Текст книги "Хозяин теней 6 (СИ)"

Автор книги: Карина Демина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Точно! Вспомнил, где слышал эту фамилию. От Одоецкой.

Надо будет порасспрашивать её про Шуваловых, пока не уехала. Там вроде Карп Евстратович упоминал, что держать девушек взаперти смысла нет. И что-то он там будет решать.

Шувалов буркнул что-то неразборчивое.

– И наконец, с огромной радостью представляю вам нового преподавателя математики и естественных наук, работы которого впечатлили…

– Надеюсь, будет нормальным, а не как Немец. Помнишь, это его? Мол, ваш разум слишком примитивен в силу происхождения, чтобы осознать всё величие… – передразнил Орлов, голос его звучал низко и преувеличенно важно. – То ли дело немецкий порядок и немецкий ум…

Потом повернулся к нам.

– Был у нас тут один приглашённый профессор. Как я теперь понимаю, именно, что был.

– Каравайцев Егор Мстиславович! – объявили на сцене, и директор отступил, позволяя гостю выйти вперёд. А я… я порадовался, что сидим мы не на передних рядах, ибо Метелька издал странный клокочущий звук и сполз ещё ниже.

Я же…

Я почувствовал, как губы сами собой растягиваются в улыбке.

– В свою очередь и я, – бархатистый голос заполнил пространство. – Несказанно рад этой возможности. Ибо нет учителя без учеников…

Каравайцев, значит.

Вид у него очень подходящий для провинциального учителя.

Чёрные волосы, зачёсанные на пробор. Аккуратные усики. Бородка. Круглые очки, которые смотрелись не глупо, но весьма даже стильно.

Птица-ворон сменила имя, но не окраску.

– Чего улыбаешься? – Шувалов всё-таки приглядывал за мой.

– Да так, – я не стал поворачиваться к нему. – Чувствую просто, что учиться здесь будет очень и очень интересно…

[1] Правила для учеников гимназий и прогимназий ведомства министерства народного просвещения, 4 мая 1874 года. Содержали 72 параграфа. Кстати, вышеописанное правило распространялось и на посещение в сопровождении родителей. Исключение делалось для учеников прогимназий и 1 класса гимназий.

[2] Реальная гимназия К. Мая размещалась во флигеле дома Ершова на 1-й линии Васильевского острова, в доме 56, а в собственное отдельное здание переехала лишь в 1910 г.

Глава 3

Глава 3

Кому из нас, преподавателей средней школы, не приходилось слышать упреки, что средняя школа совершенно не учит писать, что учащиеся мало читают, не любят и не умеют читать, совершенно не умеют передать путевых наблюдений, впечатлений от прочитанной книги, виденного и слышанного [1]

В. Ключевский

Я чувствовал себя глупо.

Нет, в теории я понимал, что буду постарше одноклассников, но вот чтобы настолько… ну да, им одиннадцать-двенадцать, нам с Метелькой – четырнадцать. Пятнадцать почти. Вроде и невелика разница.

В теории.

А на практике я глядел на эту суетящуюся толпу, которая окружила классного наставника, и осознавал, что придётся тяжко.

Я ещё и рослый. И возвышаюсь над ними. И вообще…

– Вот, Павел Юрьевич, говорят, что ваши, – Орлов самолично вызвался проводить нас и от возражений только отмахнулся. Мол, он обещал приглядеть, вот и приглядывает. А если из-под пригляду выпустит, то какой это пригляд тогда.

– А, Никитушка. Да, да… наши. Новенькие… Савелий и Козьма, если не ошибаюсь?

– Метелька! – сказал Метелька и спрятался за меня. А Павел Юрьевич покачал головой и явно собирался что-то ответить, но был прерван оглушительным воплем:

– Савка! Савка, ты живой!

Твою же ж…

Серега повис на шее, пытаясь сдавить меня в объятьях, и выглядел таким счастливым, что мне даже совестно стало.

– А она говорила, что ты… ой, извините, Павел Юрьевич. Я просто думал… и не ожидал… и встретил вот.

– Всегда приятно встретить друга, – Павел Юрьевич мягко улыбнулся. Был он невысок, седоват и в целом благообразен. – Что ж, теперь, пожалуй, я знаю, кто будет готов взять шефство над новичками.

– Буду рад, – Серега сиял от счастья.

И вот… приятно, что ни говори. А вот Шувалов прищурился. Вот какого лешего он следом потянулся? Причем с недовольным видом, будто он нам тут одолжение делает.

– Знакомый, стало быть? – уточнил Орлов, протягивая руку Сереге. И тот церемонно пожал её. – Что ж, знакомый моего знакомого – мой знакомый. Никита. Орлов.

– Сергей Аполлонович Пушкин-Савичев, – важно представился Серега, руку пожимая.

– И где ж вы познакомились? – Шувалов изобразил улыбку, но как-то у него плохо получается, будто через силу.

– Да… – Серега вдруг понял, что о подробностях знакомства распространяться не след. И растерялся.

– В поезде, – сказал я за него. – Ехали вместе.

– И с ним тоже? – Шувалов бровь приподнял, вроде как насмешливо.

– Поезд был большим, – миролюбиво отозвался Метелька. – Кто в нём тогда только не ехал.

– Ага! – от избытка чувств Серега, позабыв про статус и родовитость, подпрыгнул. – А вы тут, да? Во втором классе?

– Во втором, – признался Метелька со вздохом. – А ты?

– И я! Представьте! Перевели! Я в прошлом году в прогимназии был, но оказалось, что там всё известное и вообще скучно. Мне зимой и предложили экстерном экзамены сдать! И я сдал!

Стыдно, Громов. Ребенок вон экстерном экзамены сдал, а ты учёбы боишься.

– И тогда в первый класс приняли! И я закончил! И опять сдал экзамены, уже перед каникулами! И вот во второй перевели.

– Молодец! – Орлов не удержался и дёрнул за козырёк фуражки.

– Доброго дня, – тихий голос показался мне знакомым. – Прошу прощения, что вмешиваюсь в беседу, понимаю, что это невежливо, однако я хотел бы поприветствовать…

Ещё один знакомый.

Да они издеваются там, в Охранке, что ли?

– Елизар! – Метелька первым пожал протянутую руку. – И ты тут!

– Тоже в одном поезде ехали? – Шувалов не удержался от шпильки. И Елизар несколько растерянно пожал плечами.

– В одном трактире ужинали, – Метелька ответил за него и осклабился во всю ширину зубного ряда.

– И после этого прониклись друг к другу нежными дружескими чувствами, – хохотнул Орлов и толкнул под бок Демидова. – Прям как мы с тобой! Помнишь?

– Забудешь тоже… мне до тебя не случалось сиятельным господам рожи бить.

– Это ещё разобраться надо, кто и кому тогда набил…

– Господа, господа, – тихий голос профессора, однако, был услышан всеми. И гомон стих. – Нам пора в класс. А уж на перемене выясните, кто и кому, и для чего… и только, надеюсь, в теории. Спешу напомнить всем, что битие рож, как окрестил сие занятие Яромир, в стенах гимназии не приветствуется.

– Сав, а Сав, а почему ты не написал, – Серега влез между мной и Метелькой. Забавно смотримся. Метелька щуплый, а потому среди гимназистов-второгодников не особо выделяется. А вот я возвышаюсь на голову. И рядом хрупкий невысокий Серега, который, наоборот, на полголовы ниже.

– Потому что… сложно всё. Извини, – отвечаю ему шёпотом. – И не здесь. Потом.

Он кивает с важным видом. А я перевожу тему:

– А тебе не будет сложновато учиться? Тут все вон, постарше… это мы с Метелькой два раздолбая среди малых, а ты наоборот, получается.

– Нет. Я знаю. Я просматривал учебники за второй год. На самом деле Алексей Михайлович сказал, что у меня отличные способности. И ум живой. И что смысла нет заставлять меня проходить то, что я знаю. Тут, конечно, сперва не очень хотели, но потом взяли на испытательный срок и вот оставили. В другой бы какой школе так не согласились. А у меня экзамен директор принимал. И Павел Юрьевич тоже. У меня, между прочим, итоговый балл – четыре и восемьдесят девять сотых![2]

Произнёс это Серега с гордостью,

– Молодец, – сказал я, посторонившись. Елизар держался рядом, явно чувствуя себя несколько неловко. – Знакомься, это Елизар.

– Сергей, – Серега протянул руку.

– А ты тут как оказался? – задаю вопрос уже Елизару. – Как вообще? Как брат?

– Замечательно. И матушка вернулась. Теперь у нас другой дом. Его хорошо охраняют.

Елизар пожал протянутую руку.

– А ты тут учился? – ответ я знаю, но уточнить стоит.

– Нет, – держался Елизар несколько настороженно. – До недавнего времени нас учили дома, но теперь отец посчитал, что мне необходимо продолжить образование именно здесь.

Вот, чуется, не сам он это решил.

Интересно, кому мне претензии высказывать? Карпу Евстратовичу? Вряд ли. Не его уровень. Тут кто-то иной решение принимал. Кто-то, кто сидит повыше. И ещё тот, кто не постеснялся бы использовать детишек в этих вот играх.

Интересно, Аннушка в курсе?

Или он настолько меняется, что уже и её мнение не играет роли? Или… я снова чего-то да не понимаю. Одно знаю, любовь любовью, но рисковать сыном она бы не стала. Более того, случись чего с Серегой, она Алексею Михайловичу собственноручно ангельские перышки пообщипает.

– Мне устроили экзамен и по результатам его предложили зачислить сразу во второй класс, – продолжил Елизар и посторонился, пропуская лохматого мрачного паренька, на лице которого читалась вся радость гимназиста от предстоящей встречи с любимыми преподавателями.

– Ясно, – сказал я. – Ладно, давайте вот потом встретимся?

Класс был просторным и светлым. В нём пахло деревом и едва слышно – лаком, которым это дерево покрывали. Ещё цветами. Табаком. Бумагой и чернилами. И кажется, всем тем, чем должно пахнуть в школе первого сентября.

Августа, мать вашу.

Августа!

Эта жизненная несправедливость с украденным месяцем каникул ранила сердце. Но только моё.

– Погоди, – я придержал Метельку, который ломанулся было вперед. – Нас всё равно сзади посадят. Так чего уж.

И я плюхнулся за ближайшую парту, заработав укоризненный взгляд Сереги.

– А вы, малышня, вперед давайте, – велел я.

– Но…

– На перерыве, Сергей. Всё на перерыве… да и не переживай, никуда я отсюда не денусь.

После того, что увидел там, в зале, так точно.

– Слово даю, что не денусь, – заверил я его. – И вообще, лучше сиди отдельно, чтоб не отвлекаться. А то нехорошо получится.

Кивок.

А вот Елизар, оглядевшись, устроился перед нами.

– Надеюсь, – осторожно поинтересовался он. – Вы не будете против? Я не хочу навязываться, но я тут ни с кем больше не знаком.

– Да без проблем. Вместе веселей, – Метелька погладил парту и, наклонившись, понюхал. – Ишь ты… как новая. И гладенькая вся.

Ну да, в приюте парты выглядели совершенно иначе. Там и не парты-то, но обыкновенные столы, которые имели дурную привычку скрипеть, а то и вовсе раскачивались.

– Доброго дня, класс, – поприветствовал собравшихся Павел Юрьевич. И ответом ему был нестройный гул голосов. А подниматься никто не поднялся. – Рад встрече с вами. И надеюсь, что вы тоже рады…

Гул был потише, хотя детишки честно попытались изобразить радость.

– В этом году наш состав несколько изменился. Так, полагаю, вы заметили отсутствие Григория Островского. Увы, он вынужден был отбыть в Рязань вместе с семьёй. Как и Леонид Арефьев.

Лёгкий шепоток пронёсся над партами.

– Дела рода… – Павел Юрьевич развёл руками. – Однако несмотря на сии, вне сомнений, печальные обстоятельства, нас всё же стало больше. Итак, представляю вам новых учеников… Елизар Витальевич Нагорный… будьте добры, расскажите о себе.

– Я… – Елизар поднялся и огляделся. Кажется, ему стало слегка не по себе. – Я рад учиться здесь. Я…

Он запнулся. И окончательно растерялся.

– Вы из Петербурга? – пришёл на помощь Павел Юрьевич.

– Д-да… отсюда.

– И чем увлекаетесь?

– Естественными науками. Я целитель. Пока дар открылся. Развивается. Могу немного, но кое-что умею. Надеюсь, что здесь получится развить его, – Елизар выдохнул. – Ещё люблю механизмы. Разные. То есть, люблю разбираться в том, как они функционируют. Пытаюсь сам, но…

– В таком случае, полагаю, вам будет интересна наша электромеханическая мастерская. Там вы найдёте тех, кто разделяет это увлечение.

– Да⁈ – Елизар выдохнул. – Конечно. Извините. Спасибо большое.

– Чудесно. В таком случае представляю вам ещё одного ученика. Козьма Иванович Метельский.

Метелька поднялся.

– Я не отсюда. Издалека. Жил. Раньше. В деревне вот жил, – он повёл плечами и подобрался. – Родители померли. Был в детском доме. Потом вот… попал. И это… дара нет. Из увлечений… так… ну… тоже, чтоб особо… стреляю неплохо. Могу с ножичком управиться. Или вот…

Я дёрнул его за рукав.

– Рожи бить умею! – радостно закончил Метелька и плюхнулся на место.

– Рожи… – Павел Юрьевич с трудом удержал улыбку. – Что ж, жизнь такова, что любое умение может оказаться и нужным, и полезным. Но в вашем случае, полагаю, стоит направить его в нужное русло. У нас имеется отлично оборудованный спортивный зал. И опытные наставники помогут вам раскрыть свой потенциал…

– Спасибо, – Метелька потёр шею. – У нас уже есть один… так раскрывает, что порой кости в кучку собирать приходится.

Павел Юрьевич, кажется, несколько удивился. Но опыт за его плечами был немалый, а потому он лишь кивнул. И произнёс.

– И последний из новичков. Савелий Иванович Гронский.

Я поднялся и с трудом сдержался, чтоб не отступить. Нет, вот какого они все так на меня уставились. В кругу тварей и то спокойней себя чувствовал, потому что тварей хотя бы убивать можно.

А тут…

Вон, этот вихрастый щурится и под партой дулю крутит. А та парочка, что с другой стороны, взглядами обмениваются. И в этом обмене уже мне мерещится заговор.

Спокойно, Громов.

Это дети.

Это просто дети одиннадцати-двенадцати лет от роду. Ты ж вон и на той стороне выжил, и с бандитами сталкивался, и с революционерами. Стыдно трястись перед детишками.

Или это не я?

Тело?

Остатки Савкиной памяти? Личности? Чего-то такого, что завязывает кишки тугим узлом и заставляет язык прирасти к нёбу.

– Я… как и Метелька, потерял родителей, – заговорить всё же пришлось. – Заболел и сам. Выжил… попал в детский дом. Там нас нашёл наставник, а после и помог попасть в хорошую семью. Увлекаюсь… сложно сказать, чем увлекаюсь. Умею стрелять. Бить рожи тоже умею, но обещаю, что не стану без веской на то причины.

И Павел Юрьевич чуть наклоняет голову, показывая, что услышал.

– Мы… вообще не особо понимаем, что да как. Раньше учились в приюте. Потом сестра помогала. И при фабричной школе чутка буквы там и в целом. А тут в гимназию попали. Случайно. Думаю, будет тяжко. Считаю я нормально, но пишу, как курица лапой…

Кто-то тихо рассмеялся.

– Поверьте, – улыбка Павла Юрьевича стала шире. – Не вы один, не вы один… правда, Складовский?

– Ага, – парень с бритою башкой, на фоне которой оттопыренные уши казались неоправданно огромными, радостно кивнул. – Я не лучше!

– Вот… с французским и латынью вовсе мрак. Но мы будем стараться!

– И замечательно, – Павел Юрьевич поправил очочки. – Для учёбы важны не только и не столько способности, сколько желание учиться. Разум, как и тело, нуждается в тренировке. И чем с большим усердием вы его тренируете, тем более заметен эффект. Слышали, Складовский?

– А что я?

– Ничего. К сожалению, ничего. Что ж, надеюсь, господа, вам понравится в нашей школе.

Ну, тут я не сомневаюсь.

Главное, чтоб школа уцелела.

[1] Из статьи В. Ключевского, опубликованной в 1915 г.

[2] В гимназии Мая средний бал высчитывался до сотых, при этом за всю историю не было такого, чтобы кто-то получил 5.00. И оценивали весьма строго. Так что, Серега по сути – отличник.

Глава 4

Глава 4

А во многих ресторациях там предлагают испробовать «куршского голубя», изготовленного по особому рецепту. Но след быть внимательным, поскольку во многих заведениях нечистые на руку хозяева подают отнюдь не голубей. Их тяжко изловить, ибо голубь – птица редкая и осторожная, тогда как ворона, наоборот, водится на Куршской косе в великом множестве. Местные крестьяне давно уж приловчились ловить ворон и поставлять их в город. Возникли даже особые умельцы, коих именуют «кусателями ворон» [1], которые…

Путевые заметки.

В беседке, что спряталась меж двух огромных кустов шиповника, было прохладно и спокойно. Я расстегнул гимнастёрку и выдохнул.

Пальцы не занемели.

Пальцы вообще не ощущались. А туда же… впереди ещё два урока.

– Сав, может, лучше обратно на фабрику? – поинтересовался Метелька, пытаясь оттереть от руки и манжета чернильные пятна. Рука ладно, этим местных гимназистов не проймёшь, а вот манжет – это грустно. Это застирывать придётся и не факт, что мыло возьмёт.

– Может, и лучше, но нельзя.

Метелька испустил тяжкий вздох.

– Зато кормят хорошо, – он явно пытался найти в ситуации что-то положительное.

– Это да, – согласился я.

Кормили и вправду неплохо. На завтрак, состоявшийся после вводного урока, подали молочную кашу, щедро приправленную маслом. И булки. И мёд. И варенье, что из смородины, что свежесваренное яблочное, в котором яблоки полупрозрачными дольками.

Сразу как-то и жить стало веселей.

И в целом.

– А так что думаешь? – Метелька вытащил из кармана сухарь.

– Не наелся?

А на обед были щи, густые, со сметаною. И ещё каша, но уже мясная. И компот был, а к нему – треугольные махонькие пирожочки, которые на один укус.

– Да… привычка, – он отломал кусок. – Так что?

– Сложно всё. Сдаётся, переигрывают они слегка.

– Кто?

– Охранка.

– Думаешь они нарочно?

– А ты не думаешь? Тут тебе и Евдокия Путятична вдруг, когда до этого ни одной бабы среди учителей отродясь не было. Тут и Лаврентий Сигизмундович. Ещё б Еремея наняли, для полного комплекта. Учителем физкультуры.

– Не, – Метелька прям оглянулся, вдруг кто подслушает эту замечательную идею. – Мне его и дома довольно.

Это да. После моего возвращения из карантина Еремей решил, что слишком уж мы во всяких делах увязли в ущерб развитию. И принялся навёрстывать.

И главное, что-то подсказывало, что начало учебного года вовсе не означает, что он проникнется нашей занятостью и отстанет.

– Добавь сюда Серегу. И Елизара.

– Ну да, как-то оно… много. Особенно, с Серегой если.

Я отобрал у Метельки сухарь и разломил на две части.

– Не просто много. Слишком много, – тихо продолжил я, сунув хлеб за щёку. Странное дело, кормили и вправду вкусно, но вот этот сухой до каменного состояния хлеб, слегка пахший табаком, всё одно был лучше здешних пирогов. – Ладно… допустим, им понадобился целитель. И они во всей столице не нашли кандидатуры лучше Евдокии Путятичны. Ладно, пусть на должность инспектора этого пригласили нашего знакомца. Случайность. Совпадение. Но Серега-то здесь второй год учится! И не мог дражайший Алексей Михайлович сего не знать. Как не мог не знать, что Серега нашему появлению громко обрадуется.

– И это тебя злит?

– Не совсем это… – сложно объяснить, что чувствуешь, когда сам не особо понимаешь, что ты чувствуешь. – Скорее… знаешь, как-то обидно, когда человек, которого ты считал хорошим… ну или хотя бы неплохим, вдруг оказывается редкостной сволочью.

– Это ты про Алексея Михайловича?

– А про кого ж ещё. Или думаешь, Карп Евстратович сам по себе такое отчебучил? Нет, чего-то там он и сам по себе, но не эту вот фигню. Тем более по нему видно было, что идея с нашей учёбой тут ему не нравилась, – хлеб быстро закончился. – Ладно, мы с тобой. Мы и без того ходячая мишень, вечно куда-то влипаем, даже когда не хотим.

Метелька слушал и превнимательно.

– И то, что они нас в качестве наживки используют, это даже логично. Я сам согласился.

– Когда?

– А когда в больничке лежал. Не совсем, чтоб прямо, но… мне ясно дали понять, что тут будет интересно.

– То есть, одной латынью дело не ограничится?

– Увы…

– Скорее, ура, – сказал Метелька.

– Но… Слышнёв же Серегу фактически подставил. Вот прямо так. Чтоб тот увидел и обрадовался. Громко так. При всех. И это как раз нужно было. Иначе б с Серегой поговорили и он бы сообразил, как себя вести надо. Да, может, его завтра и уберут, но всё равно. Серега ж умный. Пусть не сейчас, но позже разберется, что да как. И простит ли, что его вот так использовали? Сомневаюсь. А если не уберут, тогда он окажется под ударом.

Тень, до того вившаяся вокруг беседки, встрепенулась.

– Сав, ты тут?

Серега. Лёгок на помине.

– Сав, ты не обиделся?

– На тебя? – я высунулся из беседки и помахал рукой.

– Да. Просто… вы так быстро ушли. Поели и раз…

– А, дело привычки, – отозвался Метелька. – Когда на фабрике, то перерыв короткий. Не успел? Твоя проблема. Вот и вышло, что поели и чего там делать? Сидеть, когда все на тебя глазеют? Ну, так тебе. Я себя натуральным элефантом чувствовал.

– А вы были в Зоосаду? – оживился Серега.

– Нет.

– Жаль. Там интересно! И слон тоже имеется! И ещё гиппопотам. Мы в Москве когда жили, то Алексей Михайлович водил. Там не как в зверинце, где звери в клетках, а интересно…

– Он тебе ничего не говорил?

– Кто? Алексей Михайлович? Про вас? Нет… он почти и не появляется дома. Мама переживает. Боится, что его убьют, – Серега забрался в беседку. – Я, наверное, неправильно там… ну, обрадовался. Просто… так вот… могли бы и написать. Или нет? Вы прятались, да?

– Да.

– А теперь…

– И теперь прячемся, – поспешил я заверить Серегу. – В конце концов, ты ж ничего-то не сказал. Да, имя… так имя у меня и осталось. Что в поезде ехали? Случается. Даже, когда выспрашивать начнут, спокойно расскажи, что на поезд тот террористы напали. И что мы чудом спаслись. Что там и познакомились.

– Думаешь, начнут?

– Почти уверен. Любопытные тут. И дети…

Тьма повернулась влево.

– И не дети, – завершил я. – Орлова знаешь?

– Да как сказать… слышал. У них своя компания. Несвятой троицей называют. Ну это так, в шутку… Они вечно что-то выдумывают. В том году, представляешь, поросят по классам выпустили. Семерых. И на спинах нарисовали номера. Один, два, четыре, пять, семь, восемь и девять.

– Погоди… – я хотел спросить, почему такая странная нумерация, а потом понял. И рассмеялся. – И долго искали третьего с шестым?

– Ага. До вечера почти. Зато потом Орлов забор красил. Не один, конечно. Он там за старшего, хотя Шувалов в жизни в том не признается.

– Они к твоей сестре сватались.

– Было. Только Алексей Михайлович им отказал.

– А они обиделись?

– Не думаю. Дело ж обычное, – Серега пожал плечами. А я вот смотрел. Троица.

Демидов возвышается над приятелями. Он если и меньше Тимохи, то ненамного. Широкоплечий, с виду неуклюжий, да только неуклюжесть обманчивая. Вон, движения какие текучие, плавные, что река.

Только каменная.

– Мама на всё это сватовство злится.

– Чего?

– Как бы… когда с Алексеем Михайловичем беда приключилась, то про нас будто все и забыли. Сразу стали шептаться, что это божье наказание, что, мол, она траур по отцу не выдержала. Брак этот без государева разрешения заключён был. И вовсе… – Серега опустил голову.

А вот Шувалов напротив, невысок и изящен. Прям образцовый аристократ выставочной породы. Хоть медаль на шею вешай за идеальный экстерьер. Но тоже по движениям ясно, что умеет он не только по дорожкам красиво вышагивать.

– Не то, чтобы навестить, хотя бы матушку, утешить, но даже открыток не присылали, с пожеланиями. А это вовсе уж нехорошо… а потом, ну… когда случилось, – Серега поёрзал и поинтересовался. – А ты знаешь, что случилось?

– По-моему, об этом вся империя знает.

– Это да… – он хихикнул. – Тогда-то и государь Алексея Михайловича совсем приблизил…

– И все сразу о вас вспомнили.

– Точно.

Орлов же на аристократа похож не больше, чем Метелька. Рожа рязанская, с хитроватым прищуром, который намекает как бы, что этому типчику доверять не след. Так ещё и волосы медным блеском отливают. Причём неравномерно. Одни прядки выгорели, другие тёмные, третьи этакими язычками пламени.

И сам он идёт, идёт, но слишком уж медленно движется эта троица. А потом Орлов то и дело срывается на быстрый шаг, обегая приятелей то с одной стороны, то с другой. Но главное, что движутся они прямо к беседке.

Случайность?

Тьма выползла и потянулась. А потом вдруг я увидел, как резко остановился Шувалов, выкинул руку, преграждая путь остальным.

– Назад, – я отдал команду, вбирая Тьму в себя. Взгляд Шувалова был устремлён на неё.

– … и вот теперь все желают породниться. Мне уже две дюжины невест предложили, причём некоторым – пятнадцать. Я ж когда вырасту, они состарятся! – это Серега произнёс с нескрываемым возмущением.

– Не боись. От невест мы тебя защитим, – Метелька качнул ногой.

Шувалов стоял на месте. Что-то сказал. Орлов мотнул головой и ответил. А вот Демидов, склонив голову, уставился на беседку.

– Скажи… а Шуваловы, они кто? Не охотники ведь?

Его сила была какой-то иной природы. И ведь была, хотя я и не чуял. Но Тьму он заметил.

– Нет, конечно, – Серега повернулся. – Некроманты.

– Ох… твою же ж, – вовремя спохватился Метелька и перекрестился. – Серьёзно?

– Так… да. Об этом же все знают. Только ты его не обзывай и вообще они не любят, когда об этом напоминают. Да и с Синодом у них сложные… взаимоотношения. Вообще со всеми сложные взаимоотношения. Они ж со смертью, считай, бок о бок постоянно. Ну и… а чего там?

– Можешь сказать, что мы тут? – спросил я. – А то ещё шмальнёт чем, некромантическим.

Потому что уж больно рожа у Шувалова была выразительной.

– Ты что! Использовать силу вне тренировочного зала запрещено! За это и выгнать могут…

– Всё одно, скажи.

Ибо думается, что одно дело – хулиганство, и совсем другое – тварь иного мира, на которой не написано, что она глубоко домашняя и в целом безобидная зверюга.

В общем, вариант «не бойтесь, она не кусается» тут не прокатит.

– Он тень мою заметил, – сказал я Сереге и тот кивнул. А потом высунулся из беседки и замахал рукой. – Эй, мы тут! Идите к нам!

Кто бы сомневался, что рыжий Орлов замахал в ответ. И действительно с грацией молодого лося, пробивающего себе путь в светлое будущее, ломанул к нам. Вот реально, как лось, через кусты и по газону.

– Никита! – вопль Шувалова распугал ворон. – Никита, стой!

– Спокойно! – я тоже выглянул. – Это… свои. Своё. В общем, не тронет.

И он понял.

По тому, как напряжение отступило. А та мутная категорически неприятная с виду погань, что обняла его руку, развеялась.

– Кто не тронет? – Орлов притормозил. – А чего вы прячетесь?

– Мы не прячемся, – ответил Метелька.

– Ага. Обед заглотили и сгинули!

– Они просто привыкли быстро есть, – Серега, кажется, обиделся. За нас. И поспешил пояснить. – На фабрике перерывы были короткие.

– А что они на фабрике делали? – уточнил Шувалов. Он приближался неспешно, исключительно по дорожке и на следы, оставленные Орловым, глядел с печалью человека цивилизованного, которому пришлось стать невольным свидетелем дикарской выходки.

– Работали, – Метелька вытащил из кармана ещё один сухарь и тотчас, устыдившись, спрятал.

– На фабрике? – Демидов наклонился и заглянул в беседку. – Работали? Зачем?

– Для общего развития.

Выражение лица Шувалова стало нечитаемым.

– А что за фабрика?

– Да тут… на окраине. Воротынцевская. Там ещё прорыв случился! А потом взрыв! А потом нас в госпиталь засунули, ну, жандармский, – Метелька поймал вдохновение. – И мы там лечились. Только…

– Погоди, я ж читал! И про фабрику, и про тот прорыв, который прямо в госпитале… – Орлов щёлкнул пальцами. А глаза его прямо загорелись. – Значит, вы там были, да?

– Ага… – Метелька поёжился. – Там опять приложило… ну и потом уже нам сказали, что раз так, то мы тут учиться будем. Ну, чтоб в люди выбились и всё такое.

– Понятно, – сказал Шувалов так, словно ему и вправду было что-то да понятно. А потом уточнил: – А тварь твоя с фабрики или с госпиталя уже?

Зараза некромантская.

– Да померещилось тебе, – Орлов глянул на приятеля искоса. – Я бы почуял тварь.

– Тоже скажешь, что померещилось? – поинтересовался Шувалов этак, с насмешечкой, мол, я тебе поверю, и все поверят.

– Не померещилось, – врать вот так с ходу смысла не было. А вот завязать отношения с этой троицей стоило. Если я правильно понял, они будут в курсе того, что в гимназии происходит. – Только это как бы…

– Секрет? – глаза Орлова снова вспыхнули. И на месте он подскочил.

– Секрет, – согласился я.

Большой секрет для маленькой, для маленькой такой компании. Главное, вслух не запеть.

– Покажешь? – и Шувалову интересно, прямо настолько, что интерес этот пробивается через маску аристократического равнодушия. – Могу принести клятву, что никому не скажу.

– Слово, – прогудел Демидов. – Силой клянусь…

И на лопатообразной ладони его вспыхнула искра.

– Слово, – Орлов радостно подхватил клятву. – Силой клянусь, что не стану говорить о твоей твари кому бы то ни было… и он не станет. Правда?

Шувалов поморщился. Но повторил.

– Слово. Твоя тайна останется твоей.

Хотелось бы верить, но очень в том сомневаюсь. С другой стороны, общие секреты объединяют. И я кивнул. А потом потянул Призрака.

Во-первых, я ему обещал, что позволю покрасоваться в следующий раз. Во-вторых, он помельче будет. А Тьма… чувствую, Шувалов не так прост, а потому поаккуратней надо с ним.

Некромант, ёлы.

Живой.

Вытянутый в мир яви Призрак радостно свистнул.

– Ох ты ж ёлы… – Орлов сделал шаг назад.

– А говорил, примерещилось, – меланхолично заметил Шувалов, разглядывая тень.

– Так я ж… я бы почуял охотника… должен был бы почуять, – Орлов явно задумался, правда, хватило его ненадолго. Он потянулся к Призраку. – Крупный какой… давно у тебя?

– С год примерно, – я почесал макушку Призрака, который сунулся под руку. И силой поделился. – Случайно получилось. Меня убить пытались. Подбросили тварь. А я вот… приручил.

– Хорошая случайность… – Демидов вот разглядывал с интересом, но страха не проявляя. – А он… погладить можно?

Призрак щёлкнул клювом и, чуть склонив голову, уставился на Демидова круглыми глазами.

– Форма… у той была другая форма.

Шувалов, зараза, не спешил успокаиваться. И трогать Призрака не стремился, показывая немалое благоразумие.

– Так форма для теней – вещь условная, – произнёс я небрежно. – Сейчас одна, через минуту другая. Да, есть предпочтения, но не сказать, чтоб они прямо так за них держатся.

– А ты много знаешь.

– Так и ты не меньше…

– И ты действительно не ощущаешься Охотником.

– А должен?

Вот не надо на меня пялится так, будто я ему жениться обещал, а потом передумал.

– Охотники и вправду… неприятные. А ты вроде и нормальный, – Орлов ткнул в меня пальцем и задумался. Потом кивнул каким-то своим мыслям и добавил. – Точно. Нормальный. В смысле, обычный. Ничего не чувствую. Яр?

– И я ничего. Может, просто молодой ещё? Силы не набрал.

– Может, – объяснение Орлов принял легко. Кажется, он вообще из числа людей, которые всё воспринимают легко. – Ну и хорошо. А то обычно они прям бесят…

– Ты их тоже, – заверил Шувалов.

– А если угостить? – Демидов разглядывал Призрака, который, довольный этаким вниманием, красовался. То шею изогнёт, то перья распушит, а то и вовсе крылья развернёт полупрозначными парусами. – Можно?

– Силой? Да. Только немного.

– Ух ты… хороший какой… – Призраку протянули сложенные лодочкой ладони, в которых лежал тёплый шар силы. И тень потянулась, раскрыла клюв и очень аккуратно этот шар взяла.

– А мне? – Орлов, кажется, огорчился, что замечательная мысль покормить тварь пришла в голову не ему. – Можно?