Текст книги "Жена колдуна - сама ведьма (СИ)"

Автор книги: Карина Иноземцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Лада! Лада!

Я разлепила заплаканные глаза и посмотрела на бледное, осунувшееся лицо Радима. Он стал похож на Морока с выпирающими скулами и заостренным носом.

Марьяша кричит несвоим голос рядом. Вновь ее разрывает страшный недуг, а я даже пошевелиться не могу. Лишь смотрю вперед, на обеспокоенное лицо мужа и его черные, как смоль глаза. Его сила бьется вокруг меня, но не может наполнить.

Почему?

Силе колдуна только труп не подвластен. Но я ведь жива. Правда шевелиться не могу и лишь смотрю в очумевшее родное лицо.

– Я пойду в лес, за волчонком, – судорожно прижали меня огромные руки к горячему телу. – Сделаю как ты сказала, только не уходи. Умоляю, – я услышала свой собственный писк и поняла, что… моя душа почти ушла в мир нави, бросив собственное тело.

И если бы не сила моего могучего колдуна – мужа, то я растворилась бы в том мире. Это Радим был тем спасительным деревом и он держал меня от полного погружения в неизведанное, непокоренное.

Я искренне ему улыбнулась.

Радим несколько раз поцеловал меня и отдал бледной тени Ульяны на попечение. Пышущая здоровьем девица, осунулась за время нашей с Марьяной хвори. Ее глаза теперь постоянно слезились, а руки дрожат.

– Госпожа, что же нам делать?

Плач дочери разрывает мою душу, голову и сердце. Но я так устала, что не могу пошевелиться, поэтому начинаю говорить сказ.

– Далеко, за Темным лесом, хранящим покой, жили люди, – мой голос был слишком тих, но на большее я была неспособна. Всю свою силу я давно потратила и даже, чтобы потянуть мощь из брата у меня нет возможности. – Лес защищал не простых людей и не навий народ. Тот лес зачаровала Макошь и Леля, чтобы он детей богов оберегал: от пожара и бед, от наводнений и засух, от голода и холода. Могучий Лес исправно нес свою службу, всегда давай пропитание в голодный год и прятал людей от дождя, и бревна давал для постройки и обогрева дома. От одного он не мог уберечь – от других людей, так же правнуков богов…

20

День и ночь сменялись, но не для меня и Марьяны. Теперь мы стали почти неподвижными телами в бывшем радостном доме. Радим ушел в лес и пропал. Сейчас зима, где он найдет молодого волка не ведаю. А Ульянка стала больше походить на мавку – серо-зеленую с вечно мокрым лицом и трясущимися руками.

Когда было возможно, я кормила и себя и дочь бульоном, который запасливая прислужница готовила. Кости она относила в неизвестное для меня место. Оттуда она возвращалась бледнее самого белого снега, падала на колени и начинала молиться.

А я… начала сходить с ума.

Мне стал мерещиться пушистый комок, который выползал из-под печки и недовольно причмокивал губами, смотря на меня и дитя. Потом он будто спохватывался и пофыркивая пропадал. В его неразборчивых фырчаниях я слышала:

– Лошади брошены, коза недоена, запасы мыши жрут… цык, цык, – цыкал он и пропадал.

Бредовые галюцинации продолжались и я реагировала на них вполне адекватно – старалась не замечать, хотя надеялась что начала видеть домового. Но так как была обделена "зрячестью" с детства, не могла поверить в происходящее.

А в одну из ночей мне привиделся образ полупрозрачной девушки, который встал над моей кроватью. Одни яхонтовых бусы на ней живым блеском горят, остальное не видно почти. Во тьме и смотреть не на что. Голову можно различить, а ниже – глазу не за что зацепиться. Дух разглядывал меня и мою затихшую дочку.

– Нда, – ее бледные губы не шевелились, но я слышала все что она "говорила". – Говорила Лешему, что беда у тебя. Не послала бы ты своего мужика в наш лес просто так "за шубой", – девица тронула расшитый платок на теле дочери и восторжено прошептала: – Красота.

Миг и ее уже нет. Лишь в темноте за окном гуркнула мимо пролетающая птица и нас с дочкой вновь поглотила темнота забытья.

Мой сказ про Темный лес затягивался. Дочка слушала но не слышала и я все начинала сначала, так и недоходя до самой сути. Не расписывала людей из сказа, не хотела раскрывать про жизнь двух детей – брата и сестру. Только древний и могучий Лес, да старый наказ богов, который не смог сберечь от таких же людей.

Но я все помнила. И про то, как дед наш в змея обращался, да под мороком через мир нави в явь являлся к князьям и детям их. Как потом дед самые свежие новости отцу говорил и те крепко задумывались да на нас с братом поглядывали. Как дед однажды махнул в мою сторону рукой и произнес:

– Девку срочно сосватать надо. Ищи мужа для нее.

– Но ты сам говорил, что избранный сам ее найдет сколько не прячь, – удивился отец, ведь дедушка шел против своих же предсказаний.

– Не время им еще свидеться, а до той поры детей сберечь надо любыми способами. Не нравится князьям сила наша и то, что люд простой с поклоном к нам и к прародителям идет. Стариков приказано убивать, особливо тех у кого борода бела да долга. Силу нашу выкорчевать хотят.

И взгляды отца и деда на нас с братом обращались.

А я что? Я сплю. Старательно закрываю глаза и прижимаюсь к спине брата, чтобы с лавки не упасть. Младший так развалился, что скоро столкнет меня с края. Сильно вырос братец. Даже я начинаю это замечать.

День… вроде день.

С вопящей дочерью на руках я сижу на лавке и прижимаю ее к себе. Меня мутит, и сил нет даже на крик реагировать. Мне надо поесть, а потом и дочь покормить, а иначе мы так долго не протянем. Ульянка выбежала во двор, чтобы яйца собрать и в доме не быть во время очередного приступа дочки.

Устала. Ужасно устала.

Шерстяной клубок выкатился из-под моей лавки и тут же начал недовольно причитать:

– Понабрали нелюдей, а за живностью вообще смотреть некому, – тут он замер, обратился в слух и шипя выплюнул: – Колдун.

Клубок тут же пропал, а я заметила как из серого набухшего неба стали сыпать крупные снежинки. Они медленно кружились за окном и делали этот день отличным от остальных серых будней. Дочка перестала кричать смотря на снег и мне удалось вставить ей пару ложек горячего бульона.

Где же Радим? Почему так долго?

– Вы к кому? Вы куда!? – услышала я вопль Ульяны возле крыльца и напряглась.

Тихий гул чужого голоса, который тронул во мне что-то глубинное и забытое – был ответом на женское возмущение.

А затем отворилась дверь и мужчина высокий, в дорогой шубе, да со снежинками на бороде появился в теплой светелке. Его цепкий взгляд тут же нашел меня.

В его уверенном взгляде, озорной улыбке за усами, я встретила родные черты брата. Но была настолько поражена, что не могла вымолвить ни одного слова.

– Думал, не успею, – улыбнулся родной, но незнакомый мужчина. – Угасала, угасала… помирать что ли собралась, Славка?

Мужчина по хозяйски, прошел внутрь и подошел ко мне, чтобы заглянуть в глаза. Марьяна на него отреагировала слабой улыбкой.

– Брат? – все же произнесла я и увидела, как чертята заиграли в его взгляде.

– Ага, зовут меня сейчас Ярослав, – подмигнул мне младший братик и споро подхватил на руки вместе с притихшим ребенком. – Где твоя кровать?

Когда мужчина уложил и меня и дочь на покрывало, влетела растрепанная и растерянная Ульяна.

– Ты посмотри, – удивился Яр и сделал пару пасов рукой. Девчушка застыла, будто ее каменной сделали. – Твоя подруга из пут моих вырвалась. Тебя спасать торопиться, – ласковой улыбкой меня одарили. – А теперь спите, – теплая рука легла мне и дочери на лоб и я поняла, что Марьянка свободна от испуга.

На краю сна и яви я услышала удивленный возглас Ульяны.

– Не смей их трогать, колдун!

Тихий шепот брата и полная тишина, а затем мальчишенский задорный голос отправил меня в мир сна:

– Третий раз выпутаешься, Ульянушка, и я в жены тебя возьму. Вот тебе мое обещание.

Громкие шаги покинули дом родной и отправились в тайное место Зверя, а в моей комнате ожила Ульяна и недовольно запыхтела.

– Ушел? Навсегда ушел? Черт треклятый!

21

Зима пришла вместе с приездом брата. Казалось, что Зимник, Трескун и Морена проводили колдуна до моего порога и тут же разразились снегом, холодным пронизывающим ветром и утренним морозцем на окнах дома.

Но ничего не радовало меня так как спокойная дочка и ее радостный и непомнящий ужаснов осени взгляд. Марьяшка охрипла от собственных криков и с этим справится мне помогали травки. А вот Ульяна после нашего скорого выздоровления расплакалась и тут же слегла с жаром, который мучал ее видениями.

Теперь не она за нами ухаживала, а мы с дочкой за родимой прислужницей. Сил во мне все еще было мало, поэтому я не пользовалась наговорами, зато травки мешала сильные. Ульяна шла на поправку, медлено, но стабильно.

А вот ни мужа, ни брата я своих не видела. Муж как ушел в лес, так и не появлялся, а брат пропал где-то. Только его катомка осталась лежать на пороге дома, да конь вороной в загоне появился.

Неужели леший наказал Радима за то, что тот в лес его вторгся посередине спячки зимней?

Не привиделся ли мне тот огромный незнакомец, что головы дочери коснулся и все ее невзгоды забрал?

Собрала небольшой подарок для молодоженов навьих. И удивленно застыла, заметив пушистый шарик таращийся на меня черными глазками из-под стола.

– За Хозяином идешь, Матушка? – прошамкало нечто.

Я лишь кивнула, пока приводила мысли в порядок. Никогда не видела чудес нави, а тут сам домовой из дома колдуна показался и сам разговор первый начал.

– Платок не забудь, – дал наставление дух. – Тот, которого навья девка коснулась ручищами своими, – недовольно бурчал старый. – В доме эта вещь теперь беды приносить будет, а вот девке той он люб стал. Пущай порадуется. Ты новый пошьешь, – дал наставления пушистый шар и буркнув. – Нужон мир и покой, – … исчез.

Дочь моя тоже смотрела туда же куда и я. И тут я поняла, что Марьяшка тоже видеть стала навий люд.

– Доченька, ты видела здесь шарик лохматый? – тронула я ручку малышки.

– Да, мам, – кивнула она головой и улыбнулась. – А мы в лес пойдем за хворостом?

Улыбнувшись своей кровинушке, я повязала ей свой шерстяной платок, а ее вышитый в катомку с подарками спрятала.

– Пойдем, родимая, – поцеловала ее тоненькие пальчики и, спрятав навернувшиеся слезы, повела малышку за собой.

Дочка, после приезда брата, не только выздоровела, но и говорить стала хорошо. Я же переживала, что девке уже пять, а она только пару слов может сносно сказать. Не зря говорят "всему свое время". Нельзя торопить события, а иначе беду накличешь.

Только вышла за калитку, как ко мне подбежала Желанна. Не ведаю из-под какого куста она меня заприметила, но вот ее цепкие ручки уже оказались на моей телогрейке, а зоркие глазки рассматривают меня и дочь.

– Ох, и потрепал вас недуг! На месяц всей семьей слегли. Не уж то у нас мороз сильнее чем в твоей деревне? А может, кто проклял? Митор у Радима какой-то нечеловечный. Может, он что натворил? – жена старосты смотрела на меня и все причитала. – А я вашу долю никому не отдавала и все берегу, да жду Радима. А он совсем перестал показываться из светелки.

Вот она баба деревенская, обычная. Все то ей надо знать и до всего ей есть дело. Здесь меня не боятся и не обходят стороной "ведьму прокляную", а наоборот в глаза заглядывают и все выспрашивают. Я начинаю скучать по своему тихому одиночеству.

– Желанна, спасибо вам за доброту вашу. Но мы с дочкой и сами еще толком от болезни не отошли, поэтому я не хочу никого более заразить.

– Ох, поняла, поняла, – женщина отошла от меня подальше и по доброму улыбнулась. – Буду ждать, приходите, когда переболеете.

– Надо было закашлять, – внезапно произнесла дочурка, пока я наблюдала за бегущей прочь от нас женой старосты. Женщина осенила себя крестом, а потом еще и по калитке деревянной постучала.

– И в кого ты такая? – усмехнулась я и продолжила свой путь к опушке леса.

Дочка взглянула на меня и улыбнулась.

Зато я поняла, что народ везде один и тот же. Желанна хоть и смотрела мне в глаза, а от "чертей" моих отплевалась и отстучалась.

– С деревенскими надо дружить и соседствовать. Мир и лад нужен во всем, чтобы ты о роде своем думала, а не о пустых дрязгах, – не забыла напомнить своей крошке.

Снега было немного. Темной вереницей следов вилась дорожка к лесу, к озеру и колодцу. Трескучий мороз щипал за щеки и нос. Легкие дышали свежестью, а губы ловили блики солнца.

Опушка леса была тихой. Ветер влетал в стволы деревьев и разбивался на тысячи осколков. Никому не позволялось шуметь в то время, как животные спят. Хорошо леший присматривает за своим хозяйством. И безумен будет тот люд, который забредет в царство нави в темное время суток. Не простит лесной хозяин такого хамства. Заведет, заманит и усыпит вечным сном, никто не разыщет.

Отец Марьяны так пропал, лишь спустя некоторое время сыскали.

Сильны пока на нашей земле наши "соседи". И норов и характер свой показывают.

– Начнем? – пригласила я свою дочку.

Зашли мы не очень далеко. Так чтобы можно было увидеть дым от домов и прислушавшись, услышать лай собак и звуки деревенской жизни.

Зимой даже я боюсь гнева лешего. Не любят они беспокойства. Вместе с лесом спят и просыпаются, когда их ненасытные люди беспокоят. Мне сейчас тоже придется молву и требу вознести, чтобы мужу моему дорогу лес открыл.

– Дух леса, Святибор – батюшка, Гаркун – брат мой, зову я вас от имени своего тайного, могучего. Прошу у вас о просьбе, выведите мне мужа из леса дремучего. Не в праве я приказывать вам, не вправе требовать, поэтому, прошу вас родные отобедайте.

На корнях дерева разложила еще теплый каравай, кашу с маслом в горшочке и оладьи с медом. Выставила и кувшин с взваром и приготовилась ждать.

В это мгновение моя доченька достала свой расписной платок и хотела его поверх телогрейки закинуть, но ветер вырвал из ее хрупких ручек ткань. Взвились алые маки над нашими головами и понеслись в самую глубокую чащу леса.

Надумала моя малютка плакать от обиды, но я быстро перед ней на колени села и тихо зашептала.

– Не плачь, Марьяша. Этот платочек мы ведь в подарок жене лешого несли. Это она его схватила. Не дождалась, когда мы о ней вспомним.

Дочка носом пошмыгала, но головой кивнула, принимая мои слова. Она уткнулась мне в шею, а я тихо погладила ее спинку.

Доченька моя. Родная. Умная. Сообразительная.

Из глубины леса послышался грозный треск, будто кто огромный на опушку пробирается. И места ему мало между сосеночками, он буквально валит молодые деревца своим телом. Захотела я дочку схватить и сбежать, да кто-то меня под спину толкнул и придержал, не позволяя спрятаться.

– Папа, – пропищала зоркая малышка и крепче сжала мою руку. – Папа с полозьями идет! – воскрикнула дочка и бросилась навстречу звукам.

Я побежала за ней и вскоре сама смогла разглядеть подобие человека и длинный шрам через глаз.

– Радим! – обрадовалась я.

Мужчина замер. Высунул нос из-под огромного ворота и стащил шапку с глаз.

Он узнал меня. Его взгляд подобрел, а его фигура перестала излучать опасность. Теперь передо мной точно стоял мой муж. За своей спиной он тащил полозья с горой шкурок лесного зверья, которым питался за время своего путешествия. А главный трофей сейчас смотрел на меня желтыми глазами и не было в них стараха или упрека. Лишь понимание и участие. Будто молодой волк сам согласился поделить свою душу с человеком, чтобы спасти последнему жизнь. Ведь волк вытеснит собаку и сроднится с сущностью Митора.

– Спасибо, – пробормотала я, поняв что так и застыла перед волком.

Тот глаза прикрыл и расслабился на куче тушек.

– Марьяш, беги впереди, а я помогу салазки толкать, – взялась я за дело.

– Вперед идите, – осипший голос мужа показался мне чужим. – Калитку открывайте и покрывало выносите. Зверя спрятать надобно.

Он прав. А иначе завтра же слухи о живом волке и охотничьих трофеях Радима по деревне поползут. А если накрыть, то может за хворост сойти.

Дочка вперед побежала, с горочек скатывалась, а в горки на четвереньках ползла. Радостная и довольная девочка была. А я за ней бежала и все в темноту вечера вглядывалась, чтобы не упасть. И совсем забыла лесных навей поблагодарить.

Но тем не до нас было. Они оладьи с кашей жевали, взваром запивали и хлебом прикусывали.

22

Скользко. Не видно почти ничего. Собаки со всех сторон лают, чуют серого. Стоит волчику немного рыкнуть, как самые ближние звери скулить начинают.

Я смотрю на дикого зверя во все глаза, под светом лампадки. Не верится мне, что сейчас с ним совершат древний ритуал. Вот же, он совсем живой, молодой, тощенький, а сколько понимания в его глазах.

Кинула ему обрезки свиные на телегу. Отвернулся. Не взял. Голову на лапы связанные положил и глаза свои желтые закрыл.

– Сестренка, ты бы на стол пошла собирать, – окрикнул меня брат, выйдя из-за угла дома.

Вздрогнула. Оторвала свой взгляд от души звериной.

Колдун выглядел не очень. Устал бедолага кобеля из Митора гонять. Рубаха на нем вовсе разорвана, а волосы взлохмачены.

– А Радим? – я заглянула мужчине за спину и ощутила, как меня братик подтолкнул к крыльцу.

– Иди, иди. Мы под утро придем. Голодные. Холодные. Ты нас накормишь, обогреешь и спать уложишь, – заговорщецки произнес родной и подмигнул мне. – Девке своей скажи, чтобы ждала меня, – ухмыльнулся мужчина.

Пришлось ударить младшенького по груди кулачком. Сделала строгое лицо и пригрозила ему пальцем:

– Толтко попробуй мне девушку обидеть. Я из тебя всю душу вытрясу.

– Она женой моей станет. Так зачем медлить, раз все уже богами решено? – довольно улыбался младшой.

– Это ты видишь будущее, а она настоящим и прошлым живет. Напугаешь ее – не примет. А коли силой возьмешь ‐ проклятье на себя накличешь, – строго напомнила братцу и руки на бедра поставила.

Брат мне низко поклонился, принимая мои слова и считаясь с моими наставлениями.

Все же, это мой младший братик, который в детстве любил со мной играть в прятки. Сейчас он стал старше, вытянулся, окрепчал, бороду отрастил, но все же я узнаю этот озорной блеск в родных глаз, хотя его охрипший голос меня мурашками обдает.

– Иди, хозяйка, – стал он серьезным и заглянул мне в лицо. – К утру готовься, да никого во двор не отпускай.

Меня сковал страх от его многообещающего предупреждения. Я тут же шмыгнула в дом и заперла дверь на засов.

Эта ночь была очень темной и тихой.

Ульяна спала, сморенная жаром. Дочка тихо сопела в кроватке и видела сладкие сны. А вот мне было неспокойно. Чтобы не бездельничать, достала полотно и принялась вышивать новый детский платок. Домовому поставила блюдце с водой и сахарный камушек положила.

За стенами дома даже собаки не гавкали. Тишина меня пугала. Казалось, будто весь мир замер, повинуясь чему-то древнему, могучему и страшному.

В какой-то момент я ощутила, как по моей коже побежали мурашки предвкушения. Я взглянула в окно. В темноте не было ничего видно.

– Везде теперь сила его, – пробухтел недовольный голос рядом со мной.

Обернулась.

Рядом, на лавке, сидел пушистый шарик с длинными руками и неспеша посасывал сахарок.

– Он помогает, – улыбнулась я домовому.

– Помогает. Все помогают. Я тоже помогаю, – причвакивая, говорил дух. – За скотиной смотрел, пока хозяева болели.

– Я заметила, – улыбнулась недовольному навьему духу. – Спасибо. Блюдце чаще ставить буду.

– Тот же, – прошамкал домовой и скатился с лавки, как колобок. – Блинцов мне своих со сметанкой поставь в следующий раз. И тарелочку побольше, а то налила, как украла.

Дух пропал, а я усмехнулась.

Вестись на недовольство навьего люда – нельзя. Иначе они силу свою почувствуют и могут тело человеческое себе забрать, душу выкинув на задворки нави. Но на небольшие уступки пойти не возбраняется. Тарелочку побольше поставлю, а вот блинцы пусть сам научится таскать.

Под утро меня сморил сон и я так и уснула под светом лучины с недовышитым цветком на полотне.

Утром меня будто кто-то толкнул и я ощутила, как брат меня "зовет".

Побежала открывать дверь и застыла, не веря своим глазам. Если бы меня Ярослав в сторону не отставил, то я бы так и продержала его с Митором на пороге.

Удивительно! Как же быстро все пришло в норму после появления брата.

– А где Радим? – просипела я, когда спешно выставила все съестное на стол.

– В бане, – хрипло ответил колдун и развалился на лавке.

Сейчас я могла смотреть на пришедших во все глаза.

Митор был мокрым. В одном одеяле, которое сползло на пояс, когда он набросился на еду. Его тощее туловище напомнило мне истощенного волчонка на возе. Тоненькие руки – веточки, хватали все что лежало на столе и запихивали это в рот. Когда две гусиные тушки пропали в недрах голодного мальчика, я заметила как ребенок стал принюхиваться к тому, что хотел съесть. А через некоторое время он поднял на меня свой взгляд.

На меня смотрели немного грустные и понимающие глаза волка. Вытянувшееся лицо мальчика напомнила мне морду, а его немного хищные и дерганные повадки, напомнили мне осторожного дикого зверя.

– Митор, – тихо прошептала я.

– Он пока обвыкается с новыми чувствами, – подал голос засыпающий брат. – Говорит с трудом. Но он умный мальчик и животное у него не брехливая дворняга теперь. Обвыкнется и все ладно и складно будет. Не трожь его пока. Лучше к мужу своему иди. Ему и тебе тепло нужно. Я с домашними посижу, да домового на двор ходить пошлю.

Почему-то сейчас я не хотела перечить брату и его наставление поспешила выполнить.

Раз Радим в бане, то прихвачу с собой ткани и одежду на замену. В случае, если он ранен после путешествия по лесу – принесу небольшой лекарский наборчик.

Все?

Ярослав лишь загадочно улыбался, пока я спешно собиралась.

– Нитки ты правильно взяла. Наговор не забудь над раной сказать, – не открывая глаз посоветовал колдун и уютнее развалился на лавке.

Ну, прям как в далеком детстве.

23

В предбаннике было уже душно. Растопили мужчины баню на славу. Никакой мороз или хворь после этого жара не выстоят. Вот только, я тоже не смогу даже дышать в самом сердце баньки, поэтому стою в предбаннике в одной нижней сорочке и стараюсь волосы повыше убрать, иначе они нагреваются и жгут плечи.

Радим вышел весь мокрый, с пышущим жаром телом и красным лицом. Он собрал свои волосы в хвост и теперь мог глядеть на меня открытым стальным взглядом.

Замерла на месте, будто незнакомца опасного увидела. Взгляд у мужчины тяжелый, сильным колдовством наполнен. Смотреть прямо ему в глаза неудобно, но я смотрю, даже ощущаю его преобладающую мощь. Недолго вглядываюсь в его тьму, иначе затягивает в пучину его могущества. Внимательно осматриваю его плечи, грудь и дальше – ищу рану, но мысли на ум совсем другие идут. Смущенно отвожу взгляд в сторону, но внимание все равно возвращается на голую мужнюю грудь и жар его тела.

– Я помогу тебе искупаться и раны обработаю, – сглотнула вязкую слюну и несмело тронула натянутые мышцы мужчины.

Он промолчал. Сверху разглядывал меня своим тяжелым темным взглядом.

Интересно, почувствовал ли он мое желание? Почему не говорит?

Наверное, он мешочек заговоренный оставил.

А я, невольно или вольно хочу прикоснуться к его сильному и мужественному телу. Его кожа пышит жаром. Венка на шее пульсирует в такт сердцу. Я хочу почувствовать тепло его тела своими руками.

Но боюсь прикасатся. Вдруг ему не понравится? А может, я оскорблю его своим желанием ведь он все еще строит церковь новому богу.

Пересиливая себя и ощущая безграничную горечь, я отворачиваюсь. Пододвигаю к себе лечебные снадобья и иголку с ниткой.

– Брат сказал, что тебя подлатать надо.

Он подошел ближе. Прижался к моей спине, даря мне ощущение полной защиты. Его сила завернула меня в кокон, признавая своей, родной.

– Любава, – раздался глухой голос наполненный теплом и заботой. – Выкарабкались. Ты. Дочка, – он говорил сквозь силу и нежно щекотал губами мою шею. – Мудрая. Сильная.

Я таяла под его тихим мурлыкающим голосом. Его грубые пальцы нежно прикасались к моим плечам и мягко надавливали в самых сладких местах.

Робею.

Я теряюсь в его нежности, ласке и теплоте. Он первый кто меня заставляет трепетать. Он единственной кого я вспоминаю по ночам и жажду его присутствия. Он моя вода, без которой я чувствую голод и слабею.

Мне не хватает его мимолетного прикосновения.

Даже сейчас. Вот так. Близко близко. Рядом рядом. И в полной тишине.

Одни горячие прикосновения. Губы, которые сначала спрашивают "а можно ли", а потом напирают, завоевывают, жадно сметают всю нерешительность.

Его борода щекочет, но его руки заставляют пылать. Забываю обо всем.

Резким движением он сажает меня на стол и занимает место между моих ног.

Меня обливает волна стыда и я отвожу взгляд. Но все равно чувствую насколько он возбужден и тверд.

– Подожди, ненасытный, – выставляю руки, как щит и упираюсь ему в напряженный живот. – Рану зашью, – смотрю на бок, где все еще течет кровь. Ее немного, но все же.

– Не хочешь? Боишься? Скажи "хватит", – его голос мурчит глухо.

Он заглянул мне в лицо с твердым намерением дать мне право выбора. Радим не хочет на меня давить, заставлять и принуждать. Он видел мой страх когда в первый раз ложился со мной. Знает, что я начинаю жаться, стоит меня коснуться чуть настойчивее. Поэтому дает привыкнуть к себе. Учит отдаваться непознанному жару. И он ни разу не упрекнул меня ни в чем.

– Рана, – мои руки скользят по его торсу вверх к груди.

Несмело. Я все еще привыкаю. Едва ощутимо. Я все еще боюсь.

– Надо дело сделать, – тихо шепчу я, когда мужская грубая рука царапает мою нежную кожу на внутренней стороне бедра.

– Чарапина, – муж нетерпеливо прикусывает мою шею и тут же нежно проводит языком. – Не болит, – теперь он прихватил мочку уха и притянул меня к краю стола. – Не переживай, дорогая.

Не знаю что придало мне смелости. Случайно оброненное слово "дорогая" или же его требовательные и горячие ласки. Мои руки взметнулись к широким мужским плечам, запорхали по его коже, ужалили ноготками и тут же ласково погладили.

– Дразнишь. Хитрая, – порыкивал он от удовольствия.

– Играю, – улыбнулась я, ощущая как плавлюсь в мужских руках.

– Не робей. Игривая, – поддержал меня Радим.

Сказав это он подался вперед, заставив меня прогнуться и вскрикнуть.

Больно? Нет.

Я впилась пальцами в его плечи и отдалась ритму. Попала в плен страсти, болото нежности и колючее забвение колдовской мощи. Мне не надо было ничего, кроме мужа.

Вспышка. Расслабление. Сладкая нега усталость.

– Мне мало, – требовательно переворачивает меня Радим.

Я так никогда не пробовала. Упираюсь руками в стол и полностью открываюсь мужчине. Беззащитная поза и такая волнующая.

Шутливый укус в шею. Мужу нравится моя покорность. Он мягко оттягивает мои волосы, заставляя сильнее прогнутся в спине и отдаться его воле.

После нескольких часов нашей близости, баня почти остыла и я смогла искупаться. Даже после бани я ощущаю себя заполненной и уставшей, зато ужасно счастливой.

Радима я успела подлатать, правда пришлось его изрядно измотать.

24

Домой мы вернулись изморенные, но счастливые. Снег сыпал на наши мокрые головы, кружа морозцем возле наших разгопяченных тел. Крепкие мужние руки держали меня рядом, не давая оскользнуть и даря тепло. Взобравшись на крыльцо, Радим еще раз впился в мой рот жаждущим поцелуем и только после этого открыл дверь.

В палатах нас ждала тишина.

Ярослав так и заснул на лавке. Не удосужился даже полностью на нее залезть, поэтому его ноги валялись под столом. Ульяна на втором этаже спала здоровым сном, показывая что идет на поправку. Митор нашелся в коридоре, рядом с Марьяшей.

Парень лежал на полу и сонно повиливал хвостом, когда цепкие ручки малышки ловили его пятую конечность. Дочка самозабвенно расчесывала длинную шерсть на доступной игрушке. Несколько лент уже красовались на серой шубке и очень красиво смотрелись.

– Эх, лиса, как же ты серого приручила? – довольный Радим присел так, чтобы быть на одном уровне с дочкой.

– Папа! – взвизнула девочка и перепрыгнула через Митора, чтобы закопатся в огромных мужских объятиях.

У меня сердце защемило от такой картины. Я сама потянулась к мужним волосам и лаского его погладила.

Люб он мне. С каждым днем люб все слаще.

– Пошли гулять? – я тронула светлые волосенки Марьяши, привлекая к себе внимание. – Пусть все спят.

– К старосте надобно, – подал голос муж и встал, держа дочку на руках. – Ждан должен приехать.

Так мы и порешили. Дела сегодня свои сделать. Те которые с осени не закончили.

Желанна встретила нашу троицу радушно. Разве что из сапог не выпрыгивала от любопытства, вызнавая, что за ясный сокол к нам приехал на гнедом жеребце.

Все-то соседушка выглядела и вызнала.

– Деверь мой, – не стал скрывать Радим, забрасывая на плечи мешки с мукой.

В этот момент его сила всколыхнулась и ударила в его тело, будто в барабан. От его слов уши мгновенно заложило. Даже жена старосты почувствовала колдовскую мощь и прочь отошла.

– А женка у брата твоего есть? – деловито подошла ко мне Ждана.

– Невесту он себе недавно запреметил, – улыбнулась я.

– А что? Есть уже куда невесту вести? – любопытная женщина боялась упустить свое, поэтому слушала меня едва не с открытым ртом.

Про то, есть ли у Ярослава собственный угол, я не ведала. К нам он примчался налегке, что заметно по его скудным пожиткам. А о его доле времени не было расспрашивать. Он и не скажет, если не захочет.

– Думаю, найдет. Он не так-то прост, если помните, – я тронула свою голову, замотанную шерстяным платком, намекая что брат у меня тот колдун из-за которого я косы не ношу.

Желана будто не заметила моего жеста. О своем задумалась, губу закусила.

Радим снес нашу муку к телеге и решил быстро отвезть все во двор, пока мы с хозяйкой беседы водили.

После темы "гостя", мы начали вспоминать про клуб и работу Ульяны. Желана мне показала тончайший узор приживалки и посоветовала отдать ее на обучение кружевницам в городе.

Пообещала не неволить девку, если та жизнь себе другую захочет. Поговорили о том, что лес не дарит своих плодов: зверь будто под землю провалился и здешних охотников без новых шапок оставил.

Так же Желана упомянула о моем рукоделии, которое я оставила в клубе. Пообещалась прийти завтра, если Ульяне станет лучше.

Дочка запреметила отца, что на коне приехал нас забирать, телегу дома оставив.

Попрощалась с радивой хозяйкой и как-то быстро оказалась впереди наездника, крепко придерживая дочь.

Конь перебрал копытами, привыкая к тяжести и смирно повез нас в центр поселка.

Я еще раз удивилась до чего же красивы дома у местных жителей. А под снегом они вообще кажутся домиками волшебных существ. У каждого красота во дворе: снежная баба построена и украшена старыми платками – все, чтобы вьгу, да Морену задобрить.

В центре нас ждало оживление.

Мужчины стояли вплоную друг к другу и о чем-то разговаривали. Женщины, если и были здесь, то стояли в стороне и любопытно посматривали на хозяев.