Текст книги "За пещерным человеком"
Автор книги: Карел Скленарж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
По возвращении в Англию Ч. Лайель показал слепок черепа Томасу Генри Гексли, известному антропологу-дарвинисту, который заявил, что из всех черепов, что ему доводилось видеть, этот ближе всего к обезьяньему. Итак, англичане неандертальца признали, им же принадлежит заслуга в последующих знаменательных событиях, с ним связанных: в 1863 г. это было напечатано черным по белому в геологическом труде Ч. Лайеля («Геологические свидетельства древности человека») и Т. Г. Гексли («Место человека в природе»); в том же году на заседании Британского общества по развитию науки в Ньюкасл-апон-Тайн об этом докладывал А. У. Кинг, который, как ни странно, но вопреки мнению Гексли выделил, основываясь на неандертальской находке, самостоятельный человеческий вид, дав ему естественнонаучное имя – Гомо неандерталенсис. Доклад был опубликован в трудах общества под названием «О неандертальском черепе, или Доказательства в пользу того, что он принадлежит виду, отличающемуся от того, который представляет человек современный». Случилось это в 1864 г.
И еще одна важная подробность: почти все книжки сообщают о находке костей древнего человека, но пренебрегают вопросом о том, были ли найдены и изделия неандертальцев – каменные орудия. Этому археологическому вопросу Фульротт также уделил внимание. При описании глин здешних пещер он, в общем, указывал, что в них находят «немногочисленные величиной с орех обломки коричневатого и желтоватого роговика». Не имел ли он тем самым в виду каменные орудия? Это не исключено. Данные об индустрии людей среднего палеолита, в частности об орудиях, изготовленных не из кремня, были в то время, особенно в Германии, незначительны.
Нет ничего удивительного в том, что естествоиспытатель Фульротт интересовался также археологией. Самый древний (палеолитический) период эволюции человека в прошлом веке находился почти исключительно во владении геологов, палеонтологов или антропологов, так как «классическая» археология в то время его чуралась.
Сохранившаяся часть черепа из Неандерталя (по И. С. Фульротту)
Что же происходило потом? Сражение ученых по поводу «пещерного человека» из Неандерталя закончилось приблизительно в 1901 г., когда анатом из города Страсбурга профессор Г. Швальбе заново описал в «Боннском ежегоднике» череп, который он собственноручно и по собственному методу измерил и математически обсчитал. Швальбе пришел к выводу о том, что Вирхов сорок лет назад заблуждался, считая некоторые изменения патологическими. С того времени находка неандертальца получила признание и в самой Германии. Кроме исследований английских ученых, этому способствовали и бельгийские пещеры, предоставившие еще более убедительный сравнительный материал.
Упомянем хотя бы две из них. Пещера Тру де ла Нолетт, глубокая и темная, расположенная на берегу реки Лессе в окрестностях Данана (не у Фюрза, как обычно сообщают, а у Ульсоне), была обследована в 1866 г. Е. Дюпоном на средства министерства внутренних дел Бельгии. Там под несколькими синтровыми корками была обнаружена нижняя челюсть формы столь необычной, что ученые поначалу вообще не хотели относить ее к человеку. Прежде всего потому, что челюсть вообще не имела подбородка – так резко она отступала от корней нижних зубов назад. Это была первая из известных нижняя челюсть неандертальца, важная часть черепа, которую в Неандертале не нашли.
Приблизительно 100 лет назад была осуществлена, согласно представлениям профессора Шафхаузена, эта реконструкция бельгийского неандертальца из Спа
Еще более значительной оказалась пещера Бек-о-Рош над рекой Орно у городка Оно-Спа в провинции Намюр. Марсель Пуйи (адвокат и хранитель льежского музея) и Макс Лоэт в июне 1886 г. откопали там два скелета неандертальского типа вместе с каменными палеолитическими орудиями, костями пещерного медведя, мамонта, шерстистого носорога – все в слое, перекрытом еще двумя ненарушенными слоями, имеющими плейстоценовый возраст, и синтровым покровом, датируемым началом голоцена. Исследование с самого начала велось со знанием дела, и его результаты не вызывали никаких сомнений уже с того момента, когда в июне 1886 г. исследователи сообщили о нем на археологическом съезде в Намюре. В наше время неандерталец стал уже общепринятым фактом, и во всех пособиях по эволюции человека вы прочтете, какое место современная палеоантропологическая наука отводит неандертальскому человеку. Все это, однако, касается неандертальца в общем смысле – как представителя человеческого рода. Ну а что же их «праотец» – мужчина из Фельдгофской пещеры? О нем все дружно забывают, словно он, сыграв свою роль в «битве ученых», уже не заслуживает внимания. Но считать так было бы ошибкой.
Дальнейшая судьба «праотца неандертальцев»
Как видим, на чужбине интерес к его останкам был большим, чем дома, в Германии, и им грозила судьба быть увезенными за границу за большие деньги. В том, что этого не случилось, заслуга, с одной стороны, профессора Шафхаузена, а с другой – президента Общества любителей древностей Рейнской области Эрнста Веерта, который в 1876–1883 гг. одновременно состоял директором музея в Бонне. Хотя кости из Неандерталя тогда в Германии считались по большей части сомнительными, этот человек пошел на риск и купил их за довольно значительную сумму для своего музея. Как оказалось, он не ошибся. Кости и особенно сохранившаяся часть черепа стали «гвоздем программы» уже при открытии первой экспозиции музея в июле 1893 г., где им была отведена особая витрина в центре доисторического зала. И столь же почетное место, может быть, даже еще более впечатляющее, им отвели создатели современной экспозиции Рейнского музея в 1967 г.
Однако интерес и к самому месту находки не был утрачен. В 1898–1899 гг. здесь было проведено контрольное обследование; в 30-х гг. нашего столетия там появился Музей неандертальца, где были выставлены муляжи костей человека, кости животных и каменные орудия времени существования неандертальцев (среднего палеолита), там даже был устроен «заповедник эпохи каменного века» с живыми бизонами, дикими лошадьми, северными оленями и лосями. Нацистский режим, придя к власти, предоставил археологическим музеям небывалые субсидии, требуя, однако, чтобы они служили «просвещению» в его духе и пропагандировали идеи об «исконном превосходстве германцев и нордической расы». Экспозиция музея в Неандертале, по сути своей слишком беспристрастно археологическая, не пришлась нацистским управителям по вкусу, и в 1937 г. было принято решение ее переделать. Но и концепция, предложенная позднее, оставалась все еще слишком объективной. Заново отделанный музей был торжественно открыт… и в тот же день снова закрыт под тем предлогом, что он «недостаточно определенно и убедительно демонстрирует эволюцию человечества, в первую очередь расовое происхождение германского человека». Следующий торжественный вернисаж произошел в 1938 г., за «безобидность» экспозиции поручился сам нацистский «археолог № 1» профессор Ганс Райнерт из Берлина. Апогеем экспозиции явилась серия диапозитивов, представлявшая эволюцию рас в соответствующем нацистском духе.
Однако и эта экспозиция просуществовала недолго. У порога стояла война, и вскоре Музей неандертальца превратился в солдатские казармы и лагерь для иностранных рабочих, принудительно угнанных в рейх. Многие коллекции оказались утраченными, экспозиция уничтожена. Лишь после 1950 г. этот маленький музей был восстановлен и в настоящее время служит источником информации в первую очередь школьникам и туристам.
Таковы, хотя и в самой сжатой форме, малоизвестные страницы «сражения ученых», разгоревшегося вокруг находки в Малой Фельдгофской пещере. Пожилой мужчина, который не мог свободно сгибать левую руку в локте и чьей голове, вероятно, достался не один удар, прожил не слишком спокойную жизнь. Однако он наверняка не мог и помыслить, что после его кончины вокруг него будет столько всего накручено (более поздние археологические исследования обнаружили на костях следы искусственного вмешательства, и даже высказывалось мнение, что то, что считали черепом, на самом деле какая-то искусственно выделанная чаша), особенно после его малодостойного воскрешения из мертвых в 1856 г. Слишком уж он отличался по своему физическому облику от мужчин самодовольного XIX в. Вот почему его современные родственники так долго отказывали ему в признании. И ему пришлось дожидаться своего законного места в истории человечества намного долее, чем довольно молодому виду, имя которому дала другая пещера – Кро-Маньон.
Кро-Маньон
Приблизительно 40–30 тысяч лет назад с лица Земли исчезли прадеды или двоюродные дедушки современного человека – неандертальцы, и представительство человеческого рода взял в свои руки вид, пока последний, – тот, что сам себе в своем естественнонаучном наименовании присвоил удвоенную мудрость: Гомо сапиенс сапиенс. Одним из первых проявлений его мудрости было то, что в своих отношениях с пещерами он оказался во много раз более изобретательным, чем все его предшественники. Пещера стала служить ему уже не только обиталищем, могилой или местом охоты, но и святилищем, и художественной галереей; впрочем, он успешно усовершенствовал и прежние функции пещеры как жилища с помощью особого ее обустройства.
Человек эпохи позднего палеолита, продолжавшейся до самого конца плейстоцена (около 10 000 лет назад), был физически почти не отличим от нас. В частности, и поэтому современная наука не видит оснований для выделения его особой формы, или подвида, Гомо сапиенс фоссилис (человек мудрый ископаемый), к которому относили ранее людей той эпохи. Однако подобно тому, как современное человечество не является абсолютно однородным – в рамках одного и того же вида оно делится на несколько рас, – так и в позднепалеолитических скелетах ученые с давних пор стали обнаруживать некоторые второстепенные различия, пытаясь на их основании выделить «древние расы». Позднее их стали именовать по названиям локальных местонахождений, во всех случаях это были пещеры, где человеческие скелеты лучше сохранились.
Наибольшую популярность среди этих «рас» (в наше время большинство из них представляет интерес только с точки зрения истории науки) снискала одна, так называемая кроманьонская, раса: понятие «кроманьонец» было и до недавнего времени оставалось почти что синонимом верхнепалеолитического человека. Оно фигурирует практически в любом популярном пособии, посвященном эволюции человека.
Достаточно при этом сказать, что упомянутая пещера находится неподалеку от городка Лез Ейзи в Дордони. Лез Ейзи, «столица предыстории», расположена в самом центре прославленной Дордони (исторической провинции Перигор), области, изобилующей пещерами и скальными навесами, где зародились археологическая теория и систематика среднего и верхнего палеолита Европы. Это – классическая земля науки о «пещерном человеке», которую никак нельзя обойти.
Что открыла железная дорога в Маньоновой дыре?
Кро-Маньон, или Кроманьон, звучит таинственно и несколько возвышенно, однако на самом деле это означает всего лишь – Маньонова дыра (Маньон был тамошним отшельником). В сущности же, речь идет даже не о настоящей пещере, а лишь об остатках скального навеса, таких навесов здесь реки и горные потоки когда-то намыли сотни. Тот навес, который имеется в виду, в настоящее время находится на высоте 15 м над рекой Везер, главной рекой этого края, которая на своем пути к Дордони, словно змея, извивается между скал. Пласты более прочных коралловых известняков противостоят воздействию воды успешнее, чем более слабые породы, залегающие под ними, и потому остаются торчать из скальных обрывов в виде горизонтальных карнизов. Под одним из таких карнизов образовалось пустое пространство длиной до 17 м, углубленное в скалу на 8 м. Конечно, таким оно было лишь вначале. Позднее оно замывалось глиной, заполнялось упавшими камнями и таким образом к 1868 г. оказалось заполненным целиком.
Слева: на разрезе скального навеса Кро-Маньон показано скальное ребро, впоследствии закрытое осыпью, под ним палеолитические слои с останками человека;
справа: ожерелье из просверленных раковин морских моллюсков украшало один из скелетов в Кро-Маньоне
В том же году в долине реки Везер началось строительство железной дороги от города Перигё до Ажена, и приходится прямо признать, что не будь этого, так никогда бы и не выяснилось, что скальная терраса у подножия склона, у самого вокзала в Лез Ейзи, на самом деле представляет собой верхний край карниза, прикрывающего давно исчезнувшую полость. Обнаружили это рабочие, копавшие выемку под железнодорожное полотно. Руководивший строительством подрядчик, к счастью, понимал возможное значение найденных костей. Он известил о них собирателя древностей О. Лаганка, и таким образом информация о находке дошла до министерства культуры в Париже. Еще большей удачей явилось то, что все это произошло не год или два спустя (припомним из истории, что через два года в Париже уже не было ни короля, ни министерства – там стояла прусская армия). Находка случилась практически в последние минуты, когда государственные органы еще располагали временем, чтобы беспокоиться о каких-то костях в далеком департаменте. Министерство направило туда специалиста-палеонтолога Л. Ларте, чтобы он все рассмотрел подробнее.
Ларте прежде всего распорядился поставить крепкие подпорки для укрепления скального навеса, поняв, что в случае продолжения земляных работ может возникнуть опасность обвала (и к древним костям добавились бы останки современного человека). Продолженные под наблюдением Ларте исследовательские работы выявили интересное обстоятельство: поскольку карниз образовал почти горизонтальную кровлю, глина не заполнила нишу под ним полностью, и в задней части сохранялось небольшое свободное пространство, остававшееся пустым на протяжении тысячелетий. И у его пола, в самом верхнем горизонте желтоватой глины, перекрытом камнями, обвалившимися со свода, были обнаружены человеческие кости, на первый взгляд чрезвычайно древние.
Они могли принадлежать четырем или пяти особам, по-видимому, когда-то здесь погребенным. Самым поразительным, а позднее и самым популярным оказался «старик из Кро-Маньона» – высокий мужчина, приблизительно пятидесятилетний, умерший от костного туберкулеза. Его череп выступал наружу, так что на него капала вода с потолка, постепенно покрывшая его защитной известковистой коркой. Кроме того, там были обнаружены останки еще одного или двух мужчин, женщины и грудного младенца. Весьма интересен был женский череп: над правой его глазницей имелась глубокая зарубка или шрам, т. е. след ранения, после которого женщина жила буквально всего несколько дней. Открыватели захоронения определенное значение придавали спорному свидетельству о том, что каменный остроконечник, обнаруженный тут же под сводом навеса, якобы точно соответствовал этой ране. Однако на основе такого рода данных едва ли можно было делать какие-либо выводы. Более правдоподобным выглядит предположение, что рана была нанесена орудием типа топора. Прочие, мужские, черепа также имели следы тяжких ударов. Все это способствовало популярности находки, представленной как «наиболее древнее убийство доисторического времени».
Череп из Кро-Маньона
Благодаря костям животных и каменным орудиям, находившимся в тех же слоях пещерных отложений, возраст человеческих костей был определен сравнительно точно. Тогдашнее состояние научных знаний, конечно, позволяло говорить только в общих чертах о верхнем палеолите, но для выяснения значения находки и этого было достаточно. Интерес вызвали и 300 мелких обломков раковин морских моллюсков, по большей части просверленных и разбросанных среди костей. Несомненно, речь шла об остатках ожерелья или об украшениях, прикреплявшихся к одежде.
По составу костей и обработанным рогам Ларте пришел к выводу, что ему довелось исследовать пещерную стоянку охотников за северным оленем, живших здесь якобы весьма долго – до тех пор, пока глиной не занесло грот настолько, что он стал неудобен для человека; позднее его стали использовать в качестве могильника. Напротив, английский исследователь пещер У. Б. Даукинс совершенно верно утверждал, что взаимосвязь захоронений и обитателей скального навеса не доказана, что скелеты залегают значительно выше, в глинистых слоях, и, следовательно, должны быть моложе (в то время уже широко использовалась так называемая стратиграфия, в частности, ее основной принцип: в ненарушенном залегании самый нижний слой всегда самый древний, а верхний – самый молодой). Поэтому же Даукинс отрицательно отнесся к идее о способности палеолитических людей погребать своих покойников – идее, которая с точки зрения признания культурной зрелости верхнепалеолитического человека пока лишь медленно пробивала себе дорогу; Даукинс утверждал, что погребения в пещерах относятся скорее всего к более молодой эпохе каменного века – неолиту, а в палеолитические культурные слои они могли попасть только за счет вторичного заглубления при копке могильной ямы. Каменные орудия же были, по его мнению, туда занесены копавшими норы грызунами.
Разумеется, такая возможность в принципе существует, однако с помощью тщательных наблюдений ее нетрудно распознать. Мы теперь знаем, что в Кро-Маньоне речь действительно шла о людях верхнего палеолита, живших там около 25 000 лет назад. Установлено это было уже учеными, исследовавшими здешние находки сразу же после их открытия.
Кроманьонцы и их родственники
Сами черепа из грота Кро-Маньон попали в Естественнонаучный музей в Париже, а их копии разошлись по различным музеям Европы. Путь же их к современной антропологической классификации был, разумеется, во много раз более извилист. В качестве иллюстрации мы припомним лишь несколько его зигзагов. Более важно, однако, то, что на основе этих находок антропологи Катрфаж и Ами в 1874 г. сформулировали понятие о так называемой кроманьонской расе.
О сущности древних «рас» мы уже кое-что говорили, и сказанное сохраняет силу и в отношении всех других «рас», понятия о которых сложились позднее. Общепризнанной в свое время была из них еще одна – вторая главная – «комбкапельская раса» и, кроме того, две второстепенные – «гримальдийская» и «шанселадская». Что касается первой из них, выделенной на основе одной-единственной находки черепа в слоях древней фазы верхнего палеолита в пещере Комб-Капель, то принято считать, что ее представители ближе всего стоят к современным европеоидам средиземноморского типа, между тем как кроманьонец обнаруживает еще примесь неандертальских черт. Поэтому предположили, что он появился за счет смешения неандертальцев с новыми людьми, принесшими якобы культуру позднего палеолита из Азии. «Гримальдийская раса» (названная так по Гримальдийским пещерам) возникла, должно быть, за счет смешения обеих главных рас, в ней усматривали африканоидные черты, а в «шанселадской расе» находили и эскимосские черты. Но об этих представлениях и судьбе, что их постигла, мы узнаем в другом месте, а пока вернемся к кроманьонцам.
Число находок, антропологически сходных со скелетами из Кро-Маньона, между тем росло. Вставал вопрос и о переклассификации более ранних нахождений, например сапиентного черепа из Энгиса, который его первооткрыватель Шмерлинг считал скорее эфиопским, чем европеоидным, однако Катрфаж и Ами отнесли его к новой «расе». Тем временем произошли новые открытия. Вскоре, в 1872 г., на противоположном берегу реки Везер, в местности, называемой Нижний Ложери, под скальным навесом были обнаружены останки человека, по-видимому, погибшего под свалившейся каменной глыбой. Чуть позже в том же году археологи обследовали грот у Сорда, позднее названный Абри-Дурут, и обнаружили в нижнем слое погребение человека, украшением которому служило ожерелье из просверленных зубов пещерного льва и пещерного медведя. Третьей была находка в пещерах Гримальди вблизи Ментоны (Итальянская Ривьера), куда исследователей привело строительство железной дороги, идущей вдоль побережья от Марселя к Генуе. Это был знаменитый «мужчина из Ментоны», извлеченный из-под синтрового покрова в пещере Кавийон Эмилем Ривьером. Позднее там же были сделаны и другие открытия кроманьонского человека. Кроманьонский тип стал в антропологии общепринятым понятием, им пользуются и до сих пор.
Как же выглядел человек кроманьонского типа? Как кажется, поначалу он сохранял некоторые черты своих более древних в эволюционном отношении родственников, однако на протяжении палеолита он стал практически тождествен современному европейцу. Он имел сравнительно высокий рост (в среднем 170–180 см), орлиный нос и высокий лоб, иногда более крутой; в процессе эволюции его скелет утратил грубые примитивные черты. Определенное представление о его облике мы можем составить по тем пробным реконструкциям, которые на основе кроманьонских черепов осуществил советский антрополог-скульптор М. М. Герасимов.
У кроманьонца был удлиненный череп и широкое лицо; индивидуум же из Комб-Капель лицо имел узкое – это была, по сути, его единственная отличительная особенность. Вряд ли мы здесь имеем дело с «расовыми» различиями: скорее всего, это не более чем проявление разной физической конституции, с чем мы обычно встречаемся и сегодня. Впрочем, и отличия, на основании которых были выделены «гримальдийская» и «шанселадская» расы, ныне представляются нам в том же свете несущественными. Итак, то, что популярная литература обычно ставит знак равенства между понятиями «позднепалеолитический человек» и «кроманьонец», не будет столь уж грубой ошибкой. Открытие в Кро-Маньоне и его тогдашнее истолкование представляли большую ценность для развития науки, что, между прочим, показала специальная конференция, организованная в 1968 г. во Франции в связи с его столетним юбилеем. Кро-Маньон относится к тем пещерам, которым не суждено забвение.
Из-за того что в согласии с темой нашего повествования мы обращаем в первую очередь внимание на пещеры, не должно создаваться впечатление, будто эволюция человеческого рода в среднем и позднем палеолите происходила именно и только там – в пещерах. Это скорее следствие того, что условия изолированного и защищенного пространства пещеры благоприятствовали сохранению костных остатков, а кроме того, тут действовал и преднамеренный выбор исследователей, которых пещеры издавна манили легкостью определения местонахождений (в противоположность этому открытые стоянки находят, как правило, случайно). Однако какова бы ни была причина, но истиной остается то, что имеющиеся знания о первоначальной эволюции человека в основном почерпнуты из пещерных находок. Каждый слой пещерных отложений – мы снова используем это сравнение – столь же ценен, как и лист древней хроники. Бездумно уничтожать его – все равно что сжечь лист древнего пергамента до того, как кто-то его прочтет и поймет его подлинный смысл.
Приходится откровенно признать, что и самое современное научное исследование пещерных накоплений уничтожает уйму информации, о которой мы до сих пор даже не подозреваем и которая наверняка могла бы быть постигнута с помощью тех новых методов, о которых мы пока тоже не имеем понятия. Это – с одной стороны.
Но с другой стороны, только за письменным столом, без практического опыта и полевых исследований, наука никогда бы не пришла к более совершенным методам. Итак, ничего не остается, как трудиться не за страх, а за совесть, используя весь комплекс современных знаний, и смириться с тем, что через каких-то 150 лет исследователи будут взирать на наши усилия столь же снисходительно, как сегодня мы сами смотрим на те научные работы, что 150 лет назад явили миру самый первый палеолитический скелет – прославленную «Красную даму».
