Текст книги "Лихорадка грез (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)
Г лава 29
Дом 1247 на ЛаРю выглядел так же, как и прошлым августом, когда я впервые оказалась здесь.
Шесть месяцев назад, когда я приехала в Дублин, я не верила ни во что хотя бы отдаленно относящееся к сверхъестественному, в жизни никогда не видела эльфов и никогда бы не поверила, что нечто подобное вообще существует в мире.
Затем, спустя всего лишь две недели, я стояла на том же месте, что и сейчас, в центре Темной Зоны, наблюдая, как Гроссмейстер выпускает кучуНевидимых в наш мир через огромные каменные «двери» дольмена, которые были спрятаны на складе позади дома.
Как быстро изменился мой мир. За какие-то паршивые две недели!
Высокое, необычное кирпичное здание по адресу ЛаРю, 1247, с фасадом, покрытым известняком, не вписывалось в окружающую индустриальную местность, как и я, стоя в самом центре всего этого кошмара.
Лужайка с тремя засохшими скелетообразными умирающими деревьями была ограждена решеткой из кованого железа тонкой работы. Многочисленные окна дома были замазаны черной краской. Позади здания находился огромный кратер, наполненный грязью. В’лейн не просто «сплющил» дольмен Гроссмейстера – о чем я его попросила в тот день, когда он подарил мне иллюзию игры в волейбол с Алиной на пляже – он взорвал его, напрочь стер с лица земли, оставив только зияющую дыру. Я сожалела, что не уточнила тогда, чтобы он уничтожил и дом тоже. Тогда я бы не стояла здесь, собираясь снова зайти туда и шагнутьв одно из этих Зеркал, которые напугали меня в первый раз. С другой стороны, Гроссмейстер всего лишь отправил бы меня в какое-нибудь другое ужасное место – в этом я была уверена.
Я поднялась по лестнице, открыла двери и вошла в элегантное фойе. Мои ботинки громко постукивали по чернобелому мраморному полу. Я прошла под мерцающим канделябром, мимо декоративной винтовой лестницы и бархатной мебели.
Я знала, что наверху находилась спальня Гроссмейстера с величественной высокой кроватью в стиле Людовика XIV, бархатными занавесками, великолепной ванной и невероятно просторной гардеробной. Я знала, что он носит высококачественную одежду и самую дорогую обувь. Знала, что у него отменный вкус во всем. Включая мою сестру.
Не было никакого смысла оттягивать неизбежное. Кроме того, я хотела войти и покончить с этим раз и навсегда, чтобы потом предъявить права на мой книжный магазин. Бэрронс просто ошарашил меня своим предложением. Я не знала, что было тому причиной. Прямо сейчас он, вернувшись в книжный магазин, ждал от меня фотографию. Его... компаньоны должны были последовать за мной. Я вошла в длинную гостиную для официальных приемов, стены которой были увешаны множеством огромных зеркал в позолоченных рамах. Я шла по комнате, проходя мимо мебели, за которую «Sotheby» и «Christie»[44]44
Крупнейшие аукционные дома Лондона.
[Закрыть] дрались бы до смерти.
Первое зеркало с правой стороны было полностью черным. Мне стало любопытно, закрыто ли оно. Оно казалось мертвым. Я всмотрелась в него. Чернота внезапно увеличилась и расширилась, и на мгновение я испугалась, что оно вырвется из своей позолоченной рамы, разрастется, как пузырь, и проглотит меня. Но в ключевой момент оно громко стукнуло, издало хлюпающий звук и сдулось. Немного погодя оно вздулось снова. Хлюпнуло. Сдулось. Я вздрогнула. Это было гигантское черное сердце, которое висело на стене и пульсировало.
Я двинулась дальше. Во втором зеркале показалась пустая спальня.
В третьем – тюремная камера с человеческими детьми. Через решетку они протягивали ко мне свои костлявые, бледные руки и смотрели умоляющими глазами. Я замерла. В этой тесной клетке их было около сотни или даже больше. Они были избитыми и грязными, в лохмотьях.
У меня не было времени на это. Я не могла позволить себе поддаться эмоциям. Я шагнула ближе к зеркалу и подняла руку, в которой держала сотовый, чтобы сделать снимок этого места, а позже, после того как вызволю своих родителей, заставить Бэрронса помочь мне найти его в Зеркалахи освободить их. Но как только я собралась нажать на кнопку, один из детей открыл рот и угрожающе клацнул жуткими зубами, которых не могло быть у человеческого ребенка. Я поспешила отойти, проклиная себя за то, что позволила эмоциям затуманить мой мозг.
Дэни говорила, что некоторые Невидимые заключали детей в тюрьму. С этой ужасной мыслью в голове я и заглянула в Зеркало и увидела его обитателей в свете собственного страха и беспокойства, которые и сделали за меня ошибочные выводы. Если бы я думала ясно, то заметила бы едва уловимую неправильность формы головы этих «детей», неестественную жестокость на их узких лицах.
Я не взглянула на четвертое зеркало и подошла прямо к пятому. Встав немного в стороне от него, так чтобы Гроссмейстер не заметил меня, я сделала снимок и послала его на сотовый Бэрронса, а затем засунула свой телефон в карман.
И только после этого позволила увиденномупоразить меня.
Место было вполне определенным.
Он был в моей гостиной, в моем доме, в Эшфорде, в штате Джорджия.
Гроссмейстер держал моих родителей привязанными к стульям, с кляпами во рту, а вокруг них стояла дюжина охранников, одетых в черное и красное.
Гроссмейстер находился в моем родном городе! Что он с ним сделал? Привел ли он с собой Тени? Разгуливали ли Невидимые прямо сейчас по улицам, поедая моих друзей?
Единственное место, которое я так старалась уберечь от опасности, и не смогла!
Я позволила В’лейну отвести меня туда, сдавшись перед собственной слабостью и не решаясь войти в свой собственный дом. Было ли это роковой ошибкой, которая привлекла внимание Гроссмейстера? Или он всегда знал и только сейчас воспользовался этим?
В зеркале, приблизительно в пятнадцати футах, разделявших нас, папа покачал головой. Его глаза обращались ко мне: Не смей, малышка. Оставайся по ту сторону зеркала. Не смей обменивать себя на нас.
Как я могла? Именно он научил меня, что «у сердца свои причины, о которых разум не знает ничего» – это была единственная цитата Паскаля, которую я помнила. Никакие доводы в мире не заставят меня теперь развернуться и уйти, даже если мою спину не прикрывает Бэрронс. Я должна была пройти по этому канату даже без подстраховки внизу. Вчера вечером я выяснила имя своей биологической матери. Возможно, я даже начинала думать о себе как о Мак О'Коннор, но Джек и Рейни Лейн были моими мамой и папой и навсегда ими останутся.
Я подошла к стене. Глаза папы теперь стали дикими, и я знала, что если бы не кляп, он бы накричал на меня.
Я шагнула в Зеркало.
ЧАСТЬ III
Однако мы зрим с трудом в отражения и иносказания , и истина, прежде чем явиться перед нами лицом к лицу, проявляется в слабых чертах (увы! с к оль не различимых!) среди общего мирского блуда, и мы утруждаемся, распознавая ее вернейшие знаменования также и там, где они всего темнее и якобы пронизаны чуждою волею, всецело устремленною ко злу.
«Имя розы»
Глава 30
– Ты правильно сделала, что пришла, – поддразнил Гроссмейстер. – Симпатичная шляпка.
Войти в Зеркало было все равно, что проталкиваться через липкую пленку. Когда я коснулась поверхности, она показалась мне довольно плотной. Когда я попыталась сделать шаг внутрь, Зеркало не поддалось. Я надавила сильнее, и пришлось приложить немало усилий, чтобы ботинком пробить зеркальную кожу. Я втолкнула туда ногу по бедро.
Тем не менее, зеркало отталкивало меня назад с упругой эластичностью.
На мгновение я очутилась на половину в двух мирах, мое лицо было в Зеркале, а затылок – в доме, одна нога в Зеркале, а другая – снаружи. Как только я подумала, что меня вытолкнет назад гигантская резиновая лента, Зеркало всосало меня, теплое и неприятно влажное – и выплюнуло меня на другую сторону. Я пошатнулась.
Я ожидала, что буду стоять в гостиной, но оказалась в своего рода туннеле, похожем на влажную розовую оболочку. Моя гостиная находилась значительно дальше, чем это казалось в Зеркале. От родителей меня отделяли приблизительно сорок футов. Бэрронс ошибался. Гроссмейстер знал о Зеркалах больше, чем он думал. Он не только смог соединить Зеркала – туннель вообще не был виден с той стороны стекла. Как говорят в теннисе, этот сет остался за Гроссмейстером. Но у него нет шансов выиграть матч.
– Как будто у меня был выбор.
Я вытерла рукавом с лица тонкий слой вонючей скользкой плаценты. Эта гадость капала с МакНимба. Я думала снять его перед входом в Зеркало (немного сложновато для людей воспринимать тебя всерьез, когда он на тебе), но сейчас была рада, что не сняла. Не удивительно, что люди избегают Зеркал.
У тебя был выбор, говорил мне неистовый взгляд отца. И ты выбрала неверный путь.
Взгляд моей матери выражал намного больше. Ее глаза начали осмотр с беспорядка, который представляли собой мои взъерошенные, торчащих из-под «шляпки» волосы, потом с особым прицелом прошлись по тугим кожаным штанам, которые были на мне, быстро вынесли приговор моим обломанным ногтям, и к тому моменту, как мама заметила автомат, висевший на ремне на моем плече и касавшийся бедра, мне страшно захотелось, чтобы это закончилось. Я шагнула вперед.
– Не так быстро, – сказал Гроссмейстер. – Покажи мне камни.
Я переложила оружие в другую руку, скинула с плеча рюкзак, открыла его, вытащила черный мешочек и приподняла его.
– Достань их. Покажи мне.
– Бэрронс думает, что это не самая хорошая мысль.
– Я говорил тебе не втягивать Бэрронса, и мне плевать, что он думает.
– Ты сказал мне, не приводить его. Я должна была его втянуть. Он единственный, у кого были камни. Ты когда-нибудь пытался украсть что-нибудь у Бэрронса?
Выражение его лица говорило, что пытался.
– Если он вмешается, они умрут.
– Твое сообщение я поняла ясно и четко с первого раза. Он не вмешается. – Я должна подобраться поближе. Нужно встать между Гроссмейстером, его охраной и родителями, как только явятся Бэрронс и его люди. Я должна находиться на расстоянии удара. Бэрронс планировал переделать свое Зеркало так, чтобы соединить его с любым местом, где мог находиться Гроссмейстер, но он сказал, что это займет время, так как все зависит от местонахождения.Тяните время, приказал он.Как только я получу фото, то начну работать над тем, чтобы соединить свое Зеркало с другим. Мои люди придут за вами, как толькоя узнаю точное место.
– Положи на пол копье, свое оружие, пистолет, который находится сзади в штанах за поясом, финку из рукава и ножи из ботинок. Отшвырни их в сторону.
Как он узнал, где находилось мое оружие?
Моя мать не выглядела бы настолько потрясенной, даже если бы узнала, что я переспала с половиной школьной футбольной команды Эшфорда и между тачдаунами[46]46
Тачдаун (англ. touchdown – приземление) – один из способов набрать очки в американском и канадском футболе.
[Закрыть] курила крэк.
Я бросила не нее самый ободряющий взгляд. Она вздрогнула. Видимо, мое утешение получилось немного… диким, наверное.
– Несколько месяцев выдались тяжелыми, мама, – защищаясь, проговорила я. – Все объясню позже. Отпусти моих родителей, – сказала я Гроссмейстеру. – Я буду всецело сотрудничать с тобой. Даю слово.
– Я не нуждаюсь в нем. У меня в руках твои последние оставшиеся в живых родственники. Из-за конечности своего бытиялюди глубоко заботятся о таких вещах. Алина сказала мне, что ее родители погибли в автомобильной катастрофе, когда ей было пятнадцать лет. Еще одна ложь. Заставляет задуматься, не так ли? Я бы и не подумал искать их, если бы ты меня сюда не привела.
Как я могла привести его сюда? Как он выследил меня в Эшфорде? Мог ли он выследить В’лейна? Неужели В’лейн работает на два фронта? Работает с Гроссмейстером?
– Они мне не родные, – холодно сказала я. – Мои родители умерли. Когда ты убил Алину, то уничтожил последнего из моего рода, за исключением меня.
Я надеялась, что смогу убедить его в том, что мои родителя значат для меня немного меньше, чем на самом деле. Так всегда срабатывало в фильмах.
– Нас удочерили.
Я быстро взглянула на маму, даже зная, что не стоило этого делать. Ее глаза блестели от непролитых слез. Отлично. Она не одобрила мой вид, а теперь я задела ее чувства. Заставила ее испытывать боль.
Гроссмейстер не сказал ни слова. Только подошел к моему отцу и ударил его кулаком в лицо. Голова папы откинулась назад, из носа хлынула кровь. Он ошеломленно вздрогнул, но его взгляд говорил: Уходи отсюда, малышка.
– Хорошо! – крикнула я. – Я солгала! Оставь его в покое!
Гроссмейстер повернулся ко мне.
– Смертность – это абсолютная слабость. Она полностью формирует ваше существование. Каждый ваш вдох. Разве удивительно, что эльфы всегда были для вас богами?
– Для меня – никогда.
– Брось свое оружие.
Я опустила пушку на землю, вытащила из-за пояса пистолет, бросила финку из рукава и извлекла ножи из каждого ботинка.
– Копье.
Я уставилась на него. Если попытаюсь метнуть копье с сорока футов, которые нас разделяют, что хорошего из этого получится? Даже если попаду ему прямо в сердце, то он не умрет сразу же, потому что наполовину является человеком. Я не сомневалась, что по крайне мере один из моих родителей погибнет через несколько секунд после того, как я брошу копье, если не оба.
Тяните время, сказал Бэрронс.
Я потянула копье из кобуры и вытащила его из плаща. В тот момент, когда я его достала, оно заискрилось и вспыхнуло, выстрелив в воздух белыми зарядами. Копье сияло ослепительно белым цветом, будто черпало силу из окружающего эльфийского мира.
Я не могла заставить руку отпустить копье. Мои пальцы не разжались бы.
– Брось его сейчас же.
Он повернулся к моей маме и замахнулся кулаком.
Я зарычала и отшвырнула копье. Оно застряло в гладко розовой стене туннеля. Мясистыйканал вздрогнул, будто от боли.
– Оставь. Ее. В покое, – сказала я сквозь стиснутые зубы.
– Отшвырни оружие и покажи мне камни.
– Серьезно, Бэрронс сказал не делать этого.
– Сейчас же.
Вздохнув, я вытащила камни из мешка и развернула бархатную ткань, которой они были обернуты.
Реакция была мгновенной и яростной: туннель конвульсивно дернулся, из глубин влажных стен раздался стон, и подо мной задрожал пол. Камни засверкали иссиня-черным светом. Стены сжались и расширились, словно пытаясь меня вытолкнуть, и неожиданно меня ослепил зловещий свет, я ничего не слышала, кроме ревущего ветра и шума воды. Я зажмурилась от яркого света. Зацепиться было не за что. Я сжала камни в руке, пытаясь накрыть их, и чуть не потеряла бархатную ткань в этой буре. Рюкзак ударился о мои голени и вырвался из моей хватки.
Я крикнула в порыв ветра, зовя своих родителей, Бэрронса – черт, даже Гроссмейстера! Я чувствовала себя так, будто меня тянут в десять разных сторон. Мой плащ сорвался с плеч и теперь трепыхался, развеваемый сильным ветром.
Я изо всех сил пыталась запихнуть камни в мешочек.
Внезапно все затихло.
– Я говорила тебе, – зарычала я с закрытыми глазами, в ожидании, когда погаснет свет, обжигающий сетчатку глаз. – Бэрронс советовал не делать этого. Но разве ты слушал? Нет. – Ответа не было. – Эй! – позвала я осторожно. По-прежнему тишина.
Я открыла глаза.
Розовая оболочка туннеля исчезла.
Я стояла в зале из чистого золота.
Золотые стены, золотой пол – я коснулась своего затылка – куда не гляди, везде золото. Если тут и был потолок, то он находился вне поля зрения. Высокие золотые стены уходили в никуда.
Я была одна.
Ни Гроссмейстера. Ни охраны. Ни родителей.
Я посмотрела вниз в надежде увидеть свое оружие, ножи и рюкзак.
Там ничего не было, кроме гладкого, бесконечного золотого пола.
Я взглянула на стены в отчаянной попытке найти свое копье.
Ничего мерцающего белым цветом здесь не было.
На самом деле, поняла я, как только медленно повернулась вокруг своей оси, на золотых стенах не было ничего, кроме сотен, нет, тысяч, нет… Мои глаза едва не вылезли на лоб. Они полностью покрывали стены до самого невидимого верха – миллиарды зеркал.
Пытаясь осмыслить это, я ощутила вкус бесконечности. Я была крохотной точкой на прямой линиивремени, которая уходила в бесконечность в обоих направлениях,отчего я пребывала в полном и абсолютном замешательстве.
– Вот черт! Черт, черт, черт!
Я знала, где я была.
В Зале Всех Дорог.
Глава 31
Я понятия не имела, сколько просидела.
Мне казалось невозможным измерить время в этом месте.
Я сидела посреди Зала Всех Дорог (с подобранными ногами, глядя на золотой пол, потому что если я начинала оглядываться, то чувствовала себя маленькой и у меня кружилась голова), пытаясь критически оценить ситуацию.
Проблема: где-то там, в реальном мире, в моей гостиной в Эшфорде, штат Джорджия, ГМ до сих пор удерживает моих родителей.
Я представляла, как сильно он был взбешен.
Моей вины в этом не было. Именно он настоял на том, чтобы я показала ему камни. Я его предупреждала. Но винить себя было неуместно, как неуместно было и находиться в этом бескрайнем и равнодушном месте, откуда берут начало все возможные дороги.
У него до сих пор были мои родители. Вот что являлось существенным.
Надеюсь, Бэрронс прямо сейчас мчится через перенастроенное Зеркало в его кабинете, а его приятели прорываются через зеркало на ЛаРю, 1247. Надеюсь, этот скользкий розовый туннель, который слишком уж напоминал мне некоторую часть женской анатомии, чтобы мне было в нем комфортно, до сих пор был невредим, и я всего лишь была изгнана его родовыми схватками, и надеюсь, что через несколько мгновений мои родители окажутся в безопасности.
На мой вкус было слишком много «надеюсь».
Неважно. Я была эффективно нейтрализована. Вырвана из числового множества и заброшена в квантовый зал с переменными величинами, ни одна из которых не могла быть вычислена с помощью единственного уравнения, которое я понимала и которое меня волновало.
Вокруг меня были миллиарды зеркал. Миллиарды порталов. А я-то переживала, выбирая между пятнадцатью оттенками розового!
Через некоторое время я взглянула на часы. Они замерли на 13:14.
Я выскользнула из плаща и начала раздеваться, засунув мешочек с камнями за пояс. В Зале было слишком тепло для всех этих надетых на меня слоев одежды. Я стянула свитер и вязаную кофту с длинными рукавами, завязала их вокруг талии, потом снова надела плащ.
Я устроила инвентаризацию предметов, которые были при мне.
Один нож – древний шотландский кинжал – о котором ГМ не знал, утащенный из раздела «Сувениры» книжного магазина Бэрронса, прикрепленный к моему левому предплечью.
Одна баночка из-под детского питания с извивающейся плотью Невидимого в левом кармане.
Два раздавленных протеиновых батончика, засунутых во внутренний карман.
Один МакНимб, застегнутый под подбородком ремнем.
Один мобильник.
Я провела инвентаризацию того, чего у меня не было.
Нет ни батареек, ни фонариков.
Нет воды.
Нет копья.
Здесь я остановилась. Это было плохо само по себе.
Я вытащила из заднего кармана сотовый и набрала номер Бэрронса. Я так привыкла к его неуязвимости, что ждала, что он зазвонит, а когда он этого не сделал, у меня был шок. Даже если у его сотового оператора были зоны отсутствия приема, и если он не заработает где-нибудь снова, я могла понять, почему он не действовал здесь. Даже если бы у меня было имя В’лейна, я сомневалась, что и оно сработало бы в этом месте.
Даже мой собственный разум тут не функционировал. Чем дольше я сидела, тем чуднее себя чувствовала.
Зал был не только местом слияния бесчисленных проходов в альтернативные места и времена. Множество порталов заставляли Зал жить и дышать, наступать и отступать. Зал был самим временем. Он был юным и древним, прошлым, настоящим и будущим одновременно.
BB&B излучал ощущение искаженного пространства из-за скрытого в кабинете Бэрронса одного-единственного Зеркала.
Эти миллиарды зеркал, открывающиеся прямо в зал, создавали растущий в геометрической прогрессии эффект, одновременно пространственный и временной. Время здесь было не прямолинейным, оно было… Мой разум не мог на нем сосредоточиться, но я была его частью, и я совершенно не могла с этим разобраться. Я не имела значения. Я была неотъемлемой частью. Я была ребенком. Я была высохшей старухой. Я была смертью. Я была истоком созидания. Я была Залом, а Зал был мной. Казалось, что малюсенькая часть меня изливается кровью в каждую дверь.
Двойственность – не то слово, чтобы описать это. Как и само место, я была всем возможным. Самое ужасное чувство из когда-либо мной испытанных.
Я попробовала набрать ЕНММД.
Нет сети.
Долгое время я смотрела на ЕТУ.
Риодан говорил, что сам меня убьет, если я воспользуюсь им без нужды.
Моей первой мыслью было: хотелось бы мне увидеть, как он сюда попадет и попытается это сделать. Второй мыслью было то, что я не хотела бы это выяснять, потому что тогда он тоже будет здесь и вполне вероятно убьет меня.
Я не могла даже представить убедительный аргумент в пользу того, что я умираю. Мне могло не нравиться текущее положение дел, но бесспорно, я была совершенно здорова, и моей жизни напрямую ничего не угрожало. Хотя мне казалось, что я все больше… запутываюсь.
Воспоминания моего детства начали метаться в моей голове, они казались слишком яркими и волнующими для обычных воспоминаний.
Я легонько перепрыгивала через них, пока не обнаруживала то, что мне понравилось.
Мой десятый день рождения: мама с папой приготовили для меня вечеринку-сюрприз.
Стоило мне сосредоточиться на нем, как оно разрослось со всем драматизмом. Там были мои друзья, они смеялись и держали подарки, настоящие, такие настоящие, ждали, когда я присоединюсь к ним в столовой, там, где они смогут съесть торт и мороженое. Я видела, как все происходило, прямо здесь на расплавленном золоте пола, там, внизу, куда я смотрела. Я провела пальцами по видению. Золото покрылось рябью под кончиками моих пальцев. Я трогала стол в нашей столовой, почти погружаясь внутрь, проскальзывая внутрь моего десятилетнего тела в кресле, смеясь над чем-то, что мне говорила Алина.
Алина была мертва. Это происходило не сейчас. Это не было реальным.
Я оторвала взгляд от видения.
Передо мной в воздухе начало сплетаться новое воспоминание: моя первая поездка за покупками в Атланту вместе с моими тетушками. Она произвела на меня неизгладимое впечатление. Мы были в Блумингдейле[47]47
Знаменитая американская сеть магазинов Bloomingdale's, известная, прежде всего, широким ассортиментом представленных коллекций от мировых дизайнеров.
[Закрыть]. Мне было одиннадцать. Я заблудилась там, глядя на все эти прелестные вещички, не замечая больше ни золотых стен, ни зеркал.
Я закрыла глаза, встала и сунула мобильник в задний карман.
Мне нужно выбираться из этого места. Оно играло с моим разумом.
Но куда?
Я открыла глаза и начала двигаться. Как только я это сделала, воспоминания растворились в воздухе, и мой разум прояснился.
В голове возникла одна мысль. Нахмурившись, я прошла несколько метров и остановилась.
Воспоминания вернулись.
Папа аплодировал моей первой – и последней – игре в софтбол[48]48
Спортивная командная игра с мячом, разновидность бейсбола. Играют преимущественно юноши и женщины, мяч для софтбола больше, чем бейсбольный, поэтому по нему легче попасть.
[Закрыть]. Он купил мне розовую перчатку с малиновым узором. Мама вышила на ней мое имя и цветы. Мальчишки смеялись надо мной и моей перчаткой. Я бежала, чтобы поймать катящийся по земле мяч, чтобы доказать, насколько я крутая. Он подскочил и стукнул меня по лицу, расквасил мне нос и выбил зуб.
Я содрогнулась.
Они засмеялись еще больше, тыча в меня пальцами.
Я воздействовала на воспоминание, перемотала его, поймала мяч, бросилась на основную базу обгонять раннера[49]49
Игрок нападения, находящийся на базе (поскольку у него уже нет биты, он перестает называться бэттером – игрок нападения с битой).
[Закрыть] и на бегу «заземлила» мяч на базе, чтобы кетчер[50]50
Принимающий в бейсболе.
[Закрыть] мог обойти раннера на третьей.
Мальчишки благоговели перед моей техникой владения мячом.
Мой отец раздулся от гордости.
Это была ложь, но такая сладкая.
Я снова пошла.
Воспоминание рассыпалась пылью цвета моей розовой перчатки прямо на пол.
Останавливаться в Зале было опасным, возможно, даже смертельным.
Мое подозрение подтвердилось спустя короткое время, когда я прошла мимо скелета, который сидел со скрещенными ногами на полу, прислонившись к золотой стене между зеркалами. Его поза не говорила ни слова о перенесенных страданиях, не давала даже намека на смертельную агонию. Лицо скелета – насколько оно могло быть у черепа – сохранило умиротворенный вид. Он умер от голода? Или прожил сотню лет, потерявшись в мечтах? Я не испытывала чувства голода, а должна была, учитывая, что я пила только кофе вчера в полдень, много часов назад. Нужна ли еда вообще там, где время было вовсе не тем, чем можно было ожидать?
Я начала смотреть в зеркала, мимо которых проходила.
Какие-то создания отвечали мне взглядами, выглядя смущенными и пораженными. Казалось, некоторые из них видят меня столь же отчетливо, как я видела их.
Я оказалась перед необходимостью сделать выбор, и суда по всему, лучше сделать это раньше, чем позже. Я начала думать, что золотой – наиболее умиротворяющий, правильный и совершенный цвет, какой я когда-либо видела. А пол такой заманчивый! Теплый, гладкий. Я могла бы вытянуться на нем и дать немного отдохнуть глазам… чтобы собраться с силами для моего бесспорно самого тяжелого путешествия.
Первейшая опасность Зала Всех Дорог: если вы можете мысленно прожить любой день – и прожить его правильно – зачем вообще жить? Здесь я могла спасти свою сестру. Спасти мир. И через какое-то время даже не заметила бы разницы.
Вторая опасность Зала Всех Дорог: если возможно все, как же выбрать?
Тут были растянувшиеся на мили вереницы тропических белых пляжей, с такими чистыми морскими волнами, что коралловые рифы всех цветов радуги переливались под ними, ярко сияя под солнцем, а изящные сребристые рыбки ныряли и играли в этой ряби.
Тут были улицы со сказочными дворцами. Пустыни и громадные равнины. Древние чудовищные рептилии на зеленых лугах и в постапокалиптических городах. Подводные миры и Зеркала, открывающиеся прямо в открытый космос, черный и глубокий, со сверкающими звездами. Там были двери в галактические туманности и даже одна, которая вела прямо в пределы черной дыры. Я пыталась постичь разум, который захочет шагнуть туда. Бессмертный, который уже все совершил? Эльф, который не может умереть и который захочет узнать, каково это – быть поглощенным одной из них? Чем больше я видела в Зале Всех Дорог, тем лучше я понимала, что я абсолютно не понимаю бессмертную расу, которая создала это место.
Здесь были зеркала, которые открывали картины столь ужасные, что я отводила взгляд, как только ловила проблеск того, что там происходило. Мы уже делали кое-что из этого. Вероятно другие существа из иных миров, тоже. В одном из них меня увидел человек, проводящий ужасающий эксперимент, он ухмыльнулся и ринулся ко мне. Я в ужасе отпрыгнула от Зеркала с колотящимся сердцем и бежала, не останавливаясь, долго-долго. В конце концов, я оглянулась. Я была одна. Я сделала вывод, что то Зеркало, должно быть, было односторонним. К счастью! Я задумалась, а были ли все Зеркала в Зале такими же, или некоторые из них все еще работали в обе стороны. Если я шагну в одно из них, смогу ли я немедленно вернуться, если мне не понравится мир? Из того, что мне рассказывал Бэрронс, непредсказуемость была одним из имен местной игры.
Как я попала в Зал? Что сотворили камни, чтобы вырвать меня из туннеля из сети Зеркал и забросить меня в омут главной сети? Сработали ли они в качестве радиомаяка, или когда я открыла их, они в любом случае привели бы меня сюда?
Я шла. Я смотрела. Я отворачивалась.
Боль, удовольствие, восторг, мука, любовь, ненависть, смех, отчаяние, красота, ужас, надежда, печаль – все было доступно здесь, в Зале Всех Дорог.
Здесь были зеркала с сюрреалистическими ландшафтами в стиле Дали, так похожими на его картины, что я задумалась: а вдруг их повесили тут, а потом оживили. Здесь были двери в фантастические ландшафты столь чуждые, что я не могла дать название тому, что я видела.
Я смотрела в зеркало за зеркалом со всевозрастающей неуверенностью. Я не имела представления, действительно ли хотя бы один из этих порталов открывается в мой мир. Были ли это другие планеты? Иные измерения? Как только я войду в одно из них, не совершу ли я рискованное путешествие в непроходимый лабиринт?
Миллиарды. Там были миллиарды вариантов. Как я вообще собиралась искать дорогу домой?
Я шагала, как мне казалось, уже несколько дней. Кто знает? Наверное, так и было. Время не имело значения в Зале. Ничто не имело значения. Малюсенькая я и огромный коридор. Попавшийся мне скелет – единственный человек в этом месте. Тишина, и только звук моих ботинок на золотом полу. Я начала петь. Я пропела все песни, которые только знала. Я смотрела в Зеркала и от некоторых пускалась наутек.
Перед одним из них я встала как вкопанная.
Я уставилась туда.
– Кристиан? – воскликнула я, не веря собственным глазам.
Он шел через темный лес спиной ко мне, но луна в зеркале была довольно яркой, и нельзя было ошибиться – это были его телосложение и его походка. Эти длинные ноги в линялых джинсах. Темные волосы, собранные в хвост. Широкие плечи и уверенная походка.
Он повертел головой. Сбоку его шеи спускалась вниз линия черно-красных татуировок – их не было там, когда я видела его в последний раз.
Мак? Его губы шевельнулись, но я его не слышала. Я шагнула ближе.
– Это на самом деле ты?
Очевидно, он меня слышал. Восторг и облегчение боролись с беспокойством в прекрасных глазах Шотландца. Он уставился на меня, наклонился поближе, выглядя растерянным, а затем покачал головой.
Нет, Мак. Оставайся там, где бы ты ни была. Не ходи сюда. Возвращайся назад .
– Я не знаю, как вернуться.
Где ты?
– А ты не видишь?
Он покачал головой.
Мне кажется, что ты внутри огромного кактуса. В какой-то миг я подумал, что ты здесь, со мной. Как ты видишь меня?
Мне пришлось заставить его повторить это несколько раз. Я не лучший чтец по губам. Слово «кактус» привело меня в замешательство. Я не видела ни одного кактуса в этом лесу.
– Я в Зале Всех Дорог.
Не задерживайся там! Он пудрит тебе мозги, – его тигриные глаза вспыхнули.
– Ну, я вроде это поняла. – Секундой раньше на моей руке появились розовая перчатка, и я услышала звуки бейсбольного стадиона. Я начала бег на месте. Но Зал я не обманула. Перчатка оставалась на моей руке. Я пробежала круг перед зеркалом. Перчатка и воспоминания исчезли.
Это опасное место. Я был там какое-то время. Мне было нужно выбрать Зеркало. Я сделал неправильный выбор . Они не такие, какими кажутся. То, что они показывают – это не то, куда они ведут.
– Издеваешься? – я просто взбесилась.
Если я зайду на тропический пляж, не попаду ли я в результате в нацистскую Германию со своими весьма неподходящими черными волосами?
Так было с тем, которое выбрал я. С тех пор я скачу по измерениям, пытаясь попасть в местечко получше. Некоторые из Зеркал истинны, а некоторые нет. Сказать точно, какое из них истинное, невозможно.
– Но ты же детектор лжи!
Это не срабатывает в Зале, девушка. Это работает только вне его, да и то не всегда. Я сомневаюсь, что там действует хотя бы одна из твоих способностей ши-видящей.
