Текст книги "Кровавая любовь (ЛП)"

Автор книги: Карина Халле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 9

Ленор

Я очутилась в своей старой квартире.

В спальне.

Родители оставили ее в прежнем виде, наверное, надеясь, что однажды я вернусь. По крайней мере, сюда я могу сбежать, когда понадобится.

Я была здесь всего один раз с тех пор, как вернулась из Шелтер-Коув, чтобы проведать отца, все еще выздоравливающего от повреждений, которые нанес ему Яник.

И теперь я снова здесь.

Только что была в лесу с Джеремайсом, а в следующий момент – все сдвинулось, мир перевернулся, и я корчусь у кровати, чувствуя, что меня вот-вот вырвет.

Медленно поднимаюсь, запахивая халат, не желая смотреть на рану, хотя она и заживает, и замираю.

Я не одна.

За дверью слышны голоса и запахи.

Родители.

И Солон.

Я ощетиниваюсь от страха. Представляю Солона и вижу чудовище. И, боже мой, надеюсь, что за дверью всего лишь вампир.

Затем запахи усиливаются, скрипят половицы, мама говорит срывающимся голосом:

– Это она? – Дверь спальни открывается.

Я смотрю прямо в глаза Солону.

В его затененные, ярко-голубые глаза.

Это он.

И все же страх остается.

– Ленор, – произносит он низким и скрипучим голосом.

Мое сердце разрывается напополам. Часть меня хочет подбежать к нему, обнять, почувствовать прохладу и мягкость кожи своего любимого.

Но другая часть удерживает меня на месте. Другая часть живет в страхе. Страхе, что он может измениться в любой момент. И неважно, что родители стоят позади него и смотрят на меня с беспокойством и облегчением. Хотя они бы защитили меня в мгновение ока. Я не хочу, чтобы он умер, но все равно боюсь его.

– Ленор, – повторяет он. Я чувствую тяжесть в его груди, вину, боль, печаль, и все же все поднимаю руки и говорю:

– Оставайся там.

Выражение его лица меняется, как будто я дала ему пощечину.

– Я не причиню тебе вреда.

Качаю головой.

– Но способен на это.

– Ленор, милая, – говорит мама, отталкивая Солона. – Ты в порядке? Что с тобой случилось?

Я плотнее закутываюсь в халат, зная, что все трое сойдут с ума, если увидят рану.

Она приближается ко мне так, словно я могу сбежать. Медленно, осторожно. Но потом оказывается так близко, что я отпускаю страх.

Обнимаю ее, и она крепко сжимает меня, хотя у меня горит в груди от силы ее объятия. Все слезы, которые мне удавалось сдерживать, наконец-то, выплескиваются наружу, и я плачу, рыдая в ее объятиях. Зверь стал моим переломным моментом.

В конце концов, подходит папа и присоединяется к нам, обнимает. Я отчетливо осознаю, что Солон все еще в комнате, в воздухе витает запах табака и роз, хотя он остается в дверях и не подходит ближе. Мне хочется, чтобы тот ушел, но он так легко это не сделает. Не могу представить, какую боль и вину Солон, должно быть, испытывает, осознавая, что стал чудовищем. Он, наверное, увидел кровь, понял, что совершил нечто ужасное, даже если ничего не помнит.

И все же не могу смириться с этим. Сейчас я разваливаюсь на части. Я разваливалась с того дня, как встретила его.

«Я уйду», – звучит в моей голове голос Солона. – «Если ты хочешь».

«Я не знаю, чего хочу», – отвечаю ему. Это правда.

Я хочу, чтобы он ушел.

И хочу, чтобы остался.

Хочу быть уверенной, что Солон никогда больше не причинит мне боли, но знаю, что он не может этого обещать, и знаю, что это ломает его так же сильно, как и меня.

– Милая, пожалуйста, – говорит мама, в конце концов отстраняясь и обхватывая мое лицо руками. – Расскажи, что с тобой случилось. Абсолон сказал, что…

– Причинил боль, – заканчивает Солон мрачным голосом. – Я причинил ей боль. Я чувствую запах ее крови, старой и засохшей.

Мама смотрит на него через плечо, затем переводит взгляд на меня, скользя им по халату.

– Что случилось? Как он причинил тебе боль?

Я смотрю на Солона, на его затравленный взгляд.

Затем отступаю назад и распахиваю халат ровно настолько, чтобы показать пространство между грудями. След от его когтей все еще там, красный, злой и безошибочно узнаваемый.

Папа задыхается от ужаса.

Мама вскрикивает.

Солон выглядит так, словно умирает, боль на его лице разбивает мне сердце, потому что я знаю, что он не хотел, что это сделал не он.

Быстро запахиваю халат.

– Теперь я в порядке, – удается сказать мне, но мама лезет в карман и вынимает клинок истребителя, затем швыряет его через всю комнату, крича.

Солон быстр. Я не вижу, как он двигается, но знаю, что сейчас тот у входной двери, вероятно, создает пламя, чтобы убежать, а лезвие проходит через пустой дверной проем и ударяется о шкаф на кухне.

– Элейн! – кричит отец, тянется к ней, обхватывает руками, чтобы удержать, пока она брыкается и кричит. Я никогда раньше не видела свою мать такой сердитой. И не могу ее винить. Она видит рану, боль, которую Солон причинил мне, хотя должен был оберегать. Ей хочется, чтобы он умер. Она и так шла против своей сущности, позволяя ему жить.

– Мам, – умоляю я. – Все нормально. Я в порядке.

– Это ненормально! – кричит она со слезами на лице. – Ты влюблена в монстра. И он чуть не убил тебя.

Моя челюсть напрягается, я скрежещу зубами, пытаясь держать себя в руках.

– Я знаю. Но Солон в этом не виноват.

– Боже мой, – говорит она, и, в конце концов, хватка моего отца немного ослабевает. – Ты действительно в это веришь? Будто это не его вина.

Она вырывается и бросается ко мне, указывая на мою грудь, в ее глазах безумная ненависть.

– Ты серьезно думаешь, что это не его вина?

Я знаю, что Солон где-то в квартире. Чувствую его запах, слышу его слабое дыхание. Вышел из комнаты, но не ушел.

– Это… сложно, – слабо отвечаю ей. Это слишком сложно, чтобы даже самой разобраться.

– Милая, – терпеливо говорит ей папа, подходя к нам. – Не усугубляй ситуацию.

У нее отвисает челюсть.

– Я усугубляю?

– Прекратите, – говорю им. – Пожалуйста, просто прекратите. Многое произошло. Дело не только в том, что случилось с Солоном. Джеремайс объявился.

Внезапно в дверях снова появляется Солон с горящими глазами.

– Джеремайс? Это он похитил тебя?

Мама резко поворачивает голову, чтобы свирепо посмотреть на него и хочет уже подойти, но я хватаю ее за руку, пытаясь удержать ее внимание. Смотрю на Солона и киваю.

– Я пыталась сбежать, и мне это удалось. Смогла удержать тебя на расстоянии. Подняла руки и почувствовала, как эта сила, как электричество, проходит через мои ладони, и ты не смог подойти ближе. Как будто у меня был щит. Вакуумный.

Губы Солона изгибаются в легкой благоговейной улыбке, когда он смотрит на меня.

– Это невероятно.

– Заткнись, – шипит на него мама. – Ничего тут невероятного.

– Это второй раз, когда она смогла использовать силы, чтобы спасти свою жизнь, – раздраженно говорит Солон. – Я считаю, что это невероятно.

– Я не осознавала, что делала, – быстро говорю им, не испытывая такой гордости, как Солон. – Я просто… хотела выжить, и это получилось. Хотя я не зашла так далеко. Я… рана не заживала. Она была смертельной. А потом окно открылось, и он забрался внутрь.

– Вскарабкался что ли? – спрашивает папа.

Я качаю головой.

– Нет. Он буквально влетел внутрь.

– Как он выглядел? – спрашивает Солон и делает шаг ко мне, но я вздрагиваю, и этого хватает, чтобы он остался на месте. Пока я не готова к сокращению дистанции.

– Не знаю, – говорю я. – Он был похож на человека, на мужчину, на нем были черные ботинки и черный плащ. Но лицо… оно менялось. Только глаза в основном оставались прежними, – добавляю я, вспоминая, как они пожелтели. – Но черты его лица постоянно изменялись, как будто каждые несколько секунд у него появлялось другое лицо. Не знаю, почему так.

Солон выглядит мрачным.

– Я знаю. Черная магия обычно применяется за счет другого. Жертвы. Такой как Джеремайс не смог бы жить сотни лет и копить силу, не принося сотни жертв.

– Хочешь сказать, что это были лица его жертв? – в ужасе спрашиваю я.

Солон кивает.

– Может быть, их души заперты внутри него. – Он делает паузу, изучая меня. – Только не говори, что Джеремайс промыл тебе мозги, заставив думать, будто он благородный?

– Ты даже не знаешь, что со мной случилось! – огрызаюсь на него. – Ты пытался убить меня! Если бы не Джеремайс, меня бы здесь не было. Он спас мне жизнь. Отвез меня куда-то и вылечил.

– Как он вылечил тебя, милая? – мягко спрашивает мама.

Я отрываю взгляд от Солона и смотрю на нее.

– Не знаю. Там был круг и огонь. Факелы. Четыре девушки, все они выглядели одинаково. Он сказал, что это его ученики. Они вылезли из-под земли. Я парила в воздухе над кругом и огнем. У него была чаша, такая… серебряная.

– Что было в чаше? – спрашивает отец, выглядя слегка испуганным.

– Кровь, – говорю я. – Но нечеловеческая кровь. Не знаю, чья. Он пел на латыни о яде, крови, телах и эти… твари, эти существа вышли из леса. У них были оленьи черепа и плащи, они тоже пели.

– Древние, – говорит Солон себе под нос. – Лапландские ведьмы.

– Кем бы те ни были, они напугали меня до чертиков. Джеремайс сказал, что они принадлежат Темному.

Оба моих родителя заметно вздрагивают, но Солон остается невозмутимым.

– Как ты сюда вернулась? – спрашивает отец.

Я пожимаю плечами.

– Не знаю. Он сказал, что я исцелилась и что истребители беспокоятся. Думаю, он имел в виду вас. Внезапно я оказалась здесь.

Папа нежно похлопывает меня по плечу.

– Нам многое нужно обсудить, Ленор. Многое. Я хочу подробнее поговорить об этом, обо всем, что ты видела. Но тебе нужно отдохнуть. Такие путешествия вытягивают все силы. И с этой раной…

– Мы хотим, чтобы ты осталась здесь, – говорит мама с мольбой в глазах.

Киваю. Я так и планировала.

– Ладно. Останусь. – Я чувствую, как взгляд Солона прожигает меня, но пока не хочу на него смотреть. – Мам, пап, вы не против оставить нас с Солоном на минутку?

Мама прищуривает глаза.

– Он здесь не останется.

– Хорошо. Но мне все равно нужно с ним поговорить.

Она тяжело вздыхает и обменивается усталым взглядом с моим отцом. Затем они вдвоем направляются к двери, Солон отступает в сторону, отводя глаза от ненависти в их взглядах.

– Не думаю, что тебе следует оставаться наедине с этим монстром, – замечает мама, останавливаясь за дверью. – Это небезопасно.

– Я знаю. Всего лишь на минутку.

– Мы будем в гостиной, – говорит папа, закрывая за собой дверь.

Внезапно моя спальня кажется такой маленькой.

Я смотрю на Солона, не зная, что сказать. С чего начать.

– Прости, – тихо говорит он мне, от страдания морщит лоб, глазами медленно изучает мое лицо. – Мне так жаль, Ленор.

– Я знаю, – говорю ему.

– Почему ты не убежала?

Я хмурюсь.

– Что ты имеешь в виду? Якобы, это моя вина?

– Это не твоя вина, – быстро возражает он. – Но я сказал тебе бежать. Когда понял, что это произойдет, сказал убегать, и знаю, что ты меня услышала. Почему ты не послушалась?

Я качаю головой.

– Нет. Я не пойду по этому пути. Ты пытаешься свалить вину на меня.

– Никто не сваливает вину на тебя! – сердито говорит он. – Очевидно, я сделал это с тобой. И я ненавижу себя больше, чем ты можешь себе представить. Твоя мама приставила лезвие к моему сердцу, и мне хотелось, чтобы она вонзила его. Единственное, что удерживало, – это мысль, что я должен увидеть тебя, узнать, что с тобой все в порядке.

– Ну, вот я здесь. В порядке. – Черт возьми, пожалуйста, не лезь добровольно ни под какие ведьмины клинки. – Я просто… как это случилось? Как могло… я посмотрела в твои глаза, Солон, и ты исчез. Тебя не было.

– Я же говорил тебе! – грубо твердит он, глаза его горят. – Говорил, кто я такой. Ты своими глазами видела, что я способен сотворить с любимыми. Ты знала. И не притворяйся, что это не так.

– Знала! – кричу я. – Просто подумала… подумала, что я…

– Подумала, что ты особенная?

Ого. Такое чувство, будто он только что ударил меня в грудь.

Я проглатываю боль, мой желудок сжимается.

– Да, – слабо отвечаю я. – Так и было. Я думала, что особенная. Ты сам мне это говорил, Солон, я…

– Ты особенная для меня, – говорит он, бросаясь вперед. Я задыхаюсь, когда тот хватает меня за руки, крепко сжимая пальцы, мое сердце бешено колотится в груди. – Ты для меня все. Но я – не зверь.

Я качаю головой, слезы текут по щекам.

– Нет, Солон. Ты зверь. Это часть тебя, и ты никогда не сможешь убежать. Я никогда не смогу сбежать. В следующий раз он убьет меня. Доведет дело до конца.

Его ноздри раздуваются, челюсть сжимается в твердую, напряженную линию.

– Следующего раза не будет.

– Да, будет, – возражаю я. – Конечно, будет. В любое время, пока я буду с тобой, то…

– Ты не будешь со мной, – резко говорит он, и между его бровями пролегает морщинка. – Вообще.

Я смотрю на него, онемев от страха.

– Что… что ты имеешь в виду?

– Я не собираюсь подвергать тебя риску, – серьезно говорит Солон, глубоко вдыхая. – Не могу. Мы не можем… мы не можем быть вместе вот так, не при таких обстоятельствах.

Я моргаю.

Мое сердце, кажется, вот-вот разобьется вдребезги, как будто еще один удар, и оно разлетится на миллион осколков.

Он не…

Мы не…

– Ты бросаешь меня? – удается произнести мне. И, боже, это звучит так глупо, но я чертовски напугана.

Он плотно сжимает губы, громко сглатывая.

– Ленор.

Я качаю головой.

– Нет. Нет. Просто скажи, что это не так. Это неверное решение, Солон.

– Это единственное решение, – говорит он мягким и срывающимся голосом, в его глазах боль, и меня шатает от такой сильной боли, что начинает затуманиваться зрение.

– Ты любишь меня? – шепчу я, прижимая пальцы к его груди, к сердцу. – По-настоящему?

Его лицо искажается.

– Я очень люблю тебя.

– Тогда это не выход.

– Я не могу рисковать потерять тебя! – кричит он, скидывая мои руки. – Пожалуйста, черт возьми, Ленор, послушай меня. Послушай. Я до смерти люблю тебя, но наша любовь должна быть живой. Когда я жив, и ты тоже. Не могу потерять тебя. Причинять боль. Мне нужно… нужно разобраться в себе, держаться подальше, чтобы…

– Нет, – быстро говорю я, хватая его за руку и крепко сжимая. – Ладно. Может быть, сейчас побыть немного врозь пойдет на пользу. Пока ты… не разберешься во всем. Держи себя в руках. Запри эту свою сторону на некоторое время обратно в клетку. Но это не долгосрочное решение. Я этого не допущу.

– Ты не можешь это контролировать, лунный свет.

– И ты тоже! – кричу я. – Ты тоже, Солон. Мы оба во власти того, что внутри тебя. Но я не позволю тебе уйти от меня. Понятно? Мне не хочется умирать, но и терять тебя тоже не хочу. И пока ты все еще любишь меня так же, как я тебя, я не откажусь от нас без боя.

Он пристально смотрит на меня, тяжело дыша.

– Пожалуйста, – продолжаю я. – Борись со мной. Не сдавайся.

Его взгляд опускается туда, где я держу его за руку.

– Как, по-твоему, мы должны бороться с этим? – тихо спрашивает он.

– Не знаю, но попытаемся. Ты у меня в долгу.

Он закрывает глаза и делает глубокий вдох через нос.

– Ладно. Просто скажи мне, что делать.

– На данный момент, думаю… думаю, будет лучше, если я останусь здесь. Нам нужно держаться на некотором расстоянии. Не хочу жить в страхе, что зверь покажется в любой момент. Не хочу его раздражать. Мне нужно быть готовой к следующему разу. Может, смогу научиться какой-нибудь магии. Смогла же я удержать тебя на расстоянии, вероятно, смогу сделать это снова. Надо удостовериться.

Его адамово яблоко дергается, когда он сглатывает.

– Хорошо. – Солон смотрит на меня. – Мне будет нелегко уйти от тебя.

– Ты только что сказал, что нам нельзя быть вместе.

– Я не говорил, что это будет просто. Покидать тебя – все равно, что идти против силы тяжести.

– Знаю, – соглашаюсь я. – Но сейчас это наш лучший вариант. Единственный. Возвращайся в дом. Я останусь здесь. Посмотрим, что будет.

Я понимаю, что говорю. Знаю, что в моих словах есть смысл, что мне нужно побыть одной. Но это звучит так пусто и незамысловато из моих уст, что это просто убивает меня изнутри.

Я не хочу расставаться с ним.

Хочу отмотать время назад, вернуться во вчерашний день.

К тому моменту, когда он сказал мне бежать, и правда убежать, чтобы спасти нас обоих, убежать, чтобы спасти наши отношения.

Но пути назад нет.

Есть только здесь и сейчас, и у меня остались шрамы на сердце.

Солон кладет руку мне на щеку, наклоняется, чтобы поцеловать, и я позволяю его запаху окутать меня, напитать мою душу, но потом появляется страх, образ красных глаз, когтей, боли и крови, и я сильно отталкиваю его.

– Не надо, – говорю ему. – Нельзя.

Его глаза темнеют, а затем он поднимает подбородок, расправляя плечи. Потому что знает. Солон знает, что зверь выходит наружу во время секса. Он знает, что поцелуи могут открыть следующий этап. Что наши эмоции сейчас слишком сильны, и это тоже может стать ключом.

– Ты знаешь, где меня искать, – произносит он.

Затем поворачивается и выходит из комнаты.

И мое сердце, наконец, разбивается.

Глава 10

Абсолон

– Тебе не пора домой? – спрашивает Джим, выходя из квартиры. – Кто-нибудь вызовет полицию.

– Не смогут, – отвечаю я, уставившись на сигару в своей руке, дым поднимается вверх.

Я чувствую на себе его взгляд. Неохотно поворачиваю голову, чтобы посмотреть. Джим гораздо менее вспыльчивый и упрямый, чем его жена. Он хороший отец для Ленор, но я бы хотел, чтобы он не был таким мягким. Тогда бы больше доверял ему.

– Иди домой, Абсолон, – говорит он, теперь тверже. – Ленор знает, что ты здесь.

– Пусть знает, – говорю ему.

– Она боится тебя, помнишь? – указывает Джим.

Мне не нужно напоминать.

Прошло несколько дней с тех пор, как Ленор вернулась из путешествия с Джеремайсом, после того, как я стал зверем и чуть не убил ее. Она осталась в своей старой квартире, а я пошел домой. Это к лучшему, знаю, и все же не могу не приходить сюда каждую ночь. Стою здесь от заката до рассвета возле их дома, просто наблюдая, ожидая. Я не спал. И не ел уже целую вечность. Я выживаю за счет сигар и упорства.

Полностью осознаю, что Ленор остается здесь из-за меня. Я знаю, что это была моя вина, знаю, что натворил. Но несмотря на это, не могу оставить ее одну. С ней многое случилось в прошлом. На стороне ведьм был Атлас По, на стороне вампиров – Яник. Они хотели ее убить, и нет никаких сомнений в том, что другие тоже захотят попытать шанс. Родители желают ей добра, и они хорошо справлялись, защищая ее всю жизнь, но сейчас все стало серьезнее. Их обереги не сработали против меня, они не сработали против Атласа, Яник легко напал на Джима при первой же возможности.

Знаю, что Ленор сейчас боится меня, но я не доверю ее защиту никому, кроме себя, хотя и себе тоже не доверяю.

И все эти разговоры о Джеремайсе пробирают до костей.

Он так легко появился, залез в окно, несмотря на то, что мой дом находится под защитным заклинанием. Как давно тот на это способен? Всегда? Если да, то почему не приходил до того, как Ленор вошла в мою жизнь? Джеремайс знает, кто я, чем занимаюсь. Вампирам твердят, что ведьм создали убивать их, что Джеремайс уничтожил бы нас всех, будь у него хотя бы небольшой шанс.

И все же, не уничтожил. Надо воспринимать это как хороший знак. Возможно, он не такой злобный, как говорят, но я так не считаю. И не доверяю ему, не доверяю тому, чего тот хочет от Ленор. Кажется, он обладает неограниченной властью – прорываться сквозь наши чары, летать, увозить Ленор в какое-нибудь другое место, залечивать смертельные раны. Не думаю, что Джеремайс проявил интерес к ней потому, что резко превратился в любящего отца. Значит, его интерес в сочетании с властью представляет угрозу.

Я вздыхаю.

– Я уйду, – говорю Джиму. – Но ты должен понять, почему я здесь.

– Ты мне не доверяешь, – отвечает тот, складывая руки на груди и прислоняясь к двери. Он тоже выглядит так, словно не спал несколько дней. Поскольку Джим человек, это видно с первого взгляда.

– Я никому не доверяю, – замечаю я. – Ты это знаешь.

– Ты представляешь для нее опасность, – говорит он.

– Есть другие опасности, кроме меня. Думаешь, здесь она защищена от Джеремайса?

– Он спас ее. У нас нет доказательств, что он хотел причинить ей вред.

– Он спас ее с помощью черной магии. Иначе не призывают Лапландских ведьм.

– У тебя был опыт общения с ними? – с любопытством спрашивает Джим.

– Да, – говорю я, снова затягиваясь сигарой. – Давным-давно. Отец использовал их.

– Интересно, что Джеремайс и Скарде могут это делать.

Я пожимаю плечами.

– Интересно только то, что они оба связаны с дьяволом.

Джим мгновение наблюдает за мной, что-то обдумывая.

– Ты тоже связан с Дьяволом.

– Как и Ленор, – отвечаю я. – Возможно, не по крови, но у них с отцом течет одна и та же магия в венах.

Джим сердито смотрит на меня.

– К чему ты клонишь, Ставиг?

– Ни к чему, – отвечаю я со вздохом. – Кроме того факта, что это никому не сулит ничего хорошего. Если откинуть Джеремайса, есть еще Скарде.

Он выпрямляется.

– Ты что-нибудь слышал?

– Что твоя дочь в его черном списке? Нет. Но это не значит, что мы можем расслабиться. Он все еще где-то там. – Я не упоминаю, что узнал о Калейде. Джим бы тоже в это не поверил.

Мы оба на мгновение замолкаем. На улице сгущается ночной туман, воздух холодный, и кажется, что лето никогда не наступит.

– Могу я тебя кое о чем спросить? – говорит Джим.

– Всегда.

– Ты любишь ее?

Я вздыхаю, снова уставившись на сигару.

– Да.

Ответ обжигает сердце. Потому что я отчаянно влюблен в нее, женщину, которой причинил боль, женщину, которая теперь должна держаться от меня на расстоянии, чтобы спасти себя. Люблю ее, несмотря на все попытки отстраниться. Я застрял навсегда между любить ее и никогда не быть с ней.

Любовь – это наказание.

Мне нужно искупить много грехов.

Он смотрит на меня мгновение, затем кивает.

– Иди домой. Отдохни немного. Делай то, что там делают вампиры. Клянусь, я не допущу, чтобы с ней что-то случилось.

Это противоречит всем моим инстинктам, но я знаю, что должен. Просто вернусь попозже, когда они уснут.

Я киваю, затем иду по улице, куря сигару, и исчезаю в тумане. Мог бы отправиться через «Черное солнце», чтобы быстрее добраться домой, но в данный момент не хочу спешить. Если не могу охранять ее, значит, мне негде быть. Я хочу насладиться сигарой, насладиться ночью, этим городом, который когда-то имел для меня столько смысла, обеспечивал столько комфорта, но теперь кажется пустой оболочкой без Ленор в моей жизни. Даже сигара безвкусна.

Я решаю прогуляться в сторону центра города и направляюсь к Маркет-стрит. Мимо снуют электрические трамваи. Я пробираюсь сквозь толпу, как сквозь туман, люди выходят с концерта, который только что закончился в «Уорфилде». Никто не посмотрит на меня дважды, если я сам этого не захочу. Но запах человеческой крови временами ошеломляет, напоминая, что скоро нужно будет утолить жажду, напоминая, что мне придется использовать одного из доноров, а не Ленор, как обычно.

Мысль об этом дает еще одну трещину в сердце.

Я направляюсь по Грант-стрит к воротам Китайского квартала. Здесь больше людей, магазины работают допоздна, в воздухе пахнет мясом на гриле – аппетитный аромат даже для такого, как я. Видимо, я очень голоден, раз по-настоящему захотел поесть.

Люди общаются на кантонском и мандаринском языках, которые я понимаю. Их разговоры настолько обыденны, что я им завидую. Они говорят о своих семьях, о праздниках, о погоде, о работе. И в кои-то веки я отдал бы все, чтобы насладиться жизнью, свободной от своих сложностей. Иногда прохожу мимо пожилых людей, которые смотрят на меня слишком долго, потом отшатываются и скрываются в магазинах. Они знают, кто я. Возможно, не в состоянии понять, кто на самом деле, но в глубине души чувствуют. Я хищник, а они добыча. Поэтому они убегают и прячутся.

В конце концов, я сворачиваю на более тихую улицу.

И тут чувствую это.

Застарелый запах.

Анис, сера, мох, сосна.

Я слышу шаги, дыхание в квартале отсюда.

Слишком близко.

Резко оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как тень исчезает за зданием. Он пытается быстро передвигаться на публике, но у него нет магии. А у меня да. Я добивался её кровью и потом.

Накладываю маскировочную защиту, поэтому любой, кто мог бы наблюдать из квартиры, отвлечется, сбитый с толку и не понимая увиденное, а затем быстро двигаюсь сквозь туман, пока не оказываюсь в том переулке. Темнота ему не поможет скрыться.

Как и мне.

Через секунду оказываюсь рядом с ним, отбрасываю его к стене, готовый к ответному удару. Я на несколько сантиметров выше, мои плечи шире, мускулы крупнее, но он провел свою жизнь, упиваясь развратом крови, а я делал все наоборот.

Я швыряю его в здание с такой силой, что в цементе остаются трещины, которые раздробили бы кости любому обычному человеку.

Но он просто падает на руки, как кошка.

На секунду приседает, пригибаясь к земле, кажется, борется со всеми инстинктами, чтобы не напасть.

Вместо этого встает и улыбается мне.

– Вот как ты относишься к родственникам, Солон? – спрашивает Калейд, отряхивая грязь со своей кожаной куртки.

– Да, – просто отвечаю я. Ни на секунду не ослабляю бдительность. – Когда я видел тебя в последний раз…

– Это было в 1850 году. Я знаю. Помню, – говорит он.

– Помнишь, как пытался убить меня?

Его улыбка становится шире.

– Конечно. Но только потому, что ты пытался убить меня. Да ладно, не стоит обижаться. Самооборону рассматривают даже в суде.

– Там, откуда мы родом, нет судов общей юрисдикции, – напоминаю ему. – Нет никакого закона.

– Верно, – размышляет он, неторопливо направляясь ко мне. – Лишь «убить или быть убитым». До сих пор ни один из нас не познал последнее. Это довольно впечатляюще, тебе не кажется? Сыновья Скарде все еще живы и бодры.

Я свирепо смотрю на него.

– У Скарде много сыновей.

– Ах, – говорит Калейд, проводя рукой по волосам. – Но первых только два. – Он замолкает, задумчиво поднимая глаза. – Как забавно, а? Два первых сына. Как будто мы близнецы. Хотя, ты был первым, если подойти к этому с точки зрения хронологии.

– Мне без разницы, – резко отвечаю я. – Можешь забрать этот титул себе.

Он поднимает брови.

– Ой. А ты разве не слышал? Я тоже не хочу, – его веселая улыбка на мгновение исчезает, и в глазах появляется по-настоящему хитрый блеск. – Я послал сюда Онни. Должен сказать, стало обидно, что ты не пришел, когда он просил.

– Какого хрена я должен был это делать?

– Потому что мы хотим одного и того же, брат.

В мгновение ока я оказываюсь рядом с ним, обхватываю руками шею, затем прижимаю его к противоположной стене, мой локоть раздавливает его яремную вену.

– Не смей, черт возьми, называть меня братом, – злюсь на него, видя, как тот краснеет. – Я не твой брат.

Калейд моргает, глядя на меня, почти закатывая глаза.

– Ладно. Ладно. – Я отпускаю его, и он кашляет, пожимая плечами. – Онни сказал, что ты будешь занозой в заднице.

– Прости за то, что я не очень гостеприимен. Не каждый день такой паразит, как ты, притворяется, что встал на пусть истинный.

– Паразит? Ну что за комплименты нынче.

Я пристально смотрю на него, каждый нерв напряжен, каждая мышца готова к атаке.

– Почему ты здесь, Калейд? Так далеко от Балтики.

– Ну, маленькая птичка напела мне, что ты слишком боишься появляться на моей территории. Поэтому я решил прийти на твою. – В конце он добавляет ухмылку, от которой мне хочется выбить ему все зубы.

– Какой ты благородный.

– Ты прав, что не доверяешь мне, брат. – Калейд замечает выражение моего лица и снова ухмыляется. – Прости, прости. Забыл. От меня отреклись. Полагаю, по уважительной причине. Но сейчас я здесь. Это должно что-то значить. Насколько знаю, у тебя на улицах полно вампиров, готовых меня прикончить.

Вообще-то нет, но я не буду говорить ему об этом.

– То, что ты здесь, ничего не значит, кроме того факта, что ты придурок.

Он пожимает плечами.

– Как бы то ни было, я здесь. Потому что мне нужна твоя помощь. И тебе нужна моя. Мы хотим одного и того же.

– Что именно?

– Чтобы наш отец исчез.

Я прищуриваюсь, изучая его лицо. Конечно, он выглядит так же, как и всегда, его волосы чуть короче, но все равно, как у меня. Хотя тот родился от другой женщины, мы не должны быть похожи, но, к сожалению, так оно и есть. Голубые глаза, темные брови, черные волосы, высокие скулы.

– Зачем тебе это? – в конце концов, спрашиваю я.

– Потому что он слишком долго был у власти.

– Возможно, это как-то связано с тем, что он бессмертен.

– Но мы этого не знаем, не так ли? Если мы можем умереть, то и он тоже. То, что никто еще не попытался его убить, не значит, что мы не можем.

Я качаю головой.

– Зачем, Калейд? Ты хочешь захватить власть?

Он прищуривает на меня глаза.

– Я не заинтересован в правлении. Лишь считаю, что никто не должен править нами. Давай будем свободны делать свой собственный выбор.

– Мы и так свободны делать свой собственный выбор, – напоминаю ему. – Я делаю здесь все, что мне заблагорассудится. Ты делаешь там все, что тебе заблагорассудится. К чему такие перемены?

– Потому что мы никогда не будем по-настоящему свободны, пока он у власти.

– Не похоже, что у него много власти, если он прячется в глуши.

– Скарде не прячется, – нетерпеливо огрызается он. – Он становится сильнее. Создает свою армию.

– Армию, которую Ленор легко разгромила, – замечаю я, хотя, судя по блеску в его глазах, тут же жалею, что вообще произнес ее имя.

– Ах да. Ленор. Где твоя печально известная подружка? Я думал, ты никогда не выпустишь ее из виду после того, что пытался сделать наш отец.

Я поджимаю губы, желая уберечь Ленор от этого подальше.

– Она поблизости.

– Понимаю. Но смутно. Ладно, знаешь, я надеюсь с ней как-нибудь встретиться.

Я ощетиниваюсь.

– Что бы ты ни планировал, это ее не касается.

– А тебя да?

– Я этого не говорил.

Он наклоняется и сильно хлопает меня по руке.

– Ну же, Солон. Теперь, зная, что я не буду пытаться убить тебя, пригласи меня в свой дом. Нам нужно многое обсудить.

– Не очень хочется, – осторожно говорю я.

– В ту минуту, когда Скарде и его армия покинут свой мир и придут в этот, ты поймешь, что человечество ничего не сможет сделать, – говорит он. – Для них игра будет окончена. Для нас тоже.

Я нервно сглатываю.

– С каких это пор тебя волнует, что произойдет с человечеством?

– Я наполовину человек, если ты забыл, – язвит Калейд, затем быстро добавляет улыбку. – В последнее время я стал намного больше взывать к своей человеческой стороне. Ты вдохновил меня.

– Да, слышал.

– Значит, ты слышал, как я сказал, что для нас игра окончена. Мы не можем выжить без людей. Скарде так не думает, но я не собираюсь проверять его теорию, уничтожая всех подряд. Послушай, знаю, что тебе это кажется неуместным, ты не доверяешь ни единому моему чертову слову. Но я бы не был здесь, не рисковал своей жизнью, не будь это важно для меня и для тебя. И да, Ленор это тоже касается, нравится тебе это или нет. Если мы не победим его, она будет первой, за кем он придет. Скарде хочет, чтобы она стала его невестой, Солон.