Текст книги "За пещерным человеком"
Автор книги: Карел Скленарж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Нам интересны два слоя: слой «г» – в четвертой пачке снизу, представленный красными глинами и известковыми осадками – свидетелями относительно теплого и сухого климата (такого рода аномальные отрезки внутри ледникового периода называют интерстадиалами). В этом слое был обнаружен очаг площадью 2–4 м 2, по-видимому, достаточно интенсивно и долго использовавшийся, судя по тому, что пол пещеры под ним обожжен до красного цвета. Первоначально очаг располагался на конусовидном возвышении у берега пещерного озерца.
Еще древнее оказался очаг в нижележащем слое «б», отвечающем умеренному и влажному интерстадиалу. Очаг имел в диаметре около метра и не был очерчен столь определенно, как первый, но тоже хорошо выделялся по обожженным камням и уголькам (по большей части это были угли хвойных деревьев). Следов человеческой деятельности здесь сохранилось немного, собственно говоря, лишь несколько известняковых и одна кварцитовая галька со следами оббивки да несколько небольших кремневых отщепов. Но в обоих случаях не вызывает сомнения тот факт, что создали очаги и поддерживали их руки человека и было это, очевидно, в миндельский ледниковый период, что-то более 600–700 тысяч лет назад.
Однако те, кто объявил эти два очага самыми древними, не знали о находке реннепалеолитического очага в слое 24, у самого дна пещеры Петралона в Греции. С помощью палеомагнитного метода и по костям животных, найденных в этом слое, возраст последнего был оценен в 950 тысяч лет; по результатам, полученным другим методом, остатки очага датировали миллионом лет. Целый ряд обстоятельств делает сомнительным определения возраста этой интересной находки, не связанной, к сожалению, с отчетливыми свидетельствами человеческой культуры.
Исследователи Петралоны, таким образом, утверждают, что именно они располагают самыми «древними» доказательствами использования человеком огня. Но что же тогда говорить о пещере Шандалья, где в слое, возраст которого, совершенно очевидно, превышает миллион лет, рядом с зубом человека и каменными орудиями обнаружены также обгорелые кости животных и древесные угли? Не есть ли это, коль скоро речь не идет о последствиях естественным путем возникшего пожара, все-таки самое древнее свидетельство того, что человек овладел огнем?
Древнейшее пещерное поселение
Очаги играют важную роль в понимании сущности древних пещерных стоянок: их находка дает надежную гарантию того, что пещера использовалась в качестве жилища, поселения (не важно, сколь долговременным оно было); несколько обработанных камней или расколотые кости сами по себе этого еще не доказывают. Шандалья I, наиболее интересное открытие среди пещерных стоянок, не дала определенных доказательств того, что она была обитаема человеком: очага как такового там не нашли. Пока не доказано обратное, мы должны в отношении любой пещеры допускать, что те или иные находки, сделанные в ней, попали туда из каких-то других мест, где они находились первоначально: были смыты водой, провалились в карстовый камин и т. п.
Известны, однако, пещеры, где множество находок со всей очевидностью свидетельствует о заселении их человеком, но где очаг все-таки найден не был! Такова пещера Валлоне, которую часто называют самым древним селищем. И это правильно в том смысле, что там мы встречаемся с более богатым жилищным инвентарем «пещерного человека».
Пещера Валлоне, случайно открытая лишь в 1958 г., расположена у селения Рок-Брюн-Кап-Мартэн во Французской Ривьере, на склонах отрогов Альп. Во время межледниковья море достигало самой пещеры, где как память об этом сохранился слой морского песка с обломками раковин и остатками рыб.
Выше залегают опять континентальные отложения, они содержат кости различных животных – обезьян макак, древней формы медведя, слона, этрусского носорога, лошади, бегемота – и, кроме того, скопления сброшенных оленьих рогов, некоторые из них с явными следами надрезов. А также каменные орудия – гальки со следами обработки и отщепы, различные галечные ручные рубила. Жилищем человека служил небольшой зал, расположенный приблизительно в 5 м от входа. Об этом свидетельствуют и кости животных, там найденные: более крупные из них откинуты к стенам, меньшие рассеяны по полу тогдашнего жилища, т. е., по-видимому, были остатками трапез. Каковы были охотничьи возможности человека, обитавшего в пещере миллион лет назад, судить трудно, ибо, как правило, это кости старых (а вероятно, и больных) животных, которых добывать было проще (может быть, их уже находили мертвыми). Во всяком случае, мы не можем переносить на этих людей свои представления о почти что наших современниках – «охотниках на мамонтов», если их возраст (25 тысяч лет) сопоставить с возрастом обитателей пещеры Валлоне.
Как мы уже знаем, очага здесь найдено не было, но, глядя на окрестную природу, поневоле впадаешь в соблазн поверить, что такового здесь и не требовалось. Не исключено также, что люди, обитавшие здесь, огня еще не знали или не умели его добывать.
Самая древняя пещерная хижина
Самая древняя из до сих пор известных жилищная конструкция под сводами пещеры также была найдена неподалеку от побережья Средиземного моря, в первой из группы пещер, именуемых Мас де Кав, поблизости от населенного пункта Люнель-Вьель приблизительно в половине пути от Монпелье до Нима. В 70-е гг. нашего столетия там были найдены следы обитания, датируемые периодом последнего межледниковья (миндель-рисского), т. е. временем 400–500 тысяч лет назад. Обнаружены были и примитивные галечные орудия и каменные отщепы, отнесенные к культуре ашель.
Сперва все здешние пещеры составляли единую подземную систему, но в начале упомянутого межледниковья свод одного из лабиринтов обрушился, и пещерные ходы оказались разделенными воронкообразной пропастью, открытой дневному свету. Разделенные пропастью ходы превратились в самостоятельные пещеры, доступные из пропасти. Столь привлекательное место не могло ускользнуть от внимания человека и в течение каких-то 100 тысяч лет служило ему местожительством (кратковременным или более длительным). Однако природа сметала туда же свои излишки, и ко второй половине миндельрисского межледниковья пещера № 1 оказалась целиком заполнена глинистыми отложениями. Позднее наносы запечатали наглухо и вход в нее, тем самым возникшее в далеком межледниковье пещерное заполнение сохранилось до наших дней, а вместе с ним и многочисленные находки. Там было обнаружено 15 тысяч костей вымерших животных: пещерного льва, пещерной гиены, медведя Денингера; некоторые находки свидетельствовали о существовании в рамках известных родов и видов совершенно особых форм, выделенных палеонтологами добавлением к их названию слова «люнеленсис». Еще более важными для познания природных условий того времени были многочисленные растительные остатки: семена, отпечатки листьев, минерализованная древесина и угли. Однако нас интересует в первую очередь то, что оставил после себя человек: галечные орудия, орудия, изготовленные из каменных отщепов, обработанные кости и жилые объекты.
В пещере № 1, в разных слоях ее заполнения, археологи нашли 20 небольших жилых площадок, где, скорее всего, сооружались легкие хижины на основании из крупных камней или на стенках сухой кладки. На полу внутри хижины помещался очаг, обложенный камнями, а поблизости от него – ложе из лиственных деревьев и травы с покрытием из звериных шкур. Между хижинами тут и там обнаруживались следы пребывания человека, по ним можно было проследить, каким путем чаще всего ходили тамошние обитатели, куда бросали мусор и даже каким способом отводилась вода, стекающая с потолка пещеры. Находки, сделанные в этой пещере, до сих пор окончательно не обработаны, но уже сейчас ясно, как они богаты и сколь важны для познания уклада жизни людей полмиллиона лет назад.
Мы могли бы и дальше перечислять разного рода «самые»: стоило бы поискать среди обитаемых в древности пещер самую крупную (такой, вероятно, окажется пещера Хауа Фтеах на ливийском побережье, вход в которую образует арку высотой около 20 м) или же, наоборот, самую маленькую; искать вслед за самой древней пещерной стоянкой самое древнее пещерное погребение уже нет нужды – оно уже найдено в пещере Ла Ферраси. Зато, говоря о самой северной из некогда обитаемых пещер на реке Печоре в СССР, мы можем добавить и самую южную – пещеру Феллоу в Чили, у самого окончания Южноамериканского материка – у Огненной Земли, которая была заселена уже с начала оледенения этого континента, приблизительно 11 000 лет назад. Мы могли бы также вспомнить тот любопытный факт, что самые древние обломки керамических сосудов, возраст которых исчисляется 12 000 лет, происходят из одной из пещер Южной Японии.
Но при этом мы все-таки остаемся в рамках предельных характеристик вещей – самих пещер и сделанных в них находок. А что же люди, их открывавшие? Ведь и собственно спелеология, и спелеоархеология имеют и свою историю, и свои рекорды.
Кто же был первым спелеологом? Судя по всему, ассирийский царь Салманассар III, который в 852 г. до н. э. отправился со своим двором на север вовсе не для сбора дани или сражения с врагом, а лишь для того, чтобы выяснить, верно ли утверждение «естественнонаучной теории» того времени, что река Евфрат течет прямо из потустороннего мира. Там далеко от центров месопотамской цивилизации его экспедиция обнаружила один из истоков реки – карстовый родник, бьющий среди натечных образований пещеры.
Само собой разумеется, много воды утекло в Евфрате, прежде чем зародилась научная спелеология. Самым ранним сочинением, открывающим нескончаемый поток научных публикаций о пещерах, обычно считают труд Жака Гаффреля, озаглавленный вполне в духе барокко: «Подземный мир, или Историческое и философическое описание всех наипрекраснейших пещер и самых диковинных подземных полостей мира… подземных жилищ, гробниц, катакомб, вырубленных в скалах храмов, шахт… и вообще всех самых знаменитых гротов, пещер и расщелин в мире и всех достопримечательностей, в них содержащихся».
А спелеоархеология – наука о «пещерном человеке»? Она тоже имеет богатую историю, хотя, разумеется, и не столь долгую. Целенаправленному поиску следов и памятников древних троглодитов должно было предшествовать появление определенных предпосылок – конкретных исторических, археологических и антропологических представлений. Последние стали складываться лишь с наступлением просвещенной эпохи «чистого разума», отказавшейся от старых сказок о природе и человеке и стремящейся к познанию истины, т. е. во второй половине XVIII в. Именно к этому времени мы должны обратиться, желая разрешить вопрос: кто первым ввел в научный оборот понятие «пещерный человек»? Как проходила деятельность его первооткрывателей?
Первооткрыватели
Первые письменные сведения о спелеологических исследованиях, как мы уже знаем, относятся к 852 г. до н. э. Как ни кажется это давно, на самом деле это не так уж и много: история спелеологии – та, никем не писанная, – на много десятков тысячелетий старше.
Сколько смельчаков перебывало в пещерах Чехословакии, прежде чем в средневековых хрониках появились названия пещер Святоивановской или Сазавской, а в официальных документах Эстергомского капитула [12]12
Епархиального управления г. Эстергома на территории ВНР. – Прим. пер.
[Закрыть] под 1289 г. впервые была упомянута пещера в Демановской долине?
Впрочем, и о тех, кто следовал уже после первых исторических упоминаний, нам известно мало. Может быть, один из 100 увековечил свое имя на стене пещеры, и совершенно случайно эта запись, избежав воздействия природных процессов или человеческого вмешательства, сохранилась до наших дней, как случилось с именем приходского священника Отто, начертанным на стене Драконовой пещеры в Штырске рядом с датой «1387 год».
Иоганн Фридрих Эспер в Гайленрётской пещере
Местом действия столь значительных событий стала, как ни странно, не классическая в смысле пещерных находок Франция, а Германия, довольно романтический край в Верхней Франконии вблизи Бамберга и Эрлангена.
Нельзя сказать, что спелеологических традиций тут не было, но новая история спелеологии – мы имеем в виду научно направленные раскопки – этого края да и всей Европы в целом началась 22 сентября 1770 г., когда перед входом в Гайленрётскую пещеру остановился Иоганн Фридрих Эспер.
Как же случилось, что досточтимый лютеранский священник XVIII в. принялся перекапывать пещерную глину? Первый импульс был почти что официальный: в синодальной программе служб, где речь шла о посещении Мюггендорфа великим реформатором Лютером, упоминалась книга 1716 г. некого Бахгельбла, в которой говорилось о пещерах. В душе любящего природу Эспера родилось любопытство и «желание поглядеть на эти подземные дыры». Объединившись с другими любителями-природоведами (городским и окружным лекарем Хеманном из Лангензена и аптекарем Фришманном), 22 сентября 1770 г. с наступлением хорошей погоды он отправился в научную экспедицию за тайнами подземного мира.
Пройдя около часа, они добрались до селения Гейленрёт, откуда к Мюггендорфу ведет «ужасное ущелье реки Висент». Недалеко от селения высилась Полая гора – скала с пещерой, вход в которую в то время имел 12 футов в ширину и 7 футов в высоту.
«Пещера имеет широкий вход, – подтверждает чуть более позднее описание, – и состоит из нескольких обширных и высоких помещений, дно которых располагается на разных уровнях; из этих главных подземелий узкие ходы ведут в другие, меньшие по размерам, расположенные вокруг». За порталом пещера расширялась, образуя «величественный свод главного вестибюля», где исследователи тем не менее почти ничего не нашли. Отправившись смело дальше, они достигли коридоров, где на земле лежало множество костей.
Последуем за нашей троицей и мы. Осмотрев при свете факелов натечные украшения, они неожиданно оказались перед действительно ужаснейшей пропастью, откуда на них грозно щерилась ночная тьма, черная как вороново крыло. Однако мужественных исследователей природы это не остановило. Воспользовавшись заранее припасенной лестницей, они спустились в глубину пещеры. И очутились там, где «тлен вволю натешился над живыми созданиями и где торжествующая смерть уложила на землю тысячи живых существ, когда-то бывших наделенными духом». Вокруг повсюду валялись кости, «словно печальные останки бренной жизни», некоторые просто лежали на поверхности, другие торчали из глинистой почвы.
Мощность глинистых отложений в задней части пещеры достигала 25 футов. Под поверхностным почвенным слоем располагалась ненарушенная синтровая плита, она перекрывала слой красновато-серой глины с камнями и «невероятным количеством костей и зубов животных, которые когда-то обитали окрест».
Если быть до конца справедливым, то утверждать, что до Эспера никто ничего подобного не откапывал, нельзя. Но в историю входит лишь то, что бывает обозначено черным по белому: события, не зарегистрированные письменно, исчезают из человеческой памяти, словно их никогда и не было.
Несомненно, Эспер учитывал это, но одновременно он удовлетворял и свое желание поведать миру о любопытных находках и пришедших на ум догадках, когда, взяв перо, начертал на первом из стопы чистых листов бумаги каллиграфическим почерком пространное название: «Подробное сообщение о вновь открытых зоолитах неизвестных четвертичных животных и эти (зоолиты) содержащих, а также о разных других пещерах (достопримечательных) верхневестфальской земли в маркграфстве Байретском». Названная книга, хотя она, разумеется, уже утратила свое научное значение, остается краеугольным камнем в истории мировой спелеологии. Книга непривычно крупного формата с 14 превосходными приложениями – красочными эстампами, изображающими найденные кости.
Под стать многословному названию книги и сам текст. Но обратим внимание на то, что говорится о костях. Эспер немало поломал голову над их происхождением, но к однозначному выводу так и не пришел. В действительности они принадлежали разным видам животных, частично уже вымерших, и главным образом пещерному медведю. Не будучи специалистом, Эспер не сумел эти виды определить, хотя приложил немало усилий и обращался к различным исследователям, но те и сами не имели достаточно полного представления о плейстоценовых млекопитающих.
Сам знаменитый Жорж Кювье приехал из Парижа и констатировал присутствие среди костей останков пещерного медведя, льва и гиены. Профессор Розенмюллер из Лейпцига, роль которого в изучении пещерного медведя уже нам известна, еще в 1796 г. писал об этих находках.
Розенмюллер установил, что Зоолитовая пещера служила обиталищем медведям на протяжении жизни многих генераций, и этим, по сути, опроверг утверждение делювиалиста Эспера, будто кости были смыты потопом или же оказались в пещере за счет массовой гибели животных, укрывшихся в пещере. Однако известный делювиалист более позднего времени Уильям Баклэнд, посетивший пещеру Гайленрёт в 1816 г., принял в известном смысле сторону Эспера.
Эспер сделал и другое, более важное, открытие: с чувством «прямо-таки благоговейного ужаса» он извлек из земли верхнюю челюсть и лопатку человека, который, очевидно, «сложил здесь бренные останки своего тела вместе с этими несчастными животными».
И именно это открытие принесло священнику Эсперу бессмертие.
До того времени никто не верил в то, что останки «допотопного» человека могли быть где-то найдены вместе с костями вымерших «допотопных» животных. Отдельные попытки толковать таким образом те или иные находки сразу же опровергались: произошла-де ошибка, в действительности находки моложе потопа (т. е. моложе конца плейстоцена).
Доказательства, приводимые Эспером, безупречны. Человеческие кости найдены вместе с костями вымерших животных в одном и том же слое почвы. Кроме того, благодаря тому что они были найдены в пещере, это служило несомненным доказательством подлинности находок и их нетронутости: прочная плита известковистого синтра, покрывавшая почти полностью пол пещеры, была естественным покрытием слоя с костями. Присутствие ненарушенного синтрового покрова доказывает, что слой с плейстоценовыми костями и палеолитическими находками не испытал никаких более поздних воздействий, при которых туда могли бы попасть объекты более молодого возраста.
Любопытно отношение Эспера к найденному им человеку. Когда читаешь его книгу, невольно кажется, что сам он не понял значения своего открытия, рассматривая находку в весьма широких рамках: как останки «кельтского друида, допотопного человека либо обитателя новейшего времени». И это вполне закономерно, так как в 1774 г. трудно было ожидать понимания значения послойного залегания слоев, их стратиграфии и вообще всей основной проблематики палеолита.
Но в другом месте текста мы встречаем фразу, которая заставляет считать вышеприведенную цитату лишь литературным приемом: «Поскольку человеческие кости лежали между костями животных, заполнившими Гайленрётскую пещеру, и так как они находились в слоях, сохраняющих со всей очевидностью свое первоначальное залегание, мы считаем несомненным, что человеческие останки имеют тот же возраст, что и остальные ископаемые животные». Ясное и точное утверждение, добавлять к нему что-либо не приходится.
Революционность данных Эспера опередила свое время, оценить их полностью было некому, и потому они пропали втуне: книга была забыта, ее автор тоже, а коллекция оригинальных находок со временем затерялась. Мы так и не знаем сегодня, какая же из эволюционных форм человека была там найдена. Не знаем, из того ли слоя в пещере Гайленрёт извлекли череп, который находился потом в Оксфорде и о котором упоминал Баклэнд? Но сам факт, что там был найден палеолитический человек, кажется очевидным. То, что слой плейстоценовых отложений под синтровой плитой существовал на самом деле, подтвердило контрольное обследование, осуществленное в 70-х гг. нашего столетия Ф. Геллером.
Такова была судьба первого из известных научных исследований пещеры, т. е. выполненного на основании раскопок. Не вызывает сомнений, что люди раскапывали пещеры издавна, однако по большей части это делалось в корыстных целях. Назовем хотя бы курфюрста Фридриха IV, приказавшего еще в 1596–1597 гг. перекопать всю глину в пещере Виндлох в Верхней Франконии в уверенности, что в глине содержится золото. Многочисленные примеры связаны с добытчиками кости, которые в XVII–XVIII вв. искали, например, в Моравском красе «рог единорога» и другое сырье тогдашней фармацевтики. Но никто из них не занимался научным исследованием содержимого пещерных отложений (или же сведения о такого рода попытках не сохранились).
Господа Жуаннет, Турналь и Де Кристоль в пещерах древнейших галлов…
Любопытно, что после 1820 г. во Франции все кому не лень бросились в спелеологию, а потому не удивительно, что спустя немного времени ушей ученого мира достигли сообщения, доказывавшие то, что уже доказал однажды Эспер. Мы назовем лишь наиболее известных открывателей этой ранней исследовательской волны. Все они – да в то время иначе и быть не могло – были любителями, энтузиастами исследования природы.
Первый среди многих других – Франсуа Жуаннет, прозванный во Франции дедушкой истории древнего времени; ему же принадлежит право считаться первооткрывателем французского неолита (позднего каменного века).
Нас, однако, интересует его деятельность, связанная с пещерами. Об этом сообщает его статья с весьма скромным названием: «Статистика департамента Дордонь» (увидевшая свет тоже в весьма скромном издании – в «Календаре» департамента на 1817 г.).
«Пещера (Пеш де л’Азе) имеет в длину 200 футов, вся она усыпана костями и зубами животных… кости в пещере повсюду, но более всего их у входа, где они нагромождены в довольно большом количестве. Тщательное обследование показывает, что часть их обожжена и преднамеренно раздроблена. Среди костей почти в том же количестве находятся осколки черного кремня – обстоятельство, явно свидетельствующее против возможности их естественного накопления».
Все это, однако, не помогло Жуаннету прийти к более определенному выводу. «Каково происхождение этого громадного скопища костей, столь разнообразных, – рассуждает он по поводу другой из обследованных им пещер, – связано ли оно с обитателями пещеры? Волками? Хищными птицами? Едва ли это возможно… Могли ли быть это последствия какой-то гигантской катастрофы (так называемого всемирного потопа)? Отложения эти не столь уж древни. Можем ли мы считать, на основании галльских орудий, найденных в пещере, что она служила местом отправления жертвенных обрядов или погребения? Мы оставляем решение этой загадки более искушенным, довольствуясь изложением действительных фактов».
В «Календаре» на 1818 г. он повторяет почти то же самое по поводу другой пещеры: и там в качестве ее древних обитателей и изготовителей каменных орудий фигурируют галлы (для той романтической эпохи это было обычным: в Германии это были бы древние германцы, в Чехии – язычники-славяне).
Марсель-Пьер де Серр из Монпелье, который начиная с 1820 г. в течение четырех лет изучал пещеры Мас де Кав неподалеку от Люнель-Вьель, пошел несколько дальше. Ему уже было, разумеется, известно, что человек обитал во французских пещерах одновременно с вымершими животными. Де Серр попытался дать своеобразную геологическую интерпретацию сведений, приводимых в Библии, понимая под библейскими «днями творения» геологические эры; в соответствии с этим он вычислил, что человечество имеет возраст 6–7 тысяч лет. Для последней эры он предложил позднее, в 1838 г., наименование «квартер» (четвертичный период), используемое в геологии до сих пор. Однако его попытки такого рода не нашли широкого отклика, а о пещерах, им исследованных, немного времени спустя забыли столь основательно, что только исследования нашего времени, осуществленные в 1962 г., показали, как значительны эти местонахождения.
Внимание Павла Турналя, аптекаря из Нарбонна, привлекли опять-таки пещеры вблизи Бизе. Он начал исследование этих пещер в 1826 г. и, обнаружив под раннеголоценовыми слоями с керамикой культурный слой плейстоценового возраста, а в нем человеческие кости вместе с костями «допотопных» животных, сразу же оценил значение своих находок. Он констатировал, что те и другие кости имели сходный вид, состояние и окраску, они, очевидно, пролежали в одном и том же слое одинаковый по длительности период времени, т. е. не были привнесены туда позднее.
«Эти наблюдения, – заключает Турналь в „Сообщении о Бизецкой пещере у Нарбонна“, опубликованном в 1828 г. в „Анналах естественных наук“, – позволяют думать о существовании ископаемого человека». В 1834 г., когда он снова писал там же о пещере, он знал это, очевидно, абсолютно твердо. Именно тогда его внимание привлекли и орудия, изготовленные из каменных отщепов: в том, что это изделия человеческих рук, он не сомневался.
Лишь чуть позднее к тому же выводу пришел и Жак де Кристоль, секретарь Естественнонаучного общества в Монпелье. В 1829 г. он представил в академию в Париже сообщение о своих находках ископаемых костей в пещере у Пондра. Зная о недавней работе Турналя, он объявил себя сторонником его убеждений: одновременность существования человека и делювиальных животных он также мог доказать по находкам в «своей» пещере.
Но представители официальной науки в Париже были мало расположены к принятию столь революционных идей, да еще исходящих от молодых и никому не известных любителей из провинции. Инициатива того и другого открывателя пропала втуне. Уже в 1871 г. состарившийся Турналь в письме геологу Массена сетовал на то, что его находки в пещере вблизи Бизе, которые он отстаивал на протяжении 40 лет, совершенно забыты.
Управитель Ауге в экспедиции за крокодилом…
По своим размерам пещеры Чехии меньше французских и далеко не столь многочисленны, в них реже встречаются следы «пещерного человека», а те, что известны, менее выразительны. В рассматриваемую нами эпоху в самой Чехии среди ученых не нашлось никого, кто был бы способен заняться спелеологическими проблемами на должном для того времени уровне. Впервые чешские читатели получили полную информацию о пещерных находках (речь идет о публикации на чешском языке, ибо существовали более ранние издания на немецком языке) лишь в 1834 г., когда Ян Сватоплук Пресл, профессор естествознания в Праге, присовокупил к своему переводу книги Ж. Кювье «О переворотах на поверхности земного шара» раздел: «О пещерных и костных брекчиях» – извлечение из «Руководства по геогнозии» (землеведению) Де ла Беше.
И наконец, тот, чье имя названо в заголовке, отправился в пещеры не из личного интереса или научного рвения: это ему было вменено в обязанность, т. е. он оказался в какой-то мере «открывателем поневоле». И потому его деятельность была предана забвению еще более основательному, чем работы его французских современников, и имя Ауге сегодня уже никому ничего не говорит.
Так как же, собственно, обстояло дело с первыми открывателями чешских пещер?
В эпоху, наступившую после наполеоновских войн, ведущую роль среди естествоиспытателей Чехии играл граф Кашпар из Штернберка, один из главных основателей Национального музея в Праге. Собственно, пещерами он не занимался (его главным увлечением был растительный мир дочетвертичных эпох), и в том, что Чехия раньше, чем другие территории Европы к востоку от Рейна, оказалась захваченной волной пещерных открытий, заслуга, вне всякого сомнения, принадлежит открывателю «Красной дамы» Уильяму Баклэнду.
В своих научных поездках по континенту, после того как он вел раскопки в Гайленрётской пещере, в 1820 г. Баклэнд оказался в Праге.
Штернберк, безусловно, был знаком с «пещерными трудами» Баклэнда, опубликованными в 1822–1823 гг., и, вероятно, не без их влияния осознал, что ведь и в Чехии, в окрестностях замка Карлштайн, есть несколько пещер: не могут ли и в них оказаться столь же интересные находки ископаемых костей? По крайней мере один намек на такую возможность был: в часовне Святого Кржижа в Карлштайне посетителям издавна показывали «голову дракона» (на самом деле голову крокодила), причем считалось, что она была найдена в пещерах Чешского краса.
Как бы то ни было, решил Штернберк, а в одной из двух тамошних пещер необходимо провести раскопки. А поскольку сам он опуститься до такого рода деятельности не пожелал, то подыскал подходящего человека для исполнения своих намерений. Так, сам того не ведая, роль первого чешского спелеолога получил Франтишек Ауге.
В то время Ауге был управителем замка в Карлштайне; в 1814 г. он опубликовал книжку о Карлштайне, а став в 1823 г. «действительным членом Музейного общества» от Бероунского округа, неоднократно обращал внимание его членов на значение замка и состояние его памятников. Ауге был одним из первых чешских собирателей трилобитов, не будучи специалистом в какой-либо области науки. Его кандидатура была предложена, вероятно, потому, что деятельность его протекала непосредственно в центре этого пещерного края.
14 апреля 1824 г. в достославный замок Карлштайн пришло письмо, в котором граф Кашпар из Штернберка благодарил Ауге за присылку окаменелостей для музея, а далее продолжал: «Кроме того, я бы просил более подробно обследовать пещеры в известняковых скалах у Тетина; как рассказывают, из какой-то одной из этих пещер происходит голова карлштайнского крокодила. В Германии и Англии существует множество пещер, где были найдены кости ископаемых животных… Следовало бы в самых больших пещерах провести раскопки… Будь там найдены ископаемые кости, особенно черепа и зубы, пожалуйста, немедленно известите меня: в этом случае я бы сам принял участие в раскопках, чтобы рабочие чего-либо не повредили».
О том, что Ауге последовал этому призыву и что акция, задуманная Штернберком, действительно состоялась, свидетельствует следующее письмо, хранящееся в архиве Национального музея. Оно датировано 9 мая 1824 г., и в нем Франтишек Ауге сообщает: «…мной обследованы пещеры по берегам реки Бероунки между Карлштайном и Србском; их там четыре… Их возникновение, как мне кажется, связано с уменьшением в объеме первоначально увлажненной породы при высыхании, поэтому по форме они напоминают готические соборы…»
К цитированному письму приложена записка, гласящая, что 12 мая Ауге передал музею бочонок с окаменелостями из Бероунской округи. Идентифицировать все эти окаменелости ныне не представляется возможным, но очевидно, что с вышеупомянутыми раскопками они не могли быть связаны. Мы не знаем ничего, что об этих результатах деятельности Ауге говорил Штернберк, велись ли позднее работы у Тетина, как предполагалось первоначально (кажется, что нет, полученный результат никого не воодушевил на продолжение). Да и сами упомянутые пещеры уже не существуют: Ауге забыл указать их более точное расположение, не известно даже, на каком берегу были эти пещеры (судя по всему, речь все-таки шла о правом, южном, береге, срезанном в 1860 г. при строительстве железной дороги на город Плзень).
