Текст книги "Магия грез "
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
17
Я чувствовала себя королевой отверженных – враждебность и напряжение были всюду, куда ни повернись. Я все время рисковала и никогда не выигрывала.
Прошлой ночью я поняла, что не только у меня нет кредита доверия. Ни один из игроков на дублинской доске не доверял другим. Я совершила ошибку, подумав, что раз уж Бэрронс выбрал Риодана в качестве моей страховки и поддержки, то Риодан, когда я с ним встречусь… ну, поддержит меня.
Он не только не поддержал, он подверг сомнению все мои мотивы, поставил под вопрос мою сущность. Перекрутил все так, словно Книга охотится за мной, почуяв во мне нечто родственное. Я была так же далека от зла, как Северный полюс от Южного.
– Бросать камни, блин, – пробормотала я.
Риодан стоял в своем стеклянном доме, позволял Невидимым охотиться на людей и обвинял меняв беспринципности.
Настроение было ужасным. Нам с Дэни пришлось почти что красться к нашему пристанищу, когда четверка «людей» Риодана вышвырнула нас из Честерса.
Глаза Дэни лихорадочно светились, она плевалась от ярости, но на побледневшем лице, несмотря на браваду, я видела страх. И я ее понимала. Стоило мне решить, что я наконец стала значимой фигурой на доске, не пешкой, а ладьей или слоном, как появлялся король или ферзь, чтобы напомнить мне, как мало я на самом деле значу.
Меня уже тошнило от этого.
Я лежала на кушетке, не в силах заснуть – спать в чужой кровати было странно, – потом вертелась почти до рассвета. Затем заснула как убитая на несколько часов и проснулась от ветра, треплющего мне волосы по мере того, как Дэни сновала туда-сюда: вжик-вжик, вжик-вжик.
Я спустила ноги с края кровати и села, наблюдая за размытым силуэтом. В аббатстве Дэни было плохо по многим причинам, но там она постоянно была чем-то занята. В ней было слишком много энергии, ума и беспокойства, чтобы оставлять ее без дела надолго.
Когда я попросила ее отправиться шпионить в аббатство, чтобы выяснить, когда Ровена планирует отправить девушек на вылазку в Дублин, Дэни просияла от перспективы хоть чем-то заняться.
– Никто даже не узнает, что я там, – пообещала она, хватая меч и плащ и забрасывая рюкзак на плечо. – Когда ты хочешь, чтобы я вернулась?
– Главное, чтобы до заката.
Она ушла, а я бездумно уставилась на камин. Дом, который мы оккупировали, остался, как и весь остальной Дублин – за исключением Честерса, который наверняка был оснащен целым залом с генераторами, – без газа и электричества. Было не только темно, было холодно. И, конечно же, снова шел дождь. Я подоткнула стеганое одеяло, которое стащила из спальни наверху, закуталась в него и села, стуча зубами. Парочку зубов я отдала бы за чашечку кофе. Где В'лейн, когда он так нужен? Оценив взглядом стопку дров, я начала размышлять над тем, где предыдущий хозяин мог держать спички.
Открылась кухонная дверь.
– Ты что-то забыла, Дэни? – окликнула я.
В проеме между кухней и гостиной застыл силуэт.
– Я уже начал думать, что этот ребенок никогда не уйдет, – ответил глубокий музыкальный голос.
У меня не было сумасшедшей скорости Дэни – но я почти ее достигла. В первый момент я сидела и жалела себя, во второй – прижалась спиной к дальней стене, сжимая копье.
И в этот же миг мне пришлось понять жестокую истину: как бы меня это не возмущало, но, даже став сильнее, чем раньше, я была недостаточносильной.
Мне все еще нужны союзники.
Мне нужна татуировка Бэрронса и имя В'лейна на языке, хотя ни на то, ни на другое я не могу полностью положиться. Мне нужен Джайн и его люди, и мне нужны ши-видящие. И я ненавижу в ком-то нуждаться.
– Я принес тебе кофе, МакКайла, – сказал Гроссмейстер, входя в комнату. – Я слышал, что ты любишь крепкий и сладкий, с большим количеством сливок.
– И от кого ты это слышал?
Меня трясло. Я прикусила язык до крови и сосредоточилась на боли, чтобы унять дрожь.
– От Алины. Она много о тебе рассказывала. Но она говорила, что ты ее подруга, а не сестра. Она прятала тебя от меня. Подумай об этом, когда будешь вспоминать о ней. Зачем ей скрывать твое существование? Наверное, она чувствовала, что мне не следовало доверять. Но она все равно выбрала меня. Все равно меня любила.
– Она не любила тебя. И ты лжешь. Скорее всего, ты нашел и прочитал ее дневник.
– А она писала в своем дневнике о том, какой кофе ты предпочитаешь? Жалкое объяснение, МакКайла.
– Значит, ты просто догадался. Убирайся из моего дома!
Я посмотрела на автомат, который лежал на полу возле кушетки. Нужно было схватить и его, но, услышав голос Гроссмейстера, я сорвалась с места, и это был чистый инстинкт, без проблеска мысли. Копье оказалось у меня по единственной причине – оно лежало у меня на коленях, когда он вошел. Гроссмейстер когда-то был Фейри, но Королева Видимых наказала его, превратив в смертного. Теперь он был человеком, накачанным плотью Невидимых. Смогу ли я убить его из автомата? Мне очень хотелось попробовать. Вряд ли Гроссмейстер подпустит меня настолько, чтобы я могла воспользоваться копьем. А еще меня удивляло то, что он подошел так близко ко мне без сопровождения Фейри, способных телепортироваться.
– Садись и пей свой кофе. И убери копье. – Гроссмейстер посмотрел на камин, пробормотал несколько слов, и пламя взметнулось над холодными бревнами.
– Как ты это сделал? Ты не Фейри.
– Не только Фейри играют на этом поле. Твой знаменитый благодетель хорошо меня обучил.
– В'лейн? – спросила я.
– Нет.
Что-то во мне замерло.
– Бэрронс?
– Он многому научил меня. В том числе и Гласу. На колени.
– Поцелуй меня в задницу.
– Я сказал: на колени передо мной.
Я резко втянула в себя воздух. Многослойный голос резонировал, откликался эхом, давил на меня, пытался проникнуть в сознание, сделать его волю моей. Этот Глас был так же силен, как тот, что однажды опробовал на мне Бэрронс.
Я улыбнулась. Это раздражало, но не более того. Похоже, я все-таки нашла то место в себе, за которым отправлял меня Бэрронс, сказав, что оно даст мне силу сопротивляться Гласу. Плохо то, что я все еще не понимаю, что это за место, и понятия не имею, как пользоватьсяГласом. Но зато он больше на меня не действует. Я свободна. Это еще одно изменение во мне. Еще одна сила.
– Нет, – сказала я.
И шагнула за оружием.
– Посмотри в окно. – Это было предупреждением. – Коснись оружия, и они исчезнут.
Я посмотрела и вздрогнула.
– Дэни.
– Она почти так же впечатляет, как и ты. Если бы она могла чувствовать Книгу, ты бы мне не понадобилась. Но она этого не может, и ты мне нужна. Поэтому нам с тобой так или иначе нужно прийти к соглашению. Сядь, спрячь копье, выбрось из головы глупости вроде попытки в меня выстрелить и слушай.
Я бы ни за что не подчинилась, но за окном, под холодным серым дождем два принца Невидимых держали Дэни.
По ее щекам струилась кровь, и она сильно дрожала. Но не от холода. На нее не попадали капли. Наверное, принцам не нравилось мокнуть. Дэни дрожала от жара. Разрушительной похоти.
Ее меч сиял белым светом, забытый в глубокой луже на грязной лужайке. Я знала, что Невидимые не могли коснуться его. Но каким-то образом они заставили Дэни бросить его, точно так же как Гроссмейстер раньше заставил меня бросить копье.
Я начинала думать, что проиграла. Вот и все, чем обладали ши-видящие. И на что мы годны при всех этих ограничениях? Нас просто сталкивали с дороги.
Я пододвинула стул к окну, чтобы иметь возможность постоянно наблюдать за Дэни. Не знаю, что бы я сделала, если бы принцы решили удержать ее другим способом, но я бы что-то сделала. Сейчас они стояли и были одеты. И лучше им такими и оставаться. Я смотрела на двух принцев, которые вывернули меня наизнанку. Которые чуть не отняли у меня душу. Однажды я убью их, пусть даже это будет последнее, что я сделаю в своей жизни. Но мне хватило ума, чтобы понять – этот день еще не настал.
– Говори, – напряженно потребовала я.
И Гроссмейстер заговорил. Я потягивала кофе – раздражающе вкусный, – а Гроссмейстер рассказывал мне, как его вышвырнули из страны Фейри за то, что он бросил вызов Королеве и собирался вернуть свою расу на древний путь, чтобы Фейри поклонялись, как богам, которыми они и являлись, и им не приходилось жить, словно овцам, по соседству с жалкими людьми.
Он рассказывал, как Королева лишила его сущности Фейри и превратила в смертного, о том, как он оказался в нашем мире, одинокий хрупкий человек. Его вышвырнули без одежды, без оружия, без денег, и он оказался посреди Манхэттена, на станции метро. В первые же минуты он едва не погиб – на него напала группа жестоких людей, одетых в кожу и цепи, с бритыми головами и крепкими кулаками.
Гроссмейстер рассказал мне, что некоторое время был не в себе, в ужасе от тела, которое ощущало боль, которое должно было есть, пить и испражняться. Он узнал о существовании микробов и боялся смерти спустя столько сотен тысяч лет, в течение которых даже помыслить о ней не мог. Он скитался, у него не было места, где можно отдохнуть, денег и даже понимания, как обращаться с новой, смертной и слабой формой, которая так много требовала и причиняла столько страданий. Он – бог – вынужден был рыться в человеческих отбросах, чтобы прокормить свое тело. Ему пришлось убить, чтобы получить одежду, пришлось шарить по помойкам, как животному. Он изучал свое новое окружение, стараясь найти способ выжить, и делал все, что мог, чтобы добиться большего, чем простое выживание.
Он хотел отомстить.
– Вот видишь, – сказал Гроссмейстер. – Мы с тобой не так уж отличаемся друг от друга, не правда ли? Нам обоим нужно одно и то же. Вот только ты выбрала неверный путь.
– А ты нет? – Я фыркнула. – Оставь меня в покое.
Он рассмеялся.
– Перспективы, МакКайла. Твои перспективы искажены.
Он рассказывал мне, как шаг за шагом выбирался из пропасти, в которой оказался.
Когда Гроссмейстер наконец научился обеспечивать свои низменные потребности, он сделал удивительное открытие: его новая форма чувствовала не только нужду. Тоска и бесстрастие бессмертия начали исчезать. Страх смерти пробудил неожиданные стороны его натуры. В нем проснулись чувства, которые Фейри никогда не испытывал и испытывать просто не мог. Сумасшествие сменилось чистой похотью, но затем разум вернулся. Гроссмейстер взял свое существование под контроль, начал искать силу в человеческих сферах, преследуя личные цели.
Знания Фейри и сотни тысяч лет существования давали ему явное преимущество. Он знал, где искать то, что ему нужно, и как этим пользоваться.
Он обнаружил два Мерцающих зеркала на аукционе в Лондоне, рискнул жутким проклятием Крууса, но нашел путь в реальность Невидимых, где и заключил соглашение с корыстными Охотниками, чтобы вернуть принадлежащее ему по праву и отнятое у него по ошибке – сущность Фейри.
Гроссмейстер учился у колдуна в Лондоне, а позже украл у него бесценные копии страниц, вырванных из «Синсар Дабх». Копии он позже передал Бэрронсу в обмен на краткий курс друидских искусств, в которых преуспел благодаря интеллекту и глубокому пониманию космоса, оставшимся в нем от Фейри.
– Почему Бэрронс просто не отнял у тебя страницы?
– В то время у нас были общие цели. Он не убивает никого, кто в будущем может оказаться ему полезным.
Корыстный до мозга костей. Вполне правдоподобно.
– Кто он такой?
– Лучше подумай о том, кем он не является. Он не тот, кто преследовал меня за то, что я сделал с тобой. Разве это не говорит тебе о многом, МакКайла? Ты для него – всего лишь инструмент. Его инструмент снова работает. Он доволен.
– Как страницы были вырваны из «Синсар Дабх»? – Я быстро сменила тему. Если игнорировать нож, только что вонзившийся мне в сердце, он ведь может и исчезнуть.
Гроссмейстер пожал плечами. Он не знал. Страницы сделали свое дело. Теперь он хотел получить оригинал. Он продолжал собирать всю силу, до которой мог дотянуться. Охотники научили его есть низших Невидимых, чтобы защитить хрупкое смертное существование.
– Почему они помогают тебе?
– Я обещал им свободу. И я им ее дал.
Он был героем для Невидимых, сказал он мне, и вскоре Видимые тоже признают его. Да, он не подчинился их Королеве. Как и множество других, хотя никого больше не наказали так жестоко. Разве его преступление заслужило смертного приговора? Были Видимые, которые чувствовали то же, что и он, и хотели возвращения древних путей. Его единственное преступление заключалось в том, что он попытался дать своим собратьям то, чего многие из них так давно желали. Его следовало бы наградить за то, что он заслонил собой собратьев. Даже люди противились такому жуткому наказанию, хотя их до смешного короткая жизнь ничего не стоила. Он же потерял вечность за одно нарушенное правило. Он хотел ее вернуть. Что в этом плохого?
Когда Гроссмейстер замолчал, я махнула рукой.
– Я раньше этого не видел, – сказал он.
– Это миниатюрный проигрыватель для песни «сердце кровью обливается». Что мне до твоих причин? Ты сделал меня при-йа. – Я сощурилась, изучая его. Был ли он четвертым? Касался ли меня этот монстр?
– Ты самасделала себя при-йа. Я предлагал тебе другие варианты. Ты отказалась.
– Ты вправду думаешь, что Невидимые будут повиноваться тебе, после того как выбрались из долгого заключения?
– Это я освободил их. Я теперь их король.
– И что мешает одному из них убить тебя и самому охотиться за Книгой?
– Они слишком опьянели от свободы, чтобы задумываться о будущем. Они празднуют. Трахаются. Они не думают.
– И как долго, по-твоему, это продлится? Ты ведь даже не Фейри.
– Я стану им снова, как только получу Книгу.
– Если никто из них не убьет тебя раньше. Гроссмейстер отмахнулся.
– Невидимые не хотят править. После целой вечности в аду они хотят лишь быть свободными и утолять свой голод. – Его лицо стало бесстрастным, словно высеченное из мрамора. – Но я не стану объяснять поведение моей расы обычному человеку.
В этот момент я прекрасно видела ледяного высокомерного Фейри, которым он когда-то был и станет снова, стоит ему получить хотя бы мизерный шанс. Гроссмейстер говорил, что опыт смертной жизни изменил его. Даже если и так – а я в этом сильно сомневалась, – он с легкостью изменится снова. В мгновение ока.
– Ты сам сейчас вполне «обычный», приятель. Каннибал, паразитирующий на собственной расе. Я слышала, что у Светлого двора есть за это особо жуткое наказание.
– Тогда надейся, что они не узнают о тебе, МакКайла, – холодно ответил он.
Долгое время мы смотрели друг на друга, потом Гроссмейстер отбросил волосы назад и сверкнул улыбкой, которая должна была очаровывать. В другое время и в другом месте, если бы я не знала, кем или чем он является, это могло бы сработать. Он был прекрасен, в нем чувствовались порода и сила, а рваный шрам на лице делал его еще более загадочным. Наверное, Алина при встрече нашла его просто восхитительным. В Ашфорде, в Джорджии, не было никого, даже отдаленно похожего на Гроссмейстера.
Словно прочитав мои мысли о ней, он сказал:
– Я приехал в Дублин, потому что получил информацию о том, что «Синсар Дабх» в городе. Именно тогда я встретил твою сестру.
У меня внутри все застыло. Я хотела услышать об Алине, пусть даже и от него. Мне дико хотелось узнать о последних днях моей сестры.
– Как вы познакомились?
Он вошел в паб, где она сидела с друзьями. Она подняла глаза, и он почувствовал, как все остальные люди словно растаяли, превратились в бессмысленный фон, остались только он и она. Позже Алина сказала ему, что почувствовала то же самое.
Они провели вместе целый день. И ночь. И следующий день, и так далее. Они были неразлучны. Гроссмейстер узнал, что Алина отличается от других людей, что она тоже страдает от нового для нее существования, которого не понимает и с которым не знает, как справиться. Они учились вместе. Он нашел союзника в своей погоне за Книгой, на пути к своей цели – снова стать Фейри. Они были предназначены друг для друга.
– Ты лгал ей. Ты притворялся ши-видящим, – обвиняла я. – Иначе Алина ни за что не стала бы тебе помогать.
– Это ты так говоришь. А я думаю, что стала бы. Но она была непостоянной, и я не хотел рисковать. Она будила во мне чувства, которых я не мог понять. Я дарил ей чувства, которых она желала больше всего на свете. Я сделал ее свободной. То, как она смеялась… – Он замолчал, и по его губам пробежала слабая улыбка. – Когда она смеялась, люди оборачивались и смотрели ей вслед. Это было… У людей есть точное слово. Счастье. Твоя сестра познала его.
Я ненавидела Гроссмейстера за то, что он слышал ее смех, за то, что он знал, что Алина была счастлива, даже за то, что он прикасался к ней – он, монстр, который организовал изнасилование, искалечившее мои тело и душу. Наверное, эта ненависть горела в моих глазах, потому что его улыбка поблекла.
– Я сказал тебе правду. Я не убивал Алину, а это значит, что рядом ходит тот, кто это сделал. Ты уверена, что я злодей. Но что, если истинный виновник ближе к тебе, чем ты думаешь?
– Я снова подвожу итог: ты сделал из меня при-йа, – отрезала я и тут же забросила удочку. – Ты натравил на меня четырех принцев Невидимых.
– Трех.
Я уставилась на него. Я знала, что был четвертый.
– Тыбыл четвертым?
– В этом не было бы смысла. В данный момент я не Фейри.
– Тогда кто был четвертым?
Мои руки сжались на коленях. Быть изнасилованной – само по себе достаточно плохо. Но быть изнасилованной и не знать, кем был четвертый насильник, – еще хуже.
– Четвертого не было.
– Не верю ни единому твоему слову.
– Четвертый принц Невидимых был убит сотни тысяч лет назад в битве между Королем и Королевой. Этот ребенок, – Гроссмейстер взглянул в окно, – убил еще одного принца, когда я пытался забрать тебя из аббатства.
Внезапно воспоминание всплыло на поверхность: я лежала на холодном полу, веря, что спасение близко. Рыжеволосый воин. Меч. Я помнила. Мне было стыдно за это воспоминание. Тогда я хотела прикончить Дэни за то, что она убила моего «хозяина». И я все еще злилась на Дэни за то, что она убила принца, – но теперь уже по совершенно иной причине: я самахотела расправиться с этими ублюдками.
– Принцы жаждут мести. Они хотят, чтобы я позволил им взять ее. Они подчиняются мне.
Я смотрела на Гроссмейстера. Я не упустила угрозы, но все еще пыталась переварить известие о том, что четвертого принца не было. Разве мог Гроссмейстер не знать, что их было четверо? А был ли четвертый? Или он мне привиделся?
– Что пытался сделать из тебя Бэрронс, МакКайла? А В'лейн? Инструмент, служащий их целям. Они ничем не отличаются от меня. Я лишь действую более прямыми методами. И более эффективными. Все пытаются тебя использовать. – Он снова посмотрел в окно. – Если бы не ее вмешательство, я бы уже добился успеха. Я бы получил «Синсар Дабх» и вернулся к Фейри.
– Оставив наш мир в полном беспорядке.
– А что сделал бы Бэрронс? Или В'лейн?
– Они по крайней мере попыталисьвернуть стены.
– Ты уверена?
– Ты просто хочешь заставить меня сомневаться во всем.
– Если ты найдешь для меня «Синсар Дабх», МакКайла, я отзову Невидимых и восстановлю порядок в твоем мире.
Ни слова о восстановлении стен.
– И вернешь мне мою сестру? – сухо спросила я.
– Если пожелаешь. Или же ты сможешь навестить нас в Фейри.
– Не смешно.
– Я и не шучу. Можешь верить или не верить, но Алина много значила для меня.
– Я видела ее тело, ублюдок!
Его веки опустились, губы сжались.
– Я тоже. Но это было сделано не мной и не по моему приказу.
– Она сказала, что ты гонишься за ней! Что она боится, что ты не выпустишь ее из страны! Она хотела вернуться домой!
Его глаза распахнулись. Он был удивлен. Будь он человеком, я бы подумала, что ему больно.
– Алина так сказала?
– Она плакала по телефону и пряталась от тебя!
– Нет. – Гроссмейстер покачал головой. – Не от меня, МакКайла. Я не верю, что она считала меня врагом. Она слишком хорошо меня знала. Да, Алина меня разоблачила. Выяснила, кто я. Но она меня не боялась.
– Прекрати мне лгать!
Я вскочила на ноги. Это он убил Алину. Я должнав это верить. В огромном море неизвестности, в которое превратилась моя жизнь, это был мой спасательный плот. Гроссмейстер был плохим парнем. Он убил Алину. Это для меня абсолют. Неопровержимая истина. Я не могу в ней сомневаться. Иначе я не выживу в состоянии полной паранойи.
Он сунул руку под плащ, вынул фотоальбом и бросил его на кушетку.
– Я ожидаю, что ты вернешь мне его. Он мой. Сегодня я пришел с миром, – сказал Гроссмейстер. – И предложил тебе еще один шанс как альтернативу войне между нами. В прошлый раз ты мне отказала. Помнишь, что я сделал? Три дня, МакКайла. Я приду за тобой через три дня. Будь готова. Лучше добровольно.
Гроссмейстер посмотрел в окно. Снова полез за пазуху и на этот раз достал амулет на толстой золотой цепи. Амулет засветился от его прикосновения. Некоторое время Гроссмейстер смотрел на него, потом перевел взгляд на меня, словно сомневаясь, стоит ли пробовать. Я была ши-видящей и Нулем, неподвластным магии Фейри. Сработает ли амулет против меня?
Ожидай чего угодно, напомнила я себе. Предположений строить нельзя.
– Я оставлю тебе девочку. Сегодня. Она – мой подарок тебе. Я могу сделать много, много подарков. Но следующая плата, которую я потребую, будет… как вы говорите… невосполнимой. – Он постучал по стеклу и кивнул.
Принцы исчезли.
Дэни упала в лужу.
Гроссмейстер пропал.
– Они заставили меня выбросить меч, Мак, – сказала Дэни, стуча зубами.
Я осторожно стирала кровь с ее щек.
– Я знаю, милая. Ты мне говорила. – Семь раз за последние три минуты. Это было все, что она сказала с тех пор, как я помогла ей выбраться из лужи, нашла металлический чайник, откупорила две бутылки воды, нагрела воду на огне, который Гроссмейстер оставил гореть, и начала ее умывать.
– Не знаю, как ты выжила, – сказала Дэни и заплакала.
Я вытирала ее щеки, расчесывала пальцами волосы, гладила и похлопывала по спине, как делали мама и Алина всякий раз, когда я плакала.
Плакала она ужасно. Так, словно прорвалась наконец давно сдерживаемая гроза. Подозреваю, что Дэни плакала о вещах, о которых я ничего не знала и могла никогда не узнать. Дэни была очень скрытной. Она плакала так, словно ее сердце разрывалось. Казалось, она может выплакать собственную душу, и я обнимала ее, думая о том, насколько же странная штука жизнь. В Ашфорде я считала, что живу на полную катушку.
Я понятия не имела о том, что такое жизнь и любовь.
Жизнь не кипит на солнышке в красивых местах. Жизнь пускает самые сильные корни там, где дождь льется на огромную кучу дерьма для удобрения. Да, иногда любовь растет и в мире, но закаляется она только в битвах. Папа когда-то рассказал мне – когда я обмолвилась о том, какие у него с мамой прекрасные отношения, – что мне стоило бы посмотреть на первые пять лет их совместной жизни. Они дрались, как непослушные дети, врезались друг в друга, словно гигантские камни. И вышло так, что они прогнули друг друга именно таким образом, что смогли идеально совпасть, стать единой стеной, все их острые углы и вмятины сошлись, ее силы заполнили трещины в его броне, а ее слабость оказалась прикрыта его силой.
Я начала рассказывать Дэни о своих родителях. О том, как это было – расти в счастливом доме на Глубоком Юге. О жарких днях, которые пахли магнолией, о медленно крутящихся вентиляторах и вечеринках у бассейна. Девочка застыла в моих объятиях. Через некоторое время она перестала плакать и прислонилась к спинке кушетки, глядя на меня, как бродячая кошка, подобравшаяся к окну ресторана.
Когда Дэни умчалась в аббатство, я осторожно засунула альбом, брошенный Гроссмейстером на кушетку, в свой рюкзак. Я не открыла его, потому что знала: на изучение этих фотографий мне понадобится время, а такой роскоши я себе позволить не могла.
И я зашагала в серый промозглый день в сторону «Книг и сувениров Бэрронса».
