Текст книги "Улыбнитесь, вы уволены"
Автор книги: Кара Локвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Кара Локвуд
Улыбнитесь, вы уволены
Дарену, в благодарность за совет уйти с работы, если мне этого хочется.
Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Дата: 15 февраля 2002, 9:05
Тема: FW: RE: Уведомление об увольнении на неопределенный срок
Джейн,
прочтите следующее сообщение.
Уважаемый (введите имя сотрудника)!
К сожалению, мы должны сообщить, что Ваша должность в корпорации «Максимум Офис Саплайз» ликвидирована.
Просим сделать все от Вас зависящее, чтобы мы расстались друзьями:
1. Освободите свой стол к 12:00. Из уважения к своим коллегам, которые сегодня утром попытаются работать, сделайте это тихо.
2. Не забирайте то, что Вам не принадлежит!Каждый сотрудник, замеченный в выносе из здания канцелярских принадлежностей, мебели или компьютерного оборудования, будет привлечен к ответственности за кражу.
3. Не делайте вид, что Вы по-прежнему здесь работаете, это уже не так!Вы больше не можете рассчитывать на корпоративные блага, как-то: бесплатные кофе и содовая или пользование нашим спортзалом.
4. Агрессивность Вам только повредит!Буйное поведение повлечет соответствующие меры со стороны охраны.
Давайте объединим наши усилия и единой командой двинемся к новым вершинам!
Да здравствует команда «Максимум Офис»!
Майк Орефус,
вице-президент, подразделение Среднего Запада,
«Максимум Офис Саплайз».
1
По-моему, когда увольняешь человека, нужно иметь совесть сделать это лично. Но мой босс, занимающий в пищевой цепочке место после навозного червя, струсил и ничего мне не сказал. Известие пришло по электронной почте.
Конечно, я не рассчитывала на море слез и пристыженные оправдания (хотя было бы приятно). Только на элементарную вежливость. Например, не отказалась бы от салюта в двадцать один залп, но это мое личное мнение. Папа всегда говорит, что у меня завышенное представление о своем месте в мире.
Три дня назад, сразу после Дня святого Валентина, я попала под массовое сокращение: наша компания уволила 1000 сотрудников на неопределенный срок. Мы выпускаем офисные принадлежности. Главным образом печатаем всякие бумажки – те самые голубые блокноты для записи телефонных сообщений, самоклеящиеся листочки для заметок и увольнительные бланки, так что иронию судьбы я уловила. Я занималась дизайном и разработками в таких увлекательных проектах, как обновление стиля записок «Пока вас не было» и составление инструкций для бутылочек с корректирующей жидкостью.
В мой последний день на работе босс (каждый день я просыпаюсь с надеждой, что в будущей жизни он станет грибком на ногтях, – это очень плохо, да?), плешивый, жирный, дурно пахнущийчеловек с лоснящимися сальными прядками на затылке и над ушами, поморгал на меня черными глазами-бусинками и сообщил:
– Твое выходное пособие могло быть больше, но ты израсходовала все отгулы.
Очевидно, я должна радоваться. Некоторых уволили сообщением на автоответчике. А другие получили эту новость строкой, бегущей по экрану пейджера.
Самое ужасное – увольнение ставит крест на твоей мечте ворваться в офис босса, сказать ему, что он может сделать со своими отчетами, и выйти под несмолкаемые аплодисменты зрителей.
– А Майк знает? – спросила я у босса. Майк Орефус – вице-президент подразделения Среднего Запада и по стечению обстоятельств человек, с которым я встречалась уже семь месяцев.
– Знает, – ответил босс. – Он сам подписал приказ.
Увольнительный бланк, вопреки традициям, не был розовым. Он даже не был бланком. Просто обычный листок бумаги – белый, с широкими полями, форма заполнена шрифтом «Гельветика», двенадцатый кегль.
– Послушай, мы оба понимаем, что придется расстаться, – заявил Майк, когда в тот же день я вошла к нему в кабинет. Он смотрел не на меня, а на фотографию в рамочке на своем столе: его шоколадный Лабрадор, Бадди. Я не поняла, про что он – про мою работу, про наши отношения или про то и другое.
– Ты меня увольняешь и бросаешь одновременно? —выдавила я. Я надеялась хоть на какое-то сочувствие. Мне казалось, Майк не из тех, кто собьет тебя машиной, после чего проедется по тебе еще и задним ходом.
– Брось, Джейн, ты ведь знаешь, сокращение штатов – не моя идея. Это приказ сверху. – Он вздохнул. – И ты должна была понять, что наше приключение закончилось. Я ведь тебе почти неделю не звонил. Могла бы догадаться.
А я-то поверила, когда Майк сказал, что не может болтать, поскольку завален работой.
– Я считала, ты просто занят.
– Не смеши меня.
Он говорил раздраженно и резко. Таким тоном разговаривают все мужчины, когда бросают тебя. Они чувствуют, что это не очень хорошо, а потому стараются свалить всю вину с больной головы на здоровую.
– Но я думала…
Похоже, сейчас не самое подходящее время сообщать ему, что именно я думала о нашем с ним будущем. И что тайком листала свадебные журналы в газетных киосках. Не то чтобы рассчитывала на предложение, но ведь после семи месяцев всякоеможет случиться.
– Я думала, ты меня любишь, – закончила я.
Майк только поморщился и с досадой покачал головой:
– Надеюсь, ты не собираешься плакать?
Я не стала плакать. Я вообще не плакса. Никогда не плачу в кино. Даже когда смотрела «Клуб радости и удачи», не проронила ни слезинки. Мой бывший парень Рон говорит, у меня гранитное сердце. Но он по специальности геолог, кто знает, что он имеет в виду. Бывают, конечно, моменты, когда и у меня слезы наворачиваются на глаза. Например, если выщипываю брови или смотрю на банковский счет с остатком средств на моей карточке. Просто я не слишком сентиментальна. Я два года занималась дизайном записок «Пока вас не было» и «Отправить по почте», а такая работа как-то не способствует романтическому настрою.
К тому же мне случалось терять и куда лучшие должности, и гораздо лучших парней. По крайней мере, мне так кажется.
Меня уволили уже в третий раз, а мне всего двадцать восемь. Папа твердит, что я должна найти свою нишу. «Увидишь пробел – заполняй его» – вот его слова.
Я профессионал разового употребления. Меня всегда выгоняют первой.
Когда я сообщила маме об очередном увольнении, она сказала:
– Что ж, дорогая, посмотри на это с другой стороны. Теперь у тебя появится больше времени для свиданий.
Я тощая, но не надо мне завидовать. Думаете, приятно, когда в начальной школе тебя дразнят скелетом? Конечно, теперь я осознаю свои выгоды, – теперь, когда выросла. И все-таки иногда мне снится забияка Шейла, которая пихала меня на шведскую стенку и обзывала «зубочисткой». Уж я-то выстрадала право влазить в джинсы для мальчиков.
А еще я плоская. У некоторых мужчин грудь пышнее. Наверное, стоит потратиться на «чудо-лифчик», но мне кажется, это нечестно.
У меня медово-золотистые – правда, не от природы – волосы. Обычно я завязываю их узлом на макушке. По дому я хожу в толстых очках в квадратной оправе; по-моему, я в них похожа на певицу Лизу Лоэб, но моя подруга Стеф говорит, что скорее на певца Элвиса Костелло.
Вообще-то энергичной меня не назовешь. Но в «Максимум Офисе» я старалась. Не просто старалась – из кожи вон лезла. Естественно, я хотела впечатлить Майка, самого молодого – тридцать пять лет – вице-президента в компании. Майк выглядел на тридцать, выслушивал на совещаниях мои идеи и поздравлял меня, словно профессор – любимую ученицу. Я почти каждую неделю работала по пятьдесят часов. Теперь это время кажется мне потраченным впустую. Могла бы смотреть в свое удовольствие «Правдивую голливудскую историю».
Вот моя жизнь в двух словах.
Безработная. Сейчас живу в гигантской трехкомнатной квартире, на которую у меня нет денег. И вместо того чтобы откладывать трехмесячную зарплату (как любой ответственный человек в наши экономически нестабильные времена, когда тебе дают лишь двухнедельное выходное пособие), я то и дело транжирю эту самую трехмесячную зарплату, и даже больше – опустошаю три кредитные карточки. Меня можно назвать финансово необучаемой.
Мама хочет, чтобы я чаще встречалась с молодыми людьми.
Папа считает, что мне нужно выйти замуж, завести детей и перестать доказывать, что я могу сделать карьеру.
Я совершила колоссальную ошибку: спала с начальником, который в итоге меня бросил, а заодно, по доброте душевной, и уволил, чтобы избавить от неловких встреч у конторской поилки.
Вроде все. Вот вам основные статистические данные. На самом деле моя жизнь не так уж плоха. Правда. У безработных есть одна привилегия: они имеют полное право валяться на диване во фланелевой пижаме и хандрить. Хорошо, когда можно с хмурой физиономией сидеть на семейных сборищах и слышать шепот: «Пострадала от кризиса на рынке труда, бедняжка» вместо «Уже двадцать восемь, а всё не замужем, бедняжка». Вчера за ужином у двоюродной сестры (у нее скоро свадьба) дядя с тетей сунули мне в кошелек пару стодолларовых банкнот. Лично я не брезгую жалостью, если она выражается в наличных.
– Расскажи, как сегодня одета Стар Джоунз, – требует моя подруга Стеф, позвонив, как всегда, около десяти.
Стеф работает в «Максимум Офисе». В последнюю волну сокращений ее пощадили, но она особенно не радуется: ее еще никогда не увольняли, и она чувствует себя некоторым образом обделенной. Не говоря уже о том, что теперь уцелевшая Стеф вынуждена работать за тех пятерых, которых выгнали из отдела по связям с общественностью.
– Скажу только, что для ее наряда пришлось умертвить не меньше пятидесяти плюшевых леопардов, – отвечаю я.
– Она уже начала орать? – интересуется Стеф.
– Нет еще.
Я питаю необъяснимую неприязнь к Стар Джоунз и ко всем остальным в телепрограмме «Мнение». Пока у меня была работа, «Мнение» мне нравилось. Я смотрела его, когда, сказавшись больной, прогуливала работу. Грешное удовольствие. Но теперь, когда дневное телевидение стало моей единственной интеллектуальной пищей и связью с обществом, я чувствую, что терпение мое на исходе.
Не понимаю, почему у них есть работа, а у меня нет. Я тоже могла бы орать. И с апломбом вещать о предметах, в которых ничего не смыслю. И изводить знаменитостей идиотскими вопросами. Дневное телевидение всегда подрывало мой дух, но отказаться от него я не в состоянии. Это такая же саморазрушающая страсть, как тяга к чипсам с сыром или к никотину.
– Радуйся, что тебя здесь нет, – выдыхает в трубку Стеф.
– Что там у вас? Кто-нибудь уволился? – с надеждой спрашиваю я.
Мне нравится воображать, что после того, как меня сократили, сотни сотрудников с факелами в руках отправились штурмовать автостоянку, опрокидывая машины начальства и требуя восстановить своих коллег.
– Где там. – Голос у Стеф убитый. – Все поджали хвосты. Да уволиться-то некогда, столько работы. Я говорила, что мне нужно написать маркетинговые проекты для восьми новых клиентов? Это только сегодня. Я за всю неделю ни разу не освобождалась раньше девяти.
– Ужас, – соглашаюсь я.
– Даже хуже. Майк посягает на наши выходные. Как будто мы мало крови отдаем компании. Теперь им нужны еще наши суббота с воскресеньем.
– Ну, бывает и похуже. Я вот сижу в плену у «Мнения».
– Учитывая, что у меня на столе груда бумаг выше Эйфелевой башни, это еще ничего, – возражает Стеф. – Черт, босс. Похоже, пришел сообщить, что сегодня мне снова придется задержаться. Я перезвоню.
Через две минуты телефон звонит снова. Это мой братец Тодд.
– Джейн, ты сегодня обещала поискать работу, – напоминает он.
Брат старше, собраннее, и ему совсем не улыбается идея поддерживать своими налогами мой затяжной простой. Тодду претит мысль, что не все служат тем же общественным идеалам, что и он. Его раздражают люди, живущие вольной, без условностей, жизнью.
– Я ищу, – вру я. Газета с объявлениями валяется на другом конце дивана. Если вытянуть шею и хорошенько прищуриться, можно разобрать одно или два.
– Если бы ты правда искала, то сидела бы в Интернете и телефон был бы занят. Хотя бы планты составила?
Тодд убежден, что планирование необходимо. Как душ. В его понимании спонтанность – это когда считают в столбик, а не на компьютере.
– Я подумываю о профессии бродяги, – отвечаю я. – Подхожу по всем параметрам.
– Джейн. Давай серьезно.
– А я серьезно. Я не привередливая. Могу есть из мусорных баков.
– По-моему, это не самое ценное качество.
– Почему? Я могла бы, например, испытывать на себе новую продукцию кондитерской фабрики «Набиско», – предлагаю я.
– Ты посылала резюме?
Какая беспощадность. Но я знаю, что так Тодд проявляет свою заботу.
– Я разослала двадцать резюме и получила один ответный звонок: мне сказали, что номер факса, который я набираю, не работает.
– Может, твое резюме пора обновить?
– Тодд! Разве тебя не ждут налоговые декларации?
– Послушай, я не хочу показаться занудой, но, по-моему, тебе стоит задуматься, что делать дальше. Ты должна использовать это время для пересмотра своих жизненных целей.
Трудно пересматривать свои жизненные цели, когда ты только что потерял работу, которую даже не любил. Трудно планировать свое будущее, когда начинаешь подозревать, что все, к чему ты прикасаешься, превращается в дерьмо. Сейчас я не настолько уверена в себе, чтобы разрабатывать следующий блестящий карьерный ход, после того как моя идея завести роман с начальником не сработала.
Тодд не унимается:
– Ты должна использовать эту возможность, чтобы всерьез спросить себя: кем я хочу быть?
– Тодд, ты опять начитался детских книжек по практической психологии?
В колледже я мечтала стать новым Энди Уорхолом, но после трех уроков рисования обнаружила, что мой талант располагается где-то между Уолтом Диснеем и Шерманом Уильямсом. К тому же, вопреки распространенному представлению, выпускнику художественного колледжа никто с ходу не предлагает устроить персональную выставку в галерее и не дарит чек на кругленькую сумму от Национального фонда искусств.
– Ты хотя бы была на бирже труда? – спрашивает Тодд.
– Я думала, ты не уважаешь подачки от правительства, – парирую я.
– Но ты их с лихвой оплатила – налогами. Если ты не подашь заявление на пособие, это будет попустительство Дяде Сэму, который и так тебя обдирает.
– Я подам, Тодд, – обещаю я.
– Когда?
– Сегодня, идет?
– Вот и умница, – одобряет он и вешает трубку.
У нас с Тоддом образцовые отношения старшего брата и младшей сестры: он учит меня жить, а я не обращаю на это внимания.
Готовая почти на все, лишь бы не вылезать из пижамы, я сажусь за компьютер и начинаю прокручивать списки вакансий. В творческих профессиях и графическом дизайне новых мест не появилось. Те же самые пять штук, что и на прошлой неделе. Три из них – от уже несуществующих интернет-компаний (я им писала, потому и знаю), а два от компаний, которые временно приостановили набор сотрудников (дешевле оставить объявление в сети, чем его убрать).
Раз по моей специальности вакансий нет, пытаюсь устроиться куда получится, например в зоопарк. Для резюме сочиняю невероятную историю о своих мифических подвигах в Индии, где я выросла и научилась дрессировать слонов, наблюдая, как наш слуга Бики ухаживает за животными.
Хочу надеяться, что где-то же должен быть кадровик с чувством юмора. Я верю в это. Как в жизнь на других планетах.
Настроение – паршивее некуда, так что если все равно идти на биржу труда, то почему бы не сейчас? Слишком долго я откладывала это мероприятие. Не хочу признаваться государству, что потеряла еще одну работу. Это как признаться друзьям, что парень, который, по твоим словам, вот-вот собирается сделать предложение, удрал с соседкой снизу. Меня выкинули. Опять.
* * *
Биржа труда – мрачное, противное место с армейскими плакатами на стенах и ужасным искусственным освещением. По-видимому, во всех государственных организациях обязательно должно быть самое невыгодное освещение. Это элемент хитрого плана, чтобы госслужащие выглядели еще более потрепанными и сонными.
Когда часа в два я прихожу сюда, за канатом уже стоит очередь дегенератов, совсем как в Диснейленде, только нет солнца и киосков с газировкой втридорога. Хочется вскинуть руки и завизжать, как на русских горках. Передо мной в очереди женщина в деловом костюме, у бедолаги такой вид, словно ее уволили только сегодня (она отчаянно хватается за дерево в кадке). Перед ней – человек с длинной бородой, на рубашке нарисованные от руки свастики. Там, где начинается очередь, спорят две здешние служащие.
– Это не моя работа, Люсинда, – кричит одна. – Кончай халтурить, а?
– А? Э? Это ты мне, с-сючка?
– Кто это здесь сучка?
– Кроме тебя – никого, стало быть, ты. С-сючка.
– Нарываешься, да? Пойдем поговорим?
– Да пожалуйста. Хоть сейчас. С удовольствием.
Где-то в голове очереди какие-то отбросы общества начинают улюлюкать.
– Ирония судьбы, не правда ли? – говорит женщина с деревом в кадке.
– Что у них есть работа, а у нас нет? – уточняю я.
– Вот-вот, – вздыхает она.
Двух сотрудниц растаскивает длинный сутулый человек в белой рубашке с короткими рукавами и при галстуке – униформа руководителя ниже среднего уровня. «Все, перекур», – говорит он им совсем как мой физкультурник в школе: «Выдохлась, а, Макгрегор? Все, перекур. Положи руки за голову и дыши поглубже».
Я ненавидела спортзал. При любой игре мяч неизменно попадал мне в живот. Как будто у мяча внутри был прицел. Шмяк! Каждый раз. Неудивительно, что у меня выработался условный рефлекс на физическую нагрузку: острая боль в желудке и затрудненное дыхание.
– Давайте, граждане, разделимся, – командует худосочный мужичок из местных. У него неправильный прикус. – Все, кого временно сократили, – направо. Кого уволили – налево.
Иду направо. Кривозубый младший менеджер недоверчиво смотрит на меня. Может, я выгляжу так, будто меня уволили? Может, я выгляжу подозрительно?
Столько анкет не приходится заполнять даже донору почки.
Меня гоняют от одного окна к другому, как на вечеринке – придурковатого гостя, с которым никто не хочет разговаривать. Вместо печатей служащие используют наклейки, а ногти у них длиннее цанговых карандашей. Они непочтительно жуют резинку, таращась в спину своего начальника.
Я смотрю в пол и стараюсь не встречаться с ними глазами.
– Вам нужен голубойбланк, – говорит бабулька в окне номер два.
– У меня есть голубой бланк, – отвечаю я.
– Не такой голубой бланк. Такой голубой бланк, – она показывает точно такой же бланк.
– Но разве это не одно и то же?
– Слушай, мадам, побыстрее, а? – подгоняет воняющий луком человек сзади меня.
– Отойдите, – приказывает бабулька за стеклом.
Меня элементарно оттесняют от окна, и я возвращаюсь назад, к столику с бланками.
На часах почти пять, когда я наконец-то официально зарегистрировалась как безработная. Мне объясняют, что первая выплата может поступить недели через две. Я спрашиваю женщину за стеклом, входят ли туда деньги за три часа в очереди. Она хмурится: ей не смешно.
Когда мне было четырнадцать, мама думала, что мне нужно участвовать в телевизионном шоу «В субботу вечером». Тогда я была моложе и веселила ее, засовывая в нос леденцовые палочки и изображая из себя моржа. Она считала меня прирожденным комиком. Потом я вышла в большой мир и увидела: вокруг полно людей, которые, по мнению их мам, могут выступать в шоу.
Когда я начала работать, ощущение было такое же. Оказывается, ничего особенного в тебе нет, что бы там ни думала твоя мама. Ты расходный материал. Твоя ценность выражается в почасовых ставках и продолжительности отпуска. Ты не личность. Ты не более чем ряд цифр. Ячейка в электронной таблице. Отблеск в глазах бухгалтера. Все твое существование описывается аккуратным рядом единичек и нулей.
* * *
В дверях биржи труда я сталкиваюсь с девчонкой. Она с ног до головы в черном, на веках серебристые тени, в носу – кольцо. Светлые волосы завязаны в два узелка, на футболке нарисована рожица K – не улыбающаяся и не хмурая, а безразличная. Компьютерщица, догадываюсь я. Кого-то она мне смутно напоминает… А, вспомнила: она работала в «Максимум Офисе».
– «Максимум Офис», правильно? – спрашиваю я.
Девчонка кивает:
– Да, я там работала системным администратором. Пока на прошлой неделе эти мудаки меня не уволили. – Она изучает меня и наконец протягивает руку: – Меня зовут Мисси.
– А меня Джейн.
– Это ведь ты спала с вице-президентом Средне-Западного подразделения? – выдает Мисси.
Я становлюсь пунцовой. Надо думать, об этом знала вся контора. Вот почему, проходя мимо поилки, я неизменно слышала сдержанный шепот и хихиканье.
– Ладно, я пошла, – бурчу я.
– Эй, не обижайся, – поспешно извиняется Мисси, поднимая руки. – Я ничего такого не хотела сказать.
Мисси очень маленькая. Буквально в два раза меньше меня. Ее ботинки кажутся детскими.
– А где ты живешь? – интересуется Мисси, загораживая мне дорогу и не обращая никакого внимания на мое очевидное нежелание продолжать разговор.
– Лейквью, – лаконично отвечаю я: совершенно не намерена давать точный адрес каждому встречному.
– Я тоже. А где?
– Э… около Шеффилда.
– Я тоже! – восклицает она. – А на какой улице?
Теперь никуда не деться.
– Кенмор.
– Ого!
Мисси с интересом разглядывает браслет-талисман от «Тиффани» на моей левой руке (бабушка с дедушкой по маминой линии подарили на окончание колледжа). Я прячу его в рукав.
– Одна комната, две?.. – гадает она.
– Три, – признаюсь я.
– И стиральная машина есть? С сушилкой?
Мисси словно агент по недвижимости.
– Ну, есть.
– Полы деревянные? Стены кирпичные?
– Слушай, я снимаю квартиру, а не продаю, – обрываю я.
– Все, все, – машет руками Мисси.
Теперь-то уж разговор точно окончен. Но эту пигалицу, как большинство компьютерщиков, откровенная грубость не трогает. Она продолжает:
– Я просто ищу, где жить. Я сейчас стерегу один дом, пока хозяева в отъезде, но через пару недель придется сваливать.
– Мне не нужна соседка, – перебиваю я. Зачем давать ей ложную надежду?
– А, – пожимает плечами Мисси. – Ну, передумаешь – звони.
Она вручает мне свою старую визитку из «Максимум». Почти все строчки зачеркнуты, зато внизу от руки приписан номер. К «О» в слове «Офис» она пририсовала рожки. Я кладу визитку в сумочку, как будто собираюсь ее сохранить, но на самом деле выкину при первой же возможности. Только ненормальный станет искать соседку на бирже труда.
Вернувшись в квартиру, я прямиком иду в душ смыть затхлый запах государственной бюрократии и не оправдавшихся надежд.
Потом переодеваюсь в чистую пижаму, и кажется, что и не выходила из дома.
Вроде есть еще какие-то дела? Ах да, сегодня нужно заплатить хозяину квартиры. Я вздыхаю. На счету у меня почти ничего не осталось. В этом я виню финансовых консультантов CNN, которые утверждают, что единственный способ выбраться из долга по кредитной карточке – за все платить наличными. В начале месяца я так и делала (немножко побаловала себя: семь поездок на такси, пара туфель «Прада» с распродажи и кашемировые перчатки), а теперь у меня нет наличных на квартплату. Вот и верь им после этого.
Я сорила деньгами отчасти потому, что у меня художественное образование, так что математика, финансы и тому подобное для меня – иностранные слова, а отчасти потому, что влюбилась в Майка и хотела, чтобы он тоже в меня влюбился, поэтому купила новые вещи для офиса – полуофициальные-полусексуальные, соблазнительные. Честно, мне и в голову не приходило, что меня сократят. Опять. Знаю, Бог любит троицу. Но все-таки два увольнения – еще ничего, а три – это уже слишком. Даже при моей невезучести.
К тому же у меня была страховка: мои отношения с Майком. Не то чтобы здесь был какой-то расчет, я просто чувствовала себя защищенной. Я и не знала, что Майк собирался выбросить меня, как бумажную салфетку.
* * *
Назавтра я получаю свой последний чек от компании Злобных Увольнителей и перевожу деньги на банковский счет, на целый день погружаясь в иллюзию богатства. Это двухнедельная зарплата (мое скромное выходное пособие), но ощущение такое, словно выиграла в лотерею. В гастрономе набиваю пять пакетов деликатесами: маслины, заправка для салатов, коробки дорогих фирменных хлопьев и экологически чистые овощи. Покупаю двухслойную туалетную бумагу и вафельные бумажные полотенца. Такое чувство, будто я бегу по улице, разбрасывая пятидолларовые бумажки.
Конечно, я сознательно закрываю глаза на то, что если довести до требуемого минимума месячный баланс по кредитным карточкам и расплатиться за коммунальные услуги (в том числе 480 баксов за газ: в феврале стояли небывалые морозы), то не хватит на арендную плату. Но все-таки я позволяю себе немножко оптимизма. Мама всегда советовала включать воображение. Ей и не снилось, какую лавину неудач может обрушить это мое воображение.
Кому: [email protected]
От кого: НА«Центральное»
Дата: 4 марта 2002, 10:30
Тема: RE: Резюме
Уважаемая Джейн!
Сегодня мы получили несколько копий Вашего резюме по факсу и электронной почте. Вынуждены сообщить, что узнаем любые Ваши резюме, даже если Вы меняете свои инициалы.
Мы свяжемся с Вами, если найдем что-нибудь, соответствующее Вашим пожеланиям. И нам не нравится Ваш вопрос, даже если это шутка, включаем ли мы в список вакансий услуги по сопровождению.
Пожалуйста, перестаньте посылать нам факсы.
С уважением,
Лукас Коэн,
кадровое агентство «Центральное».
