Текст книги "Хозяин теней 6 (СИ)"

Автор книги: Карина Демина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

В общем, явно не то место, где со спокойной душой можно зловещие опыты проводить.

– Замечательно, – Эразм Иннокентьевич остановил запись. – Савелий, я дам вам методичку. И попрошу следовать рекомендациям, в ней изложенным. Упражнения просты, не отнимут у вас много времени. Десять минут перед сном каждый день и через неделю повторим измерения. У вас весьма высок коэффициент нестабильности поля, что может являться следствием недавнего скачкообразного прироста силы или же указывать на близость такового. В любом случае, дыхательные упражнения помогут.

И всё?

Нет, как-то от лабораторий я другого ждал. Но за методичку спасибо.

[1] [1] Смородинов В. Г. Годы службы моей в Варшавском учебном округе и эпизоды учебного быта. В оригинале речь идёт именно о Варшавском учебном округе.

[2] Пажеский корпус – элитное учебное заведение, попасть в которое было очень сложно. Право просить о зачислении малолетних сыновей в пажи было предоставлено сначала лицам первых четырёх классов, а затем – первых трёх или же представителям фамилий, занесённых в пятую и шестую части родословных книг (титулованное и древнее дворянство). Количество мест было ограничено, только в 1827 г набор расширен до 150 человек

[3] Большой честью и привилегией считалось возведение пажа в звание камер-пажа. Однако на это могли рассчитывать только лучшие из лучших, отличившиеся в учёбе, поведении и воспитании, а также свободно владеющие иностранными языками. Камер-пажи были прикреплены и несли службу при императрице и великих княгинях во время балов, торжественных обедов, официальных церемоний и других мероприятий, где их присутствие было обязательным по протоколу.

[4] Эта часть русской орфографии считалась самой тяжёлой для учащихся, из разряда тех, которые понять невозможно, только запомнить. И для запоминания использовался такой вот мнемонический стишок.

Глава 13

Глава 13

Бай да бай,

Поскорее помирай!

Помри поскорее!

Буде хоронить веселее

С села повезем

Да святых запоем,

Захороним, загребем,

Да с могилы прочь уйдем.

Колыбельная. [1]

Сегодня у ворот гимназии нас поджидали. Почти у самой ограды, под хмурым взглядом охранника, крутился тип в зеленом чесучовом костюме. В одной руке тип держал букет, в другой – белоснежную коробку, перехваченную атласной лентой. Сверху лента образовывала изящного вида бант, под который также просунули веточку чего-то зеленого и с виду изысканного.

– Господин, – при появлении Шувалова тип встрепенулся и бросился к нам. – Как и обещали, господин! Розы, господин. Найсвежайшие. Только утром срезаны. И вот, шоколад.

– Дим, – Орлов повернулся к некроманту. – Мы ж вроде договорились, что к Савке едем.

– Договорились, – Шувалов принял букет, а коробку передал Демидову. – И тем удивительнее мне твоё отношение. Мы собираемся в гости к даме. Без предупреждения.

– Я предупредил, – вставил я.

Но был удостоен лишь скептического взгляда.

– Чего?

– Димка считает, что предупреждать о визите надобно как минимум за две недели. Чтобы не доставить хозяевам беспокойства неожиданным своим появлением. А лучше и вовсе дождаться приглашения, – пояснил Ярослав. – И так-то да… кое в чём он прав. Как-то я не подумал.

– Тебе простительно, – сказано это было спокойно. Шувалов явно не намеревался оскорбить, но лишь констатировал факт. Но Демидов помрачнел и вздохнул.

– А вот ты, Никита, мог бы и подумать. В принципе являться в гости с пустыми руками нехорошо, а уж в нашей ситуации, когда мы фактически совершенно неприличным образом напросились, и подавно.

– Ну да… Сав, извини.

– Да я тут при чём? И вообще Татьяна, она… в общем, она уже привыкла, что… у меня вообще с воспитанием сложно, не говоря уже про хорошие манеры, – я махнул рукой и перевёл тему. – Поехали, что ли…

Вот если и кузен его такой же породистый и обходительный, то мне вообще не понятно, чего Одоецкой для счастья не хватало-то.

Молодой. Состоятельный. Воспитанный.

И с рожи, полагаю, не урод. Как-никак породистый.

Чего этим бабам ещё надо?

– Её вообще дома может и не быть…

Но Татьяна была.

И не одна.

– Ой, у нас гости. Мальчики! – радостный голос Светочки заставил Шувалова споткнуться. – Савушка, а ты не говорил, что к тебе друзья приедут…

– Добрый день, – Татьяна лично вышла встречать гостей.

И Шувалов растерялся.

Вот реально растерялся. У него физия от растерянности вытянулся, а взгляд нервно заметался между Татьяной и Светочкой, о которой я, признаться, позабыл. Не в том смысле, что в принципе. Скорее уж привык к ней настолько, что как-то не подумал предупреждать о возможном её присутствии.

Тем более, что жила Светочка по своему расписанию, зачастую являясь лишь к ужину.

– Несказанно рады знакомству, – Орлов толкнул Дмитрия в бок. – Если бы мы знали, сколь прекрасные дамы нас встретят в этом доме…

И ручки умудрился поцеловать обеим.

И чудом, не иначе, цветы оказались в руках Татьяны, коробка с шоколадом – у Светочки. И кажется, в итоге никто не выглядел обиженным.

– Мог бы и предупредить, – шепнул на ухо Шувалов, провожая Светочку взглядом.

– О чём?

– О родственнице.

– Она не родственница. Она просто тут живёт. Да не смотри ты так. Ну забыл. И вообще… не привык я к этим расшаркиваниям.

Взгляд у Шувалова был выразителен. Другой бы под этим взглядом и усовестился. А мне подумалось, что конфет в коробке вряд ли много и до ужина они не доживут. Как пить дать Светочка коробку вскроет и потом засядут с сестрицею чаёвничать.

– Странная она, – прогудел Демидов, проводивши Светочку задумчивым взглядом.

– Есть такое. Но… Потом расскажу. Может быть. И вообще, если помнишь, мы здесь по другому делу.

Будто заглянув в мои мысли, коробку с шоколадом Светочка распаковывать не стала, но поставила на комод, подхватила сумку, отмахнувшись от помощи Орлова, и упорхнула, оставив после себя лёгкий аромат разогретого солнцем луга. И судя по тому, как принюхивался Орлов, этот аромат ощущал не только я.

– Идёмте, – Татьяна с трудом сдерживала улыбку. – Николай Степанович уже прибыл и ждёт вас. Савелий, я надеюсь, что не зря его позвала. У него много дел, и если это…

– Я готов возместить ущерб, – Шувалов чуть склонил голову. – И мне жаль, что вам пришлось…

– Да хватит уже, – перебил его Орлов. – Сударыня, уверяю, что не будь дело таким… неоднозначным, мы бы не стали отвлекать вашего…

– Жениха, – спокойно уточнила Татьяна и как-то руку повернула так, что на пальчике блеснул камешек. Колечко. Женщины умеют показывать нужные им вещи словно бы невзначай.

Но хорошо, что Николя дозрел.

– Поздравляю, – подпрыгнул Орлов. – Ему повезло. И надеюсь, он это понимает, поскольку в ином случае я готов прямо сейчас бросить своё сердце к вашим ногам…

– Балабол, – Демидов покачал головой. – Извините. Он на самом деле не такой дурак, каким кажется.

– Ничего. Я… ко всякому привыкла.

И вот чего на меня смотреть-то.

– Савелий, тебя и твоих друзей ждёт библиотека. Я рада, что ты решил серьёзно отнестись к учёбе и взяла на себя труд подобрать несколько газетных статей нужной тематики и статистические выкладки. Надеюсь, вы после поделитесь плодами совместного творчества. А вас…

– Дмитрий.

– Дмитрий. Да. Прошу за мной.

– Но, – Орлов подобного поворота не ожидал. Да и я тоже. – А… мы?

– Если ваш друг захочет поделиться подробностями, – Татьяна умела говорить так, что возражать ей не хотелось. – Он сделает это сам.

И не поспоришь.

– Эм… – Орлов проводил взглядом Татьяну и Шувалова. Затем совершенно не по-благородному шмыгнул носом и произнёс. – Знаешь, а хорошо, что я старший. Да… и мои сёстры не командуют.

– Это пока, – возразил Демидов. – Они у тебя просто мелкие. Дай пару лет и увидишь. Но предлагаю и вправду в библиотеку. Писать, как ни крути, придётся…

Мы переглянулись и я вздохнул.

А в библиотеке сидел Тимоха.

Следовало предположить. Из всех помещений старого дома он предпочитал именно это – огромное, заполненное тяжелой громоздкой мебелью. Правда, книжные шкафы были большей частью пусты – хозяева вывезли то, что сочли ценным, оставив пяток любовных романов, потрёпанные томики поэзии и стопки старых газет. И лично на меня эта пустота навевала уныние. Возможно, что не только на меня, поскольку библиотека начала наполняться. Первыми на полках разномастные большею частью потрёпанные учебники, которые притаскивала Светочка. Следом за ними – тетради, промокашки и просто пачки резаной бумаги. В другом шкафу примостилась пара медицинских журналов и учебник артефакторики с закладкой.

Свежий выпуск «Имперского механика». Слегка потрёпанный ботанический атлас. И троица книг в разномастных обложках со стёршимися названиями.

На столике валялись свежие газеты.

А вот мольберт поставили у окна, хотя, подозреваю, Тимохе было всё равно. Он, подвинув к мольберту кресло вплотную, забрался на него с ногами. И что-то рисовал. Старательно. Очень. Язык вон высунул от усердия.

– Доброго дня – радостно поздоровался Орлов, протянув руку. И замер, когда Тимоха повернулся к нему, как был, с высунутым языком и этим своим беспомощно-детским выражением лица, которое не оставляло сомнений, что с ним не всё ладно.

– Это Тимофей, – я отступил, чтобы видеть их. – Я вам говорил.

Случайность?

Нет, Татьяна всегда знала, где Тимоха. И сейчас, небось, приглядывала за ним глазами Птахи, которая затаилась где-то в тенях. Птаху я не чувствовал, но знал, что она есть. И смотрит.

– Мой брат, – сказал я спокойно. – Он был ранен. Что-то вроде контузии. И теперь вот…

– Та! – Тимоха отвлёкся от листа и повернулся к нам. – На.

Он ловко перемахнул через подлокотник и выпрямился. Взгляд его зацепился за Орлова. А потом Тимоха взял протянутую руку и пожал.

Причём осторожно.

И… снова показалось, что ещё немного и он очнётся.

– И я рад знакомству, – Орлов произнёс это совершенно спокойно и даже чуть склонил голову.

– Ага!

Демидову тоже пожали руку, причём Тимоха держал её довольно долго, да и самого Демидова разглядывал с неприкрытым интересом. Впрочем, как и прежде в какой-то момент та искра внутри, что не давала утратить надежду, погасла. И Тимоха разом потерял интерес к гостям.

Он вернулся в кресло и, забравшись, снова потянулся к мольберту.

– У меня дядька под прорыв попал, – очень тихо произнёс Демидов, обнимая себя. – Три года тому… в шахте… с инспекцией был. Рабочие жаловались. Он и пошёл сам. Были подозрения, что управляющий ворует. Вот и поехал. Без предупреждения. Сразу на шахту и сюрпризом.

Орлов в кои-то веки промолчал.

– Оказалось, что вправду воровал. Воздухогонки едва-едва работали. Защита почти иссякла. И крепи гнилые. Эта падла поняла, что будет, когда дядька выберется. И обрушение устроила. Обвал… ну и много людей на одном месте засыпало. А там, на глубине… там… близко к тому миру.

– Ты не рассказывал, – столь же тихо произнёс Орлов.

– Да как-то оно к слову не приходилось. Вот… дядька не один был. Сына своего взял. Ну, брата моего. Двоюродного. Им повезло, что не сразу завалило, успели отойти в боковую ветку. И людей прикрыли, до кого дотянулись. Дядька сильный. И братец… был… батька тогда и сам прилетел, и всех, кто был из наших, согнал… в три дня завал вскрыли. Вот… но твари… тварей много. Синодники ещё помогали.

Тимоха мурлыкал что-то под нос.

И казалось, что ничего-то ему не интересно, кроме рисования. Рядом, на спинке кресла, примостилась Буча, которая ощутимо подросла, но, видать, не настолько, чтоб Тимохе стало легче.

Или дело не в ней?

– Братец мой до сих пор и не оправился. В нём дрянь какая-то, которую никак не получается убрать. А дядька… уже потом… он щит держал, перегорел, вот… доставать доставали, но порода ненадёжная. То и дело подсыпало. Его камнем и приложило. Стал почти как… твой брат. Нет, он хороший. Славный, только… глядеть больно.

Это было сказано совсем тихо.

– А целители? У нас хороший целитель, – Орлов произнёс это уверенно.

– У нас не хуже, – отмахнулся Демидов. – Отец его и в Петербург возил. До самого верха дошёл, вон, с Пироговым договорился, который при государе, чтоб глянул. А тот… глянуть глянул, но руками развёл. Мол, дело не в тварях. Эта физическая травма. Камнем череп проломило и мозг тоже. Разрушило. И что повезло, что он вовсе выжил. Только… не знаю, везение это или нет. Я бы… я бы лучше умер. Наверное.

Он вздохнул и спохватился вдруг.

– Ты это… только… не болтай, добре?

– За кого ты меня держишь? – Орлов обиделся вполне искренне. – Я знаю, когда и что говорить можно. Ладно, Савка, Метелька… давайте вон тот стол займём. Предлагаю так. Сначала на черновую текст сочинить. Страницу или две, потому что пишешь ты ещё хуже чем я, а я до недавнего времени полагал, что это в принципе невозможно.

Он разом переменился. И как-то… всё вокруг тоже. Нет, никуда не делся Тимоха. Как и двоюродный братец Демидова. И надо бы будет переговорить с Ярославом.

Как бы глянуть на этого его братца.

Если дело в дряни с той стороны, вдруг да помогу? Или хотя бы попытаюсь? Не из доброты, но с Каравайцевым ведь получилось.

– … а уже потом будешь мучиться и переписывать набело. Учти, наш ретроград весьма ценит аккуратность. Хотя справедливости ради, мелкие огрехи он простит, если содержание будет соответствовать его представлениям о правильности.

Орлов быстро перебирал газеты, оставленные Татьяной. Что-то оставлял, что-то откладывал. А сестрица и обвела то, что полагала полезным.

– Да, да… тут нет… смотри. На самом деле с Георгием Константиновичем в принципе поладить довольно просто, – Орлов нужные газеты придвинул, ненужные убрал. Огляделся. И взяв стопку старых, рукавом смахнул с них пыль. – Главное надо помнить, что он ярый государственник. Яр, помоги…

– А? – Ярослав, подобравшийся к Тимохе, чтобы заглянуть в мольберт, вздрогнул и смутился, будто застали его за делом недостойным. – Чего?

– Того. Не мешай человеку творить. Так вот, начинать надо со вступления… – Орлов разгладил лист. – Может, ты попишешь? Быстрее будет, пока мысль не ушла…

Чернильница была тут же.

И набор перьев.

– А мне что делать? – уточнил я.

– Думать… ну, можешь сходить, глянуть, как там Димка… если получится.

– Глянуть попробую, – я выпустил Тьму и подтолкнул её. – Но вряд ли…

И не ошибся. Стоило Тьме подобраться к двери гостиной, где устроился Николай Степанович, как из сумрака выглянула Птаха и возмущённо заклекотала. Главное, сама мелкая, взъерошенная, но не боится. Тьма замерла, явно несколько растерявшись. Птаха-то ей на один зуб, но вроде как своя и есть её нельзя. И что делать, не понятно.

– Назад, – сказал я мысленно. – Не будем Таньку нервировать.

В конце концов, всегда можно расспросить Шувалова. Или Николя… ну, правда, не факт, что и они расскажут.

– Не-а, – проморгавшись, я посмотрел на Орлова. – Там Танька свою тень оставила, так что не получится…

– И у неё есть? – Демидов удивился.

– И у неё. И у Тимохи. Правда, теперь совсем мелкая. Он был хорошим охотником. Куда сильнее меня.

– Погоди… – Демидов наморщил лоб. – Если…

– Думай про себя, – опередил меня Орлов, стукнув приятеля по лбу увесистым томом «Фабричного уложения». Не знал, что в нашей недобиблиотеке такое есть. Или Танька притащила? Заботливая она. – И догадки свои же при себе оставь.

– Понял, – Демидов лоб потёр и, кажется, не обиделся. – Тогда работаем. Предлагаю начать так… погоди… надо что-то вроде того, что вся власть…

– От Бога? – не выдержал я.

– Точно, – согласился Орлов. – И Государь наделен ею свыше… то есть милостью Божию он поставлен править самодержавно над всеми землями и людьми.

– И это хорошо! – Демидов подвинул чернильницу.

– Для кого?

– Для твоей отметки. В общем, такой порядок был положен от начала времен и должен сохраняться. И каждый разумный человек, осознавая сие, в меру сил своих и способностей будет радеть за его поддержание, – Орлов поднял палец. – Раздор же меж подданных сему порядку вредит.

– Вредит… – повторил Демидов. – Надо будет как-то покрасивше…

– Потом доработаем… – Орлов заложил руки за спину и принялся расхаживать по библиотеке. – Причина же оного раздора состоит в том, что одни подданные, позабыв о христианском милосердии, праве и законе государевом, безбожно угнетают…

– Так и писать?

– Пиши. Безбожников он не любит.

– Это точно.

– … угнетают других, вытягивая из них все соки и лишая их души веры в справедливость, ибо нет таких законов, которые защитили бы малых да убогих пред сильными, но позабывшими о Боге и Государе. А потому мнится тебе, что весьма важно сочинить закон, который бы…

Орлов чуть запнулся и уставился на меня.

– Устанавливал правила взаимоотношений меж фабрикантами и рабочими.

– Лучше порядок. Он любит порядок.

– А не многовато ли порядка? – усомнился Демидов.

– Порядка много не бывает!

– Точно. Порядок взаимоотношений, – я оседлал стул. – Где были бы описаны права и обязанности каждого.

– О! Про обязанности он тоже любит… тут уж надо что-то придумать. Но только без всяких там разрешений на стачки, как предлагают некоторые.

– Начнём с малого, – тут уже я думал. – И неприятного. Обязать фабрикантов организовать ретирадники, которые бы регулярно чистились.

– Чего?

– Уборные, – пояснил Метелька. – Это да… у нас на фабрике были, а вот на некоторых – так нет. Или вот только для мастеров, а рабочим туда нельзя.

– И куда люди… – Орлов моргнул. – Ходят?

– А под забор и ходят. Или порой прямо в цеху. Ну, по малой нужде. Особенно, если холод. На холод кому охота? А в цехах от машин тепленько. Но тогда вонь стоит… – Метелька поморщился.

– Ещё мой дед велел на всех производствах уборные организовать, – Демидов выглядел удивлённым. – Это ж… это ж и вправду воняет, что не зайти. А ещё недели не пройдёт, как рабочие животами маяться станут.

– Вот, про это и пиши. Можешь не сильно красиво выражаться, а то ещё решит, что мы за него сочинили.

– И что поддерживать ретирадники надо в порядке, нечистоты вывозить, а не сливать в реку, потому что от этого по воде распространяются многие болезни.

– Это да…

– Установить продолжительность рабочего дня, а если работник работает более, то и оплата за переработку должна быть выше. Установить минимальную оплату, можно для разных производств свою, потому как порой отличаются и по сложности, и по умениям… – я задумался и качнулся на стуле. – Ещё… скажем, чтобы платили только государственными деньгами, а не самопечатными. Самопечатные деньги – это нарушение закона и покушение на права казначейства, а значит и государя…

Принцип я уловил. И да, без придирок не обойдётся, но, глядишь, Георгий Константинович в целом подуспокоится.

[1] Пример так называемой «смертной» колыбельной. Фольклористами записано их немало. Данная приводится Д. И. Успенским, который свидетельствует о большой популярности подобных колыбельных в Тульской губернии

Глава 14

Глава 14

И многие почитают за счастье, когда удаётся пристроить дитё судомоем. Зачастую им вовсе не платят денег либо же сговариваются об оплате только на великие праздники – Пасху и Рождество. Тогда как в остальное время достаточным полагают и того, что судомой имеет возможность невозбранно потреблять объедки, что остаются после гостей трактира. А то и, когда хозяин заведения добр, забирать их с собой. Это становится немалым подспорьем семье…

«Петербургский листокъ»

Шувалов появился в тот момент, когда мы вчетвером спорили, нужно ли запрещать детский труд или достаточно его немного ограничить.

– Да ты пойми, Сав, что, ограничения не сработают! – Орлов галопом кружил по библиотеке, чудом разве что не натыкаясь на шкафы и стулья. – У нас их просто-напросто не поймут! Или поймут, но найдут способ обойти! Только запрет!

– Как будто запреты не обойдут, – Демидов задумчиво грыз конец пера. – Только в путь, сунут на лапу фабричному инспектору и всё…

– Вопрос в том, сколько надо будет сунуть. И станут ли связываться. Одно дело – мелочь, которую и проверить тяжко… ну как ты проверишь, сколько там он работает и где на самом деле? А вот когда будет так, что если на фабрике дети, то сразу и штраф! И такой, чтоб немалый. Тогда и инспектору тоже платить придётся немало. И кому оно надо?

Демидов скорчил скептическую гримасу.

– Вы оба правы. И ограничения обойдут, и запреты. И взятки давать будут, – я покачивался на стуле. – Но тут другое. Дети на фабрики идут не потому, что им больше заняться нечем. А от нужды. Для многих – это единственный способ заработать на кусок хлеба. Отбери саму эту возможность, нужды меньше не станет. В отличие от способов из неё выбраться. И те, кто сегодня идёт на фабрики легально, завтра займётся… а вот чем получится, тем и займётся.

– Ругаетесь? – появление Шувалова я пропустил.

Выглядел он… помятым, что ли?

– Продуктивно думаем! – Орлов подскочил к приятелю и, приобняв, тряхнул. – А ты как? Живой?

– Как видишь.

– Мало ли, чего от тебя, некроманта проклятого, ждать…

Улыбался Шувалов криво.

И стало быть, спрашивать, всё ли в порядке, не след. И так видно, что не в порядке.

– Что целитель сказал?

– Сказал, что это и вправду ненормально. И… в общем, он должен побеседовать с моим отцом. Я ему позвонил. Объяснил. И теперь они разговаривают. Извини, Савелий. Я не думал, что… так получится, – Шувалов выглядел до крайности растерянным.

– Значит, серьёзно всё? – Орлов мигом сбросил маску.

– Да. И как я понял… он хочет осмотреть и вас тоже. Если вы не против. Или, если нужно получить разрешение родителей, то звоните.

– Обойдусь, – отмахнулся Орлов.

Демидов, подумав, кивнул.

– Чего раньше времени батю беспокоить, – это он произнёс в полголоса. – Он и так не сильно радый уже этой учёбе.

Шувалов опёрся спиной на шкаф и посмотрел на меня, потом произнёс:

– Мне до крайности неловко, что я доставляю беспокойство. И ещё отец, скорее всего, приедет. Он сложный человек. И я боюсь представить его реакцию, но в том, что он захочет лично встретиться с Николаем Степановичем, не сомневаюсь. И моей инициативой вряд ли будет доволен.

– Выпорет? – уточнил Орлов.

– Нет. Он против физических наказаний. Говорит, что порка унижает человеческое достоинство, – бледность уходила и Шувалов успокаивался. – Просто… у него характер. И дар… дар куда сильнее моего. Это влияет на людей. Поэтому, если вы не готовы принять, то я пойму. Николай Степанович уверен, что отца тоже нужно посмотреть, что лучше бы это сделать здесь, не привлекая внимания, однако…

– Та! – Тимоха выглянул из-за мольберта. – У!

– Это Тимоха. Старший брат Савки. Помнишь, он рассказывал? – Орлов меня опередил. – Он отлично рисует. И у него контузия.

– Ага, – Тимоха кивнул и потянулся. – Ух!

А его словарный запас расширяется. Как-то раньше я на это внимание не обращал. Буча тихонько свистнула и перебралась на плечо. Благо, плечи у Тимохи были серьёзные, места хватало.

– Он… охотник? Тоже? А почему тень у него маленькая? – Шувалов отвлёкся.

– Болеет, – ответил я.

– А разве тени могут заболеть?

– Чего они только не могут. Дмитрий, не дури. Если Николя сказал, что смотреть надо, значит, надо. И да, лучше тут. В смысле у нас, раз уж мы это всё затеяли. Если что… будет независимым консультантом.

– В каком смысле? – уточнил Шувалов, окончательно успокаиваясь.

– Почитает наш опус и выступит с критикой. На предмет нехватки в нйм порядка и государственности.

Шувалов кривовато улыбнулся и кивнул.

– Это он может. Но на твоем месте я бы воздержался показывать.

Первым гостя почуяла Тьма. Встрепенулась и заволновалась, дёрнула меня, требуя выпустить.

– Большой, – сказала она. – Злой. Опасно.

Призрак встопорщил перья и свистнул, а потом издал низкий рокочущий звук, от которого и Орлов вздрогнул.

– Что за… – он крутанулся.

– Полагаю, отец прибыл, – Шувалов отложил листки с нашим опусом, который уже успел перечитать трижды, всякий раз оставляя какое-то невообразимое количество пометок. От этого появлялось некоторое ощущение собственной неполноценности. И не только у меня, если Орлов попытался листки отобрать, но безуспешно. – Надеюсь, ты сумеешь удержать свою… тень.

– Сумею, – я тоже поднялся.

Негоже оставлять такого неприятного гостя на Татьяну.

– Идём?

Шувалов одёрнул гимнастёрку, спешно поправил ремень, закрутил головой, пытаясь найти зеркало… что-то мне его папенька уже не нравится.

– Сила. Много. Вкусно, – воспользовалась случаем Тьма, как бы намекая, что у неё есть верный способ избавить меня от неприятных людей.

Нет уж. Не нравится – это ещё не повод скармливать человека твари.

Тьма огорчилась.

Но мы присмотримся. А там… мало ли, как пойдёт.

Я всё-таки представлял его иначе. Стереотипней, что ли? Этаким злым старцем дракуловатого вида, непременно в чёрном плаще и с тростью.

Трость имелась.

А вот плащи давно уже вышли из моды, потому и обрядился Шувалов-старший в элегантный костюм светло-серого цвета. И старым он не выглядел. Высокий. Породистый – сразу понятно, в кого Димка пошёл, тут никакие экспертизы не нужны. И вежливый до оскомины. Улыбается. Раскланивается.

Если ему и не нравилось происходящее, то он ничем этого не выдал.

Димка сделал шаг вперёд и подбородок задрал, чтобы выглядеть солидней. Ну или по привычке.

– Отец. Позвольте представить вам моего товарища Савелия. И его сестру. Татьяну Ивановну. Татьяна Ивановна, это мой отец. Алексей Дмитриевич Шувалов.

Татьяна присела как-то так, как оно принято в обществе. Причём при всей нелепости этого вот упражнения, она умудрилась проделать его с немалым изяществом.

– Добро пожаловать, – сказала она, ничуть не смущённая ни силой, ни взглядом, которым её одарили. Впрочем, как и дом, и меня.

Шувалов-старший наверняка оценил и место, где наш дом расположен, и в целом его целиком, со старой разномастною мебелью, стёршеюся позолотой и общей неказистостью.

– Доброго дня, – он мило улыбнулся и вручил Татьяне букет. – Несказанно рад знакомству. Много слышал от сына о вашем…

– Брате, – спокойно ответила Татьяна и тоже мило улыбнулась. – Я счастлива, что Савелий столь быстро обзавёлся друзьями. У него сложный характер…

И на меня покосилась.

А я что? Стою. Грудь вперед, живот втянул, хотя его не было, но всё одно. Глаза таращу, изображая нечеловеческий восторг от встречи. И прям чую всем организмом интерес к скромной своей особе.

– Понимаю. Сложный характер – это всегда… сложно.

Типа шутит так?

– Но и я рад, что у моего сына такие друзья, которые… не оставили его в сложной ситуации, – а это уже сказано без всяких шуток. – Однако, если вы позволите… времени у меня не так много.

– Конечно, прошу. Николай Степанович сейчас заканчивает…

Это с Яром.

Орлова Николя осмотрел быстро, сказав, что в целом всё весьма даже неплохо, но нужно больше времени уделять отдыху и развитию дара.

Шувалов-старший с Танькой удалились, а мы вернулись в библиотеку.

Ага, и Демидов уже тут. Быстро управились.

– И как? – Метелька озвучил вопрос, который волновал многих. И протянул Шувалову бублик. На кухню сбегал?

– Откуда? – я вот от бублика отказываться не стал, как и Димка.

– Я в булочную позвонил, они и принесли, – Метелька устроился на подлокотнике старого кресла, и положил на колено тетрадь по словесности. – Слушай, а тут как писать надо? Арифметические изыскания…

Он произнёс это по слогам.

– Теперь-то красота, с аппаратом, не надо ноги бить. Позвонил и сиди, жди булок.

– Яр, ты как?

– Да нормально так-то… но целитель изрядный. От нашего меня так не пробирает. А этот сказал, что у меня мышцы зажатые. Где-то там. И чего-то надавил, потом силой. И как-то вот, – Демидов руки поднял и помахал. – Не болит и не тянет. Вроде как я их ещё давно зажал. А наш и не видел… слушай, а если ему денег заплатить? Неудобно так-то.

– Это не ко мне, – я покачал головой.

– Обидится, – Шувалов ел бублик, аккуратно отщипывая кусочки. – Я только заикнулся, а он сразу ответил так… что, мол, занимается по просьбе невесты, и потому не стоит беспокоиться о деньгах…

– Тогда и вправду не стоит, – я пожал плечами. – Надо будет, поверь, Николя с твоим папенькой договорятся.

– Не уверен. Знаешь, обычно люди чувствуют наш дар. Даже если закрыться полностью, всё равно остаётся что-то такое… вызывающее неприязнь. Или правильнее будет сказать, отторжение? – Шувалов был задумчив. – У дарников. А у обычных – страх. Он же словно и не заметил… и так… даже когда сила почти…

Он замолчал.

– Договаривай уже, – потребовал Орлов. – Что случилось?

– Дар… нестандартно среагировал. И вчера… с Елизаром… ему не нравилась эта чужая сила, но я сумел восстановить контроль. А сегодня едва не случился всплеск. Точнее он бы случился, если бы не твоя сестра. Её тень просто появилась и вытянула излишки силы.

Ага, а с моими делиться не стала.

Хотя сколько там тех излишков.

– И всё успокоилось. И… в общем, Николай Степанович сказал, что есть признаки стимуляции роста дара. Какие-то характерные изменения структуры, но пока на начальном уровне. Поэтому отца и позвал.

– Да уж… а ваш целитель не замечал?

– Нет.

– Интересно…

– Я спросил. А Николай Степанович сказал, что… в общем, изменения на этом этапе незначительны. И что если не искать их целенаправленно, то и не увидишь. Что человек, который прежде не сталкивался с подобным… он просто решит, что имеют место некоторые индивидуальные особенности развития и только. А деградация каналов станет заметна уже много позже.

– То есть, ваш целитель ни при чём?

– Не знаю. Отец точно будет его проверять. Но… если так…

– А это лечится?

– Да, – Шувалов доел бублик. – Мне уже намного легче. И… Николай Степанович говорит, что и особого лечения не требуется, что организм сам восстановится, но нужно убрать источник отравления. И просто гасить вспышки силы, если таковые будут, но не блокираторами, а… как в этот раз.

Он поглядел на Призрака, который, растянувшись поперек порога, принялся вылизывать Бучу. Та ворчала и пыталась выбраться, но Призрак придавил её когтистой лапой.

– Я так полагаю, Николай Степанович обсуждает с отцом и твоей сестрой возможные варианты.

Это какие?

Хотя, какие тут варианты. Или я еду жить к Шуваловым, или Шувалов остаётся у нас. Прям даже не знаю, что мне нравится меньше. Он же, подкинув Призраку комок силы, который тот великодушно уступил Буче, поинтересовался:

– А у тебя ещё одной сестры с даром нет?

– Вроде нет. Насколько знаю. А тебе зачем?

– Для кузена, – ответил Орлов. – А я говорил, что надо бы пошевелиться, пока о помолвке не объявили. Теперь всё. Хотя, Сав, ты сестре намекни. Кузен у него славный малый.

– Боюсь, Герман пока не готов к новой попытке.

– Ещё переживает?

– Да. Мне бы не хотелось говорить, но он испытывал глубокую личную симпатию к Одоецкой. И её побег сильно на него повлиял. Контроль силы во многом связан с эмоциями, поэтому… ему сейчас сложно.

– Настолько глубокую, что продолжает искать? – Демидов потёр палец, на котором обнаружилось чернильное пятно. – Да ладно, Дим. Это ж так себе секрет. Они вон тоже газеты читают.