Текст книги "Улыбнитесь, вы уволены"

Автор книги: Кара Локвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

11

Интересно, скоро ли меня хватятся? Через пять минут? Десять? Двадцать? Рассматриваю себя в зеркале – небрежный хвостик, почти незаметный макияж – и удивляюсь собственной непонятливости. Неужели я все перепутала? Но разве Кайл не заигрывал со мной? И не целовал меня? Разве мы не собирались встречаться?

Могла ли неудача с Майком настолько выбить меня из колеи, что я разучилась правильно толковать простейшие сигналы взаимного интереса?

Я стукаюсь лбом о зеркало. Кто-то должен запретить мне игры в свидания, пока я не убила кого-нибудь, а именно – себя.

Делаю несколько вдохов и, успокоившись, анализирую ситуацию. Кайл меня целовал. Кайл определеннозаигрывал со мной по телефону. Кайл звонит за час до того, как должен был за мной заехать, и все отменяет. Кайл появляется у моих родителей с бывшей подругой, которая ведет себя так, будто они снова вместе.

Так кто здесь сошел с ума?

* * *

Подогреваемая чем-то очень похожим на ненависть, которая вот-вот готова выплеснуться наружу, я выхожу из ванной и остаток папиного вечера стою, скрестив руки, в углу и ничего не ем.

Все это время Кайл на меня не смотрит. Ни разу ни одного взгляда, даже неловкого, в мою сторону. Не знаю, как ему это удается. Я практически не спускаю с него глаз. Кэролайн отбрасывает назад свои блестящие темные волосы, словно позирует для рекламы шампуней «Пантин», и то и дело поглядывает на меня с выражением, которое я в своем параноидальном состоянии воспринимаю как злорадство.

Как обычно, Кэролайн перетягивает беседу на себя, рассказывая всем, что решила слетать домой («каприз»), что сегодня Кайл любезно встретил ее в аэропорту и что она даже еще не была у своих родителей.

Наверное, это хорошо, думаю я. Значит, они еще не переспали, разве что по дороге. Теперь понятно, почему Кайл не смог за мной заехать. Чтобы забрать Кэролайниз аэропорта.

Вполне естественно, мой гнев потихоньку перемещается с Кайла на более достойный, аппетитный объект – Кэролайн.

Кэролайн – самовлюбленная, абсолютно равнодушная к чужим чувствам дрянь, которая год назад фактически бросила его, не сказав ни слова, а теперь возвращается в его жизнь и рассчитывает, что все будет по-прежнему? Она ему никак не подходит. Во-первых, она совершенно ненадежная. Кто покидает страну и даже континент просто «из-за каприза»? Разве можно быть уверенным, что однажды она снова не выкинет подобный фокус? И потом, почему это Кайл одобряет такое поведение? Во-вторых, она любит командовать. Она говорит ему, что и как делать, на каждом шагу. Вот и сейчас, только послушайте, просит Кайла принести ей воды, и не просто воды – фильтрованной, в бокале со льдом. Но не слишком много льда. Пару кубиков, не больше.

Я пытаюсь представить Кэролайн в постели, как она дает ему указания, словно рабочие, направляющие самолет на взлетно-посадочной полосе. Налево. Назад. Назад. Налево, я сказала! Назад. Направо. Назад! Стоп!

По злейшей иронии судьбы, Кайл никогда не выглядел лучше. Джинсы и свитер на нем смотрятся потрясающе. Изгиб плеча, сильная линия подбородка. Я смотрю на его губы и вспоминаю, какими теплыми они были на моих губах. Я не могу забыть его грудь, крепкую и твердую, под моими пальцами. Нельзя выйти за рамки дружбы, почувствовать искру и просто вернуться назад. Как будто я заказала обед из семи блюд, а после закуски официант неожиданно сообщает, что у поваров закончился рабочий день.

Проходя мимо, Кайл задевает локтем мою руку; интересно, я единственная, кого бьет током от его прикосновения?

– Извини, – говорит он, быстро и робко взглянув на меня. И на секунду мне кажется, что он извиняется не только за неловкое движение.

Я не отвечаю. Просто смотрю, как он несет Кэролайн ее бокал воды со льдом.

Вернувшись к себе, я обнаруживаю, что Фергюсон уснул на моем диване и храпит. Стеф подрисовывает моделям в моем каталоге усы несмываемым фломастером, а Мисси и Рон увлеченно целуются. Только этого мне не хватало.

– Ребята, обязательно заниматься этим в гостиной? – спрашиваю я.

Рон отрывается от Мисси лишь через несколько секунд.

– Вечно ты все испортишь, – злится она.

– Не мои проблемы.

– Как все было? – интересуется Стеф, не обращая на парочку никакого внимания.

– Одно слово: Кэролайн.

– Когда? Как? – в изумлении бормочет Стеф.

Я излагаю события этого дня, она потрясенно слушает.

– Если он снова со своей бывшей, забудь о нем, – изрекает Мисси.

– Спасибо, сама бы не додумалась.

– Но как тогда он пригласил тебя на свидание, если собирался вернуться к ней? – Стеф все не может прийти в себя.

– Если бы я знала.

– Ну что, лапочки, приятно было забрести в вашу трогательную жизнь, но я побежал, – Рон встает, потягивается, снимает со своих гигантских, не по размеру, штанов прилипшие нитки.

– Ты куда? – чересчур оживленно интересуется Стеф.

– Домой, потом выступать.

Стеф смотрит на меня, и я понимаю, что в конечном итоге мы поедем с ним. Я в таком настроении, что хуже некуда, поэтому отправиться куда-нибудь с Роном – не самая плохая мысль.

– А Фергюсон?

У Фергюсона из уголка рта течет струйка слюны и, кажется, сейчас достигнет моей диванной подушки. Я поспешно выдергиваю подушку, от чего Фергюсон резко просыпается и садится, моргая.

– Эй, ребята, вы куда? – Он трет глаза и, не дожидаясь ответа, говорит: – Можно с вами?

* * *

«Импала» везет нас в двухкомнатную квартиру Рона в Бактауне, где он живет с тремя другими членами группы. Насколько я понимаю, работают из них только двое – перебиваются случайными заработками, остальных кормит вокалист. Выгодно иметь богатых друзей с доходными хобби. Квартира Рона еще лучше моей, только вместо мебели здесь повсюду разбросаны большие подушки. Посреди комнаты на огромном восточном ковре расположилось трио немолодых хиппушек. Они по очереди курят гигантский кальян. В воздухе висит густой дым марихуаны. Хиппи одеты в колоритные драные тряпки – такие даже Армия спасения выбросила бы на помойку. Хотя вполне возможно, что каждая тряпка обошлась им долларов по пятьсот. Это крупные женщины – крошечные топики едва прикрывают пышные груди, над поясами цыганских юбок свисают складки жира.

Фергюсон протягивает руку и представляется, словно на конференции.

– Поклонницы? – спрашиваю я Рона.

Тот пожимает плечами и перечисляет:

– Это Хезер, Ганеша и Вишну. – Уточнить, кто из них кто, он, видимо, не считает нужным.

Мисси придирчиво оглядывает трио, словно соперниц. И, не уловив никакой угрозы, забывает о них.

– Мы музы, – сообщает одна.

– От их творческой энергии башнюсносит, – добавляет Рон.

Не вдаваясь в дальнейшие подробности, он плюхается рядом с одной из муз, та вручает ему кальян. Мисси тоже делает затяжку и начинает лизаться с Роном. Я быстро отворачиваюсь, пока меня не стошнило.

– Ну разве они не омерзительны? – шепчу я Стеф.

Она пожимает плечами:

– Слегка.

Когда Мисси дает Рону передышку, он показывает на меня и объясняет музам, кто я такая:

– Она делала обложку для диска.

– Отличная работа, – хором отвечают музы.

– А это ее подруга, – продолжает Рон. – У обеих карьерный кризис.

Музы хихикают.

– Если слишком много заниматься карьерой, – говорит та, что вываливается из красно-белого полосатого топика на бретельках, – не останется времени на жизнь.

– Я вижу, у тебя обостренное восприятие потустороннего, – позевывая, добавляет другая муза. – Думаю, тебе надо стать медиумом. Принимать эту энергию.

– А сколько за это платят? – интересуюсь я.

– Дело не в деньгах, – отвечает первая.

– Ты зря тратишь время, – объявляет третья и поясняет остальным: – Она закрыта для новых возможностей.

– Есть немножко, – подтверждает Фергюсон.

– Нет, – защищаюсь я.

– У нее на лбу написано: циник. Она сопротивляется счастью.

– Виш, зачем так строго, – упрекает ее подруга. – Она просто ищет себя.

В дверь стучат; Рон отрывается от Мисси и идет открывать. На лестничной площадке топчется пара студентов в полосатых майках и бейсболках. Рон отдает им два запечатанных пакетика и получает пачку банкнот. Студенты уходят, а Рон возвращается на свое место в круг курящих.

– Так ты наркодилер! – восклицаю я, хотя всегда ожидала чего-то в этом роде.

Одна из хиппушек самодовольно заявляет:

– Я же говорила, она закрыта.

– Я ухожу, – объявляю я.

– Джейн, не психуй. – Рон кладет руку мне на плечо. – Просто подработка.

Другая хиппи выразительно хмыкает.

– Да брось ты, не напрягайся, – упрашивает Рон, от травки глаза у него закрываются. – Выпей горячего чая – и сразу успокоишься, а?

– Я пошла жарить попкорн, – сообщает Вишну.

Интересно, что со мной будет, если просто остаться у Рона – на несколько дней, недель, месяцев?

Представляю, как полгода спустя я рядом с Вишну сижу на диване, с налитыми кровью, мутными глазами, не помня, какое сегодня число, полностью погруженная в Ронову жизнь. Мой мозг будет занимать одна мысль: как свести к минимуму любые движения, а поскольку мне будет лень переключать каналы, я привыкну часами смотреть телемагазин. У меня будет строгая диета – чипсы «Доритос» и чай, и очень скоро я начну носить хипповые тряпки и называть себя Восточной Эзотерической Музой.

Потом я представляю, как Кэролайн прижимается к Кайлу, и думаю: быть одной из муз Рона – не самое страшное. Я могла бы весь остаток жизни просидеть на семейных сборищах, глядя, как обнимаются и воркуют Кайл с Кэролайн.

* * *

Пакет попкорна и две чашки крепкого чая – и я становлюсь чуточку великодушнее. Не знаю почему – из-за еды в желудке или из-за дыма от травки, который столбом висит в комнате. Фергюсон и Мисси отказываются от чая, зато прихватывают от чужих порций попкорна; Стеф, определенно под кайфом, неудержимо хохочет над какими-то словами Фергюсона.

– Хочу в туалет, – заявляю я, и одна из хиппи показывает в глубь квартиры.

В туалете обои с розами, что почему-то вызывает у меня истерический смех. Подумать только: у Рона туалет в пастельных тонах. Снова взглянув на обои, я замечаю, что они плывут. Как голографическая картинка. Розовые лепестки танцуют.

Похоже, я недооценила свое состояние.

Все не просто кружится, каждый рисунок движется со своей скоростью, между ними разные интервалы. Я моргаю и трясу головой. Потом я прижимаюсь носом к стене, чтобы проверить: может, это освещение такое? Но тут розовый лепесток прыгает со стены прямо мне на нос.

– Ой! – вскрикиваю я, неуклюже вываливаясь из туалета и чуть не падая на руки Вишну или Ганеше – я их не различаю.

– Не пугайся, – улыбается она. – Это чай. Чай с грибами.

Я бы рассердилась, но меня отвлекают ее пляшущие брови.

– Мы решили, что тебе нужно оторваться от реальности. – Она снова улыбается. По-моему, зубы у нее из золота. Или из бриллиантов. В любом случае, их блеск гипнотизирует меня.

– Чай с грибами? – переспрашиваю я. – «Липтон» выпускает такой?

Муза не смеется над моей шуткой.

– Главное, не сопротивляйся, ладно? – советует она.

Я еще никогда не пробовала галлюциногены и должна сказать, что немного разочарована. Где розовые слоны? Вереница говорящих мартышек?

Три хиппушки, Мисси, Рон, Фергюсон, Стеф (сосредоточенно изучающая свою руку) и остальные ребята из группы собираются ехать на концерт, который начинается через полчаса. Я слышу скрипучий голос и понимаю, что говорят мои ботинки.

– Могла бы сбросить пару килограммов, – жалуется правый.

– Перестань сутулиться. Это вредно для свода стопы, – вторит левый.

Мы приезжаем в клуб «Гантер Мерфи», где группа играет весь свой репертуар из четырех песен. Расс, гитарист, знаком с главным управляющим, благодаря чему их и пригласили. Расс играет с закрытыми глазами, а Рон трясет косматой головой и совершенно не попадает в такт. Вокалист, по обыкновению, что-то невнятно бормочет, вцепившись обеими руками в микрофон. Они объявляют себя джаз-группой с элементами ретро, но это исключительно потому, что им лень учить новые песни и приходится импровизировать на старые мелодии. Впрочем, больше всего они похожи на кучку самоучек.

Мисси занимает самую выигрышную позицию непосредственно перед сценой и принимается распихивать всех сколько-нибудь приличных женщин, которые пытаются подойти к Рону ближе чем на десять футов. Стеф и Фергюсон исполняют какую-то странную версию джиги, а Вишну, Ганеша и Хезер пускаются в цыганскую пляску, кружась в центре бара. Их оборванные юбки волочатся по полу. Я замечаю, что Вишну босая. Мои ботинки ее осуждают.

– Распущенная девица, – решает правый.

– Ты что, не можешь найти себе нормальных друзей? – спрашивает левый.

– Понятно, почему Кайл предпочел тебе Кэролайн, – издевается правый. – Ты только посмотри,с кем ты общаешься!

На сцене Рон смотрится более чем эффектно. Красные прожекторы, словно в стрип-шоу, выравнивают цвет его кожи. Оглядываю толпу, на удивление плотную; почти все женщины похожи на трио наших хиппи. В середине толпы я вижу человека, очень напоминающего Кайла. Теперь я точно знаю, что у меня галлюцинации: когда я снова смотрю туда, его уже нет.

– Мужики хотят только одного, – ворчит мой правый ботинок.

– Угадай чего, – добавляет левый.

Оба смеются.

У меня кружится голова, поэтому я ковыляю в туалет, закрываюсь в дальней кабинке и сажусь на крышку унитаза. Упираюсь ботинками в дверь, чтобы по-человечески с ними поговорить.

– Зря ты не ходила на финансовые курсы в колледже, – упрекает меня правый.

– Или хотя бы на маркетинговые, – продолжает левый.

– Ты думала, что Майк женится на тебе.

– И что Кайл на самом деле в тебя влюбится.

Оба хохочут надо мной от всей души.

Отыскав меня в кабинке, Ганеша подает мне большую пластмассовую кружку воды со льдом:

– Выпей. Легче будет спускаться на землю.

– А может, я не хочу спускаться на землю, – отвечаю я.

– В конечном итоге все спускаются, – нежно улыбается она. Рыжая прядь падает ей на лицо. – Жизнь как русские горки, дорогая. Вверх-вниз и по кругу.

Через минуту в туалет заходит хохочущая Стеф.

– Я королева вселенной, – сообщает она. – А Фергюсон… кто знал, что он так здорово танцует?

– Значит, ты точно торчишь, – отвечаю я. – Кстати, мои ботинки разговаривают.

Стеф пропускает это мимо ушей и спрашивает:

– Ты не знала, что у тебя абсолютно прозрачная кожа? Все кости видно. Ешь побольше кальция.

– Крыса, – скрипит мой левый ботинок.

– Конторская крыса, – поправляет правый.

– Молчать! – приказываю я.

– Ты что! – возмущается Стеф.

– Я не тебе.

– Выглядишь ты неважно, – говорит мне Стеф, когда мы с ней выбираемся из туалета. На подбородке у нее жирная розовая полоса губной помады: она пыталась подкрасить губы, но не горизонтально, а вертикально.

– И самочувствие так себе, – признаюсь я, наблюдая, как кувыркается комната.

– Смотри-ка! Я не обозналась? – Стеф глядит в сторону бара. Я поворачиваю голову и вижу его.

Майка.

Кому: [email protected]

От кого: Мэри Кэй Косметикс

Дата: 8 апреля 2002, 10:35

Уважаемая Джейн!

Мы были бы рады принять Вас в семью «Мэри Кэй». Однако мы требуем, чтобы все торговые агенты «Мэри Кэй» пользовались нашей продукцией. Мы уверены в превосходном качестве нашей серии по уходу за лицом, и для успешной работы наши агенты должны разделять эту точку зрения.

В своем письме Вы упомянули, что у Вас аллергия на розовый цвет. С этим проблем возникнуть не должно, поскольку, хотя у нас и бывают розовые упаковки, розовой косметики мы не выпускаем, за исключением некоторых теней и помады.

С наилучшими пожеланиями,

Элизабет Ван Эттен,

представитель «Мэри Кэй».

12

Прежде чем я успеваю притвориться, что не видела его, и удрать через ближайший выход, он меня замечает. И даже хуже: берет стакан и направляется в мою сторону через толпу.

– Что-то мне плохо, – пищит Стеф. – По-моему, сейчас вырвет.

И она бежит обратно в туалет, оставив меня один на один с Майком.

– Привет, – здоровается он.

Я слишком вымоталась, чтобы заподозрить его в дурных намерениях, и слишком плохо соображаю, чтобы произнести речь, которую периодически сочиняла под душем, о том, что мы взрослые люди и я знала, что это просто развлечение, и не нужно обо мне беспокоиться, со мной все в порядке. Я большая девочка. Могу сама о себе позаботиться.

К тому же он выглядит даже лучше, чем обычно. Собранный, как всегда, и самоуверенный. И хотя я внушаю себе, что смогу устоять перед обаянием Майка, в глубине души чувствую – мне нужны его внимание и интерес, особенно теперь, когда я потеряла интерес Кайла.

– Где невеста? – спрашиваю я.

– Ну ты даешь, – говорит мне правый ботинок.

– Действительно, – поддакивает левый.

– Невеста? – Майк даже не пытается изобразитьсожаление. Его ничем не проймешь. Абсолютно. – Вообще-то в Нью-Йорке. Ссоримся.

Новость повисает в воздухе, как намек на некую надежду для меня. Я подсознательно сравниваю Майка с Кайлом. У Кайла улыбка лучше, лучше глаза. Почти все лучше. Кайл объективно красивее, но ведь сейчас Кайла здесь нет, так ведь? Не он заигрывает со мной, не его пальцы касаются моей руки.

– Вот как. И ты, поди, хочешь, чтобы я тебя пожалела?

Мой правый ботинок стонет.

– Нет. Я должен был тебе обо всем сказать, – отвечает Майк. – Я все испортил. Я правда думал, что у нас ничего серьезного.

– Так и есть.

– Не надо, Джейн. Ты мне по-прежнему нравишься. Честно, – пытается уверить меня Майк.

– Скажи это кому-нибудь другому, – встревает мой левый ботинок. Но Майк, похоже, его не слышит.

– Второй раз меня этим не возьмешь, – заявляю я.

– Еще как возьмешь, – вздыхает правый.

– Ты не поверишь, как я расстроился, что все так получилось, – продолжает Майк, как будто события развивались сами по себе. Словно то, что он порвал со мной и уволил, никак от него не зависело, как природные катаклизмы.

– Угу, я тоже.

Стараюсь сохранять благоразумие. Я должна бы злиться. Но мне, наоборот, легче. Он извиняется, как я и надеялась.

– Ну все – снова здорово! – скрипит левый ботинок.

От Майка так приятно пахнет, это нечестно. Как я могу перед ним устоять, когда он благоухает чистым бельем и мылом и – совсем чуть-чуть – чем-то пряным? Майк как жареные блюда: знаешь, что вредно, что потом будешь жалеть, но при этом все время помнишь, как это вкусно.

– Как ты? Как дела? Тебе что-нибудь нужно? Если нужно, обязательно скажи.

Я хочу попросить у него денег на квартплату, но решаю воздержаться.

– Я дал тебе уйти… это самый ужасный поступок в моей жизни. – Он наклоняется к моему уху – так, что слышу только я.

– Что ты имеешь в виду – наш разрыв или мое увольнение? – язвительно интересуюсь я, но эта неприступность только для вида. Внутри я чувствую, как моя сила воли тает. Его дыхание щекочет шею. И все же я твержу себе (не очень убедительно): надо уйти раз и навсегда. Сейчас. Пока еще могу сопротивляться.

– Ты никогда не выглядела так дико сексуально, – шепчет он, и я понимаю, что надолго меня не хватит.

Рон все еще играет на сцене, а Мисси танцует перед ним. Стеф, не вполне вменяемая, но живая, выходит из туалета, опираясь на Фергюсона; кажется, без него она рухнет. Подняв глаза, Стеф видит, что я разговариваю с Майком.

Она машет рукой, но это бесполезно. Ботинки правы. Я безвольная тряпка и легкая добыча.

Опять мелькает мысль, что лучше просто взять и уйти. Но потом я вспоминаю о Кайле и Кэролайн. Вполне возможно, именно сейчас они сплелись клубком в его кровати. Вот и прекрасно. В эту игру можем играть мы оба.

Я делаю то, что клялась никогда больше не делать: наклоняюсь и говорю Майку, что не прочь повторить приемчик Моники Левински. Тут он кладет руку мне на талию, мы выбираемся на улицу и ловим такси.

Я хихикаю, потому что ключ никак не попадает в замочную скважину, а Майк уже пытается засунуть руки мне в джинсы. Хорошо, что я надела кружевные трусики, а не старые застиранные, с дыркой на поясе. Люблю быть готовой ко всему. Когда Майк перестает быть деликатным, я как раз поворачиваю ключ и мы вваливаемся в квартиру.

Пол вертится, Майк лезет мне под свитер. Это повод для беспокойства, поскольку грудь – не лучшее мое место. Она относительно плоская и хилая, к тому же на мне лифчик со специальными подкладочками, и по ходу дела это перестает быть секретом. Но я не обращаю внимания, и мы целуемся. Поцелуй чересчур влажный; в голове одна мысль: Кайл целуется в сто раз лучше Майка. Не грубо и не криво, как Майк. Кайл – внимательный, нежный, он знает, что делает. Майк – небрежный, торопливый. Вот и сейчас он расстегивает брюки, предлагая себя, словно какой-то деликатес.

Я не реагирую.

– Что такое? – спрашивает он. – Что-то не так?

– По-моему, это была плохая идея.

– Давай, малышка. – Он тычется носом мне в шею, оставляя цепочку поцелуев до самой ключицы.

– Что ты хочешь доказать? – кричит мой левый ботинок.

– И разве тебе не нужна терапия? А? – добавляет правый.

– Ты все еще собираешься на ней жениться, да? – спрашиваю я Майка.

– Что? – бормочет он мне в шею.

– На твоей невесте?

– Она-то тут при чем? – Только теперь Майк отрывается от меня.

– Ты женишься на ней или нет? – требую я ответа.

Он молчит, и мое желание затухает с каждой секундой.

– Это неважно, – наконец говорит Майк.

– Для меня важно.

– Хорошо, – раздраженно вздыхает он. – Ты хочешь, чтобы я врал? Хочешь услышать сказку, мол, я брошу ее и останусь с тобой навсегда? В реальной жизни так не бывает.

– Значит, женишься.

– Да, – отвечает он. – Женюсь.

Я с самого начала знала это. Та частичка меня, которая все еще надеялась его переубедить, умирает. Не очень-то и хотелось, говорю себе. Что за радость быть с таким человеком, как Майк? Его жена обречет себя на пожизненные подозрения: каждый вечер рыться в его карманах, изучать чеки, просматривать почту в поисках доказательств того, что происходит прямо у тебя под носом.

– Она обо мне знает?

– Нет, – говорит он, не глядя на меня.

– Ты ей расскажешь?

Майк щурится и тихо отвечает:

– Нет, и ты тоже.

У него холодный, ровный голос. Не знаю, то ли это из-за грибов, то ли у него действительно такое уродливое лицо – напряженное, жесткое, угрожающее. Оно меня пугает. Если раньше я и сомневалась насчет своего места в его жизни, то теперь все ясно. Я должна быть паинькой и помалкивать в тряпочку.

Это больно. Удивительно – я была уверена, что он больше никогда не сможет сделать мне больно. И в этот момент я понимаю, что вот теперь между нами все. Окончательно и бесповоротно. Навсегда. Но я не чувствую себя сильной и свободной. Напротив, я словно треснувшее стекло – любое его слово может разбить меня на тысячу осколков.

– Думаю, тебе пора уходить, – говорю я.

Услышав, как хлопнула входная дверь, я сажусь на кровать. Глаза сухие. Наверное, я должна поздравить себя с окончательной победой над Майком, но я не ощущаю себя победительницей. Я ощущаю только одиночество. Такое, что чуть не бегу вслед за Майком, пусть даже ради каких-нибудь двадцати минут близости, пусть даже все это не всерьез.

– Иногда правильное решение бывает самым трудным решением, – произносит мой левый ботинок.

Я засыпаю и просыпаюсь оттого, что где-то рядом гудит пчелиный рой.

Потом понимаю, что это никакие не пчелы, а храп.

На мою гостиную страшно смотреть. Практически каждое лежачее место занято: Рон храпит на спине – голова на полу, а ноги задраны на мой стеклянный журнальный столик; Мисси пристроилась рядом; Стеф лежит на боку на диване, а Фергюсон крепко спит на полу у ее ног.

В моей квартире не осталось горизонтальной поверхности, не занятой мусором, одеждой или человеком. Но хоть мои ботинки больше не разговаривают. После вчерашнего я не чувствую ничего, кроме непреодолимого желания выпить кофе. Нахожу его после пяти минут интенсивных раскопок в холодильнике: он спрятался за старым «ТВ-гидом» и чем-то, что здорово смахивает на башмак Фергюсона. Отмерять ложки сложнее, чем выполнять дифференциальное исчисление. Мозги болят.

В искреннем изумлении рассматриваю собственную кофеварку. В жизни не видела ничего поразительнее: вода капля за каплей превращается в драгоценный кофе.

В кухню, зевая, вваливается Стеф.

– Слушай, я не видела, как вчера ночью ты ушла с Майком. Можно узнать, что было, или не стоит?

– Я с ним не спала, если ты это имеешь в виду.

– Слава богу! – Стеф обмахивает лицо, как будто ей дурно. – Тогда это действительно все?

– Абсолютно.

Мы разглядываем кофеварку.

– Мы вчера обенаглотались галлюциногенов? – спрашивает Стеф.

– Угу.

– Так я и думала. Просто хотела увериться.

Снова пауза.

– Стало быть, не яизобрела «Скиттлз», хотя я была в этом уверена, и наследство тоже неполучила? – спрашивает Стеф.

Я киваю:

– Совершенно верно. «Скиттлз» изобрела не ты.

– Во черт. А Фергюсон, стало быть, не переодетый Люк Уилсон [13]13
  Американский актер (играл в фильмах «Ангелы Чарли», «Блондинка в законе»).


[Закрыть]?

– Нет.

Я смеюсь, и от этого мои мозги пронзает острая боль.

– От грибов я совсем отупела, – вздыхает Стеф.

– Я тоже.

– Нет, серьезно. По-моему, мой IQ упал на несколько единиц.

– Мой тоже.

– Смотри, что это за огонек мигает? – Стеф показывает на красную лампочку на моем автоответчике.

– Сообщения. – Оказывается, я уже сто лет не проверяла автоответчик. Я так отвыкла ждать звонков, что даже перестала смотреть на аппарат.

– А, точно. Нужно нажать эту кнопку. – Стеф нажимает «воспроизведение».

Бип.

«Джейн, это Кайл. Надо поговорить. Позвони мне».

Бип.

«Это снова Кайл. Слушай, мне кажется, нам надо все обсудить, хорошо?»

Бип.

«Это Кайл. Перезвони мне, ладно?»

Бип.

Я тру виски, пытаясь разобраться, почему меня так радует внимание Кайла. Мои мозги работают в два раза медленнее, чем обычно. И все-таки я, кажется, должна сердиться. Я определенно должна за что-то на него сердиться, только моя память похожа на рисунок, который нужно составить из точек, а половины точек нет.

Бип.

«Джейн. Это Гэйл Минди из юридической компании, у нас есть временная работа, для которой вы могли бы подойти…»

Остальное я уже не слушаю. Не помню, чтобы я посылала им резюме, но я рассылала их почти повсюду, поэтому вполне возможно, что я пыталась устроиться куда-то секретаршей.

– Юридическая фирма, – произношу я, потому что, если попытаться запомнить имена всех партнеров, моя бедная голова взорвется.

– Барбару, пожалуйста, – просит человек в трубке.

Я в замешательстве просматриваю массивный талмуд – внутренний справочник, надеясь, что фамилия Барбары начинается на «А».

Не могу найти.

– Как фамилия Барбары? – спрашиваю я.

Мужчина шумно вздыхает.

– КЕЙ-НАН, – по слогам произносит он, с особой тщательностью, как будто для глухой. – Как один из партнеров в названии фирмы.

Отыскиваю добавочный номер Барбары Кейнан. Господи, а как же переводить звонки? Нажать «перевод», потом добавочный, потом «перевод»? Или нажать «удержание», затем добавочный, затем «перевод»? Или «удержание»-«перевод»-добавочный? Или «удержание»-«перевод»-добавочный-«перевод»? Или добавочный-«удержание»-«перевод»-«перевод»?..

У меня болит голова. Я зачарованно смотрю на огоньки и выбираю «перевод»-добавочный-«перевод». Огонек гаснет, как и три других, до того мигавших.

Перед конторкой материализуется офис-менеджер Гэйл и подозрительно присматривается ко мне. Есть у нее такое свойство – таинственным образом переноситься из одного места в другое в облаке духов от Жана Нате.

– Все в порядке? – рокочет она.

– Нормально, – киваю я и, как только Гэйл заворачивает за угол, кладу голову на стол, потому что она вдруг стала слишком тяжелой.

Огонек загорается снова; это тот же человек, которому нужна Барбара.

– Меня разъединили! – с обидой в голосе заявляет он. Как будто я нарочно.

– Минуточку, – отвечаю я, набираю «удержание»-добавочный-«перевод» и вешаю трубку.

Огонек загорается почти сразу. Это все тот же человек, на этот раз он даже не старается быть вежливым.

– Просто дайте мне ее добавочный! – орет он. Хочется ответить, что у меня степень бакалавра, но сейчас это вряд ли поможет.

Где-то в середине утра мимо моей конторки проходит блондинка, помощница юриста, и я вспоминаю о Кэролайн. Точно. Кэролайн. Проклятая Кэролайн. Теперь картинка восстанавливается.

* * *

Когда «Жан Нате» уходит на обед, я украдкой звоню Тодду. Нужно выяснить, как у них обстоят дела.

– Я нашла работу, – без предисловий сообщаю я.

– Поздравляю.

– Да – хоть и временная, но все-таки работа.

– Вот видишь! Я знал, что ты сможешь. Настойчивость всегда вознаграждается!

Тодд, похоже, искренне гордится мной. Внутри у меня на минуту становится тепло и пушисто.

– Ну? – требую я.

– Ну?

– Ну и что там у Кайла с Кэролайн? – грустно вздыхаю я.

Тодд тоже тяжело вздыхает. Тодд и Кэролайн не дружат. Это, вероятно, потому, что когда Кэролайн и Кайл серьезно встречались, у Кайла вечно не оставалось времени на Тодда. Ему постоянно надо было что-нибудь сделать для Кэролайн (например, отремонтировать ее кухню).

– Не знаю, но в любом случае надеюсь, что это ненадолго, – отвечает Тодд.

– Ты думаешь? – Во мне зарождается надежда.

– Ну, надеюсь. Сейчас я с радостью купил бы ей авиабилет до Австралии, если бы это помогло.

Тодд терпеть не может платить в баре, а тут – две тысячи долларов за авиабилет. Это говорит о глубине его чувств.

«Жан Нате» возвращается с обеда раньше времени и обнаруживает, что я болтаю по телефону.

– Никаких личных разговоров, – рявкает она.

Когда после долгого дня удержаний, номеров и переводов я возвращаюсь домой, в моей квартире пахнет, словно в цирке, вдобавок появились еще три человека – Роновы музы.

Усевшись в кружок, музы листают мои старые журналы «В стиле». Фергюсон увлеченно массирует Ганеше ноги. Рон щиплет Мисси за задницу, пока та готовит сэндвичи с ветчиной, а Стеф спит в свободной спальне, положив на глаза розовую шелковую маску.

– У тебя кончилась диетическая кола, – информирует меня одна из муз.

– И арахисовое масло, – добавляет другая.

– А еще приходил твой хозяин за квартплатой, – сообщает третья. – Как там его? Боб? Я не все поняла, но он грозился взять с тебя пеню.

– Какого черта они тут делают? – спрашиваю я Рона.

– У меня в квартире был обыск. Мы с музами теперь бездомные, – признается Рон.

– Ну уж нет, – мотаю я головой, – ни за что. Никоим образом. Здесь вы жить не будете!

– Всего на пару дней, было бы о чем спорить.

– Я нашла работу, – без предисловий сообщаю я.

– Поздравляю.

– Да – хоть и временная, но все-таки работа.

– Вот видишь! Я знал, что ты сможешь. Настойчивость всегда вознаграждается!

Тодд, похоже, искренне гордится мной. Внутри у меня на минуту становится тепло и пушисто.

– Ну? – требую я.

– Ну?

– Ну и что там у Кайла с Кэролайн? – грустно вздыхаю я.

Тодд тоже тяжело вздыхает. Тодд и Кэролайн не дружат. Это, вероятно, потому, что когда Кэролайн и Кайл серьезно встречались, у Кайла вечно не оставалось времени на Тодда. Ему постоянно надо было что-нибудь сделать для Кэролайн (например, отремонтировать ее кухню).

– Не знаю, но в любом случае надеюсь, что это ненадолго, – отвечает Тодд.