Текст книги "Грешное желание"
Автор книги: Карен Робардс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
Глава 2
– Интересно, что она задумала? – Это были скорее мысли вслух, чем вопрос, но Тьюди все равно ответила:
– Ягненочек, я уже давным-давно отказалась от попыток понять мисс Селию. И не смотри так. Это неприлично.
Наставление Тьюди было ярким примером того, когда говорят, что горшок котел сажей корил, но сейчас было не время рассуждать об этом. Кроме того, Тьюди была права. Негоже, чтобы заметили, как она таращится, разинув рот. Когда запряженную двуколку увели, Джесси снова раскачала кресло, мягко оттолкнувшись ногой от побеленного пола, и откусила еще кусок тарталетки. Тьюди тоже опустила глаза в колени и снова принялась лущить бобы.
Незнакомец повернулся, чтобы проводить Селию по широкой лестнице, ведущей на верхнюю галерею и в семейные гостиные, расположенные за ней. Джесси бросила один взгляд на его лицо и снова перестала жевать. Рука с забытой тарталеткой повисла в воздухе, когда она уставилась на спутника Селии с растущей тревогой.
Даже на ее критический неопытный взгляд мужчина была ослепительно красив. Когда они вдвоем поднимались по лестнице, он улыбался Селии, которая положила ладонь на изгиб его руки, своими длинными пальцами он накрыл ее маленькие и изящные. Его белоснежные зубы блестели на загорелом лице, а черты были красивыми и правильными. Когда он откинул назад голову, засмеявшись чему-то. Джесси увидела его глаза под густыми черными бровями, невероятно голубые, такие же голубые, как безоблачное небо, простирающееся над долиной Язу.
Некоторые из местных плантаторов и их сыновей были привлекательными мужчинами, и лично Джесси считала, что Митчелл Тодд, чьей семье принадлежала соседняя плантация «У реки», даже очень красив. Но Митч и остальные бледнели перед великолепием этого мужчины – он, помимо того что был красив, излучал возбуждение, и опасность, и какое-то лихое, бесшабашное обаяние, которого другим явно недоставало.
Джесси подумала, что, кто бы он ни был, он не из этих краев. Они добрались до верха лестницы и оба – Селия и незнакомец – увидели Джесси и Тьюди. Джесси осторожно положила тарталетку на колени, надеясь, что начинка не вытечет, и стиснула руками подлокотники.
– Ох, Джесси! Бог ты мой, ну и вид у тебя! О, ну, впрочем, с этим ничего не поделаешь, полагаю. Стюарт, дорогой, это моя своенравная падчерица. – Селия закатила глаза, словно желая подчеркнуть то, что она уже рассказывала мужчине о Джесси. Он улыбнулся девочке. Это была абсолютно обезоруживающая улыбка, которая сделала его еще красивее, если такое было возможно. В ответ руки Джесси стиснули подлокотники в непроизвольном жесте физического сопротивления этому мощному обаянию. Лицо ее тоже напряглось, и она знала, что на нем появилось то угрюмое, строптивое выражение, за которое Тьюди всегда бранила ее и которое возникало помимо воли, когда она находилась рядом с Селией, которая всеми мыслимыми и немыслимыми способами всегда пыталась привлечь внимание к любым недостаткам своей падчерицы.
Игнорируя Тьюди, как она всегда поступала со слугами-рабами, если только не распекала их и не отдавала приказы, Селия тоже улыбнулась Джесси – что само по себе было достаточно необычно. Пересмешник испуганно вспорхнул, добавив трепет своих крыльев к звяканью удаляющейся двуколки. Шелк юбки модного дневного платья Селии шуршал, когда она двигалась.
Селия была безупречна, как всегда, от верха своей очаровательной маленькой шляпки до носков миниатюрных атласных туфелек. Платье Селии было того же оттенка голубого, что и небо, что и глаза незнакомца, – у Селии было пристрастие к небесно-голубому, и в нем она выглядела прелестной, стройной и поразительно юной. Джесси с изрядной долей злорадства гадала, знает ли ее новый поклонник, что прошедшей зимой Селии стукнуло тридцать. Затем Селия и мужчина, которого она тащила за собой как на буксире, остановились перед ней. Окаменевшая Джесси уставилась в улыбающееся лицо незнакомца, в то время как Селия защебетала своим притворно нежным голоском, которым пользовалась в обществе мужчин:
– Джесси, это Стюарт Эдвардс. В самом деле, дорогая, ты выглядишь так, словно тебя протащили через куст! И что это за сладость ты ешь? Ты же знаешь, что тебе нельзя есть сладкое, если ты хочешь когда-нибудь перерасти эту детскую пухлость. Ты должна уделять больше внимания своей внешности. Красавицей ты, конечно, никогда не будешь, но могла бы по крайней мере постараться выглядеть презентабельно. Стюарт, умоляю, прости ее! Обычно хотя бы лицо у нее чистое Бог мой, Джесси, до этого момента я и не сознавала, что ты как-то незаметно превратилась в здоровую неуклюжую девицу, не правда ли? Это может заставить Стюарта подумать, что я плохая приемная мама и ужасно старая, хотя я была на несколько десятков лет моложе своего покойного супруга и по возрасту гожусь Джесси скорее в сестры, чем в мачехи. – Говоря это, она адресовала сердитый взгляд Джесси и мелодичный смех Стюарту Эдвардсу.
– Любому, у кого есть глаза, сразу должно быть ясно, что ты и мисс Линдси почти одного возраста, – галантно вмешался Эдвардс. – Как поживаете, мисс Линдси?
Легкий комплимент доставил удовольствие Селии, которая захлопала ресницами и заулыбалась ему, жеманно выдохнув: «О Стюарт!»
Эдвардс улыбнулся ей, затем вежливо поклонился Джесси, которая встретила его обволакивающее обаяние каменным молчанием. Возможно, лесть превращает Селию в сладкий сироп, но с ней этот номер не пройдет. За спиной у Эдвардса Селия прищурилась, ее недобрый взгляд обещал наказание за грубость, когда они останутся одни. Джесси оставила без внимания подразумеваемую угрозу. То, что она была крупнее своей миниатюрной мачехи, оборачивалось для Джесси преимуществом – она больше не боялась физической расправы Селии.
– Ну-ну, Джесси, где же твои манеры? Ты должна по крайней мере поздороваться, когда тебе кого-то представляют. – Джесси знала, что мягкий, журящий тон Селии скрывал ее действительное желание как следует надрать падчерице уши. Все равно Джесси ничего не сказала, лишь посмотрела на них двоих откровенно презрительным взглядом. Селия при этом раздраженно хмыкнула и взяла Эдвардса за руку, словно собираясь увести его.
– Умоляю, не обращай внимания на ее дурные манеры, Стюарт! Я сделала все, что в моих силах, но, как видишь, она меня не слушает. Возможно, теперь, когда у нее снова будет отец, она…
– Что ты сказала? – наконец заговорила Джесси, когда до нее дошел смысл сказанного, и голос се прозвучал скорее как ошеломленный писк. Должно быть, она ослышалась или неправильно поняла то, что услышала. Селия умоляюще взглянула на мужчину, стоявшего рядом. До Джесси дошло, что слух ее не подвел. Она медленно, осторожно поднялась на ноги, подхватив тарталетку с колен и даже не сознавая, что делает. От шока она двигалась так, словно внезапно состарилась лет на пятьдесят.
Селия была около пяти футов ростом и хрупкого сложения, тогда как Джесси на добрых шесть дюймов выше и отнюдь не хрупкая. Стоя, Джесси возвышалась над своей мачехой и смотрела на нее далеко не дружелюбно. Эдвардс сделал жест рукой, словно хотел встать между ними, но не сдвинулся с места, и Джесси его игнорировала. Она не отрывала глаз от Селии. Та стояла спиной к Эдвардсу и смотрела на Джесси со злобой, которая, когда они оказывались одни, была ее обычным отношением к падчерице.
– Джесси, дорогая, я боялась, что ты немножко расстроишься, но, видишь ли, мы со Стюартом любим друг друга и… – Этот притворно ласковый голос действовал Джесси на нервы, как царапание ногтей по стеклу.
– Ваша мачеха оказала мне огромную честь, согласившись стать моей женой, мисс Линдси, – вмешался Эдвардс, придвигаясь к Селии, жестким тоном и взглядом вставая на ее защиту. – Мы надеемся, вы пожелаете нам счастья.
Его надежде явно не суждено было сбыться. Джесси долго смотрела то на него, то на Селию, ничего не говоря, пока осознавала ужасную новость. Желудок скрутило, и лицо ее стало белым как мел.
– Ты собираешься… снова выйти замуж? – наконец выдавила она.
– Так скоро, как это можно устроить, – ответил Эдвардс, хотя ошеломленный вопрос был адресован Селии. Джесси упорно игнорировала Эдвардса, словно его и не было.
– Означает ли это, что ты… уедешь? – Джесси все еще говорила с Селией сдавленным, придушенным голосом. Но, даже задавая вопрос, она уже знала ответ: Селия никуда не уедет.
– Разумеется, мы совершим небольшое свадебное путешествие, но я ведь не могу оставить тебя надолго, не так ли, дорогая? Нет, конечно же. Твой дорогой отец оставил тебя на моем попечении, и я никогда не поступлюсь этим святым долгом, как бы сильно ты ни ненавидела меня за это! Стюарт будет жить здесь и снимет с меня часть непосильного бремени, которое я взвалила на свои плечи, пытаясь управлять имением так, как бы хотел твой папа, и он постарается стать тебе отцом. И возможно, всего лишь возможно, его воспитание окажется более действенным, чем мое. Я…
– Ты не можешь этого сделать!
– Ах, Джесси, ну почему тебе обязательно все так усложнять? Я лишь хочу того, что лучше для всех нас…
Жалобный тон Селии вывел Джесси из себя.
– Ты… не можешь… этого… сделать, – прошипела она, сделав торопливый шаг к своей мачехе. Селия взвизгнула и также поспешно отступила назад. Джесси схватила мачеху за тонкую руку и встряхнула. – Ты меня слышишь, Селия? Ты просто не можешь!
– Возьмите себя в руки, мисс Линдси! – На этот раз Эдварде все-таки втиснулся между Селией и Джесси, крепко, до боли ухватив ее за плечи. Джесси резко вырвалась, в то же время, что, несомненно, и входило в намерения Эдвардса, отпустив Селию.
– Джесси, дорогая… – Селия потерла руку, готовая вот-вот удариться в слезы. Зная, какая она обманщица и притворщица, Джесси непроизвольно насупилась.
– Полагаю, будет лучше, если мы отложим этот разговор до тех пор, пока твоя падчерица не успокоится и не обретет способность здраво рассуждать, – предложил Эдвардс, покровительственно обнимая Селию за хрупкие плечи и бросая на Джесси взгляд, в котором смешались неприязнь и явное предостережение.
– Она всегда такая. – Селия придала голосу оттенок отчаяния, когда повернулась, чтобы взглянуть на него, своими изящными ручками ухватив его за перед рубашки жестом, который даже Джесси сочла бы трогательным, если б не знала Селию так хорошо. – Всегда. Она ненавидит меня с тех пор, как я вышла за ее отца. Она… никогда не хотела, чтобы я была счастлива…
К отвращению Джесси, Селия все-таки разрыдалась, громко и отчаянно всхлипывая. Эдвардс, конечно же, проглотил этот крючок умелого притворства вместе с леской и наживкой. Джесси со злостью наблюдала за ними обоими, пока Эдварде прижимал к себе всхлипывающую Селию и шептал ей на ухо что-то успокаивающее. Тьюди, которая все еще сидела в кресле-качалке, скромно опустив глаза в миску с бобами, в то время как уши ее буквально стояли торчком, впитывая каждое слово, воспользовалась возможностью, пока эти двое были поглощены друг другом, чтобы послать Джесси предупреждающий взгляд и чуть заметно покачать своей головой в тюрбане. Джесси увидела, но была слишком расстроена, чтобы послушаться молчаливого совета. У нее было такое чувство, будто она внезапно очутилась в каком-то кошмарном сне.
– Ты не можешь этого сделать, – повторила она. Ее слова были адресованы изящной спине Селии, которая вздымалась и вздрагивала, пока она шумно всхлипывала в рубашку Эдвардса.
– Я собираюсь жениться на вашей мачехе, мисс Линдси, – сказал Эдвардс ровным голосом, встречаясь с ней ледяным взглядом. – Вам лучше свыкнуться с этой мыслью и прекратить ломать перед нами комедию. Должен предупредить вас, что как будущий муж вашей мачехи и ваш новый попечитель я прекрасно сумею справиться с испорченными детьми, как они того заслуживают.
Джесси уставилась на него, заглядывая глубоко в эти глаза, которые были холодными и твердыми как лед, и почувствовала, что ее буквально затрясло от ярости и ненависти, поднимающихся в ней. Она была так зла, что у нее перехватило дыхание с чем-то вроде всхлипа. Но она не могла плакать. Она никогда не плакала и скорее умрет, чем падет так низко перед ним – перед ними! Она вздернула подбородок, стараясь скрыть влажный блеск глаз. Она не видела себя, но внезапно стала очень похожа на ребенка, злого, потерянного ребенка. Уголок рта Эдвардса нетерпеливо опустился, когда он заметил зарождающиеся слезы, и он сделал движение, словно хотел положить успокаивающую руку ей на плечо. Джесси увидела внезапную жалость в его глазах и злобно оскалилась. Как он смеет жалеть ее!
– Мисс Линдси… – Его ладонь все-таки дотронулась до ее руки, слегка погладив. Джесси в ярости отшвырнула его руку.
– Не смейте прикасаться ко мне! – зашипела она. Глаза ее сверкали ненавистью к нему сквозь слезы, которые она удерживала в себе. Потом с безумным вскриком она развернулась и побежала к лестнице, грубо оттолкнув его и Селию, которая перестала лить слезы и страдальчески шмыгала носом у него на груди, между тем как глаза ее, искоса поглядывающие на Джесси, сияли торжеством.
– Что за черт!.. – послышалось восклицание Эдвардса, когда Джесси оттолкнула его, но она ни разу не оглянулась, стремглав сбежав по лестнице и несясь в сторону конюшен, поэтому ей не пришлось испытать пусть малого, но все же удовольствия от сознания того, что в руке, которой она отпихнула его, была тарталетка и вишневая начинка растеклась по всему рукаву его безупречного черного сюртука.
Глава 3
Уже спустились сумерки, когда Джесси свернула на длинную подъездную аллею, ведущую к дому. Гладкая, лоснящаяся шкура ее гнедой кобылы Звездочки была заляпана черной грязью, и ее поступь была медленной, даже несмотря на то что они уже приближались к дому. На мгновение Джесси почувствовала укол совести за тот дикий галоп, который занес их в глубь Дикого болота. Под конец грязь доставала Звездочке почти до колен, и было тяжело пробираться обратно по вязкой, илистой жиже. По пятам за Звездочкой бежал Джаспер, здоровый лохматый пес неизвестного происхождения, которого она взяла себе щенком. Джаспер был еще грязнее Звездочки и бежал, высунув язык, но отлично провел время, гоняясь за белками и опоссумами, поэтому Джесси не испытывала из-за него особенных угрызений совести. Но вот перед Звездочкой чувствовала себя виноватой. У нее должно было хватить ума не тащить изящную кобылу в болото. Однако в тот момент она была слишком расстроена, чтобы думать о последствиях.
Селия собирается вступить в новый брак. Эта мысль была настолько шокирующей, что казалась нереальной. Джесси весь день пыталась свыкнуться с этой новостью, но сейчас была ничуть не ближе к тому, чтобы принять ее, чем несколько часов назад, когда сбежала с галереи. Эта мысль была просто невероятна. Ее невозможно было вынести.
Подъездная дорога разветвлялась надвое, одной ветвью образуя круг перед домом, а другой ведя к конюшням. Огромные старые дубы, уже зазеленевшие молодой листвой, сплетали ветви над головой, образуя шатер на всем пути к конюшням и дальше, до хижин рабов и дома надсмотрщика. Джесси направила Звездочку к конюшне. Два одинаковых столба дыма поднимались из летней кухни рядом с большим домом и из общей кухни для рабов. Острый аромат горящего хвороста наполнял воздух.
Когда Джесси подъехала ближе к дому, его узкие вытянутые окна осветились один за другим, вначале на первом этаже, в приемных покоях, затем наверху, в семейных комнатах. Сисси, юная дочка Роуз, которую обучали, с тем чтобы однажды она заняла место матери на кухне, переходила из комнаты в комнату, зажигая лампы и свечи, что являлось ее ежевечерней обязанностью. Свет из окон отбрасывал мягкое сияние на побеленный камень, из которого в начале столетия была выстроена главная часть дома. Составленная из солидных прямоугольных каменных глыб, «Мимоза» в последующие годы достраивалась и теперь имела форму буквы «Т», верхняя перекладина которой была сделана из прессованного кипариса, и все сооружение побелено, чтобы скрыть разностильный неравный союз дерева и камня. Двенадцать внушительных дорических колонн поднимались мимо галереи второго этажа к искусно вырезанному карнизу. Его великолепие подчеркивалось длинной лестницей, которая вела от верхнего портика на подъездную дорожку.
Джесси остановила Звездочку и откинулась в седле, с наслаждением любуясь видом дома. Она любила «Мимозу», любила с неистовством, которое только теперь обнаружила. Плантация принадлежала Ходжам, семье ее матери, многие поколения. Когда ее мать, Элизабет Ходж, единственный ребенок в семье, вышла замуж за Томаса Линдси из Виргинии, вопроса о том, где молодожены будут жить, ни разу не возникло. «Мимоза», вполне естественно, однажды должна была перейти к Элизабет, и в последующие годы у Джошуа Ходжа было достаточно времени, чтобы обучить своего нового зятя всем сложностям управления плантацией, которая включала в себя десять тысяч акров хлопковых полей, лесопилку, мельницу, кузницу и девятьсот девяносто два взрослых раба.
Чего никто не мог предвидеть, так это того, что Элизабет Линдси переживет своих родителей только на два года, что Томас Линдси вновь женится всего лишь через год – Селия Брэдшо была хорошенькой юной мисс, которую он встретил во время поездки в Новый Орлеан – и сам умрет чуть больше года спустя. Все еще сильно увлеченный своей молодой женой, Томас напишет завещание, оставив «Мимозу» целиком Селии с двумя условиями: первое, что его дочь от Элизабет, Джессика, сможет, если пожелает, всю жизнь жить здесь, и второе, что никто из рабов, живущих на плантации на момент его смерти, не будет продан.
Джесси было всего девять, когда умер отец, поэтому то, что «Мимоза» была оставлена Селии, не особенно ее беспокоило. «Мимоза» – ее дом, всегда была им и всегда будет, и никакие юридические тонкости относительно прав собственности не могли этого изменить. И только шок сегодняшнего заявления Селии заставил ее понять, насколько неопределенно ее положение. Почему-то ей никогда не приходило в голову, что Селия снова выйдет замуж, а должно было бы. Но она никогда всерьез не задумывалась об этом. Но даже если и думала бы, то скорее всего пришла бы к заключению, что Селия слишком любит мужчин, всяких разных мужчин, чтобы остановиться на ком-то одном. Как страус спрятав голову в песок, Джесси отказывалась видеть неприятное. Какой же дурой она была! И какая она дура, что, услышав заявление Селии, даже на мгновение могла понадеяться, что новый брак мачехи будет означать ее отъезд.
Разумеется, Селия ни за что не покинет «Мимозу». Она принадлежит ей. Она совершенно безнаказанно может привести сюда мужа, любовника и вообще любого, кого пожелает, и передать ему плантацию, которая по праву крови и самозабвенной привязанности принадлежит Джесси. Может ли Селия продать имение? Эта ужасающая мысль потрясла Джесси вместе с осознанием, что она не знает ответа. Ей никогда не приходило в голову спросить. Со слепым доверием юности она верила, что жизнь и дальше будет идти так же, как шла всегда.
Она ни разу даже не задумывалась, что все может измениться, до тех пор пока ее не ткнули в это носом. Теперь же она столкнулась с сокрушительным ощущением потери. «Мимоза», ее дом, принадлежит Селии, и это факт, против которого она совершенно бессильна. Если Селия и ее Стюарт поженятся и родят детей, именно эти дети почти наверняка унаследуют плантацию, а не она. Мысль была мучительной, парализующей и совершенно невыносимой. И мириться с ней Джесси не собиралась. Какой бы она, Джесси Линдси, ни была, но уж размазней ее не назовешь. Она по натуре борец и намерена сражаться за свой дом до последнего.
После долгих и мучительных размышлений она решила, что ни за что не допустит этого брака, даже если для этого придется заставить Звездочку затоптать жениха копытами. Представив безукоризненного Эдвардса распластанным в пыли, Джесси мрачно усмехнулась. Она бы пристрелила его, если бы потребовалось, чтобы сохранить свой дом. Но по всей видимости, никаких таких крайностей не потребуется. Скорее всего она просто расскажет ему о склонности Селии к мужчинам, и он будет так шокирован, что удерет без оглядки. Джесси терпеть не могла сплетен и злословия, но в данном случае чувствовала, что у нее нет выбора. Селия уж точно не заслуживает ее преданности.
Потом Джесси заметила, что все огни в доме уже зажжены и Джаспер покинул их, убежав в конюшню к своему обеду. Мягким толчком коленей она снова послала Звездочку вперед.
Не стоит отчаиваться. Селия и ее ухажер еще не поженились. А как гласит пословица: «Пока стакан не осушил, не говори, что не пролил», а уж она позаботится о том толчке, от которого прольется это варево.
Прогресс, худой, согбенный и древний, как египетские пирамиды, – каким он и был всю жизнь, сколько она его знала, – стоял в дверях конюшни, с тревогой наблюдая за приближающейся Джесси. Его морщинистое, кофейного цвета лицо заметно расслабилось, когда он увидел, что она едет к нему.
– Давно пора вам вернуться домой, мисс Джесси, – приветствовал он ее, когда она натянула поводья с ним рядом.
– Мы были на болоте, Прогресс. Звездочка вся в грязи, и мне ужасно стыдно. – Джесси соскользнула с седла, покаянно похлопала лошадь по шее и передала поводья Прогрессу.
– Да уж вижу, мисс Джесси. – Обычно Прогресс высказывал свое неодобрение с прямотой человека, который жил в семье еще до рождения матери Джесси, но поскольку сейчас он не бранил ее многословно за глупость, Джесси догадалась, что он, должно быть, слышал о ее расстройстве. – Не волнуйтесь, я позабочусь о ней.
– Ты слышал про мисс Селию? – Это был скорее вздох, чем вопрос. Новость разлетелась по дому как лесной пожар, а оттуда до конюшни рукой подать, особенно если учесть, что Тьюди – сестра Прогресса.
– Да, слышал.
– Я этого не допущу, Прогресс.
– Ну-ну, мисс Джесси…
– Не допущу! Не допущу, ты слышишь? – Ее голос был свирепым. Прогресс вздохнул:
– Я слышу вас, мисс Джесси, слышу. Но порой бывает так, что мы ничего не можем сделать, чтобы предотвратить то, что намерены сделать другие.
– Я не дам этому случиться! Не могу, разве ты не понимаешь? Селии всегда было наплевать на «Мимозу», и ему наверняка тоже, и они могут даже продать ее и…
– Вы всегда перескакивали через препятствия раньше, чем добирались до них, мисс Джесси, даже когда были маленькой. Мисс Селия не будет продавать «Мимозу». С какой стати ей делать это? Это крупнейший производитель хлопка в долине еще со времен вашего деда. Так что перестаньте-ка лезть на рожон и бегите домой поужинайте. Тьюди уже три раза приходила сюда, искала вас. Она ужасно волнуется, скажу я вам.
– Но, Прогресс…
– Бегите, бегите. Кыш!
– Ну ладно, иду. А ты дай Звездочке пропаренных отрубей, слышишь?
– Дам, мисс Джесси. И, э… послушайте-ка… – нерешительно произнес Прогресс.
– Что? – Уже сделав несколько шагов, она оглянулась. Это было не похоже на старика.
– На вашем месте я бы поужинал на кухне, а потом сразу отправился в постель. Попросите передать мисс Селии, что вы дома, чтобы она не беспокоилась, и не встречайтесь с ней до утра.
– С какой стати мне это делать? Я должна ей кое-что сказать. – Прогресс задумчиво пожевал нижнюю губу. Заговорил он с неохотой, словно не был уверен, стоит ли говорить то, что он собирается сказать:
– Он все еще здесь – ухажер мисс Селии. Мне кажется, лучше было бы вам не затевать еще одну ссору с ними сегодня.
– Все еще здесь! – Джесси резко повернула голову и уставилась на дом, стиснув кулаки. – Почему? Он что, уже считает себя здесь хозяином?
– Не знаю, что он там считает, мисс Джесси. Я только знаю, что вы наживете себе кучу неприятностей, если не… мисс Джесси… если не будете вести себя прилично, слышите? – Последнее он прокричал брюзжащим, просительным тоном, когда Джесси решительно зашагала к дому, не дожидаясь, когда он договорит. Бормоча и качая головой, Прогресс смотрел ей вслед, рукой рассеянно гладя гриву Звездочки. Затем он поднял глаза к небу, словно прося Всевышнего о помощи, повернулся и повел кобылу в конюшню. Легче повернуть реку вспять, чем остановить мисс Джесси, когда она что-то задумала.
Джесси напрочь позабыла о том, что собиралась пойти в кухню поужинать, забыла про свою усталость и растрепанный вид. Она маршировала к фасаду дома, чеканя шаг и воинственно выпятив подбородок. Ее гнев, который за эти полдня остыл, снова закипел. Она не позволит этому… этому самозванцу обосноваться в ее доме без борьбы.
Сейчас они скорее всего в столовой, ужинают. Селия, разумеется, захотела произвести впечатление на своего ухажера, поэтому еда великолепна. От одной лишь мысли о возможном сочетании – ветчина с картошкой или, быть может, жареная курица – у Джесси заныло в животе. До этого момента она не сознавала, что проголодалась. Не считая вишневой тарталетки, большая часть которой пропала, она целый день ничего не ела.
Джесси поднималась по лестнице, кипя негодованием, мысленно репетируя предстоящее столкновение. Мечты о собственном красноречии и силе, и даже еще более удовлетворительная картина побежденного Эдвардса, навсегда покидающего «Мимозу», соблазнительно мелькали у нее в голове. Потом, разумеется, Селия возненавидит ее еще больше, чем прежде, и сделает ее жизнь еще невыносимее, но это будет малая цена за сохранение «Мимозы». До появления следующего мужчины… Но она не будет об этом думать. Быть может, увидев, в какой ужас придет этот, узнав правду, Селия оставит мысль о новом замужестве. А если нет… что ж, придет время, Джесси справится и с этой бедой.
С наступлением темноты воздух стал прохладнее, и Джесси могла бы продрогнуть в своей поношенной амазонке, если была бы в состоянии заметить прохладу. Она была настолько погружена в свои мысли, что не замечала ни похолодания, ни нежного аромата мимозы, витающего в воздухе вместе с запахом древесного дыма гикори и ветчины. Стрекотания цикад и пения ночных птиц она тоже не слышала. Мысли ее целиком и полностью сосредоточились на предстоящем противостоянии – на том, что она должна избавить «Мимозу» от наглого самозванца.
Поэтому она не заметила ни яркого мерцания кончика горящей сигары на верхней галерее, ни мужчину, который прислонился к колонне и курил, прищуренными глазами наблюдая за ее стремительным подъемом.
– Добрый вечер, мисс Линдси.
Неожиданность этого тихого тягучего голоса, идущего словно из ниоткуда, заставила ее резко повернуться в ту сторону, откуда он доносился. Поскольку она только ступила на верхнюю ступеньку лестницы, это резкое движение лишило ее равновесия. Джесси испуганно закачалась, глаза сделались огромными, когда она поняла, что вот-вот скатится вниз по лестнице, по которой только что поднялась. Затем рука, с быстротой молнии мелькнувшая в темноте, схватила ее повыше локтя, удерживая от падения. Вместо того чтобы повалиться назад, она упала вперед, прямо на грудь своего спасителя.
Сердце неистово колотилось оттого, что она едва избежала опасности. Обе ее руки лежали у него на рубашке, и несколько мгновений она была рада вот так стоять, пока дыхание немного не выровняется. Ступеньки скользкие, и падение с них почти наверняка привело бы к увечью. Он спас ее от этого, но, с другой стороны, он же сам и стал причиной того, что она чуть не упала. Джесси ничем ему не обязана.
От него пахло кожей и дорогими сигарами. Хлопок его рубашки у нее под ладонями был гладким на ощупь. Грудь под ней – теплой и крепкой. Она была высокой, но он почти на голову выше ее. По сравнению с его плечами ее плечи казались маленькими, хотя она была отнюдь не хрупкого сложения. Джесси мысленно отметила все это в считанные секунды. Затем он отпустил ее левую руку, морщась и сгибая правую ладонь, словно она болела. Джесси быстро отступила назад, но его левая рука, которой он также ухватил ее повыше локтя, когда она упала на него, все еще держала ее.
Джесси вскинула на него глаза, готовая высказать ему без обиняков все, что о нем думает, но что-то в выражении его лица заставило ее позабыть, что она собиралась сказать. Она обнаружила, что смотрит ему в глаза, которые казались почти бесцветными в сером сумраке галереи, глаза, которые были непроницаемыми, настороженными и хищными, как у волка. Встретившись с ним взглядом, Джесси внезапно осознала, что этот человек – достойный противник. Несмотря на красивое лицо и элегантную одежду, несмотря на внешнюю светскость и учтивость манер, эти глаза выдавали его. Это не плантатор-джентльмен, не земельный аристократ, облагороженный богатством. Как и она, этот мужчина – борец. И, боялась Джесси, борец куда более опытный.
– Осторожнее. – Судя по голосу, он был позабавлен, вероятно, пристальностью взгляда ее широко открытых глаз. Резко возвратившись к реальности, Джесси вырвала у него свою руку и попятилась на несколько шагов, на этот раз держась в стороне от края крыльца.
