Текст книги "За пещерным человеком"
Автор книги: Карел Скленарж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Могила
Мы все время сталкиваемся с тем фактом, что пещера довольно часто служила доисторическому человеку могилой. Эта ее роль неизмеримо важна с точки зрения истории культуры и археологии. Достаточно вспомнить предыдущие главы, чтобы понять, сколь значимы среди находок из пещер Гримальди оказались захоронения и как именно от палеолитических пещерных могил (сохранившихся благодаря хорошим консервирующим свойствам почв в известняковых пещерах) произросли первые ростки знаний о сложном пути развития человека на территории Европы.
Первоначально находки палеолитических скелетов не рассматривались как свидетельство преднамеренного погребения, и прошло достаточно много времени, прежде чем в науке возобладало представление о том, что люди того времени обладали достаточным умственным развитием, чтобы иметь определенные представления, обусловливающие возникновение погребальных обычаев. По крайней мере некоторые ученые рассматривали неандертальцев как умственно неполноценную расу, другие (как, например, небезызвестный Мортилье) стояли на «строго эволюционистских позициях» и отрицали палеолитические захоронения вообще: земледельцы в новом каменном веке неолита хоронили своих умерших, охотники же древнего каменного века стояли на более низком уровне развития, следовательно, хоронить своих покойников не могли. Мортилье и Даукинса не убеждали ни находка в пещере Кро-Маньон, ни серия открытий в пещерах Гримальди. Доказательства правильности противоположного мнения предоставили опять-таки главным образом пещеры.
Кладбище неандертальской семьи
Что касается австралопитеков и других существ, стоявших на одном с ними уровне развития, то, очевидно, там о погребении не может идти и речи; никаких доказательств этого до сих пор нет и в отношении «людей прямоходящих», прежних питекантропов. Но уже неандертальцы, которых столь долго недооценивали, наконец сломили сопротивление ученых XIX в. Подавляющее большинство бренных останков этих классических «пещерных людей» нам известно именно из пещерных могил. Уже сам их «праотец из Неандерталя» был в своем гроте, по-видимому, погребен, но выкопан он был самым неподобающим образом, поэтому утверждать это с очевидностью нельзя. Не знаем мы этого и о другой известной находке неандертальца, о костях из пещеры близ города Спа в Бельгии (1886).
Неандертальцев в европейских пещерах с того времени было обнаружено порядочно, их просто невозможно перечислить. Но пройти мимо одного из местонахождений все же нельзя: наиболее известное погребение этой исчезнувшей формы человека много лет назад было открыто в неглубокой пещере, точнее, полости, Ла Ферраси.
Упомянутая пещера находится на юге Франции, которая на сей раз открыла свои исторические кладовые и выложила одну за другой три бесспорные могилы неандертальцев. Все три захоронения – пещерные. В 1908 г. трое исследователей палеолита – братья Буисони и Л. Бардон нашли в пещере Буффиа де Бонневаль у селения Ла Шапель-О-Сен неглубокую яму со скелетом беззубого, но не старше 50 лет старика, у которого надбровные дуги были «прямо-таки звериными», однако уже имелись и отдельные достаточно прогрессивные черты. Его открыватели однозначно констатировали: «Человек, которого мы нашли, был погребен предумышленно». Скорченный, он лежал на дне прямоугольной ямы, зауглубленной приблизительно на 30 см в пещерную глину, его сопровождали каменные орудия культуры времени среднего палеолита, так называемого мустье – по названию грота и округа Ле Мустье в Дордони.
На той же классической стоянке в августе того же года швейцарским археологом О. Гаузером был найден неполный скелет молодого неандертальца. Ситуацию здесь оценил и приглашенный немецкий антрополог профессор X. Клаач.
Однако самой важной оказалась третья находка, которая произошла в сентябре 1909 г. в Большом гроте у Ла Ферраси в Дордони близ населенного пункта Савиньяк ле Миремонт. Дени Пейрони, учитель из городка Лез Ейзи и ожесточенный конкурент Гаузера, открыл здесь в слое с мустьерскими орудиями уникальное погребение со скелетом, на основании чего был окончательно, официально подтвержден тот факт, что неандертальцы погребали своих мертвых (а тем самым подтверждено и наличие у них мышления, преодолевшего границу простейших животных потребностей). В протоколе научной комиссии, состоявшейся здесь 8 августа 1912 г., это засвидетельствовали своими подписями барон А. К. Бланк, профессор Гуго Обермайер, профессор Анри Брейль, аббат Буисони, доктор Луи Капитан, а также открыватель находки Д. Пейрони. Более представительный состав комиссии трудно было выбрать.
Эти ученые не могли, конечно, и вообразить, как последующие находки полностью подтвердят их мнение. А было их шесть: ученых точно шесть, а неандертальцев могло быть и семь-восемь, но это не наверняка.
Первый неандерталец, открытый Пейрони в 1909 г., – мужчина в возрасте около 45 лет – лежал в слегка согнутом положении на среднепалеолитическом уровне пола пещеры на месте древнего очага, вокруг его головы были положены три больших камня. На одной прямой с его телом, но головой к голове, приблизительно в 0,5 м от него покоилась 25–30-летняя женщина; ее скелет был обнаружен через год – в августе 1910 г. Эти двое могли быть, вероятно, членами одной большой семьи, постигнутой каким-то бедствием, хотя представление о парной семье у неандертальцев вызывает еще определенные сомнения. Интересным фактом остается то, что следующие погребения в Гранд Абри (Большом гроте) оказались детскими.
В августе 1912 г. в двух ямах на глубине всего лишь около 30–40 см были обнаружены останки двух детей, из которых одному могло быть около 10 лет, а другому – около двух недель (не исключено, что там был еще и третий, по-видимому, еще не рожденный плод). Следующее открытие относится уже к послевоенным исследованиям. В 1920 г. здесь была обследована интересная группа «могилок», состоящая из девяти абсолютно тождественных погребений; восемь из них были пусты, а в девятой, кроме трех кремневых орудий, находились останки новорожденного младенца. Наконец, годом позже в треугольном углублении под большим камнем рабочие наткнулись на скелет трехлетнего ребенка, голова которого была, по-видимому, не преднамеренно отделена от тела. Скелеты лежали в направлении запад – восток. К ним необходимо добавить еще остатки костей и зубы ребенка приблизительно двухлетнего возраста, обнаруженные в 1973 г. в нарушенной почве более старых раскопов; по-видимому, от внимания Пейрони и Капитана ускользнула еще одна могила. Кажется несомненным, что то же могло относиться и к другим погребениям, хотя они были посчитаны пустыми могильными холмиками и выкопанными, но не использованными ямами. Эти холмики представляли большую загадку: не могли ли это быть детские могилы или же, насыпанные и размещенные закономерно по три тройки, они являлись частью какой-то давно забытой погребальной церемонии? И почему там были захоронены практически одни только дети? Множество вопросов, на которые ответов мы так и не знаем. Скелетики, помещенные в парижский Музей человека и в музей в Лез Ейзи, уже никаких тайн на откроют.
Впрочем, спор о том, хоронили или нет неандертальцы своих усопших, этими открытиями решен не был. Переубедить тех, кто не хотел быть переубежденным, было трудно. А. де Мортилье в 1914 г. готов был развивать мнение, что неандертальцы из Ла Ферраси стали жертвами несчастного случая: они якобы были убиты камнями, упавшими со свода пещеры! Но как бы мы ни были скептически настроены, сдержанно относясь к деталям отчетов о находках Пейрони, все же принципиальный факт преднамеренного погребения сомнений вызывать не может.
Число пещер с большим количеством останков, по крайней мере частично представлявших погребения, между тем росло. Необходимо вспомнить известную пещеру Шанидар в Ираке, где погребение одного из неандертальцев, открытое в 50-е гг. нашего столетия, даже сопровождалось – впервые в мире? – цветами! Это доказано исследованием под микроскопом пыльцы различных цветов из его могилы. Людям, которые были современниками классических неандертальцев, но по своему типу уже ближе стояли к современному человеку, принадлежали десятки скелетов, открытых начиная с 1931 г. в пещере Мугарет-эс-Схул на склонах горы Кармел в Палестине, к югу от ливанского порта Сур (Тир).
Ни скепсис, ни энтузиазм, однако, не исчезли и до наших дней. Примером может служить известная пещера Тешик-Таш в Узбекистане. А. П. Окладников, открывший здесь в июле 1938 г. скелет ребенка приблизительно девятилетнего возраста, осуществил остроумную реконструкцию ритуального погребения в круге нескольких пар рогов горных козлов, как это показано и на известном рисунке З. Буриана. Однако широкая известность этой живописной сцены, столь благодарной для научно-популярной книжки о неандертальцах, не должна скрывать того факта, что вся реконструкция несет несомненную печать субъективных представлений. И если мнение М. С. Плисецкого, который принял эстафету радикальных противников неандертальского погребения, можно в настоящее время признать действительно исключительным (так, крымские скальные навесы в СССР, например, Киик-Коба, прямо были отнесены в разряд захоронений), то нельзя обойти молчанием его оговорки, касающиеся затронутого примера: Плисецкий совершенно правильно указывает на то, что всего на полу пещеры было не пять пар рогов, а несколько десятков на всей обследованной площади; круг, реконструированный Окладниковым, он квалифицировал как «игру воображения». К тому же череп ребенка лежал не в центре круга; скелет оказался далеко не полным, причем его кости были смешаны с костями животных.
К возражениям Плисецкого присоединились и другие. В настоящее время более реальным представляется то, что пещера Тешик-Таш являлась местом действия ритуально обставленного людоедства и погребение, если таковое было вообще, могло касаться только части тела [7]7
Не следует смешивать реальные материалы находок в Тешик-Таше с одним из вариантов их интерпретации. Раскопки в Тешик-Таше выявили, в частности, остатки шести пар рогов горных козлов разной степени сохранности со следами намеренной установки их вокруг останков ребенка попарно так, что острые концы их были обращены к детскому черепу как к центру. На остальных участках пещеры нигде более нет такой концентрации рогов. Скелету ребенка сопутствовали также плитки известняка, отщепы каменных орудий, разбитое на три части ребро животного; рядом с козлиными рогами проступали следы небольшого костра, и т. д. (подробнее см.: Тешик-Таш. – М.: Изд-во МГУ, 1949. – С. 7–86). Ничто не говорит здесь в пользу версии о «ритуально обставленном людоедстве». Напротив, все более солидную аргументацию получает трактовка находок в Тешик-Таше как свидетельство о существовании в мустьерскую эпоху погребального ритуала и определенного круга рациональных знаний (см. например: История первобытного общества. – М.: Наука, 1983. – С. 405–406); Смирнов Ю. А.Древнейшие погребения. – «Природа», 1986, № 1, с. 58–68). – Прим. науч. ред.
[Закрыть] .
Волнующая находка охотника за кроликами
Могил людей современного типа из позднего палеолита в пещерах найдено уже десятки, а потому мы не станем их все перечислять поименно. Из классических местонахождений упомянем Кро-Маньон, Комб-Капель, Шанселад, Гримальди; существуют, однако, и другие, чьи названия давно прижились в науке, но тем не менее мало кто знает, что они связаны с пещерами и погребениями.
Таков, например, Ориньяк, давший имя одному из наиболее известных подразделений культуры палеолита. Не только во Франции, но и в Чехословакии во всех учебниках говорится о каменных орудиях так называемого ориньякского периода (этот термин имеет общеевропейское хождение). А кто знает при этом, что за названием Ориньяк кроется? Конечно же, пещера! Пещера в сердце французской провинции Дордонь, на Буковом холме у городка Ориньяк; пещера, которая в 1852 г. выходила на поверхность лишь ничтожной дырой в земле, напоминающей кроличью нору.
Именно так и решил дорожный рабочий Бонмезон, засовывая в упомянутую дыру руку. Когда же он руку вытащил, то оказалось, что держит он не кролика, а человеческую кость.
Из всего того, что могло прийти ему в голову, он предпочел наиболее заманчивое: а что если там клад? Он принялся упорно копать и докопался до большого камня, за которым находилась небольшая, полностью заполненная глиной, пещерка – метра три в ширину, глубину и высоту, а в ней – человеческие кости. Целая пропасть костей – не менее семнадцати человек. Что было с ними делать? Именно перед такой проблемой оказался мэр городка врач Амьель, когда об этой находке поползли слухи. К сожалению, он не нашел ничего лучшего, как приказать захоронить кости на местном кладбище.
Восемь лет спустя по чистой случайности об ориньякской находке узнал палеонтолог и археолог Э. Ларте. В 1860 г. он отправился в Ориньяк, но в своем стремлении отыскать и исследовать кости потерпел полную неудачу: ни доктор Амьель, ни даже местный могильщик не могли припомнить, где кости были зарыты (такая забывчивость весьма подозрительна, скорее, опасались, что незнакомый визитер перекопает кладбище и изобличит уважаемого мэра в невежестве: кто как не врач, мог бы лучше оценить значение находки!). Ларте, покопав в пещерке, нашел каменные орудия и кости вымерших животных, в отношении которых было высказано предположение, что они соответствуют человеческим останкам. Так Ларте констатировал, что там было обнаружено «погребение эпохи самого раннего детства человеческого рода».
Несмотря на недостаточность сведения об обстоятельствах ориньякской находки, она тем не менее вошла в литературу как крупный могильник «пещерных людей». Это утверждал и Ч. Лайель в первых трех изданиях своего труда «Геологические доказательства древности человека». И только в четвертом издании появилась оговорка о том, что палеолитический возраст скелетов не является абсолютно надежным и что сомнения археологов Дж. Леббока и Дж. Эванса в чем-то, по-видимому, справедливы (против выступил и небезызвестный нам Даукинс, впрочем, он отрицал палеолитические захоронения вообще!). Решительную атаку после своего посещения стоянки в 1855 г. предпринял революционно настроенный Б. У. Кинг: пещера не была раскопана полностью, но тем не менее очевидно, что там имелось несколько культурных слоев и кости залегали над слоем с палеолитическими орудиями. То же самое подтвердило контрольное обследование, осуществленное в начале 70-х гг. прошлого века Э. Картальяком; подозрения внушали и черепки керамики и обломки костей домашних животных, откопанные вместе с человеческими костями и, несомненно, принадлежащие более позднему земледельческому периоду, т. е. началу нового каменного века (неолита).
К тому же времени относилось в действительности и погребение, обнаруженное в 1852 г. охотником за кроликами, – к эпохе на границе между каменным и бронзовым веками. Могильник вошел в историю благодаря другим, а не этим первоначальным находкам. В результате последующих исследований и находок в более глубоких слоях пещера, давшая свое имя одной из палеолитических культур – ориньякской, сама из списка погребений и могильников той эпохи выпала навсегда.
Однако в результате подтвердилось то важное обстоятельство, что погребения в пещерах совершались не только в палеолите, но и позднее: в отдельные эпохи первобытной истории пещеры намеренно избирались в качестве места погребения значительного числа людей, которых укладывали в этой своеобразной подземной «крипте» либо одновременно, либо постепенно.
Научное осмысление этой своеобразной черты жизни первобытного общества сформировалось впоследствии на основании многочисленных находок, сделанных еще в прошлом веке. Чтобы не отправляться снова во Францию, вспомним хотя бы о пещере Чертова дыра неподалеку от Домнице в Чехословакии, где нашли человеческие скелеты; там родилась внушающая ужас история о разбойничьей корчме, где корчмарь по ночам убивал сонных путников. Само собой напрашивается объяснение, сходное с ориньякским, кроме того, речь идет лишь об одном случае из многих, известных по пещерам Словакии. Упомянем хотя бы Хваловскую пещеру: намного ранее, чем там обосновались фальшивомонетчики, ее Кострова сынь (Зал скелетов) стал местом захоронения 19 человек. Их скелеты, лежавшие полукругом у очага, были найдены в 1820 г., когда при добыче известняка открылся второй вход в подземелье, умышленно заваленный камнями еще в древние времена. Скелеты не сохранились, ибо те, кто их нашел, искали, собственно говоря, золото, а не кости, которые, понятное дело, им были не нужны, хотя, будь они людьми сведущими, им было бы нетрудно догадаться, что их ничего не стоящая находка представляет собой в действительности настоящее открытие первого древнего ритуального пещерного могильника на территории Центральной Европы.
Другие находки такого рода были сделаны в местах, удаленных от Словакии на сотни километров. Например, в бельгийской пещере на берегу реки Лес, где покоились останки 18 человек эпохи нового каменного века; в пещере Эвелайн Хоул в Англии, где в роли первооткрывателя выступил опять-таки дикий кролик, когда он завел нескольких преследующих его мальчуганов через малое отверстие в земле в огромный подземный зал с останками нескольких десятков первобытных людей; в Девичьей пещере (Юнгфернхоль) вблизи баварского городка Бамберк, где неолитический человек линеарной керамической культуры, вероятно, около 7 тысяч лет назад оставил четыре десятка неполных скелетов насильственно умерщвленных людей – опять-таки по большей части женщин и детей, мужских скелетов там оказалось лишь два (не были ли они исконными обитателями – охотниками и рыболовами, которых убили пришлые земледельцы во исполнение какого-то кровавого обряда?). Антропологически мертвецы из Девичьей пещеры стоят намного ближе к палеолитическому кроманьонскому типу, сохранявшемуся и в мезолите, чем к средиземноморскому типу первых представителей земледельческих культур.
Как видим, в отношении некоторых массовых коллективных захоронений возникает проблема такого рода: идет ли здесь речь о могиле как таковой или же погребение тут составляет лишь вторичный элемент какой-то церемонии, происходившей в доисторические времена? Чем сложнее были подобные события, тем слабее мы оказываемся в наших возможностях их истолковать. Иногда в нашем сознании в течение десятков лет живут традиционные толкования, оказывающиеся на поверку ошибочными: из уст в уста передаются красочные картины волнующих ритуальных обрядов, между тем как в основе ситуаций могли быть причины значительно более прозаические, скажем, какие-то природные явления. Пример такого утверждения являет достаточно известное название – Бычи скала.
Вопросы, касающиеся пещеры Бычи скала
Кто из тех, что хоть в малой степени интересуется археологическими сокровищами Чехословакии, не наслышан об этой пещере? Пещера носит то же название, что и скала, в которой она находится; подземная река, вытекающая из ее входа, сплетение темных подземных лабиринтов – все это издавна воздействовало на воображение, и не удивительно, что еще Иоганн Фердинанд Гертод из Тодтенфельда, описывая ее в 1667 г., именовал обителью дьявола. Романтики XIX в. искали в ней храм Свантовита, «могущественного бога войны язычников-мораван»; камину, выходящему на поверхность в передней части пещеры, дали наименование «Поганский» (языческий), по нему якобы спускались в пещеру для своих идолопоклоннических церемоний языческие жрецы.
То были все фантазии людей образованных. Простой люд тоже нагромоздил вокруг пещеры несчетное количество легенд и сказаний, которые поздние рационалисты – с бóльшим или меньшим успехом – пытались объяснить. «Ночью пещера бывает освещена огнем, словно горит», – рассказывали окрестные жители. (Вероятно, эффект лунного освещения.) «Бывало, по ночам слышались жалостное пение и крики, из пещеры выходили процессии духов, и водили свои полуночные хороводы покойники» – это представление породили, по-видимому, находки костей в пещере…
А как же с самим названием пещеры? И тут реалисты создали теорию, что здесь упал когда-то в пещеру бык либо кто-то тут в пещере быка держал. Деревенские жители, ссылаясь на много раз подтвержденное обстоятельство, утверждали, что у пещеры появляется белый или огненный бык. Археологи-романтики смотрели на эти вещи иначе: по их мнению, название, вне всякого сомнения, древнее и связано с поклонением языческому идолу в образе быка. То, что название было письменно закреплено лишь в 1804 г., им не мешало. «Отцу моравской археологии» Ванкелю выпало на долю поддержать это суждение открытием, которое совершил, правда, не он сам, но которое прославило его, как никого.
Ванкель начал раскопки в пещере Бычи скала осенью 1867 г. и почти в 80 м от входа под синтровой коркой обнаружил в наносах пещерного коридора более 100 каменных орудий, изготовленных из каменных отщепов, – первая достоверная палеолитическая находка на территории тогдашней Австро-Венгрии.
Он продолжал там раскопки и в 1868 г., дружески предупрежденный профессором Вирховым, он высказался более сдержанно, чем раньше, по поводу палеолитического возраста найденных человеческих костей, но переоценил значимость своих находок, объявив их «ненарушенной стоянкой людей древнейшего периода каменного века». (Речь шла, по-видимому, о находках, бывших во вторичном залегании, смытых в пещеру с поверхности через камины.) Ванкель намеревался обработать свои находки, но Бычи скала выдала тем временем нечто такое, что заставило забыть о палеолитической индустрии.
План передней части пещеры Бычи скала: крестиками обозначены места находок человеческих скелетов, черным треугольником – «алтарь», крапом выделено место сожжения трупов, горизонтальной штриховкой – кузнечная мастерская
Произошло это в Предсынье – великолепном привходовом зале, своеобразном пещерном соборе размерами 40 × 20 м и высотой от 8 до 16 м. В 1869 г. Ванкелю удалось заложить здесь несколько пробных раскопов, которые выдали на поверхность вещи, в общем-то, мало интересные. Во время своих каникул его дело продолжили самозваные гости – школьники Густав и Арношт Фелкловы. Они попробовали покопаться уже в раскопанных местах и неподалеку от входа, у северной стены первого зала, наткнулись на большой керамический сосуд, заполненный обугленным просом. Спекшиеся зерна прикрывали какой-то металлический предмет, закрепленный на пластинке, тут же, впрочем, отвалившейся. Подростки отнесли целиком свою находку домой, в Оломучаны, очистили этот предмет, и он оказался скульптурой бычка (длиной около 10 см), отлитой из бронзы и инкрустированной железом.
Спустя какое-то время фигурка попала к Ванкелю, который пришел от этой находки в неописуемый восторг: не только из-за ее великолепия, но главным образом из-за ее возможного смысла. Не мог ли быть это тот самый известный идол, по которому пещера и получила свое наименование? Не было ли это олицетворением египетского бога Аписа (свою гипотезу он сразу же опубликовал, но понимания не встретил). И не подтверждает ли связь находки с названием пещеры и многочисленными легендами, что речь может идти о святилище славянских язычников? Ванкель возобновил свои исследования, на сей раз поблизости от входа. Происходило это в сентябре – октябре 1872 г. В качестве землекопов он получил горняков, труд которых оплачивал князь Лихтенштейн на условии, что находки предметов из золота попадут в княжескую коллекцию. Найдено тогда было около 4 тысяч предметов, но наиболее интересным, видимо, была общая ситуация в связи с находкой нескольких десятков человеческих скелетов (и их частей) – всего там было обнаружено 5 мужских и 35 женских останков. Исследованиями было вскрыто обширное огнище, где сжигались трупы, с кусками обуглившегося дерева и обгорелым зерном, крупные сосуды, большое число железных орудий и оружия (у стены пещеры даже полное оборудование древней кузницы), масса бронзовых украшений, некое подобие алтаря с обрубленными женскими руками на нем, останки тел с усеченными головами, голов без тел, безголовых и безногих коней, чаши из человеческих черепов. Украшения и оружие тяготели по своему типу к альпийским, итальянским (этрусским) и, вероятно, греческим центрам раннего железного века, но понять, при каких обстоятельствах все эти ценные и удивительные вещи здесь оказались, – это превосходило возможности тогдашних ученых.
Доктор Ванкель выработал собственный взгляд, достойный романтика: по его мнению, речь шла о великолепной пещерной гробнице какого-то вельможи гальштатского периода. Толкование Ванкеля удовлетворило далеко не всех. Если же принять во внимание богатство находок, необычность и сложность археологической ситуации и несовершенство методов исследования и документации, а также романтическое воображение первооткрывателей стоянки и ее последующих истолкователей, то та долгая полемика, что велась вокруг пещеры Бычи скала, не удивляет.
Мартину Кржижу, тоже одному из главных исследователей Бычи скалы, пещера представлялась скорее местом трагических событий абсолютно светского характера: группа богатых беженцев якобы нашла тут временный приют, но была застигнута какими-то врагами, ими перебита, имущество же было сожжено в пещере. Кто знает, какие подробности в отношении ситуации, связанной с находками в Бычи скале, могли быть известны Кржижу. Те, кто основывался на опубликованных и в определенной степени уже истолкованных Ванкелем данных, выдвигали против Кржижа такой аргумент: какой-то вельможа покоился на ритуальной повозке, о чем свидетельствуют известные ритуальные церемонии, а также изобилие дорогих украшений (которые были бы врагами непременно похищены) и наличие каменного покрова над всем местом гибели.
По мнению Яна Книеса, несколько более позднего исследователя карста, группа состоятельных чужеземцев – кузнецов и чеканщиков – обосновалась в пещере, возникла распря с местными насельниками. Однажды, когда мужчин не было дома, туда ворвались «туземцы» и перебили женщин и детей.
Зять Ванкеля Ян Гавелка выдвигал мнение о кровной мести как о причине ужасающих событий. Пещеру объявляли коллективной усыпальницей рода или племени, где погребения совершались постоянно на протяжении столетий. И. Л. Червинка, глава младшей генерации моравских археологов, говорил об убийстве дружины богатых купцов…
Лишь в новейшее время было произведено более тщательное контрольное исследование, которое еще не закончено полностью, но уже сегодня мы можем констатировать, что оно дало поразительные результаты.
Сомнение вызывает в первую очередь большое число неясностей в документации исследования, проведенного Ванкелем, что свидетельствует о том, что перед сложной ситуацией в пещере Бычи скала Ванкель, в общем-то, оказался беспомощным (конечно, это относится и ко всем его современникам). Чтобы выйти из затруднительного положения, он прибегал к своей богатой романтической фантазии, подкреплявшейся необыкновенной обстановкой пещеры. В настоящее время в археологической части исследования уже невозможно отличить действительность от спекуляции и предположений. Ревизия показала, что мы не можем основываться на данных о залегании находок и их распределении по площади пещерного пола, поэтому какая-либо более точная реконструкция стоянки невозможна. Это заключение отсылает в царство сказок всякие попытки реконструировать сегодня снискавшие популярность разного рода кровавые сцены жестоких погребальных обрядов в мерцающем свете жертвенных огней, столь красочно изображенных З. Бурианом.
Еще более любопытные суждения, к которым пришли антропологи: описание и истолкование скелетов несут груз ошибок и даже фальсификации, хотя и не по инициативе Ванкеля.
Выяснить правду о Бычи скале по прошествии стольких лет нелегко; по-видимому, более справедливо отстаивать то мнение, что детально не идентифицированная группа людей в эпоху древнего железа (культура галштадт) открыла пещеру при поисках залежей железной руды в Моравском красе. Позднее пещера использовалась и как селище, и как место культовых церемоний. Предположение о бегстве и убежище не может быть вообще исключено, но сказать, откуда пришли эти люди и насколько долго они здесь задержались, мы не можем. Важно то, что найденная здесь керамика археологически отвечает гораковской культуре, возраст которой определяется приблизительно V в. до н. э., однако рядом с инвентарем этой типичной культуры молодого южноморавского галштадта оказались в большом количестве и чужеродные элементы, внесенные либо за счет менового обмена, либо непосредственно как имущество людей, пришедших сюда с южных окраин Центральной Европы (с юго-востока?).
И что же случилось с этими людьми в пещере Бычи скала? Это уже другая тайна далекой древности. Безусловно, все говорит за то, что представление о княжеском погребении должно быть исключено. Судя по всему, не было ни деревянной могильной камеры, ни вельможи в повозке на погребальном костре, ни кургана из камней, специально насыпанного над могилой. Напрашивается единственно возможное объяснение: выветренный слой пещерного свода обрушился и погреб под камнями как тех, кто находился в то время в пещере, так и имущество и свидетельства производственной и культовой деятельности этой группы людей. Может быть, этому способствовали и многочисленные очаги, которые пылали в пещере, ускоряя тем самым разрушение кровли из-за смены температуры. Вероятно, эти кострища могли стать и причиной пожара, распространившегося из-за обилия камней и поглотившего из имущества обитателей пещеры все, что только могло гореть.
