясь светить и мне под ноги – трогательно! Включив торшеры, я провел ее в гостиную и предложил присесть. Она, буквально обвалившись на диван, посмотрела на меня мутными, сонными глазами.
И тут, словно мягкие теплые ладошки погладили меня по плечам и лопаткам, как будто расправляя что-то у меня за спиной. По телу побежали мурашки, после смерти Алекс я уже не надеялся когда-нибудь это ощутить. Весь период моего существования до встречи с возлюбленной я и не знал, что такое возможно.
Ментальное поглаживание, его умела делать только ОНА. Впервые я ощутил его, когда Алекс проснулась у меня на коленях на скамейке у своего дома утром после нападения того урода. Она закопошилась, просыпаясь, потягиваясь, открыла глаза. Наши лица были так близко, что я кожей чувствовал ее теплое дыхание. Всплеск остатков ужаса (не в моих силах было полностью вытеснить ее воспоминания о ночном кошмаре) сменился благодарностью и восхищением, чистыми и яркими как радуга. Алекс просто смотрела мне в глаза, замерев с восторженным выражением лица, и тут… мягкие, пушистые лапки вдруг коснулись моих щек, лба, губ. Будто котенок гладил меня. Девушка не шевелилась, но ее ментальная ласка была физически ощутима. Это было лучшее в моей жизни ощущение, такого удовольствия до сих пор не приносили ни секс, ни человеческая кровь. Я понял, что хочу быть только с этой девушкой, что не смогу ее отпустить от себя, что буду добиваться ее любви, чего бы это мне ни стоило…
...
Мне было жарко и не очень удобно. Просыпаясь, я понимала, что нахожусь не в своей кровати. Прикосновение ткани, место, запахи – все чужое. Но, кажется, я чувствую себя отдохнувшей. О вчерашнем дне в голове плавают какие-то размытые воспоминания. Резко открыла глаза и села – я же в доме миссис Кенсинг! Вечером, вернее ночью меня впустил в дом какой-то мужчина, может быть родственник. Я была настолько измотана, что даже не поблагодарила его и ничего не спросила об Алекс. Надеюсь, меня простят, когда услышат историю моих злоключений.
Осмотревшись, понимаю причину неудобства: я спала в одежде, даже кроссовки не сняла! Последнее, что я помню – незнакомец стоит в дверном проеме, а мое воображение рисует крылья у него за спиной. Кстати, кто-то укрыл меня пледом,.. не помню.
Так, хватит рассиживаться, надо попытаться привести себя в порядок и отыскать хозяев. Сняла кроссовки и переодела запасные носки, совесть не позволяет бродить в уличных кроссовках по пушистым светлым коврам. Сняла ветровку, положила ее на диван, поставила рюкзак и обувь рядом с его ножкой. Достав расческу и зеркальце из рюкзачка, я причесалась, воспользовалась дезодорантом, затем протерла лицо и руки влажной салфеткой (слава прогрессу!), сунула в рот мятную жвачку – до возможности попасть в ванну сойдет – и направилась к двери, через которую вчера вошла в гостиную. Она распахнулась, только я подошла к порогу. Как и ночью у меня возникло ощущение, что открывший стоял тут, ожидая. Снова тот же незнакомец, и впечатление от его внешности, показавшееся мне накануне игрой воспаленного воображения, отнюдь не было обманчивым. Красавец! Впрочем, конечно, не про меня! Такие как он, таких как я просто не замечают. Только в цвете глаз я ошиблась: они были светло серыми, а не черными, как мне показалось ночью. Одет он был просто: джинсы, водолазка, кожаные туфли на толстой подошве – все черное. Крылья именно такого цвета я ему навоображала.
– Доброе утро, – поприветствовал он.
– Доброе! – решив для себя, что интерес ко мне, серой мышке, незнакомец проявить не может, я смогла легко с ним разговаривать, почти не смущаясь. Надеюсь, что дружеские беседы окажутся занимательными, если нам суждено будет общаться и дальше.
– Вы, наверное, хотели бы умыться с дороги?
– Это было бы замечательно!
– Я покажу вам ванну.
Мы поднялись на второй этаж по широкой, резной лестнице. Вообще дом явно был очень старой постройки, но поддерживался в отличном состоянии. Вся обстановка дышала респектабельностью. От лестничной площадки на втором этаже в обе стороны уходили коридоры с несколькими дверьми. Свернув направо, мужчина открыл вторую по счету дверь и пропустил меня в комнату – очень уютную спальню. Вся отделка от стен до покрывала на кровати и обивки мебели была выдержана в золотисто-бежево-коричневой гамме. Обстановка состояла из кровати, застеленной шелковым покрывалом, встроенного шкафа, небольшого туалетного столика с зеркалом у стены, возле окна с широким подоконником расположилась пара кресел. Пока я осматривалась, мой провожатый открыл дверь в глубине комнаты.
– Это ванна, здесь вы найдете все необходимое, затем, если пожелаете, я буду рад разделить с вами завтрак.
Стоило ему заговорить про еду, у меня в животе предательски заурчало. Не обращая внимания на мое смущение, мужчина прошел мимо и прикрыл за собой входную дверь.
Какое это удовольствие – принять душ, почистить зубы, сменить одежду – знает только тот, кому когда-либо не удавалось это сделать вовремя. В ванной комнате на крючках висели пушистые полотенца разных размеров, и даже банный халат – спасение, так как мои вещи остались внизу. Вернувшись в комнату, я обнаружила свой рюкзак на кровати. Достав из него смену белья, джинсы, футболку и еще одну пару носков, я оделась, расчесала волосы, мельком глянула на себя в зеркало и отправилась вниз.
Мягко ступая в носках по полу, я спустилась с лестницы. Мужчина стоял у двери напротив гостиной и, открыв ее, явно ожидал, когда я пройду вперед. Смущенно проскальзывая в комнату, откуда доносились аппетитные запахи, я мысленно ужаснулась: если на огромном столе по обе стороны от тарелки будет лежать по нескольку приборов, мне придется либо делать вид, что я не голодна, либо опозориться перед хозяевами. Двадцать лет назад я пошла бы по первому пути, сейчас я, скорее, предпочту второй.
Стол был небольшой и накрыт просто. На тарелках лежала дымящаяся яичница, в вазочках – варенье, печенье, конфеты. Из приборов только вилка и нож – все знакомо.
Мужчина отодвинул для меня стул, я села, надеясь, что это вышло не слишком неуклюже.
– Чай, кофе?
– Кофе, пожалуйста.
Я получила порцию ароматного темного напитка.
– Сливки, сахар?
– Сливки.
Напиток в чашке окрасился в восхитительный цвет, который так и называют «кофе с молоком».
Я набросилась на еду, стараясь все же не очень торопиться, соблюдать хоть какие-то приличия. Мужчина молча и медленно ел, сидя напротив и внимательно меня разглядывая. Приговорив яичницу с двумя глазками и выпив чашку кофе с печеньем, я, наконец, смогла думать еще о чем-то, кроме еды. Впрочем, отсутствие миссис Кенсинг меня занимало с самого утра, но я не решалась ни о чем спрашивать, надеясь, что незнакомец сам мне все объяснит. Возможно, пожилой женщине утром требовалось много времени, чтобы привести себя в порядок для встречи с гостьей.
Промокнув губы салфеткой, я подняла глаза на моего сотрапезника:
– Спасибо, все было очень вкусно.
Он кивнул и заговорил:
– Наверное, нам нужно познакомиться. Позвольте представиться. Меня зовут Том Кенсинг.
Значит, все-таки родственник. По возрасту мог бы быть внуком, но Алекс, живо интересуясь моим ребенком, никогда не упоминала о своих детях или внуках.
– Очень приятно, Саша Лосева.
– Рад познакомиться.
Над столом повисла тишина.
Теперь, пожалуй, уместно спросить про Алекс.
– Эээ.. скоро я смогу увидеться с миссис Кенсинг?
Судорога прошла по лицу моего собеседника, он опустил глаза и весь напрягся:
– Вы не сможете встретиться с миссис Кенсинг,.. она умерла.
У меня перехватило дыхание и из глаз брызнули слезы.
…
Женщина просыпалась, к покою присоединилось чувство небольшого дискомфорта, затем, уже знакомое радостное возбуждение от достижения цели. Зашуршала ткань, скрипнули пружины – села на диване. Ночью пришлось укрыть ее пледом и включить отопление на максимум, так как она лежала замерзшая, скорчившись, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Недовольство... Подходя к гостиной, слышу, как она пытается привести себя в порядок. Настроена весьма решительно! Идет к двери.
Мое появление снова чем-то удивило ее. Может, я слишком быстро среагировал на ее желание выйти из комнаты? Надо было подождать... я так привык не притворяться, не скрывать своих возможностей с Алекс.
Что-то царапнуло по сознанию. Сначала я не понял, а потом до меня дошло: женщина не испытывала никакого сексуального возбуждения, хотя восхищение и внутренняя дрожь при звуках моего голоса остались. Интересно, с таким проявлением самоконтроля я столкнулся впервые. Обычно желание обладать и принадлежать возникало в людях по отношению к вампирам вне зависимости от возраста, моральных устоев или религиозных запретов. Многие стыдились этих желаний, прилагая усилие, чтобы не идти у них на поводу. Но если вампир хотел добиться своего, у человека не было шанса.
Гостья с радостью приняла предложение умыться. Желание поесть так же ощущалось, я и сам был голоден…
Показав даме ванную комнату, я спустился вниз, чтобы приготовить завтрак. Увы, за все годы моего существования я так и не почувствовал призвания к кулинарии. Верх моего искусства в этой области – яичница. Впрочем, еще я варю неплохой кофе, но только по одному рецепту. Соорудив все это, я накрыл на стол в малой столовой, добавив ко всему прочему вазочки со сладостями. Набравшись терпения, чтобы ждать, вспомнил, что вещи гостьи остались в гостиной, и успел подняться наверх, чтобы положить рюкзачок на кровать до того, как она закончила водные процедуры.
Удовольствие плыло со стороны лестницы – женщина спускалась вниз после душа. Я открыл двери столовой, пропуская ее внутрь. Смущение и паника были ответом на мой галантный жест.
Что опять не так?
Подойдя к столу, незнакомка почувствовала облегчение.
Снова не понимаю. Видимо, я вчера ее все-таки напугал. Что такого она боялась увидеть на столе?
Помогая ей сесть, отреагировал на запах влажных волос – цитрус и мята – не помню у нас такого шампуня.
Обменявшись необходимыми фразами по поводу напитка, мы приступили к трапезе. Она ела, стараясь не торопиться, стесняясь своего голода, но все равно спешила. Впрочем, насытилась она немногим. Чревоугодие не относится к ее грехам.
Выслушав благодарность, я приступил к церемонии представления. Это выглядело странно: дама выспалась, приняла душ и позавтракала в моем доме, а я даже не знаю, как ее зовут. Может сейчас это никого сильно не удивит, но я вырос в те времена, когда такое обстоятельство считалось развратом.
Саша.
Я готовился, но все же не мог сдержать реакцию на вопрос об Алекс. Ее шок жесткой теркой прошелся по моему сознанию. Затем наши печали слились как звуки аккорда, она искренне сожалела о смерти той, кого знала только по переписке. Не было фальши в ее чувствах и слезах, не было никакого подтекста. Как ни странно мне стало легче, будто горе разделилось пополам, а не умножилось вдвое.
…
Тихие слезы катились по щекам, с этим я ничего не могла, да и не хотела делать. Миссис Кенсинг, Алекс… я так привыкла к виртуальному общению с ней, ставшей мне кем-то вроде старшей подруги. Интересная собеседница, которая может пошутить, дать ценный совет, она не утратила ясность мыслей в свои девяносто. Ужасно, что человек еще полон энергии, молод душой, а его тело больше не может жить. Очнувшись от своих раздумий, я вытерла слезы и, не глядя на мистера Кенсинга, сказала:
– Мне очень жаль,… когда это произошло?
– Шесть… теперь уже семь дней назад.
Я удивленно вскинула глаза:
– Подождите, но четыре дня назад, почти перед самым выездом, я получила от нее письмо по электронной почте. Судя по всему, настроение у нее было прекрасное, она ни на что не жаловалась, только выказывала нетерпение по поводу ожидаемой встречи.
– Алекс похоронили четыре дня назад.
– Но, как же так?
– Вы помните дату отправки письма?
– Нет, на это я не обратила внимания, но разве письмо по элетронке может идти так долго?
Мы помолчали.
– Отчего она умерла?
– От возраста… полагаю.
– Ооо…
Мистер Кенсинг поднялся из-за стола, отошел к окну и встал ко мне спиной, будто что-то разглядывал на дорожке перед домом.
– Извините, мне хотелось бы побывать у ее могилы, если это возможно.
Он вздохнул:
– Да, конечно. Мы можем сходить туда прямо сейчас.
Я поднялась и направилась за своими кроссовками и курткой в гостиную, выйдя в холл начала одеваться. Мистер Кенсинг достал из стенного шкафа два дождевика и две пары резиновых сапог. Протянув мне один комплект, он сказал:
– Наденьте это, на улице очень сыро.
Затем мы вышли из дома под снова начавшийся дождь. Я приготовилась ехать на машине, но мой спутник направился по неширокой дорожке, посыпанной песком, направо от крыльца. Мы медленно брели по аллее между двух рядов старых деревьев, приближаясь к чугунной ограде, над которой возвышалась небольшая старинная часовня. Войдя на маленькое (семейное?) кладбище, мы прошли еще немного прямо и остановились у свежей могилы. Она вся была покрыта цветами, немного помятыми, но почти не увядшими под сплошными потоками дождя. Среди венков и букетов стояла большая фотография под стеклом, на снимке красивая молодая женщина улыбалась тепло и открыто.
Я неловко помялась – цветов у меня с собой не было, да и где их взять в чужом доме. Неподалеку у ограды рос большой куст диких роз, усыпанный некрупными ароматными бутончиками. Я подошла к нему и отломила небольшую веточку. Много мелких шипов вонзилось мне в палец и, конечно же, выступила кровь.
Тут я услышала, как мистер Кенсинг шумно вдохнул у меня за спиной. Посасывая палец, чтобы остановить кровь, я повернулась и замерла. Всего на миг мне показалось, что я смотрю не в лицо человеку, а на морду хищника, готового к прыжку. Оторопело моргнув, я снова уставилась на своего спутника. Он выглядел обычно, если можно так выразиться по отношению к его королевской внешности. В смысле обычно для себя: невозмутимая топ-модель с обложки глянцевого журнала. Но все же что-то было не так.
Глаза – они были черными. А во время завтрака я хорошо запомнила их цвет хромированной стали. Мистер Кенсинг круто развернулся и почти бегом направился к выходу с кладбища. Я замешкалась, чтобы положить простенькие цветы рядом с роскошным букетом сортовых роз, и направилась вслед за ним.
Наверное, это бесконечный дождь действует мне на нервы, которые итак расшатаны печальным известием. Чудится какая-то ерунда.
Вернувшись в дом, мистер Кенсинг, не глядя на меня, буркнул «прошу меня извинить», бегом взлетел по лестнице на второй этаж. Хлопнула дверь.
Я осталась одна, чувствуя себя неловко. Очевидно, хозяин дома очень сильно переживал смерть Алекс. Наверное, надо бы, собрав свои вещи, отправляться восвояси. Но, во-первых, мне не хотелось уходить не попрощавшись, не поблагодарив за приют. Во-вторых, идти пешком под дождем, Бог знает сколько, после вчерашних «подвигов» я была не готова. И, в-третьих, мне просто некуда было идти. Думаю, что пока меня не гонят, я могу побыть здесь и принести хоть какую-то пользу.
В таком огромном доме я до сих пор не почувствовала ничьего присутствия, кроме мистера Кенсинга. Странно, но может быть, здесь была приходящая прислуга. Или хозяин так горевал по Алекс, что пожелал остаться один и всех уволил. В любом случае обед явно никто готовить не собирался, значит, здесь я могу проявить себя. Когда-нибудь есть все равно надо, как бы ни было велико наше горе, мы должны быть сильными.
Отыскав кухню (позади столовой), я обследовала шкафчики и холодильник. Запасов было достаточно, оборудование – весьма современное. У меня получился вполне приличный обед из трех блюд. Я даже нашла немного свежей зелени во дворе на грядке, которую увидела через стеклянную заднюю дверь.
Накрыв на стол прямо на кухне, я поднялась по лестнице, на второй этаж. Не зная, в какой комнате находится хозяин, позвала:
– Мистер Кенсинг!
Ни звука в ответ. Я попробовала еще раз, уже громче.
– Мистер Кенсинг, прошу прощения за беспокойство, я приготовила обед. Может быть, вы хотите есть?
Тишина.
Спустилась снова на кухню и села есть в одиночестве. Мужчины труднее переживают потери, многие из них не умеют плакать даже наедине с собой, а тем более кому-то жаловаться. Женщины же выплескивают свои сверхэмоции в слезах печали или радости. Но время лечит все и всех.
Странно, что Алекс никогда не рассказывала мне об этом мужчине, судя по всему, она много значила для него. Наверное, это было взаимно. И у него такое же имя, как у ее мужа – Том. Стоп! А где же сам супруг миссис Кенсинг? Надеюсь, что с ним все в порядке. Дааа… много непонятного для меня происходит в этом доме.
