Текст книги "Кровавая любовь (ЛП)"

Автор книги: Карина Халле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Я моргаю, глядя на него, холодное, тягучее чувство разливается в моей груди.

– Невестой?

Калейд кивает.

– Это было его намерением с самого начала, поэтому он послал Яника. Ты знал, что он послал бы меня, если бы я не сбежал? Радуйся, что я в заговоре против него; потому что не облажался бы, как Яник. Не стал бы недооценивать ее.

В порыве ярости я протягиваю руку и обхватываю его за шею, отрывая от земли.

– Не говори так, будто знаешь ее. Ты ничего не знаешь. – Калейд открывает рот, чтобы заговорить, но я сжимаю его шею сильнее. – Что значит, он хочет, чтобы она стала его невестой?

Калейд протягивает руки, пытаясь оторвать мои пальцы от себя. Он может выжить без воздуха, но я делаю это настолько болезненным, насколько возможно.

Наконец, я отпускаю его, и он падает на ноги, кашляя.

– Господи, Солон. Я думал, у тебя есть манеры. – Он выпрямляется. – Темный пообещал ему королеву, и, полагаю, он думает, что Ленор – она и есть.

Мои глаза расширяются. Все это время я предполагал, что Скарде хотел убить Ленор, потому что у нее какая-то сила, способная уничтожить его. Теперь понимаю, что это совсем не так. Нет, все намного хуже.

– Древние говорят, – продолжает Калейд, – что в жилах его королевы должна течь черная магия. Что она должна перейти от света к тьме и править рядом с ним. Скарде все разрушит, если Ленор не сдастся добровольно. В общем, он может использовать ее для размножения. Создать таким образом свою новую армию.

Да. Это намного, намного хуже.

Глава 11

Ленор

Я не могу уснуть.

Не могу уснуть с тех пор, как на меня напали, с тех пор, как вернулась в свою старую кровать. Я ворочаюсь. И даже если закрываю глаза на секунду, то вижу трансформацию Солона, вижу, как он превращается в зверя. Иногда сон начинается с секса, как будто тот снова внутри меня, трахает членом и хвостом, и я наслаждаюсь этим. Но потом сон меняется, и, когда я начинаю кончать, он превращается. И все же в некоторых моих снах остается Солон. Он уже в своем облике причиняет мне боль, все также стремится убить. Как будто они со зверем теперь одно целое.

Переворачиваюсь и смотрю на статуэтку Пазузу на тумбе, вспоминая времена несколько месяцев назад, когда все было легко. Думала, что я обычная девушка, у которой впереди нормальная жизнь.

Но реальность не позволяет притворяться. Я голодна, устала, и на сердце никогда не было так тяжело. Провожу много времени с родителями, не жалуюсь, но с ними не чувствую себя в безопасности – знаю, что они на самом деле не смогут защитить меня. И теперь я боюсь того, с кем правда была как за каменной стеной.

И все же, когда я думаю о Солоне, мужчине, вампире, которого знаю и люблю, то не испытываю настоящего страха. Страх относится к той его темной части, которую он не может контролировать. Вот кого я по-настоящему боюсь. Знаю, что от этой его части никуда не деться, Солон застрял. И чтобы Солон оставался в моей жизни, придется иметь дело со зверем.

Просто надо найти способ обойти это. Вычеркнуть его из жизни не получится – он и есть моя жизнь. Если я обладаю способностью создавать адекватных вампиров, почему не могу придумать, как избавиться от чудовища? Джеремайс смог усыпить его взмахом руки. Он сможет научить меня, по крайней мере, как это делать?

Я вскакиваю с кровати с твердой решимостью.

Направляюсь на кухню, размышляя, съесть ли что-нибудь для начала, и желудок урчит в ответ. Затем иду по коридору к входной двери и открываю ее, выглядываю на улицу, ожидая увидеть Солона, желая рассказать ему о своем плане.

Он был здесь каждую ночь, как только темнело. Ждал в тени, курил сигары. Не разговаривал со мной и не заходил в дом. Даже не пытался связаться со мной телепатически. Солон держался в стороне, с глаз долой, из сердца вон. Как будто все так просто.

Но я знала, что он здесь. Честно говоря, это было утешением. Знать, что независимо от моих слов о том, что нам нужно пространство, которое Солон мне и дал, все равно тот отказался покидать меня. Может, потому что собственник, или хочет защитить, или и то, и другое. Но главное, что я остро ощущала его присутствие.

За исключением того, что его сейчас здесь нет. Смотрю по сторонам и осторожно зову:

– Солон? – Но ответа нет. Даже не чувствую его запаха. Пахнет только выхлопными газами и собачьей мочой.

Ох, черт. Куда он делся? Родители ссорились из-за того, что тот сидел тут последние несколько дней. Может быть, они ему надоели или навязали чувство вины или что-то в этом роде.

Закрываю дверь, запираю ее, проверяя несколько раз, и пытаюсь подумать. Не хочу даже представлять, что с Солоном случилось что-то плохое, но все же. У меня нет с собой телефона – остался у него дома, – но у родителей есть его номер.

Я разворачиваюсь и хочу уже постучать в дверь родителей, но вспоминаю , что сейчас три часа ночи, и передумываю. С Солоном все должно быть в порядке. Он всегда в порядке. Даже в облике зверя с ним все в порядке.

Нужно попробовать самой.

Закрываю глаза и пытаюсь вообразить темный колодец внутри себя. Я представляю, как погружаюсь внутрь, в себя, в иной мир, пока настоящий ускользает, чем глубже погружаюсь в темноту, в мягкое, гладкое, прохладное место внутри.

Я ныряю в темноту, представляю свой спуск, пока не вижу колодец, освещенный только серпом луны. Все, что мне нужно, все, чего мне хочется, находится в этом темном бесконечном пространстве. Я тяну руки ладонями к воде, пытаясь поднять воду против силы тяжести, как обратный водопад, текущий в меня.

«Джеремайс», – зову я в колодец. – «Джеремайс, мне нужна твоя помощь».

Слова отдаются эхом внутри меня, как звуковые волны от стен пещеры.

Затем…

«Ты уверена, дитя мое?» – Я слышу, как его голос проникает в мою голову, словно сороконожка, ползущая вверх по позвоночнику.

Ядовитая.

«Да, уверена», – отвечаю я.

И жду.

Жду, когда меня унесет в другое измерение. Или когда он постучит в мою дверь. Возможно, телепортируется в гостиную или влетит через окно ванной.

Но нет.

Вместо этого черный бесконечный колодец меняется. Каким-то образом становится больше. Настолько, что когда я открываю глаза, то вижу лишь его. Никакой квартиры, ничего, кроме колодца. И когда смотрю на себя сверху вниз, становлюсь призраком. Тело прозрачно, под ним черная пустота, моя бледная кожа зыбкая, как туман.

«Где я?» – спрашиваю, оглядываясь по сторонам, стараясь не паниковать, но странное чувство слишком подавляет. Я… внутри себя?

«Ты здесь», – говорит Джеремайс, выходя из пустоты. Его черный плащ плавно сливается с небытием, так что все, что я вижу, – это его постоянно меняющееся лицо. – «Здесь все, что тебе нужно».

Тут холодно, несмотря на то, что мне трудно замерзнуть. Я пытаюсь обхватить себя руками, но они просто проходят насквозь. Ох, какое нехорошее чувство.

«Зачем позвала меня?» – спрашивает он. – «Я не ожидал увидеть тебя так скоро. На самом деле, вообще не ожидал тебя увидеть».

«Мне…» – начинаю. – «Мне просто нужен способ понять, как контролировать Солона. Когда он зверь. Монстр. Хочу как ты, отключать его. Только так я могу быть с ним и не жить в страхе».

«О, но страх полезен, дитя мое», – говорит Джеремайс, одаривая меня мимолетной улыбкой. – «Он укрепляет тебя. Разве ты не стала сильнее теперь, когда боишься?»

Странный вывод.

«Я вообще не хочу бояться», – признаю. – «Солон сказал, что я неособенная».

«Ауч», – сухо говорит он.

Я почти смеюсь.

«Да, ауч. Недостаточно особенная, чтобы приручить зверя, а ты… ты особенный. Ты смог это контролировать. Я хочу также. Хочу научиться. Ты научишь меня?»

Джеремайс мгновение пристально смотрит на меня. Его лицо меняется, и мне приходится отвести взгляд.

«Шаг вперед», – говорит он, не отвечая на мой вопрос.

Я смотрю вниз и вижу, как внизу в колодце начинает плескаться вода. Мгновение колеблюсь, затем иду на прозрачных ногах. Внезапно дно уходит у меня из-под ног, если оно вообще было, и я погружаюсь прямо в темноту, как будто меня кинули в чернила. Вода захлестывает с головой. Я открываю рот, чтобы закричать, но вместо этого вода врывается в легкие, удушая.

Появляется пара рук и хватает меня за плечи, вытаскивая из воды, пока я не оказываюсь на сухой земле, на галечном пляже. Медленно поднимаю голову, моргая.

Здесь тоже темно, но не так, как в пустоте. Я больше не внутри себя, наверное. Лежу на берегу, передо мной огненный круг, в центре которого стоит Джеремайс, а позади него ряд темных деревьев.

– Где я сейчас? – бормочу себе под нос, выплевывая воду. Она черная, и от этого зрелища по спине пробегает волна отвращения. – Подожди, дай угадаю, в одном из многих миров, к которым у меня есть доступ.

Когда Джеремайс не отвечает, я поднимаю на него взгляд. Он выглядит особенно угрожающе из-за пламени, огонь танцует в его темных глазах.

– Извини, сарказм помогает освоиться, – говорю ему.

– Я заметил, – произносит он через мгновение.

– Итак, – начинаю я, поднимаясь на ноги и направляясь к нему. Пламя угрожающе отталкивает, поэтому я останавливаюсь за пределами круга. – Это магическая тренировочная площадка?

Он не выглядит удивленным.

– Зачем ты пришла ко мне, Ленор?

– Я же сказала. Хочу… уметь контролировать звериную сторону Солона. Как это сделал ты.

– Зачем?

– Зачем? – повторяю я. – Ты знаешь, зачем. Ты видел, что со мной случилось. Если бы не ты, я бы умерла.

– Тогда тебе нужно держаться от него подальше.

– Ты знаешь, что я не могу.

Джеремайс поднимает подбородок.

– И зачем мне это? Потому что ты любишь его? Думаешь, меня это волнует? Любовь? Она только мешает.

Я с трудом сглатываю.

– Ты любил мою мать. Элис.

– Любил, – осторожно говорит он. – Но этого было недостаточно. Она была вампиром. У нее был муж. Вампиры и ведьмы не должны быть вместе.

– Потому что в итоге получается кто-то вроде меня.

Он сухо улыбается.

– Да. Вроде тебя. Ты была счастливой случайностью, но не всем бы так повезло.

Я фыркаю. Не знаю, черт возьми, в каком месте мне повезло.

– Видишь ли, – продолжает он, – в нашем мире любви недостаточно. На карту поставлено слишком многое, и большинство из нас – создания тьмы и ночи. Любовь предназначена не для нас.

Я на мгновение задумываюсь над этим.

– Значит, ты не можешь мне помочь? Или не хочешь?

– Только тьма может изгнать тьму, – говорит он. – Абсолон рожден тьмой. Ты не можешь изменить его своим светом.

– Ты сильно искажаешь слова Мартина Лютера Кинга, – замечаю я.

– Люди веками все делали неправильно, – говорит Джеремайс, обходя круг, пламя лижет его кожу, но не причиняет никакого вреда. – Так много внимания уделяется Богу, религии и тому, чтобы стать хорошим. И посмотри, к чему это привело. Точно так же, как любовь, глупая одержимость стать хорошими, чистыми и нравственными встала на пути у многих из нас. Есть только одна сторона, которая помогает нам быть теми, кто мы есть, кем нам предназначено быть. Ты не станешь великой и особенной, гоняясь за светом.

Жаль, что я не могу прочесть выражение его лица, оно постоянно меняется, это почти невозможно.

– Выйди вперед, дитя мое, – говорит Джеремайс, останавливаясь в середине круга и подзывая меня костлявым пальцем. – Пусть пламя благословит твою кожу.

Я колеблюсь. Родители сказали, что я прошла сквозь пламя невредимой, когда была ребенком. И это одна из причин, по которой они взяли меня с собой, вместо того чтобы оставить погибать. Потому что я не могла погибнуть. Но я об этом не помню. А еще смогла разжечь пламя руками и уничтожить Темный орден. Специально пройти сквозь огонь противоречит всем моим оставшимся человеческим инстинктам.

– Разве ты не хочешь контроля? – спрашивает он. – Разве ты не хочешь иметь возможность использовать свои способности, получать к ним доступ, когда понадобиться? Пламя воспламенит то, что лежит под ним, то, что ты слишком боялась увидеть. Выйди вперед, ведь ты об этом просила.

– Я смогу помочь Солону? – спрашиваю я.

Он кивает.

И это все, что мне нужно было услышать.

Я делаю глубокий вдох и прохожу сквозь пламя.

Ощущаю тепло, как будто меня облизывает жар. Ощущаю его. Но боли нет, и моя кожа не горит.

Но глубоко внутри что-то происходит.

Тьма сгущается в этом колодце.

Возникает ощущение огромной силы, но за это приходится платить. Не знаю, почему уверена, но я чувствую это. Как будто сила похоронена на самой темной глубине, спрятана в запертом ящике, и если открою его, значит потеряю нечто большее. Себя, свое достоинство, свою мораль. Все, что делает меня той, кто я есть, и все, кем я стремлюсь быть.

– Не отталкивай это, – говорит Джеремайс, пристально вглядываясь в мое лицо. – Именно это пламя пытается раскрыть. Заберешь, если впустишь.

То, как он это произносит, заставляет думать, что мы говорим здесь не об абстрактной тьме или силе, а скорее о существе.

Темном.

«Да», – скрипучий металлический голос шепчет внутри меня, голос, от которого кровь стынет в жилах, а конечности внезапно наливаются тяжестью от страха. – «Да».

Голос принадлежит не Джеремайсу.

Я встряхиваюсь. Выбрасываю все мысли об этом из головы, даю обещание никогда больше даже не думать об этом имени. Теперь я знаю, что в этой коробке, и никогда ее не открою.

Джеремайс разочарованно вздыхает, но не комментирует.

– Скажи мне, – спрашиваю я его с любопытством, – раз уж ты, кажется, так одержим тьмой, ты когда-нибудь был хорошим? Ты родился ведьмаком, верно?

Он поднимает брови.

– Личные вопросы? Хорошо. Да, я родился ведьмаком.

– Где?

– В северной Англии.

– Когда?

– Примерно через пятьдесят лет после того, как Скарде превратился в вампира. В тысяча четыреста десятом году.

Я смотрю на него с благоговением, у меня отвисает челюсть. Какого хрена? 1410?

– Как ты до сих пор жив? Ты бессмертен?

– Давай просто скажем, что меня трудно убить. Это подарок за все жертвы, которые я принес.

Я хмурюсь.

– Ты говоришь о буквальных жертвах?

– Ну, частично. Но нет. Я родился ведьмаком, первый, кому была дана конкретная цель. Я был первым истребителем, созданным, чтобы держать вампиров, которые выходили из-под контроля, в узде. Все истребители, которые когда-либо существовали, появились благодаря мне.

– Подожди, подожди. Остановись. Например, как мои родители? Джим и Элейн? Они каким-то образом произошли от тебя?

– Каким-то образом, – медленно произносит он. – Но да, их родословную можно проследить до меня. Я отец всех истребителей вампиров.

Мне неприятно задавать этот вопрос, но…

– Если такова твоя роль и всегда была… технически, я вампир. Почему ты меня не убиваешь?

– Меня это больше не интересует. Я очень давно не убивал их.

– Ладно. Тогда, если я твоя дочь, значит ли это, что я истребительница?

Он издает сухой смешок.

– Тогда тебе пришлось бы покончить с собой. Нет. Ты не одна из них, потому что твоя вампирская сторона отрицает это. Есть еще вопросы?

– Да. Когда ты успел стать таким… таким? – Я машу на него руками.

– Каким?

Злым.

– Лучшим другом с Темным.

Холодный ветер пронизывает меня насквозь, и я жалею, что снова произнесла это имя вслух. И по убийственному взгляду Джеремайса я могу сказать, что он чувствует то же самое.

– Когда решил жить вечно. И мне был послан этот дар. Кроме того, нужна была сила, дабы не отставать от вампиров.

– Он, – размышляю я. – Он создал вампиров, а затем тебя, чтобы держать вампиров в узде?

– Да. Иногда творения выходят из-под контроля.

– Натравил две враждующие стороны друг на друга и наблюдает, как они сражаются в дурацкой игре.

– Возможно, все это игра, – произносит он, и в его глазах вспыхивает пламя. – Но в этой игре я выигрываю.

Выигрывает? Если он не убивает вампиров в наши дни, то что считается победой для истребителя? Какова его конечная цель?

Выпрямляюсь, вспоминая, почему я здесь (где бы я, черт возьми, ни была) и почему позвала его.

– Ты сказал, что я смогу помочь Солону, – говорю я. – Итак, скажи, что я могу сделать.

– Снова к этому? – мягко спрашивает Джеремайс.

Я смотрю на него и жду, когда он продолжит.

– Есть только один способ избавиться от зверя, – говорит он. – Ты должна убить его.

– Можно убить зверя, не убивая Солона?

Быстрая улыбка.

– Вероятно, нет.

Я моргаю от этого.

– Хорошо, как убить зверя?

– Так же, как вампира. Ведьминым клинком.

Я качаю головой.

– Я не смогу заколоть зверя ведьминым клинком.

– Верно. Потому что ты не истребительница. Это не сработает. Ты разозлишь его только за мгновение до того, как он убьет тебя.

– Значит, я в полной жопе, вот что ты хочешь сказать, – ворчу я. – Ты хотя бы можешь научить меня его вырубать. Мне нужно уметь хоть что-то.

– Как я уже сказал, – говорит он раздраженно, как будто я испытываю его терпение, – ты должна быть готова использовать тьму для борьбы с тьмой. Пока что ты не восприимчива к этому. Но, возможно, в следующий раз, когда снова чуть не умрешь от его рук, наконец, перестанешь упрямиться и примешь правду. Или, возможно, просто умрешь – и меня не будет рядом, чтобы спасти тебя.

Я прижимаю руки к лицу, пытаясь собраться с мыслями.

– Ты тратишь впустую наше с тобой время, – добавляет Джеремайс. – Если не захочешь призвать темную сторону, ты далеко не продвинешься как ведьма.

– У моих родителей все в порядке, – огрызаюсь я, глядя на него снизу вверх. – И они контактируют со светом.

Он презрительно фыркает.

– Твои родители, фальшивые причем, глупые и слабые. Они не могут сделать ничего особенного. И едва ли могут убивать вампиров. Ты ничему у них не научишься. Но ты и сама это знаешь, да? В итоге, они ничему тебя не научили. И не знают, что с тобой делать, как с тобой обращаться. Они чувствуют твою силу, и она пугает их. Твоя темнота пугает их, Ленор. Пугает всех, кроме меня.

– Солона не пугает, – упрямо говорю я.

Он обдумывает это.

– Может, и нет. Но Абсолону нужна эта темнота, – внезапно он смотрит прямо в черное небо. – Кстати, о темноте, ты нужна ему сейчас. Этот человек ждет.

Прежде чем я успеваю спросить, что за человек, мир затягивает в черную воронку, и все растворяется в воздухе. Вокруг темно, я больше не чувствую землю под ногами, не понимаю, открыты мои глаза или закрыты.

Я словно медленно пробуждаюсь ото сна.

Открываю глаза, ожидая снова оказаться в своей старой квартире.

Но это не так.

Я в спальне Солона. Там, где раньше была и моя спальня.

Здесь новая кровать, королевских размеров, как и раньше, но без балдахина, все остальное выглядит также.

Почему Джеремайс вернул меня сюда?

Я оглядываюсь, наполовину ожидая, что чудовище выйдет из туалета, или услышу шаги из комнаты в башне наверху, но там только тишина.

Открываю дверь в холл и выглядываю наружу. Я снова в своей одежде для сна, которую носила ранее, черная кружевная кофточка и клетчатые шорты, ничего слишком откровенного для этого дома. Выхожу и тихо спускаюсь по лестнице. Понятия не имею, который час. Черт возьми, я даже не знаю, какой сегодня день. Джеремайс мог долго держать меня в той пустоте.

Я слышу слабые голоса, и чувства подсказывают, что они исходят из «Темных глаз». Прохожу мимо увядших роз, и на этот раз даже не произношу особого слова, я даже не думаю, но розы автоматически начинают подниматься, истекая кровью.

Хм. Это что-то новенькое. Когда Джеремайс сказал, что теперь к моей магии будет легче получить доступ, имел ли он в виду, что это будет даже ненамеренно? Думаю, теперь нужно следить за собой.

В остальной части дома стоит мертвая тишина, но чем ближе я подхожу к «Темным глазам», тем больше узнаю голос Солона, и мое сердце начинает инстинктивно трепетать. Но там не только его голос. Еще Вульф, Эзра и незнакомец. Странный акцент, напоминает Онни, но не совсем такой же.

Останавливаюсь перед дверями клуба, снова оглядываю себя, убеждаюсь, что я не выгляжу непристойно. Соски твердые – теперь они всегда такие – и топ тонкий, но думаю, что ничего страшного. Я уже в пьяном состоянии перешла все границы перед Онни; больше не планирую ставить Солона в неловкое положение перед его друзьями.

Толкаю двери и вхожу.

Четыре головы смотрят в мою сторону.

Один из них принадлежит моему возлюбленному, от вида его убийственно красивого лица у меня внутри все переворачивается. Прошло всего несколько дней, но, черт возьми, как же я по нему соскучилась. Мое сердце болезненно ноет.

Но затем мое внимание привлекает незнакомец, мужчина, который тут же встает на ноги, глядя на меня со смесью надежды и благоговения, как будто я ангел, спустившийся с небес.

Он симпатичный, надо отдать ему должное. Типичный вампир, без сомнения, но, тем не менее, симпатичный. Высокие скулы, длинноватые темные волосы, почти как у Солона, голубые глаза. Если честно, он очень похож на Солона, только немного моложе, чуть ниже ростом и без растительности на лице. Он не в костюме, а в темно-синей рубашке «Хенли» и темных джинсах, черная кожаная куртка висит на спинке его стула. Мускулы отчетливо виднеются сквозь одежду.

– Ленор, – говорит мужчина. Он произносит имя так, словно знает меня.

Прежде чем он успевает сказать что-либо еще, Солон размытым движением оказывается рядом со мной, загораживая от незнакомца.

– Что случилось? – спрашивает Солон, протягивая руку и хватая меня за локоть, затем быстро отпускает, вспоминая, что не должен прикасаться ко мне. Он тяжело сглатывает, дистанция причиняет ему такую же боль, как и мне, глазами ищет мои. – Почему ты здесь? В таком виде? Ты в порядке?

Эта забота согревает мне сердце, и желание поцеловать его трудно игнорировать.

– Я в порядке. Правда. Я не… не знаю, почему я здесь. Только что была с Джеремайсом, а в следующую секунду… ну, я думала, он вернет меня в квартиру, но по какой-то причине я тут.

– Джеремайс? – Солон и незнакомец говорят одновременно.

– Да, – отвечаю. – Я позвала его. Я… – смотрю через его плечо на незнакомца. – Представишь нас? – спрашиваю Солона.

Он стискивает зубы. Окей, предполагаю, это не дружеский визит.

Наконец, он говорит:

– Да. Придется. – С тяжелым вздохом он машет рукой на незнакомца. – Ленор, это Калейд, – и неохотно добавляет: – мой брат.