Текст книги "Сердцу не прикажешь"
Автор книги: Карен Роудз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Дверь распахнулась. На пороге стояла Элизабет, очаровательная в наряде из бледно-лилового шелка, обильно украшенного оборками. Квинту никогда не приходилось видеть туалета, делающего женщину столь соблазнительной. «Вероятно, больше и не доведется», – подумал Квинт.
– Аромат превосходный, – заметил Квинт, откашлявшись. Голос его звучал глуховато.
Элизабет едва заметно поклонилась, отнеся замечание Квинта на счет аппетитных запахов, доносившихся с кухни. Однако она ошиблась. То была запоздалая похвала по адресу тонкого аромата ее духов.
Они вошли в прихожую, и Элизабет приняла из рук Квинта пальто. «Может быть, стоит поцеловать ее? – мелькнуло у него в голове. – Но вдруг она рассердится и это испортит весь вечер?» Пока он мучился над этой дилеммой, Элизабет уже удалилась в кухню.
Квинт едва удостоил вниманием крохотную кухоньку, заглянув в нее из коридора. В гостиной глазам Квинта предстал накрытый на двоих стол. На стеклянной поверхности его стоял черно-белый китайский сервиз. На тарелках чинно покоились розовые салфетки. В серебряном с хрусталем подсвечнике одиноко стояла розовая восковая свеча. Стол красноречиво свидетельствовал о хлопотах хозяйки. Квинта переполняли и гордость, и смущение. Он не ожидал, что доставит Элизабет столько беспокойства.
От стола взгляд Квинта скользнул к креслам, а затем – к нише, где стояла кровать. Пышное одеяло, двойной ряд подушек с оборками в изголовье. Воображение без труда дополнило картину фигурами двух влюбленных.
Десять минут назад Элизабет проводила Квинта в гостиную, но сама до сих пор оставалась на кухне. Приходилось греметь посудой погромче, чтобы создать впечатление крайней занятости. На самом же деле Элизабет оставалась на кухне для того, чтобы успокоиться. А еще для того, чтобы убедить себя в том, что ей только почудилось, что Квинт с подчеркнутым вниманием остановил взгляд на кровати.
Маленькую квартирку Элизабет вдруг окутала почти осязаемая аура интимности. Она не могла понять, как это случилось. Казалось, без особых усилий с ее стороны, обстановка выглядела такой уютной. А может быть, виноват свет ночника у кровати? Забытый случайно, он воспринимался как безмолвное приглашение. Разве она хотела этого?
Элизабет попыталась выбросить из головы все эти мысли и направилась к шкафу за новыми хрустальными бокалами для вина. Последние две недели, делая покупки, она твердила себе, что ради Джейка должна быть экономной. Возможно, уже тогда в голове ее мелькнула идея устроить этот вечер. И эта идея подсознательно жила в ней, заглушая чувство долга. В конце концов, этот ее роскошный наряд вряд ли свидетельствует о бережливости.
Элизабет заглянула в комнату, стараясь быть незамеченной. Квинт в ожидании хозяйки квартиры перешел от изголовья кровати к подножию и теперь разглядывал стеганое одеяло с изображением райской птицы. При этом он улыбался!
Элизабет закрыла глаза. Бокалы с вином, свеча, шелковый халат, под которым скрывается кружевное белье. Боже! О чем она только думала? Как бы там ни было, Квинт определенно принял все всерьез. «Неужели превращаюсь в зрелую женщину? – спросила она себя. – Обстановка говорит о том, что принимать мужчину мне не в диковинку». Сегодня она старалась специально для него. У нее и времени-то не было задуматься, чего она хотела или ожидала от этого вечера для себя.
Элизабет пошарила рукой на полке, где обычно стояло вино. Пусто. Она нагнулась и заглянула в столик.
– Ой! – не сдержалась она от горестного восклицания.
– В чем дело? – осведомился Квинт, моментально возникая в дверях кухни.
– Я была уверена, что в доме есть вино, – сокрушенно ответила Элизабет.
Квинт посмотрел сначала на бокалы для вина, потом на Элизабет. Заглянув в его глаза, она вздохнула с облегчением, убедившись, что ни стол, накрытый с такой любовью на двоих, ни кровать не вызвали у него ассоциаций, которых она опасалась.
– Тоже мне – проблема! – ответил Квинт, направляясь в прихожую и снимая с вешалки пальто. – Ты и оглянуться не успеешь, как я вернусь.
С этими словами он поспешил на улицу. Элизабет прислонилась к дверце холодильника – смущенная и растерянная, полная сладостных надежд и неясных страхов.
Неожиданно раздался звонок в дверь. Элизабет пошла открывать, недоумевая, кто бы это мог быть. «Квинт не мог вернуться так быстро, – подумала она. – За это время он, вероятно, только дошел до машины». Элизабет торопливо открыла дверь.
– Ники! – удивленно воскликнула она.
Мальчик стоял на пороге, засунув руки в карманы пальто. Щеки его раскраснелись от мороза, на одежде блестели капельки влаги. Снег шел весь вечер, не переставая. Наверняка Ники вновь проделал пешком путь от самого отеля.
– Что произошло? Почему ты на улице в такой поздний час, Ники? – Элизабет вздрогнула от звука собственного голоса. Сходство с интонациями Надин, которое она сама уловила, не могло ее порадовать.
Элизабет затащила Ники в квартиру, приложила ладони к покрасневшим от мороза ушам. Ники стоял, молча покусывая губы и уставясь в пол.
– Ну, входи, погрейся, – миролюбиво сказала Элизабет. Она не собиралась больше ворчать на мальчика.
Ники робко вошел в гостиную, где на двоих был накрыт стол, а на столе стояла незажженная свеча в подсвечнике. Элизабет усадила мальчика на диване. Несмотря на яркий румянец, Элизабет заметила, как побледнел Ники, заметив четырех оставшихся у нее кукол. Куклы сидели рядком, прислонившись к стене.
С тех пор как Ники вошел в квартиру, он не произнес еще ни единого слова. Куда исчезли утренняя раскованность и беззаботность? Сейчас он опять выглядел напряженным, словно его тяготила какая-то тайна. Элизабет подсела к мальчику поближе.
– О чем ты думаешь, дружок?
В ответ Ники лишь пожал плечами.
Элизабет решила не торопиться и сдержать свое любопытство, почередно прикладывая теплые ладони то к рукам, то к ушам Ники.
– Ты чем-то огорчил тетю? – продолжала расспрашивать она.
После некоторого колебания Ники отрицательно замотал головой.
– Ну тогда, может быть, маму?
Ники вновь только помотал головой. Для разговора с этим ребенком требовалось поистине ангельское терпение.
– Скоро у тебя появится отчим. Наверное, это тебя тревожит? – На этот случай у Элизабет было заготовлено немало утешительных слов. Насколько она знала Байрона Томпсона, он был симпатичным человеком и чем-то напоминал ей Гранта.
В ответ Ники опять дернул плечами и вяло пробормотал: – Не-е-е, он нормальный.
– Всего лишь?
– Ну, конечно, не такой хороший, как мистер Лоренс, но тоже ничего. – При упоминании о Квинте взгляд Ники оживился. Это продолжалось всего несколько секунд. Потом Ники вновь мрачно уставился себе в колени.
Элизабет стало ясно, что так она ничего от Ники не добьется. Тогда она решила немного ускорить дело.
– Ники, – вновь начала Элизабет. – Я ведь понимаю, ты шел сюда пешком, по морозу вовсе не за тем, чтобы вот так просто посидеть. Ты ведь хотел мне что-то сказать? Я же не умею читать мысли. Может, ты хотя бы намекнешь, в чем дело?
Ники покосился на кукол, сидевших возле стены. Элизабет затаила дыхание. Уже несколько дней она не могла избавиться от мысли, что Ники что-то известно об исчезновении Каспера. Возможно, он собирается наконец открыться ей?
Элизабет похлопала мальчика по щеке и ласково спросила:
– Это касается Каспера?
Ники поднял глаза на Элизабет. В них мелькнула отчаянная решимость. Он дважды глубоко вздохнул и открыл было рот, но не смог произнести ни слова. Беспомощно поглядев на Элизабет, Ники снова опустил глаза и отрицательно покачал головой.
Элизабет начинала терять терпение, хотя и старалась не подавать виду. Ники, несомненно, хочет ей о чем-то рассказать. Что же ему мешает? Ладно, что бы то ни было, сегодня она непременно это выяснит.
– Что за черт? – послышался из прихожей голос Квинта. Элизабет оставила открытой входную дверь, и он беспрепятственно вошел. Под мышкой Квинт держал сверток.
Элизабет, не вставая с места, обернулась. Ники вскочил на ноги и смотрел на вошедшего Квинта широко распахнутыми глазами. Он напоминал злоумышленника, пойманного с поличным при совершении преступления. У Элизабет упало сердце. Уникальная возможность разузнать что-нибудь о Каспере была упущена.
Машина мчалась по улицам испанского квартала к отелю. Рядом с Квинтом, нахохлившись, сидел Ники, явно чем-то недовольный. Да и чего ему было радоваться после трепки, которую задал Квинт?
Ники украдкой сочувственно взглянул на своего старшего друга. Квинт старался не показать виду, но мальчик чувствовал, какой ураган бушует у него внутри. Ведь Ники испортил ему вечер. Знай мальчик об их сегодняшнем свидании, он, конечно, воздержался бы от своего похода.
Ники искусал все губы, стараясь не разрыдаться. Реветь нельзя, ведь он уже взрослый. А не то Квинт будет думать, что он еще малыш и с ним не стоит иметь дел, а это и вправду ужасно. Ники смутно помнил отца. Ему нравилось думать, что отец был таким же, как Квинт. Большим, умным, справедливым. А еще спортсменом. Он очень любил и Квинта, и Элизабет. Он хотел, чтобы они тоже любили его. И чтобы Байрон Томпсон его любил, Ники тоже хотел. Но почему-то у него это не получалось. Поэтому Ники чувствовал себя так гадко.
Колеса машины шуршали по мостовой. Они пересекли бульвар Вард. Ники горестно вздохнул и откинулся на спинку кресла. Он чуть было не поведал Элизабет о своей тайне. Надо было рассказать все им обоим. Но Ники не мог заставить себя сделать это.
Никому во всем свете он не мог рассказать об этом. Ники был в отчаянии. Тайна представлялась мальчику огромным чудовищем, которое вцепилось в Ники мертвой хваткой и не отпускает, становясь с каждым днем все огромнее и отвратительнее.
Машина подъехала к отелю. К дверям вышел швейцар, облаченный в ливрею из тяжелого сукна с золотыми галунами. Квинт подозвал его, не выключая двигателя и кондиционера. Сквозь двойное стекло парадного входа Квинт отчетливо видел Надин Элледж, нервно расхаживавшую по ярко освещенному вестибюлю.
– Тетя твоя места себе не находит, путешественник! Не следовало бы так волновать ее, – заметил Квинт, дотрагиваясь до руки мальчика.
С того момента как возвратившись из магазина Квинт нашел Ники сидящим на диване, мальчик не произнес ни слова.
Ники кивнул, не глядя в сторону вестибюля. Он сидел, крепко сцепив руки и втянув голову в плечи. Казалось, он готов провести так всю ночь. «Ну уж нет», – подумал Квинт. Он вовсе не собирался позволить юному сопернику окончательно испортить себе вечер.
Губы мальчика подергивались. Квинту показалось, что он заметил странный отблеск в его глазах. Батюшки, да ведь он плачет!
– Ну, не надо, – попытался успокоить мальчика Квинт. Он протянул руку и стал массировать плечи Ники. Он сам обычно поступал так, если чувствовал перенапряжение. Одиночество и горе мальчика больно резанули Квинта по сердцу, словно перед ним сидел его собственный сын.
«Одиночество – страшная штука», – подумал Квинт и замер, пораженный этой мыслью. С ученической поры, когда он столкнулся с предательством человека, которому безгранично доверял, Квинт исповедовал совсем иные взгляды. По роду своей деятельности он вынужден был выступать в различных амплуа, но независимо от всего он с религиозной истовостью всегда отстаивал свое право на независимость. Какая горькая ирония! Возведенные собственными руками стены, охранявшие его мирок, выглядели теперь как цитадель несчастий. В том, что у него возникло это ощущение, не последнюю роль сыграла небезызвестная Элизабет Мейсон.
– А там здорово штормит, Ник. – Квинт кивнул в сторону вестибюля, где металась Надин. – Хочешь, пойду с тобой. Может, мне удастся как-нибудь утихомирить бурю.
– Нет, – замотал головой Ники и моментально ухватился за ручку двери. – Все в порядке. Я не боюсь. Тетя всегда была по-настоящему добра. Даже когда я плохо себя вел и огорчал маму. Только она… она все время следит за мной последние дни.
Предложение поговорить с тетей Надин заставило Ника вскочить с места. Но особенно насторожило Квинта то, что Ники неожиданно превратился в яростного защитника своей тетушки. Получалось, отношения между теткой и племянником далеки от того представления, которое вынес Квинт, общаясь с самой Надин.
– А как ты думаешь, Ники, – начал Квинт, внимательно глядя на мальчика. – Почему она это делает?
По щеке Ники сползла предательская слеза. Мальчик хотел отвернуться, чтобы Квинт не заметил, что он плачет. Квинт поборол нерешительность и, взяв мальчика за плечи, ласково, но властно привлек его к себе.
– Ник, ты помнишь? – спросил Квинт. – Я говорил тебе, что не надо стыдиться страха. – Квинт дождался, пока мальчик кивнет. – И слез мужчине тоже не надо стыдиться. За мной тоже водится такой грех.
– За вами? – Ники удивленно поднял глаза.
– Конечно. На мелодрамах в кино я рыдаю, как баба. А еще, когда я был, как ты, мальчишкой, со мной училась одна маленькая рыжая девчонка. Она всегда обставляла меня в игре с йо-йо.
– И вы плакали из-за того, что уступали ей?
– Нет. Я плакал из-за того, что она переехала в другой город.
Квинт смахнул слезу со щеки Ники, но за ней покатилась другая. «Кажется, переборщил», – подумал Квинт. Он снова прижал Ники к себе, замер на мгновение и отпустил мальчика. Когда он вновь посмотрел на Ники, то увидел, что тот улыбался сквозь слезы. Все бы ничего, да только у самого Квинта тоже в горле стоял ком.
Он откинулся на спинку сиденья.
– Ник, ты хочешь поговорить о том, что тебя расстраивает?
– Нет, сэр, – ответил Ники и, сделав глубокий вздох, взглянул Квинту прямо в глаза. – Я не могу.
– Ладно, – ответил Квинт. – Но если захочешь, скажи.
Ники вытер лицо рукавом, пятерней пригладил влажные от растаявшего снега волосы и вылез из машины. Квинт опустил стекло и посмотрел вслед удалявшемуся вялой походкой мальчику. Вдруг Ники обернулся. Квинт ободряюще поднял обе руки большими пальцами вверх. Ники грустно улыбнулся и повторил его жест. Наконец одинокая фигурка мальчика скрылась за дверями отеля. «Жаль мальчишку, но пока все складывается не так уж плохо», – подумал Квинт.
10
Пламя свечи озаряло комнату и Квинта, сидевшего с бокалом вина в руке. Языки пламени плясали в граненом хрустале, словно крошечные эльфы кружились в прозрачной жидкости. Странная все-таки вещь: сознание, подсознание, рассуждала про себя Элизабет. Ну почему, например, Квинт выбрал вино, по цвету гармонирующее с воском свечи? Элизабет было приятно думать, что Квинт интуитивно понял, что это ее любимый цвет.
– Элизабет! Ужин просто фантастический! Не зря я ждал столько времени. – Квинт поднял бокал, молча приглашая Элизабет выпить.
Ее лицо осветила теплая улыбка. После крайне сумбурного начала все в конце концов наладилось. Квинт отправился проводить Ники в отель. Передышка, которую получила Элизабет, чудодейственно повлияла на ее психику. К моменту возвращения Квинта курица была уже на столе, а к Элизабет возвратилось утраченное самообладание. Квинт откупорил бутылку вина и готов был оказать и другую помощь. Элизабет как раз трудилась над завершением одного из своих кулинарных творений – салата из авокадо и грейпфрутов. Однако она решительно отвергла его помощь, не желая терпеть присутствия мужчины на кухне.
– Я рада, что тебе понравилось, – ответила Элизабет. Квинт хотел налить еще вина, но она отказалась. Ей не хотелось рисковать. В голове и без того шумело. Ведь уже целый час напротив нее за столиком сидел Квинт.
– Наверное, не слишком весело провести выходной день на кухне, – заметил Квинт, наливая себе еще вина.
– Как раз наоборот – очень приятно, – ответила Элизабет. – И вообще, мне кажется, что я рождена, чтобы воплощать свои кулинарные фантазии.
– Зачем это нужно при отсутствии аппетита? – возразил Квинт. – Ты едва притронулась к тарелке.
Элизабет молча пожала плечами. Обычно ей приходилось питаться кое-как. Да она и не особенно обращала внимание на то, что ест. В мерцании свечи встречаясь взглядом с Квинтом, Элизабет ощущала дискомфорт в желудке. Всякий аппетит тут же пропадал.
– Кофе? – Элизабет вопросительно посмотрела на Квинта. Тот кивнул в ответ.
– Давай устроимся поудобнее? – Квинт посмотрел в сторону дивана.
Дискомфорт в желудке перерос в настоящий спазм. Элизабет вспомнила легкое прикосновение руки Квинта, когда они сидели на скамейке подле припорошенной снегом статуи Бенджамина Франклина. Ей стало жарко.
– Прекрасно, – беззаботно ответила она и принялась собирать посуду со стола, стараясь, чтобы тарелки не звенели в дрожащих руках.
Потом она отправилась на кухню приготовить кофе. Возвратившись в комнату, Элизабет обнаружила, что Квинт уже переместился на диван. Он принял поднос из рук Элизабет, поставил его на низенький столик, а потом потянул ее на диван. Их колени оказались совсем рядом. Она с облегчением подумала, что не зря погасила ночник в нише над кроватью, пока Квинт ездил отвозить Ники в отель.
– Ну, как кофе, Квинт? – осведомилась Элизабет.
– Я предпочитаю кофе за завтраком, – ответил он и с улыбкой закинул руку на спинку дивана.
Квинт пристально смотрел ей в глаза, и она, смутившись, догадалась, что Квинт имеет в виду завтрак на утро следующего дня. А он широко улыбнулся, желая смягчить впечатление, произведенное его словами. Наконец Элизабет тоже заулыбалась. Квинт наклонился и осторожно поцеловал ее в лоб, словно подтверждая, что это была всего лишь шутка.
– Сладкий и не очень крепкий, – добавил Квинт и возвратился к своей чашке.
Он отдает инициативу в мои руки, поняла Элизабет. Она была немного разочарована. Я могу ускорить развязку, оттянуть ее или положить всему конец. Он словно хочет заставить меня понять, чего я сама хочу. Мысль вдруг заработала в другом направлении. Как далеко она может зайти в отношениях с похитившим ее сердце мужчиной? Ведь она наперед знает, что эта связь кончится ничем. Вопрос, видимо, слишком серьезный, и время размышлять над ним еще не настало.
Элизабет добавила в чашку Квинта сахара и сливок. Она вела себя непринужденно, хотя нервы были на пределе. Минуту они сидели молча, не испытывая от этого неловкости. Элизабет наблюдала, как взгляд Квинта блуждает по квартире, переходя с одного предмета на другой. Наконец он задержался на куклах, выстроившихся вдоль стены.
– Ты не обидишься, если я спрошу кое о чем? – наконец сказал Квинт, ставя чашку на столик. – Интересно, почему именно тебе какой-то дальний родственник завещал столь ценные вещи?
– Я тоже задавала себе этот вопрос, – ответила Элизабет. – Мы ведь никогда не встречались и вообще не поддерживали никаких отношений. Но я знаю, что Юрий и Джейк периодически писали друг другу. От Джейка Юрий, видимо, узнал о существовании внучки, которая неравнодушна к кукольному театру. Я полагаю, что у него в Европе не осталось наследников, и Юрий не придумал ничего лучше, как завещать кукол мне.
– Ты собираешься всех продать? – спросил Квинт.
Он опять положил руку на спинку дивана и провел пальцами по гладкому шелку на вороте ее халата. Кончики пальцев касались шеи Элизабет, поднимая в груди волну удовольствия. Ей с трудом удавалось бороться с захлестывавшей ее чувственностью и сохранять способность мыслить.
– Нет, – ответила Элизабет. – Я решила, что куклы навсегда останутся со мной. – О Каспере она не стала упоминать.
– Уютное местечко, – заметил Квинт, движением руки указывая на квартиру. – Но думается, ты подыщешь себе что-нибудь попросторнее теперь, когда у тебя появились деньги.
– Много ли нужно одному человеку? – Элизабет осеклась, боясь, что Квинт поймет, что она в открытую намекает на его роскошные апартаменты. – Кроме того, прежде чем приступить к серьезным изменениям в жизни, я хотела бы сначала уладить имеющиеся проблемы, – закончила она. Про себя же она подумала, что если реально возникнет необходимость выкупать Каспера, то с изменениями в жизни придется повременить.
– Разумно, – заключил Квинт.
Он снова медленно провел кончиками пальцев по вороту халата. Элизабет отсутствующим взглядом уставилась на чашку с нетронутым кофе, которую держала в руках. Квинт взял чашку у нее из рук и поставил на столик. Потом он положил руку на колено Элизабет. Она долго не отрывала взгляда от его руки, ожидая, что последует дальше. Квинт не двигался. Подняв глаза, Элизабет встретилась с ним взглядом. Он улыбался, хотя лицо его застыло в напряженном ожидании.
Твой ход, словно говорили его глаза.
Элизабет судорожно сглотнула слюну. Повинуясь своим чувствам, она скользнула в объятия Квинта. Он склонил голову и нежно, почти робко, поцеловал Элизабет в шею возле уха. Замирая от удовольствия, она повернулась к Квинту. Тот не стал терять времени и трепетно прижался к ее губам. Движения лучше всяких слов говорили, что он давно ждал этого часа. Элизабет казалось, что они все дальше и дальше погружаются в теплые клубы тумана. Одной рукой Квинт придерживал голову Элизабет, другой ласкал спину, талию, бедра. Когда он прикоснулся к ее груди, Элизабет застонала и обвила руками его шею. Квинт опустил ее на округлый валик дивана, и теперь они лежали, сливаясь в страстном поцелуе, не способном погасить жар желания.
– Элизабет, – вновь и вновь шептали губы Квинта, обжигая лицо девушки жарким дыханием. – Я хочу тебя!
Каждая частичка ее тела готова была откликнуться «Да!». Элизабет почувствовала, что пальцы Квинта теребят верхнюю пуговицу халата. «Он похитит твое сердце, не дав своего взамен». Эта мысль неожиданно промелькнула в мозгу Элизабет, очарование момента пропало, и она остановила руку Квинта.
Он замер. Элизабет слышала биение его сердца, но ей показалось, что на какую-то долю секунды дыхание его пресеклось. Она зажмурилась, не желая видеть, как изменилось его лицо. Мгновение показалось вечностью. Квинт медленно выпрямился. Подушки дивана, прогнувшиеся под тяжестью его тела, разгладились.
Элизабет открыла глаза и посмотрела на Квинта. Он стоял около двери балкона и смотрел на огни раскинувшегося внизу города. Элизабет принялась смущенно поправлять прическу.
– Прости, Квинт, – сказала она.
– За что? – спросил он хриплым голосом и обернулся. Губы его подергивались от напряжения, темные глаза пылали огнем, пряди волос топорщились, взъерошенные пальцами Элизабет.
Она с болью почувствовала, что всем существом хочет его, так же как и он ее.
– За то, что мысль о том, чтобы лечь с тобой в постель, была такой простой… – она помолчала, подбирая нужное слово, – и такой ошибочной.
– Ошибочной? – переспросил Квинт, не понимая, что она хочет этим сказать.
– Да, – ответила Элизабет. – Я не верю в любовь на одну ночь.
– На одну ночь… – повторил Квинт ее слова. – Боже мой, о чем ты говоришь? Я думал…
– Любовь и обязательства – разные вещи. – Элизабет помолчала. – Пройдет несколько недель, и ты отправишься в новое турне. Будут новые выступления в других городах. И так без конца. Ты уезжаешь. Я остаюсь. – Может быть, это и к лучшему, подумала она, хотя от мысли, что это когда-нибудь случится, в душу закрадывалось ощущение убийственной пустоты.
– Я вернусь, – возразил он.
– Но не для того, чтобы остаться насовсем.
Минуту он молчал, словно прокручивая эту мысль в мозгу.
– Да, ты права, – наконец ответил Квинт.
Элизабет не хотела показать, как глубоко уязвлена его словами. Она надеялась, что Квинт будет возражать, начнет убеждать ее в обратном, но он с готовностью подтвердил ее слова. Значит, безнадежно ждать, что он изменится.
– Я не желаю, чтобы между нами что-нибудь произошло, Квинт, – сказала Элизабет. – Все равно это ни к чему не приведет.
Квинт язвительно рассмеялся и ничего не сказал ей в ответ.
– Прости меня, – вновь повторила Элизабет.
– Не нужно извиняться. И тревожиться надо тоже не тебе, – ответил Квинт.
«Что он имеет в виду?» – подумала Элизабет. Если ей не тревожиться о любви к человеку, с которым она не может соединиться, тогда кому же?
Они оба оказались в тупике. Почувствовав неловкость, Квинт подошел к столу и принялся собирать тарелки. Элизабет поднялась и начала ему помогать. Она не знала, что лучше сделать дальше. Его уход огорчил бы ее и надолго испортил ей настроение. Дальнейшее же присутствие Квинта ставило обоих в неловкое положение. Не придумав ничего подходящего, она отнесла грязную посуду на кухню, а Квинт, заткнув за пояс посудное полотенце, встал к мойке.
Они молча работали, предупредительно уступая друг другу дорогу в тесной кухне. Квинт наугад расставлял все по полкам шкафчиков и холодильника, а Элизабет не поправляла его, когда он ошибался, но старалась запомнить новые места своих вещей, чтобы потом не путаться. «Пародия на домашний очаг», – с болью подумала она.
Наконец с уборкой было покончено.
– Элизабет, – вдруг вновь заговорил Квинт. – А как ты оцениваешь свои шансы занять место Мадж? После ее отъезда, разумеется.
– Я не поставила бы на свою победу и ломаного гроша, – ответила Элизабет, беспомощно улыбаясь. Она поняла, что Квинт пытается завести разговор на нейтральную тему, и была благодарна ему. – Меня, честно говоря, это уже не волнует.
Квинт убрал масленку в холодильник и повернулся к ней.
– Что же изменилось?
– У меня возникли другие идеи по поводу того, как начать свое дело.
Квинт опешил. Элизабет никак не ожидала, что он примет так близко к сердцу ее ответ. В конце концов, какая ему разница, чем она собирается заняться в будущем?
– Всему виной наследство, Квинт. Куклы старого Юрия помогли мне понять, что любовь к кукольному театру у меня в крови. Боюсь, что для тебя это пустой звук.
– Нет, это здорово, хоть и действительно непонятно.
Элизабет отвернулась, будто для того, чтобы привести в порядок плиту. Она чувствовала устремленный ей в спину горящий взгляд Квинта. Он еще надеется перекинуть мост через бездну, которая разделяет их. Путь к вершинам наслаждения окончился в пропасти отчаяния. Так уже было однажды, когда Квинт водил ее на зимний карнавал. В тот вечер, когда украли Каспера. Теперь они вновь прошли этот путь.
– Итак, ты собираешься перечеркнуть все, ради чего трудилась все эти годы? А остаток жизни проведешь, транжиря полученное наследство? – Квинт окинул взглядом фигуру Элизабет, задержался на дорогом шелковом халате. – Должен признаться, ты меня разочаровала.
Элизабет круто обернулась и дала волю своим чувствам.
– Так ты разочарован? Помилуй, Квинт. Ты же понимаешь, что я не собираюсь провести остаток дней в безделье. И у меня еще меньше намерений транжирить наследство. Я ведь собираюсь расстаться с ним ради Каспера.
– Что ты собираешься сделать? – переспросил Квинт.
– Ты правильно меня понял. Если мне удастся отыскать подлого вора, то ради Каспера я, не задумываясь, расстанусь с остальными куклами. – Будто воочию Элизабет увидела перед собой Джунипера, старую марионетку деда, точь-в-точь похожую на Каспера, и к горлу подступили слезы. Она рассердилась на себя за минутную слабость. – Его нет со мною и, вероятно, никогда уже не будет.
Элизабет мысленно споткнулась на слове «его». Кого она имела в виду? Каспера? Джейка? Или Джунипера? А может быть, Квинта? Она застыла, пораженная ужасным открытием. Это в равной степени можно было сказать о каждом из них.
– Конечно, Элизабет. Я знаю, как много значит для тебя эта кукла, но…
Квинт сделал по направлению к Элизабет шаг, но она протестующе подняла руки. Она не могла допустить, чтобы Квинт прикоснулся к ней. Не стоило начинать все сначала…
– Да, Квинт. Ты был прав. Тебе этого не понять. Ты занят тем, что убеждаешь других в необходимости идти в жизни на риск. Но сам ты ни разу не рискнул связать себя обязательствами.
Лицо Квинта словно окаменело. Элизабет могла гордиться собой. Она нащупала самое уязвимое, самое больное его место, даже не ожидая, что это окажется так легко.
– У меня есть на то свои причины, – спокойно ответил он.
– Разумеется, – не менее спокойно подтвердила Элизабет, – причины всегда найдутся.
Они стояли на противоположных концах кухни и смотрели друг на друга. Вдруг Квинт сник. Он нервно пригладил волосы и глубоко вздохнул, словно собираясь с силами.
– Твоя взяла, – наконец проговорил Квинт. – Только, пожалуйста, обещай мне, что, прежде чем поставишь крест на своей карьере, ты хорошенько подумаешь.
– Я уже дала такое обещание самой себе, – ответила Элизабет.
Квинт снял с себя посудное полотенце, аккуратно сложил его и положил на кухонный столик.
– Ну, тогда…. Он уходит. В течение всего вечера Элизабет готовила себя к этому моменту. И все же она не думала, что уход Квинта будет омрачен их разладом.
– Было очень… интересно. – С этими словами Квинт направился к двери.
Элизабет пошла следом. Надеюсь, вы приятно провели вечер? Куда же вы торопитесь? Заходите еще… Какие банальные фразы! Язык не поворачивался произнести хотя бы одну из них. Элизабет принесла Квинту пальто. Он перекинул его через руку и открыл дверь, задержался на мгновение на пороге, обернулся и посмотрел на Элизабет.
Взгляд горящих глаз обжег Элизабет. Ей показалось, что он хочет что-то сказать. Но Квинт молчал. Молчала и Элизабет. Наконец Квинт дотронулся до щеки Элизабет и легонько прикоснулся к ее губам. Словно капля живительной влаги упала на раскаленную почву.
После этого Квинт ушел.
– Неисправимый тупица! – в ярости прошептал он. Ткнув в кнопку лифта, Квинт швырнул на пол пальто.
Элизабет не хочет их близости. Она уверена, что у них ничего не получится. Да, но ведь они уже давно перестали быть чужими друг другу. Этого невозможно ни забыть, ни перечеркнуть. Квинт вполне реально ощутил свое чувство к Элизабет. Он метался в тесном пространстве кабины лифта, то хватаясь за голову, то ударяя кулаком по стенам.
– Что это за бред про любовь на одну ночь? Кто, черт побери, все это выдумал?
Уж, конечно, не он. Он любит эту женщину, и он понимает, что это надолго.
Убеди же в этом ее, тупица! Эта мысль смутила Квинта. Никогда в жизни он не задумывался всерьез над подобным шагом. Доверять кому-то, кроме самого себя? Эта мысль до смерти напугала Квинта. Но когда двери лифта плавно распахнулись на первом этаже, он понимал, что эта мысль прочно засела у него в мозгу.
Квинт подобрал с пола пальто и вышел на улицу. Он был взвинчен и совсем не чувствовал холода. Как он мог позволить себе потерять голову из-за женщины? Ведь это сумасшествие!
– Не большее, чем перечеркнуть всю карьеру ради этих безмозглых кукол! – вслух возразил он сам себе.
Дело тут совсем не в наследстве. В конце концов он же не сидит сложа руки, с тех пор как стали выходить его книги! Самое важное – это понять цель, ради которой существуешь. Всю свою жизнь Квинт занимался тем, что карабкался к новым вершинам. Разве он мог поверить в то, что несерьезное занятие куклами Элизабет предпочтет настоящему делу?
