Текст книги "Сказка Востока"

Автор книги: Канта Ибрагимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Вроде все было продумано. Они миновали Терек, но по более оживленному Дарьялу не пошли. Едигей с заложниками шел ночами по ба-ник, ^[47]на посту Искота ^[48]у Мештарой они договорились, может, откупились. Скорым маршем добрались до крепости-поселения Итон-Кхели, что стоит на самом берегу Аргуна. Два дня отдыхали у местного вождя. Переменив коней, тронулись вверх по Аргунскому ущелью и на рассвете дошли до поста Чагие. ^[49]Здесь дорогу охраняли не местные горцы, а подразделения регулярных войск страны Сим-Сим. ^[50]Видимо, откупиться не смогли, и тогда воины Едигея перебили всех, кто был на посту.

После этого хорониться днями не было смысла и возможности: боялись погони. А впереди лишь голые альпийские горы и далее – вечный ледник – высокогорный перевал Нархиех-корт, который тоже миновали. Затем их видели около Парсмы, ^[51]и вроде у Джолоко (а это уже Тушетия – Алазания), и до стана Тимура – рукой подать. Но Едигей исчез.

Казалось бы, все у Тимура под носом: армия в двести тысяч, выстрой в ряд, пройдись, и они не только людей Едигея, но и зайцу скрыться не дадут. Да все не так просто: это не бескрайние степи Сибири, где всей армией он охоту устраивал, это Кавказ! Здесь горы крутые, остроконечные, все заросшие девственными лесами, а меж гор быстрые реки, на вид мелкие, но перейти просто так не дают. А дороги здесь узкие, меж ущелий-теснин серпантином вьются, и за каждым выступом, за каждым поворотом горец скрывается, свой очаг в обиду просто так не даст. Оттого Тимур уже который раз несчастную Грузию покоряет, никак покорить не может.

Конечно же, с его воинской армадой он рано или поздно одолеет непокорный Кавказ. Однако на это нужно время, а его у него нет: все цари могут вскоре против него ополчиться, а наобум на Тбилиси не пойдешь, хотя и знает он, что у грузин вся армия – тысяч тридцать, не больше. Зато, говорят, у них умный, дерзкий, смелый и молодой предводитель – азнаур Тамарзо, который уже не раз трепал его передовые войска, подтверждая известную истину: армия баранов под предводительством льва сильнее армии львов под предводительством барана.

«Разумный план приносит пользы больше, чем сто тысяч воинов, – думает Тимур. – Здесь надо ловчить и идти на невыгодные сделки». С этой целью он засылает в горы своих лазутчиков, которые все вынюхивают. Но Едигей как в воду канул. Тогда распространяется слух: кто выдаст – поборник Бога, достоин огромного вознаграждения и расположения самого Повелителя мира. Это во все времена действовало. Вскоре объявился доброхот. Его тщательно осмотрели, в том числе и на наличие заразных насекомых, обработали и срочно, несмотря на ночь, доставили к Тимуру.

Пришелец, коренастый, кривоногий, смугло-скуластый молодой человек с готовностью бросился на колени и, поцеловав край ковра и встав более чем в уважительную позу, доложил о себе:

– Глава илема Аурах, сын правителя страны Сим-Сим – Тума.

Тимур в это время всецело был поглощен своей страстью – игрой в шахматы, где Молла Несарт загнал его в тупик. Тяжело вздыхая, Повелитель искоса глянул на пришельца, пробежался с головы до пят – весь в пестрых шелках, как павлин.

– Одеждой ты – глава, – не без ехидства заметил Тимур. Он хоть и пользовался, да презирал доносчиков. – Вот только сам ты никак не похож на кавказца.

Пришелец замешкался, лебезя, что-то пролепетал.

– Ты прав, о Повелитель! – неожиданно подал голос Молла Несарт. – Я знаю владыку Сим-Сима, достопочтеннейшего Гайраха. Этот ничем на него не похож.

– Меня знает весь Кавказ, и я. – возвысил голос пришелец, однако Тимур повелительным жестом его остановил:

– Этот плешивый старичок, – брезгливо указал он на Моллу, – двадцать лет дома не был, и потому не все у него дома. А тебе я верю! – он сделал несколько шагов навстречу, гостя обнял и наигранно-вкрадчивым тоном: – Ты знаешь, где мои люди? Тогда начнем с главного, то есть с конца – сколько ты стоишь?

– Ну, – забегали раскосые глаза пришельца, он явно мучился, не зная, какую плату назвать.

– Молла Несарт, – любил Тимур потешаться, хорошо зная людей: главу илема надо вначале низвести, затем вознести, чтоб сговорчивым стал, и сделать это лучше чужими руками, – так как ты думаешь, сколько он стоит?

– Хм, ровно десять таньга.

– Чего? – возмутился пришелец. – Один мой халат столько стоит!

– А я лишь его и оценил.

– Ха-ха-ха, – залился Тимур, затем быстро взял себя в руки. – Вон, вон отсюда этого дурака, – махнул он страже в сторону Моллы и тут же вновь, еще крепче обнимая пришельца: – Ты настоящий горец-кавказец! Я счастлив, что в мире еще есть такие порядочные, мужественные люди! Ты мой почетный гость. А скажешь правду, даю слово Повелителя мира – озолочу!

– Все, как есть, расскажу, – чересчур подобострастен пришелец.

Видимо, по его словам, воины Едигея после преодоления высокогорий главного Кавказского хребта так устали, что не смогли без привала дойти до реки Алазань, за которой они могли спастись. А за ними шла погоня, которая обошла их, подняла тревогу среди местных горцев и грузин. Везде была устроена засада, и посланники Тимура были схвачены. Сейчас отряд Едигея находится в руках предводителя грузин – азнаура Тамарзо. Известно, что идут переговоры с целью передачи их правителю Гайраху, а там они уже будут в руках Тохтамыша, так как Сим-Сим в вассальной зависимости от Золотой Орды.

– Знаешь, где именно Едигей? – Тимур не может не верить этой информации.

– Точно не знаю, – признается Тума и тут же описывает окрестности. – А если бы и знал, это вам не поможет: у горцев сигнальная связь с горы на гору – барабаны, рожки, огни факелов по ночам. Пока ваша рать будет пробираться по одному ущелью, пленников перекинут в другое.

– Да, тут силой не возьмешь, – вслух думает Тимур и взбадривает самого себя: – Думай, башка, думай! – это у него лучше всего получается за шахматной доской, для чего опять зовут Моллу Несарта. Скрывая под прищуром презрительный взгляд, он по-отечески обнимает пришельца, цедя сквозь зубы: – Ты по совести поступил и будешь благословлен и Богом, и мной, – подзывая визиря: – Оказать столь великому гостю царский прием.

– Я должен спешно возвращаться.

– Не-не, – любезен Тимур. – Семь дней в честь тебя будет той, ^[52]– теперь сын Гайраха его заложник. – И не каким-то иле-мом ты будешь владеть, а всем Кавказом! Это говорю я – Властелин и Покоритель Вселенной! Ты это заслужил!

В эту ночь Тимур почти не спал, а не заре отправил послов в столицу Грузии Тбилиси, а с ними сопроводительное письмо на имя католикоса ^[53]всех грузин. Вот давний след Пера: «Поелику ^[54]Блистательный и Блаженный, истинный помазаник Бога и Судьбы, мой духовный отец и наставник, благочестивый католикос всех грузин и всего Кавказа, мой верный друг патриарх Абрахам. Всякое бывало между нами, видимо, так Бог испытывал наше веротерпение. Ныне же прими почести и дары мои, выслушай послов моих, дабы кровь людская на Кавказе более не проливалась…»

В Грузии Тимур не впервой, и его воины немало грабили и поджигали церкви и мечети, людей истребляли, однако духовенство щадили. И когда покойный царь Грузии Георгий VII пред Повелителем вроде бы принял ислам, присутствовавший здесь же католикос Абрахам на это даже под угрозой казни не пошел. Эту смелость Тимур оценил, «опричь ^[55]католикоса, всех унизил». Позже по докладам знал, что в Грузии двоевластие. Теперь в Грузии как такового царя нет, есть множество князей, которые порознь мечтают трон занять, да на них у народа и церкви надежды нет. Лишь бравый витязь Тамарзо пред лицом очередного нашествия сильной волей подчинил себе все войска доблестных грузин, привлек на свою сторону многих горцев Кавказа, заручился поддержкой Тохтамыша, стал твердыней супротив врага, и посему католикос Абрахам во имя родины в цари его прочит. А тут варвар, что вновь армадой у ворот столицы стал, просит – значит, требует, чтобы азнаур Тамарзо к нему явился – разговор есть и мир подписать. Нежели не явится Тамарзо – осадит Тбилиси, всю Грузию с землей сровняет.

Как явствует хроника того времени, созвал католикос Абрахам епископов, священников, всех начальников царства Грузии и особо азнаура Тамарзо. Собрались они пред ним, а он публично призвал, чтобы сел Тамарзо на царский трон, на что тот учтиво отказался, и сели они все как равные пред Богом, родиной, народом и стали долго совет держать. Наконец Тамарзо отверз ^[56]уста свои и изрек:

– Слушайте меня. Господь Вседержитель и Владыка наш Иисус Христос и Святая Богородица, уделом коей мы являемся, и Почетный Крест, дарованный нам, ниспослали нам этот благодатный край, наш Кавказ! Ныне вновь на земли наши явился супостат и теперь зовет к себе меня. Мы знаем все о его бесчинствах и злодеяниях, сколько наших людей он предал погибели и в полон отдал. И я доподлинно знаю, ежели отправлюсь я к хромому Тимуру, он постарается убить меня. Однако и у нас есть удача Господня: в моих руках люди его, царственные особы. Их выторговать мечтает Хромец. А теперь мудростью вашею рассудите сие дело. Я думаю так: многобурна жизнь сия, непостоянна и преходяща, дни наши исчезнут, как сон, и непременно и скоро предстоит уход из мира сего. Какая польза в жизни моей, ежели из-за меня погибнет множество душ, а я из мира сего уйду, отягченный грузом грехов. Нынче я желаю предстать перед варваром и, да будет воля Божья, пусть казнят меня, лишь бы страну мою миновала беда.

Подивились все присутствующие этой речи и дали ответ:

– Азнаур Тамарзо! Ты достойный сын нашего народа. Но ты военачальник, и некем тебя заменить. Не позволим Тамерлану убить тебя, не отдадим тебя в жертву.

Выслушав это, Тамарзо сказал:

– Вы говорите из единодушия и любви ко мне, но мне жаль невинный народ, словно агнцы, ^[57]обреченные на смерть, и нет ему утешения. Полчищ Тамерлана не сосчитать, столько стрел мы не изготовим. А может, и я договорюсь, в любом случае, положу душу мою за народ мой и не откажусь идти к Хромцу в стан, раз слово мира обещал он дать.

От этих слов все в изумлении встали, и заговорил католикос:

– Не верю я гяуру, ^[58]да иного нет. Но коли ты положишь душу свою за народ, мы все как один возложим на себя грехи твои и пред Господом свидетельствуем причислить тебя к святым. И ежели благо положить душу за одного ближнего, то сколько же пользы в спасении неисчислимых душ. ^[59]

* * *

Зол Тимур, ох как зол! И зол не на кого-нибудь, а на свое потомство. «Неужели, – думает он, – дети ничего не унаследуют от своих великих отцов?» А вот Чингисхану в этом плане повезло: до сих пор его потомки ему и всему миру противостоят. А что делают его сыновья? Вот, младший сын Шахрух (он оставлен в Самарканде править) прислал отчет, и там, помимо прочего, как доблесть, сообщает: «Со стороны Индии прибыли купцы, а с ними жемчуг, яхонт ^[60]и золото, и я купил у них в счет налогов в казну драгоценностей на сумму сто тысяч. И тут же нашел другого купца из Персии и с большой выгодой для нас продал, так что казна значительно пополнилась».

Разозленный Тимур незамедлительно послал ответ: «Сто тысяч, помноженные на сто тысяч, и подобное этому не имеют для нас никакого значения, и мы не желаем связываться с этим. Если мы будем заниматься торговлей, то кто будет править и воевать? Посмотри же, о глупец, на себя и не повторяй больше таких речей и не примешивай к нашим деньгам ни единой монетки от прибыли торговли, ибо это принижает достоинство правителя, унижает его имя, оскорбляет его положение и образ и вредит его известности и славе при жизни и после смерти».

Шахрух был его младший, любимый сын. И в иное время Тимур стерпел бы такое повествование, да все познается в сравнении. Прибыл в его стан грузинский азнаур Тамарзо – вот чей отец сына родил!

Вначале Тимур издалека, тайком посмотрел, как грузинский военачальник прибыл. С кавказцами он знаком давно. Помнит, как к нему не раз наезжал царь Грузии Георгий VII в сопровождении огромной пышной свиты. И словно являлись не на поклон, а свататься или пировать: все разнаряженные на монгольско-византийский манер, толстые, важные, вежливо-угодливые, и подарков навезли чуть ли не караван, исполняли все, что Тимуру угодно, вплоть до перемены веры. А вот теперь к нему явилось новое поколение Грузии в лице двух ее представителей. На первый взгляд, нет в них особого лоска, блеска, величия, нет на них сибирских мехов, китайского шелка и всяких драгоценных безделиц. Но есть в них природная стать, которая сразу бросается в глаза. На старшем (это совсем молодой человек) холщовая шуба, подбитая мехом горного тура. Второй совсем юн, на нем лишь белая овечья бурка. Зато кони под стать всадникам: стройные, норовистые, уздечки и седла – все в серебре, как и оружие всадников, отменно блестят.

К вечеру всех гостей стана – важных иноземцев, добивающихся аудиенции Повелителя мира, – выстроили в ряд, по значимости страны или характера встречи. Кавказцы оказались последними.

Все становились на колени, подобострастно целовали край царственного ковра и ждали, что скажет Тимур, пока их визирь представляет. Наконец дошла очередь грузин. Хотя им и объяснили порядок Тимурова стана, они дерзко ступили на край роскошного ковра, лишь головы обнажили, слегка поклонились и тут же выпрямились во всю богатырскую стать.

– Мы чтим гостей, – резок голос Повелителя, – но и они должны уважать этикет моего двора.

Скорее всего, азнаур Тамарзо владеет и другими диалектами, но в данный момент он хочет подчеркнуть значимость и культуру родного языка, отвечает через переводчика на грузинском:

– Великий Эмир, на Кавказе нас с детства учат: гость – святое. И если бы ты принимал меня в Самарканде, я был бы гость. Однако под нашими ногами древняя земля Грузии. Она была, есть и будет грузинской! – алым румянцем зарделось его мужественное лицо, а в голубых глазах блеск жизни, вызова, силы.

Сын Тимура Мираншах и внуки – Мухаммед-Султан и Пир-Мухаммед, что сидели на ковре справа от трона, от этой дерзости чуть не рванулись вперед, готовые изрубить наглеца. Но Тимур их жестом остановил, невольно, оценивающе посмотрел на свое потомство. В их узких глазах тоже блеск, но другой – блеск хищника, блеск смерти. И Тимур не столько с ненавистью, сколько с завистью снова посмотрел на азнаура-богатыря и подумал: «Такой ко мне служить не пойдет, а воевать против такого будет не просто».

Пытаясь отойти от этих мыслей, Повелитель завел пространные речи о дружбе с грузинским царем и, вспомнив письмо Шахруха, как бы между прочим спросил:

– А сколько стоит мера зерна в Тбилиси?

– Я воин, а не торговец, – краток Тамарзо.

Тимур понимает, что пустые слова и льстивая похвальба здесь не помогут. По велению Повелителя, все, даже сын и внуки, удаляются, просят уйти и сопровождающего Тамарзо спутника.

– Это мой лучший друг, побратим Малцаг, – тверд Тамарзо, – от него секретов нет.

– Разговор – один на один, – настаивает Тимур.

– Разве ты один? – непреклонен кавказец. – Твой визирь, переводчик, охрана.

– Кхе-кхе, – кашлянул Тимур и, кряхтя, тяжело спустился с трона и, желая побыстрее закончить, сразу же перешел к делу – за Едигея и его людей предложил огромный выкуп.

– Мое богатство – свобода Грузии, – сходу отмел Тамарзо всякий торг.

– Чего ты хочешь? – удивлен Повелитель.

– Я твоих людей отдаю – ты с наших земель навсегда уходишь, – жестко глядит на Тимура кавказский предводитель. – И подтверждение тому – письменная грамота.

– Хорошо, – согласен Тимур, – но мне нужен залог.

– Я оставлю закладную.

– Нет, – не согласен Повелитель. – В твоих руках не бумага, а люди. Ты с побратимом останешься при стане, пока Едигей не прибудет.

Неискушенный Тамарзо, может быть, и поддался бы на эту уловку, да католикос всех грузин, с которым при помощи гонцов согласовывались все условия сделки, настоял на обмене людьми вне стана Тимура.

Хоть Повелитель и заполучил Едигея и важных особ, все равно не рад: улизнул Тамарзо из его лап. И, пытаясь его вернуть, он отправляет в Тбилиси послов, мол, прежде чем покинуть с миром Кавказ, хочет дать роскошный обед в честь «нерушимой дружбы».

В Тбилиси с радушием приняли послов, поблагодарили, но ответили, что Тамарзо по важным причинам прибыть не сможет. Да Тимуру всегда сопутствовала удача: из Самарканда прибыл гонец – у Шахруха родился первенец, просят деда дать имя. Тимур несказанно рад этому событию и называет внука Улугбеком. ^[61]В честь такого события и своего возвращения на родину он устраивает богатый пир. Быть в дружбе и пренебречь таким событием по церемониалу грузины не могут.

Была уже зима, дни промозглые, хмурые, короткие. Прибыли Тамарзо и Малцаг только к вечеру, когда мир во мрак погрузился. Только там, где Повелитель, все в ярком свете, словно солнце здесь взошло – это негры-рабы всюду с факелами стоят.

А предводителя Грузии, как царя, приветствуют, лично Тимур их встречает. И как сошли они со своих бравых коней, затрубили в фанфары венецианские артисты, забили в литавры искусные персы, тут же китайские умельцы устроили невиданный доселе кавказцами сказочный фейерверк.

В честь торжества на высоком холме спешно сооружен шатер в сто метров длиною и в три десятка метров шириною, покрытый бархатом и шелками и поддерживаемый тридцатишестиметровыми столбами, расписанными белой краской и золотом. Здесь П-образно установлены столы, вдоль них добротные скамьи, а для Тимура – царственное кресло. Слева от себя он с почестями усадил сына мамлюкского султана – Фараджа, потом принца Византии Иоанна, далее послы и почетные люди из разных стран. Тамарзо и Малцаг оказались в самом конце. Справа от Тимура его сыновья – Омар-Шейх и Мираншах, внуки, визири, военачальники, старцы-мудрецы, средь которых и Молла Несарт. Лишь Едигея здесь нет, пока нельзя его представлять.

Великий эмир – ярый поборник ислама, однако сам любил выпить, пил много и подчиненных заставлял. Он первым поднял тост:

– За моего внука Улугбека! Дай Всевышний ему долгих лет жизни, во славу моего великого рода!

Потом начались хвалебные тосты за самого Повелителя, и слово дается по порядку, вначале тем, кто сидит рядом с троном. Вокруг стола распоряжается главный виночерпий, и он указывает многочисленным стольникам, какие блюда нести, какие унести, кому и сколько чего налить.

– Айт! – вдруг громогласно произнес Тимур. Все разом умолкли, не смеют шелохнуться. – Что это мой друг Тамарзо и его юный побратим совсем мало пьют, едят? А ведь это лучшее в мире грузинское вино!

– Благодарствую, Великий эмир, – согласно порядку встал азнаур. – Просто мы сидим в конце, но пьем и едим так же.

– У-у-у! – раздался недовольный гул в зале. Жестом Тимур его прекратил:

– Может, ты недоволен, что посадили тебя слишком далеко? – хочет Тимур слащаво говорить, да не выходит. – Но вы ведь так молоды.

– Великий эмир, – твердо отвечает Тамарзо, – ты как всегда прав. Мой друг Малцаг и вправду юн. Однако многие здесь, кто моложе меня, в почете сидят.

– У-у-у! – Вновь Тимур их всех угомонил, а Тамарзо, как ни в чем не бывало, продолжил:

– Но, Эмир эмиров, я не в обиде, ибо на Кавказе так и заведено – гости на лучших местах, а хозяин земли у дверей. Как видно, Великий Тимур, ты наш обычай перед уходом усвоил.

– У-у-у! – еще громче загудел зал.

– Тихо! – стукнул кулаком Повелитель и, пытаясь изобразить улыбку: – Мой грузинский друг, конечно, прав. Выпьем за него! – он залпом осушил свой бокал, посмотрел, сделал ли то же самое Тамарзо и его напарник, и, ликуя, закричал: – Ура-а-а!.. Пейте, пейте! Если это сегодня грех, то я эту ответственность беру на себя!

– Пейте, пейте во имя Всевышнего. Пейте из любви к государю – Великому Эмиру. Пейте, дабы воздать ему честь!

– За Властелина мира! – вскочив, сказал тост визирь воды.

Все встали, запрокинули головы.

– Сесть! – гневно приказал Тимур. – Что-то, я смотрю, за себя Тамарзо и его юный друг выпили до дна, а за меня лишь пригубили. Хе-хе, а по местному обычаю я тамада. ^[62]Исправьтесь.

Словно этого ждали, около Тамарзо и Малцага появились стольники с большими турьими рогами, до краев наполненными вином.

– До дна, если чтите тамаду и свои традиции, – постановил Тимур.

Только кавказцы хотели поднести вино ко рту, как сидящий напротив Молла Несарт что-то произнес на непонятном языке.

– Что ты сказал? – возмутился Тимур.

– О Повелитель, – Молла перешел на тюркский, – из таких турьих рогов, да за тебя – по-кавказски, негоже так пить, надо пустить кубки по кругу.

– А на каком языке ты говорил? – беспощаден тон Тимура.

– На нахском ^[63]– языке матери, из Тушетии.

– Так у нас есть владеющие этим языком, – он глянул в ряд почетных гостей: – Мухаммед, что Молла сказал?

Вскочил крепкий, смуглый моложавый мужчина:

– Он сказал – может, в рогах отрава.

– Ха-ха-ха! – злобно рассмеялся Тимур. – Шелудивый пес, за кого ты меня принимаешь? Пригрел змею. Ладно, – небрежно махнул он своей правой, едва сгибавшейся рукой в сторону Моллы, – в честь праздника – прощаю.

С этими словами он встал, хромая, подошел к кавказцам, молча из обоих рогов отпил по несколько глотков:

– Теперь вы, – не отрываясь, он зорко следил, как они, тяжело глотая, с трудом опустошили роги. – Вот так, – обнял он их, – вот теперь я верю, что мы друзья.

Уже явно захмелев, или делая вид, Тимур неровно вернулся на свое место и, не садясь:

– Теперь я хочу поднять тост за моего друга Мухаммеда, сына царя страны Сим-Сим – Гайраха.

В это время Малцаг что-то выкрикнул.

– Ты, юнец, смеешь перебивать меня? – разгневался Тимур. – А ну, переведи, – обратился он к Молле Несарту.

– О Великий Тимур, извини мою оплошность, – коверкая тюркско-монгольский, заговорил Малцаг. – Я хотел лишь пояснить, – его речь уже слегка заплеталась. – Если «Тимур» по-тюркски – «железо», то «Гайрах» по-нахски – «кремень», а этот, Тума, что значит: рожден от связи свободного человека и рабыни.

– Так у нас почти все так рождены, – засмеялся Повелитель.

– То-то и видно, – на нахском процедил Малцаг. Это лишь Молла Несарт услышал.

– Молчи, – зашептал он. Но Тимур этого, видимо, не заметил.

– А что, – спрашивал он у юнца, – у ваших мужчин нет гарема, наложниц? Иль одной обходитесь?

– У горцев один очаг, его хранительница одна – ценана. ^[64]

– Хе-хе, – ухмыльнулся Тимур. – Ты еще юн, да чтобы знал, я тебе расскажу один из Ясов Чингисхана: «Никогда не имей дело с женщиной, которая еще не может родить, и той, которая уже не может родить». Понял?

– Я, Малцаг, из племени бацой ^[65]из Тушетии, и меня учили иным законам.

– Похвально. А что значит твое имя?

– Малцаг ^[66]– солнечный человек.

– Хе-хе, оно и видно – рыжий весь. А этот, – он указал на Тума, – и по обличью наш. Настоящий мужчина, принял истинную веру, дал я ему достойное имя Мухаммед и дарю вот это сокровище, – слуги уже вынесли статую в виде натурального ягненка, всю из чистого золота, а глаза – бриллианты сверкают. – И еще кое-что подарю, – он ему по-свойски моргнул. – Так выпьем же за верного Мухаммеда! – он залпом осушил свой золотой бокал, бросил его в стенку и заорал: – Танцы давай, танцы!

Тотчас появился оркестр: тростниковая флейта, цитра, тамбурин, барабан и ребека. Зазвучал плавный, медленный, чарующий турецкий мотив, под звуки которого будто из-под земли стали появляться нарядные танцоры – это крутящиеся дервиши, которые под все ускоряющийся ритм, запрокинув головы, стали крутиться так, что не только сами, но и многие стали впадать в состояние экстаза, крича при этом: «Нет Бога, кроме Истинного Бога! Нет Властелина, кроме Тимура!»

– О-о-о!!! – истошно завизжал Тимур, бросился в круг танцоров, тут, словно щедрый град, отовсюду посыпались золотые и серебряные монеты, драгоценные камни. – Берите, все берите. Я всегда щедр, – гремел он. – Весь мир мой! Еще золота, больше алмазов! Все на круг, так мы будем жить! Вечно! – А потом он неистово кричал: – Вина! Всем вина! – и уже, по-видимому, в крайней мере исступления дико завизжал: – Женщин сюда, девочек и мальчиков!

Крутящиеся дервиши моментально исчезли, и новый оркестр в сопровождении протяжного хора завел какую-то томящую, сладостно-успокаивающую индийскую мелодию. Под ее плавные звуки из-под полумрака сцены стали выплывать полуобнаженные грации: тут и юные, совсем тростиночки, и более зрелые, словом, на любой вкус.

– Разбирайте, гуляйте, блаженствуйте! – бесновался Тимур.

Он сам криво гарцевал по сцене, пытаясь осчастливить каждую, и вдруг, внезапно остановившись, решительно двинулся в сторону Тамарзо. Музыка мгновенно прекратилась, стало зловеще тихо, напряженно.

– Этот-то еще молокосос, – небрежно махнул Тимур в сторону Малцага, – а ты что сидишь? – обратился он к Тамарзо. – Иль ни одна из моих красавиц тебе не по душе? Хе-хе, так я сегодня добр и особенно щедр. Есть кое-что, что тебя, я надеюсь, удивит и взволнует.

По взмаху его руки вновь полилась музыка, совсем иная, уже торжественная, словно вот-вот на опустевшей сцене появится царица. Так оно и было. Два толстых разодетых евнуха, нежно придерживая за руки, будто сокровище, ввели в центр зала высокую, ослепительно красивую юную девушку: смоляные волосы ниже пояса, под совсем прозрачной легкой вуалью угадываются все прелести ее тела, на высокой белоснежной шее ожерелье камней и под стать ему корона на голове.

В ее бездонных темно-синих глазах полная отрешенность, даже надменность, взгляд в никуда, словно парит.

– Ха-ха! – в восторге хлопнул ладонями Тимур. – Сабук! – крикнул он своего военачальника. – Вот наш эликсир ^[67]жизни! Вот твоя мечта! Хочешь ее? Подарить?

– О-го-го! – будто взбешенный зверь зарычал Сабук, колотя себя в грудь.

– Тамарзо, – вновь Тимур встал над грузином, – а знаешь, как ее зовут?.. Хе-хе, это Шадома, дочь князя Атчароя.

– Дочь Атчароя? – в ужасе расширились глаза Тамарзо, он даже встал.

– Да-да, дочь твоего бывшего предводителя. Ты, наверное, желаешь ее?

– О Властелин! – взмолился Сабук. – Подари на ночь, век служить тебе буду.

– В честь рождения внука – дарю! – вознес Тимур руки к небу. – О-о! Нет, погоди, Сабук. Азнаур Тамарзо, Шадома говорила, что она голубых кавказских кровей. Ты ведь тоже такой. Давай по-мужски. Сразись с этим похотливым вепрем. Да ты не бойся, он только с виду богатырь, а так – труха, старик, в деды тебе годится.

– Терпи, молчи, Тамарзо, – на грузинском завопил Молла Несарт. – Это подвох, а она уже не та дочь Атчароя.

– Что он сказал? – обратился Тимур к переводчику и, не дожидаясь ответа: – Да он шут, а ты, Тамарзо, вольный человек, – и ускоряя процесс: – Сабук, ты готов сразиться за красавицу?

– Э-э-х! – перешагивая через стол, бросился к центру зала военачальник.

– А ты, Тамарзо, гордый сын Кавказа, готов отстоять честь юной горянки?

В начавшейся суматохе Молла Несарт уже был рядом с земляками.

– Тамарзо, сын мой, – умолял он, – не поддавайся на подстрекательство. Этот варвар все подстроил.

– Не волнуйся, отец, – внешне спокоен Тамарзо. – Я этого ожидал. Потому мало пил. Силы есть, я трезв, уж с этим чурбаном как-нибудь справлюсь.

– Берегись, что-то здесь не то, что-то не так, – почти плакал Несарт.

Все повалили на улицу.

– Драться на конях, оружие – любое, – ставил условие Повелитель. – Кто на коленях попросит пощады – останется в живых.

Для освещения зрелища повсюду огни факелов. Дует ночной ветер, идет мокрый снег, под ногами слякоть. В дальней стороне снаряжают Сабука, там много людей. Около Тамарзо лишь несчастные Малцаг и Молла Несарт, оба в слезах.

– Что вы меня оплакиваете? – крепится Тамарзо и, видя, что они совсем упали духом: – Малцаг, утри и больше никогда в жизни не показывай врагу наши слезы. Если что, – он не закончил.

– Отомщу, – процедил Малцаг.

– Наконец подвели коня Тамарзо. Тут же, уже верхом, появился Тимур.

– Славный у тебя жеребец, – любезен он. – Девочку заберешь, коня мне уступишь? – и, не ожидая ответа: – Ты его не убивай, так, вываляй в грязи малость. Хе-хе, потешимся немного, и опять гулять!

– Тамарзо, брат, – словно нож в сердце, страдающе прошептал Малцаг на нахском. – С конем что-то не то, смотри, пена у рта.

– Родной конь – полпобеды. Отойдите все. Начинайте, – дал Повелитель команду.

Свесив наперед копья, всадники ринулись навстречу друг другу и уже должны были сойтись в центре, как вдруг конь Тамарзо споткнулся, захрипел, как-то странно дернул головой, рухнул кувырком. Тамарзо изловчился, вскочил. Потеряв при падении не только легкий щит, но и копье, он уже доставал меч, но удар копья противника все же опрокинул его. Он вновь попытался встать, но не успел отразить новый удар. Пытаясь подняться, Тамарзо уперся головой в землю, да так и застыл.

– Тамарзо, брат! – душераздирающий крик Малцага, он рванулся вперед, его схватили, скрутили.

Никто не двинулся с места, лишь Тимур поскакал к центру поляны, спешился.

– Хм, а говорили, голубая кровь, – он ткнул ногой изрубленное предплечье, откуда в такт сердцу бил фонтан. Тамарзо распластался на грязном снегу, запрокинув голову. – Ну, что? – склонился над ним Повелитель, – без руки поживешь, азнаур? – и, видя, как изо рта пошла кровь, сделал привычный знак Сабуку.

* * *

Еще двое суток продолжался этот пир – дикая оргия. Тимур занемог, но некогда – под его пятой империя, масса дел, с чего начать – не знает. Как спасение, требует в первую очередь зачитать письмо Саида Бараки из Самарканда. И будто знал духовный наставник, следующее написал:

«Знай, о Великий Эмир, что бренная жизнь и то, что накоплено людьми в миру из порочного ради наслаждения и удовольствия и будет предъявлено им на том свете, как это бывает с человеком, который переел жирной и сладкой пищи до такой степени, что его пищеварение расстроилось, и заболел желудок. Потом он осознал всю глубину своего позора по боли в желудке и неприятному запаху, исходящему из него, а также по большому количеству испражнений, и раскаялся после того, как прошло наслаждение, и остался один лишь стыд. Чем больше человек наслаждается земной жизнью, тем мучительнее будет его кончина. И этим же он будет наказан во время отнятия его души и выхода ее из тела, потому что каждый, у кого было много богатства – золота, серебра, рабов, рабынь – его мучения во время ухода души будут тяжелее, чем у того, кто не имел ничего, кроме малого. И воистину то, что мучение и наказание не проходят после смерти, а, наоборот, увеличиваются, потому что привязанность людей к земной жизни – свойство сердца, а сердце само по себе не умирает».

– О-о! – лежа на диване, стонал Тимур.

У него болит сердце, нестерпимо ноет все тело. Он кается, его мучает стыд. Пора бы самому задуматься о душе, пора грехи замаливать, да некогда. Надо решать государственные дела, а он не в состоянии думать. Но такое с Повелителем не в первый раз.