Текст книги "Изольда Великолепная. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Карина Демина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 88 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]

Гм. Жестко у них здесь. Конечно, я предполагала, что нотой протеста и гордым выходом лордов из состава Совета дело не ограничится, но вот чтобы настолько.

Да уж, до сборов подписей под открытым письмом с целью выразить негодование политикой правящей партии им еще эволюционировать и эволюционировать.

– Конечно, я могу это сделать, – вполне спокойно продолжает Кайя. И я опять проглатываю очередной вопрос. Да, Их Светлость круты немеряно. Пора бы усвоить. – Но ценой большой крови. Это неприемлемо.

– Они тебя шантажируют.

– Поверь, это взаимно. Главное – не давать рычагов давления. Пока я действую по закону, повода отказать мне в доверии нет.

О да, похоже Нашей Светлости прозрачно намекают, что дорогу здесь лучше переходить в строго отведенных для этого местах. И вообще правила местные выучить, чтобы ненароком не подставить Кайя. В моем неторопливом мозгу постепенно складываются кусочки мозаики.

– Вы из-за этого с Урфином ссоритесь?

Какое у него стало выражение лица! Одновременно и виноватое, и сердитое. И снова рука к шрамам потянулась. Может, просто зудят? Ну какого лешего я их трогала? Разбередила душу.

– Он… не хочет понять, во что мне обходятся его выходки.

В частности последняя, с чудесным появлением Нашей Светлости, которое привело в незамутненный восторг всю местную элиту.

– В позапрошлом году мы собирались запустить…

– Вы?

Он кивает и признается:

– Мне сложно со всеми этими законами разбираться. Я их знаю и соблюдаю, а вот чтобы как-то использовать – этого нет. У Урфина лучше выходит. Он вообще умнее меня. И проекты эти составлял так, чтобы выглядели… пристойно.

Кайя не выдерживает и наклоняется, щекой касаясь моей щеки. Ну вот, а про дела как же? Не то, чтобы я против…

– Ты просто ну очень светишься, – шепотом признается он. – Тебе не жалко?

Знала бы чего жалеть, пожалела бы. А так – пусть, если ему хорошо. Мне хочется, чтобы Кайя было хорошо, потому как подозреваю, что это состояние ему слабо знакомо.

– Мне надо бы говорить о цветах и пронзенных любовью душах, а не про все это д… эту грязь, – поправляется, хотя с первым термином я тоже согласна.

– А ты умеешь о цветах? И этих… пронзенных?

– Нет.

Врет наверняка. Но меня и предыдущая тема вполне устраивала.

– Мы собирались провести закон о праве на откуп. Цену устанавливал бы сам хозяин… для начала. Еще через год-другой признали бы за специальной комиссией право цены регулировать. И ввели бы займовую систему, чтобы любой мог перейти из полного рабства в откупное. Понимаешь?

Мне сложно понимать, когда он настолько близко. Но кажется, суть в том, что государство дает деньги человеку выкупиться из частного рабства в государственное.

– Откупник – это уже не совсем раб, но человек, который попал в затруднительное положение.

– Я… понимаю, – кажется, голос изменился. И теперь уже надо разобраться, кто кого провоцирует, а то сейчас не выдержу и… нет, попытки изнасилования психика Их Светлости точно не выдержит.

Кайя, верно, догадываясь о коварном моем замысле отстраняется, причем с явной неохотой. Ну и надо ему себя мучить?

Целомудренный какой. Вообще-то блюдение чести – это женское занятие, сродни вышиванию.

– Урфин попал в одну историю…

– С той эпидемией?

– Да.

Кратко. Резко. И я слышу эхо боли. Явно так слышу. Четко. Еще одна рана? Сколько их у Кайя? И почему никто не видит? Или видят, но плевать?

Но в целом понятно. Урфин вляпался. Совет разозлился. Проект пришлось убрать, чтобы не развязать ненароком гражданскую войну. И Кайя мучится совестью сразу по нескольким причинам. Этак они мне мужа до суицида доведут. Но кое-что осталось не выясненным.

– Те шрамы у него – это последствия… приключения?

– Как вы их…

Опа. Снова на “вы”? И боль меня оглушает. Ненадолго, но хватает, чтобы прочувствовать. Я вцепляюсь в руку Кайя и дергаю, приказывая:

– Садись.

Послушный какой…

– Когда я в себя пришла, то увидела. Он пол мыл, – я глажу ладонь, пытаясь сказать, что все хорошо. Я ведь тоже Бэтмен и могу внушать. Пусть бы внушить ему немного спокойствия. – Все хорошо.

– Все плохо, Иза. Вы…

– Ты.

– Ты, – повторяет Кайя. – Все равно ведь узнаешь.

Постараюсь во всяком случае.

– Это я сделал.

Что? Мне показалось, что я ослышалась. Нет, не ослышалась. Во взгляде Кайя – смертная тоска, и руки мертвеют, он точно закрывается от меня.

– Погибли многие. Совет потребовал наказания. По закону. Он был виноват. Он сам признался, что виноват и… и не сожалеет ничуть. Отвечать хотел… они бы обрадовались поводу. Уже ничего нельзя было исправить. Только не сделать еще хуже.

Суки. Что тут еще сказать.

– Я и поступил. По закону. Выпорол его. Как раба, понимаешь?

Самолюбие пострадало, так сказала Ингрид? И спина тоже. Но голова ведь цела.

– А потом к рабам и отправил, – это признание делается уже почти шепотом. – Теперь, что бы я ни сделал, на него никто иначе, чем на раба, не взглянет. Никогда.

И я получаю замечательную возможность убедиться, что мои способности – это скорее минус, чем плюс. То, что творится в душе Кайя – это не описать словами. Там такой затяжной личный ад, который мне не закрыть. Света не хватит. И я делаю то, что кажется мне разумным: забираюсь на колени и обнимаю Кайя. Мы просто сидим, но его боль постепенно отползает.

– Все хорошо… – я не произношу вслух ни слова, но он слышит. И наверное, в этом все-таки что-то есть. Кому, в конце концов, нужны гнутые подковы?

Ну или булавки.

Глава 30. Всякие разности

Это ненормально, если женщина читает. Скоро у неё возникнут идеи и она начнет думать…

Опасные приметы или о том, как не ошибиться при выборе жены.

Когда-то море, запертое в узком проливе, билось о стены тюрьмы. Соленые пальцы его гладили камни, выдавливая в скалах проходы самых удивительных форм. Затем море выбралось на свободу, а пещеры остались. Они уже не были частью Замка, хотя Замок начался именно от них.

Колонны-сталагматы, для прочности оплетенные металлической сеткой, поддерживали неровный потолок. Пол подымался, изредка выкатывая горбы известняковых булыжников. А стены меняли цвет от зеленого к насыщенному алому, вплетая редкие косы драгоценных жил.

Камин сделать не вышло, но Урфина вполне устраивал и открытый очаг. Сейчас огонь горел ярко, и кованая решетка раскалялась равномерно. Рядом на столике лежала дохлая ворона с клювом, выкрашенным охрой. Урфин выпотрошил тушку и аккуратно набил ее опилками и травами, поместив внутрь три амулета.

– А это всегда так мерзко? – поинтересовался Магнус, до сего момента он сидел тихо, внимательно наблюдая за происходящим.

– Почти всегда.

Урфин еще раз прочитал строки заученного наизусть заклятья. Произносить следовало на выдохе, медленно, с паузами в строго оговоренных местах.

На этот раз должно получиться, он все сделал верно.

Раскрыв клюв, Урфин вложил прядь волос и полоску кожи, срезанную с Мэл. Вряд ли говорун проживет долго. Но пара минут у дяди будет.

Магнус многое успевал за пару минут.

Ворону Урфин разложил на решетке и, глубоко вдохнув, заговорил:

– Мээллаал…

Сила хлынула потоком. В пламя. Побелев, оно взвилось до потолка, где молчаливым свидетельством прежних экспериментов чернело пятно идеальной круглой формы.

Нельзя думать о неудаче.

Надо сосредоточиться на заклинании.

– …атаан…

Дыхания хватило. Силы тоже. Но купол пламени вдруг сломался, рухнув на решетку. И ворона, и металл превратились в пепел.

Секунда ушла на то, чтобы осознать очередной провал. И Урфин пинком опрокинул жаровню. Угли рассыпались. Запах благовоний – резкий, насыщенный, какой и должен был быть – стал невыносим. Почему снова не вышло? Пропорции соблюдены. Травы взяты верно. Урфин сам их собирал, сушил, растирал в порошок, вываривал или вымачивал… он настолько точно воспроизвел рисунки амулетов, насколько это вообще возможно. И не сбился, читая заклинание.

– Сядь, – велел Магнус.

Причина не в травах и не в заклинаниях, но исключительно в его, Урфина, неспособности контролировать силу. Он снова себя досуха вычерпал.

Уже похмелье накатывало. А к вечеру и того хуже станет.

– Вот ответь, мальчик мой, как долго ты собираешься себя мучить? Дело, конечно, твое, но… – дядя наполнил бокал водой и подал. Не взять было нельзя. Но пальцы не слушались, стакан пришлось зажимать между ладоней, и вода пролилась.

– Отрезанную руку назад не пришьешь?

– Пришить ты уже пришил. Но вот твоей рукой она уже не станет.

Дядя был прав, но он не понимал, каково это – чувствовать в себе огромную силу, зная, что никогда не сумеешь ею воспользоваться. Открыть двери. Выйти за пределы листа – это возможно.

Вызвать ураган – вполне.

Наслать чуму… о ней лучше бы не вспоминать. Но вышло же. А простейшего говоруна сотворить – это уже никак. Или все-таки как? Ведь кое-что удается. Криво, косо, но действенно.

И если очень сильно постараться…

Это он себе говорил всякий раз после очередного провала.

– Урфин, магом тебе не стать. Даже если ты перечитаешь все книги из библиотеки Хаота, выучишь все их заклинания, магом тебе не стать. Ты же понимаешь это. Ты не идиот. Прими как данность. И успокойся, наконец. Сядь, я сказал!

Дядя редко повышал голос, и Урфин подчинился.

– Пей. Медленно и маленькими глотками.

Стекло стучало о зубы, а вода была холодной и горькой.

– Ты сильнее большинства хаотцев. А можешь меньше, чем любой из них. И этого не изменить. Но пока ты носишься с этой своей недоспособностью, ты забываешь о других. Нормальных. У тебя острый ум и хорошая память.

– Разве этого достаточно?

Как ни странно, но полегчало. Дядя умел бить так, что в голове прояснялось, но обида на судьбу не уходила. Ведь Урфин мог бы стать не просто магом. Ему говорили, что редко у кого встречается такой яркий дар. И такой бесполезный теперь.

– А разве нет? Ты пытаешься стать лучше, чем ты есть. Зачем? Ты и так хорош. Это всех и злит.

Магнус дергал бороденку. Сейчас сам он представлялся лишь ярким цветовым пятном. И движения его, мелкие, суетливые, вызывали тошноту.

– Х-хорош, – Урфин допил воду и разжал руки. – Лучш-ше некуда.

– Все мы носимся со своими обидами. Но не у всех хватает сил остановиться.

– Не поздновато?

– Ну… лучше позже, чем вообще никогда.

Ворона материализовалась под потолком. Она некоторое время висела, а потом шлепнулась, распавшись на куски. Куски же растеклись бурой жижей, в которой плавали куски вороньего мяса. Завоняло.

– Вот и охота тебе было заниматься этим? – достав из-за пазухи кружевной платок, щедро сбрызнутый духами, кажется, женскими, Магнус приложил его к носу. – Чужак тебя дразнит, а ты и рад стараться. На этом поле он сильней. Но играть-то по-разному можно.

– Без магии.

– Точно, голова твоя пока на месте, – Магнус дотянулся и постучал пальцем по лбу, – Пользуйся ею по назначению и все будет замечательно. Слушай, может, тебя тоже оженить? Смотрю, резко способствует просветлению в мозгах.

Лужицы с шипением впитывались в камень. Запах крепчал. Похоже, останется на несколько дней, если не недель. Ну, это еще не самый худший из возможных вариантов.

– Кто ж за меня пойдет-то?

Шутка была старой, хотя некоторое время Урфин думал, что возможно, когда-нибудь она и перестанет быть шуткой. Но Магнус не стал отвечать, что умная пойдет, а дуру в жены брать – себе дороже.

Он поднялся и взмахнув платком, словно пытаясь отогнать вонь, произнес:

– Пойдем-ка ко мне, малыш. Есть одно дело, которое назревало, назревало и назрело.

Бессонная ночь даром не проходит. Наша Светлость обретает приятный красноватый оттенок очей, уютную припухлость век и некоторое сходство с нежитью. Настроение соответствующее. Так и тянет впиться зубами в чью-нибудь жирную шею.

Конечно, это негигиенично, но моральное удовольствие доставит.

Но вместо крови подают молоко.

Омлет – тоже блюдо мирное, возвращению душевного спокойствия не способствующее. Я остервенело распиливаю его на мелкие-мелкие кусочки, которые все равно не лезут в горло.

И Кайя за завтраком не появился.

Сбежал, паразит этакий.

Срочные дела, конечно… настолько срочные, что бумаги бросил, с Ингрид попрощался сухо и быстро, а мне и вовсе кивнул. Не видела бы, чего с ним твориться, всерьез обиделась бы.

Нет, я понимаю, что штатных психоаналитиков здесь нет, а терминаторы если и плачут, то суровой ртутной слезой да в тихом месте, но ведь так и свихнуться недолго. А мне сумасшедший муж не нужен.

Или все-таки нужен?

Над этим вопросом всерьез Наша Светлость задумались всерьез и очнулись лишь тогда, когда Ингрид отобрала вилку, которую я увлеченно грызла. Может, и вправду клыки растут?

Сунула пальцы в рот, наплевав на то, что леди так не поступают. Вроде бы зубы пока нормальны.

– Возможно, если я узнаю причину вчерашней ссоры, – Ингрид отобрала и нож, тем более что омлет был безнадежно испорчен, аппетит же отсутствовал, как явление. – То смогу помочь советом.

– Мы не ссорились.

Приподнятая бровь. И немой вопрос в глазах. Но я не могу рассказать. Слишком уж личное.

– Иза, если Их Светлость чем-то тебя обидел…

Чем он может меня обидеть?

Хотя в свете вчерашних новостей… чем больше думаю, тем больше не понимаю. Урфин ведь друг, и… и этого оказалось мало? Закон для всех одинаков? Идеал правового государства, только неидеальный какой-то, если в применении к реальности. А главное, что сам Кайя понимает, насколько это ненормально.

– Все хорошо, Ингрид.

Только очень странно. И чтобы не думать об этом, я подумаю о другом.

– Скажи, а ты не хотела бы помочь… – на языке вертелось “великому делу освобождения рабов”, но формулировку пришлось смягчить. – В одном несложном деле.

Еще одна приподнятая бровь. Надо бы и мне так научиться. Удобненько: рта не открыл, а вопрос задал. Но потом.

– Со всем моим удовольствием.

При виде бумажных гор, которые пребывали в некотором беспорядке, Ингрид приподняла уже обе брови.

– Иза, а ты уверена, что Их Светлость не будет возражать?

– Конечно!

Точнее, конечно, я не уверена, но уточнять не буду. Надеюсь, бумаги все же не повышенного уровня секретности. О планах грядущей социальной революции под мудрым руководством Их Светлости я рассказывать не стану. Просто подиктую кое-что…

– Но… я ничего не понимаю в цифрах!

Оно и к лучшему.

– Зато я понимаю, – я села в кресло Кайя. Великовато будет, чувствую себя ребенком, сменившим вдруг детскую мебель на взрослую. – Ты просто записывай…

С чернилами и перьями я до сих пор общего языка не нашла.

Так, а систематизировать данные по какому принципу нужно?

Регион. Пол? Цена? Возраст?

А вот это что за цифры?

– Класс, – подсказала Ингрид, разглядывавшая бумаги с непередаваемым выражением лица. Такое я видела лишь у Машкиного бедлингтон-терьера, создания воздушного и возвышенного, на элитных кормах взрощенного, при исторической встрече с полевой мышью. Бедолага потом неделю оправиться не мог. – Чем выше, тем раб дороже.

– То есть нолик – это самый высокий? А почему тогда цены нет?

– Ноль – это тень. Их не продают.

Логично.

Мрачные мысли прячем в закрома подсознания, потом как-нибудь на досуге извлечем и хорошенько их обдумаем. А сейчас – работать, работать и еще раз работать во славу новообретенной родины.

А вот и книга, куда Кайя записи делал. Еще один том удручающей толщины, но страницы заполнены едва ли на четверть. Между некоторыми – цветные матерчатые шнурки торчат. Вытаскивать не буду, подозревая, что торчат не украшения ради. Листы плотные, писать не помешают.

Я передала книгу Ингрид и объяснила, что делать. Итоговую колонку сама подобью, благодаря старой перечнице Матроновне, которая вела “Основы организации бухгалтерского учета”, я и без калькулятора управлюсь.

Цифры, цифры… в них есть своя магия. Прежде мне было скучно. Ну какой интерес рассчитывать заработную плату абстрактным работникам несуществующего предприятия? Или производить амортизацию основных средств, зная, что этих средств в жизни у тебя не будет? Нет, сейчас все иначе! За цифрами я вижу людей и деньги. Ручейки меди и серебра, которые вливаются в золотую реку. И финансовый поток дробится, петляет, путает след.

Врешь, не уйдешь.

А схему Кайя выбрал не самую удачную. Он потеряет часть информации, а пятой точкой чувствую, что она важна. Колеблюсь я недолго.

– Ингрид, можно добавить еще колонки? Название фермы, слэш… это такая черточка. Да, именно такая… продавец. Думаю, будет понятно.

Матроновна утверждала, что цифры не лгут, и что только человек, который долго с цифрами работает, умеет прятать в них правду, но и та рано или поздно выползет наружу.

Здешние люди прятать особо и не старались.

Ферма “Золотой берег”.

Уж больно красивое название, которое то и дело попадается на глаза. Прямо-таки глаза мои мозолит. Интересное предприятие с весьма разнообразными активами. Настолько разнообразными, что моя интуиция орет дурным голосом. Нет, пожалуй, с приходом-расходом Кайя и сам разберется. А я вот кое-чем поинтересней займусь.

– Ингрид, а ты не могла бы просмотреть эту стопочку. Посмотри, кого и когда продавали через “Золотой берег”. Да и просто вытащи все, что касается…

На этот раз обходимся без немых вопросов. Злость моя, накопившаяся за ночь, получает выход, а я с головой погружаюсь в цифры.

Ингрид шелестит бумагами…

Налево. Направо.

Тесно на столе, и я перебираюсь с бумагами на пол. Пасьянс из отчетов, который сам складывается в систему.

Продажа, продажа… покупка. И снова десяток продаж. Опять.

Регистрация новорожденных.

Снова продажи.

Покупка.

– Иза, что ты делаешь? – осторожно спрашивает Ингрид. Глядит она на меня с жалостью, небось, думает, что Нашу Светлость остатки разума покинули.

– Сейчас!

Я не сумасшедшая. Увлеченная просто. Выдираю листик из книги – Кайя не заметит, она толстая, а мне надо на чем-то писать. Эх, придется-таки руки чернилами замарать.

Меня восхищает наглость этих людей. И подозреваю, что не одни они здесь такие умные. В какой-то момент я понимаю, что не хватает информации и останавливаюсь.

Безумная картина – куча бумаг, разворошенный стол и Наша Светлость в центре погрома. С книгой на коленочке и пером во рту. Тьфу ты, до чего вкус мерзкий.

– Ингрид, скажи… – пытаюсь сформулировать вопрос. – Если предприятие продает больше, чем производит, то излишки – это…

– Контрабанда.

– Незаконно?

Она пожимает плечами. Надо полагать, что да, незаконно, но смертельным прегрешением не является. Ингрид же подает очередной лист – мы добрались и до позапрошлого года – и трет виски. Вид у нее совершенно утомленный. А я вот бодра и полна желания вершить суд скорый и справедливый.

– Здесь другое, – говорит Ингрид. – Тебе следует показать это Их Светлости.

Покажу… надеюсь, он не слишком расстроится, что стопочки перепутались. Я их рассортирую. Позже.

– Одно дело – шелк, провезенный без уплаты пошлины. Другое – рабы.

Это я без нее понимаю.

– Откуда их привозят?

– Иза, – Ингрид поднимается и обходит мой пасьянс, – ловить незаконных работорговцев – не самое подходящее занятие для женщины. Оставь работу Их Светлости для Их Светлости. Ты и так уже…

Сунула нос не в свое дело?

– …устала. А сегодня у тебя еще встреча с портным.

Да? А почему я только сейчас узнаю?

Портной подождет. Свадебное платье – это, конечно, важно, но…

– Иза, – моя фрейлина подает руку. Пальцы чистые, кожа белая. А я словно черничное варенье руками ела. Подозреваю, что язык у меня тоже лилового окраса. Надо это прекращать. Одно дело в задумчивости грызть карандаш, и другое – перо. – Если ты вдруг переутомишься или, не приведи Ушедший, вновь заболеешь, то гнев Их Светлости обрушиться на мою голову.

Об этом я как-то не подумала. Голова Ингрид гнева не заслуживала.

– Скажи, что я сама захотела.

– Вряд ли меня это спасет. Пойдем обедать. Твоя ферма от тебя не убежит.

Ферма не моя… кстати, интересно, чья она? Думаю, Кайя выяснит. Поговорить бы с ним.

Записочку послать, что ли? Но Ингрид ее не продиктуешь, а самой писать… как-то не хочется разочаровывать дорогого супруга моим совершенно некаллиграфическим почерком.

Кайя мерил шагами комнату, изредка останавливаясь у черной доски, на которой оставалось всего десятка три имен. Изначально их было несколько сотен, но дядя постепенно сокращал список.

Сейчас не думалось об именах.

Было стыдно.

Как так получилось?

Да Кайя в жизни никому не жаловался! До вчерашнего вечера. Что теперь Изольда думает? А вариантов особо нет. Кайя – чудовище. В добавок истеричное.

Утешать пришлось.

Вздохнув – вот как объяснить, что подобное поведение ему не свойственно? – Кайя остановился перед окном. Двор замка постепенно заполнялся людьми. До свадьбы две недели, и гости уже начали прибывать, создавая обычную суету. Вспыхивали ссоры, отголоски которых доносились сквозь общий гомон. Нарастало напряжение, как случалось всегда среди толпы, вот только нынешнюю толпу на штурм не отправишь. Придется терпеть.

Раскрывались полотнища стягов. Расцветали шелковые шатры тех, кому не хватило места в Замке.

Конюшни переполнены.

Слуг не хватает.

Зато полно желающих выразить собственное почтение Их Светлости, а заодно уж пожаловаться на соседа, сборщика налогов, повышение цен, погоду… вот почему всем можно жаловаться, а Кайя нет? Раньше он над этим вопросом не задумывался. Конечно, чужое поведение не оправдывает его собственной выходки, но… может, не все так плохо, как он считает?

Изольда же не смеялась.

Хрипло заорали рога, возвещая об очередном прибытии очередного барона, судя по обильному поезду, достаточно состоятельного, чтобы предъявлять претензии по поводу отведенных комнат и невозможности разместить в Замке всю дворню.

Рогам ответили другие, и эхо покатилось по двору. Затрещали барабаны северян. И визг волынок замечательно довершил картину хаоса.

Скорей бы свадьба. По разным причинам.

Когда звуки слились в один утробный вой, Кайя сбежал. В подземелье хотя бы тихо… по дороге он, повинуясь странному порыву, стащил с парадной лестницы розы. Иза ведь говорила, что они ей нравятся.

Изольда примеряла платье.

Белый шелк ниспадал мягкими складками, и не будучи прозрачен, он скорее дарил намеки и вызывал в памяти картины, которых – Кайя до сего момента был честно уверен – в ней не должно было быть. Он ведь не думал ни о чем таком, когда Изольда болела.

Или думал?

Нежная линия плеч, и темная тень – позвоночник. Мягкие углы лопаток и совершенный изгиб бедра. Ямочки на ягодицах…

Он не доживет до свадьбы.

– Ваша Светлость! – портной выронил булавки, которые рассыпались с очень уж громким звуком. И вид у него сделался испуганный, виноватый.

– Ваша Светлость, – Ингрид сделала реверанс.

Изольда обернулась и… если Кайя правильно понял, она была очень рада его видеть.

Значит, не сердится?

Но почему молчит? И смотрит так удивленно? Наверное, потому, что с цветами в руках он похож на идиота.

– Это… – Кайя поискал, куда бы приткнуть розовый куст, который вдруг перестал казаться хорошим подарком. Надо бы у дяди спросить. Дядя точно знает, что можно дарить женщинам. Но отступать было поздно: – Это тебе.

– Спасибо, – она с трудом сдерживала смех, но только вслух. На другом плане Изольда сияла, и это было чудесно. – Мне никогда не дарили таких… букетов. Но ты не должен меня видеть до свадьбы.

– Совсем?

Портной, упав на колени, принялся собирать булавки. Парень не из первых мастеров, но его нашел дядя, а это – достаточная рекомендация. Была достаточной.

Сейчас Кайя не был уверен, что готов оставить этого типа наедине с Изольдой.

– Нет. Пока я в этом… плохая примета, если жених видит невесту в свадебном платье. Нет, постой… – она подошла сама и взяла за руку. – Я хочу тебе что-то показать. Мы тут немного… поработали. Ну сначала я просто помочь хотела…

Кайя ее слушал, но смысл доходил медленно. Настроение сегодня было совершенно нерабочим. И вид бумаг, разложенных на полу – Урфин тоже так делает, когда пытается в чем-то разобраться – вызвал одно желание: сжечь их.

– …а потом вот так получилось, что… – Изольда вздохнула и потерла кончик носа. – Эта ферма продает больше, чем может. В разы больше. Они особо не пытаются прятаться, наверное, думают, что если с продажи платят налог, то все хорошо. Вот.

Она сунула мятый лист.

– Я здесь все написала. Видишь, слева – это их активы с позапрошлого года. Вот здесь, – измазанный чернилами палец ткнул в столбик цифр и каких-то значков, соединенных стрелками. – То, что они приобретали. Ну и вообще то, что к ним приходило. А вот тут – то, что продавали.

Голова медленно, но включалась.

Продавал “Золотой берег” в разы больше того, что мог.

– А тут вот люди, которые появлялись из ниоткуда. Видишь, в прошлом году не осталось никого четырнадцати-пятнадцатилетнего возраста. А в нынешнем они продали троих таких девочек. Откуда взяли?

Кайя знал ответ.

– Ты… сердишься? – Изольда нахмурилась. – Я… я просто хотела помочь.

– Не на тебя, сердце мое. На людей, которые этим занимаются.

Ездят по селам, скупая детей. Сидят на границе, охотясь на тех, кого считают чужими. Караулят на пристанях, станциях, дорогах… Требуются девушки для работы в приличном доме.

Кайя случалось громить подобные дома. Выходит, не все.

– Ты их найдешь и накажешь, – сказала Иза тоном, который не оставлял выбора. Найдет и накажет, хотя бы затем, чтобы жену не разочаровать.

Его замечательно умную жену, которая провела утро, копаясь в бумагах, выполняя его же работу, ко всему лучше, чем он сам. Стыдно должно бы быть.

Но не было.

Изольда же уставилась на руки и вздохнула:

– А пишу я все равно, как курица лапой…

– Ты не похожа на курицу, – Кайя сложил бумагу и, присев, собрал отчеты. Дядя наверняка захочет их просмотреть. – На лебедя скорее. Маленького.

– Ну да. Лебедь лапой – это совсем другой вопрос. Ты же еще придешь? К ужину, да?

Придет. Теперь уж совершенно точно – придет.

– Ты, – голос предательски дрогнул, – не будешь против, если я кое-кого приглашу на ужин?

Присутствия Ингрид явно недостаточно, чтобы Кайя вел себя прилично.

Глава 31. Дела семейные

Мужик без жены – что дерево без гусеницы.

Народная пословица

Все-таки Кайя – прелесть.

Цветы вот принес. Кустом сразу. И с бронзовой вазой, в которой весу едва ли не больше, чем во мне. А розы красивые, белые с зеленеющими к краю лепестками, ароматные. Опять же, стоять будут долго.

Пока не унесут.

И сердиться на самоуправство не сердился. Выслушал внимательно. Головой кивал. Но вот осталось ли в ней что из моих пояснений – сомневаюсь. Ничего. Вечером перепоясним, если вдруг надобность возникнет. В который раз убеждаюсь, что платье – это тоже оружие. Главное, подобрать правильно и пользоваться научиться.

– Я… тогда пойду? – поинтересовался Кайя тоскливо.

– Ага.

Тараканы в этой рыжей голове определенно вознамерились капитулировать и уйти в глубокое подполье, наплевав на все принципы. И не то, чтобы я против была, я бы им вслед кружевным платочком помахала, но, подозреваю, позже тараканы вернутся и отомстят. Поэтому, сделаем вид, что в приметы Наша Светлость верит, если уж Их Светлость столь чувствительны к веяниям моды оказались.

Хотя, конечно, если и дальше так пойдет, то вера закончится быстро.

Нет, серьезно, еще пару секунд под этим осоловевшим взглядом и фейерверком эмоций, и я учиню над Их Светлостью насилие. Или – придется сделать скидку на разницу в весовых категориях – попытаюсь.

Но Кайя все-таки ушел, и стало вдруг тоскливо.

Платье – это же такая ерунда, если подумать… подумать не позволили. Нашей Светлости пришлось вернуться на прежнее место и в прежний образ – не то памятника, не то манекена.

– Еще немного. Надо над складочками поработать, – уговаривал портной, оказавшийся весьма милым, хотя и стеснительным, юношей. Главное, он понял меня с полуслова. Четверть часа общения, несколько эскизов на коленке и мы пришли к согласию. Единственно, юноша, запинаясь и краснея – близость к Нашей Светлости пагубно воздействовала на неокрепшие умы – предложил сшить еще и рубашку. А то при дневном свете платье рискует оказаться чересчур… революционным для нынешнего времени.

Разумный довод.

Теперь я вижу, что более, чем разумный.

Но вот юноша отступил и взмахнул руками – дирижер невидимого оркестра. Надо полагать, сеанс магии преображения закончен.

– Знаешь, – Ингрид развернула ко мне зеркало, – в этом фасоне что-то есть.

Ну да, я на женщину похожа. И пусть платье пока существует в проекте, сиречь, в ткани, прихваченной булавками, но проект мне нравится. Умеренное декольте. Открытые плечи. И свободная юбка. Главное, что никаких корсетов!

– Вы хотите, чтобы остальные наряды были такими же? – поинтересовался портной, делая пометки на листе.

Мы хотим. Мы очень даже хотим.

– Я думаю, дюжины для начала будет достаточно, – сказала Ингрид. – Вы успеете?

Дюжина? Я не собираюсь переодеваться столь часто. Но портной уверил, что конечно, они успеют, что лучшие швеи уже готовы приступить к работе. И в руках их – честь Гильдии… ну и так далее.

Звучало обнадеживающе.

Дело за малым – снять эту воздушную конструкцию с Нашей Светлости, чем Ингрид и занялась.

– Иза, платье и вправду… необычно.

Ага. И Кайя вот понравилось.

– Но меня беспокоит другое. Боюсь, что Их Светлость не столь сдержаны, как мне представлялось. И будут докучать вам весьма часто…

А я вот не боюсь, я скорее очень на это надеюсь.

– Все не так плохо, – слова вряд ли убедят Ингрид после всего, что с нею было.

Она молча вынимала булавки, подавая их портному, который покорно втыкал в широкий матерчатый пояс. На поясе висели ножницы, ножнички, мешочки с мылом и мелом, ленточками, бусинами и прочими крайне важными в деле вещами. Наконец, мне дозволено было облачиться в халат. Ткань упаковали, рисунки тоже и портной откланялся.

– Надо подобрать украшения, – сказала Ингрид, проводив его взглядом. – Иза, я слышала, что некоторые женщины могут… не испытывать отвращения, вступая в связь с… мужчинами.

Ее, похоже, от самой мысли о подобном передергивало.

– И я буду рада, если у тебя все сложится удачно. Но… вдруг действительность окажется не такой, как ты представляешь.

Розы ластились к рукам. Нежные цветы. Хрупкие. И не поленился же тащить…

– Я хочу, чтобы ты знала. По закону ты имеешь право назначить один день в неделю для исполнения супружеского долга.

Ингрид это серьезно?

О, более чем.

– Мой муж, конечно, над этим правом смеялся, но Их Светлость к законам относится куда серьезней.

Это я заметила. Наверное, от избытка серьезности ему крышу и рвет.

Я попыталась представить, как говорю Кайя, что готова видеть его в спальне исключительно по субботам и не позже полуночи. Смешно? Нет. Он ведь примет все, как есть. И будет являться в назначенное время за законной подачкой. Унизительно. Подло. Но законно.

Ингрид же, отвернув зеркало к стене, поинтересовалась: