Текст книги "Дом на городской окраине"

Автор книги: Карел Полачек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

Глава тридцать третья

1

Через несколько дней чиновник уже настолько оправился, что смог пойти на службу. Он был еще вял, как осенняя бабочка, когда в один из туманных октябрьских дней оказался на улице.

В канцелярии коллеги расспрашивали его о течении и симптомах его болезни с тем интересом, какой чиновная братия всегда проявляет к любым заболеваниям.

– Да, – вздохнул пожилой служащий, – такие теперь времена. В двадцатом году я почувствовал, что смерть явилась за мной, это было в пору, когда свирепствовала испанка. Я отправился в пивную и выдул десять кружек. Так я прогнал костлявую. Уверяю вас – это лучшее лекарство.

Чиновник уселся за свой стол, чтобы заняться текущими делами.

Через некоторое время коллега заговорил снова: – Чуть не забыл, вчера вам звонили.

Чиновник почувствовал, как кровь стеарином застывает в его жилах.

«Начинается, – с ужасом подумал он, – меня разыскивают. Я надеялся, забудут, но не забыли…»

– А кто звонил? – опасливо спросил он. – Зачем я понадобился? Я ничего не знаю…

– Минутку, – сказал коллега, – у меня все записано… А, вот, звонил нотариус доктор Верих, просил зайти к нему в контору в первой половине дня.

– Какой еще доктор Верих? – попытался было воспротивиться чиновник. – Я с этим господином не знаком. Пусть меня оставят в покое. Я едва оправился после болезни…

– Доктор Верих, нотариус. Платнержска, двадцать семь, – повторил коллега, глядя в блокнот.

– Я ничего не знаю и не хочу с ним иметь никаких дел, – запальчиво возгласил чиновник. – Я никому не причинил никакого зла, зачем же мне нотариус?

– Может, нужны какие-нибудь сведения или что-нибудь в этом роде… – успокаивал коллега.

– Какие еще сведения, – бормотал чиновник. – Скажут – сведения, а у самих на уме другое…

Однако по некоторому размышлению он поднялся и покинул канцелярию, чтобы разыскать нотариуса. Очутившись перед указанным домом, он заколебался: «Может, не так срочно? Может, это можно сделать позже? Прошу прощения, но в канцелярии у меня скопилась уйма бумаг. Я не могу просто так расхаживать по нотариусам…»

2

Протестуя в душе, он все же поднялся на третий этаж. Перед дверью нотариуса чиновник остановился перевести дух. Сердце, казалось, колотится в горле. Опасливо, точно прикасаясь к раскаленной плите, дотронулся он до кнопки электрического звонка. В прихожей пронзительно зазвенело. Чиновник испугался.

«Какой трезвон! Весь дом переполошу…»

Человек во фраке стряпчего открыл дверь и пригласил посетителя войти. Чиновник назвал свое имя. Фрак испытующе посмотрел на него сквозь очки и велел присесть.

Еще приглядывается!.. – враждебно буркнул про себя чиновник. – Сказал же ему, что я Сыровы. Мне скрывать нечего…

Через минуту снова вынырнул стряпчий и пригласил пана Сырового в кабинет шефа.

Ну! – выдохнул чиновник и призвал себя к бдительности.

Нотариус, маленький человечек с большой головой, смахивавший на высохшую вербу, справился бархатным голосом: – Пан Сыровы?

– Да, это я, – с трудом выдавил из себя чиновник.

Нотариус хрустнул пальцами.

– Гм… Вы изволили состоять в родстве с покойным господином Криштофом Кунстмюллером, финансовым советником в отставке?

Чиновник насторожился. С покойным господином Кунстмюллером? Это какая-то ловушка!

– Да, состоял, – ответил он, – это мой двоюродный дядя… однако мне ничего неизвестно о его кончине… я живу уединенно…

Он отер лоб носовым платком и залепетал: – А что касается этой истории с моим хозяином, соблаговолите принять во внимание… я поступил так потому, что меня вынудили к этому обстоятельства… пожалуйста, не верьте поклепам…

Нотариус строго глянул на пана Сырового.

– Это к делу не относится, – сказал он, – гм… продолжаем. В своем завещании господин Кунстмюллер назвал вас универсальным наследником, а меня обязал исполнить свою волю.

Чиновника охватила дрожь.

– По наследству вам переходит, – продолжал нотариус, смотря в разложенные на столе бумаги, – дом на проспекте Обраны под номером 23… (он загнул один палец), затем наличных… всего… восемьсот тридцать пять тысяч крон… (он загнул второй палец).

Чиновнику вдруг показалось, что стены комнаты раздвинулись и сквозь них вылетело кресло нотариуса. Окна и двери превратились в расплывчатые водяные пространства; откуда-то были слышны звуки водопада… В комнату величественно вплыли фиолетовые и красные круги и принялись важно водить хоровод вокруг люстры.

Чиновник опомнился.

– Нет, все в порядке… – он поспешно начал извиняться, – я так ослаб… знаете, после болезни.

Нотариус закивал головой.

– Итак, это все, – сказал он. Он застегнул пуговицу на пиджаке и встал.

– Вам надо заявить о вступлении в наследство, что является делом формальным, и заплатить налог на наследство. – И он протянул чиновнику руку.

– Хорошо, – покорно пробормотал пан Сыровы. – Я готов… я сделаю все, что прикажете…

Внезапно он расплакался.

– Не извольте чинить со мной несправедливость… – навзрыд произнес он, – каждый вам даст обо мне самый лучший отзыв… все, что произошло, произошло не по моей воле…

Нотариус опешил.

– Как это понимать? – взвизгнул он, – о чем это вы говорите?

Начался переполох. Чиновник ничего не понимал, ничего не видел и не слышал. Он только запомнил, что фрак провожал его до лестничной площадки и горячо уговаривал успокоиться.

3

Чиновник оказался на улице.

– Все во мне одеревенело…

Эта произнесенная им вслух фраза вывела чиновника из странного оцепенения. Людской поток увлек его в один из староместских пассажей. Он дрожал, как щенок, и бормотал нечто бессвязное.

Несомненно, несомненно, это ошибка… – уверял он себя, размахивая руками. – Тут надобно… Что надобно?.. Минутку! – решительно одернул он себя. – Нужно собраться с мыслями… Я все знаю, господа… вы хотите, чтобы я заплатил пошлину за наследство? Ах, господин нотариус! – воскликнул он с горькой иронией. – Это некрасиво с вашей стороны, милейший… Позвольте вас кое о чем спросить. Вы говорите: движимость, недвижимость, пошлина за вступление в права… выразитесь яснее… чьи интересы вы отстаиваете? Я знаю, кто мне друг, а кто враг…

Он махнул рукой и скорбно добавил: – Впрочем, все это бессмысленно…

Внезапно в голове у него словно бы произошло короткое замыкание, и все озарилось. У чиновника перехватило дыхание.

Но ведь я!.. – изумленно воскликнул он. – Ведь я же богач! Ведь это переворачивает всю мою жизнь, это потрясающе! Радуйся, дружище, все беды твои позади!..

Точно обезумев, ринулся он из пассажа и опрометью кинулся бежать по улице. Он хохотал, как сумасшедший, и все приговаривал: – Потише, потише, дружище. Что-то ты больно прыток…

Он ничего не видит и не слышит, как тетерев в осеннюю пору. Он толкает локтем какую-то женщину. Тетка заголосила: – Вы что, ослепли? Увалень вы эдакий! Стыд и позор! Средь бела дня надрался, как сапожник. И как только не совестно, такой молодой!

– Пани, – оправдывался чиновник, – если я вас толкнул, то сделал это нечаянно. И вовсе я не пьян. Я вообще не пью. Разве что на выпускном вечере в школе немного побаловался. Впрочем, эта слабость в молодом возрасте простительна. Вам бы это следовало знать. Не нападайте на меня, я не дамся…

И обращаясь к собравшейся вокруг него толпе, он сказал: – Господа, подтвердите, что я сделал это нечаянно.

Женщина сплюнула и ушла.

Чиновник продолжил свой путь.

«Вот уж когда я займусь разведением миниатюрных гиацинтов… посажу ряд горечавки, затем – тюльпаны… а уж многолетники и подавно, вот когда ты увидишь многолетники…»

Тут он осекся, подозрение опять шевельнулось в нем и спазмой сдавило горло.

«Чему я радуюсь, чего беснуюсь?! Сумасброд я эдакий! Какой там нотариус! Может, это все обман… Разве может на мою долю выпасть счастье? Я такой, что сразу же всему верю…»

4

И ему вспомнился сон, который он видел в детстве.

Он посещал детский очаг при женском монастыре. Накануне Рождества монашки раздавали детям подарки. Йиндржиху достался подарок, какого не было ни у одного из детей – он получил ящичек из-под дрожжей, обладающий чудодейственной силой. Стоило на ящичек сесть, как он взлетал, но отнюдь не стремительно и высоко, а летел над самой землей вдоль уходящей под гору улицы – мягко и плавно. Йиндржих радовался и думал: «Подлечу к нашему дому и покажу это чудо папе с мамой».

Он подлетел к дому и позвал родителей, чтобы похвастаться. Родители вышли из дверей, а Йиндржих сел на ящичек. Но ящичек не взлетает, да и только. Все смеялись над Йиндржихом.

«С той поры – хмуро добавил про себя чиновник, – все у меня в жизни пошло вкривь и вкось… Такой уж я невезучий. Не помню, чтобы в трамвае хоть раз рядом со мной села красивая девушка… Но этому нотариусу я разыгрывать себя не позволю. Я ему покажу!..»

Он помчался обратно на Платнержскую улицу и, вконец запыхавшись, взбежал на третий этаж. Перед дверью нотариуса он замешкался.

«Позвонить – не позвонить?» – заколебался он.

И тут его взгляд упал на табличку с надписью:

 
Ганна Роубичекова
    modes-robes
 

«Если на этой табличке нечетное количество букв, – позвоню, – решил он, – если четное – не позвоню».

На табличке количество букв было нечетным.

«Стало быть, войду? Но, может, нужно было засчитать и дефис в modes-robes?»

В этот момент дверь отворилась, и вышел нотариус взглянуть, нет ли чего в почтовом ящике. Увидев чиновника, он несколько опешил и приветливо спросил: – Вы что-то забыли?

– Нет, нет, ничего, – поспешил заверить его чиновник. – Я только…

Он низко поклонился и ушел.

Он вдруг осознал, что все это правда.

Глава тридцать четвертая

1

Он ощутил в себе необыкновенную силу и свежесть. Солнце проглянуло из тумана и залило улицы мягким теплом.

«Солнышко славы мне засияло – подумал чиновник, впадая в пафос, но тут же одернул себя. – Не торопись! Громкие слова ни к чему. Ты не малое дитя».

Стремительно шагал он, вскинув голову. Мимо спешили люди. С высоты своего триумфа он жалел их, суетящихся в погоне за куском хлеба. В витрине гастронома он увидел фигурку китайца, предлагавшего приобрести пакетик чая. Чиновник остановился и принялся рассматривать статуэтку. Полюбовавшись, он послал ей воздушный поцелуй.

«Этого китайца я мог бы купить, если бы захотел, – сказал он себе, – но я не хочу. Куплю шахматы из слоновой кости и автомобиль „Пежо“. Это моя любимая марка».

Ему чудилось, будто он вырос на три головы. И он очень удивился, когда увидел свое отражение в зеркале небольшого магазина. Неприметного роста, сутулый, птичье лицо – все, как и до происшедшей в его жизни крутой перемены.

– Зеркало лжет, – категорично произнес он. Ибо он чувствовал, как растет, как расправляются у него плечи. Подходя к своему дому, он был уже могуч, словно страж императорского дворца. Уже издали завидел он дом полицейского, – крохотный, будто спичечный коробок. Полицейский возился с чем-то в саду. Чиновник видел его как бы в перевернутый бинокль, таким маленьким тот казался.

«А что, если грохнуть его о земь?.. – задался вопросом чиновник. – Долго ли? Я его как засохшего клопа раздавлю ногтем!.. Пусть лучше удирает, пока я не вошел во двор, иначе я его в порошок изотру! В порошок!»

Однако чем ближе он подходил к дому, тем больше становился полицейский, а сам он – все меньше и меньше.

Полицейский же рос и рос, все больше раздавался, матерел, пока не достиг ста семидесяти пяти саженей в высоту и ста семидесяти пяти саженей в ширину. Его голова возвышалась над холмом в предместье, а тень от него легла во всю длину улицы. Зато чиновник превратился в крохотное насекомое, которое невозможно было различить невооруженным глазом.

Проходя мимо полицейского, чиновник машинально притронулся к шляпе и поздоровался. Удивленный полицейский прикоснулся к фуражке и буркнул в ответ. С минуту он смотрел на дверь, за которой скрылся жилец, а затем победоносно сказал: —Все-таки я научил их, как надо себя вести.

2

– Разве в такое время приходят домой?

Чиновник хмуро молчал.

– Разве обедать приходят в половине четвертого? – снова вопросила пани Сырова. И осыпала чиновника градом упреков. Никто не может от нее требовать, чтобы она караулила обед в духовке. Ей некогда этим заниматься. Но муж ни с чем не считается. Забывает, что жена должна еще вымыть посуду и все прибрать. Пусть полюбуется, на что похожа кухня. Если кто-нибудь придет и увидит этот кавардак, сраму не оберешься!

Чиновник смиренно склонил голову над тарелкой супа, подцепил кончиком ножа немного соли и пробурчал: – Опять нотации… Неужто и в других семьях так же… Пойдешь к нему сама… Нечего меня поучать!

– Куда это я должна идти? – удивленно спросила жена.

– К нему… К нотариусу… – ответил чиновник.

– А что мне там делать, у нотариуса?

– Я же хожу к нотариусу… – возроптал чиновник. – Все на мне. Сам бегай, сам все устраивай… Он мне толкует о пошлине на наследство, и я опаздываю к обеду… А мне его разглагольствования ни к чему. У меня есть своя голова на плечах… Как видишь, я задержался не по своей вине.

Жена обомлела.

– У какого нотариуса ты был? – принялась она расспрашивать. – И что ты там делал?

Но чиновник вспылил и напустился на жену. Свои укоры он пересыпал бессвязными упоминаниями о наследстве, движимом и недвижимом имуществе, о ренте и наличности.

Жена пристально взглянула на него и сказала: – Вот видишь, я говорила тебе, чтобы ты надевал свитер, когда идешь в канцелярию. Поешь и снова в постель… Вот чем кончается, когда не слушаются.

Она уложила мужа в постель и принялась за уборку. Но слова о наследстве не выходили у нее из головы. Некое подобие надежды шевельнулось в ее груди.

А что если?..

Но она упрямо отгоняла от себя эту мысль, ибо обездоленным любые помыслы о счастье кажутся кощунственным искушением судьбы.

Тем не менее она осторожно, с безразличным выражением лица справилась у мужа относительно адреса нотариуса. И ничего не сказав, ушла из дома.

Вечером домой вернулась красивая и молодая женщина. Щеки ее порозовели, а морщинки у глаз – следы времени и страданий, исчезли. Она принесла чиновнику гроздь черного винограда.

– Это тебе, маленький, – произнесла она с нежностью, – ешь, это тебя освежит.

– Ну вот видишь, – отозвался чиновник, с удовольствием ощипывая гроздь, – я говорил правду… – он успокоился и преисполнился безмятежной уверенности, видя, что жена поверила.

3

С жаром принялись они говорить о будущем. В своем воображении пани Сырова уже ворвалась в новое жилище, сопровождаемая роем женщин с мокрыми тряпками, швабрами и рисовыми щетками в руках. Она перевернула вверх дном всю квартиру, сделала ремонт и расставила мебель.

– И найму прислугу, – сказала она.

– А то как же, – поддержал ее чиновник.

Он повеселел, проворно вскочил с постели и принялся бегать по комнате.

– Какой поворот, какая перемена! – восклицал он вне себя от восторга. – Конец мытарствам, открываются новые горизонты… Даже не верится.

Он вдруг запнулся и строго посмотрел на супругу. Тень сомнения опять закралась в его душу.

– Надеюсь, ты не позволила себя обмануть, – сказал он, – надеюсь, все в порядке…

– Разумеется, – ответила жена.

Уверенный тон жены успокоил чиновника. Он опять воодушевился и начал: – Чудесная жизнь открывается перед нами. Конечно, сорить деньгами мы не станем, будем жить пристойно и сообразно нашему положению.

Жена очнулась от своих грез.

– Жаль… – вздохнула она.

– Чего жаль? – удивился чиновник.

– Восемьсот тридцать пять тысяч… Как жаль, что не целый миллион!..

– Почему?

– Так… Была бы круглая сумма…

– Мария, не кощунствуй! – серьезно произнес чиновник. – Восемьсот тридцать пять тысяч – это огромные деньги.

– Дело не в этом. Просто мне странно, как это он не скопил миллиона, если уж сумел скопить восемьсот тридцать пять тысяч.

– Моего покойного дядюшку ты не трогай. Это был ученый, человеколюб. Ты должна благодарить Господа Бога за то, что вышла замуж именно за меня, человека, который может гордиться такой замечательной родней.

– Я делила с тобой трудности, сумею жить с тобой и в достатке.

– Вот, вот… И я буду совсем не таким домовладельцем, как полицейский, увидишь. Квартиросъемщики будут жить в моем доме в спокойствии и довольстве… Двери в квартиры жильцов я велю покрасить в коричневый цвет, а свои – выкрасить белой эмалью. Перед дверью положу коврик с надписью «Salve» (Привет тебе!). Потому что хозяин дома должен выделяться среди съемщиков.

– Куплю тебе материал на костюм, – сказала жена. – Чтобы ты одевался, как подобает твоему положению.

– Но только без меня этого не делай, я не могу допустить, чтобы ты опять выбрала какую-нибудь экстравагантную расцветку.

– Тогда для меня было важно другое… – оправдывалась жена. – Материя была прочная, долговечная. Сколько ты носил тот костюм? Теперь, конечно, ты можешь себе позволить что-нибудь более элегантное.

Она задумалась. Через минуту встрепенулась и сказала: – Нужно будет заявить, что мы отсюда съезжаем.

– Конечно, – сказал чиновник с чувством собственного достоинства. – Я с ним переговорю.

– Незачем. Пошлем ему уведомление по почте.

– Ты права. Это лучше.

Они еще немного поговорили и вышли подышать свежим воздухом, – нынче квартира казалась им слишком тесной.

На улице жене пришло в голову, что следовало бы навестить родителей и сообщить им эту грандиозную новость. Она поехала в город.

Тесть сидел на диване, курил трубку и задумчиво поглядывал на мокрое звездообразное пятно на потолке. Она застала его в тот момент, когда он рассказывал теще какую-то историю.

…я ему сказал: – Пан трактирщик, все-таки чудно у вас как-то… – Что чудного-то? – он мне на это. – Что чудного? А вот что чудного. Даете хорошую порцию мяса и всего две картофелинки к нему. Как это понимать? Я привык к изрядной порции картофеля. Мне не столько мясом угодишь, сколько картошкой. Я смолоду картошечник. – Он ничего не сказал и ушел на кухню. Официант принес мне полную, с верхом, тарелку картошки. Поглядела бы ты…

– Но тебе пришлось заплатить за эту картошку дополнительно… – заметила теща.

– Э, ты меня не знаешь! Я заказал еще две кружки пива и сигару Кубо, все вместе стоило семьдесят пять крейцеров. Тогда все было по старинке, не то что нынешняя обдираловка… В том городе у меня вышло недоразумение из-за двух центнеров мака.

Известие о наследстве вызвало панику. Это было неслыханно, чтобы такое счастье, как крупный выигрыш или наследство, подвалило беднякам. Подобное случается лишь в рассказах из календарей для простонародья. Теща переполошилась и принялась бесцельно бегать по комнате. Не отдавая себе отчета в том, что она делает, движимая силой привычки, она приготовила кофе. Тесть от восторга издавал звуки, похожие на скрип продавленного дивана.

Теща пустила слезу и обняла дочь. Тесть полагал, что тут нужна твердая рука. У человека есть определенные обязанности в отношении собственности.

Допоздна засиделись они, толкуя о предстоящей радужной жизни.

Глава тридцать пятая

1

«…отказываюсь от квартиры, съеду в конце нынешнего квартала, не позднее Нового года…»

Снова и снова возвращался полицейский к этой фразе, приведшей его в полное смятение.

«Как это так? – ломал он себе голову, длинными шагами меряя комнату. – С чего это они съезжают? Вдруг на тебе, ума не приложу».

«Может, чиновник испугался, что на него подадут в суд за ту выходку?» – раздумывал полицейский, но потом решил: вряд ли. Чиновник знает, что люди, живущие на их улице, отказались свидетельствовать по этому делу, а времена сейчас такие, что на суде не верят даже полицейскому.

Может, нашли что получше?..

Это не исключено, и все-таки странно… Разве сейчас можно так сразу найти квартиру? Они воображают, будто кто-то будет их обхаживать. Как бы не так, могу дать голову на отсечение. Уж не считают ли они, что я буду плакать по ним. Как же! На их место найдется десяток желающих.

Полицейский подумал, что, собственно, ему следовало бы радоваться, – удалось достичь того, чего он так долго добивался.

«Я рад, – внушал он самому себе, – если хотите знать, на этой квартире можно кое-что выгадать. Дом полностью построен, и я могу требовать более высокой платы. Испугали, ха-ха!»

Между тем никакой радости он не испытывал. Напротив, смятение его усиливалось, и он оказался в тенетах сомнений.

«Не перегнул ли я палку, так нажимая на них? А, велика беда! Ступайте себе на здоровье! Упрашивать не буду. И без того с вами была одна морока…

Собственно, какая морока? Не так уж и плохо все было… Бывают жильцы и похуже.

Он еще куда ни шло. С ним еще можно ладить. Но она… Это такая штучка!

Ну да что уж!.. Нужно только не обращать внимания, что бы там люди ни говорили!.. Не просчитался ли он, раз дело приняло такой оборот?

Проклятье! – отвел он душу. – Надо все разнюхать!»

Он нахлобучил фуражку и отправился к своему дому.

На улице нос к носу столкнулся с женой. Лицо у нее горит, глаза вытаращены.

– Что такое? – спросил полицейский. – Где ты была?

– В лавке, у катка. Женщины мне все сказали…

– Что они тебе сказали?

– Ходишь туда-сюда, а ничего не знаешь!.. Они получили наследство… Дом получили в наследство и тысячи!..

– Кто получил наследство?

– Кто, кто, – закудахтала жена полицейского, – Сыровые получили в наследство дом и тысячи… Какие там тысячи – миллионы. Миллионы, ты только подумай! Женщины врать не станут…

Полицейский остолбенел.

– Ага! Так вот оно что! – с облегчением произнес он.

Придя в себя, он почувствовал, как в нем вскипает злоба.

– Ах ты такая!.. – заорал он и погрозил жене кулаком. – Вместо того, чтобы сидеть дома, слушаешь сплетни. Ты все время к ним придиралась, вот и выжила из дому. Вечером я с тобой расквитаюсь!

И он поспешил прочь, задыхаясь от ярости.

2

На террасе он увидел чиновника. Тот сидел на стуле и читал газету, преисполненный того спокойствия, какое присуще людям с обеспеченным будущим.

Полицейский опять ощутил приступ некоего подобия гнева. «Он не выполняет распоряжения!» – мелькнуло у него в голове. Но тут же, осознав, что имеет дело с человеком, вырвавшимся из кабалы, взял себя в руки. Возмущенная гладь его солдафонской душонки успокоилась. И он поздоровался.

Чиновник затрепетал.

– Стало быть, отдыхаете после работы? – ласково справился полицейский. – Это хорошо, это хорошо… В канцелярии духота, и так приятно посидеть на свежем воздухе. Немного расслабиться и снова за дело. Так и полагается…

Чиновник, вновь обретя присутствие духа, согласился с тем, что отдохнуть после работы, действительно, приятно.

– А что это вы?.. – перешел в атаку хозяин. – Съехать от нас хотите? Вам в моем доме уже не нравится? Оно, конечно, кое-какие недоразумения были, но я уже понял, где собака зарыта. Я прекрасно вижу, кто виновник всех неурядиц. Я составлю такое распоряжение, что… Все опять будет в порядке. Сделаю вас старшим над другими жильцами, и ваше слово будет значить то же, что и мое…

Чиновник отозвался в том смысле, что, к сожалению, он уже не сможет участвовать в благотворительном законотворчестве и реформаторских усилиях пана хозяина. Вскоре он переезжает в собственный дом.

Полицейский скорбно поддакивал.

– А я-то думал, – проникновенно сказал он, вздохнув, – что мы никогда не расстанемся, что будем всю жизнь верны друг другу… Стало быть, переезжаете в собственный дом? Это хорошо, поздравляю… Стало быть, теперь так: я – домовладелец и вы домовладелец. Мы оба – домовладельцы, ха-ха… Но вы – крупный домовладелец, а я – мелкий домовладелец.

Так витийствовал полицейский, и слова из его уст текли сладкие, словно патока. Чиновнику от его речей стало тошно. Он поднялся, намереваясь уйти.

Полицейский подошел к нему вплотную и, дыша прямо в лицо, сказал доверительно: – Я вам дам один совет, пан Сыровы, раз вы начинаете новую жизнь… Вы должны держать жильцов в строгости, потому как жильцы – большие мерзавцы. Я это испытал на собственной шкуре. Говорю вам это как опытный домовладелец. Мы, домовладельцы, должны держаться вместе…

– Йиндржих, – крикнула из квартиры пани Сырова.

– Милостивая пани вас зовет, – предупредительно сказал полицейский. – Верно, что-то приготовила, чтобы вы подкрепились после работы. Так и полагается. Одобряю.

Чиновник ушел. Полицейский с минуту помешкал, а затем сказал самому себе: – Крупный домовладелец, а со мной, мелким домовладельцем, был вполне обходителен.

3

– Милостивая пани, – обратился лавочник к пани Сыровой, – вам должно было подвалить счастье, потому что вы ко всем относитесь чистосердечно. Господь Бог все так ловко устроил, что вам досталось наследство. Каждому – свое. Он уже не мог больше смотреть на ваши неимоверные муки. Вот он все и изменил к лучшему. Все в этой жизни предопределено. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Эта полицейская свинья всем строит козни, но до поры! Наступит и его черед.

– Мейстршик, – одернула его жена. – Как ты неосторожен!

– Я долго осторожничал, Майдалена, – отозвался лавочник. – А что толку? Все равно он точил на нас зубы и, где мог, пакостил. Мы закрываем дело и потому можем позволить себе иметь собственное мнение… Это пока занимаешься торговлей, нужно держаться в сторонке. С чем пожаловал к нам пан Шу-пита?

Правой рукой, черной от клея, сапожник схватил руку пани Сыровой и с пафосом заговорил: – Троекратное ура и да здравствует! Наступает день высвобождения из оков угнетателей… Долой полицейский произвол! Да здравствует маленький человек!

Он подмигнул лавочнику и продолжал: – Я малость хватил на радостях. Да не осудят меня за это! Я не позволял себе этого со дня бала нашего сапожного цеха. А полицая я отколошмачу, даже если меня потом за это посадят! И пропишу о нем в газете. В голове у меня уже все это есть. Всю его биографию и все делишки пропишу, – пусть общественность знает, что это за фрукт!.. Вот так…

И принялся горланить песни. Прибежала пани Шупитова. После длительных уговоров ей удалось увести мужа.

4

Полицейский ковырялся в саду, предаваясь размышлениям о деньгах и внезапном обогащении.

«Один, – размышлял он, – в поте лица зарабатывает каждый крейцер, а на другого деньги сами сваливаются нежданно-негаданно и попробуй, разберись тут!»

Он нахмурился. Его снедала зависть. Он глянул на входную дверь в дом и увидал трафикантшу. Заметил, что она раздалась в боках.

Он подошел к ней и сказал: – Пани, что я вижу? Как вы могли себе такое позволить?.. О детях у нас уговора не было…

– Вот еще, – парировала трафикантша.

– Молчать! Никаких «вот еще»! Здесь каждый делает, что ему взбредет в голову. Я пустил вас в дом как бездетных супругов. О детях в контракте по найму нет ни слова. Дети наносят вред хозяйскому имуществу. – У пана Фактора, – будут говорить, – полон дом детей, и приличного съемщика мне не видать. И вообще я стал замечать, что вы все делаете мне назло. Я велел вам содержать в порядке могилу моей матери, а давеча я пошел на кладбище взглянуть… Разве это могила? Куча перегноя, а не могила. Позорите меня перед всем честным народом! Я вижу, придется вас проучить!.. Вы должны были подливать в лампадку масла. Вы делаете это?

– Делаю… – всхлипнула жена трафикантка.

– Нет, не делаете… Лампадка погасла. Придется за вами приглядеть. Наушничали на Сыровых, теперь они от меня съезжают. Шастаете туда-сюда, а ведь я наказал жильцам находиться в своих квартирах. Худо вам будет! Я за вас примусь…

Полицейский остался один. Он стиснул кулаки и злобно произнес: – Грошовые съемщики! Толку от них никакого, а делают, что хотят. Пусть выкатываются! До сих пор выплачиваю проценты, точно швыряю деньги в бездонную бочку. А они не желают этого понимать! Никто не поверит, какая голь перекатная живет у меня в доме.